Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Пленники Барсова ущелья

ModernLib.Net / Ананян Вахтанг Степанович / Пленники Барсова ущелья - Чтение (стр. 18)
Автор: Ананян Вахтанг Степанович
Жанр:

 

 


      В пещере царила неприятная, томительная тишина. Не выдержав ее, Ашот поднялся:
      — Пойду погляжу, что этот сумасшедший делает. Он остановился на пороге и облегченно вздохнул. Слабо светили звезды. В их мерцающем блеске, на фоне белого снега, невдалеке маячили две черные тени. Это были Гагик и Асо. Они приближались, волоча за собой что-то тяжелое.
      Подойдя к пещере, мальчики отряхнули с ног снег и вошли. Каждый тащил по связке прутьев какого-то шерстистого кустарника с твердыми, но гибким!! ветвями, покрытыми рыже-красной корой. Гагик усадил Асо и поло жил перед ним связку прутьев.
      — Бери по одному и заостряй с конца, — распорядился он.
      Асо начал работать. Заостренные прутья Гагик втыкал в землю на расстояний трех-четырех пальцев один от другого.
      Пещера, в которой ребята находились, была, к счастью, одной из редких в Армении пещер с земляным полом, быть может нанесенным горными потоками. Как бы то ни было, но это создавало для такого опытного «корзиночника», как Гагик, большие удобства.
      — Ну, для чего все это? — спросил Ашот, долго наблюдавший за работой Гагика.
      — А для того, чтобы убить время. Будет, по крайней мере, чем заняться в длинные зимние вечера. Я, например, так люблю плести корзины, что готов впустую их делать: сделать и выкинуть! Хотя — зачем выкидывать? Перед весной, когда за нами придут, мы сможем сказать: «Простите, а наш груз?»
      — Брось! — махнул рукой Ашот. — Разве из этого дьявольского ущелья можно будет забрать корзины?
      — Силы у тебя есть, Ашот, а вот голова что-то плохо работает. Корзины мы будем просто сбрасывать с нижней кромки скал. Скатятся они вниз и выстроятся перед повозками! Корзины из этих прутьев — это ведь самые ценные: они крепче любых других. И ко времени сбора винограда они вовсе не будут лишними.
      Гагик говорил, а пальцы его проворно перебегали от прута к пруту.
      — Кроме того, — продолжал он, — когда мы сдадим все корзины, ты, Ашот, поймаешь за полу этого скрягу, председателя Арута, и скажешь: «Просим прощения, а наши трудодни?» Смеетесь? Напрасно! Мы можем и жить тут и трудодни зарабатывать. Вот попробуем, сами увидите.
      — Э, любишь — плети на здоровье, твое дело, — махнул рукой Ашот. — Но найдете ли вы достаточно материала?
      — Прутьев много. Расщелины среди скал полны кустарниками всех видов, я даже не все названия знаю. Срезать и заострять буду я, а таскать вы.
      — Это как раз по мне работа. Я с моей больной ногой могу хоть целый день сидеть и плести корзины — обрадовался Саркис.
      — Ну что ж, объявляю корзиночную мастерскую айгедзорского колхоза открытой, — шутя объявил Гагик. — Я назначаюсь главным техноруком и мастером предприятия, Саркис — моим помощником, Асо — главным агентом отдела снабжения сырьем, Шушик — плетельщицей-стахановкой. Что ты будешь давать в премию тем, кто перевыполняет план? — обратился он к Ашоту.
      — За каждую корзину, выработанную сверх плана, — двойную порцию.
      — В таком случае — гони! Я уже одну сверх плана выработал.
      За этим новым занятием легко и незаметно прошел вечер.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ
О том, как неожиданное событие предупредило ребят, что опасность не миновала

      Это произошло на другой день после того, как ребята переселились в Пещеру отшельника, — во время заготовки топлива.
      День был светлый и теплый, однако из предосторожности мальчики развели в Дубняке огонь и, сменяя друг друга, начали подрубать топором отшельника одно из деревьев. Туповато было это орудие, но как-никак оно называлось топором! И после долгих усилий полусухое дерево подалось, затрещало и с шумом свалилось на землю.
      — Козы, козы! — вдруг возбужденно крикнул Асо, показывая на гребень горы, замыкавшей ущелье сверху.
      Действительно, там появилась целая стая коз. Они шли довольно спокойно. Некоторые даже останавливались и оглядывались. Это говорило о том, что присутствие ребят не особенно их тревожит. По-видимому, на опыте они убедились, что соседи эти — существа безопасные.
      И вдруг совершенно неожиданно козы пришли в панику и бросились бежать.
      Асо внимательно осматривал выступы скал. Глаза у него били очень зоркие, острые. Внезапно мальчик побледнел и, подняв свою дубинку, указал ею на камень, нависший наверху, над узенькой тропкой.
      Почувствовав опасность, Ашот напряг зрение. Он долго не мог ничего разобрать, но, разглядев, невольно вздрогнул: на большом плоском камне лежала гигантская кошка. Огненно-рыжая пятнистая шкура ее почти сливалась с рыжей скалой.
      «Кошка» лениво потягивалась и, зевая, широко открывала усаженную острыми клыками пасть. Потом вдруг, распушив свой длинный хвост, она раздраженно забила им по скале, напрягла мощные, стальные мышцы, вытянула вперед лапы и, спрыгнув вниз, на такой же узкий карниз, мгновенно исчезла.
      — Видели, видели? — возбужденно спрашивал Ашот.
      — Барс? Это был барс? — вздрогнув, спросила Шушик.
      — Самый настоящий! А мы думали, что это рысь. А ну, кричите, кричите сильнее!
      И, взволнованные встречей с барсом, ребята подняли неистовый шум. «Гу-гу-у-гу!» — кричали они и сбрасывали вниз большие, с грохотом падавшие камни. Пожалуй, не только барс, но и сам сказочный властитель ада Сатаэл, попади он сюда, сбежал бы в страхе на край света!
      — Куда, же он удрал? Пустите-ка меня, не держите! Я пойду сдеру с него шкурку и брошу ее под ноги этой девушке-газели! — едва оправившись от страха, пустословил Гагик. — И как это ему удалось уйти из моих рук? Как упустил я такой счастливый случай? Жаль! Ах, как жаль!
      — Понимаете теперь, почему это ущелье называется Барсовым? — сказал Ашот, когда волнение немного улеглось, и подумал: «Так вот от кого убегал козел, похитивший мою шапку! От барса! Вот откуда у него набралось столько смелости, что он кинулся на меня! Отступать-то некуда было! Ведь его преследовал более страшный враг!»
      Появление барса сразу разрешило все загадки, мучившие ребят. Теперь многое стало понятным. И та рыжая спина, которую заметил среди камней, Саркис в первый же день их пребывания в Барсовом ущелье, и посетитель, навестивший в пещере больных товарищей, и тот, кто насладился куропатками, пойманными в силки Ашота.
      — Вот так манул! — воскликнул Гагик.
      Смешным было, конечно, такое сопоставление: дикая кошка и барс. Но Гагик понимал, какая опасность грозила им, и на этот раз в его голосе не было насмешки. Так, значит, со дня их появления в ущелье эта ужасная кошка все время тайком следует за ними!
      — Да, хорош манул! — смущенно протянул Ашот. — Должно быть, это он же и ревел тогда.
      А пастушок Асо вспомнил глаза, сверкнувшие во мраке, кости козла и, конечно, самое ужасное — событие той ночи. Ведь он тогда был на волосок от гибели. Запоздай собака на одно мгновение, и барс разорвал бы его на куски.
      И в памяти Асо ярко возник образ доброго, самоотверженного товарища их тяжелых дней — Бойнаха.
      Появление барса взволновало ребят, и как ни старались они в присутствии Шушик казаться беспечными, это уже не удавалось.
      — Ничего, у барса есть на кого охотиться — козы, — тщетно пытался утешить товарищей Ашот, хотя страх проник и в его сердце.
      Молча, в глубокой задумчивости начали ребята переносить в пещеру нарубленные ими дрова и складывать у одной из стен, а покончив с топливом, Ашот и Гагик занялись ветхой дверью. Они переплели составлявшие ее бревнышки гибкими ветками, скрепили их, а затем подперли дверь с внутренней стороны большой балкой.
      — Ну, пусть приходит теперь, — сказал Ашот удовлетворенно. — Пусть попробует пролезть к нам!
      Вскоре в пещере воцарился мир. На костре варился суп из «курочки», с потолка свешивались гирлянды виноградных кистей, — так нужно ли было терзать себя мрачными мыслями? К тому же свирель Асо звучала сегодня так нежно, так весело, что разогнала остатки грусти и страха.
      Так провели они этот вечер. От скуки даже сплели корзины. Но впереди была длинная ночь, спать никому не хотелось, и потому Ашот решил посвятить вечер рассказам о летучих мышах — о них он знал много интересного. Он пошел в угол пещеры, принес оттуда ушана и приступил к своему «докладу».
      Раньше в деревнях это животное вызывало чувство страха. Многие верили, что оно срывает с людей шапки, а кое-кто утверждал даже, что высасывает у детей кровь. До сих пор еще летучие мыши, сопровождая стада, идущие с лугов, пугают пастухов.
      — Да, — смущенно подтвердил Асо, — когда они появляются, и я и мой отец крепко придерживаем свои колпаки.
      — Напрасно. Все дело в том, что за стадом движутся целые тучи комаров, а летучие мыши питаются комарами, — объяснил Ашот.
      — Они преследуют стадо из-за комаров? — удивился Асо. — Значит, мы напрасно беспокоились?
      — Конечно! Летучие мыши, если хочешь знать, — это наши друзья. Они освобождают сады и поля от вредных насекомых.
      Эти животные — млекопитающие, но крылатые. Поглядите, как все у них приспособлено для полета. Тело маленькое, но из-за широких перепонок, связывающих его с крыльями, кажется большим. А уши? Какие огромные и тонкие! Вот почему этот вид летучей мыши и называют ушаном. Перепонки помогают ей держаться в воздухе. Это как та женщина, которая из-за широких юбок не разбилась, — помните, Гагик рассказывал? Летучей мыши эти «парашютные приспособления» особенно нужны — ведь она и детеныша своего все время с собой носит и даже кормит на лету.
      — Ничего не скажешь — удобно устроилась! — вставил Гагик.
      — Погоди, не мешай! Дай расскажу.
      — А откуда ты сам-то все это знаешь? — с сомнением в голосе спросил Саркис.
      — Но ведь он у нас — руководитель кружка юных натуралистов! — с улыбкой заявила Шушик.
      — Ты права, — серьезно подтвердил Ашот. — Я много читаю, отца расспрашиваю, других охотников. Они хорошо знают природу. Я как-то прочитал об одном опыте, а потом и сам его проделал. Отец принес однажды из лесу такого же ушана. Я протянул в комнате от стены к стене много ниток — целая паутина получилась — и выпустил ушана. Он начал летать между нитками, да так ловко, что ни одной не задел! Поймали мы его, завязали глаза, и что же? Опять ни одной ниточки даже кончиком крыла не коснулся.
      — Как же так — не видя? — спросил Саркис и хотел было добавить: «Не заливаешь ли?»-но сдержался, даже пожалел, что заподозрил Ашота во вранье.
      — Да! Не видя ниток, мышь облетает их — такое у нее осязание. Она на расстоянии чувствует предмет.
      — Ох! — изумился Асо.
      Ашот остался доволен впечатлением, которое произвел его рассказ. Он сообщил затем, что летучие мыши населяют пещеры, пустые церкви и строения, причем висят под потолками и сводами обязательно вниз головой. Так им лучше.
      — Скажи прямо: выворачиваются наизнанку, как черти, — высказал свое мнение Асо.
      — А разве черти наизнанку вывернуты? — улыбнулся Ашот. — Как это?
      — Н-не знаю, — пробормотал пастушок. — Но отец говорит, что у них пятка спереди, а пальцы сзади.
      Ребята дружно рассмеялись.
      — А еще что отец твой о чертях рассказывает? — поинтересовался Ашот.
      — Говорит еще, что, когда люди в темноте становятся на колени перед ручьем и пьют воду, черти их по затылку хлопают.
      — Ах, так вот почему ты затылок рукой прикрываешь, когда воду пьешь! Ну и хитрый! А нас небось не предупредил, чтобы и мы защищались! А еще, еще? — приставал Гагик.
      Асо знал, что товарищи расспрашивают его не зря — хотят посмеяться, — но это его не остановило.
      — Еще говорит — ночью нож открытым держи, чтобы не подходили: сталь побеждает зло…
      — Все это сказки, Асо, не верь им, — серьезно и твердо заявил Ашот. — Никаких чертей нет и не было. Ты ведь знаешь: мы и ножа не достаем и каждый день воду пьем, не прикрывая головы, а где ты видел хотя бы одного черта? Почему они не показываются? Ну ладно. Хотите, я вам дальше расскажу? — И, не дожидаясь ответа, продолжал: — Летучие мыши живут колониями. Один русский зоолог — кажется, его фамилия Сатунин — лет шестьдесят назад наблюдал их жизнь у нас, в долине Аракса. В одной пещере этот ученый насчитал несколько тысяч летучих мышей. В Грузии, в древнем соборе города Мцхета, их оказалось девять тысяч.
      Люди просто даже не знали, как выгнать их из храма. Они ведь мешали богослужению.
      — Девять тысяч! — поразился Гагик.
      Ашот рассказал товарищам о том, как мать оберегает детеныша, пеленая его в свои перепонки, и кормит его так, что никто этого не видит.
      — А аппетит у летучих мышей потрясающий! Тот же ученый дал однажды маленькой летучей мыши, чуть побольше майского жука, сорок мух и одну бабочку. Только после этого она насытилась и уснула.
      — Ну и пусть себе кушают на здоровье! — воскликнул Гагик.
      Под длинные рассказы Ашота Асо, уставший от дневных забот и работ, сладко уснул. И сны ему снились тоже сладкие.
      Вот он привел колхозное стадо на изумрудный склон горы и пустил его пастись, а сам прилег на травку и греется под лучами солнца. Солнце такое яркое, жгучее! Пес Бойнах, товарищ детства, прижался к его ногам, виляет хвостом и нежно лижет руки. Но вот огромная, величиной с теленка, кошка ворвалась в стадо, схватила и унесла овцу. Это случилось так быстро, что Бойнах не успел даже кинуться за зверем, что, впрочем, вряд ли было бы благоразумно. Когда тревога прошла и наступила тишина, собака опять улеглась у ног пастушка и стала ласково лизать его руки.
      Бойнах, кажется, совсем не огорчен тем, что умер, и у него такие добрые; такие умные глаза. «Бойнах-джан, ведь тебя нет на свете? Или ты и на самом деле жив?» — думает во сне пастушок, и из глаз его льются слезы радости. Он обнимает своего мохнатого друга, а тот смотрит на него нежно и печально.
      — Бойнах-джан, братик мой! — зовет Асо и просыпается, разбуженный собственным голосом. Из глаз его. все еще льются слезы, стекают на впалые щеки. — Бойнах, — не совсем еще очнувшись от сна, повторяет Асо.
      С сердечным трепетом смотрят на него товарищи. Они слышат, как мальчик зовет во сне собаку, и понимают его горе.
      Но вот наконец Асо пришел в себя, утер глаза. Никто не сказал ему ни слова.
      Близилась полночь. Огонь в костре угасал, и Шушик уже начала клевать носом.
      — Спать! — сказал Ашот. Завтра с утра идем собирать виноград.
      Однако на другой день они долго не решались удаляться от своего жилища, опасаясь что зверь может прятаться где-нибудь поблизости. Страх этот больше всех донимал Асо: суеверный пастушок был убежден, что неспроста видел свой сон.
      До полудня ребята сидели в пещере, затем, не выдержав, решили все же пойти за топливом.
      Стук топора, шум падающих ветвей, воинственные крики и песни — все это подбадривало их: не подойдет же зверь к людям, занятым рубкой деревьев!
      Сменяя друг друга, они работали своим заржавленным и тупым топором и, раскалывая стволы на длинные поленья, втаскивали их в пещеру.
      — Уф! Разве это топор? Жует, как беззубый бык! Кончено, я больше не буду рубить дрова! — забастовал Гагик.
      — Ох, уж эти мальчишки! Только и думают все силой взять! — упрекнула Шушик. — А разве нельзя поточить топор? Ведь острым вы в три раза быстрее топливо заготовите.
      — Она права. Саркис, пойди принеси из кузницы точильное колесо, — усмехнулся Гагик.
      Действительно, чем могли они наточить топор?
      — Погодите-ка, я сейчас настоящее точило принесу! — ударил себя по лбу Ашот. — И как мы раньше об этом не догадались? А ну, как вы думаете, где в Барсовом ущелье находятся залежи точильного камня?
      — Чертовым пальцем можно наточить. Я место знаю.
      — Нет, Саркис, те круглые или овальные точила, которые нам нужны, изготовляет в природе только вода. Это она в течение веков сглаживает камни. Пойдем поглядим в русле потока.
      Ребята и на самом деле нашли там несколько булыжников и принесли их в пещеру.
      — Точить топоры — это как раз для хромых дело, дайте мне, — протянул руку Саркис.
      И, взяв один из гладких базальтовых окатышей, он начал работать.
      — Не то что острым — алмазом станет! — улыбнулся он.
      Товарищи засмеялись: удивительное — дело — Саркис пытается разговаривать в духе Гагика!
      Вскоре в винограднике поднялся дым от костра.
      Ребята обнаружили в саду следы какого-то четвероногого вора, который повадился сюда лазить. Лапами он выкапывал из-под снега сладкие кисти винограда и пожирал их. Ашот насторожился. Присмотревшись к следам, он заметил, что у животного очень длинные когти.
      — А, да ведь это тот самый барсук, который напугал Саркиса! — воскликнул он. — Но почему он не спит? Ведь барсуки тоже впадают в зимнюю спячку.
      — Видать, не настолько он глуп, чтобы проспать та-. кой виноград, — сказал Гагик.
      Сам того не подозревая, он правильно оценил поведение барсука. Ашот объяснил, что некоторые животные засыпают зимой потому, что не могут найти себе пищу. А раз в саду еще был виноград, зачем барсуку ложиться?
      Так или иначе, он вызвал к себе самое отрицательное отношение ребят. Потому ли, что наносил ущерб их запасам продовольствия, или еще почему, но они просто возненавидели это бедное животное.
      — Этого негодяя надо найти, содрать с него шкуру, набить травой и сделать подушку для Шушик, — скрипя зубами, сказал Гагик.
      Все вместе ребята пошли по следам, оставленным на снегу, и остановились у груды камней около обрыва.
      Здесь, под скалой, барсук отряхнул на песке снег со своих лап и скрылся в камнях.
      — Дымом выкурим? — спросил Асо.
      — Да нет; лучше просто наглухо заделать выход — пусть остается в своем гнезде и спит, — предложил Ашот и тут же заложил вход в нору таким камнем, который не сдвинули бы с места и пять барсуков.
      — Вот теперь весь виноград наш! — обрадовался Гагик.
      Когда нагруженные виноградом ребята вернулись из сада, Асо горкой сложил грозди в одном из углов пещеры.
      — Пусть тут лежат, — сказал он удовлетворенно.
      — Постой, Асо, ты ничего не понимаешь в винограде, зто тебе не ягнята, - запротестовал Гагик. — Виноград никогда не складывают в кучу — так он портится. Надо подвесить.
      Из всех ребят разве только пастушок и мог не знать, как хранить виноград, а остальным, выросшим в виноградниках, это было хорошо известно.
      Взяв несколько тонких веток, ребята срезали у них боковые ростки, а на оставшиеся кривые сучочки нацепили виноградные грозди. Ветки с кистями они повесили на колышки, заранее вбитые в стену пещеры, и вскоре стены были похожи на настоящий маран.
      Гагик отступил на несколько шагов и, упершись руками в бока, любовался: крупные грозди отливали всеми красками и издавали такой заманчивый аромат! «Дураками же мы будем, если, бросив столько винограда, уйдем в село», — подумал он.
      Однако радость его была недолгой. Чуть позже, поднявшись, чтобы снять для Шушик несколько отборных кистей, он заметил, что виноград дал сок.
      — Ох, провалиться мне на месте! — воскликнул мальчик. — Виноград подмерз и стал портиться — течет!
      — Да, кожица трескается — ягоды подмерзли, — подтвердил Ашот, — Жаль, сохранить не удастся. Что же нам делать?
      Настроение явно упало: вот ведь и продукты есть, а сохранить невозможно! Это большая беда.
      — В моем черепке возникла гениальная мысль! — объявил Гагик. — Надавим виноградного сока, наполним соком карас и поставим в холодное место. У нас будет глюкоза, то есть двигатель, который поможет нам пробиться на свободу. Пей — и берись за лопату!
      Нельзя сказать, чтобы это предположение не было разумным. Однако ребята, да и сам Гагик, с сожалением давили, мяли чудесные гроздья. Просто жалко было своими руками уничтожать такую красоту.
      Когда в глиняном горшке уже было немного соку, Асо очень робко спросил:
      — Хушкэ Шушик, хочешь попить? Хочешь? — и виновато взглянул на Ашота.
      — Хочу, но воды-то нет.
      — А это что? Пей вместо воды, — показал он на горшок и опять с опаской бросил взгляд на вожатого.
      — Налей, налей, — согласился Ашот, — пусть выпьет. — Но на губах его мелькнула легкая улыбка.
      — Что вы? Зачем? — смутилась девочка. Но она так соскучилась по шира, которым всегда в дни сбора винограда баловала се мать, что, стесняясь, все же отпила немножко.
      За два дня Гагик сделал еще два глиняных сосуда — какие-то глубокие горшки с широкими горлами и сравнительно узкой средней частью. Иначе у него не получалось.
      — Что поделаешь — станка нет, инструментов нет, — сокрушался гончар-самоучка.
      По его предложению полученный сок перелили в эти новые, хорошо обожженные посудины.
      — Хо-хо-хо! И вино у нас теперь есть! Не жизнь, а рай — тот самый, о котором мечтали наши деды, не подозревая, что он здесь, в Барсовом ущелье! — вдохновенно разглагольствовал Гагик. — Ешь шашлык, запивай вином, — радовался он. — Разве только тот, кто сошел с ума, и вернется теперь в село.
      Нет, жизнь, кажется, налаживается, и зима в Барсовом ущелье не так страшна, как казалось раньше.
      Одно только временами отравляло настроение ребятам: по всем признакам было ясно, что барс не ушел из ущелья.
      Асо нашел наверху кости козы, совсем недавно разорванной зверем. Об этом случае он рассказал только Ашоту, и оба они пришли к заключению, что «мирные времена» отнюдь не наступили, а это была лишь временная передышка.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ
О том, как бездыханные ушаны воскресли и улетели

      Прошло еще несколько дней. Они были ясные, безоблачные, но солнце уже грело слабее — зима вступала в свои права.
      Ребята с вожделением поглядывали на Дьявольскую тропу, но напрасно — там не видно было даже камней: все засыпано снегом!.
      Ребята вырубили почти весь Дубняк, пощадив лишь старый орех в благодарность за давно съеденные орешки. Они не тронули и карагачей, ивы, крушины, на которой белка сушила грибы, и еще несколько «знакомых» деревьев.
      «Лесозаготовки» теперь значительно облегчились Правда, если в кузнице на большом точиле топор можно было наточить за полчаса, то Саркис потратил на это добрых двенадцать — с полудня до поздней ночи, да еще и часть утра. Он с таким усердием тер тупой топор о гладкий базальт, что руки ныли. Зато теперь из этого топора на солнце прямо искры сыплются. А как ударишь им по дереву — едва обратно вытащишь. И Саркис был очень рад, очень доволен результатом своего труда.
      Раскалывая срубленные деревья на поленья, ребята относили их в пещеру и складывали в одном из углов.
      — Вот теперь они высохнут и будут хорошо гореть, — с удовлетворением сказал Ашот. — А завтра мы начнем из расколотых бревен делать тахты.
      — Постой, Ашот, у нас есть дела и поважнее, — возразил Гагик. — Зачем тебе тахты? Чем наши постели плохи? — спросил он, показывая на тюфяки из веток и листьев.
      Но Ашот настаивал на своем.
      — Ты опять на своего ишака сел? — нахмурившись, спросил Гагик. — Не забывай, что тут коллектив, и учитывай его мнение. Иначе снова переизберем. Уже забыл?
      Ашот покраснел до ушей. О том случае ему напоминали в первый раз.
      — Ладно, — мрачно согласился он. — Скажите сами, чем в первую очередь мы должны заняться.
      — Ага, то-то же! Мы собираемся тут зимовать, верно? Нужен нам свет в этой темной пещере? Нужен.
      — Лучины? Пустяки, лучины я достану, — сказал Асо.
      Он сидел у огня и точил о булыжник свой ножик.
      Ребята поднялись на скалы и легко срубили несколько елочек, маленьких, в рост человека, но пушистых, с широкими ветвями и корнями. Выросшие среди камней, под знойным солнцем юга, они насквозь были пропитаны маслянистой смолой. Мальчики настрогали из еловых. веток, из стволов и даже из корней много лучин. Казалось, что они из желтого янтаря.
      — Теперь послушайте, что я предложу, — сказал Гагик, когда с лучинами было покончено. — Принесите глины, и я для каждого изготовлю по чашке и тарелке. Довольно нам из одной миски хлебать.
      С факелами в руках отправились к Глиняным копям.
      — Вот уже месяц, как мы слепнем и задыхаемся от дыма, — сказала по дороге Шушик. — Почему же никто из вас не подумал, что нужно сложить печку?
      — Что поделаешь, каждый день что-нибудь новое случается, — оправдывался Ашот. — Но теперь мы непременно это сделаем. Ребята, берите каждый по большому кому глины.
      Когда они подходили к пещере, аромат зреющего молодого вина, приготовленного их руками, радовал, веселил, обнадеживал. Настроение, в общем, было совсем неплохим.
      Однако вскоре оно самым неожиданным и неприятным образом резко изменилось.
      Ребята застали дверь в пещеру открытой.
      — Что это? Кто мог сюда войти? — обеспокоился Ашот.
      — И хорошо, что дверь открыли, — сказал Гагик, — проветрили, по крайней мере, помещение. А то у меня от этих волнующих винных паров голова кругом идет!
      Но до шуток ли было сейчас? Ребята осторожно вошли в пещеру и остановились пораженные. Кувшин с вином был опрокинут, связки винограда исчезли, в пещере царил полнейший беспорядок. Какие-то невидимые существа поели все запасы…
      Ребят словно молнией поразило. В одно мгновение рухнул рай, расписанный Гагиком, вдребезги разлетелись все надежды. Истощенные, оборванные дети оказались сейчас с глазу на глаз с суровой зимой, голодной, холодной.
      — Барс? — шепотом спросил Гагик.
      — Барс не выпьет вина, не съест винограда, — задумчиво произнес Ашот.
      Окаменев, стояли они посреди своей опустевшей пещеры и горько думали: «Кто же, кто же это так жестоко враждует с ними?»

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

ГЛАВА ПЕРВАЯ О том, как в горах бродил козел с шапкой на голове

      На хребтах Малого Кавказа зима вступила в свои права. Там царили сейчас метели и бураны. Но на южных склонах гор, в ущельях и котловинах, выходящих в Араратскую долину, снег таял и мутными потоками сбегал в Араке.
      Дикие козы и бараны спустились с холодных вершин в приветливые ложбины, поближе к деревням. Если бы охотник Арам в поисках любимого сына не уехал на Дальний Восток, он, как всегда, поднимался бы по утрам на плоскую крышу своего дома и смотрел с нее на диких коз, величественно стоящих на верхушке холма, у подножия которой лежит село.
      Гонимые вьюгой, животные спустились с плоскогорий в долины и в поисках пищи вскапывают копытами колхозные озимые поля. Они собираются и на заброшенном кладбище, где вылизывают древние плиты, хотя пастух Авдал посыпает эти плиты солью вовсе не для них, а для овец.
      Сошли вниз и пасутся на пестрых и просторных склонах холмов стада колхозной фермы.
      Только ведь козам, шаловливым и неспокойным, всюду тесно. Они убегают из котловины повыше, забираются на скалы и порой встречаются здесь со своими дикими собратьями. А бывает и наоборот: дикие козы или горные бараны-муфлоны, чем-то напуганные, возбужденные, целой стаей врываются в колхозное стадо и, взбудоражив его, снова стремительно уносятся в скалы. С бешеным лаем бросаются за ними овчарки, но куда там — за муфлоном и арабский жеребец не угонится.
      …Небо снова затянулось тучами, снова время от времени хлопьями падал снег.
      Пастух Авдал сидел под утесом и, прислонясь спиной к его холодным камням, наигрывал на старенькой свирели свои любимые мелодии.
      «Ло, ло, ло, ло!» — пела его свирель, и послушное ей стадо то направлялось на богатые травами луга, то шло на водопой. А когда надо было, Авдал той же дудочкой усмирял своих коз: ведь бывает, что в головах у них начинает шуметь дикий ветер.
      Как и все пастухи-езиды нашей страны, Авдал родился в шатре на горном пастбище, вырос среди овец. Они понимали и любили его, покорно выполняли все его приказания.
      Посмотришь на Авдала, когда он стоит на выступе скалы, высокий, в широченной бурке, и кажется, что в этих краях он властелин всех стад. Черные глаза, густые черные усы, обожженное солнцем бронзовое лицо- настоящий бедуин!
      Наружностью Асо в отца, но своим мягким характером больше походит на мать, скромную и трудолюбивую женщину, которую до революции Авдал за двадцать баранов и три русских золотых купил у курдов, живущих у подножия горы Алагез.
      Сидит под утесом пастух Авдал и дует в свою дудочку, изливая всю скорбь своего сердца, тоску по пропавшему сыну. И хочется ему, чтобы и горы вокруг, и небо, и скалы переживали его горе, вместе с ним проливали слезы.
      Эй, вах, где же ты, львенок мой?
      Сдвинув на ухо черную каракулевую папаху, Авдал подпирает рукой висок, закрывает глаза и, покачивая головой, на мотив жалостливой курдской песни поет хвалу своему пропавшему мальчику:
      «В жертву я готов принести себя стройному стану, ясному лбу, ласковому слову моего юного сына…» — говорит эта песня.
      Вдали на склонах бдительными стражами стоят овчарки и как будто прислушиваются к звукам знакомой песни. Верные друзья и радостных и суровых дней жизни своего хозяина, они понимают, какое великое горе переживает он, и, кажется, тоже тоскуют по Асо.
      Вот одна из них — волкодав с пегими боками — ласково виляя хвостом, нерешительно подошла к Авдалу, лизнула ему ладони и легла у ног, положив голову на передние лапы. Сколько печали в глазах животного, устремленных на пастуха!
      — И ты грустишь по Асо, Чало-джан? И твое сердце стонет по нем? — взволнованно сказал Авдал. — Ушел, пропал наш Асо. Улетел из рук моих мой тарлан. Нет больше у меня сына, Чало-джан, — горько жаловался пастух. — Кто же будет поддерживать огонь в моем очаге, когда состарюсь я и уйду из жизни?
      Невыносимая тяжесть давила на сердце пастуха, слезы подступали к горлу. Он умолк, и только тяжелые вздохи вырывались из его груди.
      «Где- то, где, под какой скалой, под каким камнем остался мой сынок, мой синам бесценный?…» — с глубокой печалью думал Авдал. Он старался подбодрить себя, скинуть груз, томивший его сердце, он пытался отвлечься от своих мыслей, хоть на час забыть об утрате. Но нет… Каждая балка, каждая ложбинка, каждый куст, ручеек, из которого Асо пил воду, — все напоминало о сыне. Вот тут, сзывая овец, надевал Асо свой колпак на пастуший посох и, размахивая им, оглашал ущелье звучным, звенящим голосом. Вон на тот большой камень садился и брал в руки свирель. Как горный ручей, журчала его песня.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27