Ребятам нужно было хорошенько обследовать найденную ими пещеру. Накануне они ничего не рассмотрели, да и не поинтересовались тем, какое наследство оставил им ее таинственный обитатель. Ведь вчера все их чувства и все мысли были на Дьявольской тропе!
      Когда же снова началась метель и стало ясно, что они окончательно заперты, новое жилище приобрело в их глазах особую ценность — от него, можно сказать, во многом зависело их спасение. Они надеялись найти здесь хотя бы самые примитивные удобства, быть может, посуду, какие-нибудь орудия…
      Вот почему Ашот живо откликнулся на «хитрость» Гагика. Взяв в охапку маслянистых еловых веток, высушенных Саркисом для лучинок, он вышел из пещеры. В руках у Гагика и Асо пылали солидные поленья. Ребята спустились в ущелье, пересекли Дубняк и вскоре уже поднимались по каменной лестнице.
      Когда они открыли деревянную дверь, первое, что бросилось в глаза, был закопченный медный котелок, валявшийся в темном углу. Внутри лежала большая деревянная ложка.
      «Вот для чего были нужны товарищи! Разве без них можно было сюда войти? Не выдержало бы сердце, — подумал Гагик, пропуская вперед Ашота. — Пусть он первый осмотрит котел. Он же любит быть первым!»
      Наклонившись к позеленевшему от времени котлу, Ашот сказал:
      — Вот в чем приготовлял себе пишу владелец сада. А это — его тарелка, — И он поднял лежавшую в углу глиняную миску.
      Котел! Миска!
      Несказанная радость охватила ребят. Теперь у них есть в чем и воду хранить и обед готовить. Они вынесли посуду на свет и, осматривая ее со всех сторон, не переставали восторгаться.
      — Посмотрим, что там еще есть. Хорошо бы пилу найти, Ашот. Помнишь следы пилы на черенке? — кричал Гагик. — Если найдем, у нас больше, не будет недостатка в топливе.
      В это время какое-то крылатое существо, делая в воздухе неслышные зигзагообразные повороты, нашло открытую дверь и вылетело наружу. За ним последовали другие.
      Гагик бросился к двери, закрыл ее и прижал своей спиной.
      В тусклом свете факелов ребята- увидели на сводах пещеры массу каких-то выпуклых предметов, прилепившихся, словно гнезда ласточек. Неожиданно одно из этих «гнезд» сорвалось с места и, обретя крылья, закружилось над головами ребят.
      — Просыпаются от света. Асо, убери подальше головешки! — встревожился Ашот.
      Пламя слегка притушили. В пещере стало темно, и Асо показалось, что она населена бесами. Он раскрыл свой нож, и сталь его тускло заискрилась в чуть мерцающем свете факелов. «Теперь не подойдут», — успокоился пастушок. Отец говорил ему, что черти боятся острой стали.
      — Уйдем, — предложил Ашот.
      — Не позорь меня! Я же обещал Шушик, — взмолился Гагик и, по восточному обычаю, погладил себя по бороде, — воображаемой, конечно.
      — А что же делать? Подняться и достать их с потолка мы не сможем — высоко. Лестницу поставить? Или балку какую-нибудь? Где они?
      — Не знаю, придумайте что-нибудь. Хотя бы нескольких поймайте… Ты, Ашот, говоришь — балка нужна. Ну, а если мы с тобой друг на друга станем, не заменим мы эту балку? Да еще Асо! А ну, давай-ка я на твои плечи стану, а на мои — Асо.
      Сказано — сделано. Ребята стали у стенки, влезли один на другого, и Асо, самый верхний, нащупал рукой наиболее близко висевших ушанов.
      Мальчик невольно вздрогнул, коснувшись мягких, холодных тел.
      Наполняя висевшую у него на плече сумку ушанами, Асо с удивлением заметил, что ни один из них и не пытается спастись. Они даже не шевелятся, попав в сумку. «Ну и спокойные же курочки!» — словами Гагика подумал он и соскочил на землю.
      — Если я выну свою куртку из дыры над дверью, не улетят? — спросил Гагик.
      — Нет, они спят крепко. Те, что проснулись, давно улетели, а эти не проснутся, — объяснил Ашот.
      А Гагик уже достал свою куртку и нежно беседовал с нею.
      — Бедная, замерзла тут без меня! Ну-ну, иди согрейся на моей груди, — говорил он одеваясь.
      — Ну что, принес я шашлык? — спросил Гагик, едва войдя в пещеру. — Честное слово, Шушик, такой котел медный, такую миску мы нашли — целого мира каждая вещь стоит!
      — Ой, как хорошо! — обрадовалась девочка. — И ты в самом деле шашлык принес?
      Но, увидев в сумке сладко спящих ушанов, Шушик с отвращением отвернулась.
      — У них мясо! — пытался убедить ее Ашот. — Едят они только насекомых, как и все другие крылатые.
      Однако на этот раз убедить девочку было невозможно.
      Тогда Саркис вспомнил снова то, чему их учили в школе. Он сказал, что одним виноградом человек жить не может — для него это только «топливо», ему, кроме топлива, нужны и белки, а они есть в мясе.
      — Да, — поддержал и Ашот. — Если мы хотим жить, то должны забыть о том, что такое отвращение. И вообще, о каком отвращении можно говорить? У нас вон и черепаху считают поганым животным, а видели, какая она была вкусная?
      — Подумаешь, — выпятил губы Гагик. — В Париже лягушек едят, а я в Барсовом ущелье от ушанов откажусь? Дай-ка одного сюда!
      Ушаны спали так крепко, что даже тот, которого бесцеремонно вертел в руках Гагик, не пошевелился. Он, казалось, впал в летаргический сон.
      Животное плотно закуталось в кожаные перепонки своих крыльев. Так люди кутаются в плащ или в пелерину, когда идет дождь или когда хотят, чтобы их не узнали.
      Из- под «плащей» высовывались только лапки с кривыми и острыми когтями. Ими-то и прицепляются ушаны к сводам, к потолкам и, вися вниз головой, впадают в зимнюю спячку.
      Ашот тоже взял в руки ушана и осторожно разворачивая его крылья, объяснил товарищам, как, плотно закрывая своей мантией органы осязания, обоняния и слуха, животное во время сна полностью выключается из окружающей среды. Ничего не видя, не ощущая и не слыша, оно спокойно спит.
      Когда Ашот «распеленал» ушана, все увидели его светло-серое тело с коричневым оттенком на спине. Ушан проснулся и затрепетал в руках у Ашота.
      — Ну, изучение отложим, теперь время ужина, — уловив выражение нетерпения на лицах своих слушателей, решил вожатый.
      Очень вкусным показалось ребятам мягкое и жирное мясо необычного шашлыка. Потому, вероятно, что они были слишком голодны. А может быть, и потому еще, что ушаны были пойманы во время зимней спячки, перед которой они, так же как медведь, барсук и другие спящие всю зиму животные, сильно жиреют. Это были какие-то комки жира, закутанные в серые шкурки.
      Обильные запасы их увеличивали надежду выдержать зиму.
      — Если мы сумеем сберечь их, мы не останемся голодными, — сказал Ашот. — Надо только подумать, как бы они не проснулись до времени. Впрочем, об этом поговорим завтра. Завтра же обследуем котел и миску и решим, как ими пользоваться. А сейчас… Как бы нам убить остаток вечера? Не почитать ли? — осторожно, боясь, что товарищи воспротивятся, предложил он.
      Но никто не возразил.
      — Знаете, — сказала Шушик, — дома нам так много приходилось заниматься, что книжки мне опротивели. А позавчера днем так захотелось читать! Возьми-ка, Га-гик, «Родную литературу», найди что-нибудь хорошее.
      — Погоди, напьюсь малинового чая — потом. Не понимаю, зачем какие-то чайные плантации разводить, если есть в природе малина? Ох-ох-ох, ну и чай! Кто пьет — тот понимает, кто не пьет — не понимает, — балагуря, расхваливал Гагик заваренный им на корнях малины напиток. Он заварил его в глиняной посуде собственного изготовления и из нее же с наслаждением пил, отрываясь лишь ради пришедшей в голову шутки.
      Надо сказать, впрочем, что не один Гагик притворялся беспечным. Все ребята чувствовали потребность подбадривать и друг друга и самих себя. Но как ни старались они казаться спокойными, на деле в их сердцах жил все тот же страх: выдержат ли? Вынесут ли они суровую зиму Барсова ущелья? Как поведет себя дальше их страшный враг? Ведь о чем угодно, но о его присутствии никто не забывал, хотя вслух о нем, по молчаливому согласию, не говорили.
      Когда наконец голод и жажда были утолены, Гагик, похлопывая себя по животу, объявил:
      — Ну вот, теперь, когда в желудке у меня стало тяжелее, а на душе — полегче, мы можем спокойно перейти к следующему вопросу. Сегодня чтецом буду я, слушателями — вы. Страница сто сорок вторая, первая песня поэмы Ованеса Туманяна «Ануш».
 
Лори меня вновь неустанно зовет,
Старинной печалью бессонно дыша.
И властно расправила крылья, и вот
К забытому дому стремится душа…
А там, пред вечерним родным очагом,
С тоской и надеждой давно меня ждет…
 
      — Ох, как хорошо! Словно о нас написано! — вздохнул кто-то из ребят.
       Эй, горы зеленые, детства друзья!..
      — громко и четко продолжал Гагик, и голос его звенел под сводами пещеры, унося сердца слушателей в чудесный мир гор и лугов Лори.
 
Туда, где гора над горою встает,
Где по небу горы ведут хоровод.
Где пьяные горы встают по утру.
Как гости на свадебном буйном пиру…1
 
      Нет, можно жить! Можно даже продолжать занятия. Правду говорит Ашот: во всех случаях необходимы лишь воля и любовь к труду. Тогда никакие природные бедствия не будут страшны человеку.

      Ночью метель утихла, и словно какая-то невидимая рука сорвала с неба покрывало туч. На землю спускался леденящий мороз.
      Когда снег, скопившийся у входа в пещеру, заискрился, освещенный первыми лучами восходящего солнца, Ашот решил, что пора отправляться на поиски топлива.
      Это был уже тридцатый день их жизни в Барсовом ущелье.
      Выйдя из пещеры, ребята невольно зажмурили глаза. Все вокруг снова укрылось мягким белым снегом, а горы, казалось, стали выше и четко вырисовывались на нежной лазури неба.
      — Ну, восхищаться потом будем, сейчас не время, пойдем, — сказал Ашот и зашагал вперед.
      — Погоди, — остановил его Гагик. — А наш добрый сосед? Тот самый, у которого коготки похожи на кошачьи?
      Напрасно Гагик думал, что Ашот забыл об опасности. Но что же было делать? Ведь у них и головешек не оставалось, нечего было даже взять с собой!
      — Ты, Шушик, подбрось-ка в костер последние веточки и подуй, пусть дымит, пока мы не придем. Не бойтесь, в такой светлый день зверь вряд ли вылезет из логова.
      И все же мальчики медлили переселяться из пещеры.
      — Не понимаю вас, — волновалась Шушик. — Говорите, что дом. нашли, настоящий дворец, а сами и шага не делаете, чтобы туда перебраться! Чего же вы ждете? Ведь тут мы замерзнем!
      Ноги ребят сразу погрузились в снег, по спине забегали холодные мурашки. А солнце, как нарочно, поднималось в это утро особенно медленно.
      — Идите за мной и побольше шумите — кричите погромче, свистите, — скомандовал Ашот.
      Но едва они прошли несколько шагов, как Гагик остановился:
      — Как хотите, а я считаю, что прежде нам нужно подумать о еде, а потом уж о топливе.
      Да, это было важно. Снег плотной пеленой укрыл и виноградный сад, и коренья, и ягодные кусты. Ясно, что сейчас питание целиком зависело от ушанов.
      — Ладно, — согласился Ашот. — Асо, пойди принеси огня, хоть веточку.
      И мальчики двинулись по направлению к таинственной пещере.
      Ушаны оказались на месте. Спали. «Но как переловить их?» — молча раздумывали ребята.
      — Давайте напустим дыма, пускай задохнутся.
      — Прежде чем задохнуться, они проснутся, и тогда мы уже не сможем их снова усыпить. Нужно брать их спящими, — возразил Ашот.
      — Нет, лучше дымом. Разве по одной их переловишь?
      Собрав валежник, они сложили его посреди пещеры и подожгли, предварительно заделав дыру над дверью. Поднялся тяжелый дым.
      И действительно, вскоре послышались мягкие взмахи крыльев. Летучие мыши проснулись и, найдя в дверях, какую-то щелку, одна за другой начали вылетать наружу.
      — Лови, лови — всплеснул руками Гагик.
      В панике он кинулся к двери, но щели, пропускавшие свет, были так узки, что в них, как показалось мальчику, не мог бы проникнуть даже, шмель.
      Ребята растерялись, а ушаны тем временем продолжали исчезать, словно призраки.
      — Куда же они деваются, Ашот?
      Гагик растерянно кидался из угла в угол, пока наконец не выяснилось, что именно сквозь узенькие щели в дверях они и «просачиваются».
      Ашот был раздражен: его выводил из себя и шум, поднятый Гагиком, и то, что исчезает их единственная надежда на избавление от голода.
      — Асо, гаси скорее огонь! Скорее! И зачем только я послушал этого… этого болтуна? Только распугали их.
      Наконец все щели были заткнуты и огонь погашен. Ребята несколько успокоились.
      Проснувшиеся от дыма ушаны, едва только открылась дверь, вылетели. В пещере остались только спящие. Они так и висели, прицепившись к потолку.
      Мальчики прислонились к скале и задумались. Было холодно. Ноги мерзли. Снова начало томить чувство голода. И зачем только они попусту занимались расчисткой этой проклятой тропы? За это время можно было собрать весь виноград и как-нибудь просуществовать. А теперь что делать?
      — Если мы будем стоять, то у нас вообще ничего не выйдет. Надо действовать. Асо, сумеем мы с помощью твоего ножа сделать лестницу? — спросил Ашот.
      — Но ведь ты сам запретил говорить «нет», — уклончиво ответил пастушок. — Значит, если даже не сумеем, все равно должны сделать.
      — В таком случае, давайте найдем два высоких и тонких дерева.
      Но разве найдешь в каменистом, выходящем на юг ущелье высокие деревья? Их встретишь только в густом лесу, особенно на северных склонах гор. Там они словно соревнуются между собой в стремлении подняться выше, к солнцу, обогнать мешающего соседа, получить больше тепла, чем он.
      Здесь же, в ущелье, дереву нет нужды тянуться ввысь. Вокруг просторно, а солнца так много, что растения стараются упрятать корни как можно глубже в землю, чтобы не засохнуть.
      Ребята помнили, с каким трудом им удалось добыть сравнительно длинное бревно для лестницы, которая должна была спасти Саркиса. Сейчас тут не оставалось и такого дерева. Те, что они нашли, едва достали бы до середины стены пещеры.
      Положив рядом стволы двух молодых деревьев, мальчики накрепко прикрутили к ним своими лубяными «веревками» короткие поперечные перекладинки. Получилась хрупкая, малоустойчивая, но все-таки лестница. Ребята внесли ее в пещеру и прислонили к стене.
      С помощью такой лестницы не достанешь, конечно, до потолка, но для этого был применен другой способ.
      Срезав еще одно молодое деревце, они сделали из него рогатину, какой садовник снимает с яблони плоды. Подцепит в развилку и сорвет, да так осторожно, что яблоко и не «почувствует», как оторвалось от ветки.
      Почти весь день ушел на эти приготовления. Когда же наконец все было готово, Гагик сказал:
      — Лестница шаткая, но меня она выдержит — я стал замечательно легким! Итак, я полез, а вы покрепче держите лестницу.
      Он поднялся и пристроился на самой верхней ступеньке. Снизу ему подали рогатину, и он снял с потолка одного ушана, причем так, что тот не проснулся. За ним последовал второй, третий…
      — Джан! — радовался Гагик.
      И он затанцевал бы на своей лесенке, не будь она такой шаткой.

      — Теперь мы можем перебраться сюда. Давайте же осмотрим наше новое жилье, — объявил Ашот.
      Когда открыли дверь и в пещеру ворвался отраженный белым снегом свет, перед ребятами оказалось небольшое круглое помещение с неровными стенами и очень высоким куполообразным потолком. Пол был устлан пометом ушанов, скопившимся, вероятно, за многие десятилетия.
      У одной из стен мальчики увидели глиняный, с крышкой горшок. Из-за него выглядывала какая-то деревянная ручка. Гагик взял ее и закричал:
      — Топор! Честное слово, топор!
      Сильно заржавевший, топор этот, правда, мало походил на настоящий, но если сделанный Гагиком кривой сосуд мог заменить эмалированную кастрюлю, то почему бы этому орудию не выполнять ту роль, для которой оно когда-то было предназначено? К тому же топор был тяжел и острая часть его кое-как годилась в дело. В общем, для ребят он был просто спасением. Добывать топливо, ломая ветви руками, — тяжелое дело, мальчики от него изнемогали. А теперь руби легко, быстро. Главное же, что не придется больше мерзнуть. Можно запасти топлива, сложить его в пещере и жить спокойно. Топором и лопаты для расчистки снега можно сделать и хоть какие-то табуретки. А в горшке — растапливать снег и хранить воду.
      Сгорая от любопытства, ребята рассыпались по углам пещеры и с жадностью людей, ищущих сокровищ, ощупывали все, что попадалось под руки, все стены. Каждая находка была для них и новостью и драгоценностью.
      Под одной из стен Ашот нашел какой-то заржавленный железный предмет. Он вынес его на свет и восторженно крикнул:
      — Капкан! Волчий капкан! Нет, нет, даже не волчий, а для более крупного зверя.
      Тяжелый и грубый, с длинным, в виде якоря хвостом, капкан этот был изготовлен, по-видимому, руками деревенского кузнеца. Он заржавел так сильно, что шейка одного из зубцов стала тоньше карандаша.
      — Я поймаю этим капканом барса! — воодушевился Ашот. — Ведь он на барса и сделан- волков в ущелье быть не может. Да, да, — окончательно укрепился он в своем предположении, — хозяин этого капкана охотился на барса.
      — Подумаешь, нашел чем восхищаться! Посмотри-ка лучше, нет ли чего в этом горшке, — сказала Шушик и подняла тяжелую крышку. — О, пшеница! Жареная пшеница! — Девочка была в восторге.
      Наклонив кувшин, она высыпала несколько горстей коричневых зерен. Они были тонкие и очень длинные, похожие на зерна ржи, только помельче.
      — Это, вероятно, дикая пшеница, я встречал такую на наших лугах, — сказал Ашот.
      — Да, это дикая пшеница, — попробовав зерно на вкус, подтвердил Асо.
      Пшеница! Ведь если бы найти и ее посевы, это было бы спасением! Уже четыре недели ребята не ели хлеба, и при одной мысли о нем у них потекли слюнки.
      — Разделить и немедленно смолоть! — нетерпеливо предложил Гагик.
      — Чем смолоть? — Зубами…
      — Гениальное предложение! — засмеялся Ашот.
      Очень вкусной показалась им эта пшеница. И так хорошо она «мололась» на зубах, точно только вчера ее пожарили. И как это они до сих пор не знали, что дикая пшеница вкуснее домашней!
      — Когда стает снег, мы должны будем во что бы то ни стало найти поле, где растет эта пшеница, — решил Ашот.
      И снова вернулись ребята к вопросу, кто же жил в этой пещере. Почему человек добровольно поселился в таком ужасном, оторванном от всего мира ущелье? Был ли это бунтарь, которого за свободолюбие преследовали царские власти, или это был разбойник, грабивший население? Может быть, состарившись и лишившись сил, он принужден был проводить последние дни своей жизни вдали от людей?
      Ребята строили десятки самых различных предположений, но так и не пришли к какому-нибудь окончательному заключению.
      Но вот зоркий глаз Гагика обнаружил в глубине пещеры, на выступе стены, старенькую, совсем истрепанную и почерневшую от копоти книжку. Книжка эта многое объяснила. Она лежала перед стоявшим на выступе небольшим камнем, на котором было высечено изображение креста. А под выступом, на полу пещеры, еще сохранился мелкий песок. На нем едва заметно выделялись впадины — следы, оставленные коленями человека.
      — Тут жил отшельник, — сказал Ашот. — Видите, он опускался на колени и бил поклоны перед крестом. А книжка эта — молитвенник.
      — Отшельник? А что такое отшельник? — в недоумении подняв брови, спросил Асо.
      — Я и сам толком не знаю, не видал их. Сейчас в нашей стране отшельников и в музеях не осталось.
      И Ашот рассказал пастушку о том, что когда-то были в нашей стране такие богомольные люди, которые, покидая «грешный мир», жили в одиночестве, «в пустыне», и предавались постам и молитвам. Таким отшельником, или, как их иначе называли, пустынником, и был, должно быть, человек, живший в этой пещере.
      Ребята попробовали прочитать страницу в молитвеннике, но ничего не поняли — эта книжка была напечатана на староармянском церковном языке, которого, кроме священников и филологов, почти никто не знает.
      — Что же это за язык такой? — удивилась Шушик. — Я тут только два слово и поняла: «утро» и «солнце». Ашот, погляди: один, два, три… Тут тридцать шесть строф, и перед каждой из них стоят буквы: а, бе, ве, и так до конца. Весь армянский алфавит!
      — Наверное, так отшельники вели счет молитвам, — объяснил Ашот.
      — Эх, да ведь и мы стали настоящими отшельниками! — засмеялся Гагик.

      Да, после великих бурь и тяжелой борьбы в этот день наступило, казалось, перемирие. Ребятам было неизвестно, что нового готовит для них природа Барсова ущелья, и, хотя они чувствовали, что перемирие это временное, но все же несколько успокоились. Умный полководец всегда пользуется паузой, чтобы подготовиться к отражению новых атак.
      Ребята решили немедленно переселиться в Пещеру отшельника и создать в ней все необходимые для зимовки условия.
      Прежде всего сюда перенесли все оружие, глиняный горшок, изготовленный Гагиком, и остатки лучин. Затем, туго набив сухими листьями свои рубахи, перебросили на новое место постели. За листьями последовали и мягкие еловые ветви. Проделав несколько рейсов от Пещеры отшельника к старой и обратно, ребята протоптали в снегу узкую тропинку, и теперь нетрудно было переправить на новое место и слабых товарищей. Шушик в прошлый раз с трудом вернулась из Пещеры отшельника и так устала, что без помощи товарищей ходить не могла.
      — Иди, Шушик-джан, иди, я тебя по-братски перенесу на своей могучей спине, — предложил Гагик.
      Но девочка отказалась. Шаткими шагами она сама добрела до порога, но вдруг остановилась.
      — Ой, чуть не забыла ежика! Пойдем, миленький мой. Ашот, погляди! Весь день только и знает, что спит, зарывшись в листья. А ночью бегает, ищет, чего бы поесть.
      Девочка вернулась, нашла в углу пещеры своего ежика, взяла его в подол. Уже привыкший к своей хозяйке, он больше не свертывался в колючий шарик, а, высунув черную мордочку, обнюхивал руки Шушик.
      — На, поешь винограду.
      Зверек, похрюкивая, ел все, что ему давали, но больше всего он любил виноград.
      Когда ежик наелся, все двинулись в путь. Больные шли с трудом и до новой своей квартиры добрались поздно. В темной впадине одной из стен Шушик тут же устроила для своего любимца гнездо, густо выложив его сухими листьями. А мальчики стали раскладывать постели, обосновываясь в новом жилье. Топором отшельника они нарубили дров, очистили глиняный кувшин, и наполнив снегом, поставили его на огонь.
      За последние дни Шушик уже немного…окрепла и могла потихоньку заниматься домашней работой. Сейчас она собиралась готовить суп.
      Подсчитав запасы продовольствия, ребята пришли к выводу, что они сумеют растянуть их примерно на месяц. Конечно, не исключена была возможность поступления кое-каких «продуктов» и со стороны. Почему, например, не попробовать добыть из-под снега еще немного винограда? Тем более, что и погода хорошая.
      — Я иду в Глиняные копи, — объявил Гагик. — Принесу глины и сделаю чайник. Не чайник, а просто куколку.
      Никаких возражений не последовало. Чай в этот холод был необходим.
      — Сделаешь и чашки, — заказал Ашот. — А мы пошли. Вставай, Асо!
      И они отправились в сад.
      Самым трудным было найти лозу и поднять ее из-под снега, а уж если поднимешь, кисти так и повиснут у тебя под носом. Знай рви!
      Нет, его еще много, очень много! — Подумать только, какой здесь был урожай, если и барсуку хватило, и зайцу, и птицам, и столько еще осталось!
      …Хотя все вокруг было покрыто глубоким снегом, но Гагик легко нашел Глиняные копи по стоящим возле них голым карагачам. И вскоре с большим комом глины в руках он уже спешил назад, в пещеру.
      — Из этого выйдет один горшок, — сказал он входя, — а чашки я сделаю завтра. Ноги мерзнут. Сегодня я больше не ходок. Ох, Шушик, да ты опять дрожишь?
      — Да, что-то нехорошо мне. Раздуй огонь, — попросила девочка.
      — Сейчас. Он и мне, кстати, нужен — жаркий-прежаркий: буду посуду обжигать. А ты крепись, Шушик. Устроились мы хорошо, теперь ты скоро поправишься.
      Подбодрив подружку, Гагик раздул огонь и занялся гончарным ремеслом. Ашот и Асо почему-то запаздывали, и к их приходу он уже обжигал какую-то новую кособокую посудину, которую громко именовал «чайником».
      Деревянной рогатинкой, похожей на ухват, Гагик вытащил ее из огня и с восторгом разглядывал.
      — Шушик, смотри! Я же говорил, что это будет не чайник, а кукла! — И, подмигивая, шепотом добавил: — В селе говорят, будто у Гагика из рук золото сыплется. Ну и олухи! В пот кидает, когда слышишь такое. Неудобно даже…
      Шушик тихонько улыбалась.
      Ашот и Асо, стоя на пороге, давно прислушивались к болтовне Гагика, но он сидел спиной к ним и, не замечая этого, продолжал развлекать девочку своей хвастливой болтовней.
      — Теперь, Шушик-джан, я такой тебе чай буду заваривать, что его аромат услышат в Айгедзоре, по запаху определят, где мы, и придут за нами. Смеешься, моя ми- — лая? — Он сделал паузу и затем поучительным тоном продолжал: — И холода не бойся, дорогая. Холод уничтожает микробов, вот почему никто из нас и не заболел ничем заразным. И еще чем хорош холод? Тем, что он не позволит разгуляться на твоем беленьком личике веснушкам. А ведь как только наступят теплые дни, твое милое личико сделается похожим на яйцо перепелки… В-третьих… Ох, да вы тайком слушаете мои мудрые речи? — воскликнул Гагик, услышав у входа приглушенный смех.
      Асо опустился на колени и с трогательной заботливостью разложил перед девочкой черные и янтарные кисти.
      — А сиделке? — протянул руку Гагик,… Всего-то?
      Целых два часа я ее развлекаю, как настоящий цирковой клоун!
      Быстро съев свою порцию, Гагик торжественно объявил:
      — Войны, начавшиеся в моем желудке, прекратились. Наступило временное перемирие. И благодаря кому? Светлой душе — отшельнику. Хоть бы голову из своей могилы высунул, услышал бы мою благодарность и снова спрятался.
      — Ух, какие ты ужасные вещи говоришь!. - взмолилась Шушик. Ей и в самом деле стало страшно.
      Ашот и Асо принесли довольно много винограда, и теперь, окружив костер, ребята пощипывали его, отдыхали и тихо беседовали.
      — Я предлагаю выработать режим дня, — сказал Ашот. — Пока светло, мы будем добывать топливо и пищу. Как только стемнеет и работа вне дома будет закончена, займемся чем-нибудь полезным. Например, каждый из нас будет сообщать о какой-либо своей находке или о наблюдении, сделанном в Барсовом ущелье. Мы будем обсуждать, исследовать, изучать то, что покажется наиболее интересным. Кроме того, ночи становятся длинными. Значит, каждый из нас перед сном расскажет какую-нибудь историю или сказку. И время скорее пройдет, и кое-чему мы друг у друга научимся.
      — И только? — разочарованно протянул Гагик.
      — Этого мало?
      — Не мало, но надо же все-таки принести какую-то пользу нашему социалистическому хозяйству, — явно подделываясь под тон Ашота, заявил Гагик.
      — Ты не шути, пожалуйста! Если есть у тебя что сказать, говори. — Ашот понял насмешку, таившуюся в словах товарища.
      — Не люблю я, как некоторые, длинные да красивые речи произносить. Я — человек дела!
      И, сказав так, Гагик решительными шагами подошел к порогу пещеры. Однако здесь он остановился, пробормотав себе под нос:
      — Ох, уже стемнело! Асо, — обратился он к пастушку, — ножик с тобой?
      — Как всегда, — отозвался мальчик.
      — Небось, привязан к поясу?
      — Да, я привязываю его, чтобы не потерять.
      — Ага… получается, что волей-неволей я вынужден и тебя с собой взять, хотя нужен-то мне не ты, а твой нож.
      Асо, тихонько посмеиваясь, последовал за Гагиком.
      — Саркис, а ты чего молчишь? — вороша в костре головешки, спросил Ашот.
      — О чем же мне говорить? Давай-ка очистим этот медный котел, пусть Шушик в нем готовит.
      — А чем его чистить? Землей?
      — Зачем землей? Вспомни: от чего окисляется медь? От соединения с кислородом. Значит, теперь с помощью огня мы их разъединим. Понял?
      — А, огнем? Понял! Способ хороший!
      Ашот с Саркисом подняли котел и, перевернув его вверх дном, положили на пылающий костер. Однако они продержали его на огне так долго, что дно котла начало прогибаться внутрь.
      — Скорее, Саркис! Он, кажется, расплавится. Обжигаясь, мальчики вытащили котел из огня.
      — Обойдемся, — махнул рукой Ашот. — Глиняный горшок лучше — он и чище и обед, приготовленный в нем, вкуснее.
      Усевшись рядом, Ашот и Саркис умолкли. Бывшие враги давно уже помирились, и прежнего недружелюбия между ними не было. Однако, оставаясь наедине, они чувствовали какое-то смущение и не находили общего языка. На людях, в коллективе, им было лучше, проще.
      Молчала, глядя на трещавший костер, и Шушик. На коленях у нее лежал учебник географии. Иногда она заглядывала в него, потом поднимала голову к потолку и, закрыв глаза, беззвучно шевелила губами. Должно быть, что-то заучивала.