Все дружно поддержали.
      В подвалах дачи было спрятано несколько старых винтовок, револьверов и ручные бомбы.
      - Ребята, стрелять только в воздух!
      Юнкера и казаки бросились в атаку на здание.
      Железняков увидел, что в углу окна, где стоял пересветовец Семенов, показалось дуло винтовки. Чтоб спасти товарища, Анатолий схватил дуло и рванул его в сторону.
      Раздался выстрел. Железняков швырнул в окно на наступающих бомбу. Раздался оглушительный взрыв. Не теряя времени, Анатолий вслед за первой метнул вторую и третью... Но силы были неравные. С треском рухнула дверь, и в помещение ворвались юнкера и казаки.
      Анатолия сбили с ног. Кто-то оглушил его прикладом по голове...
      Все находившиеся на даче Дурново матросы и рабочие были арестованы.
      Железняков несколько часов пролежал без сознания. Очнувшись, он почувствовал ноющую боль в руке. Лицо сильно распухло. Прядь волос с запекшейся кровью прилипла ко лбу. Он хотел приподняться, но жгучая боль в спине и во всем теле свалила его снова. "Где я, что случилось со мной?" пытался вспомнить он.
      Послышался лязг железа и крики. Открылась дверь. В нее втолкнули солдата без фуражки. Он упал, но быстро поднялся с пола, подскочил к двери и начал бить по ней кулаками, громко ругаясь.
      - Что случилось? - глухо спросил Анатолий. - Где мы находимся?
      Солдат подошел ближе к Железнякову.
      - Ой, морская душа, у тебя вся голова в крови!
      - Где мы? - с трудом повторил свой вопрос Железняков.
      - Да не в гостях у кумы, а в подвале под казармами Преображенского полка. Сейчас все расскажу тебе, дай вот только башку забинтую. - Солдат достал из-за пазухи индивидуальный пакет. - Это я еще с фронта сохранил. Вот и пригодился. Не горюй, заживет. Закурим, морская душа, что ль?
      Солдат достал из кармана брюк кисет с махоркой и начал рассказывать, как батальон Семеновского полка ночью подняли по боевой тревоге. Офицеры сказали, что из тюрьмы бежали бандиты и спрятались на даче Дурново. Их приказано поймать и вернуть в тюрьму, Но солдаты нашли на даче только рабочих да матросов.
      - А тебя-то за что сюда посадили? - спросил Железняков.
      - А за то, что не стал бить моряков и закричал своим ребятам: "Хлопцы, что ж мы делаем? Кого бьем?"
      Утром донесся шум грузовика, подкатившего к казарме, а через несколько минут в подвал ворвались вооруженные солдаты во главе с капитаном.
      Капитан крикнул Железнякову:
      - Встать!
      Тот медленно поднялся с пола, осторожно натянул на голову помятую и окровавленную бескозырку.
      - Прощай, друг! - обратился он к солдату. - Может, еще встретимся. Тогда уж вместе до полной победы будем добивать контру!
      - Связать ему руки и - на машину! Живо! - крикнул капитан солдатам.
      Железнякова заключили в Петроградскую пересыльную тюрьму "Кресты".
      Выступая с разоблачением контрреволюционных методов Временного правительства, "Правда" писала 20 июня: "События на даче Дурново взволновали весь рабочий Петербург. В понедельник с утра в Таврический дворец, в помещение Исполнительного Комитета стали притекать рабочие с фабрик и заводов, требуя ответа, сообщая о начинающихся стачках..."
      Одновременно "Правда" напечатала воззвание к рабочим и солдатам с призывом воздержаться от разрозненных выступлений и действовать только по призыву большевистской партии.
      21 июня "Правда" опубликовала официальное заявление Центрального Комитета большевистской партии, сделанное еще вечером 18 июня, с требованием немедленно выявить и привлечь к ответственности виновников организации побега заключенных из "Крестов".
      Побег уголовников и налет на бывшую дачу Дурново явились частными провокациями, устроенными Временным правительством в порядке подготовки к июльским событиям.
      4 июля мостовые Петрограда оросились кровью лучших сынов рабочего класса. Контрреволюционеры разгромили большевистскую печать, рыскали по городу в поисках вождя революции В. И. Ленина.
      Керенский приказал распустить Центробалт. В "Кресты" были заключены крупнейшие политические деятели Кронштадта и других портов Балтийского моря. В числе арестованных были Дыбенко, Рошаль, Ховрин и другие. Все они были заключены в тюрьмы. Над Железняковым был совершен суд, который на основании старого царского закона о дезертирах военного времени приговорил его к 14 годам каторжных работ.
      Таким чрезмерно суровым приговором буржуазный суд явно мстил балтийцу, непоколебимо следовавшему за большевиками, резко выступавшему против Керенского и его сторонников.
      Томясь в тюремной камере, Железняков выразил свое душевное состояние в стихотворении:
      Сокол, сокол,
      Не смейся теперь надо мною,
      Что в тюрьме я свой жребий нашел.
      Был я выше, чем ты в небесах над землею,
      Был я выше, чем ты и орел.
      Много видел тебе неизвестных светил,
      Много тайн заповедных узнал;
      Я со звездами часто беседы водил, Я
      до яркого солнца взлетал.
      Быстро день проходил и сменялся другим.
      И сгорал я мятежным огнем,
      Был врагами свободы гоним,
      Были братья мне ветер да гром.
      Но однажды темной ночью в степи
      В роковую грозу я ослаб,
      И с тех пор я сижу здесь, как вор на цепи,
      Как неверный и пойманный раб.
      Сокол, сокол, когда соберешься лететь,
      В беспредельный и горный простор,
      Не забудь, передай облакам мой привет,
      Всем скажи, что я цепь изорву,
      Что в тюрьме моя жизнь - только сумрачный сон.
      Только призрачный сон наяву{6}.
      Письма, пересылаемые Анатолием заключенным друзьям, звали их к новым битвам. В одном из таких посланий он так открывал им свою душу: "...Мне душно в этом каменном мешке, друзья! Я люблю море, необъятный простор, шторм, борьбу. Мне свобода нужна для битвы. Я не хочу шагать по миру бездельником. Идет великая битва за коммуну. Надо отдать этой битве всего себя, вместе с сердцем... И в какие бы цепи ни заковали меня враги революции, я уйду отсюда. Вырвусь! Убегу! Меня не удержат эти стены! Кто может сковать волю человека, который бьется за человечество? Еще не изобретена такая сталь, из которой можно выковать цепи крепче моей любви к свободе! Убегу!.."
      Сквозь решетку, заслоняющую тюремное окно, прорывался тусклый дневной свет. И небо было безрадостным, угрюмым. "Посмотреть бы теперь на Петроград..." - с тоской думал Анатолий.
      Но город увидеть было невозможно, так как единственное окно в камере было устроено так, что заключенный мог видеть только кусочек неба.
      - Отсюда трудновато вырваться, Алеша, - перевел Железняков взгляд на пересветовца Семенова, который оказался с ним в одной камере. - Уж больно крепко стерегут нас.
      Он снова повернулся лицом к окну. Теперь небо казалось ему еще более хмурым. Но все равно хотелось смотреть на него долго, долго. Будто там, в этом маленьком сером клочке, было видно отражение моря, по которому тосковало его сердце.
      Железняков угрюмо молчал. Кто-то открыл окошечко в дверях и торопливо швырнул в камеру скомканную бумагу. Он поднял ее, развернул. Перед ним была страничка газеты "Пролетарий" - центрального органа партии большевиков, издававшейся с 13 августа вместо "Правды", разгромленной буржуазией. Трудно передать, с каким волнением читали друзья опубликованный в газете манифест VI съезда большевистской партии. Последние слова этого исторического документа звучали как команда к бою:
      "Готовьтесь же к новым битвам, наши боевые товарищи! Стойко, мужественно и спокойно, не поддаваясь на провокацию, копите силы, стройтесь в боевые колонны! Под знамя партии, пролетарии и солдаты! Под наше знамя, угнетенные деревни!"
      Глаза Анатолия загорелись.
      - Ну вот, а мы с тобой горюем, что забыли нас... Нет, Алеша, не забыли...
      Товарищи не забыли Железнякова. Они тщательно готовились к организации его побега из тюрьмы. В этом деле особенно проявляли свое участие бывшие политические ссыльные супруги Павловы, вернувшиеся в Петроград из сибирской ссылки в 1917 году, Павлов был старым балтийцем.
      Люба Альтшуль, с которой Железняков познакомился на патронном заводе, когда выступал там на митинге, добилась разрешения у начальника тюрьмы на свидание с Анатолием под видом невесты. Ей удалось передать ему небольшие пилки и револьвер.
      Вечером 6 сентября улицы Петрограда огласились звонкими голосами продавцов газет:
      - Читайте экстренный выпуск "Петроградского листка"! Читайте "Вечернее время"! Дерзкий побег кронштадтцев из тюрьмы! Бежал приговоренный к 14 годам каторги матрос Железняков! Читайте подробности!..
      Прыгнув с тюремной крыши, Анатолий упал на мостовую и вывихнул ногу. В первые минуты сгоряча он бежал изо всех сил вперед, помня только о том, что за углом ближайшей улицы его ждет автомобиль. Со всех сторон неслись тревожные крики и беспорядочная стрельба.
      На повороте узенького переулка он увидел высокий деревянный забор. Собрав последние силы, Анатолий забрался на него и упал в какой-то двор возле длинной поленницы дров. Только теперь он почувствовал невыносимую острую боль в левой ноге. А шум погони продолжал нарастать. Доносились свистки, крики и выстрелы. Сознание подстегивало: "Беги! Беги!" Крепко стиснув зубы, собрав последний запас сил, он заставил себя поползти вдоль забора.
      Уже совсем ослабевшего Железнякова разыскали двое матросов-балтийцев. Они подняли его и понесли к машине.
      Машина круто повернула по широкой улице, ведущей к Финскому заливу. Вдали уже виднелся маяк, где их ждали свои люди со шлюпкой.
      Ранним утром на следующий день после побега Железняков и Семенов снова были в Кронштадте.
      25 сентября в Гельсингфорсе открылся 2-й съезд представителей Балтийского флота.
      Заседал он на яхте "Полярная звезда", где работал Центробалт. Председателем съезда был избран только что освобожденный из "Крестов" под залог большевик Павел Дыбенко.
      - Товарищи, - начал он первое заседание, - нам нужно избрать секретаря.
      - Кого рекомендует Центробалт? - спросил кто-то из делегатов.
      - Мы предлагаем кандидатуру товарища Викторского, - ответил Дыбенко. Из рядов спросили:
      - Кто он такой? Улыбаясь, Дыбенко ответил:
      - Вот у меня в руках его мандат. Слушайте. "Дано сие от комитета команды машинной школы Балтийского флота матросу Анатолию Викторскому в том, что он действительно выбран на съезд моряков Балтийского флота от команды машинной школы, что подписью и приложением печати свидетельствуется. За председателя комитета Русин. Секретарь Уткин". Повысив голос, Дыбенко крикнул: - Товарищ Викторский, прошу представиться съезду!
      На общую палубу, превращенную в зал заседаний, слегка прихрамывая, вышел предложенный кандидат.
      Минутная тишина. Затем послышались восклицания:
      - Железняков! Анатолий! Толя! Многие делегаты встали со своих мест, окружили своего любимца.
      - Кто же знал, что ты спрятался под чужой фамилией!
      - Очень любит меня наш новый министр-председатель, сами знаете, попадусь в руки - расстрел, - отвечал Анатолий.
      Дыбенко поднял руку, призывая товарищей занять места. Когда наступила тишина, он сказал:
      - Итак, товарищи, кто за то, чтобы секретарем нашего съезда избрать товарища Желез... - но осекся и, смущенно улыбнувшись, продолжал: товарища Викторского, прошу поднять руку.
      Железняков занял за столом президиума место секретаря.
      В первый же день своей работы 2-й съезд представителей Балтийского флота обсудил вопрос о текущем моменте и о Демократическом совещании, созванном эсеро-меньшевистскими соглашателями.
      Обстановка в стране к моменту съезда резко изменилась. Большевики снова выдвинули лозунг: "Вся власть Советам!" Но это не был уже старый лозунг перехода власти в руки меньшевистско-эсеровских Советов. Большинство в Петроградском и Московском Советах теперь принадлежало большевикам. Поэтому лозунг "Вся власть Советам!" являлся лозунгом восстания Советов против Временного правительства.
      С докладом о текущем моменте выступил Железняков. Он решительно высказался против какой-либо поддержки буржуазно-меньшевистской, эсеровской организации так называемого предпарламента. Оратор смело заявил:
      - Предпарламент - это новая уловка остановить волнующуюся массу пролетариата, готового смести не только Временное правительство, но и все то, что угнетало его веками.
      Речь Железнякова была поддержана аплодисментами делегатов съезда.
      В резолюции съезда по этому вопросу говорилось: "Во избежание дальнейших контрреволюционных атак и выступлений, разрушения страны и для достижения скорейшего демократического мира без аннексий, контрибуций и на основе самоопределения наций 2-й съезд представителей Балтийского флота требует от Центрального Исполнительного Комитета немедленно созвать Всероссийский съезд Советов; в случае отказа съезд предлагает Петроградскому Совету рабочих и солдатских депутатов взять на себя инициативу созыва Всероссийского съезда Советов, который и должен взять власть в свои руки".
      Стоя у окна Зимнего дворца, Керенский смотрел на Неву. Он мечтал быть в этом дворце таким же властным, державным хозяином, как и прежние его владельцы - русские цари. Но...
      За дубовой массивной дверью с резными украшениями раздался стук. Вошел подтянутый молодой адъютант.
      - Разрешите доложить, господин премьер-министр, явился военно-морской министр господин Вердеревский.
      Керенский встрепенулся, сделав шаг вперед, негромко сказал:
      - Просите!
      Неутешительные вести принес Вердеревский. Он молча положил на стол краткие выписки из газет. В них сообщалось, что 2-й съезд представителей Балтийского флота высказался за немедленный созыв съезда Советов. Такое же решение вынес Кронштадтский Совет.
      Нервно схватив выписки, Керенский начал читать: "...Только через Советы рабочих, солдатских и крестьянских депутатов может быть организована власть революции..."
      - Нет, это непостижимо, чудовищно! Как вы могли допустить такое безобразие? Я категорически запретил после событий этого лета всякую политику в армии, всякие съезды военных! Разве для Балтийского флота мои приказы не обязательны?!
      Вердеревский развел руками.
      - Напрасно мы освободили Дыбенко! А кто такой Викторский, подписавший вместе с ним резолюцию?
      - Не знаю, Александр Федорович...
      Керенский гневно оборвал Вердеревского:
      - Господин адмирал! Вы военно-морской министр и обязаны знать, какие люди распоряжаются судьбой нашего флота!.. Вы... с ними заигрываете! Вы...
      Дождавшись, когда успокоится Керенский, Вердеревский попросил выслушать его о положении на Балтийском море.
      - Группа адмиралов предложила мне лично доложить правительству правду о состоянии флота. Весь рядовой состав заражен большевизмом. Нужны радикальные меры.
      - Что предлагают флагманы? - насторожился Керенский.
      - Они не только предлагают, а уже действуют, Александр Федорович. У флагманов перед глазами прекрасный пример - сдача Риги, "славный подвиг" Корнилова, - цинично ответил Вердеревский.
      - Значит, флагманы хотят сдать флот немцам? - горько усмехнулся Керенский. - Эх, фантазеры, фантазеры. Мало их перебили матросы...
      - Вы правы, Александр Федорович, сдать флот не удастся! А поставить его под удар, под уничтожение...
      - Теперь все ясно. Доложите все подробней.
      Керенский оживился, заложив руку за борт френча.
      - Немцы скопили две трети всего своего флота для прорыва к Петрограду. Они готовятся высадить десант на Моонзундских островах, - продолжал Вердеревский. - Мы ослабили средства противодесантной обороны, особенно на островах Эзель, Даго, полуострове Сворбе. К моменту подхода немцев наши подводные лодки не выйдут на позиции. Пути движения германских кораблей примерно известны, я приказал не ставить на этих путях минных заграждений... Наконец, мы будем подставлять наш флот под удар частями...
      - Достаточны ли германские силы? - спросил Керенский.
      Вердеревский открыл папку, вынул бумагу и прочел: "Около 300 кораблей, десантный корпус в 25 тысяч штыков. Эти силы сосредоточены у Моонзунда..."
      - Редкая осведомленность! Прямо не узнаю нашей разведки! - воскликнул Керенский. Вердеревский усмехнулся:
      - Сведения получены необычным путем... от союзников...
      - Знаю, знаю, - перебил Керенский. - Мне кое-что уже сообщил этот старый лис, сэр Бьюкенен{7}... Англичане развязали немцам руки... Прорыв флота союзников к Петрограду для подавления большевизма поставил бы их лицом к лицу с кайзеровским флотом. Что ж, пусть немцы помогут нам...
      Несколько минут министр-председатель молча шагал по просторному кабинету, затем, остановившись, театральным жестом заломил руки и простонал:
      - Боже милосердный! Что скажет обо мне история!
      - Не только история, Александр Федорович, но и современники оправдают вас. На днях вы получите протокол заседания совета флагманов. В этом протоколе будет обоснована неминуемость поражения нашего флота из-за низкой его боевой мощи.
      Керенский провел по глазам платочком, подошел вплотную к Вердеревскому и, всхлипнув, сказал:
      - Я всецело полагаюсь на вас. Правительство вручает вам судьбу флота. Действуйте, как подсказывает вам совесть истинного сына России. Передайте мою искреннюю благодарность контр-адмиралу Развозову и всем флагманам, болеющим за участь нашей родины. Я согласен на все...
      Для прорыва к Петрограду и предотвращения назревающей социалистической революции кайзеровская Германия направила в район Моонзундского архипелага 10 линейных кораблей, 1 тяжелый крейсер, 9 легких крейсеров, 56 эскадренных миноносцев, 6 подводных лодок. Всего со стороны немцев в операциях участвовало свыше 300 боевых и вспомогательных кораблей. Действия флота поддерживали 102 самолета и 6 дирижаблей.
      Этим силам противника был противопоставлен русский флот в составе 2 старых линкоров, 3 крейсеров, 3 устаревших канонирных лодок, 12 эскадренных миноносцев, 24 миноносцев - всего не более 100 кораблей и 30 самолетов.
      Неравенство сил усугублялось изменническими действиями ряда русских адмиралов и офицеров, занимавших командные посты в Балтийском флоте и в частях гарнизона Моонзундского архипелага.
      На моонзундских позициях создалось угрожающее положение. Центробалт развернул энергичную работу по организации отпора врагу. Как только начались операции немецкого флота в Моонзунде, 2-й съезд представителей Балтийского флота на три дня прервал свою работу. Члены Центробалта и многие делегаты съезда отправились на место боев, в Петроград, за оружием. На все военные корабли и береговые части съездом были назначены комиссары.
      Одновременно спешно формировались и направлялись батальоны десантников на острова Эзель, Даго и другие пункты Моонзундского района.
      На все корабли Гельсингфорской, Кронштадтской, Ревельской баз и на береговые укрепления телеграф донес воззвание съезда:
      "Враг приближается... Докажем всему миру, что революционный Балтийский флот, защищая революционную Россию, погибнет, но не отступит перед флотом германского империализма".
      В одной из кают яхты Железняков разыскал Дыбенко.
      - Товарищ Дыбенко, я хочу знать, когда вы меня пошлете на передний край фронта?
      - На фронт успеешь. А сейчас направляйся срочно в Питер. Бузит гвардейский экипаж, не хочет выезжать в Моонзундский район. Ты должен убедить гвардейцев и срочно отправить их в распоряжение комитета морских сил Рижского залива для защиты от немцев подступов к нашему Петрограду.
      - Есть так держать! - радостно ответил Железняков и добавил: - Я вместе с гвардейцами отправлюсь на фронт и там...
      - Нет, - остановил его Дыбенко. - Ты вернешься сюда и получишь назначение комиссаром на один из боевых кораблей.
      - Вот спасибо, Павло. Сейчас же еду в Питер. Гвардейцы встретили Железнякова в штыки. Тон задавал эсеровский комитет экипажа.
      - Мы не подчиняемся большевистскому Центробалту, а защищаем законное правительство и выполняем приказы военно-морского министра, - ответили гвардейцы.
      Более двух суток Анатолий не выходил из экипажа, пока не сколотил большую группу сочувствующих большевикам и с их помощью не добился своего большая группа гвардейцев выехала на фронт.
      Через день Дыбенко и Железняков выехали на крейсер "Рюрик", который сразу взял курс на Моонзунд и прибыл туда в самый разгар боев.
      Не удалось изменникам России во главе с Керенским осуществить свой план уничтожения Балтийского флота.
      Несмотря на то что русский флот по огневой мощи был значительно слабее вражеского, он не допустил кайзеровский флот к революционному Петрограду.
      Балтийцы доказали верность своему патриотическому долгу перед народом, перед революцией.
      2-й съезд моряков Балтийского флота продолжал работу. Возмущению делегатов не было предела, когда они узнали о клеветническом приказе Керенского, обвинившего балтийцев в трусости и предательстве. Как секретарю, Железнякову было поручено срочно составить ответ на это наглое послание. Через полчаса ответ моряков был готов.
      В ответе Керенскому съезд моряков Балтийского флота требовал немедленного роспуска контрреволюционного Временного правительства и передачи власти в руки Советов. Моряки писали, что ни политическому авантюристу Керенскому, ни другим авантюристам и соглашателям не удастся оторвать флот от большевистской партии.
      Вместе с другими моряками от Балтийского флота, единодушно избранными делегатами на II Всероссийский съезд Советов, был и Анатолий Викторский-Железняков.
      В дни великого штурма
      Вместе с другими моряками, избранными делегатами на II Всероссийский съезд Советов, Железняков приехал в Петроград в самый канун октябрьских событий.
      24 октября Анатолия вызвали в Военно-революционный комитет при Петроградском Совете рабочих и солдатских депутатов.
      Шагая к Смольному, он проходил через Летний сад. По-осеннему шумели липы и тополя. Под ногами шуршали опавшие листья. Мраморные статуи стояли с отбитыми пальцами на ногах, и на них уже не было, как в июне, красных бантов.
      Впереди показалось огромное серое здание Смольного. Фыркая и урча, лихо метались взад и вперед мотоциклы с очкастыми водителями-связными. Спешили вооруженные отряды. Галопом, словно в атаку, промчался кавалерийский эскадрон.
      - Железняк! - внезапно раздался позади Анатолия знакомый голос.
      Железняков обернулся и тотчас оказался в крепких объятиях солдата, вместе с которым сидел в подвале казармы Семеновского полка.
      - Жив, здоров? А ну-ка, дай я посмотрю на тебя... - тормошил солдат.
      - Откуда ты, голубчик? - обрадовался балтиец, окинув взглядом снаряженного по-походному пехотинца.
      - Откуда? Да вон оттуда. - Солдат показал на Смольный. - С комиссаром нашим ходил. Слыхал про такого, Коцюбинского?.. Дело-то вот какое вышло. Полк наш, Семеновский, на митинге принял резолюцию: "Мы ни за большевиков, ни за Временное правительство". Коцюбинский всю ночь не спал да и нам спать не дал. Каждому в башку вколачивал, как нужно с буржуями правильно действовать, как учит Ленин. И добился своего.
      - Значит, к черту послали нейтралитет? - улыбнулся Железняков.
      - Вот, вот, к черту послали нейтрал... - с трудом выговорил это слово солдат. - А сами пошли в Смольный, вместе с большевиками бить контру...
      - Молодцы, правильно сделали, - начал было Железняков, - надо...
      - Ой, комиссар ушел! - спохватился солдат. - Будь здоров, Железняк! Еще, может, встретимся! - кинул он уже на ходу и, позвякивая походным котелком, бившимся об винтовку, кинулся бегом догонять свою часть.
      "Жаль, что не успел узнать, как он выбрался из тюрьмы, - подумал Анатолий, глядя вслед пехотинцу. - Хороший человек..."
      В Военно-революционном комитете разговор был коротким.
      - Вам серьезное задание, - обратился к Железнякову секретарь Военно-революционного комитета. - Нужно срочно создать ударный отряд из матросов 2-го Балтийского флотского экипажа. По нашему плану тюрьму "Кресты" займут в начале восстания красногвардейцы Выборгского района и солдаты Московского полка. Ваш отряд будет действовать совместно с Кексгольмским полком. Вы займете левый фланг центрального участка. Ваша задача - выдвинуться от Мойки к Адмиралтейству, обеспечить высадку кронштадтцев, держать связь с кораблями и...
      - Идти на штурм? - досказал Железняков.
      - Ждите приказов. А пока мы поручаем вам завтра занять здание Петроградского телеграфного агентства. Подберите грамотных людей и возьмите под контроль все телеграммы. Пропускайте только безвредные для революции сообщения, - закончил секретарь ревкома.
      Приказ военревкома был выполнен точно в указанное время.
      ...Наступила ночь 25 октября.
      Город придавила тревожная тишина.
      Увешанные ручными гранатами и перекрещенные пулеметными лентами, с винтовками за плечами, матросы под командованием Железнякова быстро прошли мимо величественного Исаакиевского собора, вдоль таинственно притихшего Александровского сада и подошли к Дворцовой площади.
      Железняков, в сбившейся на затылок бескозырке, забежал вперед колонны и на ходу отдал команду:
      - Отряд, стой!
      Поправляя маузер, Анатолий быстрым шагом направился к решетке сада.
      - Вольно! Товарищи, подходи!
      Ряды быстро разбиваются. Матросы продвигаются к командиру, образуя большой полукруг. Стукнули о камни приклады винтовок.
      Над Невой вспыхнул луч прожектора. Он пробежал по набережной. Сверкнул на золотом шпиле Адмиралтейства, ударил в стену Зимнего дворца и исчез в ночном мраке.
      - "Аврора" осматривается... - сказал кто-то негромко.
      Железняков призывает бойцов к вниманию. Он делает жест в сторону Зимнего.
      - Вот она, крепость старого проклятого мира! Сюда в эту крепость, по указанию Ленина послан ультиматум правительству Керенского сложить оружие. Но буржуазия все еще пытается спасти свою власть. Все юнкерские училища Петрограда приведены в боевую готовность. Временное правительство, как нам известно, с часу на час ожидает подкрепления с фронта. Керенский приказал арестовать Военно-революционный комитет. Но буржуазии нас не запугать!
      - Даешь Зимний! - раздались в темноте голоса.
      - Наша задача, товарищи, штурмовать дворец отсюда, с площади. Красногвардейцы и солдаты пойдут с других направлений, - закончил свое выступление Железняков.
      Вдруг раздалось несколько винтовочных выстрелов со стороны Морской улицы, расположенной недалеко от Александровского сада. И тотчас у Зимнего затрещали пулеметы.
      Отряд замер.
      - В цепь! - скомандовал Железняков.
      Отряд стремительно принял боевой порядок. Стрельба затихла.
      Раскинувшись цепью вдоль здания Главного штаба, находящегося против дворца, матросы с большим нетерпением ждали сигнала о начале штурма Зимнего. На площади загрохотал броневик, посланный наступающими частями.
      Снова вспыхнули огоньки выстрелов и раздалось "ура!". Увлекая за собой отряд, Железняков первым бросился вперед:
      - За мной, товарищи!
      Засверкали молнии выстрелов, засвистели пули. Откуда-то из мглы донеслись первые стоны. Невдалеке от Железнякова упал матрос.
      Оглянувшись, Анатолий увидел, что наступал только его один отряд. Тогда он скомандовал:
      - Ложись! Ложись! - и про себя выругался: "Черт побери! Поспешили... Сигнала-то с "Авроры" еще не было..."
      Матросы залегли у Александровской колонны, укрываясь за ее широким пьедесталом.
      Площадь снова погрузилась в тревожную тишину.
      - Кончать бы скорей с контрреволюцией! - слышны возбужденные голоса.
      ...И вот наконец-то над Невой раздался орудийный выстрел. Это громыхнула "Аврора". Сигнал к общей атаке.
      Железняков вскакивает на ноги.
      - Ура, за мной, товарищи!
      - Ур-р-ра! Полундра! Амба контре! - подхватывают матросы.
      Теперь уже не один железняковский отряд атакует Зимний. Мощный людской поток со всех сторон врывается на Дворцовую площадь и неудержимо движется к Зимнему.
      Не обращая внимания на трескотню пулеметов, под громкие крики "ура" матросы отряда Железнякова перескакивают через баррикады, опрокидывают пулеметные гнезда юнкеров и вместе с отрядами красногвардейцев и солдат подбегают к стенам дворца. Из окон Зимнего на площадь летят гранаты. Раздаются взрывы.
      В растревоженной грохотом и гулом осенней ночи слышны крики людей, осаждающих подъезды дворца:
      - Вперед! Не останавливаться!
      - Даешь! Полундра!
      Наконец многоголосый человеческий поток врывается под дворцовые своды.
      На мраморных лестницах стрельба, крики, лязг штыков. С винтовками наперевес матросы и рабочие-красногвардейцы бегут по коридорам, преследуя юнкеров, офицеров - последних защитников Зимнего. Перед Железняковым мелькают знакомые лица старых большевиков-балтийцев - Полухина, Берга, Громова, Мясникова, Ховрина... Вот Антонов-Овсеенко повел группу атакующих в глубь дворца. Железняков с Ховриным последовали за ними.
      Они вошли в зал заседаний.
      - Именем Военно-революционного комитета объявляю вас арестованными! громко объявил Антонов-Овсеенко, обращаясь к сидевшим за большим длинным столом министрам Временного правительства.
      Народу в зале прибавилось. Откуда-то появились штатские, увешанные гранатами.
      - Товарищи матросы, удалите посторонних! - приказал Антонов-Овсеенко. Он сел за стол, положил перед собой лист бумаги и обратился к арестованным: - Прошу называть свои фамилии.
      Приглаживая рукой золотисто-каштановые волосы, одним из первых поднялся с места человек с аккуратно расчесанной бородкой, коротко сказал:
      - Скобелев. Министр труда.
      Подтянутый, стройный, скользнув взглядом по матросам, встал адмирал Вердеревский. Медленно приподнялся со своего места, одетый в дорогой костюм, министр - крупный капиталист Терещенко.
      Так переписал Антонов-Овсеенко всех 13 министров.
      Под конвоем матросов арестованных отправили в Петропавловскую крепость.
      Железняков и Ховрин поспешили в Смольный, где заседал II Всероссийский съезд Советов.
      Шел пятый час утра. На трибуну поднялся А. В. Луначарский. От имени большевистской фракции он огласил написанное Лениным воззвание "Рабочим, солдатам и крестьянам" о взятии съездом власти в свои руки, о необходимости быть бдительными и стойкими, чтобы разбить двинутые на Петроград генералами Корниловым и Красновым контрреволюционные войска.