Жулики, добро пожаловать в Париж! (сборник)

Анатолий Гладилин

Жулики, добро пожаловать в Париж! (сборник)

Жулики, добро пожаловать в Париж!

Авторское предисловие

Моя новая книга состоит из двух частей. Первая – «Жулики, добро пожаловать во Францию», вторая – «Прекрасная Франция или почти». Сначала хочу рассказать подробнее о первой части. «Жулики, добро пожаловать в Париж» – это социологическое исследование, которое я старался писать в легком, очерково-ироническом стиле, впрочем, наверно, иногда срывался и переходил на памфлет. Осенью 2004 года очень сокращенный вариант этой книги печатался из номера в номер в воскресном приложении к «Российской газете» – «Неделя». Через год, когда запылали парижские пригороды, мне позвонили в Париж из «Российской газеты» и сказали: «Анатолий Тихонович, мы не хотим вас поздравлять, но, к сожалению, все, что вы предсказывали в своей книге, свершилось». По просьбе «Российской газеты» я дал большое интервью их сотруднику Александру Сабову, в котором проанализировал все, что происходило в ноябре 2005 года во Франции. Это интервью, ко всему прочему, имеет любопытный подтекст. Дело в том, что мы с Александром Сабовым долгое время жили в одном городе, но не общались, вернее, никак не могли общаться, ибо он был советским корреспондентом в Париже, а я работал в парижском бюро радио «Свобода». Сабов на страницах советской печати разоблачал «загнивающий Запад», а я сквозь вой глушилок рассказывал о положительных аспектах западной демократии. То есть, грубо говоря, мы были идейными врагами. И вот тот факт, что сейчас наша оценка французских событий совпала (или почти), показатель того, что мы старались смотреть объективно.

Однако я не считаю свое мнение как приговор последней судебной инстанции, то есть абсолютно непогрешимым. Возможно, какие-то вещи непостижимы для моего слабого ума. Для примера – недавний эпизод из парижской уголовной хроники. В один из парижских банков прибыл охранник, чтобы вложить в банкомат деньги. Деньги во Франции давно перевозятся в бронированных фургонах, и охранники вооружены, ибо нападение на фургоны и убийства охранников, если они посмеют сопротивляться, – любимое развлечение французских преступников. Итак, войдя в помещение и закрыв, согласно инструкции, все двери, охранник открыл сумку с деньгами и стал заряжать банкомат. Тут буквально на голову охраннику свалился гангстер, оглушил его, схватил сумку с деньгами и собирался драпануть. Заметим, что ограбление банка было хорошо подготовлено, ведь гангстер каким-то образом пробрался в нишу над потолком, то есть он досконально знал все банковские секреты. Но охранник оказался крепким парнем, очухался и вцепился в сумку с деньгами. Завязалась драка. В какой-то момент, почувствовав, что гангстер берет верх, охранник выхватил табельное оружие и выстрелил. Гангстер был убит наповал.

На мой взгляд, начальство должно было каким-то образом отблагодарить охранника – может, предоставить ему внеочередной отпуск или вручить какую-нибудь премию: ведь он проявил завидное мужество, честно выполнил свой служебный долг и не дал украсть народные деньги. Возможно, начальство так и собиралось сделать, но явившаяся на подмогу полиция… арестовала охранника, увезла его в участок, а судья завел на него уголовное дело. Выяснилось, уважаемые дамы и господа, что гангстер был вооружен только молотком (которым бил охранника) и слезоточивой бомбой, а пистолета у гангстера не было. То есть у гангстера не было адекватного оружия. Раз так, то, согласно закону, охранник не имел права стрелять. Вопрос: как мог знать охранник, есть у гангстера пистолет или нет? Вопрос этот будет обсуждаться во время судебного заседания, и если хороший адвокат докажет… А пока охранника уволили (правда, из тюрьмы выпустили по подписке о невыезде) и он сидит дома на пособии по безработице и ждет судебного разбирательства. Закон есть закон.

Признаюсь, я не понимаю такого закона. По моему разумению, такой закон гарантирует гангстерам полную безнаказанность – дескать, господа преступники, спокойно грабьте банки, воруйте деньги – вы ничем не рискуете. Тем не менее в свободной демократической Франции, которая гордится тем, что защищает права человека, такой закон существует, и никто не собирается его отменять. Перед сей юридической загадкой я беспомощно развожу руками.

…Видите, даже в предисловии, которое должно быть академически бесстрастным, меня потянуло в полемику. Ладно, успокоимся и перейдем ко второй части. Вторая часть называется «Прекрасная Франция или почти» («La Belle France ou Presque»). Я живу во Франции уже 30 лет, и написал о ней несколько книг и наверно полтысячи статей. Эти статьи передавались по радиоголосам на Советский Союз, публиковались в Америке, в русскоязычных газетах, но во Франции не переводились. Думаю, дело в том, что даже в тех статьях, где я восхищался какими-то аспектами французской действительности, я все равно, мягко говоря, полемизировал с товарищами французами. А товарищи французы мне многократно объясняли, что, дескать, нас, французов, называют «нацией недовольных» и мы сами постоянно критикуем наши порядки, наше правительство, наших законодателей, наших политиков, полицию, армию, телевидение, радио и т. д. Но когда мы слышим ту же самую критику от иностранцев – мы жутко обижаемся. Так вот, для второй части книги я отбирал статья, где меньше всего полемики (поверьте мне, это было трудно!), а идет просто рассказ о французском быте или каких-то достопримечательных местах. Названия статей говорят сами за себя: «Скромное очарование маленькой Бретани», «Ритуал летних каникул», «Миф Довиля», «Люди первых этажей», «Елисейский дворец», «Французская глубинка», «Какие девочки в Париже!» и так далее. Статьи были написаны в разное время, но я не хочу их осовременивать (скажем, пересчитывать франки на евро), ибо они, как мозаика, создают общую картину Франции.

В 1995 году «Московские новости» предложили мне писать для них «Письма из Парижа», я в течение трех лет, до дефолта, ежемесячно посылал им статьи, в которые иногда вставлял куски из ранее написанного. И совершенно неожиданно выяснилось, что в ЮНЕСКО, где существуют курсы русского языка для сотрудников, преподаватели читают своим ученикам мои письма из Парижа. И наконец, в августе 1997 года элитарный французский журнал «Международный курьер» («Courrier International») опубликовал три лучших, по их мнению, статьи о Франции: из «Вашингтон пост», «Нью-Йорк Таймс» и мой фельетон «Беды Франции» из «Московских новостей». Когда я узнал про это, то позвонил в Москву, тогдашнему главному редактору газеты Виктору Лошаку, и спросил, знает ли он о публикациях в «Международном курьере». «Не только знаю, – ответил Лошак, – до сих пор опомниться не могу. Первый раз „Московские новости“ в такой компании».

Часть I

Жулики, добро пожаловать в Париж!

Известно, что люди во все века, с младенческих лет развития человечества, делились на две категории: на тех, кто работал, и на тех, кто это заработанное воровал или отнимал насильственным путем. Я вынужден совершить краткий экскурс в историю, ибо боюсь, что ворюги, убийцы и бандиты на меня обидятся за то, что я их называю преступниками. А как их назвать по-другому, я не знаю. Однако спешу успокоить: в числе знаменитых грабителей и убийц мы найдем имена прославленных царей, императоров, полководцев, например Александра Великого, Юлия Цезаря, Чингисхана, Наполеона Бонапарта, ибо что собой представляли наступательные войны, как не попытку ограбить соседние народы? Более того, случалось, что пираты, конкистадоры и разного рода разбойники-авантюристы часто совершали благие дела. Хрестоматийный пример – Колумб: плыл, чтоб урвать жирный кусок с Индии, а открыл Америку. Разбойничий призыв Ленина, обращенный к русскому крестьянству: «Грабь награбленное!», помог большевикам совершить Октябрьский переворот, и потом, в течение 70 лет, западные интеллектуалы и прогрессивное мировое общественное мнение молилось на великий Советский Союз. Поэтому еще раз говорю, чтоб на меня не обижались: профессия грабителей и воров – древнейшая и уважаемая.

Но с давних времен люди пытались установить между собой какие-то мирные договорные отношения. Крестьяне и ремесленники сами приглашали лихих злодеев, добровольно платили им дань, с условием, чтоб те защищали их от военных набегов соседей.

Иногда злодеи выполняли условия, и, на удивление всем, превращались в мудрых князей и королей. Иногда наоборот, злодеи, придя к власти, зверствовали хуже, чем какие-нибудь варвары или вандалы. Короче, обо всем этом написано в пухлых учебниках истории.

В конце концов, во многих цивилизованных странах восторжествовал демократический порядок, согласно которому народ сам выбирает правителей на определенный срок, а правители обязуются следить за безопасностью границ и за тем, чтоб внутри страны трудящихся как можно меньше обижали, то есть не обкладывали зверскими налогами, не грабили, не убивали, чтоб действовала система социальной защиты, система просвещения, здравоохранения и профессионального образования. Если же политики не выполняют своих обещаний или уж слишком беззастенчиво залезают в карман налогоплательщиков, то их правителей просто прокатывают на следующих выборах.

Франция по праву считалась образцовой демократической страной. А когда в 1981 году впервые в истории Пятой республики на президентских выборах победил социалист Миттеран, в Париже было воистину всенародное ликование. Социалисты правили Францией с короткими перерывами почти 20 лет. На президентских и парламентских выборах в 2002 году они потерпели сокрушительное поражение. Причем в первом туре президентских выборов социалисты уступили второе место профашистскому Национальному фронту Ле Пена, что вызвало переполох во всей Европе. Вопрос: почему социалистов прогнали в шею? Может, прикрываясь добрыми социалистическими лозунгами, к власти во Франции пробрались злодеи и преступники? Отвечу сразу: лидеры французских социалистов – достойные, честные люди и их политические взгляды заслуживают всяческого уважения. Даже с экономическими проблемами (обычно слабое место всех левых партий) французские социалисты справились совсем неплохо. Основную причину поражения социалистов политологи видят в том, что, увлекшись защитой прав человека во всем мире, социалисты забыли о безопасности простых французов. Злые языки утверждают, что за 20 лет правления социалистов Франция превратилась в рай для преступников. Я бы не был так категоричен и не упрекал бы только социалистов. Я бы сказал так: Франция превратилась в профсоюзный дом отдыха для воров, бандитов и хулиганов. Причем если соблюдать определенные правила, то во Франции можно грабить, убивать, воровать, хулиганить безнаказанно.

Поэтому было бы хорошим тоном, проявлением элементарной порядочности, вывесить на автострадах, пересекающих французскую границу, такие транспаранты: «Жулики всех мастей, добро пожаловать во Францию!»

И не надо обвинять меня в том, что я хочу лишить французскую казну доходов от иностранного туризма. Ни один бы автобус с голландскими, немецкими, испанскими и т. д. номерами не повернул бы обратно. Но туристы были бы вежливо предупреждены о том, что их ожидает, или бы сочли все это за французский юмор, с которым рано или поздно им придется познакомиться.

Туристские агентства во всем мире давно уже предупреждали своих клиентов: дескать, в Париже крепче держитесь за карман (за свой, разумеется). Однако французы делали вид, что их это не касается, или отвечали в печати и по радио такого рода шуточками: мол, злопыхатели и завистники рассказывают о Франции такие страшные истории, что японки уже в Токийском аэропорту, садясь в самолет компании «Эр Франс», крепко прижимают к груди сумочку. В то же время французские газеты все время твердили о росте преступности в стране. Более того, постепенно рост преступности становился модной темой. Но преступность росла где-то там, далеко, в «горячих пригородах». А Париж – другое дело. В Париж приезжает туристов больше, чем в любой другой город мира, и говорить о преступности в Париже – политически некорректно. Наконец, когда скрывать очевидное уже не было никакой возможности, государственное телевидение (вторая программа) в дневных новостях сообщила, что, мол, «есть такое мнение про Париж». Я как раз смотрел эту программу и хорошо помню, как диктор препакостнейше улыбнулся и после крошечной паузы добавил: «…у иностранцев». И поспешил успокоить публику – дескать, иностранцы – дураки (слово «дураки» не было произнесено, но подразумевалось), не понимают, что, когда увеличивается поток туристов, в том же процентном отношении увеличивается сопутствующая ему преступность. Закон математики, только и всего. Тем не менее, продолжил диктор, для поддержания порядка парижская префектура решила высылать специальные патрули в места скопления туристов – то есть к Эйфелевой башне, к Центру Помпиду, на Трокадеро и т. д. Крупным планом показали такой патруль. Трое молодцеватых, крепких полицейских выглядели внушительно. Я подумал, что в данном случае диктор прав: этих ребят никто обижать не будет.

Теперь попробуйте провести эксперимент. Впрочем, не беспокойтесь: с вами его проведут, не спрашивая вашего согласия, – вырвут сумочку или – вы схватились за карман, а кошелька нету.

На ваше счастье, вы замечаете полицейских и бросаетесь к ним, сбивчиво объясняя, что, дескать, вас только что ограбили. Кто? – спрашивает полицейский. Кто? Вы не знаете. Тот, кто вырвал у вас сумочку, убежал вон по той улице или скрылся в толпе, а тот, кто тихонько вытащил у вас кошелек или срезал сумочку, почему-то не оставил своей визитной карточки. Тем не менее вы надеетесь, что полицейские кинутся искать воров. Напрасно надеетесь. Патрульные полицейские воров не ищут, их задача патрулировать. Зато вам вежливо объяснят, как добраться до ближайшего полицейского участка. В участке вы проведете полдня, там большая очередь потерпевших. Настанет ваш черед, вас выслушают, по всем правилам составят жалобу и пожелают приятного времяпрепровождения в Париже. А как же ваш кошелек? Вернее, что вам делать без кошелька, без денег, без кредитных карточек, без паспорта, который был в вашей сумочке? Посоветуют обратиться в консульство своей страны.

Все. С кошельком, паспортом, деньгами, кредитными карточками можете распрощаться. Парижская полиция их искать не будет. Парижская полиция такими глупостями не занимается.

Между прочим, французские полицейские поступают так не потому, что они плохие или равнодушные к чужому горю люди. Просто им хорошо известно, что ваш кошелек или сумочка уже в другом районе города. Сумочки и кошельки еще никто не находил. Правда, можно с большим трудом поймать воров. Только зачем ловить, когда их, воров, или отобьет разъяренная толпа, или их, воров, если и приведут в участок, то все равно через несколько часов отпустят на все четыре стороны.

Французский юмор? Да нет, полицейские привыкли к тому, что банды ворюг, орудующие в Париже, скрупулезно соблюдают правила игры.

Внимание профессионалов! Правила такие.

Первое – половина вашей банды должна состоять из негров и арабов.

Необходимый комментарий. Я не расист, более того, сам эмигрант, и полагаю, что все люди, скажем так, осторожно, не французского происхождения честно работают на заводах и фабриках страны или играют за сборную Франции по футболу и никогда ни в чем таком не были замешаны. Но если судить по некоторым редким статьям во французской прессе (явно расистским!), то, сильно постаравшись, можно найти среди негров и арабов во Франции некоторые уголовные элементы. А постараться, господа профессионалы, надо. Ну, представьте себе, что приедет в Париж группа братков из подмосковных Люберец – крутых, широкоплечих, со стрижеными затылками, и начнут шуровать по улицам. Ну, изобьют они с десяток хилых французских полицейских, однако, в конце концов, братков обязательно загребут, тут французская полиция проявит удивительную прыть. А почему? Потому что не соблюдено правило игры. Другое дело, если среди братков окажутся черные и арабы. Тогда, если полиция попытается их задержать на месте преступления, надо истошно вопить, показывая пальцами на полицейских:

– Расисты, расисты!

Разномастная толпа парижан незамедлительно придет на помощь, дружно навалится на полицейских, и уж тогда задача полицейских – самим унести ноги подобру-поздорову.

Второе – воровать должны дети.

Необходимый комментарий. По французскому либеральному законодательству, дети до 13 лет вообще неподсудны. Если на парижской улице двухметровый громила вырывает у вас сумочку и пинает ногой в живот, причем среди бела дня, то он делает это не потому, что такой смелый, а потому, что знает – он ничем не рискует, ему 17 с половиной лет и в худшем случае, после сотого привода в полицейский участок, ему дадут три месяца условно. В газетах такого громилу будут ласково именовать «ребенок». Полная уголовная ответственность во Франции начинается с восемнадцатилетнего возраста. В марте 2002 года в газетах проскользнуло сообщение, что в Нантерре арестован восемнадцатилетний юноша, который терроризировал этот парижский пригород в течение трех лет. Он вырывал у пожилых людей сумки и кошельки, а если старушка упорствовала, то он ее избивал. Полиции были прекрасно известны его подвиги, но она перестала его арестовывать – какой смысл? Приведут «ребеночка» в участок, и в тот же день, после душеспасительной беседы, судья выпускает его на свободу. И вот только в марте, когда милый мальчик достиг совершеннолетия, его арестовали, начали расследование и выяснили, что на совести у шалуна более 500 (!!!) ограблений и избиений. Он их совершал от четырех до семи в день. Думаю, что такая регулярность и работоспособность даже взрослому матерому преступнику не по силам.

Тем не менее повторяю: надежнее и безопаснее воровать с помощью детей, не достигших 13-летнего возраста.

…На вечерней парижской улице я вижу, как потрошат салон роскошного «мерседеса». На шухере стоит черный качок с мрачным выражением лица, рядом интеллигентный негр с седыми висками, который ласково улыбается редким прохожим. А в салоне шурует восьмилетний шоколадный мальчишка, рожица такая симпатичная – ну прямо с рекламы детских продуктов. Вот вам пример профессионализма с хорошим французским юмором, а главное, со стопроцентной гарантией безопасности. Ведь если прибежит хозяин «мерседеса», то получит по роже от качка. Редкие прохожие, оценив обстановку, ответят улыбкой седовласому интеллигенту. Ну а если вдруг появится полиция, то ей придется иметь дело лишь с восьмилетним мальчиком. А что поимеешь с восьмилетнего ребенка? Он заметил, что дверь машины открыта и забрался в нее поиграть. Все? Все. Своего адреса, естественно, ребенок не помнит, но может добраться домой сам. И полицейский, вздохнув, угощает ребенка конфетой и говорит, чтоб тот, возвращаясь домой, переходил улицу только на зеленый светофор.

Цыгане давно раскусили особенности французского законодательства. Если на вас накатывается миниатюрный цыганский табор, то в нем роли распределены заранее. Цыганки предлагают погадать и тем самым отвлекают внимание. А ваши карманы или сумочки чистят цыганята.

Необходимый комментарий. Все, что я сказал про цыган, политически некорректно. Цыган во Франции уважительно называют «путешествующими людьми». Путешествуют «путешествующие люди» не на заморенных лошаденках, а на комфортабельных машинах с прицепами, а начальник табора (или как он у них называется – директор производства?) обязательно на «роллс-ройсе». Никто не спрашивает, откуда у них деньги, это политически некорректно, хотя известно, что цыгане не работают, правда, жители деревень или маленьких городков, возле которых останавливается табор путешествующих людей, подымают истошный вопль, мэрии энергично протестуют, ибо в округе начинается повальное воровство. Однако французская пресса если как-то откликается, то объясняет это расизмом и отсталостью местного населения.

И все же классический урок, как надо воро… простите, политически некорректно… как надо работать во Франции, был дан не какими-то вольными цыганами или парижскими мелкими уголовниками, нет, классический урок был дан выходцами из стран бывшего социалистического Восточного блока, где люди привыкли к строгой организации. Летом 2001 года в Париже высадился десант румынских детей, в возрасте от восьми до 12 лет. Юные карманники прошли отличную подготовку где-то в районе Плоешти и показали в Париже высокое мастерство. Полицейские считают, что чуткие пальцы детей на ощупь определяют, какого достоинства купюра в кошельке у клиента. А клиентами, как правило, являются японские и американские туристы: японцы – потому что носят при себе много наличности, американцы – потому что на черном рынке высоко котируются американские паспорта.

В плотной праздничной толпе на эспланаде Трокадеро маленьких румын не видно и не слышно. Они вообще друг с другом не разговаривают. Они застыли у стенки, панорама Парижа им по фигу, и оживают они лишь тогда, когда прибывает очередной автобус с японцами. Техника отвлекающих маневров доведена до совершенства. В журнале «Пари-Матч», который посвятил «румынской» проблеме интересный репортаж, есть потрясающие фотоснимки, своего рода стоп-кадры: вор расстегивает сумочку, вор запускает туда руку, вор вынимает кошелек, передает его напарнику (напарнице), далее кошелек передается третьему лицу, которое тут же исчезает. И все в считаные секунды. Ариведерчи, Рома! Естественно, возникает вопрос: если штатский фоторепортер смог не только различить воров в толпе, но даже зафиксировать их лица на пленку, то почему натренированные полицейские в упор этого не видят?

Тонкий французский юмор, непонятный тупым иностранным туристам?

Дело в том, что ни одного взрослого румына в окрестностях Трокадеро бдительная полиция не обнаружила. На Трокадеро орудуют только дети. По оценке экспертов, каждый такой маленький ворюга в день добывал до 25 тысяч франков (примерно 4 тысячи долларов). Но никто не видел, чтоб дети покупали себе хоть что-то съестное или чтобы их кто-то кормил. Если детей ловят (уж как нерасторопна французская полиция, но если постарается, то может), встает вопрос: что с ними дальше делать? Дети молчат, как красные партизаны на допросе. Дети делают вид, что по-французски ни бум-бум (а может, и действительно так). Детей до 13 лет во Франции наказывать нельзя, можно наказывать их родителей. Но где родители? Даже если удается проследить маршрут детей от «места работы» до дома (где-то в восточных пригородах Парижа) и вломиться в квартиру, то взрослые разыгрывают спектакль: дескать, с детьми абсолютно незнакомы, – а дети объясняют знаками, что ошиблись адресом. Дотошный полицейский может затребовать документы. Если у взрослых какие-то нелады с документами, взрослых и детей удается выслать из Франции. Однако через две недели те же дети опять появляются на Трокадеро или около Эйфелевой башни, а при очередном приводе в полицию называют себя другими именами.

Проблему маленьких румын живо обсуждали французские СМИ. На Западе СМИ называют «четвертой властью».

Необходимое разъяснение для русского читателя. Четвертая власть на Западе – это не литературный образ, это действительно так. И не потому, что журналисты шибко умные – хотя и не без этого, – а потому, что они четко улавливают, куда склоняется общественное мнение. Настоящая же власть умело подбрасывает СМИ нужные ей факты и идейки и таким образом участвует в формировании общественного мнения. Если подбрасывает неумело – получается себе во вред. Такой вот сложный симбиоз.

Что же в конце концов решила четвертая власть? Конечно, в прессе не все так категорично, конечно, с нюансами, но если делать короткое резюме, то вот оно.

Все деньги, украденные детьми, уходят в карманы румынской мафии. Румынская мафия, пользуясь нищетою в стране, легко покупает детей у их родителей. В Румынии в отдельных районах – строительный бум, воздвигаются кирпичные виллы для мафиози, но никто из детей, уехавших во Францию, не вернулся и никто не пересылал своей семье денег. Румынская мафия жестоко выдрессировала и запугала своих юных питомцев. Румынской мафии чужды сантименты, поэтому парижская полиция резонно полагает, что если начать вылавливать маленьких ворюг, то в ответ румынская мафия будет их сурово наказывать за «плохую работу». То есть топить для острастки в Сене, как котят, или – гуманный румынский вариант – заставлять их проституировать на парижских улицах. Значит…

Выводы напрашиваются сами.

Любопытно, что во всех этих дебатах, посвященных жертвам социальной несправедливости в Румынии, практически никто ни словом не упомянул о несчастных иностранных туристах, ограбленных в Париже, ибо это политически некорректно. Действительно, какие они несчастные, раз у них нашлись деньги путешествовать во Францию? Правда, однажды (сам это видел) по телевидению показали плачущего старика из Нью-Йорка, который бормотал, что у него украли все, и он копил на поездку в Париж несколько лет, и вот как Париж его встретил, и больше никогда он в Париж не приедет.

Ведущий телепрограммы смотрел на американца с явным отвращением. Ну не понимает старый дурень французского юмора!

Уважаемые господа преступники! Вы же, конечно, не опуститесь до мелкого воровства, вам же нужны добыча покрупнее. В этом смысле Франция предоставляет широкий выбор. Из Франции можно угонять дорогие автомобили и затем продавать их где-нибудь в Африке, на Ближнем Востоке или в России и Украине. Профессионалы большого полета перехватывают на автострадах грузовики, которые везут прямо с завода дорогую электро– и электронную аппаратуру. Хорошим тоном считается грабить банки, обменные пункты валют и ювелирные магазины. Однако разумные и многоопытные воры предпочитают этим лихим удовольствиям тихие квартирные кражи. Бесспорно, когда берешь банк или ювелирный магазин, то сразу получаешь крупный навар. Но все же эти мероприятия связаны с некоторым риском. А домушник работает в полной безопасности. Надо только обладать терпением и собирать нужную информацию.

Естественно, квартирные кражи – это вопрос везения. Вы входите в роскошную виллу, трудитесь там целую ночь до седьмого пота и ничего там не находите. Ну разве что женское белье, какую-то фарфоровую посуду и две-три картины, ценность которых вы себе не представляете. Короче, потерянный рабочий день (вернее, ночь). Но ведь бывает наоборот: в старом парижском доме, в квартире пенсионерки, которую увезли накануне в больницу, вы обнаруживаете в ящике для постельного белья такую сумму наличных денег, которая не всегда и в банке бывает. Повторяю, чистка квартир – вопрос везения. Но курочка тоже по зернышку клюет. И потом, в любом случае, это выгоднее, чем держать деньги в сберегательной кассе.

Почему домушник ничем не рискует? Потому что полиция квартирных воров не ловит из принципа, ссылаясь на то, что: 1) у полиции нет средств, 2) нет профессиональных сыщиков, 3) квартирных воров во Франции больше, чем полицейских.

Разумеется, официально вам никто этого не скажет. Такие вещи говорят неофициально, в беседе с журналистами, те потом публикуют беседы без указания имен, и в конце концов создается мнение. Это мнение чем-то выгодно полиции и с пониманием встречается общественностью. Почему? Потому что во Франции нет такой категории трудящихся, которая не требовала бы увеличения зарплаты, дополнительного финансирования для технического оборудования и расширения штата.

Я не знаю официальную статистику, но у меня своя статистика. Всех моих знакомых во Франции (а их не так мало) хоть раз, да грабили. Точнее, грабили их квартиры или дома. И никогда полиция не находила воров или украденного добра.

У одной моей знакомой квартиру вскрыли среди бела дня, когда она, знакомая, была на работе. Вернувшись, знакомая обнаружила взломанную дверь, отсутствие компьютера, золотых украшений и… известковые следы на паркете, которые вели прямо в соседнюю квартиру, где иностранные рабочие уже две недели делали ремонт. Любой бы юный пионер догадался, кто вскрыл квартиру. Полагаю, что даже французский полицейский схватил бы домушников за руку. Для этого надо было лишь явиться на место преступления. Но полиция не явилась. Ни в тот вечер, ни на следующий день, ни через неделю.

Через шесть месяцев, как и положено по закону, женщина получила официальное сообщение из префектуры, что расследование по ее жалобе закрыто.

Вопрос: зачем тогда полиция принимает жалобы, которые не собирается расследовать? Ведь это же верх цинизма.

Вопрос некорректен. В демократическом государстве полиция обязана принимать жалобы от трудящихся. Более того, французская полиция охотно заполняет все нужные бумаги. Эти бумаги, вернее, их копии необходимы для страховки. Считается, что умный француз заботливо хранит чек на каждую купленную в магазине дорогую вещь. При наличии чека и зафиксированной жалобы в полицию страховка возмещает (частично) стоимость украденного. Так что это дело обычное, житейское. Если же француз выбросил чеки или не застраховал квартиру от воровства, значит, у него не было ничего ценного. Зачем же полиции возиться с мелочовкой? Я не осмелюсь утверждать, что есть какая-то связь между полицией, страховыми компаниями и мастерскими, которые изготавливают бронированные двери и сложные замки. Знаю только, что число таких мастерских во Франции быстро растет, то есть открываются новые рабочие места. А для любого французского правительства, правого или левого, борьба за сокращение безработицы имеет первостепенное политическое значение.

Теперь перейдем к более увлекательным занятиям: угону автомобилей, грабежу банков и ювелирных магазинов.

Стоп, меня прерывают. На блатной фене мне объясняют – перевожу на нормативную лексику, – что я пудрю мозги серьезным людям и вешаю им лапшу на уши, когда талдычу, что брать квартиры – занятие абсолютно безопасное. Ладно, они согласны, что полиция вместо того, чтоб стоять на стреме, чешет себе… (не нахожу литературного слова для перевода). Но хозяин квартиры, он что – чурка, он что, чокнутый – отдавать свое добро? А если он вооружен? В Америке, мы слышали, в каждом доме оружие. А что, во Франции его нету? Если откроем дверь и получим пулю в живот? Мне придется ответить за свои слова.

М-да, обстоятельные мне попались читатели, с большим опытом. Придется вернуться к теме и объяснить подробнее. Во Франции действительно большое количество оружия, и на черном рынке можно купить все что угодно: от пистолетов всех видов до автомата Калашникова и гранатомета (насчет БТР я не уверен). Преступники все это и покупают, ибо для них семь бед – один ответ. Честному французу покупка оружия на черном рынке грозит большими неприятностями, а в магазине ему теперь даже не продадут духовое ружье. Раньше француз мог держать дома огнестрельное оружие, теперь он обязан или зарегистрировать его, или сдать в полицию. Зарегистрировать оружие, то есть держать его дома на законных основаниях, имеет право лишь небольшая категория французов. Причем необходимо предъявить массу бумаг, доказывающих вашу причастность к этим категориям. Если полиция найдет в вашем доме оружие (незарегистрированное), она его конфискует, а вам придется платить солидный штраф. Ну а если вы примените оружие, вам будет совсем худо.

…Я помню времена, когда французы еще пытались отстреливаться от квартирных воров, а владельцы магазинчиков – от грабителей. Кончалось это всегда плохо. Если пуля случайно задевала грабителя или домушника, то уличная банда хулиганов тут же разносила в пух и прах вашу лавчонку, забрасывала камнями, поджигала ваш дом. В прессе появлялись негодующие статьи: дескать, как это так, без суда и следствия стрелять в человека? Французский закон не допускает самозащиты, защищать граждан должна полиция. Незадачливого воришку оставляют на свободе до судебного разбирательства. Незадачливого стрелка тут же арестовывают и сажают в тюрьму. Сидеть ему придется долго. Намотают срок: а) за незаконное хранение оружия, б) за его использование.

Поэтому повторяю, господа преступники! Можете спокойно грабить лавки и обирать квартиры. Только редкий сумасшедший, которому жизнь недорога, который готов до конца своих дней просидеть в тюрьме, может оказать вам вооруженное сопротивление. Кстати, полиция официально рекомендует и лавочникам, и домовладельцам в подобных ситуациях вести себя тихо и не провоцировать преступников на насильственные действия. Потом потерпевшие могут со спокойной совестью подавать жалобу в полицию. Что будет с этой жалобой – я уже рассказывал на предыдущей странице. Зато никто не сможет пожаловаться, что во Франции не соблюдаются права человека. В человека нельзя стрелять. Жизнь человека священна.

Необходимое уточнение. Некоторые несознательные граждане, тем не менее, оказывают преступникам пассивное сопротивление, т. е. не говорят сразу, где у них спрятаны сбережения. Преступники вынуждены избивать упрямцев. Избиение не так страшно – потом граждан подлечат в госпитале за счет социального страхования (у кого оно есть). Случаи избиения не учитываются криминальной статистикой, так что пусть избивают на здоровье. Прискорбнее будет, если упрямца убьют. Дело об убийстве очень трудно закрыть, пока не поймают преступников (а попробуй их поймай!). То есть тем самым ухудшается криминальная статистика, что осложняет жизнь правительства. Видимо, чтоб улучшить статистику, в последний год правления социалиста Лионеля Жоспена министерство внутренних дел выступило с любопытной инициативой. Полицейские чины обходили ювелирные магазины и инструктировали хозяев и служащих, как надо вести себя при налете грабителей. Дело в том, что ювелиры – это последняя категория французских торговцев, которым разрешено иметь в своем магазине оружие. Так вот, полицейские учили продавцов не как обращаться с оружием, а как самим моментально прятаться в безопасные помещения и покрепче закрывать за собой двери. В результате начало 2002 года ознаменовалось рекордным для Франции количеством ограблений ювелирных магазинов. Милая деталь: были ограблены знаменитые в Париже магазины на Вандомской площади, на которой, между прочим, расположено… министерство юстиции.

Свежая информация. В тот день, когда я пишу эти строки, по радио передали сообщение, что в Париже открылся экстренный съезд ювелиров. Ювелиры в панике. Из-за бандитских налетов? Да нет такого ювелира во Франции, который не был бы ограблен, так что к этому привыкли. Но раньше все убытки возмещала страховка, а теперь страховые компании объявили, что отказываются продлевать договора. Если такое произойдет, то все французские ювелиры на двери своих пустых магазинов повесят большие амбарные замки, а сами запишутся на пособие по безработице.

Уважаемые господа преступники! Просьба поторопиться, ибо боюсь, что мои советы, как грабить ювелирные магазины, окажутся никому не нужными, за неимением таковых.

Теперь перейдем к угону автомобилей. Машин во Франции огромное количество, особенно в больших городах. Для угонщиков автомашин это хорошо и плохо. С одной стороны, бери – не хочу любую, с другой стороны, – возьмешь, и дальше что? Угнал машину, проехал метров двадцать и застрял в пробке. Владельцам машин некуда деваться, им жалко своего имущества, они и сидят, бедные, вцепившись в руль, жарятся на солнце. А грабителям надо иметь железные нервы, чтобы выдержать эту муку адскую. Многие не выдерживают, загоняют драндулет на тротуар и, свободно вздохнув, идут пешком. Поэтому раньше угоняли машины лишь хулиганы из «горячих» пригородов, причем, как правило, в ночь на пятницу или субботу, чтобы погонять вдоволь по пустынным улицам (это называлось – устроить родео), а к утру машину где-нибудь бросали. Или угоняли машины уголовники-профессионалы, перед тем как идти «на дело». Все так называемые «дела» уважающие себя профессионалы проворачивают на ворованных машинах. Потом, естественно, их бросают.

Вопрос: ищет ли французская полиция украденные автомобили? Как это ни парадоксально, полиция ищет скорее хозяев украденных машин, чем угонщиков. Почему? Потому что многие французы бросают свои старые развалюхи где попало, предварительно сняв номера. По закону сознательные граждане обязаны доставить свои развалюхи на так называемые «автомобильные кладбища», причем заплатив там, на кладбище, определенную сумму, чтоб развалюху приняли. Чтоб доставить развалюху к месту назначения (если развалюха сама не едет), тоже надо платить. Неудивительно, что сознательных граждан становится все меньше и меньше, ибо французы прекрасно умеют считать и предпочитают, вместо скучного исполнения гражданского долга, истратить эти деньги на более веселое времяпрепровождение. Французская полиция, как это ни удивительно, тоже умеет считать. Полиции выгоднее найти владельца развалюхи, чтоб содрать с него штраф за нарушение закона, за буксировку и т. д. А с угонщика автомобиля фиг что сдерешь! С угонщиком возиться – одни хлопоты. Впрочем, полиция безропотно принимает от граждан заявления об угоне автомашин и выдает соответствующие справки. Справки эти потом предъявляются в страховые компании. Страховка, конечно, изворачивается как может, но если клиент прижмет, то приходится платить какую-то компенсацию.

Совсем другой разговор, когда речь идет о дорогих моделях новейшего выпуска. Нынче на дорогие модели большой спрос – в Африке, в Азии, в России, в странах Восточной Европы. Туда их угоняют и продают за большие деньги. Однако новейшие модели (по требованию страховых компаний) снабжены солидными противоугонными механизмами. Угнать такую модель очень сложно – мотор не заводится плюс срабатывает сигнал тревоги. Если срабатывает сигнал тревоги, полиция прослеживает маршрут автомобиля с помощью электронных датчиков. Когда известно, куда машина едет, задержать ее не представляет большого труда. И полиция задерживает, тем более что новейшие модели чаще всего принадлежат знаменитостям или влиятельным людям, а, значит, о доблести полиции раструбят в газетах и по телевидению. Но пытливая мысль французских бандитов оказалась сильнее изощренной техники. Новейшую модель научилась брать прямо с живой начинкой, то есть с водителями и пассажирами. Организуют на шоссе легкое дорожное происшествие, хозяин выходит посмотреть, какая сволочь поцарапала его любимый «мерс» или «БМВ», а тут на него наставляют пушки и говорят: «Давай ключи и пусть твои шлюхи выматываются из машины!» Иногда подобные сцены происходят в подземных гаражах, куда бандиты въехали, следуя вплотную на своей «тачке» за новейшей моделью. После того как несколько раз строптивых владельцев зверски избили, ключи от зажигания передают по первому требованию. С ключом от зажигания все просто: противоугонные механизмы бездействуют, электронные датчики молчат, и пока перепуганный хозяин, опомнившись, дозванивается до полиции, новейшая модель уже в укромном гараже. Там ее перекрашивают, вешают другие номера, снабжают фальшивым техническим паспортом – и в путь далекий, в Бейрут, к богатому торговцу, или в Санкт-Петербург, к новому русскому.

Бесспорно и без всяких сомнений: грабеж банков и касс по обмену валют – любимое развлечение во Франции. Профессионалы, естественно, в первых рядах, но кто только не грабил банки! Пенсионеры, безработные, домохозяйки, бретонские революционеры, корсиканские сепаратисты, студенты-троцкисты, школьники, дворовые хулиганы. Зафиксированы случаи, когда банки грабили… полицейские, правда, по этому поводу они переодевались в штатскую одежду.

Конечно, «дорога в банк» не усеяна розами – в том смысле, что тут тоже имеются некоторые трудности. Например, если вы в маске или в капюшоне, надвинутом на глаза, вам дверь банка не откроют. Хулиганы из «горячих пригородов» примитивно пытаются протаранить двери тяжелым грузовиком, а профессионалы и более смышленый народ идут на хитрости. Главное, действовать быстро и, проникнув в банк, наставить на кассира ружье, автомат или игрушечный пистолет. Испуганный кассир не будет рассматривать, какого рода у вас оружие, и выложит из сейфа всю наличность. Беда в том, что умудренное опытом банковское начальство знает, что банк все равно ограбят, поэтому наличности в сейфе немного, особенно не разживешься. А дальше надо в темпе удирать, ибо кассир уже нажал на кнопку тревоги и вот-вот притопает полиция. Впрочем, если полиция притопает, тоже можно выкрутиться. Профессионалы встречают полицейских залпами из «калашниковых», и полицейские благоразумно прячутся. Незадачливые любители берут в заложники банковских служащих, сажают их в свои машины, и тут уж все зависит от уличного движения. Как повезет.

Летом 2001 года вся Франция наблюдала по телевидению полицейскую погоню за гангстером.

Гангстер проник в сберкассу, переодевшись в женскую одежду. Гангстер оказался растяпой. Пока он по мелочам спорил с кассиром, приехала полиция. Часа два гангстер сидел в сберкассе и, угрожая пистолетом, никого не выпускал. К этому времени из всех соседних участков к сберкассе подтянулось полицейское подкрепление, человек двести, не меньше. Приехало телевидение, пошла прямая трансляция. Гангстер покинул сберкассу, держа за руку заложницу. Полицейские нервничали, суетились и криками очищали улицу от прохожих. Гангстер путался в длинной юбке, рука с пистолетом поправляла юбку, заложница отставала от него на метр. Любой пионер Петя, имеющий третий разряд по стрельбе из мелкокалиберной винтовки, попал бы в гангстера, не задев заложницу. Все полицейские были вооружены, но никто не стрелял. Потом по телевидению объяснили, что эти полицейские, двести человек, стрелять не умеют. А тех полицейских, которые умеют стрелять, снайперов из спецбригад по борьбе с бандитизмом, почему-то забыли вызвать. Или они тоже с увлечением наблюдали за происходящим по телику.

Гангстер сел с заложницей в машину, подъехал к парку, где проходило субботнее праздничное мероприятие, и затерялся в густой толпе.

Заложница вскоре объявилась, гангстер исчез. Искали до глубокой ночи. Безрезультатно.

Дело грозило перейти в большой скандал (все-таки на глазах у почтенной публики двести полицейских не могут задержать одного бандита – даже для Франции это уж слишком), но выручило телевидение. Женский парик у незадачливого гангстера все время сползал, и кто-то из зрителей узнал в злоумышленнике своего соседа. И сообщил куда надо.

Домик бандита окружила полиция, и в шесть утра его взяли в постели, тепленького, без всякого сопротивления. Репутация стражей порядка была спасена.

Для справки. Каким бы ни был опасный преступник, его нельзя арестовывать в середине ночи. Не дать преступнику выспаться – грубейшее нарушение прав человека.

Правда, в данном случае в роли гангстера выступал бывший служащий ограбленной сберкассы, уволенный за какие-то прегрешения и обиженный на своих коллег.

Вопреки расхожему мнению, французы очень дисциплинированны. В том, что касается еды. В час дня французский рабочий класс, трудовое крестьянство, прогрессивная интеллигенция, служивый народ, домохозяйки, пенсионеры да и любой мало-мальски уважающий себя преступник или наркоман – обедают. И вот ровно в час дня, когда на улицах ни души, в наш жилой квартал, в котором я живу, въезжает полицейская машина и по асфальтовой дорожке медленно объезжает парк. В патрульной машине трое полицейских: двое мужчин и молодая женщина. Они весело между собой переговариваются, но тем не менее зорко наблюдают за происходящим. Если кто забыл, повторяю: в час дня в нашем тихом парижском пригороде ничего не происходит, однако полиция бдит. Происходить начинает с наступлением темноты: выясняет отношения группа молодежи, подъезжают машины с номерами соседнего департамента, пользующегося дурной репутацией. По тому, как их ждут, ясно, что они привозят наркотики; по улицам на дикой скорости и с диким ревом (то есть со снятыми глушителями) гоняют мотоциклисты. Но полицейский патруль исчез с наступлением темноты. Он появится лишь завтра, в спокойное обеденное время.

Иногда в три-четыре часа дня на какой-нибудь тихой улице, где редкое автомобильное движение, полицейский патруль сходит на землю и выборочно останавливает машины, проверяя у водителей документы, а порой даже – жуткое дело! – заставляет дуть в трубочку на «алкотест». После девяти вечера, когда все французы дисциплинированно поужинали, изрядно подкрепившись вином, на алкоголь в нашем пригороде никого никогда не проверяют.

Вообще-то, полицейские засады на водителей-алкоголиков во Франции устраиваются. В них наши патрульные участия не принимают – они свой день уже отработали. Полицейские засады устраивают специальные оперативные подразделения, причем – о ужас! – именно после девяти вечера. В среду или четверг, в определенных, всем известных местах. Я, например, знаю, что в среду или четверг, если задержался в гостях и несколько себе напозволял, то через мост домой нельзя возвращаться – рискованно. Возвращаюсь окольным путем, где никаких полицейских засад в природе не бывает. В пятницу и в субботу вечером можно в любом состоянии переть через мост. В пятницу или субботу вечером во Франции полицейских засад отродясь не было. Ведь все едут пьяные. В стране виноделов, занимающей первое место в мире по экспорту вина, какое же правительство решится на столь непопулярную затею?

Но вернемся к нашим патрульным. Однажды я видел их в действии. У моего дома случилось происшествие, причем среди бела дня. Сосед не запер свою машину, оставил ее на проезжей части, и ключ – в зажигании. На беду в наш тихий квартал забрел гастролер, увидел ключ в зажигании, сел в машину, завел мотор, рванул со страшной силой, не справился с управлением – и врезался в другую машину. Шум был страшный. Неудачливый похититель вылез из машины и неспешно отправился в сторону метро. Полицейский патруль прибыл оперативно. Из всех окон соседи кричали – дескать, вон негр в белой куртке, ушел в сторону метро! Однако преследовать угонщика полицейские даже не собирались. Их интересовало другое: чья машина, где хозяин? Появился хозяин. Девушка-полицейская действовала энергично и толково, объяснила хозяину машины, когда тому надо явиться в участок, к кому обратиться, чтобы получить справку для страховки. Пожилой полицейский ворчал: «Ну и денек выдался, с утра третий инцидент! Никак пообедать не успеваем!»

Для справки. Такой состав патруля – двое мужчин и женщина – не только привычен, но и политкорректен, он демонстрирует равенство полов, что во Франции очень немаловажно. Кроме того, люди, имевшие, к несчастью, дело с полицией, утверждают, что, по их наблюдениям, женщины-полицейские понятливее и быстрее схватывают суть дела. К сожалению (и объяснить тому причины никак не берусь), женщины, поступив в полицию, быстро беременеют. Рожать, находясь на государственной службе, весьма выгодно: шесть месяцев можно не работать и получать полную зарплату. Не случайно в полиции постоянно жалуются на нехватку кадров.

Массовый прием женщин в полицию начался с приходом социалистов к власти. Социалистам важно было доказать, что они, в отличие от репрессивной полиции правого правительства, создают полицию «с человеческим лицом». Такие патрули, о которых я рассказывал, призваны осуществлять связь с народом, то есть выполнять роль участковых милиционеров, какими они были при советской власти.

Идея связи с народом очень хороша, особенно в предвыборной кампании. Ну и вообще, переводить старушку через улицу сподручнее девушке в пилотке, чем дюжему полицейскому. Трудности возникают тогда, когда народ не хочет этой связи. Именно при социалистах в так называемых «горячих пригородах» образовались зоны беззакония, то есть обширные жилые кварталы, куда полиция не смела входить.

«Горячим пригородам», тому, как они возникли и кто там на самом деле заправляет, я посвящу особую главу. А пока не будем отвлекаться от полицейской темы. Победив на последних президентских и парламентских выборах, правые, выполняя свои предвыборные обещания, решили сразу покончить с этими зонами беззакония. И вот, в один прекрасный день (подчеркиваю – день, а не вечер, не ночь) только что назначенный министром внутренних дел Николя Саркози ввел в один из таких кварталов два батальона полиции. Ничего, все прошло благополучно. В полицию не стреляли из окон, не швыряли камнями, не поджигали полицейские машины. Полицейское начальство, воодушевленное успехом (дескать, запугали хулиганье), повелело осуществлять патрулирование ранее недоступных зон. Первый патруль был, как и при социалистах, политкорректен, то есть двое мужчин и женщина. Кто так распорядился, не знаю, но думаю, руководствовались соображениями политического порядка. Заменить привычный элегантный патруль дюжиной здоровенных бугаев означало бы прослыть реакционерами. А это во французской политике смерти подобно. Значит, патруль вошел в жилой квартал, но буквально через несколько метров на него набросилась группа молодежи. Мужчин здорово поколотили, а девушку-полицейскую просто изуродовали – сломали нос и челюсть. Выручил бедолаг особый наряд полиции, который благоразумно держали поблизости в боевой готовности. На следующий день в этом квартале арестовали нескольких подростков. Адвокаты подростков утверждают, что их подопечные в избиении полиции не участвовали, а просто случайно проходили мимо. Чем это дело кончится, и вообще дойдет ли оно до суда, не берусь гадать.

В тот же злополучный день другой патруль, менее политкорректный, то есть состоящих из одних мужчин, был остановлен молодежной бандой. Полицейские под градом камней выскочили из машины и спрятались за грузовик. В полицейских продолжали швырять камнями, гнилыми овощами, пустыми бутылками, а полицейскую машину изрядно раскурочили, то есть вытащили оттуда рацию, спецоборудование, незаполненные бланки, а саму машину подожгли.

Вопрос: почему в обоих случаях полицейские не могли сами себя защитить, у них что, не было оружия? Поясняю: в отличие от английских «бобби», французская полиция вооружена и даже женщины-полицейские имеют при себе пистолет, заряженный боевыми патронами. Может, французская полиция не умеет стрелять? Ответить на этот вопрос затрудняюсь, но по телевизору постоянно показывают, как полицейские, в том числе женщины, отрабатывают учебные выстрелы в тире.

Кстати, о телевидении. Естественно, эти инциденты оказались в центре вечерних новостей. Дикторша, рассказывая о покалеченной сотруднице полиции, смахнула слезу. Были интервью с избитыми полицейскими из обоих патрулей. Полицейские жаловались на падение нравов, на отсутствие уважения к полиции, на варварство некоторой части молодежи, но что характерно, все с гордостью заявили: «Тем не менее мы не стреляли!»

Французский парадокс. Полиция имеет оружие, но не стреляет. И главной доблестью полицейского является не то, что он защищает граждан, или задерживает преступника, или хотя бы защищает самого себя, нет – основное достоинство полицейского заключается в том, что он, полицейский, в преступника не стреляет. Стрелять в преступника во Франции – это нарушение прав человека, а Франция – родина этих прав.

В принципе, согласно инструкции полицейский имеет право стрелять, но только в том случае, если его жизни угрожает опасность. Причем, последнее надо доказывать, а это не всегда просто. Например, полицейскому бьют морду – это не угроза жизни, это угроза здоровью, значит, стрелять нельзя. Вот когда поверженного полицейского начинают давить трактором, тогда, в принципе, можно применить оружие, однако желательно заранее запастись свидетелем, чтобы те подтвердили: да, действительно была опасность для жизни.

Вот типичная для Франции ситуация. Я уже рассказывал, как хулиганье из «горячих пригородов» устраивает родео, то есть гоняет со страшной скоростью по ночным улицам на ворованных машинах. Полицейскому ночному патрулю легко засечь такую машину – едет через красные светофоры, по встречной полосе, музыка включена на полную катушку. Допустим, засекли и начали преследование. Но хулиганье, как правило, выбирает машины с сильными моторами, их на старых полицейских драндулетах не догонишь. Стрелять вслед? Никак нельзя, ведь они непосредственно не угрожают жизни полицейских. Под угрозой находится жизнь поздних пешеходов или водителей машин, которые имели несчастье проезжать перекресток на зеленый свет в момент, когда… Словом, понятно. Что делать? Патруль по рации вызывает подкрепление. Полиция пытается угадать маршрут угонщиков и перекрыть движение. Перекрывает как? Ставят полицейскую машину с мигалкой поперек улицы, а сами полицейские предусмотрительно жмутся к тротуару. Если полицейских машин много и они перекрыли улицу наглухо, тогда угонщикам некуда деваться. Их арестовывают, держат ночь в участке, а утром отпускают под расписку о невыезде. То есть угонщики обязаны явиться в полицию по первому требованию, но почему-то они не являются. Бывает, что полиция заводит на них дело и передает его в суд. Но в суде так много таких дел, что они пылятся там годами, пока не подоспеет очередная амнистия. На этом инцидент закончен.

Инцидент не закончен, если не удалось перекрыть улицу наглухо и у угонщиков есть возможность проскочить хотя бы по тротуару. Что они и делают, причем не сбавляя скорости и стараясь сбить стоящего на тротуаре полицейского. Тут два варианта. Или они сбили полицейского, причем на такой скорости это всегда насмерть, с гиком укатали, а дальше – ищи ветра в поле. Или у полицейского не выдержали нервы, он успел выстрелить (ведь теоретически имеет право – прямо на него несется машина), а сам отскочил в сторону, и машина, потеряв управление, во что-то врезалась. В первом варианте – в газетах напечатают три строчки: дескать, такого-то числа, при таких-то обстоятельствах погиб офицер полиции, отец троих детей, а телевидение покажет на 10 секунд скорбное рыло очередного министра внутренних дел, который вручает вдове какую-то медную побрякушку с орденской ленточкой. Всё. Больше о погибшем никто не вспомнит. Во втором варианте, если пострадал кто-то из угонщиков, да еще негр или араб, то во всех газетах появятся огромные статьи, пышущие негодованием: мол, опять произвол полиции. Банда, к которой принадлежали хулиганы, устроит в своем квартале демонстрацию протеста, и будут несколько ночей подряд громить соседние магазины, лавки и поджигать машины ни в чем не повинных местных жителей. Все программы телевидения охотно предоставят слово друзьям пострадавших, которые, закутав лицо шарфами, станут талдычить с экрана о расизме и социальной несправедливости. Чудом уцелевшего полицейского тут же отстранят от работы и устроят долгое служебное расследование. Исход расследования часто зависит от накала страстей в прессе. Тем более что друзья пострадавшего будут утверждать, что никаких правил уличного движения они не нарушали. Подумаешь, решили тихо покататься – разве за это стреляют? Свидетельства коллег полицейского в расчет не принимаются – мол, разве когда-нибудь полиция скажет правду?.. В общем, инцидент может кончиться так, что беднягу полицейского, проявившего усердие, выгонят со службы.

А теперь поставьте себя на место полицейского, попробуйте понять его психологию. Да, конечно, служба в полиции нелегкая, связанная с риском и совсем не престижная: в любом уличном инциденте толпа обычно настроена против полиции и поливает ее площадной бранью. И зарплата у французского полицейского не ахти какая, не сравнить с заработком американского копа. Все так, но у полицейского статус государственного служащего, а это имеет огромное значение. Многочисленные опросы общественного мнения неоднократно подтверждали, что у так называемого рядового француза есть множество фобий (потеря денег, стихийные бедствия, оккупация страны Красной армией, болезни, уголовные преступления, поднятие цен на бензин), но над ними превалирует страх оказаться безработным. А вот это государственному служащему не грозит. Получив статус госслужащего, француз может спать на рабочем место до самой пенсии. У полицейского, особенно в начале служебной карьеры, зарплата совсем небольшая, но постепенно к ней что-то приплюсовывается, какие-то премии, прибавки, и в конечном итоге пенсию полицейскому выводят весьма приличную. И главное: для получения полной пенсии французам надо иметь сорокалетний стаж работы, а полицейскому достаточно двадцати пяти. То есть не служба, а золотая жила. Кто же от нее откажется, кто же добровольно уйдет из полиции?

Не было случая, чтобы из французской полиции кого-то уволили за то, что тот упустил бандита, или за плохую работу – дескать, совсем мышей не ловит. Нерадивых сотрудников, конечно, наказывают: не дают повышения, задвигают на второстепенные должности, – но до пенсии они все благополучно дотягивают. Из полиции могут уволить лишь в трех случаях: за глупость, по обвинению в расизме и за излишнее усердие. Если второй пункт – обвинение в расизме – комментариев не требует, то первый и третий нужно пояснить.

За глупость (жаргонное выражение) увольняют полицейского, когда он вообразил себя слишком умным, то есть, ежедневно наблюдая, как грабят банки и ювелирные магазины, причем почти безнаказанно, подумал: «А почему бы мне этого не сделать? Что я, хуже других? И потом, мне известны методы и техника ограблений». Или решил округлить себе конец месяца (жаргонное выражение), получая взятки от людей, живущих не в ладах с законом. Коррупция! Вот тут полицейского прищучивают (если прищучивают) и не только увольняют, но и предают суду. А его коллеги говорят: «Дурак, не мог дождаться пенсии!»

Третий пункт – за излишнее усердие – мы уже частично рассматривали, но необходимо повторить. Значит, когда полицейский видит, что кого-то избивают, грабят, насилуют, убивают, он, естественно, обязан вмешаться, однако строго соблюдая права человека. Например, если мужик гоняется за женщиной с ножом и уже несколько раз ее пырнул, то остановить его желательно, не применяя силу (громко читать ему текст Конституции). Ведь если скрутить буяна, он потом, по совету адвоката, потребует медицинского освидетельствования. Медики перечислят царапины и синяки, а адвокат завопит, что его клиента избили в полиции. Сразу заинтересуется пресса, неприятностей не оберешься. И абсолютно недопустимо угрожать мужику с ножом пистолетом. Вдруг рука у полицейского дрогнет и пистолет выстрелит? Если бабу разрежут на мелкие кусочки, полицейскому потом, может, премию дадут за пережитый ужас. Если же пистолет выстрелит, да еще так неловко, что пуля заденет убийцу, то накрылась пенсия и бедолаге придется записываться на пособие по безработице.

…Теплый летний день. Почти все парижане уехали за город. Город пуст. На одной из центральных улиц, как сиротка, приткнулась полицейская машина. Увидев меня издалека, истомившийся от скуки полицейский машет жезлом. Я останавливаю свою старую тачку, юный полицейский подбегает, вежливо просит документы. Рутинная проверка. Я его спрашиваю: «На кого вы здесь охотитесь? На пенсионеров? Поехали бы лучше в „горячие пригороды“, там для вас работы навалом». Как он взбеленился! Начал орать: «Что вы себе позволяете? Да мы вас сейчас за такие разговорчики в участок отвезем!» Схватил мои водительские права, побежал к патрульной машине. А в моих правах было вложено давно уже просроченное удостоверение корреспондента американского радио. И видимо, в машине более опытный полицейский посоветовал: «Да ну его к черту, не связывайся с прессой!» Короче, юноша мне права вернул и что-то буркнул напоследок.

В тот же вечер по телевидению транслировали футбольный матч на парижском стадионе. На трибунах возникла драка, и пытавшегося остановить ее полицейского офицера болельщики добивали ногами. Я завелся и, вспомнив рутинную проверку, подумал: «Мальчик, вот где твое настоящее место. Выручил бы своего коллегу!» А потом, поразмыслив, решил, что зря я взъелся на юного полицейского. Просто он с молодых лет правильно понял службу.

Какой-нибудь дока-юрист, хитро прищурясь, меня спросит: «А не вводите ли вы в заблуждение почтенную публику? Конечно, все, что вы рассказали о французской полиции, верно, но вы несколько передергиваете карты. Ведь существуют спецподразделения, где полицейские не только умеют стрелять, но и имеют на это право».

Да, действительно, такие подразделения существуют. Думаю, что личная охрана президента Франции или отряд, который обеспечивает безопасность глав иностранных государств во время их официального визита во Францию, имеют право открывать огонь на поражение. Но тут дело касается сильных мира сего, поэтому демократию просят немножечко подвинуться. Впрочем, и простых французов не забывают. Например, в Париже есть бригада по борьбе с бандитизмом. Там работают настоящие профессионалы, отчаянные ребята, которые не боятся рисковать ни головой, ни карьерой. А риск всегда присутствует, причем в таком деле никогда не знаешь, где поскользнешься.

…Лет пятнадцать тому назад Франция пережила дикий шок. В Нейи, ближайшем предместье Парижа, вооруженный до зубов бандит ворвался в детский сад, закрыл все двери и объявил, что берет детей и персонал в заложники, пока не выполнят его требования. Разумеется, детский сад был оцеплен полицией, сразу прибыли ребята из бригады по борьбе с бандитизмом (их даже показывали по телевидению: в черных масках, со снайперскими винтовками, они разместились на крышах соседних домов), а власти приступили к переговорам. Бандит требовал очень крупную сумму денег, машину и самолет. Представители властей, как обычно бывает в подобных случаях, тянули время, ссылаясь на разные технические трудности: дескать, сложно достать такую сумму, да еще в мелких купюрах, и самолеты все на линиях, и в какую страну прикажете лететь? Так ведь надо сначала добиться согласия, чтоб вас там приняли! Однако бандит понимал эту тактику проволочек и ужесточал требования: теперь он угрожал убивать каждый час по ребенку, если власти продолжат волынку. Франция застыла в ужасе у экранов телевизоров, где ежечасно шел короткий репортаж из Нейи. Можете себе представить, что творилось с родителями тридцати малышей, которые были взяты в заложники в детском саду! К полуночи каким-то чудом удалось договориться с бандитом. В шесть утра ему обещали машину, деньги, самолет в Ливию, а пока детей, под присмотром воспитательниц, уложили спать. Бандит был настороже, бандит ожидал подвоха, бандит не смыкал глаз. Никто не знал, чем встретит их утро. Ведь бандит, в случае невыполнения условий, обещал привести свою угрозу в действие. И никто не знал, что полиции удалась подмена: место одной из воспитательниц заняла молодая женщина из бригады по борьбе с бандитизмом. Устроившись рядом со спящими детьми, она внимательно наблюдала за бандитом. Часа в четыре утра она увидела, что голова бандита упала на грудь, он задремал. Моментально по миниатюрному радио она дала условный сигнал, и через три секунды в детский сад ворвались снайперы и застрелили бандита.

Все средства массовой информации восторгались прекрасно проведенной операцией. Тогдашний президент Франции Миттеран лично поздравил отряд по борьбе с бандитизмом с успехом, а женщину из отряда представил к награде.

Прошло несколько месяцев, страсти поутихли, и тогда левые газеты сменили тон. Появились статьи, которые упрекали полицейских из отряда по борьбе с бандитизмом в жестокости: дескать, зачем надо было убивать бандита, ведь он-то никого не убил, а только угрожал. И вообще, это не бандит, а несчастный человек, разорился, хотел поправить свое финансовое положение. Родители бандита, которые боялись от стыда высунуться из дома, теперь встрепенулись и даже потребовали от государства материальной компенсации. Однако социалист Миттеран знал, как утихомирить левую прессу. И потом, у бандита была подозрительная фамилия, похожая на немецкую: Шмидт. Но окажись на месте Шмидта какой-нибудь негр или араб, тогда скандал не удалось бы замять даже Миттерану, и героев полицейских пришлось бы увольнять из бригады.

На моей памяти произошла история с Месрином. Да, я застал еще другую Францию, в которой никто не слыхал о «горячих пригородах», полицейских уважали или боялись, а за убийство полицейского при исполнении им служебных обязанностей суд приговаривал к смертной казни. Лишь один человек не уважал и не боялся полицию: знаменитый бандит Жак Месрин. Не сосчитать, сколько он ограбил банков, а если его ловили (полиция в ту эпоху умела работать), то каждый раз он убегал из тюрьмы. Как? До сих пор загадка. В конце концов его объявили «врагом № 1». (Вот это истинная слава! В Советском Союзе было огромное количество врагов, но кто из них занимал первое место, не припомню. Разве что бывший нарком армии и флота Лев Троцкий…) Интервью с «врагом № 1» охотно печатали популярные журналы и газеты. В интервью Жак Месрин издевался над тупостью полиции. Получалась странная ситуация: журналисты могли найти Месрина, а полицейские – никак нет. Все это изрядно надоело тогдашнему президенту Франции, Валери Жискар д'Эстену, и он дал секретный приказ: арестовать Месрина любой ценой. Полицейским было хорошо известно, что Месрин первым открывает огонь, без предупреждения, а в интервью он похвалялся, что живым не сдастся. Операцию против Месрина возглавил тоже знаменитый полицейский (были тогда знаменитые полицейские), комиссар Бруссар. Люди Бруссара выследили «врага № 1», и комиссар принял смелое, но очень рискованное решение: устроить засаду Месрину там, где тот никак не ожидал. Среди бела дни, на городской площади, искусственно организовали затор и расстреляли Месрина с двух сторон. Правда, была ранена любовница Месрина, которая вела его машину. Потом в машине Месрина обнаружили набор стрелкового оружия, а у ног его лежала граната. То есть запоздай полицейские на пару секунд, на площади случилась бы кровавая баня.

С тех прошло больше двадцати лет. О Месрине написаны десятки книг, снят фильм, а споры не утихают. Левые интеллектуалы доказывают, что полиция убрала Месрина преднамеренно, а полицейские оправдываются: дескать, открыли огонь, когда увидели, что Месрин потянулся к гранате.

Справедливости ради, надо заметить, что комиссара Бруссара не наказали, и он благополучно дослужил до пенсии. Но, во-первых, довольно скоро стало известно о секретном приказе президента – «любой ценой»; во-вторых, левацкая теория, мол, преступниками становятся из-за трудных социальных условий или тяжелого детства, к Месрину никак не подходила – он воспитывался в буржуазной семье, а в бандиты подался, можно сказать, из чистой любви к искусству. И в третьих, в данном случае никак нельзя было заподозрить полицейских в расизме.

Ну может, я сам помешался на этом вопросе? Может, мне всюду мерещится? Если бы…

Опять же, немного истории. Был во французской полиции спецотряд мотоциклистов, в задачу которого входило – нет, не стрелять, а ловить воров и зачинщиков уличных беспорядков. Дело в том, что парижские хулиганы очень организованны и натренированны. Разбивают витрину магазина, хватают что под руку попадется и моментально разбегаются в разные стороны. Или поджигают машину, переворачивают ее и скрываются в толпе. Нерасторопным полицейским-тихоходам их никак не поймать. А в этом отряде все как на подбор были мастера мотоциклетного спорта, на скорости маневрировали в узких парижских переулках – и ловили! Спецотряд мотоциклистов хулиганы и грабители боялись как огня. Но однажды случилась трагическая накладка: гнались за хулиганами, увидели арабского парня, прятавшегося в подъезде, и огрели его несколько раз дубинкой. А парень оказался ни при чем, к тому же больным. И пока его везли в госпиталь, он умер по дороге. Повторяю, трагическая ошибка! Увы, от таких ошибок никто не застрахован. В прессе поднялся жуткий вой, полицейских всех скопом обвинили в расизме, и отряд расформировали. Теперь каждая демонстрация в Париже, по какому поводу она бы ни была организована, заканчивается разбитыми витринами, ограбленными магазинами, сожженными автомашинами. Все знают, что это дело рук «кассёров» (от французского глагола «ломать, крушить»), специально затесавшихся в ряды демонстрантов, но их никто и не пытается поймать.

Остановим наш рассказ. Как в кино, сделаем стоп-кадр. Нарядная парижская улица после прохода «кассёров» напоминает печально известные кварталы Южного Бронкса в Нью-Йорке. Разграблен магазин радиотехники. Среди битого стекла в витрине ювелирного магазина валяются лишь ценники. Из магазина спортивной обуви нагло уволокли половину коробок. Порушены столики в кафе, напуганы посетители. Бармену оказывают первую медицинскую помощь – он получил удар железным прутом по голове. Овощи и фрукты, которые хозяин арабской лавчонки каждое утро заботливо раскладывает по стеллажам, сметены на тротуар, растоптаны, превратились в грязное месиво. (Если бы кто-то украл яблоко или банан, чтоб поесть, еще можно было бы это понять, но в домах у «кассёров» полно продуктов – их родители получают пособие по безработице и на воспитание детей, – а сами «кассёры» предпочитают воровать что-нибудь более существенное: часы «Сейко», магнитофоны «Сони», кроссовки «Адидас» и т. д.) Спрашивается, за что такое наказание лавочникам? Ведь они, в отличие от государственных служащих, работают не 35 часов в неделю, а как минимум 50. А арабский зеленщик – 12 часов каждый день, шесть дней в неделю – иначе ему не выдержать конкуренцию с большими магазинами. И вот теперь вся их работа псу под хвост. Может, страховка что-то вернет ювелиру или владельцу радиомагазина (увеличив следующие взносы), но трудяга араб не получит ни сантима. Где же тут хваленая во Франции социальная справедливость? Почему полиция не защищает трудящихся от вандалов, которые никогда не работали и, по их собственным признаниям, сделанным в прессе, не собираются работать?

Ответ прост: многоопытное полицейское начальство не желает лишних неприятностей и выбирает меньшее зло. Если бы арабскую лавку разгромили белые хулиганы – поклонники Ле Пена, полиция бы тут же встрепенулась и быстренько арестовала бы виновных. Но кто такие «кассёры» и какого цвета кожи – всем хорошо известно. Плюс – общественное мнение с удивительной тупостью продолжает их считать жертвами социальной несправедливости. Поэтому за допущенный погром на парижской улице полицию слегка пожурят, но зато не будет обвинений в расизме. А обвинение в расизме грозит серьезными оргвыводами. Урок с моторизированным отрядом все хорошо запомнили.

Характерный штрих. Когда в первом туре предыдущих президентских выборов на второе место, опередив социалиста Жоспена, вышел Ле Пен, вся прогрессивная Франция жутко возмутилась. Во всех крупных городах прошли демонстрации протеста. Действительно, в программе Ле Пена было много вздорного, но был и такой пункт: высылать хулиганов и «кассёров» из Франции – в страны, откуда прибыли их семьи. Так вот, несмотря на спонтанность и массовость демонстраций, ни одно стекло не было разбито и ни один стеллаж не опрокинули. «Кассёры» и хулиганы проявили удивительное политическое чутье и решили не возникать…

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.