Аллен Стил
      Смерть капитана Фьючера
      Пер. - К.Королев.
      Посвящается покойному Эдмонду Гамильтону
      "Имя капитана Фьючера, непримиримого врага Зла, было
      известно каждому жителю Солнечной системы. Этот высокий
      рыжеволосый молодой человек с широкой улыбкой и крепкими
      кулаками являлся грозой всех и всяческих злодеев, будь то
      люди или инопланетяне. Бесшабашная отвага сочеталась в нем
      с расчетливостью, непоколебимой целеустремленностью и
      глубочайшими познаниями в науке; перемещаясь с планеты на
      планету, сражаясь и побеждая Зло, он, словно метеор,
      прочертил на небе огненную полосу".
      Эдмонд Гамильтон "Капитан Фьючер и Император Космоса"
      Я расскажу вам правду о смерти капитана Фьючера.
      Мы находились во внутреннем поясе астероидов, шли на запланированное свидание с Керой, когда поступило сообщение по гиперсвязи.
      - Рор... Проснитесь, пожалуйста, Рор.
      Голос, доносившийся из-под потолка, был высоким и приятным; компьютер позаимствовал его у персонажа старинного видеофильма про Геркулеса (в капитанской каюте кассет с подобными фильмами имелось в избытке). Он нарушил мой заслуженный сон после восьмичасовой вахты на мостике.
      Я повернул голову и прищурясь поглядел на компьютер. По экрану бежали строчки, буквы вперемешку с цифрами; машина проверяла работу корабельных систем - мне как старшему офицеру полагалось знать о малейших неисправностях, даже когда я был не на дежурстве. Так, судя по всему, никаких поломок не произошло, беспокоиться вроде не о чем...
      Тогда какого черта?.. Полчетвертого по корабельному времени, середина ночи!
      - Рор? - повторил голос чуть громче. - Мистер Фурланд? Проснитесь, пожалуйста.
      - Уже проснулся, - проворчал я, поднимаясь с койки. - Что стряслось, Мозг?
      Мало того, что бортовой компьютер говорил голосом Стиви Ривза, он еще заработал эту идиотскую кличку. На всех кораблях, на которых мне доводилось служить, компьютерам давали человеческие имена - Руди, Бет, Ким, Джордж, Стэн, Лайза - в честь друзей, родственников или погибших товарищей, либо награждали прозвищами, остроумными и не слишком, Босуэлл, Айзек, Ловкач, Болтун, Солдафон, не говоря уж о повсеместных Хэлах и Датиках. Помнится, на лунном буксире компьютер называли Олухом; частенько можно было услышать что-нибудь вроде: "Эй, Олух, что там на станции Тихо?" Но окрестить компьютер Мозгом - такое могло прийти в голову только идиоту.
      Наподобие моего командира, капитана Фьючера (правда, я никак не мог решить - то ли капитан глуп как пробка, то ли просто безумен).
      - Мне приказали разбудить вас, - ответил Мозг. - Капитан желает, чтобы вы немедленно явились на мостик. Именно немедленно.
      - С какой стати? - поинтересовался я, разглядывая дисплей.
      - Приказ капитана, мистер Фурланд. - Потолок засветился, ослепительно засверкал, и мне даже пришлось зажмуриться. - Если вы не явитесь на мостик в течение десяти минут, вам грозит штраф и выговор с занесением в карточку.
      Угрозы насчет штрафа я пропускаю мимо ушей - честно говоря, не знаю такого человека, которого не оштрафовали бы, пускай всего лишь на пару-тройку марок, за время, проведенное на борту корабля, - но вот что касается выговора... Через два дня "Комета" достигнет Керы, где мне предстоит перейти на транспорт "Юпитер", который направится к Каллисто. И еще не хватало, чтобы капитан "Юпитера" отказался от моих услуг только потому, что в карточке у меня - выговор с занесением.
      - Ладно, - пробормотал я, - передай, что сейчас приду.
      Опустил на пол ноги, пошарил вокруг, разыскивая брошенную на пол одежду. Вообще-то надо было бы ополоснуться, побриться да помедитировать, не говоря уж о том, чтобы съесть булочку и запить ее горячим кофе; однако ясно, что ничего подобного мне просто не позволят.
      В каюте зазвучала музыка, постепенно становившаяся все громче. Оркестровая увертюра... Я замер с наполовину натянутыми штанами, прислушиваясь к аккордам, что воспарили вдруг на героическую высоту. Немецкая опера. Вагнер. Господи Боже, "Полет валькирий"!..
      - Выруби ее, Мозг.
      Компьютер подчинился, но не преминул заметить:
      - По мнению капитана, Рор, так вы скорее бы проснулись.
      - Я и без того проснулся! - Внезапно я заметил краем глаза какое-то движение в углу рядом с рундуком: мелькнуло и пропало что-то черное. Таракан! Займись-ка лучше им.
      - Извините, Рор. Я пытался продезинфицировать корабль, но пока мне не удалось отыскать все до единого гнезда. Если вы не станете запирать каюту, я пришлю уборщика...
      - Ладно, забудем. - Я застегнул ширинку, заправил рубашку, после непродолжительных поисков обнаружил под койкой магнитные башмаки. - Сам справлюсь.
      Разумеется, Мозг не замышлял ничего дурного, он всего лишь стремился уничтожить очередную колонию насекомых, проникших на борт "Кометы" перед отлетом с Лагранжа Четыре. Тараканы, блохи, муравьи - все они, иногда в компании с мышами, проникали на любой корабль, регулярно заходивший в околоземные космопорты. Однако такого скопища насекомых, как на "Комете", лично мне до сих пор видеть не доводилось. Тем не менее оставлять каюту незапертой я не собирался, поскольку совершенно не желал, чтобы капитан рылся в моих вещах. Он убежден, что я везу с собой контрабанду; даже при том, что он прав (у меня при себе две бутылки лунного виски, презент для того капитана, под чье начало я перейду в самом скором времени), я не могу допустить, чтобы столь замечательный напиток вылили в раковину только потому, что это предписывается никому не нужными правилами Ассоциации.
      Надев башмаки, я подпоясался, вышел из каюты и запер дверь, а для надежности прижал к фотоэлементу большой палец: теперь никто посторонний ко мне не войдет. Коридор, который вел в рубку, проходил мимо двух дверей (тоже, естественно, запертых) с надписями "Капитан" и "Старший офицер". Капитан, насколько мне известно, на мостике, а Джери скорее всего рядом с ним.
      Люк вывел меня в центральный колодец. Перед тем как подняться на мостик, я заглянул в кубрик, чтобы пропустить стаканчик кофе. В кубрике царил бардак: на столе лежал неубранный поднос, на полу валялись многочисленные обертки, в раковине доблестно сражался с горой посуды одинокий, маленький, похожий на паука робот. Судя по всему, здесь недавно побывал капитан; как же это он промахнулся и не заставил Рора Фурланда прибраться в помещении?! Ну да ладно; хорошо хоть, осталось немного кофе, пускай даже давным-давно остывшего. Я насыпал в стаканчик сахарного песка, слегка разбавил кофе молоком из холодильника.
      Как всегда, мое внимание привлекли развешенные по стенам кубрика картинки - копии обложек непередаваемо древних журнальчиков, аккуратно оправленные в рамки. Кстати говоря, сами бесценные журнальчики, герметически запечатанные, хранились в капитанской каюте. Итак, картинки... Астронавты в похожих на аквариумы шлемах сражаются с чудовищными инопланетянами и безумными учеными, которые все как один осаждают пышногрудых полуобнаженных красоток. Подростковые фантазии прошлого столетия - "Планеты в опасности", "Туда, где нет звезд", "Звездная дорога славы". И над каждой иллюстрацией жирными черными буквами - "КАПИТАН ФЬЮЧЕР, человек завтрашнего дня".
      Из размышлений меня вырвал грубый оклик:
      - Фурланд! Где вы, черт возьми?
      - В кубрике, капитан. - Я закрыл стаканчик крышкой и прицепил его к поясу. - Зашел выпить кофе. Буду у вас через минуту.
      - Если вас не окажется на месте шестьдесят секунд спустя, вы лишитесь денег за последнюю вахту. Шевелись, ты, ленивый ублюдок!
      - Иду, иду. - Я вышел из кубрика. Проскользнул в люк и, очутившись на достаточном расстоянии от интеркома, через который меня могли бы услышать, прошептал: - Жаба.
      Если я ленивый ублюдок, то кто тогда он? Капитан Фьючер, человек завтрашнего дня... Не приведи Господи, чтобы это вдруг стало истиной.
      "Десять минут спустя крохотный кораблик в форме
      вытянутой вдоль слезы вылетел из ангара, располагавшегося
      под поверхностью Луны. То была "Комета", сверхскоростной
      звездолет капитана Фьючера, известная по всей Солнечной
      системе как самый быстрый из космических кораблей".
      Эдмонд Гамильтон "Капитан Фьючер спешит на помощь"
      Меня зовут Рор Фурланд. Как мой отец и его мать, я - обитатель космоса.
      Считайте, что это семейная традиция. Бабушка сначала принимала участие в строительстве на земной орбите первого энергетического спутника, а затем эмигрировала на Луну, где и зачала моего отца, проведя как-то ночь с неким безымянным типом, погибшим всего пару дней спустя. Отец вырос на станции Декарт, в восемнадцать лет сбежал из дома, где не был никому нужен, "зайцем" добрался на борту транспорта до Земли, поселился в Мемфисе, несколько лет вел жизнь бродячего пса, а потом, снедаемый ностальгией, устроился на работу в русскую фирму, которая набирала в штат уроженцев Луны. Он возвратился как раз вовремя, чтобы скрасить бабушке последние годы жизни, сразиться в Лунной войне на стороне Звездного Союза и, по чистой случайности, встретиться с моей матерью, которая работала геологом на станции Тихо.
      Я родился в роскошном двухкомнатном помещении под кратером Тихо в первый год независимости Звездного Союза. Мне рассказывали, что мой отец отметил рождение сына тем, что, напившись до полной невменяемости, начал приставать к принявшей меня акушерке. Просто здорово, что родители разбежались, когда я уже заканчивал школу. Матушка вернулась на Землю, а мы с отцом остались на Луне, где имели привилегию граждан Звездного Союза - кислородные карточки класса "А", которые сохранялись, даже когда человек нигде не работал и, как говорится, не просыхал (а с отцом такое случалось довольно часто).
      Неудивительно поэтому, что из меня получился настоящий сукин сын, истинный отпрыск незаконнорожденного; во всяком случае, дышать кислородом из баллонов и ходить по лунной поверхности я научился, едва избавившись от пеленок. В шестнадцать лет мне выдали профсоюзную карточку и велели устраиваться на работу; за две недели до моего восемнадцатилетия челнок, в экипаж которого меня зачислили как грузчика, совершил посадку в Галвестоне. Надев экзоскелет, я впервые в жизни прошелся по земле. Или по Земле, как хотите. Я провел на Земле неделю, чего оказалось вполне достаточно, чтобы сломать руку в Далласе, потерять невинность со шлюхой из Эль-Пасо и пережить чудовищный приступ агорафобии на техасской равнине. Решив, что колыбель человечества может катиться ко всем чертям, я следующим же рейсом вернулся на Луну и получил на день рождения пирог, в котором не было ни единой свечи.
      Двенадцать лет спустя я превратился в космического волка - перепробовал почти все занятия, на которые распространялась моя квалификация (отвечал за стыковку и погрузку-разгрузку, был навигатором и начальником службы жизнеобеспечения, пару раз исполнял даже обязанности второго помощника), перебывал на множестве кораблей, начиная с орбитального буксира и лунного грузовика и заканчивая пассажирским челноком и рудовозами класса "Аполлон". Нигде не задерживался дольше года, поскольку руководство профсоюза считало, что всем должны быть предоставлены равные возможности, а потому тасовало экипажи, как хотело; лишь капитанам и первым помощникам разрешалось оставаться на одном корабле восемнадцать и больше месяцев. Идиотская система! Только успеешь привыкнуть к одному кораблю с его капитаном, как надо перебираться на другой, где все начинается по новой. Или, что гораздо хуже, сидишь по нескольку месяцев без работы, то бишь слоняешься по барам Тихо или Декарт-Сити, дожидаясь, пока профсоюз не вышвырнет со службы очередного бедолагу и не обратит внимание на тебя...
      Шикарная жизнь, верно? К тридцати годам я сумел сохранить здоровье, однако на счету в банке у меня лежали сущие гроши. Все мои немногочисленные принадлежности находились в камере хранения станции Тихо, и это после пятнадцати лет работы! В промежутках между полетами я обычно жил в профсоюзной гостинице или на каком-нибудь спутнике, причем в номере обычно не хватало места даже для того, чтобы вытянуть ноги. Словом, я жил хуже уличных девок, которым, признаться, иногда платил только за то, что они разрешали мне провести ночь на нормальной кровати.
      Вдобавок было жутко скучно. Не считая единственного полета на Марс (мне было тогда двадцать пять), я всю свою жизнь провел, болтаясь в пространстве между Землей и Луной. Не скажу, что эта жизнь была откровенно гнусной, однако и замечательной ее не назовешь. В барах частенько встречались печальные старые болтуны, с готовностью принимавшиеся вешать лапшу на уши всем, кто выражал желание послушать про славные деньки и бурную молодость. Подобная участь меня ничуть не прельщала, поэтому я прекрасно понимал, что с Луны надо сматываться - иначе до конца своих дней останусь деревенским лохом.
      Сложилось так, что в ту пору как раз началось освоение дальних рубежей Солнечной системы. Грузовики стали доставлять с Юпитера гелий-3 для земных реакторов; колонию на Титане королева Македония распорядилась покинуть из-за эпидемии, однако колония на Япете продолжала существовать. Экипажи больших кораблей, что летали между поясом астероидов и газовыми гигантами, получали неплохие бабки, а с членами профсоюза, сумевшими найти работу на Юпитере или на Сатурне, автоматически заключались трехгодичные контракты. Выбор был несложный - либо каждый Божий день летать с Луны на Землю, либо...
      Конкуренция за место в экипаже была весьма серьезной, но меня это не остановило, и я подал заявку. Пятнадцатилетний послужной список, в котором практически не было взысканий, плюс полет да Марс позволили мне без труда обойти большинство претендентов. Следующий год я проработал в порту, дожидаясь нового назначения; однако меня неожиданно уволили, и я очутился в баре "У грязного Джо". А шесть недель спустя, когда я уже начал подумывать, не податься ли в кратер Клавий на строительство нового купола, пришло сообщение, что "Юпитеру" требуется новый офицер и что первым в списке стоит мое имя.
      Словом, ожидание завершилось как нельзя лучше, но возникла другая проблема. "Юпитер" ждал меня у Керы, глубже в Солнечную систему он зайти не мог, а профсоюз не оплачивал перелет до места назначения. Поэтому следовало либо добираться пассажирским лайнером (на что у меня денег, естественно, не было), либо наняться на корабль, летящий к поясу астероидов.
      Последнее меня вполне устраивало, однако сложности на этом не закончились: мало кто хотел иметь у себя на борту лунянина. Большинство грузовиков, летавших в поясе астероидов, принадлежало Трансгалактической Ассоциации, а капитаны ТГА предпочитали набирать команды не из членов моего профсоюза. Кроме того, с какой стати принимать в экипаж типа, который сойдет на Кере, когда корабль не проделает к половины пути?
      Все это объяснил мне представитель моего профсоюза, с которым я встретился на станции Тихо. Мы с Шумахером были старыми приятелями, ходили вместе на орбитальном буксире; так что он по-дружески просветил меня.
      - Послушай, Рор, - сказал он, закидывая на стол ноги в мокасинах, - я тут прикинул, куда тебя определить, и, кажется, кое-что нашел. Грузовик класса "Арес", пункт назначения - Кера, готов стартовать с Лагранжа Четыре, как только капитан подыщет нового второго помощника.
      Шумахер нажал на кнопку, и над его столом появилась голограмма корабля. Обычный грузовик восемьдесят два метра в длину, ядерный двигатель на корме, жилой отсек в форме барабана на носу, посредине - открытые грузовые отсеки. Сильно смахивает на буксир, ничего необычного. Я глотнул виски из фляги, которую Шумахер выставил на стол.
      - Замечательно. Как называется?
      - "Комета". - Помолчав, Шумахер прибавил: - Капитан Бо Маккиннон.
      - Ну и что? - проговорил я, пожимая плечами.
      - Ты что, не понял? - Шумахер удивленно моргнул, забрал у меня фляжку и сунул ее в ящик стола. - Грузовоз "Комета", капитан Бо Маккиннон. - Он смотрел на меня так, словно я чудом выжил во время эпидемии на Титане. Хочешь сказать, что никогда о нем не слышал?
      Признаться, я не запоминаю ни названий кораблей, ни фамилий капитанов: они все время прилетают и улетают, поэтому столкнуться с капитаном ТГА на Луне можно только по чистой случайности, в каком-нибудь баре.
      - Никогда, - подтвердил я.
      - Ужас, - пробормотал Шумахер, закрывая глаза. - Единственный человек, который ничего не слышал о капитане Фьючере.
      - О ком?
      - Ладно, забудь. Считай, что я не упоминал этого имени. Через шесть-семь недель на Керу полетит другой грузовик, и я постараюсь устроить тебя на него...
      - Не пойдет. - Я помотал головой. - Мне надо быть на Кере самое позднее через три месяца, иначе я потеряю место. А что там с "Кометой"?
      Шумахер вздохнул и вновь достал из ящика фляжку.
      - Ею командует полный идиот. Маккиннон - худший из капитанов ТГА. С ним сумела ужиться только чокнутая, которую он назначил первым помощником.
      Меня передернуло. Ну да, мы приятели, но эти расистские штучки... Человек, который пользуется словечками вроде "черномазый" или "джап", не может быть моим другом. Я согласен, Лучшие - существа странные; они так на тебя смотрят... Но все равно, зачем обзываться?
      С другой стороны, когда страдаешь без работы, ради нее можно примириться с чем угодно.
      Шумахер заметил выражение моего лица и правильно его истолковал.
      - Дело не в том, - сказал он. - Она - вполне приличный первый помощник. ("Для чокнутой", - мысленно добавил я.) Проблема в самом Маккинноне. Люди убегают, притворяются больными, разрывают контракты... лишь бы удрать с "Кометы".
      - Настолько все плохо?
      - Да. - Шумахер прильнул к фляжке, сделал большой глоток, потом протянул ее мне. - С деньгами все в порядке, платят по минимуму, однако минимум ТГА выше профсоюзной ставки. Всем требованиям безопасности "Комета" вроде бы удовлетворяет. Но Маккиннон из тех свиней, что всегда найдут грязи.
      - Что-то я не пойму, к чему ты клонишь. Кто такой этот, как бишь его?
      - Капитан Фьючер. Так Маккиннон называет сам себя, одному Богу известно почему. - Шумахер усмехнулся. - А бортовой компьютер назвал Мозгом.
      - Мозгом? - Я не выдержал и рассмеялся. - Да ну? Он у него что, плавает в аквариуме с физиологическим раствором?
      - Не знаю. По-моему, компьютер для него - что-то вроде фетиша. Шумахер покачал головой. - Во всяком случае, те, кто летал с Маккинноном, в один голос утверждают, что он мнит себя космическим героем и требует от окружающих соответствующего отношения. Причем весьма суров с подчиненными. Не будь он отъявленным лентяем, его можно было бы принять за педанта.
      Мне приходилось служить под началом и тех и других, не говоря уж о более странных типах, поэтому к таким вещам я отношусь совершенно спокойно - платили бы деньги да не лезли в мои дела.
      - Ты с ним когда-нибудь сталкивался?
      Шумахер протянул руку. Я вернул ему фляжку, к которой он снова присосался, как младенец к груди. Ничего не скажешь, шикарная у него работенка - изо дня в день просиживать штаны, напиваться и попутно решать судьбы людей. Если Рору Фурланду приведется занять его место, надеюсь, какой-нибудь добряк перережет мне глотку до того, как я окончательно сопьюсь.
      - Ни разу, - ответил Шумахер. - Мне говорили, он практически не покидает "Комету", даже когда корабль стоит в порту... Кстати, по слухам, он требует от экипажа, чтобы ему чуть ли не задницу вытирали после того, как он сходит в гальюн. Никому никаких послаблений, кроме разве что старшего помощника.
      - А он что за птица?
      - Она, - поправил Шумахер. - Хорошая девчонка - Он задумался, прищелкнул пальцами. - Джери. Джери Ли-Боуз. Мы с ней познакомились незадолго до того, как она завербовалась на "Комету". - Шумахер улыбнулся, моргнул и слегка понизил голос. - Говорят, она предпочитает не сородичей, а нас, обезьян, и спит с капитаном. Даже если хотя бы половина того, что я слышал о Маккинноне, - правда, это все равно не идет ни в какое сравнение...
      Я не ответил. Шумахер убрал со стола ноги, перегнулся ко мне и произнес, сцепив пальцы, с таким серьезным видом, будто я предлагал ему выдать за меня его сестру.
      - Послушай, Рор, мне прекрасно известно, что время поджимает, что место на "Юпитере" значит для тебя очень и очень много. Но учти, капитан Фьючер согласился взять на борт попутчика по одной простой причине - никого другого ему найти не удалось. Вы с ним приблизительно в одинаковом положении, но на него я плевать хотел, а ты - мой друг. Откажись. Я не стану ничего записывать в твою карточку. Договорились?
      - И что я выигрываю?
      - Я уже сказал, что постараюсь подыскать тебе другой корабль. "Королева никеля" должна вернуться через полтора месяца. С ее капитаном мы в хороших отношениях, поэтому... Правда, обещать я, сам понимаешь, ничего не обещаю. На "Королеве" хотят служить все, а от "Кометы", наоборот, все отказываются.
      - Короче, что ты предлагаешь?
      Шумахер улыбнулся. Как представителю профсоюза, ему запрещалось принимать за меня решения; как приятель же, он сделал все, что мог. Впрочем, он понимал, что выбора у Рора Фурланда нет. Либо три месяца под командой психа, либо торчи до конца своих дней на Луне...
      Пораскинув мозгами, я попросил контракт.
      "Трое верных, преданных друзей Курта Ньютона разительно
      отличались от своего высокого рыжеволосого командира".
      Эдмонд Гамильтон "Короли комет"
      Сила тяжести в одну шестую "g" исчезла, едва я преодолел люк и выбрался на мостик.
      Рубка находилась в неподвижной передней секции жилого отсека и представляла собой самое просторное из отдельных помещений на корабле; тем не менее в ней было не повернуться - кресла, консоли, мониторы, скафандры на случай аварии, пульт управления с топографическим экраном... Под потолком висел похожий на волдырь обзорный блистер.
      В тусклом свете ламп - по земному времени была ночь, поэтому Мозг приглушил освещение, - я увидел Джери, сидевшую за круглым столом. Услышав щелчок, с которым откинулась крышка люка, Джери обернулась.
      - Доброе утро, - проговорила она с улыбкой. - Ба, ты принес с собой кофе?
      - Если можно так выразиться, - пробормотал я. Она с завистью поглядела на стаканчик в моей руке. - Извини, что не принес тебе, но капитан...
      - Я слышала, как он на тебя кричал. - Джери надула губки. - Не переживай. Выполним маневр, и я схожу на камбуз.
      Джери Ли-Боуз. Шесть футов два дюйма - не слишком высокий рост для Лучшего. Огромные голубые глаза, пепельно-серые волосы коротко острижены, если не считать длинной пряди, что ниспадает с затылка чуть ли не до талии. Худая, с почти плоской грудью, изящные пальцы рук (причем большие лишь немного меньше указательных), необычной формы ноги - результат генетических экспериментов, которые, собственно, и привели к возникновению расы Лучших.
      Бледное лицо, на коже у глаз, носа и рта - татуировка в форме бабочки-данаиды, нанесенная, когда Джери исполнилось пять лет. Поскольку же у Лучших принято дополнять первоначальную татуировку на каждый день рождения, а Джери сейчас двадцать пять, у нее разрисовано не только лицо, но и плечи и руки - вон, из-под комбинезона с короткими рукавами выглядывают разнообразные драконы, виднеются очертания созвездий. Трудно сказать, что еще она прячет под одеждой; впрочем, мне кажется, что рано или поздно ей суждено стать живой картиной.
      Она непохожа на других Лучших. Во-первых, ее родичи, как правило, избегают Прежних, то есть обыкновенных людей (это вежливое прозвище, обычно они именуют нас обезьянами). Живут интересами своих кланов, создают некие подобия восточных сатрапий, а с ТГА и прочими космическими компаниями поддерживают отношения лишь в силу экономических причин. Поэтому встретить одинокого Лучшего на корабле, которым командует Прежний, практически невозможно.
      Во-вторых... За свою жизнь мне частенько приходилось общаться с Лучшими, поэтому я не испытываю того ужаса, который преследует большинство планетников и даже многих космонитов. Правда, к одному я так и не смог привыкнуть - к презрению, с каким они относятся ко всем остальным людям. Лучшего хлебом не корми, дай только порассуждать о преимуществах генетической инженерии и прочей дребедени. Но Джери - весьма приятное, хоть и своеобразное, исключение из правил. Стоило мне очутиться на борту "Кометы", как я обнаружил, что нашел в ней друга. Никакой напыщенности, никаких высокомерных рассуждений насчет недопустимости физической близости, равно как и насчет того, что мясо, мол, едят исключительно духовно неразвитые, а ругаться непозволительно; она была, что называется, своим парнем, и все дела.
      Нет. Не все.
      Свыкнувшись с тем, что она - настоящее чучело с ногами, которые вполне могут заменить руки, и с глазами размером с топливные клапаны, я обнаружил, что Джери чертовски чувственна. Признаться, какое-то время спустя она уже показалась мне красавицей, и я не мог не влюбиться. Шумахера, должно быть, передернуло бы при одной мысли, что кто-то из нормальных людей может спать с чокнутой, но за те три недели, что прошли с того момента, как Мозг вывел нас из анабиоза, я не раз замечал - мне хочется увидеть не просто татуировки на ее теле, а само тело...
      Впрочем, что я о ней знаю? Да, симпатичная и наделена потрясающими способностями. Честно говоря, Джери Ли-Боуз - один из лучших первых помощников, которых я когда-либо встречал. За такую, как она, любой капитан из Королевского флота, ТГА или клана свободных торговцев отдал бы все на свете.
      Что же она в таком случае делает на борту корыта под командованием психа Бо Маккиннона?
      Я сделал кувырок в воздухе, подошвы моих башмаков прикоснулись к полу, и тут же сработали магнитные защелки. Потягивая из стаканчика кофе, я приблизился к пульту.
      - А где капитан?
      - Наверху, снимает показания с секстанта. - Джери кивнула на блистер. Вот-вот должен спуститься.
      Разумеется. Вообще-то находиться в блистере полагалось бы Джери, ведь с такими глазами, как у Лучших, не требуется никаких секстантов, однако Маккиннон, похоже, воспринимал блистер как свой трон.
      - Мог бы и догадаться, - проворчал я, со вздохом опускаясь в кресло и пристегиваясь ремнями. - Однако хорош гусь, а! Будит посреди ночи, а потом куда-то исчезает, вместо того чтобы объяснить, зачем.
      - Подожди. - На губах Джери мелькнула сочувственная улыбка. - Бо скоро спустится. - С этими словами она отвернулась и вновь принялась за работу.
      Джери единственная на борту обладала привилегией называть капитана Фьючера его настоящим именем. У меня подобной привилегии не было, а Мозг просто-напросто соответствующим образом запрограммировали. Кстати говоря, при всем своем хорошем отношении к Джери я не мог игнорировать тот факт, что, когда возникали разногласия, она почти всегда принимала сторону капитана.
      Она явно что-то скрывала, предпочитая, видимо, чтобы я узнал о причине вызова от Маккиннона. Что ж, к подобным вещам мне не привыкать притерпелся за последние несколько месяцев; и тем не менее... Ведь большинство первых помощников - посредники между капитаном и командой; обычно Джери так себя и вела, но в моменты вроде этого я чувствовал, что она от меня дальше, чем, к примеру, тот же Мозг.
      Ну и ладно. Я развернулся к пульту и произнес:
      - Эй, Мозг, выведи, пожалуйста, на экран наши координаты и траекторию.
      Голографический экран ослепительно вспыхнул, затем над столом возникла дуга пояса астероидов. Крошечные оранжевые точки, обозначавшие крупные астероиды, медленно перемещались вдоль голубых звездных орбит; каждой звезде на карте соответствовал номер из каталога. "Комету" изображала серебристая полоска, за которой тянулся красный пунктир, рассекавший надвое орбиты астероидов.
      "Комета" приближалась к краю третьего провала Кирквуда, одного из тех "пустых пространств", где притяжение Марса и Юпитера воздействовало на астероиды таким образом, что их количество уменьшалось на порядок относительно астрономической единицы. Мы находились сейчас на расстоянии двух с половиной астрономических единиц от Солнца. Через пару дней войдем в пояс и начнем сближаться с Керой. Когда прибудем, "Комета" разгрузится и отправится в обратный путь, прихватив руду, которую добыли на астероидах и переправили на Керу старатели ТГА. А я покину своих спутников и останусь дожидаться прибытия "Юпитера".
      По крайней мере так предполагалось. Разглядывая экран, я заметил кое-что не совсем понятное - за четыре часа, минувшие с моей последней вахты, курс звездолета изменился.
      Траектория уже не выводила "Комету" к Кере. Теперь она проходила на значительном удалении от астероида.
      Я не стал ничего говорить Джери. Отстегнулся, взмыл над креслом, подлетел чуть ли не вплотную к экрану и внимательно изучил изображение, поворачивая его так и этак. Нынешний курс пролегал в четверти миллиона километров от Керы, по другому краю провала Кирквуда.
      - Мозг, куда мы направляемся?
      - К астероиду номер 2046. - На экране вспыхнула еще одна оранжевая точка.
      Остатки сна как рукой сняло. Меня охватила ярость.
      - Рор... - проговорила Джери.
      Я чувствовал спиной ее взгляд, но и не подумал повернуться. Схватил интерком и рявкнул:
      - Маккиннон! А ну спускайся!
      Тишина, хотя он должен был меня услышать...
      - Спускайся, чтоб тебе пусто было!
      Загудел двигатель, в нижней части блистера распахнулся люк, показалось кресло, в котором восседал капитан "Кометы". Он молчал до тех пор, пока кресло не коснулось пола, а затем изрек:
      - Ко мне следует обращаться "капитан Фьючер".
      Рыжеволосый капитан Фьючер с обложек древних журнальчиков был высок, строен и достаточно привлекателен; к Бо Маккиннону ничто из вышеперечисленного не относилось ни в малейшей мере. Приземистый, тучный, он напоминал расплывшийся кусок сала. Кудрявые черные волосы, поседевшие на висках и весьма редкие впереди, ниспадали на усыпанные перхотью плечи; растрепанная борода скрывала жирные восковые щеки. На рубашке и на штанах виднелись пятна, а воняло от него, как от выгребной ямы.
      Не думайте, что я преувеличиваю, сгущаю краски. Бо Маккиннон был донельзя омерзительным сыном подзаборной шлюхи, с которым не шли ни в какое сравнение все встречавшиеся мне раньше неряхи и невежи. Он презирал личную гигиену и "общественные условности", однако к себе требовал уважения. Обычно я подыгрывал ему с этим идиотским именем, но сейчас слишком сильно разозлился.