Саркис не двинулся с места. То ли устал он, то ли впал в отчаяние.
      — Чего ради куда — то идти собирать, топливо, — возразил он. — Может, мы не сумеем добыть огонь?
      – Сначала арбу покупают, а потом быков, — сказал Гагик и вслед за Ашотом вышел из пещеры.
      Пришлось и Саркису покинуть свое шелестящее ложе. Взобравшись на один из дубков, Ашот начал обламывать сухие ветви. Снег посыпался на стоявшего под деревом Саркиса, но тот не тронулся с места.
      — Пойди обломай ветки у той низенькой елки, — сказал Ашот. — Чего ты вытянулся, словно шампур проглотил?
      Но не успел Саркис и повернуться, как Асо уже был у елочки, с корнем вырвал ее из земли и уволок в пещеру.
      Шушик трудилась в это время над кустом терна, но, как ни билась, ей не удалось отломать даже веточки. Холодный снег больно обжигал худые, тоненькие пальцы.
      — Крепкий куст, хушкэ Шушик, не надо, брось, поколешь пальцы, — мягко убеждал девочку Асо. — Иди сюда. Вот так… Возьми эту ветку и эту, ну и тяни их за собой… Сложи там, у пещеры.
      Пастушок Асо всю свою маленькую жизнь провел в горах и лесах. Сейчас он был в своей стихии. Он влезал на покрытые снегом выступы скал, откапывал в расщелинах кудрявые карликовые ели, вырывал их и, сбрасывая вниз, кричал:
      — Хушкэ Шушик, лови!..
      Гагик вступил в борьбу со старым пнем и, весь в поту, старался выворотить его из земли. Но пенек оказался упрямым, пришлось бросить его и заняться расщелиной в скале: осенний ветер набил в нее массу сухих листьев.
      — Ну чего вы забрались в какие — то щели и дыры? — беседовал Гагик с листьями. — Пойдем, согрейте царя природы — человека.
      Постепенно пещера наполнялась топливом, и только один Саркис так ничего и не добыл.
      — Ни у кого из вас случайно не завалялась спичка? — спросил Ашот.
      Все молча обыскали свои карманы. Нет, ни одной!
      — Я как — то пробовал курить, но мне отец такое за дал, что я сам дымиться начал, — пожаловался Гагик. — Вот что значит слушать родителей! А были бы спички, разве мы страдали бы так от холода?
      — Ну что ж, попытаемся добыть огонь так, как добывал его первобытный человек, — сказал Ашот. — Возьмите по два сухих сучка и начинайте тереть их один о другой.
      Пока, сидя на земле, ребята пыхтели, силясь добыть огонь трением — простым, но трудным способом наших предков, — Асо открыл свою пастушью сумку и достал из нее гриб — трутник. Несколько дней назад он нашел его на старом, трухлявом пне, высушил в горячей золе и спрятал, думая в день праздника подарить отцу.
      — Вы делайте как знаете, а я буду по — своему, — сказал он товарищам.
      Отойдя в сторону, Асо положил свой гриб на плоский камень и хорошенько побил его другим камнем, чтобы размягчить. Потом достал ножик, настрогал из смолистых веток ели лучинок и, пошарив среди валявшихся в пещере камней, нашел кремень. Всего этого оказалось, по — видимому, недостаточно, и Асо, распоров подкладку своей куртки, вытащил несколько клочков ваты. Покончив со всеми этими приготовлениями, пастушок занялся в углу пещеры своим делом.
      — Три, Саркис, три сильно, так ты огня не получишь, — поощряла товарища Шушик.
      Но и у нее самой ничего не выходило. А поглядев на покрытый испариной лоб Ашота и его высоко вздымавшуюся грудь, она вообще потеряла веру в успех этой затеи. Так, пожалуй, огня не добудешь.
      — Ничего не выходит, — тяжело отдуваясь, сознался Ашот, не глядя на Шушик.
      В неудобное он попал положение!
      — Да, это, пожалуй, труднее, чем есть мацун, - согласился Гагик. — Но, — продолжал он уже серьезно, — для того чтобы добыть огонь первобытным способом, нужно иметь и руки первобытного человека. А у нас? — И он протянул вперед тонкие, длинные пальцы. — Вот до чего доводит вечная писанина!
      Они снова сидели молча, погруженные в свои думы. Чрыхк, чрыхк! — доносилось из дальнего конца пещеры.
      — Что ты там. делаешь, Асо? Не выходит?
      — Нет, — виновато отозвался мальчик. — Кремень не годится.
      Долго сидели ребята в томительном молчании, Как, каким способом добыть огонь? Эта мысль мучила всех.
      — Чего же сидеть вот так, впустую? — наконец нарушил молчание Ашот. — Продолжайте же, трите, трите.!
      И снова, взяв в руки две палочки, принялся с ожесточением тереть их одну о другую.
      В течение нескольких минут в пещере только и слышен был этот сухой, однообразный звук. Но — все без толку.
      Наконец у Ашота на одной из палочек возник легкий дымок. Запахло гарью. Ребята воодушевились, однако огня все не было.
      — Да разве так огонь добывают? Только и умеете громкие слова говорить! — после длительного молчания вдруг сказал Саркис.
      — А как? Как ты предлагаешь? — вспыхнул Ашот. У него даже руки дрожали от усталости. — Ведь первобытный — то человек…
      — «Первобытный человек»! — перебил его Саркис. — Нашел с кем сравнивать! Физику — то ты проходил? А ну-ка, объясни по законам физики, почему никто из нас не добыл огня трением и что мы должны сделать, чтобы добыть его.
      Ашот растерянно молчал. Вот так так! А он — то всегда думал, что этот маменькин сынок ничего не понимает в физике! Что же ему теперь ответить?
      Если бы в пещере было светло, Ашот мог бы увидеть, как высокомерно и насмешливо улыбался довольный собой Саркис.
      — Поле трения у твоих палочек слишком большое, вот что! Потому они только нагреваются, а огня не дают. — Он помолчал и назидательно заключил: — Ты, если чего не знаешь, сначала у товарищей спрашивай, а потом уж принимай решения и командуй.
      Замечание было уместным и потому показалось Ашоту особенно едким. Но он решил не сдаваться.
      — А рисунок в нашем учебнике ты видел? — разгорячился он. — О чем говорит рисунок?
      — Говорит о том, что ты не знаешь, как получить огонь, — подчеркнуто спокойно ответил Саркис. — И еще о том говорит, что нужно сначала в ровной дощечке вы сверлить углубление, вставить в него кончик палочки и быстро вращать его ладонями. Тогда поле трения двух поверхностей будет в пять раз меньше, чем было у тебя, а результаты — в пять раз больше. Понял теперь? Убедился в том, что первобытный человек лучше, чем ты, знал физику? И при этом в школе не учился, сам дошел.
      На этот раз Ашот проглотил обиду.
      — Но где же я найду тебе плоскую дощечку? Что ты там делаешь, Асо?
      В это время Асо, собрав целую горсть разных камней, подошел к выходу, пересмотрел их один за другим и… выкинул. Потом он вышел наружу и сразу чуть не по пояс увяз в рыхлом, мягком снегу.
      — Куда ты, зачем? — крикнул Ашот.
      — Мне чертов палец нужен с острым краем…
      — Так бы и сказал. Гагик, за мной! Вслед за ними вышел и Саркис.
      Протаптывая в снегу дорожку, ребята двинулись вдоль скал.
      В одном месте, где под. выступом, низко нависшим над землей; было сухо, они остановились и начали осматривать камни, из которых была сложена скала.
      Саркис поднял какой — то желто — белый камешек и внимательно разглядывал его.
      — Тебе сказали — нужен черный, — раздраженно заметил Ашот.
      — Не сердись, Ашот, — вмешался Асо, — это тоже кремень. Дай-ка, Саркис, я попробую. Настоящий кремень! Пошли!
      — Ну, что? Что нашли? — кинулась им навстречу Шушик.
      Гагик так гордо выпятил грудь, словно возвращался с какого — то победного сражения.
      — Скоро узнаешь, — таинственно ответил он.
      Асо опять прошел в глубь — пещеры и опустился на колени возле приготовленных им сухих лучинок и кучки хвороста.
      Чрыхк, чрыхк, чрыхк! И при каждом ударе огнива о кремень белые, золотисто — оранжевые, огненно — красные искры то одиночными блестками, то целыми радужными снопиками вспыхивали и разлетались в темноте пещеры.
      Немного позади пастушка на корточках присели. ребята. Подавшись вперед, они напряженно и нетерпеливо вглядывались в руки Асо.
      Ах, как нужен огонь! Он рассеял бы холод и мрак этой неприглядной пещеры. Огонь… Думали ли они когда-нибудь раньше о том, как важен он в жизни человека? Нет, видно, не случайно наши далекие предки поклонялись огню!
      Все чаще вылетали из — под стали снопы искр, и в пещере вдруг (возник острый запах горящего трута.
      — Джан, огонь! — вскочив с места, громко крикнула Шушик.
      Но Ашот быстро прикрыл ей рот рукой:
      — Ссс! Не мешай!
      Асо трудился так сосредоточенно, что для него, казалось, ничто не существовало в эти минуты — ни окружающее, ни товарищи. Но ведь именно из — за товарищей он и позабыл обо всем на свете, склонившись над слегка дымящимся кусочком трута. Мальчик знал, что от этого обломка засушенного гриба сейчас зависит их жизнь.
      Взяв сухую щепочку, он защемил в ней трут и начал дуть легко и осторожно — так, чтобы зарождающийся огонек не умер от его дыхания, а, получив немного воздуха, разгорелся и вспыхнул.
      — Ну, что же там у тебя? — не выдержав, воскликнул Ашот.
      — Погоди, погоди, сейчас, — мягко ответил Асо, но, подняв щепку, похолодел: огонь погас, так и не родившись.
      — Ну, получай! Вот оно, твое нетерпение! — кинула в лицо Ашоту Шушик и вышла из пещеры.
      За ней последовали и остальные. Низко опустив голову, шел Асо. Ведь он уже добыл огонь, добыл ценой большого напряжения! Зачем же ему помешали, не дали довести дело до конца? Теперь — то пастушку было ясно, почему механик фермы Гарегин никогда ничего не исправлял в присутствии заказчика. «Придешь завтра в такой — то час и получишь», — говорил он и запирался один в своей маленькой мастерской.
      — Почему ты не продолжаешь? Где же твой кремень? — не скрывая досады, спросил Ашот.
      — Кремень сточился. Острые, края отбились, не дают больше искр, видишь? — И он показал Ашоту маленький тупой осколочек.
      Всю ночь провели ребята в холодной пещере. Вход в нее оставался открытым, и морозный ветер врывался беспрепятственно. Стараясь не разбудить товарищей, Асо неслышно вышел из пещеры, собрал большие камни и возвел из них нечто вроде стены, защитившей вход. А когда, окончив работу, вернулся и обнял своего неразлучного друга Бойнаха, то услышал, как тяжело вздохнула во сне Шушик. То ли мерзла, бедняжка, то ли слишком жесткой была ее «постель».
      У мальчика сжалось сердце. «Хоть бы ее не было с нами! — подумал он. — Ей тяжелее, чем всем нам…»
      Он снова встал и заботливо прикрыл девочку толстой. теплой телогрейкой, в которой не одну ночь провел в горах.
      Из глубины пещеры доносилось монотонное, беспрерывное бульканье воды, а на дворе завывала вьюга. Какой длинной кажется ночь, когда человеку не спится!
      …Утром ребята поднялись с тяжелой головой, в скверном настроении.
      Раньше всех встал Асо. Он осторожно снял с Шушик свою телогрейку: увидят ребята — будет неудобно; затем разобрал каменную «дверь» и пошел к уже знакомой впадине в скале.
      Довольно быстро он нашел горстку кремней и снова принялся за свои опыты.
      Трут и кусочки трухлявого дерева мальчик еще с вечера припрятал у себя на груди, чтобы они подсохли.
      Когда, сгорая от нетерпения, товарищи снова собрались у пастушка за спиной, его охватило беспокойство. Руки дрожали, он не мог сосредоточиться на деле, требовавшем большой осторожности. Ведь он — то знал, сколько ступеней проходит искра, прежде чем превратится в огонь!
      Сначала должен заняться трут. От трута огонек перейдет на клочок ваты, с ваты — на сухую гнилушку. Гнилушка тлеет, дымит, но огня не дает. Огонь дадут только сухие щепки. Но вот попробуй-ка заставь эти щепки разгореться от тлеющей гнилушки, (вспыхнуть, дать пламя! Надо раздуть огонь, но как? Все зависит от того, как дуть, от расстояния, с которого дуешь, от силы дыхания. Если дуть на огонь очень близко, углерод, выделяемый легкими, может приглушить слабое пламя; если слишком издалека — дыхание не коснется пламени, а лишь подтолкнет воздух, богатый кислородом, и, едва коснувшись тлеющей щепки, заставит огонь разгореться.
      Все это Асо знал, конечно, только из опыта и не мог объяснить товарищам такие тонкости.
      Хорошо, что на помощь робкому пастушку вовремя пришла Шушик. По праву единственной девочки, она смело говорила с «начальством» и потому сказала:
      — Ну, Ашот, вчерашнее повторять не будем. Уйдем! Чего вы тут расселись?…
      Все покорно поднялись и отошли подальше. Но никто не мог заставить себя оторвать глаза от ритмических движений рук пастушка и вспыхивавших на темном фоне пещеры огненных снопиков.
      Так же, как вчера, разлетались во все стороны огненные иглы, рассыпались каскадики искр. В напряженной тишине не было слышно даже дыхания.
      Вот едва заметная струйка дыма поднялась вверх, к ушам Асо, а затем и выше и обвилась вокруг белого курдского колпака. Запах тлеющего трута защекотал ребятам ноздри.
      Вероятно, никогда за свою короткую жизнь они ничего не ожидали с таким нетерпением, с каким сейчас ждали пламени. И оно вспыхнуло наконец во мраке пещеры. Сначала огонь выхватил из темноты правую щеку Асо, затем красными пятнами заиграл на причудливых, уродливых стенах пещеры. За спиной у стоявшего на коленях мальчика начала расти и удлиняться его тень.
      Когда, радостно улыбаясь, Асо приподнялся и встал на ноги, все увидели у его ног кучку сухих веточек, по которым с легким треском бегали, выбрасывая язычки пламени, веселые огоньки.
      — Ура — а - а! — точно по команде, закричали ребята. Оглушительно залаял ничего, конечно, не понявший, но зараженный общей радостью Бойнах. Под сводами пещеры гремело эхо.
      — Ура — а - а! — еще раз прокричали ребята.
      В эту минуту они, кажется, вновь забыли о своем тяжелом положении. Даже Саркис просиял.
      Радовался вместе со всеми и Ашот, хотя в то же время ему было досадно, что огонь добыл не он.
      А пастушок — курд добросердечно улыбался, и в его глазах, похожих на черные виноградины, сверкали искры рожденного им огня.
      — Чем бил? — спросил его Ашот.
      — Чем? Огнивом, конечно.
      — А откуда оно у тебя?
      — Огниво у каждого пастуха есть, — просто ответил Асо.
      — Вот это хорошо! Оно нам очень пригодится. Дуй, дуй, — вдруг всполошился Ашот. — Огонь твой при последнем издыхании.
      Радость была недолгой — искры снова потухли.
      Но Асо умел высекать огонь и под дождем и даже во время грозы.
      Он приблизил один к другому концы тлевших палочек, лег и, надув щеки, начал осторожно, спокойно оживлять замирающий огонек. Дым усилился, стал щипать ему глаза, выжал слезу. Еще немного, и дым клубами поднялся к потолку, поплыл под его оводами.
      По мере того как огонь разгорался, Асо продолжал дуть все сильнее.
      Внезапно, раздался треск, пламя лизнуло брови мальчика, бахрому шарфа на его колпаке и красным фонтаном взметнулось кверху.
      Ребятам снова захотелось прыгать от радости, но они не шелохнулись, боясь, что огонь опять потухнет. И только в отблесках пламени было видно, как бурно, нервно дышат они от волнения.
      Трещали сырые ветви. Смешиваясь с языками пламени, поднимался и выползал наружу густой дым. Ребята сидели вокруг костра, наслаждаясь долгожданным теплом, и лишь неугомонный Асо все еще был чем — то занят.
      — Ашот, пить хочется, — жалобным детским голоском сказала Шушик.
      — Пить? — задумчиво переспросил Ашот. — С водой у нас действительно плохо. Я осмотрел ущелье еще до того, как выпал снег, — и следа воды не было.
      — Откуда ты знаешь? Заладил одно — нет да нет! — тем же капризным голосом выразила сомнение Шушик.
      — Будь тут вода, хоть немного зелени росло бы возле нее, хоть бы…
      — Ладно, убедились! Можешь не продолжать свои объяснения, — перебил Гагик. — Ты лучше вот что скажи: в чем нам снег растапливать? Камень, что ли, найти с углублением?
      Но какой же камень может заменить кастрюлю?
      — Что скажешь ты, Асо? — обратился Ашот к пастушку.
      — Я? А что я могу сказать? Я для Шушик воду готовлю, — ответил Асо и густо покраснел.
      — Воду? Где у тебя вода? — встрепенулась девочка.
      — Сейчас, сейчас дам, хушкэ Шушик.
      Он собрал и сложил в свой войлочный колпак целую кучу камней разной величины — с орех, с абрикос, с персик — и вывалил их в костер.
      — Это для того, наверное, чтобы огонь сильней горел, — сострил Гагик и подмигнул товарищам.
      Но у Асо были совсем другие намерения.
      Он на минуту выбежал из пещеры и вернулся с огромным, в человеческую голову, снежным комом. У «снежка» была несколько удлиненная, яйцеобразная форма — один конец туповатый, другой острый.
      Когда камни в костре накалились, Асо взял две палочки. Действуя ими, как щипцами, он доставал из костра камни и один за другим клал их на тупой конец снежного кома. Горячие камни с шипением проваливались внутрь. В пещере, словно в кузнице, где в ведро с водой опускают раскаленное железо, стоял густой пар. А Асо все подкладывал и подкладывал камни.
      Наконец из нижнего острого конца снежного кома потекла чистая, прозрачная вода, а камни и зола остались сверху.
      — Пей, хушкэ Шушик, — робко предложил Асо и протянул девочке свой «источник».
      Она скромно отказалась, но товарищи начали настаивать, и Шушик, подставив рот под струйку, стала жадно пить. Никогда еще вода не казалась ей такой вкусной, такой необходимой. Ведь от жажды человек страдает еще больше, чем от голода. Ей казалось, что она не сможет оторваться от этой тонкой, льющейся из «худеющего» снежного кома струйки.
      — В этих местах воды нет. Нам заменит ее только снег, — сказал Асо.
      Когда все напились, пастушок, к великому удивлению товарищей, достал из своей сумки кусок хлеба и, разрезав его на равные части, роздал.
      — Это мой запас, — сказал он смущенно, славно повинен был в том, что сберег так мало хлеба.
      Вот уже два дня этот ломоть не давал мальчику покоя. Это вызывало такое смятение в желудке пастушка, что прошлой ночью он едва не съел хлеб тайком. Но нет, не таков был Асо. Такие, как он, не забывают о товарище. Никогда бы не съел он своего куска, не поделившись с другом.
      Сухой черный хлеб показался всем слаще, чем гата.
      — Единственный недостаток этого хлеба в том, что его было слишком мало, — серьезным тоном высказал свое мнение Гагик, тщательно подобрал упавшие на землю крошки и кинул их в рот.
      «А ведь и мне мама давала на дорогу лаваш, — вспомнила Шушик. — Почему я его не взяла? Ну почему?…»
      — Хушкэ Шушик! — услышала она спустя какое — то время.
      Это Асо, вышедший из пещеры на воздух, звал ее. Когда девочка вышла, пастушок — курд, сильно покраснев, сунул ей в руку свою долю хлеба.
      — Возьми, я сыт. Я много ел, — прошептал он и побежал в лесок за топливом для костра.

      Взошло солнце, и под его лучами засверкали зубчатые верхушки скал. Небо было ясно. Все облачка с него исчезли, словно их заботливо смели какой — то сказочной метлой.
      На покрытых снегом горных кряжах сидели орлы и молча смотрели на незваных гостей Барсова ущелья. Гигантскими выглядели эти птицы на лазурном фоне неба. Казалось, не орлы это, а пастухи в черных бурках стоят неподвижно и следят за пасущимися на склонах стадами. Или, пожалуй, даже не пастухи, а неведомые зоркие стражи! охраняющие природную крепость Барсова ущелья.
      С восходом солнца на скалах послышалась и песня каменных куропаток-кекликов, славящих утреннюю зарю. Нет, жизнь и радость существует и на этих занесенных снегом утесах!..
      Настроение у ребят повысилось.
      Прищурив глаза, они смотрели на Дьявольскую тропу и раздумывали: что же такое придумать, чтобы вырваться отсюда на «белый свет»?
      — Ах, была бы у нас лопата, простая деревянная лопата! Ведь за два дня можно было бы очистить дорогу! — сказал Ашот.
      — А ты говорил, что за нами придут, найдут нас, — обиженным тоном сказала Шушик. Она внимательно всматривалась в лицо Ашота, пытаясь понять, не обманул ли он ее.
      — Придут… Не так просто догадаться, что мы в Барсовом ущелье. Когда обойдут все вокруг, кто-нибудь предложит заглянуть и сюда. Но не попробовать ли нам пока найти что-нибудь вроде лопаты?
      — С пустым брюхом я не пойду отрывать тропинку! — восстал Гагик.
      Ашот посмотрел на него искоса, но, так как и сам был очень голоден, сказал только:
      — Ладно, пойдем поищем ягод.
      Но куда идти? Все кусты вокруг были густо покрыты снегом.
      — Где мы рвали вчера шишки, Ашот? Там на кусте, кажется, еще немного осталось.
      — Да, Шушик, пойдем за шишками. Они в балке, я помню это место.
      С большим трудом пробираясь по снегу, ребята добрались до знакомого дерева, стряхнули с него снег и… пожалели: вместе со снегом посыпались созревшие шишки, и пришлось коченеющими руками подбирать их. Однако каждая найденная шишка, даже самая маленькая, доставляла ребятам такую радость, какой не доставило бы, наверное, крупное яблоко, «спрятавшееся» на дереве и неожиданно обнаруженное уже после сбора урожая.
      Согревая своим дыханием руки, ребята долго" копались в снегу, но шишек оказалось так мало, что настроение у всех упало. А что, если им придется остаться 'в ущелье несколько дней? Сколько таких вот шишек или других плодов понадобится им, чтобы прожить?
      И страх голода мало — помалу начал овладевать ребятами… Какие плоды, в самом деле, могут быть в этом ущелье, богатом камнями и бедном растениями? Особенно сейчас, в начале зимы. Весной еще кое — как можно было бы пропитаться травами, но теперь…
      — Погляди-ка туда, Асо! Не люди ли там? Эй, эгэ-эй! Сюда, сюда! — закричал Ашот и замахал руками.
      У Шушик дрогнуло сердце. Неужели пришли?
      Но «люди», которых увидел Ашот, не ответили ему, даже не шевельнулись. Это были громадные ягнятники, сидевшие высоко на белых верхушках скал. На фоне голубого неба четко вырисовывались их темные силуэты.
      Асо поглядел на них и безнадежно покачал головой.
      — Вот и остались мы тут, — пробормотал Саркис.
      — Иначе говоря, стали робинзонами Барсова ущелья, — пошутил Гагик. — Но Робинзона никто не искал, а нас, к сожалению, ищут и найдут.
      И снова надежда вернулась к ребятам — так уверенно и весело звучал голос. Гагика.
      — В самом деле, чего вы носы повесили? — с подчеркнутой бодростью воскликнул Ашот. — Сейчас все наше село в лесах и горах.
      — Конечно! Конечно, за нами придут! — улыбнулась Шушик. — И самолет прилетит. Надо только большой костер разжечь, чтобы сверху увидели. Пойдем в лес, наберем веток.
      — Да, пойдем! Костер нужен… Но только не затем, о чем ты говоришь. Костер нужен, чтобы не замерзнуть ночью и не стать поживой зверей. А теперь знайте, — _ с неожиданной серьезностью и даже горечью сказал Гагик, — знайте, что ни колхозники за нами не придут, ни самолет искать нас не будет. — И, казалось, только что поняв смысл своих слов, он побледнел и воскликнул в отчаянии: — Пропали мы, товарищи!
      У ребят словно мороз по спинам пробежал. С удивлением поглядели они на Гагика: он ли это, их веселый, неунывающий друг?
      — Почему пропали? Что ты говоришь, Гагик? Не ты ли всегда говоришь: «Все хорошо кончается?»
      — Да! — сказал Гагик. — Быть может, все и кончится хорошо, но надеяться мы должны только на себя. Ведь нас на Дальнем Востоке искать будут.
      Воцарилось тяжелое молчание. Всех точно молния поразила. Какая — то слабость вдруг охватила Ашота, и он опустился на камень.
      — Конечно, — упавшим голосом сказал он. — Конечно, они получили трое письмо и думают… Да и Шушик наболтала матери о тиграх.
      И только что вспыхнувшая надежда мгновенно рухнула. День словно потемнел.
      — Пропали, — повторил Саркис, и его длинные ноги задрожали, а губы посинели.
      Шушик тихо плакала, мысленно обвиняя во всем Ашота.
      Молчание нарушил Ашот.
      — Ну ладно, не будем отчаиваться, — сказал он. — Пойдем в пещеру и разведем огонь. Там подумаем, как быть.
      — Ходе якы — дырге хазар. Подумаем, — подтвердил Асо и взглянул на Шушик.:
      — Что? — сквозь слезы спросила девочка.
      Асо улыбнулся, обнажив два ряда необычайно белых, крепких зубов.
      — Это наша курдская поговорка: «Бог один, а дверей тысяча», — объяснил, он.
      — Ну, раз так, то из тысячи дверей одна авось и откроется. Пошли! — Ашот поднялся и решительными шагами двинулся вперед.
      Нельзя было сказать, чтобы угроза остаться запертыми в Барсовом ущелье его не беспокоила. Он был отважнее других, но чувство страха коснулось и его сердца. Но в то же время этот «искатель приключений» был отчасти рад тому, что невольно попал в столь рискованное положение. К тому же он надеялся, что товарищи выберут его своим главой. Соединенными силами вступят они под его руководством в борьбу с дикой природой Барсова ущелья, в борьбу жестокую, неравную! Ведь они ничем не вооружены!
      Оглянувшись назад, Ашот заметил, что Гагик о чем — то тихо беседует с грустной и усталой Шушик.
      — О чем вы там шепчетесь?
      — О тебе говорим, — вспыхнула Шушик. — Слишком уж ты самоуверен. Ты думаешь, что на земле нет никого отважнее тебя!
      Девочка, разволновавшись, не договорила всего, что хотела бы ему сказать. А Ашот был искренне удивлен.
      Это он — то самоуверен? Из чего это они вывели такое заключение? Впрочем, эти девчонки всегда несут невесть что. У них нет и капли фантазии, где там! Зато Гагик поймет его. И Асо тоже…
      — Думай как хочешь, это твое дело, — обронил он после небольшой паузы. — Да, я стремлюсь вперед, всегда вперед! Ты считаешь это высокомерием? Считай. Спорить не стану.
      Они дошли до своего жилья и, сбив с ног снег, вошли внутрь.
      В пещере похолодало — огонь в костре почти потух. Ребята подбавили в него целую кучу хвороста и молча легли на свои постели.
      Вскоре от костра крутыми завитками стал подниматься дым. Сухой хворост затрещал и вспыхнул.
      Приятное тепло распространилось по пещере. Бледные лица порозовели. Понемногу ребята оправлялись от перенесенного ими потрясения и стали более спокойно относиться к происшедшему.
      — Ну что ж, чего только не бывает в жизни. Испытаем и это, — рассуждал Гагик. — С товарищами не пропадешь.
      Несмотря на то что в случившемся все мысленно обвиняли Ашота, решительных слов и действий ждали именно от него. Ведь ребята знали, что юные натуралисты средней школы имени Степана Шаумяна имели в его лице знающего и отважного вожака. На кого же им было теперь надеяться?
      Участник охотничьих приключений отца, Ашот не раз попадал в тяжелое положение. Следовательно, один он и мог подсказать, как из него можно выйти. Он уже понимал, что по молчаливому сговору был избран своими товарищами и должен принять на себя руководство ими.
      И в свойственной ему торжественной манере, точно выступая на каком-нибудь собрании, Ашот начал:
      — Значит, товарищи, вот так, с пустыми руками, не имея в своем распоряжении ничего, совсем ничего, мы должны жить до тех пор, пока нас не разыщут или пока мы сами не найдем выхода из этой крепости. Так же как Робинзон, мы должны сами добывать себе средства для жизни.
      — «Так же как Робинзон»! — плаксиво перебила его Шушик. — Робинзон попал на остров, где не было зимы, было тепло, растений много разных, а мы… И сколько у него запасов было!
      — Да! И ламу он доил. Чего Робинзону недоставало? — поддержал девочку Гагик.
      — Я не скрываю: у нас положение тяжелее, чем у Робинзона. Но ведь он был один, а сколько нас? Целый коллектив! И еще: как воспитывался Робинзон и как воспитываемся мы? Есть тут разница или нет? Подумайте-ка!
      Ашот чувствовал, что товарищи нуждаются в уверенно сказанном слове. И он продолжал говорить твердо, спокойно:
      — Правда, места, куда мы попали, бедные и скудные. Робинзон был куда счастливее нас. Однако, если мы будем действовать организованно, выдержим. Нам трудно придется, борьба с природой будет тяжелой. И для того, чтобы в этой борьбе никто не погиб, необходимо соблюдать строжайшую дисциплину. Поэтому я предлагаю прежде всего избрать начальника, которому мы все будем подчиняться. Все должны беспрекословно исполнять его распоряжения. Да, беспрекословно, как на фронте. Иначе пропадем. Согласны?
      — Какой еще начальник? Опять ты командовать начинаешь? — вспыхнул Гагик. — «Нача-альник»! — протянул он иронически.
      — Ну, пусть не начальник, а старший. Какая разница? Но нужен же кто-нибудь, кто будет следить за выполнением режима, установленного коллективом. Пожалуйста! Можем пионерское звено организовать, — предложил Ашот. — И изберем звеньевого.
      — И звена не надо, — снова возразил Гагик. — Выберем просто старшего, и пусть он служит нам, как депутат служит избравшему его народу.
      У Ашота было несколько иное представление о роли начальника, но он не стал противоречить.
      — Ладно, называйте как хотите — начальник, звеньевой, старший или еще как-нибудь, — но подчиняться избранному мы должны.
      — Конечно! Если только он будет хорошо служить тем, кто его избрал, — сказал Гагик. — А если не сумеет, предупреждаю заранее: мы его скинем… тайным голосованием.
      — Нашим руководителем будешь ты, Ашот, — с такой торопливостью выразила свое мнение Шушик, словно опасалась, что могут выбрать кого — то другого.
      — Да, да, ты, пожалуй, подойдешь, — снисходительно сказал Гагик, — только…
      Впрочем, ладно. Ты подходишь.
      — Чем же? — недоверчиво спросил Ашот.
      Гагик говорил серьезно, но за его словами Ашоту чудилась какая — то каверза.
      — Чем? — переспросил Гагик. — Да хотя бы тем, что даже в нашей обыкновенной товарищеской беседе ты ведешь себя как какой — то начальник, не желающий слушать других.
      Ашот нахмурил брови и посмотрел на Асо и Саркиса. Но оба мальчика молчали.
      — А ты, Саркис, что скажешь? — спросил Гагик.
      — Мне все одно… Он нас сюда завел, пусть и думает о том, как нам быть. Я ни во что мешаться не буду.
      – Придется, так вмешаешься, — твердо заявил Ашот. — Здесь тебе исключений не будет.
      — Видел? Не говорил ли я, что он самый подходящий? — улыбнулся Гагик. — Не все могут так говорить.