Из толпы подбросили:
      - Документ покажи!
      - Правильно! Документ давай!
      Железняков вынул из бушлата старый, помятый бумажник и вытащил из него плотно сложенный лист бумаги со штампом и печатью Совнаркома.
      - Нате! Читайте! - гневно выкрикнул он.
      Из зала крикнули:
      - Пономарчук, читай!
      Матрос, который еще несколько минут назад потрясал перед Железняковым кулаком, поднялся на сцену. Он долго и сосредоточенно всматривался в текст мандата и, когда в зале наступила напряженная тишина, медленно, по складам наконец произнес:
      - Совет Народных Комиссаров. - Обращаясь в зал, он крикнул: - Перед нами есть действительный военный моряк Балтики, красный матрос революции товарищ Железняков! Понятно?
      Зал молчал. Главари растерянно суетились на сцене.
      Отряд снова зашумел. Но теперь послышались возгласы:
      - Говори, Железняков!
      - Давай, закручивай!
      - Вот послухаем - тогда решим, кто ты!
      Железняков убедительно разъяснил матросам, кому на руку провокация, на которую их толкают.
      И из зала уже неслось: "Даешь фронт!"
      На следующий день большинство матросов из отряда Косисимова влилось в отряд Железнякова.
      Обсуждая создавшуюся обстановку в отряде, Зайцев сказал:
      - Нам предстоит не сегодня-завтра сразиться с сильным, крепко вооруженным противником. Бойцов у нас достаточно. Больше полка. А какое у нас вооружение? Пулеметы, винтовки да гранаты. Надо срочно приобрести для отряда хотя бы одну бронеплощадку с орудием.
      - Найдем! - уверенно воскликнул Анатолий. - В Одесском порту стоит несколько старых пульмановских вагонов, переоборудуем их.
      - Теперь нужно было достать хотя бы одно орудие. Железняков явился на крейсер "Алмаз", стоявший на рейде, собрал матросов и обратился к ним:
      - Братишки, выручайте! Дайте одно из дальнобойных орудий с вашего корабля.
      Двое суток бойцы отряда Железнякова совместно с командой черноморцев работали по установке орудия на бронеплощадке и возведению защитных стен из мешков, наполненных песком и камнями.
      - Порядок! - радостно потирал руки Железняков, любуясь своей крепостью на колесах, и разъяснял матросам, кому и как надо будет действовать.
      Штаб армии расположился на станции Выгода - в 40 километрах от Одессы. Отряд под командованием Железнякова разместился на узловой станции Бирзула - в 180 километрах от Одессы.
      Вскоре от главнокомандующего армиями Украины поступила телеграмма: "Выгода Раздельная копия Бирзула наркому Железнякову и начвойск Онуфриеву:
      Ввиду заключения длительного перемирия с румынами, вы имеете возможность, оставив наблюдательные отряды за румынской армией, остальными силами перейти в наступление против австро-германцев в том случае, если они сами перейдут. Ввиду заключения мира с германцами, приказано занимать позиции, на которых застало перемирие; раз они наступают, то давать им отпор смелым контрнаступлением".
      Направляясь полным ходом на передний край фронта и миновав станцию Бирзулу, балтийцы увидели шедший им навстречу немецкий бронепоезд. Окутанный густым дымом, он по сравнению с бронепоездом железняковцев казался гигантским чудовищем. Но Железняков не растерялся. Он дал приказ открыть огонь по врагу. Орудие с крейсера "Алмаз" оказалось дальнобойнее пушек оккупантов и украинских белогвардейцев. А главное, что комендоры-моряки стреляли более метко, чем артиллеристы противника. В результате короткого сражения немецкий бронепоезд, получив несколько попаданий снарядов, начал быстро уползать к северу от Бирзулы.
      Вернувшись на станцию, Железняков встретил Зайцева, который ему сообщил о том, что получен приказ от командования 3-й Украинской армии.
      - Какой приказ? - спросил Анатолий.
      - Ты назначен командующим Бирзульским тылом.
      - Какой же это тыл? - удивился Железняков. - Немецкие эшелоны в десяти километрах от станции...
      - Но ты хорошо знаешь, что район Бирзула - Слободка - Балта прикрывает армию с запада. В приказе также сообщается, что в твое распоряжение поступает броневик Полупанова, кавалерия сиверцев. Все это нам придется двинуть в контрнаступление... - медленно, как бы обдумывая что-то, сказал Зайцев,
      В штабном вагоне собрались все командиры отрядов, подчиненных Железнякову.
      - Нам предстоят тяжелые бои, - говорил Железняков. - Прошло время, когда войска сидели месяцами в окопах. Теперь нужно вести маневренную войну. Устраивать засады, взрывать пути, тревожить врага с тыла...
      Контрнаступление началось успешно. Тесня противника, советские войска заняли железнодорожные станции Борщи и Слободка.
      С радостью узнавали солдаты 3-й Украинской армии вести с разных флангов фронта: из Балты были выбиты гайдамаки, во время боев под Слободкой был сильно поврежден германский поезд. В бою под Бирзулой 7 марта оккупанты потеряли около 1000 солдат.
      Однако скоро пришлось отступать. 52-й германский корпус, свободно прошедший через румынскую границу, заходил советским войскам в тыл. Но напрасно надеялись немецкие генералы устроить нашим войскам западню. Со стороны Одессы на выручку своим товарищам шли новые отряды.
      Надо было срочно уходить из района Бирзулы, чтобы проскочить к Одессе,
      Железняков собрал железнодорожников узла:
      - Я хочу напомнить вам, товарищи, слова декрета Совнаркома: "Социалистическое отечество в опасности". Товарищ Ленин требует: всеми силами воспрепятствовать врагу воспользоваться аппаратом путей сообщения; при отступлении уничтожать пути, взрывать и сжигать железнодорожные здания.
      Когда отряд Железнякова покидал Бирзулу, там не оставалось ни одной годной стрелки, ни одного целого моста, телеграфные аппараты были сняты и увезены в Одессу, связь всю разрушили.
      На станции Раздельная Железняков встретился с командиром румынского революционного батальона, выступавшего против немцев, - Ионом Мунтяну.
      Он крикнул ему:
      - Буна домниаца, товарищ Ион!
      - Какое сейчас утро, товарищ Анатолий? Сейчас кругом ночь.
      Со всех сторон двигались к станции враги. Орудие бронепоезда молчало не было снарядов. На исходе были и патроны. Советские отряды поднялись для штыковой атаки. Железняков бежал рядом с Ионом Мунтяну. "Блестаматуле кайзер (проклятый кайзер)!" - кричали румынские солдаты и моряки, вырываясь вперед. Ион Мунтяну что-то хотел сказать Железнякову, но упал навзничь, простроченный пулеметной очередью. Среди бойцов отряда Железнякова, а также румынских солдат и матросов в этом бою было много раненых.
      Прощаясь с товарищами, Железняков говорил им:
      - Дела, братухи, никуда не годные. Приказано эвакуировать Одессу. Но ничего, всех буржуев все равно раздавим! И Советскую власть отстоим! Не падайте духом, друзья!
      Председатель Одесского краевого совнаркома питерский металлист Петр Старостин сказал Железнякову:
      - Мы поручаем вам выполнить очень важное задание. В Николаеве нужно взять из Морского управления несколько десятков пудов очень ценного груза. Идите в порт, там сейчас заканчивается погрузка на транспорт "Бештау", который пойдет в Николаев. Прихватите с собой красногвардейцев на помощь.
      - Есть! - ответил Железняков. В Николаеве у причала морского полуэкипажа стояли миноносцы "Лейтенант Шестаков" и "Лейтенант Зацаренный". При помощи матросов с "Бештау" их быстро догрузили.
      - Можете отправляться в Севастополь, - сказал Железняков капитану транспорта "Бештау".
      Немедленно приступил Железняков еще к одной, не менее важной операции. В порту стояли миноносцы, которые не могли уйти из Одессы из-за отсутствия топлива. Железняков помог командам этих кораблей достать несколько десятков кулей брикетов. Этого достаточно было, чтобы миноносцы дошли до Севастополя. На одном из них добрался сюда и Железняков. Через несколько дней он выехал в Москву, где находилось Советское правительство.
      - Очень кстати прибыли, товарищ Железняков, - радостно встретил его заместитель народного комиссара по морским делам. - Вам надо немедленно ехать в Кронштадт, к главному комиссару Балтфлота товарищу Флеровскому.
      Выйдя от комиссара, Железняков неожиданно встретился с Васо Киквидзе. Познакомился он с ним еще в Харькове, после боев под Белгородом. Киквидзе был из тех людей, кто с юношеских лет безраздельно отдал себя революционной работе, за это его неоднократно подвергали арестам. Октябрьская революция застала его на Юго-Западном фронте. Вчерашний рядовой солдат стал заместителем председателя ревкома одного из армейских соединений.
      - Толья, дорогой! - обрадовался Киквидзе. - Ах как ты мне нужен сейчас! Не представляешь, как нужен! - И он подробно рассказал о полученном задании срочно выехать в Поволжье для организации воинской части, которая должна принять участие в обороне Царицына. - Будем вместе громить беляков! Согласен?
      - Насчет беляков согласен! Но только я сейчас получил направление на Балтику. Там тоже что-то неладно...
      Передовая часть балтийских моряков, называемая "красой и гордостью революции", сражалась на многочисленных фронтах гражданской войны против иностранных интервентов и русских белогвардейцев. В это время в ряды флота проникло много меньшевиков, эсеров, анархистов. Умело играя на трудностях, переживаемых Советской Россией, они вместе с предателями из командования усиливали свое влияние на молодых моряков, еще не осознававших глубоко стоящих перед ними задач по борьбе за укрепление Советской власти. Среди части флота зрело контрреволюционное восстание.
      Первой выступила Минная дивизия.
      Специально подобранное делегатское собрание этого крупного соединения Балтфлота, возглавляемое офицерами Лисаневичем и Засимуком, 11 мая вынесло резолюцию, требующую свержения Советской власти и созыва Учредительного собрания.
      Комиссара Балтфлота Флеровского делегаты постановили не признавать.
      На запрос Москвы, почему не выполняется требование о немедленном увольнении из флота Засимука и Лисаневича, участник заговора начальник морских сил Щастный послал издевательский ответ, в котором говорилось, что якобы "типография при штабе командования настолько мала, что запаздывает с печатанием приказов".
      Вскоре Щастный был арестован, но шайка Лисаневича и Засимука продолжала открыто вести контрреволюционную агитацию и требовала освободить его. На митинге, устроенном сторонниками заговорщиков, не давали говорить большевикам и сорвали выступление А. В. Луначарского. С Минной дивизии антисоветский заговор перекидывался уже на корабли других соединений.
      Коммунистической партией были срочно мобилизованы силы для решительного разгрома пособников контрреволюции.
      Рано утром 2 июня полным ходом к Кронштадту подходил миноносец. На мачте его развевался флаг главного комиссара Балтийского флота.
      В кают-компании находились Флеровский и Железняков.
      Через несколько часов должно было состояться общебазовое собрание представителей от всех команд кораблей и береговых частей Кронштадта. Это собрание должно было обсудить создавшееся положение в связи с антисоветскими выступлениями группы Засимука и Лисаневича.
      - Надеюсь, товарищ Железняков, - сказал Флеровский, - что твое выступление на этом собрании сыграет определенную роль. На Балтике любят тебя.
      После выступления главного комиссара флота Флеровского и других уже известных на Балтике политических деятелей - Ховрина, Сладкова и Громова участники собрания разделились на два лагеря. Многие поняли, на какой гибельный путь их толкали враги Советской власти, и в своих выступлениях стали поддерживать требования Флеровского - осудить антисоветские действия эсеров из Минной дивизии. Но некоторая часть представителей кораблей продолжала выступать с контрреволюционными речами. Когда Флеровский попытался выступить вторично, то сторонники Щастного и его банды не дали ему высказаться. Железняков решительно встал.
      - Разрешите мне, товарищ Флеровский, сейчас выступить.
      Балтиец подошел к самому краю подмостков, поднял руку:
      - Тише! Замолчите!
      В зале постепенно начала воцаряться тишина.
      - Не говорить, а стрелять надо бы здесь! - уже не говорил, а кричал Анатолий. - Товарищи, что произошло с вами? Вас считают героями революции! Спасителями флота! Ведь это вы увели флот через льды из Гельсингфорса и Ревеля! Вы же орлы, ребята, черт вас побери! Где же ваши орлиные клювы и цепкие когти, при виде которых буржуазия подыхала от страха?!
      Зал безмолвствовал.
      - Что же вы молчите?! - еще больше распаляясь, кричал Железняков. - Я только что прибыл с фронта и завтра снова вернусь туда. Что прикажете передать нашей братве, которая сражается с друзьями Щастного - генералами Красновым, Дутовым и прочей мразью?!
      Волнуясь, Железняков напомнил, как белые замучили любимца Балтфлота Семена Рошаля и сотни других большевиков-матросов.
      - Кто требует освобождения Щастного? Вы забыли, как такие же царские адмиралы бросали нас в тюрьмы, ссылали на каторгу, вешали и расстреливали? А за что? За правду! Нас не миловали! В защиту нас тогда никто из них не выступал. А теперь, когда они покушаются на нашу Советскую власть, находятся люди, желающие помогать им! Позор!
      Выступление Железнякова и многих других товарищей отрезвляюще подействовало на присутствующих в зале. Представители Минной дивизии были с позором изгнаны.
      Кронштадт по-прежнему оставался верной крепостью большевизма на Балтике.
      6 июня Морской генеральный штаб вызвал Железнякова в Москву для назначения на должность комиссара...
      Но почетный запрос опоздал. Железняков выехал на Волгу. Там разгоралась битва за Царицын.
      Оборона Царицына
      Жаркий июньский день. На пыльной площади в центре Тамбова идет обучение молодых бойцов - добровольцев Красной Армии.
      В воздухе то и дело раздаются команды:
      - Ать, два... Кругом! Ать, два... Рота! Бегом! Ать, два, три! Правое плечо вперед! Стой! Ать, два, три...
      Поднимая пыль, лихо скачут на лошадях ординарцы и носятся очкастые мотоциклисты.
      Возле здания, где разместился штаб Еланского полка, толпится народ.
      Время от времени на крыльце здания появляется человек в военной форме с листом бумаги в руках. Его сразу же окружают, и он громко оглашает список красноармейцев, принятых в полк.
      Штаб осаждают желающие попасть в ряды защитников молодой Советской республики. Беспрерывно трещит полевой телефон, стучит пишущая машинка. У каждого стола очередь.
      Попыхивая крепким самосадом, высокий человек в старой солдатской гимнастерке дает прикурить стоявшему за ним в очереди крестьянину.
      - Повоюем, земляк?
      - Да, без войны сейчас не обойтись, белые напирают...
      Немного поодаль от очереди человек в рабочей спецовке и черной кепке на голове громко агитирует:
      - Кто слаб духом - не суйся! Война, братцы, дело серьезное. Записывайся, кому жизнь новая дорога! Организуйся в общий поход! Или клади голову под шашку белоказацкую! Слыхали, что вчера говорил командир, товарищ Железняков? "Все за молодую свободу!"
      От стола, покрытого кумачом, отходит молодой рабочий в лихо сбитой набок помятой железнодорожной фуражке.
      - Ишь ты, ухарь какой! - дружески смеются кругом. - Такого только в кавалерию!
      - На вид боевой, а на деле каковой?! - пошутил кто-то.
      Писарь вызывает:
      - Следующий! Фамилия? Имя?
      - Соловей Иван.
      - По батюшке как? Документ предъявляй! Каких мест?
      - Нижнечирской станицы. Казак.
      - Далеко залетела пташечка! - замечают шутливо стоящие в очереди.
      - Куда не залетишь, чтоб не попасть к белякам!
      - Имущественное положение? - спрашивает писарь.
      - Это ты насчет чего?
      - Ну кто ты, бедняк или середняк? - нетерпеливо уже говорит писарь.
      Очередь начинает шуметь:
      - Поскорей! Не задерживай!
      Снова раздается:
      - Следующий!
      Ивана Соловья обступают толпой:
      - Ну вот и забрился.
      - Не знаю, может, откажут еще...
      - Нам не откажут, мы трудовой крови, - слышится реплика.
      - Хорошо сказано, братцы! - сказал в это время вошедший в комнату Железняков. - Правильно! Мы все трудовой крови!
      Писарь вскочил с места, вытянулся и отрапортовал:
      - Сегодня записалось шестьдесят добровольцев.
      - Отлично! - Железняков прошел в соседнюю комнату.
      Десять дней, как Железняков с отрядом моряков в тридцать человек прибыл на Царицынский фронт, в дивизию Васо Киквидзе. Радостно встретил он Железнякова. Долго не размыкались дружеские объятия.
      - Как дела сейчас на Балтике?
      - Там все в порядке, Васо.
      - А вот у нас... - Киквидзе не договорил, вздохнул тяжело и сразу подошел к карте, висевшей на стене. - Ты слышал о мятеже чехословацкого корпуса? Мятежники захватили Пензу, Самару... А здесь вот, у Астрахани, показал он на карте, - лютуют дутовцы. - Водя пальцем по карте, Киквидзе продолжал: - Вот тут с Дона рвутся к Волге красновцы, хотят захватить Царицын, им нужно соединиться с Дутовым... Сейчас Царицын защищают рабочие-волжане и прибывшая с Украины 5-я армия.
      - А почему твои отряды не выступают к Царицыну? - спросил Анатолий.
      - У нас своя задача. Мы входим вместе с отрядами Сиверса и Миронова в особую группу войск. Прикрываем Тамбов и обеспечиваем связь Царицына с центральными районами России. Сейчас у меня только два полка: 1-й Рабоче-Крестьянский и 6-й Заамурский конный. Твой будет третьим.
      На следующее утро Железняков вместе с Киквидзе поскакал в Елань. Там формировался новый полк.
      Из окрестных волостей приходили мобилизованные 1896 - 1897 годов рождения, беспрерывно притекали добровольцы, бывшие солдаты старой армии. Из них Железняков подбирал отделенных и взводных командиров. Добровольцев бывших унтер-офицеров Анатолий назначал командирами рот.
      Железняков много беседовал с новичками, ободрял их, рассказывал о Петрограде, Кронштадте.
      Многие новобранцы пришли в полк босиком - не было никакой обуви. Пришлось срочно организовать пошив ботинок и сапог. Плохо подвозили провиант, не хватало походных кухонь. Железняков созвал жителей Елани и договорился варить пищу для бойцов по домам. Молодые воины и старые солдаты очень быстро привязывались к своему заботливому командиру.
      Благодаря энергичным мерам Железнякова Еланский полк был сформирован вовремя и подготовлен к боевым действиям.
      Белогвардейцы неожиданно нанесли удар по самому чувствительному месту Царицынского фронта. Они хотели во что бы то ни стало перерезать железнодорожную линию Царицын - Поворино и этим самым отрезать Москву и Петроград от донского и кубанского хлеба. А это значило задушить голодом два крупнейших центра России. Царицын замыкался в кольцо.
      Надо было срочно принимать меры. Несколько суток гремела канонада над жаркими просторами края. Свинцовый дождь поливал раскаленную землю.
      По распоряжению В. И. Ленина под Царицын выехала комиссия Высшей военной инспекции, возглавляемая Н. И. Подвойским.
      Группа войск Киквидзе получила подкрепление. В бой был брошен Еланский полк. К станции Арчеда из Воронежа прибыли батарея Курземского полка, китайская рота, Интернациональный батальон. Из Борисоглебска прислали 500 человек. К станции Бударино было отправлено 3 бронепоезда и 250 стрелков.
      Перед группой Киквидзе стояла задача - очистить от белоказаков станции Алексиково и Урюпино, удержать по линии железной дороги станции Арчеда, Серебряково и Филонове.
      Враг дрогнул. Смятые героическими красными частями белые полки покатились обратно за Дон.
      Но вскоре на группу, в которую входили 3 тысячи войск Киквидзе, 2 тысячи Украинской бригады Сиверса и около 2 тысяч дивизии Миронова, были брошены 32 тысячи казаков, возглавляемых генералом Фицхелауровым.
      К 3 августа советские части под напором превосходящего по численности врага оказались оттесненными на линию Красный Яр - Елань - Поворино.
      Стойко защищали Елань войска Киквидзе. Полки попеременно занимали окопы, держа круговую оборону. По балкам, руслам пересохших от необычайного зноя степных речушек ползком пробирались по ночам в Елань сотни бедняков и батраков, пополняя убыль в красноармейцах.
      С группой смельчаков из старых опытных солдат Железняков много раз совершал ночные вылазки в тыл противника.
      Киквидзе, сам безудержно смелый человек, иногда пробовал удерживать иной раз уж очень рисковавшего жизнью Анатолия, но тот только посмеивался: "Я беру пример с тебя, Васо..."
      В конце августа левый фланг группы Киквидзе, переименованный в 16-ю дивизию, обнажился. Соседняя дивизия Миронова отступила.
      Казаки взяли 16-ю дивизию в полукольцо. 1-й Рабоче-Крестьянский, 6-й Заамурский и Еланский полки стойко отбивали атаки, медленно отходя на новые позиции. Трое суток Железняков не сомкнул глаз.
      1 сентября его вызвали в штаб дивизии. Уже в дверях, по расстроенному лицу Киквидзе Анатолий понял, что что-то случилось.
      - Читай, - протянул Киквидзе вскрытый пакет.
      Анатолий быстро пробежал глазами документ, в котором командующий вновь формируемой 9-й армией приказывал немедленно перебросить в распоряжение штаба армии Еланский полк.
      - В такое время, когда дивизия еле держится?! - вспыхнул Железняков. Я не могу оставить...
      - Приказ есть приказ, мой дорогой, - мягко сказал Киквидзе. - Я уже послал начальника штаба Медведовского в штаб армии. Пусть доложит обстановку, расскажет о положении в дивизии. Главная моя просьба - это оставить твой полк в моем распоряжении.
      - Правильно, Васо. Там, в штабе, должны считаться с тобой, - сказал Железняков.
      - Не знаю, не знаю, - задумчиво произнес Киквидзе. - Боюсь, что... И так меня ругали в штабе, что я тебя самовольно назначил командиром полка.
      - Кто ругал? - вспыхнул Анатолий.
      - Да есть такие там. Особенно трепался Носович... этот старорежимник. Он говорил, как мне передавали: "Что понимает, мол, матрос, в сухопутных делах?"
      Не помогло обращение Киквидзе к штабу армии. Еланский полк был переведен на другой боевой участок, недалеко от 16-й дивизии.
      Намного стало тяжелее полку после перевода. Не всегда удавалось держать связь со штабом армии, находившимся в стадии формирования. Радовало только то, что Киквидзе недалеко был и часто полк действовал согласованно с дивизией.
      Наконец полк получил отдых на двое суток. Железняков волновался. Несмотря на многочисленные рапорты, посланные штабу армии, в полк не прислали походных кухонь. Бойцы питались кое-как.
      - Еду в штаб, - заявил Анатолий комиссару полка Черкунову. - Думаю, что справлюсь за день. До каких пор так будет продолжаться?
      Командарма в штабе не оказалось. В кабинете распоряжался прибывший в армию помощник командующего Южным фронтом, бывший царский полковник Носович, впоследствии разоблаченный как пособник вражеской агентуры.
      - Я вас слушаю, - холодно сказал Носович, вглядываясь в обветренное и усталое лицо Железнякова.
      Анатолий подробно изложил цель своего приезда. Перечислил рапорты, посланные им совместно с комиссаром Черкуновым в штаб армии. Резко высказался о саботажниках и выразил уверенность, что бойцы его полка скоро смогут получить горячую пищу.
      - Все? - спросил невозмутимо Носович.
      - Все! Хватит и этого! - горячился Анатолий.
      - А почему вы бросили полк в такой ответственный период? издевательски спросил Носович.
      - Во главе полка оставлен мною комиссар. И я уже доложил вам, что сегодня ночью мы получили разрешение отойти в резерв на двое суток. Я снова возвращаюсь к своей просьбе. Прикажите, чтобы кухни для полка были немедленно высланы.
      - Ничем не могу помочь вам, - сухо ответил Носович.
      Железнякова не смутили ни холодный прием, ни слова относительно отлучки из полка. Но этот бездушный ответ его взорвал, и он повышенным голосом произнес:
      - Я категорически требую...
      Железняков не закончил фразу.
      По тревожному звонку в кабинет стремительно вбежало несколько вооруженных бойцов. Растерявшийся от такого неожиданного оборота дела, Железняков сразу умолк. Он выбежал из кабинета и умчался обратно в свой полк.
      Утром следующего дня был передан приказ об отстранении Железнякова от командования Еланским полком.
      Густые грозовые тучи, с вечера закутавшие Елань, ночью проливным дождем обрушились на землю. Молния рассекала черный мрак. Канонада, не умолкавшая в окрестностях Елани несколько последних недель, прекратилась.
      В маленьком деревянном домике собрались друзья по полку Железнякова. Они бурно обсуждали создавшееся положение.
      - Я не понимаю, товарищи, чем вызвано такое отношение к полку, недоумевал Анатолий. - Поведение Носовича меня просто поразило. В том, что в штаб затесались какие-то сволочи, не может быть сомнения! Но ведь так действует помощник командующего фронтом!
      Первым заговорил комиссар полка Черкунов:
      - Положение на фронте тяжелое. И об этом надо помнить каждую минуту. В полку поднялось брожение. Надо срочно провести по всем ротам и батальонам беседы, разъяснить красноармейцам, что произошло... Бойцам надо сказать всю правду.
      Прибывший вместе с Железняковым с Балтики матрос Наумов резонно заметил:
      - Но как объяснишь солдатам, что их командир отстранен от командования за заботу о них? Снова заговорил Черкунов:
      - Мы разъясним бойцам, что произошло недоразумение и в ближайшее время Железняков снова вернется в строй. А я уверен, что это именно так и будет.
      - А если не будет? - сказал Железняков.
      - Тогда мы поставим вопрос перед ЦК партии, - ответил Черкунов.
      На следующий день раненый Киквидзе пытался успокоить Железнякова, сидевшего у его кровати.
      - Не горюй, Толья. Как-нибудь уладим. Черт возьми, и надо же было случиться такой истории, когда меня подстрелили! - Киквидзе взял руку Анатолия. - Я уверен, что все уладится, что виной всему твоя горячность. Ты правильно сделал, что выступил перед бойцами. Пусть они знают все. А теперь вот что, Толья: кати в Балашов к самому командующему фронтом Сытину. Попытайся поговорить с ним. Попроси его от моего имени. Поезжай...
      - Попробую...
      В тот же день Железняков стоял перед адъютантом Сытина.
      - Мне нужно поговорить с командующим.
      - Не могу пропустить.
      - Мне необходимо объяснить...
      - Не могу, не приказано, - отвечал адъютант.
      - Вы доложите командующему о моем приезде, тогда он и прикажет! Что вы отвечаете за него: "Не могу, не могу!"
      - Нельзя ли повежливее? - возмутился адъютант. - Здесь вам не Кронштадт!
      - Что-о-о?! - пораженный такими словами, протянул Железняков, делая шаг вперед. - Здесь не Кронштадт?! Что это значит?! - уже крикнул он.
      Испугавшись угрожающего тона Анатолия, адъютант попятился назад:
      - Хорошо, сейчас доложу...
      Но к Сытину Железнякова так и не пропустили.
      Адъютант, выйдя из кабинета, сказал:
      - Командующий приказал передать, что если вам надо что-то сообщить, подайте рапорт...
      В обстоятельном рапорте на имя командующего фронтом Сытина Железняков смело написал, что думал: "Действия и решения, которые в последнее время принимаются вами и вашим штабом в отношении дивизии Киквидзе и, в частности, в отношении Еланского полка, напоминают мне линию поведения предателя русской армии генерала Сухомлинова во время мировой войны в 1915 году..."
      Ответа на свой рапорт Железняков не получил. Через Киквидзе он узнал нерадостное известие:
      - Мне сообщили, что из Балашова послан срочный рапорт о тебе... Что-то здесь неладно. Говорят, что к рапорту приложено специальное дело. Тебя обвиняют в самовольном захвате вагона с медикаментами на станции Алексиково...
      - С какими медикаментами? - удивился Железняков.
      - Было дело такое. Но тут ты ни при чем. Когда еще формировали полк, мои ребята перед отступлением обнаружили в тупике вагон с медикаментами. Чтобы он не достался казакам, его быстро разгрузили и все роздали по полкам, - разъяснил Киквидзе.
      - Что еще пишут эти провокаторы?
      - Ты помнишь, когда приезжал к нам Подвойский?
      - Конечно, помню. Мы тогда еще с ним говорили о Петрограде...
      - А через два дня после отъезда от нас Подвойского на него было совершено покушение. При крушении дрезины ему перебило ключицу... Говорят, что Подвойскому написали, будто ты с группой каких-то анархистов виновник покушения...
      Железняков настолько был потрясен, что в первый момент не нашелся даже, что сказать. И лишь после того, как понял всю чудовищность услышанного, гневно воскликнул:
      - Собачьи головы! Да как же я мог совершить покушение на товарища Подвойского? Мы вместе с ним в прошлом году штурмовали Зимний! А потом вот еще что. Если покушение было где-то под Тамбовом, как же я мог попасть туда?! Ведь ты же знаешь, Васо...
      - Знаю, все знаю. Никуда ты не отлучался из Елани. Я уже написал начальнику штаба фронта Ковалевскому о вагоне с медикаментами... и что ты ни в коем случае не можешь быть причастен к покушению на Подвойского.
      Бои шли. Железняков рвался на позицию. Просился рядовым. Но Киквидзе доказывал, что надо обождать. Неизвестность томила Железнякова.
      - Черкунов советует мне ехать в Одессу. Украина сейчас поднялась на борьбу против немецких оккупантов. Там хватит работы... - говорил Анатолий, сидя у кровати Киквидзе.
      Успокаивая своего друга, раненый комдив советовал:
      - Подожди. Вот придет ответ на мой рапорт, тогда и решим, что делать дальше.
      В это время вошел адъютант и вручил командиру дивизии секретный пакет.
      С тревогой следил Анатолий за выражением лица Киквидзе, словно предчувствуя, что дело касается его.
      - Толья, ты объявлен вне закона... - только и мог вымолвить комдив. Немедленно добирайся в Москву!
      - За что же, Васо?! - сразу не понял Железняков. - Объявили вне закона, как самого ярого контрреволюционера!
      Понимая всю серьезность создавшегося положения, Киквидзе вызвал к себе адъютанта:
      - Немедленно ко мне комиссара полка! И чтобы была приготовлена моя тачанка!
      Как только адъютант вышел, Киквидзе сказал Анатолию:
      - Немедленно поезжай в Москву. Ты еще успеешь на тамбовский поезд...
      - Васо...