Вчерашний день был богат большими неприятностями, зато сегодняшний приготовил ребятам такие подарки, что все огорчения, причиненные им грабителем медведем, вскоре почти забылись.
      Основной их заботой стала теперь поимка одичавших овец.
      — Ну и счастье же нам привалило — шашлыки сами, своими ножками, к нам пришли! — вело потирал руки Гагик, нетерпеливо ожидая того счастливого часа, когда находящийся под его ведением «склад» вновь пополнится продуктами.
      — А куда убежал Асо? Куда он понес огонь? Почему ушел один? — волновалась Шушик.
      Ашот лукаво улыбнулся:
      — Асо понес огонь в хлев, нашим овцам. Он теперь будет пастухом нашей фермы.
      — Никакой я фермы-мермы не знаю! Поймаем и зарежем, — запротестовал Гагик.
      Все с нетерпением ожидали возвращения пастушка — только он и мог придумать, как поймать овец.
      Наконец он вернулся. Лицо его сияло, черные глаза искрились.
      — Если звери и водятся в ущелье, то туда, к Чернухе, они не пройдут. Вон, поглядите, — показал довольный своей работой Асо на верхушку скалы.
      Там вился дым разложенного им костра.
      — Ну, теперь, когда твои овцы, должно быть, успокоились, не попробовать ли нам поймать их? — спросил Ашот.
      Асо улыбнулся.
      — Нет, — сказал он, — так не годится. Их надо сначала приучить верить тебе, не бояться человека. А для этого нужно время.
      У Ашота и Гагика настроение сразу упало.
      — А я-то надеялся сегодня вечером хаш из рожек и ножек сварить! — сознался Гагик. — Эх, Асо, разве голодному человеку читают проповеди о терпении?
      Но что поделаешь! Если это необходимо — придется потерпеть, была бы только надежда поймать овец.
      — Давайте, пока попробуем козу убить, — предложил Ашот. — Во время свадеб козы становятся неосторожными.
      — Все равно не подпустят, — осмелился возразить Асо. Уж кто-кто, а он не раз был свидетелем этих свадеб. — Если мы и найдем коз, — добавил он, — то разве только в глубоких пещерах, где они прячутся днем.
      — Да! А если застать их в пещерах, тогда они наши, — самоуверенно заявил Ашот и поднялся.
      Ребята вышли из пещеры, а за ними — Шушик и Саркис. — Они сказали, что хотят поискать ягод.
      — Ашот, ты только кидай копье так, чтобы в глаз не попасть: ослепнет, — серьезным тоном сказал Гагик.
      — Кто? — поднял брови Ашот.
      — Да коза же! И зачем ты наверх карабкаешься? Разве не знаешь, что вниз идти легче?
      Да, спускаться было гораздо легче, Ашот это знал, но он знал также и то, что коз можно найти только в расщелинах скал и пещерах, находящихся на верхних склонах.
      — Ашот, я боюсь: а вдруг медведь лежит там, за камнями? — шепотом сказала Шушик.
      От этого ли предупреждения или оттого, что они вспомнили, что идут по свежим следам медведя, ребята, посерьезнели, а Ашот скомандовал соблюдать осторожность.
      Поднявшись на вершину скалы над Пещерой отшельника, ребята легли на высохшую землю и, неслышно передвигаясь, доползли до места, откуда хорошо были видны и нижняя часть Барсова ущелья, где находился Виноградный сад, и восточные гребни хребта, где проходила Дьявольская тропа.
      Необходимо было хорошо осмотреть с вершины все вокруг и только после этого идти вперед. Кто знает — вдруг и покажется зверь! Но совершенно неожиданно они увидели отсюда не зверя, а тех животных, для которых приготовили свои копья. С противоположного кряжа доносились четкие, сухие звуки. Там сражались, сшибаясь рогами, козлы, а в стороне от них паслись козы.
      Асо, у которого было очень острое зрение, в тревоге потянул Ашота за полу:
      — Шапка твоя!
      Козлы то отступали, то снова бешено нападали друг на друга. Третий стоял в стороне и, казалось, наблюдал за дракой. И у этого козла болталась на рогах шапка Ашота.
      Ашот, улыбаясь, покачал головой. Для кого ее сшили, эту шапку, и кто ее носит!
      Ребята не шевелясь наблюдали за дракой козлов, и каждый из них страстно желал, чтобы один из противников был сокрушен и пал с разбитой головой. Но природа наградила этих животных такими чугунными головами, что они прекрасно выдерживали жестокие сражения, повторявшиеся каждую осень. Как ни сильны были удары, ни один из соперников не пострадал в бою.
      Правду говорил охотник Арам, что Барсово ущелье — надежное место для козлов: никто их тут не тревожит. В недоступных людям расщелинах гор, в пещерах и гротах выводят и прячут козы своих чудесных козлят.
      Но даже и в этих как будто бы недосягаемых местах идет безмолвная, страшная борьба за жизнь. И более сильный проникает сюда для того, чтобы уничтожить и пожрать того, кто слабее.
      Вот и сейчас, когда козлы в пылу вражды сшибались головами, опасность неслышно проскользнула в Барсово ущелье и нависла над ними. На одном из верхних карнизов горы сверкнула на солнце пестрая спина гигантской кошки, блеснули белые клыки. Выбросив вперед тяжелые, с острыми когтями лапы, барс камнем упал на козлов, забывших обо всем на свете.
      Козы в панике кинулись к выходу из ущелья, за ними козел с шапкой на рогах. Один, сбитый с ног барсом, упал.
      Не выдержав этого, зрелища, Шушик слабо вскрикнула и попятилась. Саркис позеленел. Он хотел закричать, но Ашот мгновенно прикрыл ему рот рукой, потянул назад и заставил спрятаться за обломком скалы.
      — Сиди тут, и ни звука! — сердито зашипел он, по опыту зная, что угрозы мгновенно обуздывают слабовольных и трусливых людей.
      Тяжело дыша, Ашот вернулся, отвел в сторону Шушик и присоединился к товарищам.
      Прижавшись к земле, втроем они наблюдали за разыгравшейся драмой.
      Свалив козла, барс вонзил в горло животного острые клыки и, урча и тревожно ударяя о землю, длинным хвостом, пожирал его.
      Спрятав головы за кустом, ребята наблюдали за трапезой хищника, втайне надеясь, что, насытившись, барc оставит и им часть своей добычи.
      Напрасны были предосторожности ребят. Барс давно заметил их. Не глядя, он чувствовал присутствие людей, ощущал их запах, слышал шепот. Однако барс принадлежит к тем редким зверям, которые ни во что не ставят своих соперников. Изредка хищник искоса поглядывал на куст, за которым прятались ребята.
      Гагик не мог оторвать глаз от челюстей барса, а в мечтах уже жарил шашлык из печени козла. Однако он ошибся в своих расчетах. И барс, и волк, и многие другие хищники прежде всего пожирают печень и сердце своей жертвы.
      Но вот наконец зверь наелся, лениво поднялся и, облизывая усы, направился к одной, из складок гор — должно быть, в какую-нибудь пещеру, где после сытной еды он мог спокойно поспать.
      Пораженные страхом, ребята замерли за кустами, никто не осмеливался шелохнуться.
      День опять выдался теплый. Быстро таял снег, в который раз обнажая южные склоны. Ребята лежали на разогревшейся земле и, разморенные горячими солнечными лучами, могли бы, пожалуй, задремать, но только что пережитый страх мешал им, будоражил нервы.
      Да и не только страх. Пожалуй, не меньше волновала их и добыча барса, лежавшая совсем рядом. Вот тебе и счастье! Они вышли на поиски коз без какой-либо надежды найти их, и вот перед ними — огромный козел! И всего в каких-нибудь двухстах шагах от их жилья!
      Поди- ка, убеди теперь суеверного Асо, что никакой судьбы не существует, что все явления объяснимы и связаны между собой. Пастушок сошлется на пастуха-отца и скажет, что бывают дни злополучные и дни счастливые.
      Долго лежали ребята за кустами, не говоря ни слова.
      Наконец Гагик прошептал на ухо Асо:
      — А ну, подними-ка голову, погляди: козел на месте или барс унес его? Погляди, не бойся! Я ведь с тобой.
      Асо приподнялся и посмотрел:
      — Да, на месте… Ой, Ашот, орел прилетел, хочет сожрать… Кш, кш!
      Ассо бросил камень, и орел неохотно, медленно поднялся на вершину утеса.
      — Не пойти ли нам за остатками козла? — расхрабрился Гагик.
      Растерзанный козел, лежавший так близко, не давал ребятам покоя. Но Ашот опасался возвращения барса и потому колебался.
      — А может, фаланг — как волк? — спросил Асо. — Волк, когда насытится, заляжет где-нибудь и спит.
      Ашот молчал. Он и так уже считал себя причиной многих бед и опасался, как бы по его вине не случилась новая.
      Постепенно все осмелели и заговорили громче.
      — Как хочешь, Ашот, а козла мы должны взять именно сейчас, — заявил Гагик. — Пойдите принесите, пока орлы не растащили, а остальное предоставьте мне.
      Шушик не совсем еще оправилась от страха, но, услышав слова Гагика, не смогла не фыркнуть: она-то знала, что значит на его языке «остальное»!
      Но, вероятно, так и не решились бы ребята подойти к туше козла, если бы Асо не вспомнил сейчас недавние слова Шушик. «Я так соскучилась по мясу, — по-детски просто сказала она, — а вы кормите меня этими отвратительными мышами».
      Не говоря ни слова, пастушок встал. Взял свое копье и Ашот. Оба мальчика были серьезны, молчаливы — так всегда бывает в момент наибольшей опасности.
      А Гагик, стараясь прогнать страх, наоборот, чувствовал потребность говорить.
      Заметив трусливость Гагика, Ашот решил осторожно вывести его из неловкого положения. Он знал, что Гагику, как бы он ни боялся, самолюбие не позволит отстать от товарищей. Но нужно ли это?
      — Ты, Гагик, иди в пещеру, — сказал он. — Раздуйте там огонь, приготовьте посуду и шампуры А когда мы придем, будем обед готовить. Ну? Что ты застыл?
      — Но как же без меня? — взволновался Гагик.
      — Как-нибудь управимся, — улыбнулся Ашот.
      И Гагик охотнее, чем когда-либо, подчинился Ашоту.
      Ашот и Асо поднялись на выступ, где только что пировал барс. Зверь пожрал печень, сердце и ляжки своей жертвы, а остальным, видимо, собирался поужинать.
      Асо ухватился было за рога и потянул тушу животного вниз, но Ашот остановил его.
      — Нельзя! Барс за нами по следу придет, — шепнул он.
      И, взяв топор, он отсек обведенные хищником части, а нетронутые — голову, грудь и лопатки — взвалил себе на плечи. Потом он знаками показал Асо, чтобы тот заметал их следы огнем и дымом.
      Они шли, с замиранием сердца оглядываясь назад: не спохватился ли барс. И в то же время оба были счастливы: ведь они несли домой половину туши! Ашот даже согнулся под тяжестью своей ноши. Асо тщательно заметал следы. В руке у него жарко пылала головешка. И эта предусмотрительность оказалась вовсе не лишней. Опасность пришла, хотя и не с той стороны, откуда ее ожидали.
      Не дошли еще Ашот и Асо до своей пещеры, как откуда-то сверху до них донесся грозный рев, и какой-то бурый зверь, ломая кусты, сбрасывая снег и камни, скатился с крутизны вниз.
      — Асо, подними головню! Размахивай! — закричал Ашот и сбросил ношу с плеч.
      Но в этот же момент медведь оказался рядом с мальчиком. Ухватив Ашота за полу, он сбросил его в кучу снега и, не глядя ни на него, ни на мясо, с зычным ревом продолжал скатываться по склону. Иногда он поднимался на задние ноги, кувыркался, подпрыгивал, свертывался кольцом, просовывал голову меж задних ног и, превращаясь в шар, снова катился вниз. Он был пьян и добр, как иной раз бывает добр и пьяный человек… Кто-кто, а уж айгедзорцы-то хорошо знают, что у того, кто пьет много маджара да еще заедает его большим количеством винограда, сок его начинает бродить, кипеть в желудке.
      — Что делать? — прошептал Асо, продолжая машинально размахивать головешкой.
      Мальчик переменился в лице, ноги дрожали. Не меньше был испуган и Ашот. Однако по всему поведению медведя и по резкому запаху вина он сразу понял, что мишка «хватил» через край. Иначе мог ли он позабыть и об осторожности, свойственной медведям, и об опасности?
      — Давай напугаем его. Зажги траву, — сказал Ашот.
      Они собрали сухую траву, чертополох, головней подожгли их, и Ашот укрепил на своем копье пылающий сноп.
      Медведь, устав, по-видимому, от своих кувырканий, сидел чуть пониже ребят и, покачивая головой, что-то бормотал.
      Ашот заорал: «Го-гооого»! и бросил в него огненное копье. Тот отчаянно заревел и бросился бежать. Запах горящей шерсти донесся до мальчиков.
      — Ну, беги, да не оглядывайся! — крикнул Ашот.
      И, подхватив свою добычу, топор и факелы-головешки, ребята поспешили в свою пещеру.
      … О, принесли! Козла принесли! — радостно воскликнула Шушик. — А кто это там ревел?
      — Никто… Раздуй-ка лучше огонь.
      У костра лежала половина туши козла — целая гора мяса. Счастье, казалось, наконец улыбнулось ребятам. Однако самый смелый из них почему-то был беспокоен, рассеян и, поминутно оглядываясь на дверь, словно прислушивался к чему-то.
      Гагик, при виде мяса забывший обо всех своих страхах, быстро выстругивал шампуры, нарезал на мелкие кусочки козлятину.
      — Не говорил ли я, что в конце концов все будет хорошо? — болтал он. — Ах, какой я вам хаш сварю из головы и ног! Пальчики оближете! Асо, отруби голову и подержи ее над огнем — опали. Ох-ох-ох! Не жизнь, а рай!
      И снова под сводами пещеры зазвучал смех, а на бледные лицах ребят появилась улыбка; снова завязались оживленные беседы, прерываемые восторженными восклицаниями Гагика, снимавшего с шампуров подрумяненное мясо.

      Да, в этот день счастье явно улыбалось ребятам. Однако, когда волнения несколько утихли, они решили, что радость их — это «телячья» радость. Ведь если их положение улучшилось, то оно настолько же и ухудшилось. Правда, теперь они по крайней мере две недели будут сыты и могут терпеливо ожидать, когда Асо, играя на свирели, приведет за собой из овчарни покорное ему «стадо». И соли и воды у них тоже было в таком изобилии, что хватило бы на целое село. Обо всем этом они и мечтать не могли ни разу с тех самых пор, как попали в Барсово ущелье. Но в тоже время разве могли забыть они о том, что рядом с ними живут два страшных зверя? Правду говорят айгедзорцы, что удача и неудача — это родные сестры.
      Удачи были у наших ребят в этот день, большие удачи! Но разве вблизи от их жилья не бродил барс?
      Вот и сейчас: придет, увидит, что исчезла его добыча, разъярится и начнет охотиться за тем или другим из них.
      Где он до сих пор был? Откуда появился? А медведь? Значит, они ошибочно считали, что он ушел из ущелья? Или, может быть, уходил искать себе пристанища на зиму и, не найдя ничего подходящего, вернулся?
      Ребята слышали, что медведь не нападает на людей, но все-таки кто согласится идти за водой к роднику, у которого бродит медведь? Пожалуй, и пить не захочешь. А если в скалах притаился барс, с каким сердцем ты пойдешь туда приручать овец?
      Обсуждая это, ребята пришли к заключению, что, в сущности, они лишены сейчас всего своего достояния — соли, воды, овец. Значит, рано они радовались, рано было думать, что теперь удастся спокойно дожить до весны. Звери запрут их в пещере, пища скоро иссякнет, а отсутствие соли сведет их с ума. Чтобы получить воду, им придется снова растапливать снег, а в этой «фильтрованной» воде нет и капли соли.
      Да, как ни верти, а прежде всего надо подумать о том, как уничтожить или изгнать из ущелья зверей.
      Ашот предложил разжечь побольше костров, а затем, вооружившись дымящимися головешками, с криком и шумом пройти цепью от правой стороны гор к левой. Это испугает зверей, погонит их к выходу из ущелья, заставит уйти.
      План был интересный, но его разрушил Гагик, мягко объяснив, что принять участие в этом грандиозном шествии смогут всего три человека. Какая же это «цепь»?
      В разговорах незаметно прошло время, и наконец шашлык из козлиного мяса был готов. Насытившись, ребята окончательно пришли в себя после пережитых волнений. Ашот поднял лежавший в одном из углов пещеры капкан и взволнованно сказал:
      — Да ведь это приготовлено как раз для барса!
      — Но зачем нужен был барс дяде отшельнику? Ведь мясо барса он не стал бы есть, а шкуру не смог бы продать, — возразил Гагик.
      Шушик о чем-то напряженно думала, что-то, по-видимому, вспоминала и наконец сказала:
      — Я где-то читала, что один отшельник, собравшись в путь, привязал к своим ногам бубенчики. Их звон должен был предупреждать всех муравьев и букашек о том, что они могут быть раздавлены. В общем, для того, чтобы они убегали с его пути.
      — Это сказка, — засмеялся Гагик.
      — Нет, Шушик, правда, — вступился за девочку Ашот. — Она хотела сказать, что отшельники были добрыми людьми, и это верно.
      — Конечно! Но разве Гагик даст досказать! — рассердилась Шушик. — Если бы отшельник был злым человеком, он ловил бы коз, а не зверя, который проливает их кровь.
      — Браво! — воскликнул Гагик. — Но я считаю, что дядя отшельник творил свои добрые дела в расчете на то, что его примут в рай. А?
      Товарищи засмеялись, но мысли Ашота были заняты другим. «Если отшельник ловил барсов этим капканом, — думал он, — то почему бы и нам не попробовать? Ведь ни одного часа они не могут быть спокойны, если рядом такой коварный и сильный враг!»
      Высказав эту мысль товарищам и получив их одобрение, он лихорадочно приступил к делу.
      Что нужно для того, чтобы зарядить капкан? Кусок мяса и больше ничего. Мясо у них было, но капкан сильно заржавел и в таком состоянии не годился в дело.
      — Зверь одного только запаха ржавчины испугается, не подойдет, — объяснил Ашот и вспомнил, что отец смазывал сталь жиром. Жир отбивал запах и металла и ржавчины. Но где взять жир? Ведь в пору свадеб и драк козлы тощают. Чуть-чуть жира остается лишь на почках и толстой кишке.
      Смазав капкан, Ашот привел в действие стальную пружину и с сомнением покачал головой:
      — Боюсь, не выдержит. У правого когтя ржавчина почти переела шейку.
      К капкану была подвешена какая-то железка, похожая на якорь.
      — Это чтобы зверь не мог далеко убежать. Этот крючок будет цепляться за кусты и камни и тормозить, выигрывая для охотника время, — объяснил Ашот.
      — А нельзя ли привязать его к дереву, чтобы барс остался на месте и никуда не убежал? — серьезно заинтересовался Гагик.
      — Что ты? Он вырвет лапу и убежит. Этот якорь потому и оставляют свободным, чтобы он тащился за зверем, — объяснил Ашот. Он был очень взволнован — ведь в первый раз в жизни пытался он поймать такого страшного зверя, как барс! Его воображение распалилось, и, считая, что все должно сложиться именно так, как он рассчитал, Ашот деловым тоном сказал: — А ну, Гагик, дай-ка кусок мяса!
      — Нет уж! — воспротивился Гагик. — Сердцем моим заряжай капкан, а мяса не дам! Не до опытов нам.
      — Там еще есть обглоданные куски, — сказал Асо, до сих пор скромно молчавший. — Возьмем оттуда.
      В самом деле, могла ли быть приманка лучше?
      На верхней терраске, которую назвали Террасой барса, собралось много орлов, и ребята с трудом разогнали камнями. Однако оказалось, что жадные птицы не оставили и куска мяса, разве только какие-то объедки вокруг суставов. Ребята отрубили один из них, зарядили капкан и зарыли его в землю, оставив снаружи лишь острые, раскрытые когти, засыпанные снегом, с зажатой в них открытой приманкой.
      Затем, чтобы отвлечь орлов, они собрали и кинули им все остатки и вернулись в пещеру.
      «Ох, если бы только поймать барса и освободиться из этой клетки! Счастливее нас не будет на свете людей! — думал Ашот. Лицо его покрылось румянцем, огонек вспыхнул в глазах.
      — Часы барса сочтены, — сказал он. — Теперь остается только свести счеты с медведем. Я думаю, что мы должны…
      Ашот не договорил. Раздался какой-то глухой рев; ветхая дверь пещеры распахнулась и внутрь ворвался… пьяный медведь.

      Можно сказать, что все происшедшее в этот день было действительно игрой судьбы. Если бы другие охотники не пришли на помощь Араму и он не был бы принужден ждать их и советоваться с ними, все могло сложиться по-иному. Скорее всего, Арам, идя по следам диких коз, вышел бы тогда к ребру, за которым лежит Барсово ущелье, и запертые там ребята могли бы увидеть его стоящим на вершине горного кряжа. А увидев человека, они бы, конечно, закричали и криками обнаружили свое местопребывание.
      Но все сложилось по-иному. Встретив в Барсовом ущелье самого опасного врага их рода — барса, козы оставили в его когтях одного из своих товарищей и стремительно вернулись. Они вышли из ущелья еще до того, как преследовавшие их охотники успели добраться до Дьявольской тропы.
      Но вот сейчас лежит бездыханным козел, носивший шапку Ашота, а убившие его охотники разожгли костер и собрались вокруг него. Только Арам, сидя в сторонке, смотрел на шапку своего сына и плакал, плакал, без слез.
      Ну поди разгадай эту тайну. Ах, если бы животное могло говорить, Арам поставил бы тогда тысячи капканов в горах, придумал бы тысячи разных способов, чтобы поймать этого козла. А поймав, спросил бы: «Где хозяин этой шапки?» Но вот лежит бездыханным у костра козел, который видел Ашота, — лежит и ничего не может рассказать.
      Дед Асатур мрачно курил свою трубочку. На него были направлены все взоры, от него ожидали решения. Но что он мог сказать? Многое видел старый охотник в ей жизни, он мог объяснить тысячи удивительных явлений природы, но понять, каким же образом на рогах у козла очутилась ушанка Ашота, это и ему было не по силам.
      Старик был недоволен собой и чувствовал себя неловко в присутствии всех этих людей, ждущих его слова.
      — Эх, львенок ты мой, видно, понапрасну мы сюда пришли! — огорченно сказал он своему внуку Камо, красивому высокому юноше с мужественным и строгим лицом.
      — Нет, дядя Асатур, если бы не ты, этот козел не лежал бы тут и шапки. бы этой мы не узнали, — вмешался Арам. — У меня сердце черной кровью обливается, в глазах мутится разве я гожусь сейчас в стрелки? Сегодня утром я стрелял в этого козла и не попал. Только нацелился — сердце защемило, все перед глазами заволокло. Во всяком случае, твой выстрел открыл нам, что ребят не надо искать на Дальнем Востоке. Ну, холодно становится, пойдем в село. И вы все устали, отдохнуть надо.
      Охотники поднялись и пошли в село. Деда Асатура с внуком пригласил к себе Арам, а Грикора увел Аршак.
      Увидев племянника, жена Аршака расплакалась и излила на мальчика всю нежность своих материнских чувств. Все, что только нашлось в доме вкусного, поставила она на стол.
      — Ешь, ешь, милый мой, и за себя и за Гагика моего ешь, пусть сердце мое успокоится, — говорила женщина и, отвернувшись, утирала концом передника слезы.
      — Все хорошо будет, жена, не плачь. Где им потеряться? — говорил Аршак, стараясь подбодрить скорее себя, чем жену.
      — Что сказать, что сказать? — волновалась жена. — Был бы тут Гагик, как бы он тебе обрадовался, Грикор-джан!
      Появление Грикора еще больше разбередило рану в сердце бедной матери. Всю ночь она не сомкнула глаз и утром, после завтрака, услышав, как зазвонили в школе, снова горько расплакалась.
      — Идут… Все в школу идут, все, кроме сынка моего! — зарыдала она. — Грикор-джан, каждый раз, как услышу звонок этот, сердце на куски разрывается. Каждый раз, как увижу его товарищей, слезы из глаз катятся. Как увижу учебники — вон там, на столе, — голова огнем горит.
      — Ладно, жена, — мягко сказал Аршак и вышел из лому.
      У Арама он застал деда Асатура и председателя Арута, неведомо как оказавшегося здесь. Как видно, его вызвал старик и сейчас жестоко распекал:
      — Ну и хладнокровные же люди! Ребята пропали, а вы? Только тем и заняты, что, как белки, гнездо свое набиваете запасами!
      — А что же мы должны делать? — обиженно спросил председатель.
      — Что делать? В носу ковырять! — вспылил старик. — Каждый из пропавших ребят пяти таких, как ты да я, стоит. А ты, я слышал, больше о ереванской лавке думаешь, чем о людях!
      Кровь прилила к лицу старого охотника, так он рассердился, а рука его инстинктивно тянулась к кинжалу. Так бывало всегда, когда что-нибудь слишком раздражало деда Асатура.
      — Огонь-старик, прямо огонь! — прошептал кто-то.
      — Да, железо раскаленное, а не человек.
      Арут стоял, не поднимая головы, а дед Асатур, отдышавшись и немного успокоившись, сказал:
      — Ну, поднимайтесь, Арам и Аршак, собирайте людей, идем в горы. В вашем селе мне дышать нечем — воздуха не хватает. А вон внук мой пионеров привел, — поглядел старик в окно, и морщины на его лице сразу разгладились, а суровый взгляд потеплел. — Да, Сиран-джан, — по-семейному обратился он к хозяйке, — дай мне мой дорожный паек, спать в горах буду, а оттуда прямо домой.
      — Почему? Ты что же, не вернешься разве? — обеспокоилась Сиран.
      — Нет, в село, где такой бессердечный председатель, нога мой больше не. ступит, — коротко отрезал дед и, взяв ружье, вышел из дому.
      …Отряды колхозников и пионеров, разбрелись по горам. В надежде найти хоть какой-нибудь след исчезнувших ребят они обследовали все скалы, все расщелины и впадины, но напрасно. По вечерам они сходили в ложбины, ночевали у пастухов, а утром снова поднимались в горы. Они облазили все склоны гор Малого Кавказа, глядящие на Арарат, осмотрели все балки, все щели, все нагромождения камней, но никому и в голову не пришло заглянуть в Барсово ущелье. А ведь сколько раз подходили они к его границам, проходили вдоль них! Но можно ли было подумать, что Ашот с товарищами пошли туда, куда и летом не осмеливались заглядывать самые смелые люди?
      Поиски были безнадежны. Арам предложил пионерам вернуться в село, а колхозникам и охотникам сказал:
      — Благодарю вас всех, мой дорогие, благодарю и тебя, дед Асатур. Вы сделали для нас все, что могли, и дальнейшие ваши мучения бесполезны. Возвращайтесь в свои дома. Я один останусь на ферме, буду подниматься с пастухами на горные пастбища. Может и откроется где-нибудь дверь, за которой скрывается мое счастье.
      — Нет, нет, Что ты говоришь, Арам! Я не так понимаю дружбу, — взволновался старик охотник.
      Ни под каким видом не соглашался он вернуться в свое село, и все же Арам уговорил его, тем более что необходимо было проводить домой Грикора.
      Поцеловав своего младшего собрата, старик философски сказал:
      — Человек в этом мире всегда живет надеждой, Арам. И ты ни на минуту не теряй ее. Белый свет свидетель: дети живы.
      — Да возблагодарит тебя небо за сердце твое, дядя Асатур! Доброго. тебе пути.
      Он проводил деда и его юных спутников до самой Агриджа-горы, затерянной высоко среди облаков, и вернулся на ферму.
      Арам, оставшийся у пастухов, не знал ни сна, ни покоя. Он, пожалуй, до весны не вернулся бы в село, если бы не неожиданный случай, положивший конец его метаниям.
      Та часть Араратской долины, которая простирается напротив Барсова ущелья, как уже говорилось, была пустынной. Лишь вдоль левого берега Аракса тянулась узкая полоса кустарников и камышей. Да и этой зелени тут, пожалуй, не было бы, если бы каждой весной Араке не затоплял прибрежные пески. Но эта пока еще безжизненная земля — всего лишь малый участок той былой большой пустыни, которая в последние годы покрылась виноградниками и плантациями хлопка.
      С двух сторон культурные земли обрамляют этот кусок пустыни, с нетерпением ожидающий жизни, но еще бесплодный. В летнюю жару на нем встретишь лишь верблюжью колючку да полынь с ее серебристыми волосками и опьяняющим ароматом.