Глава 2

Игры Рутидия

Элий нервничал. Лемур не солгал — след Триона вел в Карры. Квинт бросился в погоню. Элию не терпелось самому отправиться в Карры, но он боялся спугнуть Триона. Время от времени Цезарю приносили какие-то бумаги, из которых следовало, что Сирия — самая непобедимая страна Содружества. Квинт молчал. Приходилось ждать. Вынужденное бездействие бесило Цезаря. Он пробовал читать вестники, но почему-то сразу же натыкался на очередное наглое и лживое заявление Бенита и комкал листы. Садился писать письмо Легации, но выходило нескладно, тревога непременно прорывалась в какой-нибудь неосторожной фразе, и Элий рвал недописанное письмо. О варварах не приходило никаких известий. Быть может, они в самом деле не собирались нападать на страны Содружества?

Элий тренировался в гимнасии до одурения, используя меч в два раза тяжелее обычного. Иногда трибун Рутилий, командир его преторианской охраны, наблюдал за этими упражнениями. Смотрел молча, ни разу не сделал ни одного замечания.

Наконец Элий взъярился и напрямую связался с Эрудием. После двухдневного раздумья царь Месопотамии пригласил Цезаря в свою столицу Ктесифон.

О дворце в Ктесифоне ходили легенды. Рим был богат, Антиохия — роскошна. Ктесифон подражал обоим. Стены огромного пиршественного зала Ктесифонского дворца были облицованы драгоценными металлами, колонны покрыты слоновой костью. Одной стены когда-то не было, из зала выходили прямо на улицу. Теперь возвели застекленную галерею. Царь сидел на золотом троне в длинных восточных одеждах, черные кудри царя украшал золотой венец с лихо закрученными золотыми рогами.

Сорокалетний красавец Эрудий выслушал Элия очень внимательно. Но когда Цезарь предложил официально обратиться к Риму с просьбой о помощи, Эрудий отвечал, что подождет.

— Чего ждать? Когда придут варвары? — возмутился Элий.

Ответом служило неопределенное пожатие плеч.

—Событий. — И многозначительно приподнята бровь.

— Но зачем ждать? — не унимался Элий.

— Далеко не все видят в Риме друга и союзника. Кое-кто считает, что варвары — это именно та сила, которая уравновесит мощь Рима, и Месопотамии стоит искать друзей на востоке. Наша страна всегда тяготела к Персии, а не к Риму. Твой визит слишком многим не по душе.

— Но я могу осмотреть крепости?

— Пожалуйста, — грустно улыбнулся Эрудий. — Если найдешь. Не припомню, есть ли у меня крепости. Разве что Амида. Там гарнизон в двадцать человек. Мой тебе совет: не трать время зря, возвращайся в Рим. — Эрудий говорил об этом так, будто речь шла о пошлинах на ковры.

«Хитрит, — с тоскою подумал Элий. — Думает, что отобьется собственными силами. Надеется на свой Месопотамский легион. Зря».

Царь любезно предложил Цезарю прокатиться по Тигру на галере, как плавал когда-то император Траян после взятия Ктесифона. Но Элий не мог вообразить себя Траяном.

Шли проливные дожди, столь несвойственные для Месопотамии. Вместо крепостей Элий посетил развалины Вавилона. Цезарю и его охране дали арабских скакунов из царской конюшни. Кроме преторианцев, Элия сопровождала сотня арабских всадников. Скакуны были один краше другого. Но ни один не мог сравниться с белым жеребцом с черным пятном на лбу, на котором мчался Элий.

Вавилон лежал в развалинах уже больше тысячи лет. Где прежняя роскошь? Где знаменитые «висячие сады», считавшиеся одним из семи чудес света? Где царский дворец, построенный Навуходоносором II за пятнадцать дней, с его собраниями рельефов и статуй, с его библиотекой и сокровищами, собранными вавилонскими царями во время походов? А что сталось с огромной башней высотой около трехсот футов, восьмиступенчатым зиккуратом, соединяющим небо и землю, на вершине которой находился храм Мардука? Где святилище Мардука, мраморные стены которого украшали золото и лазурит, где золотая статуя Мардука, его золотой трон и золотая скамейка? Где золотой алтарь, на котором приносили жертвы? Одно основание. Только ворота Иштар по-прежнему поражали красотой посетителей развалин. По обеим сторонам «Дороги процессий» сохранились мощные укрепления. Приехавшие из Рима и Антиохии реставраторы вернули на место голубые глазурованные кирпичи и барельефы — могучие быки и драконы вновь украсили ворота.

По свидетельству Геродота, стены Вавилона были шириной в пятьдесят царских локтей, а высотой в двести. Геродот не преувеличивал — остатки стен, раскопанные около ста лет назад, и теперь поражали своей мощью. За воротами Иштар должен был лежать великолепный город. За воротами лежали руины.

Кто знает, может, подобная судьба ожидает и Великий Рим?

На прощание царь Эрудий подарил белого арабского скакуна Цезарю.

Элий вернулся в Антиохию, с нескрываемым сарказмом составил отчет о посещении Ктесифона и Вавилона. Рутилий с равнодушным видом подписал.

Наконец пришло сообщение от Квинта. Он упустил Триона в Каррах, но надеялся задержать физика в Резайне.

Элий сообщил Рутилию, что они немедленно выезжают.

Поезд тащился по степи. Ровная, как стол, равнина. Черная земля. Пурпурное небо. Лиловые мазки облаков. Лишь мельканье телеграфных столбов вдоль дороги да трубы кирпичных заводов, проплывающие вдали, говорили о том, что поезд движется.

Вагон, в котором ехал Цезарь, был обшит деревянными лакированными панелями, дверные ручки сделаны из серебра, стены в купе Элия затАнуты пурпуром. Погребальные носилки Цезаря тоже будут пурпурные — не к месту (или, наоборот, к месту) мелькнула мысль. Мерное покачивание поезда успокаивало. Но Элий не спал. Он листал страницы донесений Квинта, и все больше и больше хмурился. Когда дверь в его купе открылась и вошел Рутилий, Элий спешно захлопнул папку. Несколько секунд Элий смотрел на трибуна, потом кивком головы указал на обитое пурпуром ложе напротив. Их разделял стол черного дерева, заваленный бумагами. За окном совершенно стемнело.

«Так-так, так-так», — стучали колеса на стыках рельс.

Элий молчал. Рутилий тоже.

— Утром мы будем в Резайне, — сказал наконец Рутилий.

Элий вновь открыл папку, пролистнул присланные Квинтом страницы.

— Что ты думаешь о Скавре? Рутилий пожал плечами.

— Он — префект претория. — Рутилий помедлил. — Но я бы на месте императора не стал назначать его на этот пост.

— Почему именно ты поехал со мной?

— Так решил Скавр.

— Потому что он тебя не особенно любит?

— Возможно. — У Рутилия задергалась щека. — У тебя нет повода подозревать меня и моих людей в ненадежности. Цезарь.

— Речь совсем о других подозреваемых. Надеюсь, ты догадываешься, что наш поход опасен?

— Я это знаю.

— Но ты должен знать еще одну вещь: я не игрушка в руках Августа. Я поступаю так, как считаю нужным. У меня есть определенный план действий. И мне нужна твоя помощь.

Рутилий не удивился словам Цезаря.

— Я на твоей стороне, — только и ответил трибун.

— Варвары собирались выступить поздней осенью или в начале зимы, но не выступили. И это меня очень тревожит. Больше, если бы они совершили набег. Не знаю, есть ли у Скавра агентурная сеть в Персии, но подозреваю, что она была уничтожена еще в прошлом году. К префекту претория поступают лишь отрывочные сведения. Царь Эрудий сказал мне при личной встрече, что не имеет никаких данных из Персии. Возможно, он лгал.

— Монголы могли выслать небольшой отряд в разведку, а полномасштабную войну начать в следующем году, — предположил Рутилий.

— Нет…— покачал головой Элий. — Здесь что-то другое. Но что бы варвары не задумали, до того, как мы с ними столкнемся, я бы хотел завершить одно дело.

Элий сделал паузу, будто оставил свободное место в боевом порядке. Трибуну надлежало задать вопрос.

— Какое дело? — спросил Рутилий.

— Настигнуть Триона.

— Будем ловить Триона, — последовал ответ. И вдруг Рутилий сказал совершенно неожиданно для Элия: — С детства обожаю поезда. Едешь… огни за окном. Колеса стучат. И мир меняется. Можно вообразить самые удивительные города за окном, всякие чудеса. А ты их не видишь, едешь мимо.

Глава 3

Игры Гимпа

В Резайне они не нашли Триона.

Резайна была небольшим хаотичным городком, который много лет назад обещал сделаться крупным торговым центром, но как-то сник с годами, кормился все больше контрабандой и затерялся островком скучной размеренной и одновременно суетливой жизни среди степи, под сенью растрепанных пальм. Глинобитные дома и глинобитные ограды, за которыми виднелись ветви цветущих абрикосовых деревьев, отличались только узором на огромных железных воротах. Вместо таксомоторов по улицам разъезжали двухколесные повозки, запряженные осликами. Рассматривать Резайну как крепость было немыслимо — от древних стен почти ничего не осталось. Римского гарнизона здесь не было. Местного — тоже. Была лишь городская стража, вооруженная увесистыми дубинками, которая занималась терпимым мздоимством.

Повсюду попадались туристы в пестрых туниках, в широкополых шляпах. И хотя достопримечательности Резайны нельзя было сравнить с роскошными комплексами, построенными в Абритте, все же здесь стояла триумфальная арка, воздвигнутая через много лет после битвы с персами. Говорят, до сих пор на месте сражения можно отыскать наконечники стрел, полуистлевшие римские доспехи и даже — хотя это скорее всего выдумки — остатки доспехов знаменитых катафрактариев[61].

Квинт ждал Элия в маленькой гостинице, где крики и шум не смолкали ни на мгновение, где все суетились, толкались, куда-то спешили. Хозяин встречал каждого, как близкого родственника, радостными воплями, хлопал по плечу или обнимал. В комнатушке со стенами тоньше бумаги было слышно, как на улице ругаются торговцы и визжат дети, гоняясь друг за другом. Деревянные скамьи, покрытые циновками, медные кувшины, глиняные кружки. Белый сверкающий холодильник был единственной современной вещью в этой таверне. Все остальное осталось таким же, как тысячу лет назад, когда в битве на этой земле сошлись римляне и персы.

Квинт сильно похудел. Он почти непрерывно курил и кашлял.

— Зачем ты приехал? — Квинт смотрел на Элия лихорадочно блестевшими глазами. — Это же полный идиотизм. — Он загасил в пепельнице сигарету и зажег новую. — Думаешь, Трион сидит в Резайне и ждет тебя? Как же…

— Почему ты его не схватил? Квинт засмеялся.

— Потому что он удрал раньше, чем я сюда приехал. Если он вообще был здесь.

Квинт вновь закурил. Понизив голос до едва слышного шепота, выдохнул:

— Он водит нас за нос… Как — не могу понять. Но это — точно… Что-то здесь не так. Совсем не так.

— У меня чутье. Мы идем по следу… Да… Но это очень странный след. Он дурно воняет, этот след…

— Я дам тебе еще людей, — сказал Элий. — Ты поедешь за Трионом дальше. А я останусь здесь. Могу двинуться в другом направлении, чтобы отвлечь Триона.

— Хорошо бы еще знать, в каком направлении двигаться, — уточнил Квинт.

Дверь отворилась, и в комнатку вошла девушка лет двадцати трех. Коротенькая кожаная курточка была сколота на груди серебряной застежкой, пояс лазоревых шаровар также был расшит серебром. Все в незнакомке было вызывающим. Яркая помада на губах, в ушах — крупные золотые кольца. Жгуче-черные волосы разбросаны по плечам. Где-то Элий уже ее видел. Неужто? Да, да, в Аквилее, у храма Венеры Лысой. Тогда девушка напомнила ему Марцию. Случайная встреча? Но случай — пес который служит господину, а когда его не накормят вовремя, он злится и кусает.

— Я — репортер «Акты диурны» Роксана Флакк, — представилась девушка и уселась на скамью напротив мужчин.

— Не боишься путешествовать одна? — поинтересовался Квинт, его оценивающий взгляд скользнул по бедрам. — Опасно…

— Да? А я не заметила.

— Один репортер тоже тут ездил… и погиб, — неопределенно проговорил Квинт. Теперь его взгляд остановился на ее груди.

Намеки Квинта не произвели впечатления.

— Знаю. Глупец зачем-то потащился в пустыню. Что он там забыл, а?

— Что-то искал… и, возможно, нашел…— предположил Элий. — А что ищешь ты?

Она бросила на Цезаря взгляд из-под полуприкрытых век, будто оценивала (Марция иногда точно так смотрела), тряхнула черной гривой.

— Собираю материалы для книги.

— О чем книга?

— О прошлом. О начале Второго Тысячелетия. Сейчас все об этом пишут. Все тайны лежат в прошлом. И я хочу до них докопаться. Говорят, Фабия задумала библион о Траяне Деции. А я хочу написать о Филиппе Арабе. Интересует?

— Да…— сказал бесцветным голосом Элий. — Но почему именно Филипп Араб?

— Это моя маленькая тайна. Ведь ты не рассказываешь свои тайны первым встречным, Цезарь. И ты, Квинт, — она подмигнула фрументарию.

— И можно взглянуть на твои материалы? — поинтересовался невинным тоном Квинт — теперь он не отрывал глаз от ее ярко накрашенных губ.

Она расхохоталась:

— Какая наглость! Хочешь заглянуть в мою рукопись? Ну что ж… Только заплати. Тысяча сестерциев — страница.

— И сколько страниц?

— Тысяча… пока. — Она смотрела на мужчин с таким превосходством, будто была богиней, а они — ее жрецами.

— Надо полагать, ты — новая Кумекая Сивилла, — вздохнул Квинт.

— Я лучше.

Роксана перегнулась через стол и поцеловала Элия в губы. Легкое касание, вполне допускаемое приличием между друзьями. Но ведь они не друзья… Затем точно таким же мимолетным поцелуем был одарен Квинт. Фрументарий попытался обнять красотку, но она ускользнула. И вновь очутилась подле Элия.

От Роксаны пахло дорогими галльскими духами. И этот запах неуловимо напоминал запах Марции.

— Хочешь поехать со мной дальше? — предложил Элий неожиданно для себя.

— Куда именно?

— Сам не знаю.

— Я еду в Нисибис, — сказала Роксана. — Возможно, мы там встретимся.

Нисибис… Элий почувствовал, как кровь больно застучала в висках. О Нисибисе говорили Сивиллины книги. Летиция видела в своих пророческих грезах Нисибис в развалинах, сожженным дотла. Не стоит ехать в Нисибис… Нельзя ехать в Нисибис. Но Элий поедет. Стоики полагают, что бесчисленные миры рождаются и гибнут в мировом пожаре. Но никто не знает, когда начнется пожар.

— Какая стерва… — восхищенно прошептал Квинт, глядя Роксане вслед.

Квинт лукавил. Одного из людей Триона он все-таки захватил.

Дом, в котором по сведениям Квинта жил Трион, ничем не выделялся среди других — белые оштукатуренные стены, красная черепица, высокая глинобитная ограда. Все, что удалось найти, — это свинцовые ящики с ураном. Сам ученый по-прежнему был неуловим. Если Трион создает где-то урановую бомбу, то он не может бегать с места на место, держа под мышкой ящик с обогащенным ураном. А потом, улучив минутку и засев где-нибудь в подвале лавки скобяных товаров, собирать свое страшилище из подручных материалов. Нет, он где-то обосновался, зарылся в землю и не двигается с места, а этот дом в Резайне — лишь прикрытие, обманка, или в лучшем случае запасной склад. Было ясно, что до Триона они доберутся не скоро.

Пленный — немолодой сутулый человек с белым, будто обсыпанным мукой лицом — сидел в подвале. Маленький жалкий человечек в пестрой тунике и драных шароварах. Рутилий задавал вопросы, а человечек все время повторял на ломаной латыни: «Ничего не знаю, ничего, ничего не знаю…» Не было сомнений, что пленник работал с Трионом — рядом с его одеждой счетчик Нормы Галликан тревожно трещал. Человек облучился. Потому и кожа у него мучнисто-белая, потому он постоянно жалуется на тошноту. Пленник работал с ураном. Весь вопрос только, что он с ним делал — может, возил с места на место в повозке, запряженной осликом, не ведая, что везет смерть.

— То, что делает Трион, чудовищно… — сказал Элий.

Пленник смотрел на Цезаря отсутствующим взглядом. То ли не понимал, то ли делал вид, что не понимает латынь.

Элий сам перевел свою речь на арабский.

— Его опыты могут погубить десятки, сотни и даже тысячи людей…

Человечек принялся раскачиваться из стороны в сторону.

Рутилий тронул Элия за плечо.

— Тебе лучше выйти, — и указал на дверь. В тот же момент от стены отделился низкорослый широкоплечий человек. Лицо — кусок грязного воска: ямины для глаз, расплющенный нос, безгубый рот. «Палач без глаз», — вспомнился полубредовый рассказ Летиции. Пленник догадался. Замер, глядя на огромные волосатые ручищи палача. Худое тело начала сотрясать крупная дрожь.

— Я должен дать на это согласие? — Элий передернулся.

— Можешь не давать, — сказал Рутилий. Элий не двигался.

— Тебя когда-нибудь пытали? — спросил Элий.

— Я знаю, что такое боль, — холодно отвечал Рутилий. — Вспомни, что ты говорил об урановой бомбе. Речь пойдет о сотнях тысяч убитых.

Элий вновь посмотрел на маленького пленника, который беззвучно открывал рот.

— О сотнях тысяч, — повторил он, как эхо. — Но мы находимся на территории Содружества. Здесь действует Декларация прав человека. И пытки запрещены.

— Цезарь, выйди, — прошипел Рутилий.

— Ни за что.

Рутилий сделал знак. Двое преторианцев ухватили Элия за локти.

— Уведите Цезаря. Здесь его жизнь подвергается опасности, — приказал Рутилий.

Происходящее было настолько невероятным, что Цезарь даже не пытался сопротивляться. Собственные охранники вывели его за дверь. Элий задыхался от ярости. Если бы Рутилий сейчас возник на пороге дома, Элий бы проткнул трибуна мечом. Но Рутилий не думал выходить.

Элий ударил кулаком в дверь. Никакого ответа.

— Квинт! — крикнул он. Тоже безрезультатно. Лица преторианцев были непроницаемы. Рваться в дом было делом безнадежным, и Элий отправился бродить по городу. Два здоровяка-преторианца шагали следом. Уличные торговцы бежали за римлянами, предлагая финики, сладости и прохладительные напитки. Грозный вид преторианцев их не смущал. Элий покупал сладости и тут же раздавал ребятишкам: Но толпа не убавлялась, а росла. Даже спящие в тени циновок торговцы проснулись и наперебой принялись предлагать серебряную посуду, украшения, сувениры, ковры. Элий сделал круг и вернулся к дому. Гневего улегся. На душе было мерзко.

Рутилий стоял на пороге и курил.

— Лаборатория Триона в Нисибисе, — сказал он кратко. — Квинт может отправляться на охоту. А мы останемся здесь на несколько дней.

Рутилий вел себя так, как будто ничего не случилось, как будто это не он велел вышвырнуть Цезаря за дверь.

— Того, что произошло сегодня, я никогда не забуду, — пообещал Элий. — И никогда не прощу. Рутилий пожал плечами:

— Это не имеет значения. Ведь мы погибнем.

— Пусть Кассий Лентул осмотрит этого несчастного. А затем я приказываю отпустить его, — сказал Элий.

— Он умер, — отвечал Рутилий. — У бедняги оказалось слабое сердце.

Элий отстранил трибуна и вошел в дом. Умерший лежал в подвале на полу. Остро выпирающий подбородок. Грязные босые ноги с черными растрескавшимися пятками. Никаких следов пыток, если не считать кровоподтека под глазом.

Кассий Лентул собирал инструменты. Теперь он был личным медиком Цезаря и зачислен в коллегию придворных архиятеров.

— Отчего он умер? — спросил Элий.

— Сердце остановилось. — Медик сказал об этом невыносимо буднично.

— Его пытали. Он умер от болевого шока.

— Нет. Остановка сердца. Он не успел ничего сказать.

— А Нисибис? Откуда Рутилий узнал?

— Не от него. Квинт нашел расписки. Трион заказывал какие-то металлические конструкции здесь, в Резайне, и велел отправить их в Нисибис.

Нисибис… Роксана говорила, что собирается в Нисибис. Она знала, что Трион бежал туда? Или она знала что-то другое? Или она заодно с Трионом?.. Или с кем-то другим заодно?

«Новую стену Рима должно построить в Нисибисе…» — гласило предсказание Сивиллы. Но кто знает, что это за стена?!

— Лучше бы я поступил в городские архиятеры, — вздохнул медик. — Там жалованье куда меньше. Но и меньше всякого дерьма.

Тем же вечером Квинт уехал из Резайны. Следом исчезла и Роксана. А Элий и его охрана остались. Почти не прекращаясь шли дожди. Крыша в гостинице протекала. Дробный стук капель о днище ведра будил Элия по ночам. Природа сошла с ума.

Цезарь составлял отчет об укреплениях Резайны, из отчета следовало, что никаких укреплений давным-давно нет. Элий понимал, что занят нелепым делом.

«Нисибис… Я должен быть в Нисибисе». При одной мысли об этом его охватывала дрожь. Но ведь он с самого начала знал, что отправится в Нисибис. Знал и страшился. Не укрепления интересовали его, не запасы винтовок и гранат на складах, а маленький городок в предгорьях, окруженный зубчатой кирпичной стеной, — таким Элий видел его на фото. Сивилла говорила о какой-то новой стене. Летиция видела город сожженным дотла. Предсказание Сивиллы и видение Ле-тиции гнали Элия в путь. Приказ императора лишь повод. Пусть Руфин думает, что послал Элия на смерть. Возможно, это радует старого интригана.

«То, что я делаю, — безумие, — думал Элий. — Но ведь я всегда был сумасшедшим…»

Гимп сидел в «Медведе» за столиком в углу. Перед ним стояла глиняная кружка с вином. Несмотря на ранний час таверна была полна. В маленьком помещении было душно и жарко, Гимп то и дело доставал платок и отирал лоб. Гимп представлял, как после жаркого и душного помещения выйдет на воздух, и холодным ветром его прохватит насквозь до костей. Интересно, может гений подцепить воспаление легких?

Время от времени Гимп начинал прислушиваться к спору соседей.

— …Я взял клеймо…

— …Теперь нет желаний… только деньги. Ставишь на победителя, как на колесницы в Большом цирке. И выигрываешь…

— …Ерунда какая-то. Желания нужны! Желания просто необходимы…

— …Люди жаждут денег. Одних денег. Одно желание. Всегда одно желание… не надо ни гениев, ни богов. Деньги заменят все…

— …Гениев никто не заменит…

— …Ненавижу гениев…

— …С гениями было хорошо. Ясно, что делать. Жизнь была спокойной, династия правила, Империя стояла неколебимо. И все лишь потому, что гении нас опекали. А теперь все полетело в Тартар…

— …Я нашел своего гения. Он живет у меня в доме и подсказывает. Надо всем так сделать. И вновь воцарится порядок…

— …Что же он тебе подсказывает? Как больше заработать денег?

— …Гении скоро умрут. Они не могут жить на земле.

Гимп поднялся и постоял в нерешительности, не зная, уйти или заказать еще вина. Он плохо понимал, что происходит. Голова кружилась. Слова долетали издалека, лица расплывались. Может, он болен? Говорят, гений может умереть от одного неверия в свои силы. Выдохнет воздух, а вздохнуть не сможет. Упадет замертво и… Гимп уставился в пол бессмысленным взглядом. Да что с ним такое? Неужто он в самом деле собрался умирать?

Гимп вышел на улицу и глубоко вдохнул холодный воздух. Дрожь пробежала по его телу. Его ждал трудный разговор. Он безумно боялся. По-человечески.

У гения Тибура появилась новая страсть. Он обожал подслушивать. Прежде, когда он был душой города, люди обращались к нему сотню раз на дню. Теперь никому не было до него дела. Он чувствовал, себя таким одиноким. Кому хочется беседовать со змеем! Целыми днями он висел на ветке старой пинии и ждал, когда выйдет в маленький перистиль молодая хозяйка.

Ага, наконец-то! Летиция вышла и бродит вокруг бассейна и разговаривает вслух с Элием, воображая, что ее никто не слышит. Она уговаривает его быть осторожным и побыстрее вернуться. Потом начинает ругать за безрассудство. И опять зовет.

А вот еще шаги. Кто-то вошел в маленький садик. Остановился.

Кто это? Неужели? Ну да, это Гимп. В красной тунике, в броненагруднике он просто красавец. Очень смахивает на актера, который только что получил крошечную роль легионера в современной пьесе. Это уже интереснее…

— Я вступил в армию, — сообщил Гимп, старательно разглядывая мозаику перистиля. — Все говорят о предстоящей войне. Значит, будет несложно получить гражданство.

— Ты меня покидаешь? — Летиция капризно скривила губы. — А я тебе не разрешала. Ты мне служишь. Мне и Элию. — Гимп смутился. — Ты всегда охранял меня, — напомнила она. — Кто же будет теперь заботиться о моей безопасности?

— У тебя будет другой охранник.

— Какой?

Она огляделась, но, разумеется, не заметила Гета. Хотя змей висел у нее над головой и нагло размахивал хвостом.

— Потом скажу. Я сейчас о другом… — Гимп замолк.

Летиция тоже молчала. Была смущена. В его внимании и преданности было что-то сверх обыкновенной дружбы. И он ей симпатичен. Но и только. Неловкость все возрастала, становясь непереносимой.

— Я… я… — пролепетал Гимп, все более смущаясь. — Я — твой отец.

Ну надо же! Изумленный Гет свалился с ветки. Летти в ужасе отскочила в сторону, позабыв о только что сделанном признании бывшего гения Империи.

— К-кто это? — пролепетала она, разглядывая огромного змея.

— Это твой новый охранник! — бодрым тоном сообщил Гимп.

— Этот? — Летти отступила за спину Гимпу.

— Ага, охранник, — подтвердил Гет, подняв огромную плоскую голову, раздвигая губы, что должно было означать улыбку.

Улыбка была очаровательная. До того очаровательная, что у Летиции подкосились ноги, и она опустилась на мраморную скамью.

— Это бывший гений, — подтвердил Гимп. — Он хороший. Только ест много.

— Думаю, у домны Летиции хватит денег, чтобы меня прокормить, — сделал очень верное предположение Гет.

Летти машинально кивнула, затем повернулась к Гимпу.

— Кажется, ты что-то сказал… или… мне послышалось?

— Да, сказал.

— И это правда?

— Да.