- Передал кому надо, не беспокойся, - едва слышно ответил Железняков.
      На всех кораблях, стоящих на рейде, склянки отбили половину третьего.
      Железняков спохватился:
      - Ох, черт побери! Мне разрешили только на четверть часа отлучиться из кубрика! Надо бежать!
      Через несколько минут друзья уже были в своих подвесных койках и скоро погрузились в крепкий предутренний сон...
      Рассвело. Сквозь иллюминаторы врываются в кубрик первые лучи восходящего солнца. На всех кораблях склянки бьют половину шестого. Напевный звон медных рынд сливается со звуками горнов, играющих побудку. Это военно-морская музыка нового дня проникает во все отсеки "Океана".
      Напеву горнов и перезвону склянок вторят трели и пронзительные свисты боцманских дудок. Слышны сердитые, хриплые от постоянных покрикиваний на матросов голоса унтер-офицеров:
      - Вставай! Вставай! Койки вязать!
      Заспанные люди неохотно сбрасывают с себя одеяла, недовольно бурча, выпрыгивают из подвесных парусиновых коек, шлепая о палубу босыми ногами, и пугливо озираются - не приближается ли "главный пес", - так прозвали на судне боцманмата Слизкина.
      Проворно соскочил из своей койки и Железняков. Он уже оделся, свернул постельные принадлежности, втиснул в парусиновый мешок и ловко зашнуровал его.
      Кочегар Сомов насмешливо говорит Железнякову:
      - Думал я, Анатолий, что ты не из трусливых. А как погляжу, тоже перед боцманом пасуешь...
      Железняков уже готов был нести свою койку в положенное место, но остановился, чтобы ответить Сомову:
      - Зато ты, Сомов, за свою "храбрость" и усердие с удовольствием принимаешь "царские подарки"{1}, которыми Слизкин частенько награждает тебя. Вот и вчера...
      - Нихто не може проучить такую собаку, як наш боцман. Оброс салом, як той кабан годований, - вмешался в разговор здоровяк матрос Петр Бугаенко.
      Железняков возбужденно сказал:
      - Ничего, братки. Придет время, и мы им отплатим за все...
      - Кому это ты так страшно грозишь? - неожиданно раздался голос старшего офицера, вошедшего в кубрик.
      Матросы сразу все умолкли.
      Сохачевский подошел вплотную к Железнякову.
      - А ну, разъясни, с кем это ты собираешься расправиться? - Взгляды их скрестились. Вытянув длинную шею, Сохачевский уставился в молодого матроса злыми черными глазами: - Молчишь, сукин сын? А почему так долго возишься с койкой?
      Железняков окинул быстрым взглядом кубрик. Еще никто не вынес своей постели. А этот придирается к нему...
      Анатолий впился дерзким взглядом в Сохачевского.
      - Что ты уставился на меня, как баран? - крикнул еще более раздраженно старший офицер. - Я спрашиваю, почему до сих пор не вынес койку?
      С трудом сдерживая себя, чтобы не ответить Сохачевскому резкостью, Железняков ответил:
      - Виноват, задержался...
      Выхватив из рук Железнякова койку, старший офицер издевательски спросил:
      - Это что такое у тебя?
      - Койка, - уже еле владея собой, выговорил Анатолий.
      - Мешок с навозом, а не койка! Разве так зашнуровывают?! - Сохачевский приподнял брезентовый мешок с постелью и бросил его на палубу. Перевязать!
      Железняков сжал кулаки. По вдруг увидел, как сурово, предостерегающе смотрит на него Груздев. Словно облитый ледяной водой, Анатолий сразу вытянулся во фронт перед Сохачевским.
      - Есть, перевязать койку!
      В этот момент в кубрик вошел боцман Слизкин. Крупные покатые плечи, высокое и толстое туловище, рыжие щетинистые усы и ярко надраенная большая медная дудка, висящая на такой же блестящей цепи, перекинутой через багровую шею, усиливали сходство его с городовым.
      Сохачевский набросился на него:
      - Безобразие! Распустил команду! Это не военные моряки, а старые бабы!
      - Виноват-с, ваше высокобродие. Что касаемо до матроса второй статьи Железнякова, так нет сил управиться. Развращает всю команду...
      Железняков обратился к Сохачевскому:
      - Разрешите вынести койку?
      Старший офицер грубо отрезал:
      - Марш, быстро!
      Вечером того же дня, встретив Железнякова на верхней палубе, боцман Слизкин зло набросился на него:
      - Из-за тебя, дармоед, мне сегодня попало от их высокоблагородия. При этих словах Слизкин толкнул Анатолия.
      Терпение молодого матроса лопнуло. Он ударил боцмана с такой силой, что тот грохнулся на палубу и закричал:
      - Караул! Убивают!
      Первым на крик прибежал дежурный по кораблю, а вслед за ним явились Норгартен и Сохачевский.
      - Он хотел убить меня, ваше высокобродие! - завопил Слизкин.
      - Это неправда! Я...
      - Молчать! - крикнул Норгартен. - Под суд пойдешь! Арестовать его!
      Над заливом уже сгущались вечерние сумерки, когда от трапа "Океана" отчалила шлюпка, на которой отправили в Кронштадт Железнякова под конвоем двух матросов. Один находился в носовой части шлюпки, а другой - вблизи кормы. У каждого из них у ног наклонно стояла винтовка.
      Улучив момент, когда сидящий ближе к корме матрос занес весла для очередного гребка, Железняков схватил у него винтовку, наставил на переднего конвойного и приказал:
      - Бросай ружье в воду! - Затем он навел дуло своей винтовки на другого матроса и властно потребовал: - Кидай весла в воду!
      - Железняков, не губи нас! - закричали конвойные.
      - Братцы, простите меня! Если я попадусь в лапы жандармов, то меня расстреляют или сошлют на каторгу! Прощайте! - С этими словами он прыгнул в воду...
      Против воли
      Набережная небольшого черноморского портового города была похожа на шумный базар. Пестро одетые загорелые люди суетливо метались но пристани возле складов, толкались у широких деревянных сходен двухтрубного океанского транспорта. Жаркий воздух был пропитан запахом нефти. Отовсюду слышалась русская, украинская, армянская, греческая речь.
      В носовой части пришвартованного транспорта прерывисто громыхала паровая лебедка, выуживая тросом из недр трюма мешки, ящики, тюки.
      Сквозь шум толпы и грохот лебедки то и дело раздавались восклицания низкорослого, гололобого человека:
      - Майна!.. Одерживай!.. Вира!..
      Подгоняемые ветром волны катились по залитой лучами солнца бухте, с шумом бились о берег и борта судна, обдавая брызгами набережную и деревянную пристань. Но ни солнце, ни волны как будто не существовали для вспотевших бронзоволицых грузчиков-силачей. С вытертыми кожаными подушками на спинах, сгибаясь под тяжестью ящиков и мешков, они бегали по сходням, гикая и ругаясь. То и дело слышалось:
      - Не зевай! Задавлю!
      - Эй, берегись!
      К пристани подошел небольшой катер с пассажирами, принятыми с высокобортного судна, стоящего на рейде.
      Бранясь и толкаясь, назойливо атаковали пассажиров юркие, полуоборванные носильщики. Они хватали узлы и чемоданы, упорно предлагая свои услуги:
      - Позвольте донести, барыня!
      - Любезный господин, прикажите помочь вам!
      Сквозь крикливую толпу к катеру пробирался рослый молодой человек с задорным, непокорным чубом чуть вьющихся волос. На нем была просторная косоворотка и старые сандалии, в руках небольшой вещевой мешок.
      - Куда прешь? - грубо осадил его усатый контролер.
      - Мне на рейд, к пароходу.
      - Нельзя без билета.
      - Да я никуда не еду. Хочу узнать только насчет работы.
      - Сказано нельзя! Много вас таких тут шляется! - Контролер кивнул головой в сторону транспорта: - Иди вон туда, на разгрузку.
      - Ходил. Там больше никого не принимают. Толпа оттеснила молодого человека в сторону от трапа.
      - Я тоже хотел попасть туда, да этот тип уж больно несговорчив с нашим братом. Никого без взятки не пропускает, - услышал юноша за спиной незнакомый голос.
      Оглянувшись, он увидел коренастого, средних лет мужчину с открытым, приветливым лицом. На нем была сильно поношенная матросская рабочая форма.
      Иронически улыбнувшись, молодой человек спросил у него:
      - Тоже у графа Панелина служишь?
      - Да, приходится, дружище...
      Не желая продолжать разговор с незнакомым человеком, юноша быстрой походкой направился к набережной.
      Уже вторую неделю Железняков скитался по берегу в поисках работы. Ему хотелось попасть на какой-нибудь пароход, курсирующий в прифронтовую полосу. Но пока ничего не получалось.
      Пройдя набережную и бульвар, заполненные разряженными в шелка и дорогие костюмы курортниками, Железняков подошел к свободной скамье и устало опустился на нее. Мимо него медленно прошла подгулявшая компания. Женщины весело смеялись. Мужчина в светлом костюме и широкополой шляпе обратился к своим спутникам:
      - Итак, господа, до встречи вечером в "Сан-Ремо"...
      Железняков с возмущением подумал: "Веселятся, дармоеды, а ты ищи, где бы заработать хотя бы на кусок хлеба".
      Шел третий год мировой войны. На далеком западе, в отрогах Карпат и у берегов Балтики, на подступах к Босфору и у каменистых бухт Анатолии всюду гибли и калечились армии молодых жизней. А здесь богатые бездельники развлекались анекдотами, распивали дорогие вина, сгоняли лишний жир и наслаждались музыкой...
      Со скамьи, на которой сидел Железняков, хорошо был виден весь порт и широкий рейд. Теперь там стояли уже два больших парохода. Решительно поднявшись со скамьи, Анатолий зашагал к портовой сторожке, возле которой пожилая женщина развешивала белье.
      - Мамаша, - обратился к ней Железняков, - разрешите оставить у вас на хранение свое барахлишко. Вот оно, все тут, - показал он на тощий вещевой мешок. - Хочу вплавь добраться к рейду... Может быть, найду работу на какой-нибудь посудине.
      Женщина посмотрела на него с удивлением:
      - Сынок, да ты что? В такую даль плыть? Утонешь, помилуй бог!
      - Не собираюсь, мамаша, тонуть! - ответил Анатолий, подумав при этом: "Уж если через Финский залив переплыл, да еще ночью, то здесь уж как-нибудь справлюсь".
      - Ну что ж, сынок, попытай счастья, - сочувственно промолвила женщина.
      Железняков быстро сбросил с себя верхнюю одежду и, закрепив на голове небольшой сверток с документами, обернутыми клеенкой, бросился в воду и поплыл навстречу волнам.
      Капитан парохода "Принцесса Христиана" Каспарский, отправляясь в рейс из Одессы на русско-турецкий фронт - к берегам Анатолии, надеялся привезти оттуда партию восточных ковров, побольше цветных шелков и прочих богатых трофеев, захваченных у турок в Трапезунде и других городах. Но на этот, раз вместо богатых трофеев "Принцесса Христиана" возвращалась в Одессу, имея на борту несколько сот раненых и тяжело больных солдат.
      Каспарский буквально выходил из себя. Его бесили подобные рейсы. Они не приносили ему никакого дохода. В прошлом отважный контрабандист, он привык, хотя и с большим риском, наживать немалые деньги. Война же заставила его нарядиться в китель обычного капитана торгового, правда военизированного, транспорта. И теперь за ним гонялись не русские пограничники, а немецко-турецкие подводные лодки и другие военные корабли, уничтожавшие все суда под русским флагом.
      Ожидая, пока отправят портовым катером на берег умерших по дороге от тяжелых ран, капитан все время ходил по мостику, время от времени разглядывая в бинокль панораму бухты.
      Вдруг в окуляры бинокля Каспарский увидел человека. Он плыл по направлению к транспорту "Ксения", стоявшему невдалеке от "Принцессы Христианы". Судя по тому, как он справлялся с волнами, видно было, что это хороший пловец.
      Это был Анатолий Железняков. Приблизившись к борту "Ксении", он закричал:
      - Эй, вы! Вам матросы не нужны?
      С парохода никто не ответил. Тогда он закричал еще громче:
      - Эй, эй! Не требуются ли матросы? Кочегары не нужны?
      В ответ Анатолий услышал:
      - Матросы не требуются! Кочегаров хватает!
      А кто-то насмешливо прокричал:
      - Спеши, молодчик, обратно к берегу! А то портки унесут!
      "Ксения", шедшая с грузом к берегам Анатолии, заревела последним гудком, прерывисто загрохотала якорная цепь, судно забурлило винтами и стало разворачиваться, ложась на курс.
      Преодолевая усталость, пловец поплыл к транспорту "Принцесса Христиана".
      Увидев это, Каспарский скомандовал:
      - Спустить штормтрап! - В мегафон он ободряюще крикнул: - Молодец! Такие матросы всегда нужны мне! Поднимайся на палубу!
      Когда Железняков поднялся на борт судна, к нему подошел пожилой матрос и протянул брезентовые брюки:
      - На вот тебе, браток, приоденься. А то неудобно как-то, одет ты не по форме... У нас здесь все же есть женщины, сестры милосердия...
      Каспарский сошел с капитанского мостика и обратился к Железнякову:
      - Молодчина, молодчина! Но почему ты... таким путем...
      - Голод не тетка, если нужно - и через море переплывешь! Ищу работу. На любую согласен, господин капитан.
      - Работа найдется. Документы есть? - спросил Каспарский.
      Анатолий развернул клеенку.
      - Вот, пожалуйста... Паспорт... Удостоверения..
      После побега с "Океана" Железняков добрался до Москвы. Товарищи, рабочие-подпольщики с завода Густава Листа, достали ему документы, с которыми он благополучно добрался к Черному морю, пройдя многочисленные полицейские и жандармские проверки.
      - Так, так... Викторский Анатолий Григорьевич... 21 год... - вслух произнес капитан, возвращая пловцу бумаги. - А почему ты не на военной службе?
      - По документам видите, господин капитан, что я освобожден от призыва. Льготу имею. Единственный сын у больной матери...
      - Ясно. А на судах плавал? - спросил Каспарский.
      - Да... Работал кочегаром на волжских пароходах "Жигули" и "Каспий".
      - Значит, был речником. Теперь станешь моряком... Беру тебя кочегаром, - заявил капитан.
      Из люка, ведущего в машинное отделение, вышел сухощавый, высокий человек. В зубах он крепко держал мундштук обгоревшей маленькой трубки
      - Вот, Степан Петрович, наш новый кочегар, - обратился Каспарский к подошедшему. - А старую развалину, Непомнящего, отправьте на берег...
      - Слушаюсь, Александр Янович, - небрежно взял под козырек человек с трубкой и, окинув новичка испытующим взглядом, направился к люку, ведущему вниз.
      - Наш главный механик, - пояснил Каспарский, - будет твоим начальником.
      - Господин капитан, вещи мои на берегу... - нерешительно сказал Железняков.
      - Сейчас иди на камбуз, там тебя накормят. А потом бери шлюпку и катай за своими пожитками. Сегодня вечером снимемся с якоря. - С этими словами Каспарский удалился.
      Вернувшись с камбуза, Железняков прошелся по палубе и присел на кнехт. Во время скитаний в поисках работы ему приходилось много раз слышать о том, что "Принцесса Христиана" совершала рейсы в Трапезунд, Ризе. Оттуда можно было пробраться в Персию... А из Персии махнуть... Эх, да мало ли куда можно улететь через эту восточную страну! - размечтался Анатолий. Сегодня перед ним открывался широкий путь к спасению...
      Вдруг до него ясно донеслись слова одного из фронтовиков с перевязанной рукой, мешавшего русские слова с украинскими:
      - Молодой, да, видать, из ранних. Значит, старик ваш буде теперь безработным из-за этого героя? Высокий матрос ответил сокрушенно:
      - Непомнящему теперь придется подыхать с голоду. Кто возьмет его на другое судно?
      К разговаривающим подошел рослый, широкоплечий человек с темной шевелюрой вьющихся волос.
      - На вахту, Волгин? - спросил усатый матрос. - Ну как твой напарник? Говорят, выгоняют старика...
      - Выгоняют как собаку! На его место берут молодого, здорового. Когда кочегарка сделает и его таким же старым и больным, его тоже выбросят, как ненужный хлам...
      Внезапно он умолк. На палубе появился механик. За ним шел сутулый седоволосый человек в заношенных старых брюках и брезентовой куртке. Он о чем-то просил механика. Но тот, молча отмахнувшись от него, скрылся в каюте капитана.
      - Брось, Феодосии, унижаться! Разве уговоришь их? - Волгин подошел к старику.
      - А где этот бродяга, которого берут на мое место? - сердито спросил старый кочегар.
      Солдат с перевязанной рукой кивнул в сторону Анатолия:
      - Вон, отдыхает, бессовестный... Даже не смотрит сюды...
      Железняков готов был провалиться на месте.
      - Ерунду мелешь, пехота! - резко крикнул Железняков, поднимаясь. Никого не собирался я оставлять без куска хлеба! - Глаза его встретились с устремленным на него взглядом старого кочегара. - Не обижайся на меня, старина. Я не знал, что ваш капитан устроит такую подлость! - Анатолий быстро прикрепил шнуром поверх еще не просохших волос сверточек с документами и с края борта прыгнул в море.
      Теперь волны были попутными для пловца, и он направлялся к берегу быстрее, чем добирался на рейд. Солнце склонилось уже совсем низко над горизонтом, когда Железняков вернулся на берег. Ветер стал еще крепче. Волны все сильнее и яростнее разбивались о прибрежные камни и портовый мол. По небу поползли угрюмые тучи. Похоже было, что к ночи разбушуется настоящий шторм.
      Сильное волнение на море заставило Каспарского по настоянию врачей, сопровождавших раненых, ввести судно в бухту. Опасно было продолжать рейс и по другой причине. Наблюдательные посты заметили недалеко от прибрежной полосы перископ вражеской подводной лодки.
      Над городом и морем опустилась густая южная мгла. Железняков бродил по набережной, озабоченный, где провести ночь. Полиция не разрешала безработным спать на бульваре и в приморском парке. И они уходили на ночь далеко за город. Решил направиться туда и Анатолий. Вскоре он оказался вблизи ресторана "Сан-Ремо", окна и стеклянные двери которого были тщательно замаскированы. Из большого зала доносились визг и хохот женщин, пьяные мужские голоса, звон посуды и звуки музыки.
      Все кругом лежало во мраке: порт, город, бульвар. Этого требовала военная обстановка. Где-то недалеко в море бродили неприятельские корабли "Бреслау" и "Гебен".
      "Залепить бы в этот "Ремо" хотя бы один снарядик!" - со злостью подумал Железняков.
      Размышляя обо всем пережитом за день, он шагал все дальше и дальше за город и оказался далеко от гавани. Справа чернело море, а слева тянулись сады с прячущимися в них маленькими деревянными домиками.
      Вдруг до слуха Железнякова донеслись звуки рояля из одноэтажного домика с распахнутой дверью на веранде.
      Прислонившись к дереву, Анатолий стоял и слушал словно завороженный.
      - Руки вверх! - внезапно раздался за его спиной чей-то грубый голос. Ты что здесь делаешь, бродяга?
      Рояль тотчас замолк. Двери веранды захлопнулись. Возле Железнякова стояли двое городовых с револьверами в руках.
      - Ты что тут делаешь, отвечай! - повторил вопрос один из них.
      - Музыку слушаю.
      - Ишь ты, музыку слушает! А ну, руки вверх! - прикрикнул другой городовой.
      Анатолию пришлось подчиниться. И хотя обыск не дал ничего, а документы оказались в порядке, ему объявили:
      - Ты арестован!
      - За что?
      - Не разговаривать! Марш вперед! - крикнули городовые.
      Железняков попал в одну из облав.
      По стране бродило свыше миллиона дезертиров, как сообщалось в официальных донесениях главного жандармского управления. И, несмотря на введение царским правительством смертной казни за побег из действующей армии и флота, дезертирство не уменьшалось.
      Ночная облава в приморском городе на этот раз преследовала и другие цели. Полицейские производили в порту, на предприятиях и судах "выемку" лиц, подозреваемых в революционной деятельности. В числе прочих были арестованы Железняков и два моряка на транспорте "Принцесса Христиана".
      Перед рассветом шторм стал заметно ослабевать. Встревоженный ночным обыском среди команды, Каспарский не мог заснуть. Он поднялся на капитанский мостик и осмотрел горизонт. Да, скоро можно будет покинуть бухту и следовать дальше.
      - Дойдем до Одессы без Волгина и Чумака? - спросил Каспарский у механика.
      - Не справимся, Александр Янович. На Волгине держалась вся ходовая вахта в кочегарке. А Чумак был главной опорой у меня в машинном отделении, - ответил механик.
      - И оба оказались смутьянами, большевиками, черт возьми! Случись это в Одессе, мы не стали бы горевать. А здесь, в этой дыре... Конечно, утром набежит орава безработных, но нам нельзя задерживаться. Пройду-ка я в полицию... - сказал Каспарский и зашагал к сходням.
      Через несколько минут он скрылся в предрассветной мгле, направляясь в город.
      Железнякова привели в полицейский участок Приморского района. Там было уже много арестованных. Все они находились в подвальном помещении. Оттуда их вызывали поочередно в канцелярию на допрос, после чего одних отправляли в городскую тюрьму, а других награждали крепкими тумаками и выталкивали на улицу.
      "А вдруг начнут проверять, действительно ли я служил на пароходах? Могут обнаружить, что паспорт у меня не настоящий... - тревожно думал Анатолий".
      Рядом на каменный пол сел человек. Он показался Железнякову знакомым, но Анатолий сразу не мог вспомнить, где встречал его раньше,
      - Ищи бродягу в тюрьме, а пьяницу в кабаке, - шутливо сказал незнакомец, обращаясь к Анатолию.
      - Но я не пьяница и не бродяга, - резко ответил Железняков.
      - Не обижайся, дружище. Давай познакомимся хоть здесь. - И незнакомец протянул ему руку: - Дмитрий Старчук. Вывший машинист эскадренного миноносца "Керчь", а теперь вот безработный. И даже в полицию угодил!
      Анатолий наконец вспомнил, как он впервые встретился со Старчуком - на пристани возле несговорчивого усатого контролера.
      - Анатолий Викторский, кочегар, - сказал Железняков, отвечая на рукопожатие.
      Знакомство с бывалым черноморцем обрадовало Железнякова. Он почувствовал себя уже не таким Одиноким.
      - За что тебя приволокли сюда?
      - Об этом надо у них спросить, у драконов, - негромко ответил Анатолий.
      К ним подошли двое арестованных матросов.
      - Прошу прощения, - заговорил матрос с большими, длинными усами. Кажется мне, что это ты приплывал вчера на "Принцессу"?
      - А если и так? - хмуро и нехотя ответил Железняков, вспомнив, как враждебно встретили его на судне.
      - Да ты не смотри на нас волком, братишка! Держи пять! Прозываюсь Василием Чумаком.
      - Волгин. Кочегар, - представился второй и добавил: - А ты молодец, браток, что не оставил без работы старика Непомнящего. Благородно поступил...
      На этом разговор их прервался. Загремел железный засов у дверей, и в подвал вошел полицейский.
      - Какие здесь с "Принцессы", выходи!
      - Пошли, Вася! - сказал Волгин Чумаку. - До счастливой встречи, братухи, - бросил он на прощанье Железнякову и Старчуку.
      Снова явился полицейский.
      - Викторский! - крикнул он.
      Сидевший за деревянной загородкой долговязый полицейский офицер с остроносым желчным лицом громко распекал кого-то по телефону:
      - Дурак! Болван! Что не ясно! Арестовать! Доставить сюда немедленно! Швырнув телефонную трубку на рычаг, он уставился воспаленными глазами на Железнякова. - Фамилия?
      - Викторский.
      - Имя?
      - Анатолий...
      В этот момент в помещение буквально ворвался Каспарский. Офицер поднялся из-за стола и услужливо открыл дверцу перегородки.
      - Проходите, господин Каспарский. Пожалуйста, присаживайтесь. Чем обязан столь неожиданному да еще такому раннему визиту?
      Не замечая Железнякова, Каспарский, поздоровавшись с дежурным полицейским, возбужденно заговорил:
      - Я буду жаловаться самому главнокомандующему Кавказской армией! Вы задерживаете мой пароход с больными и ранеными! Мне надо срочно везти их в Одессу. Там меня ждет военный груз...
      Судя по тому, как разговаривал Каспарский с дежурным, можно было догадаться, что бывший контрабандист не чужой человек в этом учреждении.
      Выслушав разгоряченного Каспарского, офицер мягко сказал:
      - Сейчас ваших молодчиков допрашивает сам начальник участка...
      - В чем они обвиняются?
      - Солдат агитировали против войны, что ли... Не знаю точно. Но вы не волнуйтесь, господин капитан, найдете других. Стадами ходят безработные...
      - Я не могу взять любого голодранца! - вспылил Каспарский. - Мне нужны люди, умеющие работать в машинном отделении и в кочегарке.
      В это время Каспарский увидел Железнякова.
      - Ба! Беглец! Ты что ж удрал с моего парохода? Или тебе больше нравится ночевать в полицейских участках?
      - Не подошли условия, господин капитан, - негромко сказал арестованный.
      - Документы у него проверили? - спросил Каспарский у дежурного.
      - Паспорт и справки об освобождении от военной службы в порядке, но все же...
      За окнами раздался автомобильный гудок. И тотчас по всему зданию полиции поднялась суматоха. Городовые заметались, не зная, где и как стать. Торопливо накинув на свою бритую голову маленькую фуражку и поправляя на ходу саблю, дежурный офицер кинулся опрометью мимо изумленного капитана к входным дверям.
      В полицейский участок стремительно вошел начальник жандармского управления Фон-Кюгельген. Несмотря на свою огромную фигуру и большой живот, шагал он быстро. За ним едва поспевал безусый, розовощекий ротмистр.
      Фон-Кюгельген направился в глубь коридора, откуда уже спешил ему навстречу сам пристав, начальник участка.
      - Черт побери! Какой важной птицей стал! Старых друзей не замечает, недовольно проворчал Каспарский. "А ведь совсем еще недавно был незаметным пограничным чиновником", - подумал он.
      Раздался телефонный звонок. Офицер взял трубку:
      - Слушаю! - И, обращаясь к Каспарскому, сказал: - Я сейчас вернусь. Встав из-за стола, одернув на себе китель и пригладив волосы, он пошел в кабинет начальника.
      - Ну как, Викторский, значит, здесь тебе больше нравится, на казенных харчах? - иронически спросил Каспарский у Анатолия. - Говоришь, условия не подошли...
      - Так вот, господин Каспарский, - заговорил вернувшийся дежурный офицер, - еще не выяснено точно кем является ваш кочегар Волгин, есть предположение, что это беглый матрос...
      - Черт с ним, хоть повесьте его! Мне сейчас нужен кочегар! - резко сказал Каспарский дежурному офицеру. - Так что ж, удалой пловец, может, все-таки пойдешь ко мне на судно? - обратился он к Железнякову.
      - Хорошо. Согласен, - ответил Железняков.
      - А вот и машинист вам, капитан, - показал дежурный на арестованного Дмитрия Старчука, которого ввел в это время городовой. - Задержали у ресторана "Сан-Ремо", но документы в порядке.
      ...Из полицейского участка Железняков и Старчук прошли вместе с капитаном прямо в порт.
      Вскоре "Принцесса Христиана" вышла из гавани и легла на свой курс, направляясь к Одессе.
      "Принцесса Христиана"
      По указанию капитана Каспарского Железняков занял свободную койку в общекомандном кубрике.
      - Потом перейдешь к "духам"{2}, - сказал ему капитан.
      Перед вахтой надо было хоть немного отдохнуть. Но Железняков не мог уснуть. Он был взволнован тем, что пришлось пережить в полицейском участке. Да и здесь, на этом пароходе, где могут арестовать как дезертира военного времени. "Да, могут, если я не опережу их и не убегу из этого "милого отечества"... Посмотрим все же, кто кого опередит... Нет, они не поймают меня!"
      Пробили склянки, известившие, что надо собираться на вахту.
      Железняков вышел на верхнюю палубу. Шторм окончательно присмирел, но море беспокоила большая зыбь, от которой особенно страдали больные и раненые фронтовики. Способные передвигаться выбирались из нижних помещений на верхнюю палубу, чтобы подышать свежим воздухом и этим облегчить свои мучения.
      Многие солдаты, видевшие Железнякова накануне днем, когда он приплывал на судно наниматься, сразу узнали его. И Анатолий услышал, как говорят о нем:
      - Этот молодчик снова вернулся сюда.
      - Но старика не уволили, я сам видел его сегодня, когда он выходил из кочегарки...
      Железняков прошел на полубак. Отсюда во все стороны хорошо было видно море и берег. Ему знакомы были эти места: еще до военной службы он плавал здесь матросом на пароходе "Тайфун"...
      Впереди на горизонте показался большой караван транспортов. Они шли кильватерной колонной в охранении военных кораблей. "Наверное, везут солдат для пополнения нашей Кавказской армии, - сразу догадался Железняков. - Эх война, война, будь ты проклята! Ну за что погибают люди?!"
      Размышления Железнякова прервал раздавшийся за его спиной незнакомый голос:
      - О чем задумался, мореплавец?
      Анатолий обернулся и оказался лицом к лицу с тем раненым солдатом, который ругал его накануне, заступаясь за кочегара Непомнящего.
      - Ты, может, за мои слова обиделся? Я ведь от жалости к старику, простодушно сказал солдат. - Давай познакомимся. Як тебя величают? А я Тарас Архипенко.
      - Зови просто Анатолием...
      Их дальнейший разговор прервал громкий гудок "Принцессы Христианы". Она приветствовала караван транспортов, заполненных солдатами.
      - Везут на турецкий фронт, - хрипло сказал Архипенко, вспомнив, как он сам вместе с товарищами по полку плыл этим маршрутом.
      Раненый снял с головы выгоревшую на солнце старую фуражку с помятой жестяной кокардой. Так он стоял, не покрывая головы, несколько минут, словно провожая похоронный кортеж, плывший по морю...
      - Мабуть, полка два повезли, а скильки вернется? - тяжело вздохнул Архипенко, продолжая стоять с непокрытой головой.
      Когда караван остался далеко за кормой "Принцессы Христианы", Железняков отвел пехотинца подальше от других солдат и предложил покурить.
      - Как сейчас настроение на фронте?
      - Будь вин скаженный той фронт, - сплюнул Архипенко, сопровождая ответ крепким словом. - Совсем загоняли солдата...
      - А кормят в окопах как, хорошо? - продолжал расспрашивать солдата Железняков.
      - Як кормят? - солдат опять выругался. - Суп - хоть голову мой, пшонина за пшониною гоняется з дубиною... А куда податься нашему брату от такой жизни? На небо не вскочишь и в землю не заховаешься.
      Анатолий обратил внимание на зарубцевавшийся шрам, который краснел на виске под короткими седыми волосами фронтовика.