1

Никто на острове не мог объяснить загадочного исчезновения Боба и Мелони. Стали поговаривать и о зловещей радиограмме, переданной кем-то в эфир.

«Погода» вокруг Дорта портилась, недоверие к нему росло час от часу. В кабачке Оскара теперь каждый пил свою порцию виски молча, погруженный в тяжелое раздумье. Исчезновение маленького Гарри и мисс Паолы также не могло остаться тайной и будило среди белых островитян тревогу.

По-прежнему краболовные суда приставали к берегу, доставляя богатый улов, послушные машины набивали консервные банки готовой продукцией, где-то на счета «Бергофф и К

Бамбуковые заросли по краям узкой дороги от поселка к заводу стали казаться вражеской батареей, кокосовые орехи выглядели теперь точно бомбы на паутиновых нитях.

— Будто мы оказались в неприятельском окружении, — однажды негромко сказал Буль, но его приятель Дукки ответил ему лишь испуганным взглядом, а Оскар сделал вид, что не слышал реплики.

Оторванность от Большой земли чувствовалась еще острее, но после слов Буля многие поняли, что теперь она воспринимается не как тоска по родным местам, а как ужас перед чем-то неизвестным. И никто не поможет им, если что-либо стрясется на этой далекой маленькой земле. Никто!

Пока не говорили этого вслух, но думали все об одном и, пожалуй, одинаково; эта невидимая связь все более крепла, но так бывают связаны и обреченные на гибнущем судне.

2

Дорта преследовали неудача за неудачей: попытки найти антибиотик по-прежнему не давали желаемого результата, а связь с Сардовым давно прервалась. Мрачные предчувствия терзали немца, он стал еще более замкнутым и злым. Все чаще наливал в мензурку неразбавленный спирт и пил, увеличивая дозы, точно пытаясь вознаградить себя за то одиночество, на которое он все настойчивее обрекал себя.

И все же наперекор всему Дорт продолжал упрямо работать. Он напоминал теперь игрока, который чем больше проигрывает, тем больше втягивается в игру.

Два последних удара — один сильнее другого — обрушились сразу.

В короткой записке Стоутмена было всего несколько слов:

"М-р Дорт! Мое предложение теперь не может носить характер делового джентльменского соглашения.

Стоутмен"

Итак, Стоутмен в стороне. Но почему, спросил себя Дорт, почему он отказался от дела, сулившего явный успех? Оттого, что этот проклятый журналист (гром и молния на головы его и дурака Бергоффа!) отыскал остатки космического ковчега и растрезвонил по всему свету? Но ведь и это обстоятельство можно еще обойти, стоит лишь несколько пораскинуть умом… Или… радиограмма все-таки была перехвачена.

Ответ на эти вопросы Дорт нашел в номере «Правды», одновременно пересланной ему Стоутменом. На второй странице Дорт прочел «Сообщение ТАСС».

«Правда» писала:

«… Советские научные учреждения располагают значительными материалами о природе острова Пито-Као и некоторых ее особенностях».

Дальше кратко рассказывалось о записках Сергеева, дневниках Павла Александровича Тверского, научной работе его внучки и преступной роли микробиолога, бывшего нациста Густава Дорта.

"… Дорт готовит серьезную угрозу не только для жителей Океании, но и континентов. Советские органы контрразведки разоблачили шпионов, работавших по специальному заданию с Пито-Као. Материалы следствия изобличают преступные цели Густава Дорта.

Дорт обнаружил на острове и «воскресил» возбудитель губительной болезни, ранее неизвестной, и решил использовать его в качестве нового бактериологического оружия для массового уничтожения людей.

Советские ученые ныне исследовали эту болезнь, не идущую ни в какое сравнение с уже известными по своей силе и быстроте распространения".

Полностью приведя сообщения капитана теплохода «Армения», «Правда» продолжала:

"Случайно принятая радиограмма, несомненно, свидетельствует о некоторой изолированности Дорта на острове; нельзя считать его сообщниками всех, кто сейчас живет и работает там.

ТАСС уполномочен сообщить, что Советское правительство обратилось ко всем правительствам с предложением безотлагательно организовать международную комиссию для немедленного расследования «делового предприятия» распоясавшегося международного преступника и полной ликвидации угрозы…"

Дорт лихорадочно пробегал глазами строку за строкой: в Москве знали вс

Час пробил — Дорт принял решение…

3

После исчезновения Паолы Бергофф мучился ревностью: чувство привязанности вновь вернулось к нему. Можно бы воспользоваться здесь и словом «любовь», но люди уверяют, что ревность не должна быть больше самой любви. У Бергоффа же получилось наоборот… Вместе с Курцем он объездил остров и отыскал космический корабль гаянцев, воочию увидев то, что считал уткой «пройдохи-журналиста». Но сейчас даже эта находка не могла отвлечь его от поисков Паолы. Он торопливо осматривал все закоулки корабля, натыкался на различные предметы и яростно отшвыривал их прочь.

— Курц, — в отчаянии вскричал Бергофф, — почему вы молчите?

— Во-первых, патрон, здесь многого не понять… — А во-вторых, черт бы вас побрал?

— Я не изучал женщин, но думаю, что фрау, прилетевшая в этой лодке, мало чем отличалась от наших. Она так же пудрилась и красила губы…

— Что, что вы говорите? — застонал Бергофф и, осветив своего спутника, увидел в его руках белую сумочку Паолы.

— О непроходимый болван! Это же ее сумочка…

— Значит, мисс недавно была здесь, — заключил Курц. — Но куда она упорхнула?

Бергофф обследовал каждый квадратный метр вокруг.

— Вот, вот! Ты видишь? — торжествующе воскликнул он, обнаружив узкие следы на песчаной полоске между камнями.

— Это проходила она, — согласился Курц. Следы, то исчезая на голых скалах, то вновь появляясь на песке, привели к океану…

— Черт! — нахмурился Бергофф. — Еще одна загадка?!

— Напротив, сэр, — возразил Курц, — это подтверждает ее побег с Хоутоном.

— Но почему мы не видим рядом его следов?

— Очевидно, он ожидал ее в лодке, сзр.

Бергофф уныло присел на камень и опустил голову. Он долго размышлял, не зная, что предпринять, но, вспомнив о космическом корабле, дал волю гневу.

— Курц! — повелительным тоном произнес он.

— Я здесь, сэр! — бодро ответил Курц.

— Этот межзвездный катафалк, что мы с вами осматривали, сегодня же уничтожить!

— Нет ничего легче, сэр.

— Сделайте так, чтобы к ночи от него не осталось ни малейших следов…

— Будет исполнено, сэр.

Домой Бергофф возвратился усталый и разбитый. Секретарь коротко доложил:

— Вас просит к телефону мистер Дорт. Бергофф взял трубку и услышал непривычно лающий и хриплый голос Дорта:

— Будь ты трижды проклят, мерзавец, вместе со своим Хоутоном, которого ты… ты… привез сюда! «Коммерсант»! Через полминуты меня не будет, но ты погибнешь более «приятной» смертью! Я проучу тебя и всех, слышишь, всех! Я говорю тебе, чтобы все знали, что сейчас произойдет не случайность, а свершится моя месть! Я выпускаю своих невидимок на волю…

— Густав! Густав! — кричал в трубку Бергофф, но голос немца замолк, а несколько секунд спустя вдали послышался глухой взрыв — лаборатория Дорта вместе со своим хозяином и страшными микробами взлетела в воздух!

Бергофф уставился на своего секретаря и грузно опустился в кресло.

— Вы хотели что-то сказать, сэр? — услужливо спросил секретарь и, не дождавшись ответа, на цыпочках вышел из кабинета: хозяин был явно не в форме, разумнее всего — не мешать ему.

4

Взрыв уничтожил не только лабораторию с подсобными помещениями, но и персонал. Все было продумано и подготовлено заранее — не уцелел ни один из сотрудников.

Бергофф вызвал по радио свой самолет, но океан штормил. Кляня непогоду, Бергофф уничтожил компрометирующие бумаги, очистил сейф, по нескольку раз перекладывал вещи в чемоданах, лишь бы что-то делать и не сидеть сложа руки. Он никого не принимал, никуда не выходил из дому, отдавая необходимые распоряжения по телефону.

Не прошло и суток, как в поселке и на заводе вспыхнула эпидемия. Больные покрывались язвами и едва могли передвигаться, истекали кровью и слепли…

Люди в панике метались по острову, призывая на помощь.

Здоровые пытались укрыться в лесах и скалах, готовые скорее умереть от голода, чем заживо разлагаться.

На следующее утро на заводе и в поселке появились трупы. Обезображенные, гниющие под жарким солнцем, они валялись там, где людей настигала смерть. Никто не приближался к умершим.

Бергофф велел прекратить работу и объявил карантин. Среди туземцев пока не было больных, но Бергофф приказал расстреливать всякого цветного на месте, без промедления.

— Черномазые занесли к нам заразу… — заявил Бергофф белым рабочим. — Убивайте их, чтобы самим не погибнуть.

Началось открытое истребление туземцев: женщин, стариков, детей — всех без исключения. К полудню «срочная работа», как назвал массовые убийства Курц, была закончена.

Смерть косила жителей «счастливого города» без разбора. Люди стали бояться друг друга, избегали встреч. Оставалось одно средство спасения — бегство.

Первыми покинули остров экипажи краболовных судов, вернее, те из них, кто находился на борту: каждый думал о личном спасении, и оставшихся на берегу не ожидали. В короткое время у пристани не осталось даже ни одной моторной или весельной лодки.

Только Буль и Дукки не поддавались панике. Они держались вместе, без устали уговаривали товарищей:

— Это дело рук Дорта, а не туземцев! Он взорвал свою лабораторию!.. Но остался Бергофф. Идемте все к нему, потребуем немедленной эвакуации и медицинской помощи!

Бунт возник подобно взрыву. Бергофф принял делегацию и дал клятвенное обещание вывезти всех на самолетах.

— Погода улучшается, — сказал он. — Нам надо подальше от города приготовить новую посадочную площадку.

Окрыленные надеждой, люди в смертельном страхе за свою судьбу с удесятеренной энергией принялись за работу. К счастью, выбранная лужайка была ровная и только в двух-трех местах требовала земляных работ.

5

С широко открытыми от ужаса глазами Оскар ворвался в квартиру Курца, с чемоданами в руках, в плаще, но без шляпы. Волосы его были растрепаны.

— Господин Курц… Господин Курц, — лепетал он, — я здесь! Курца всего передернуло при виде кабатчика.

— Что же из этого? — заорал он.

Немец стоял посреди комнаты, окруженный грудами разбросанных вещей, и лихорадочно готовился к отлету. Встреча с Оскаром не входила в его планы.

— Неужели это конец?! — простонал Оскар, опускаясь на один из своих чемоданов, и вдруг, словно только сейчас вспомнив о том, зачем он прибежал сюда, вскочил. — Господин Курц! Возьмите меня с собой… Уговорите патрона… В моих чемоданах золото… один чемодан вам, только заберите меня с собой!

На мгновение Курц застыл на месте, но только на мгновение.

— Прочь! — заорал он. — Может быть, ты уже болен?

— Я?! Нет-нет, господин Курц… Я здоров, совсем здоров! — лепетал Оскар.

Курц выхватил пистолет. Грохнул выстрел, и Оскар замертво упал к ногам немца.

За окном послышался рев моторов. Самолет, прилетевший за Бергоффом, готовился к взлету. Курц перешагнул через труп и, подхватив чемоданы Оскара, кинулся к выходу…

Бергофф стоял на верхней ступеньке трапа у входа в самолет, когда Курц вылез из автомобиля и заискивающе посмотрел на рыбного короля.

— Вы, — сказал Бергофф Курцу, — улетите следующим самолетом.

— А сейчас?.. С вами?.. — спросил Курц, глотая густую слюну.

— Нельзя, нет места, — хладнокровно ответил Бергофф. — Но вы не тревожьтесь, я улетаю первым, чтобы лично организовать эвакуацию острова. Главное — держите в руках людей.

— Я умоляю вас… — торопливо заговорил Курц, но Бергофф, не слушая его, вошел в самолет.

Трап откатили. Самолет ринулся вперед.

Курц беспокойно ерзал на чемоданах, бросая тоскливые взгляды в сторону, где самолет Бергоффа превратился в еле различимую точку.

Поодаль небольшой толпой сбились оставшиеся в живых островитяне. Неожиданно внимание всех привлек бегущий из поселка человек. Он размахивал руками и что-то кричал. Тревога снова овладела людьми — все, в том числе и Курц, бросились к нему навстречу.

Это радист. Одежда на нем изорвана и окровавлена, а на лице и на шее следы борьбы и побоев. В правом кулаке он крепко зажал веревку.

— Меня связали вот этой веревкой! — кричал он, подбегая к ним. — Нас приговорили к смерти. Он не вернется! Помощи ждать неоткуда… Мы погибли…

Голос радиста прервался. Оглянувшись и не увидев самолета, он завопил в бессильной ярости.

— Бергофф успел улететь! Бергофф успел улететь! — повторял он. — Проклятый вампир…

От толпы отделился гигант Буль.

— Говори толком, чтобы мы могли понять тебя, — сказал моряк.

— Бергофф при мне дал радиограмму, чтобы прислали только один самолет… Мы покинуты!

Буль резко повернулся к Курцу и, указывая на него, крикнул:

— Но ты… ты все знал! Собака… Воля оставила Курца: он понял, что от возмездия не уйти.

Животный инстинкт самосохранения гнал его прочь, но страх сковал непослушное тело.

Когда железные пальцы Буля прикоснулись к влажной и холодной шее Курца, тот рванулся, но горячие и сухие пальцы моряка стеснили ему дыхание.

Курцу захотелось упасть на колени и просить пощады: ведь ему сейчас даже поверилось на секунду, что он смог бы вести другую жизнь — во всяком случае, надо просить, обещать, изворачиваться… Все это мгновенно подсказал ему цепенеющий разум.

— Кончай с ним, Буль! — кричали вокруг. Буль сомкнул пальцы…

— Бергофф тоже далеко не улетит от нас! — закричал вдруг радист. — Я сейчас пошлю такую радиограмму… Ха-ха-ха… Я ему отомщу… Я сообщу всему миру! — истерически всхлипнул он и, угрожающе взмахнув веревкой, убежал.

6

Самолет пересекал экватор вблизи островов Галапагос. Впереди оставался Панамский перешеек. Карибское море и Большие Антильские острова, за которыми Бергофф мог считать себя дома.

Из пилотской кабины к нему вышел командир корабля, молодой долговязый парень, исполнительный, не по возрасту молчаливый, отлично знавший свое дело и готовый по приказу Бергоффа лететь хоть на Луну. Лицо его было озабочено.

— Шеф, — сказал он, — с земли получено категорическое распоряжение возвращаться на остров… Иначе нас снимут.

— Как — снимут? — нервно спросил Бергофф.

— Надо полагать, зенитками, — пояснил пилот. — Но я не пойму другого: они, — он указал рукой вниз, — утверждают, что мы чем-то там больны… Может, парни хватили лишнего, кто их там разберет. Но у них имеются недурные зенитки, и они играючи могут нас снять!

— Это Курц послал нам вслед радиограмму… Пилот вежливо промолчал.

— Продолжайте выдерживать прежний курс, — распорядился Бергофф.

Пилот вернулся к себе, но несколько минут спустя в пассажирской кабине затрещал звонок, и Бергофф прошел к экипажу на вызов.

— Сэр, — крикнул ему командир корабля, не вставая из-за штурвала, — они дают нам на размышление шестьдесят секунд и начнут обстреливать без предупреждения.

— Не менять курса!

— Как вам угодно. В таком случае наденьте парашют… Поторопитесь, сэр! Видите? — летчик кивнул в сторону сизого шарообразного облачка, точно по волшебству возникшего перед самолетом. — Ребята послали нам первый «воздушный поцелуй».

— Возвращайтесь, — упавшим голосом сказал Бергофф. — Попробуем с другой стороны.

— Я хорошо знаю эти края, сэр, — возразил пилот. — Здесь зениток больше, чем пивных, а горючего у нас в обрез на обратный путь. Как прикажете?

Бергофф устало махнул рукой, предоставляя командиру корабля выпутываться из беды по своему усмотрению. Так, по крайней мере, расценил этот жест летчик. Выключив автопилот, он круто развернулся и крикнул радисту:

— Передай, что приказу подчиняемся и желаем им благополучно провалиться в преисподнюю…

— Есть, командир! — откликнулся повеселевший радист.

Когда они вошли в круг над островом и Бергофф с опаской посмотрел из пилотской кабины, которую он поклялся не покидать и после посадки, удивлению его не было границ: на посадочной площадке были хорошо видны два серебристых самолета.

Командир корабля внимательно осмотрел конфигурации машин и присвистнул:

— Держу тысячу против десяти, сэр, но одна из этих машин мне знакома. Это советский реактивный самолет! Недурная птичка…

— Сейчас русские будут оценивать вашу посадку, командир, — напомнил радист.

— Надо выдержать марку!.. — весело воскликнул пилот. — По местам!

Он так посадил огромную машину, точно под колесами была не земля, а пуховая перина.

— Командир, — повернулся радист, — русские передают: «Молодцы!». Вторая машина… Это англичане… Они тоже восхищены вами!

— Слышу, — ответил пилот, нажимая на тормоза, и, когда самолет остановился, любовно погладил рукой белый штурвал и добавил: — Это честная работа, вот за что я люблю ее! Не правда ли, шеф?

— Не забывайте, Лесли, — сухо произнес Бергофф, — что я тоже знаком с этой работой. Я ведь был когда-то летчиком-истребителем и воевал на Тихом океане.

— То было просто знакомство, как вы сами изволили выразиться. А я говорю о работе, причем самой честной, шеф…

Бергофф не ответил. Его хмурое лицо побледнело и стало неподвижным.

— Командир, — сказал радист, — вас вызывают русские, ответьте им на первой кнопке.

Пилот нажал на щитке передатчика кнопку

— Командир Лесли слушает вас… Да… Хелло! Благодарю вас… Зарулить к лесу? Хорошо. Не выходить?! Но почему?.. Международная комиссия?.. Так… Понимаю вас…

Зарулив к лесу, командир корабля приказал выключить моторы. Наступила тишина. Пилот и радист были явно взволнованы. Бортинженер вопросительно посмотрел на командира. Лесли ничего не объяснил ему, он закурил сигарету и, не глядя на Бергоффа, сказал:

— Вот что, босс: это мой последний полет с вами, если… мы останемся живы… Я люблю честную работу! Бергофф молчал.

— Да объясните же наконец, в чем дело? — воскликнул бортинженер.

— Босс знает все лучше нас. Бергофф не проронил ни слова.

— Он втянул всех нас в небывалую авантюру, — продолжал Лесли. — Здесь готовили бомбы, начиненные микробами… В лаборатории произошел взрыв… Остров заражен!

— Хорошо, что нас вернули, — прошептал инженер. — Мы могли бы разнести заразу по всему миру…

— Вызовите председателя комиссии, — приказал Лесли.

— Слушаюсь, командир, — ответил радист и включил основную радиостанцию. — Можете говорить, командир. Мистер Дарсушев только что сам хотел вызвать вас.

Лесли надел наушники.

— Прошу прощения, сэр… Это Лесли, командир самолета. Очень приятно, мистер Дарсушев, здравствуйте! Я хотел бы сообщить экипажу… Да-да, разумеется… Понимаю… Есть надежда! О сэр, экипаж очень благодарит вас! Так… понимаю. Все ваши указания будут выполнены, сэр! До связи… — Лесли повернулся к радисту: — Не выключайте рацию и будьте на приеме. Русские обещали спасти нас!

Бергофф облегченно вздохнул.

— Всякое бывает, Лесли, — наконец заговорил он дружеским тоном. — Относительно бомб — это заблуждение. Позже я объясню вам… А пока…

— Что будет «пока»? — зло спросил Лесли.

— Я учитываю ваши волнения и лишнюю работу, связанную с возвращением на остров. Можете сами назвать сумму вознаграждения… Я умею ценить преданность своих людей, Лесли, вы это знаете!

— Я уже сказал, босс: больше я с вами не летаю.

— Но, — Бергофф говорил теперь увереннее, — вы уже испытали безработицу и, если бы не я…

— Конечно, — резко произнес Лесли. — Я продавал вам свою профессию, точнее, свое умение, но не самого себя!

— А как остальные?

— Все мы любим честную работу, — твердо сказал инженер.

7

Наступила ночь. Теплый воздух прозрачен и недвижим. Волны вздыхают чуть слышно у самого берега. К скалистому мыску скользит лодка с двумя гребцами. Движения их осторожны, но быстры: они боятся, что их заметят, и потому торопятся пересечь длинную лунную дорожку.