— Но ты ведь жив, Элий, я это точно знаю, — прошептал Вер.
Кто-то остановился подле. Вер не оборачивался. Стоял склонившись, касаясь руками складок мраморной тоги. Рука неведомого дарителя положила на базу статуи букетик цветов и несколько печеньиц. С ближайшей крыши голубь приметил добычу и тут же устремился за жертвоприношением, выхватывая крошки из рук.
— Ты еще вернешься в Вечный город, — пообещал Вер каменному двойнику друга на прощание.
Вер двинулся дальше. Никто не собирался его ни в чем упрекать. Никто его не узнавал. Вер нарочно смотрел людям в глаза, улыбался встречным, потом стал здороваться со всеми подряд — напрасно. Ему отвечали, но как-то безлико — так приветствуют чужака. Молодые женщины улыбались. Но лишь как интересному молодому человеку. Наконец какая-то матрона, ответив на его приветствие, внезапно остановилась, пройдя несколько шагов, и спешно повернула назад.
— Ты — Юний Вер. Гладиатор Юний Вер?
— Да, я…— Он покраснел. И сердце забилось. Он ждал, что она скажет.
— Говорят, ты болел. Значит, ты поправился?
Вер кивнул.
— Зачем? — он не понял, о чем она говорит.
— Дисквалификацию отменили. Ты можешь вернуться в гладиаторскую центурию. Все только этого и ждут. Все. — Она бросила это «все» весомо, как приговор суда. К чему она его приговаривает? К арене?
Вер замотал головой и отступил.
— Зачем? — повторил.
— Да что же ты… не поправился еще? Надо пригласить знаменитых медиков — пусть тебя вылечат. Ты должен вернуться на арену. Ты — самый лучший. Никто не сравнится с тобой — ни Клодия, ни Авреол. Они бездари. Один ты — гений!
Вер вздрогнул. Прежде похвала согрела бы его глотком хорошего вина. Теперь только раздражила.
— Я еще болен, — отговорился он и зашагал дальше.
Матрона шла следом, не отставала.
— Могу проводить тебя в Эсквилинскую больницу. Запишешься на прием. Тебе нужны деньги?
— Если что-нибудь понадобится — звони. Она наконец ушла, и Вер вздохнул с облегчением. Прошел в сады Мецената и сел на мраморную скамью. Сообразил наконец, что, кроме вот таких вспышек восторженности и ненужного теперь поклонения, ему ничто не угрожает. Никто не знал о его поединке с Сульде. Богам, чтобы заслужить почитание людей, надо хвастаться своими подвигами. Но никто из людей не видел в нем бога. Только гладиатора. Вот незадача. Что надо сделать, чтобы люди указали на тебя пальцем и сказали: вот бог. И упали ниц. И умоляли и просили… Одеться в доспехи платинового сияния? Шагать по воздуху? Метать молнии? Или сказать: «…никогда не будет правильным поступать несправедливо, отвечать на несправедливость несправедливостью и воздавать злом за претерпеваемое зло"[32].
Но это сказал Сократ много-много лет назад. И никто не обожествил его за эти слова. Августа обожествили за то, что он утопил Рим в крови. Траяна обожествили за то, что он покорил для Рима новые земли. А Сократа — нет. Не стали.
Вер долго сидел на скамье, размышляя.
Поднялся, когда уже стало темнеть и меж крон пиний и кипарисов вспыхнули желтые шары фонарей. Кто-то шарахнулся в сторону из-под ног. Будто живой коврик лежал у скамейки, а теперь испуганно отскочил. Вер нагнулся и в полумраке разглядел на дорожке какую-то тряпку.
— Кто ты? — обратился он к тряпке, как к живой.
Тряпка хотела приблизиться, но боялась. Темная ее поверхность морщилась от нерешительности и страха. Черная дыра-рот то суживалась, то раздавалась вширь. И вдруг звук — странный, протяжный, как завывание собаки, лишившейся хозяина, — разнесся по садовой аллее.
«Логос, что мне делать?» — расшифровал Вер. Он присел на корточки и протянул руку к тряпке, приманивая ее, как собачонку.
— Кто ты? — спросил шепотом.
— Л-ц…. — донесся ответ. «Луций», — перевел Вер. Страшная догадка кольнула сердце.
Две черные фигуры свернули на аллею.
В черной форме с недавних пор разгуливали исполнители желаний.
Луций — хотя и кощунственно было его называть человеческим именем в подобном обличье — метнулся в заросли буксов. Те двое хотели броситься следом. Но Вер заградил им дорогу. «Исполнитель» зарычал и хотел ударить. Вместо этого сам очутился на песке. Сверху на него грохнулся его товарищ.
Вер оглянулся. «Тряпка» исчезла. Он бросился напролом в кусты. Луция нигде не было. Вер звал его, но бывший боец бессмертной «Нереиды» не пожелал откликнуться.
Напрасно Вер метался по аллеям. Он обежал все сады Мецената. Никого! Может, стоит присесть и подождать, пока Луций не появится вновь? Вер опустился на скамью рядом с одиноко сидящим человеком. Лицо у незнакомца было серое, вытянутое, с глубокими складками вокруг рта, голова обрита.
«Убью… ненавижу… ненавижу… убью…» — мысленно повторял человек так отчетливо, что Вер невольно вздрогнул.
Вер положил человеку руку на плечо.
— У тебя несчастье… — начал он. Человек дернулся и глянул на Вера. Потом выбросил вперед руку. Только реакция бывшего гладиатора спасла нынешнего бога. Лезвие ножа распороло ткань туники. А человек вскочил и бросился бежать.
А Вер застыл, не двигаясь. Что же делать? Неужели все из-за того, что он проиграл Сульде? И ничего уже нельзя изменить? И Рим будет катиться вниз… А может, плюнуть на все, оставить Рим и податься в Небесный дворец? Прийти, сказать, так и так… мерзкая земля, люди мерзкие, все грязь и тлен, не хочу быть там больше, не хочу… пустите меня в ваши чистые сверкающие залы, в ваш небесный Палатин… А на земле мне тошно и страшно… Я оказался слаб, не готов… Ради кого я должен оставаться на земле? Ради Элия? Но Элий думает только о Риме. Вот и пусть думает… а я не хочу… К воронам Элия и его Рим. Ведь я бог… я бог…
Вер не сразу заметил, что идет следом за какой-то женщиной. Легкое голубое платье из тонкого виссона. Гордо поднятая голова. Волосы белые-белые, будто серебро. Что-то в ее походке привлекало. Вер не сразу понял — что. Женщина шла, не касаясь земли. Вер ясно различал два радужных обвода вкруг тонкой фигурки. Будто сложенные крылья, ярко расцвеченные, сверкали у нее за спиной. Крылья бабочки. Вер обогнал незнакомку, глянул в лицо. Увидел обвисшие одутловатые щеки, набрякший двойной подбородок, тусклые маленькие глаза под безресничными веками.
— Психея… — только и выдохнул Вер. Она тихо ахнула, расправила крылья. В свете уличных фонарей они сверкнули всем многоцветьем радуги. Но среди ярких пятен и сверкающих кружков мелькали прозрачные истрепанные лохмотья. Будто кто-то долго сминал в жестоких руках трепещущие крылья. Умирающая бабочка на излете лета. И все же эти истрепанные крылья подняли Психею в воздух.
Она полетела. Медленно, будто через силу набирала высоту.
А Вер стоял онемевший и смотрел ей вслед. Позабыв, что и сам умеет летать. Психея… Душа… Старуха… Что ж это такое?! Что?! Вер наконец опомнился, оттолкнулся от мостовой и устремился вверх. С тех пор, как он проиграл бой Сульде, Вер не летал. Он поднимался, будто невидимая нить тянула его к облакам. И чем дальше становилась земля, тем ярче разгоралось платиновое сияние вокруг тела Логоса. В небесах было так хорошо.
«Можно не возвращаться больше на землю», — подумал Вер.
И едва эта мысль мелькнула, как полет ускорился, будто земное притяжение исчезло вовсе.
«Антигравитация — это мысль бога», — решил Вер.
Или это была чужая мысль, а он по-божески подслушал ее? И у него не было теперь своих мыслей, как не было прежде своих чувств? Да есть ли у него и сейчас собственные чувства? Ведь эмпатия — это чужое. Переживания людей проходят сквозь него жестким излучением, меняя что-то в нем необратимо.
Вер подлетел к зданию клиники Нормы Галликан. Старинный дом был погружен во тьму. Только в коридорах горели тусклые ночные лампы. Краем глаза Вер заметил, как фигурка в голубом скользнула в раскрытое окно на втором этаже. Вер подлетел к окну. В комнате никого не было. Он перелез через подоконник. Что-то ему не нравилось в происходящем… что-то было такое… Он шагнул в коридор. Фигура в голубом отворила дверь дальней комнаты и исчезла. Вер кинулся следом. «Лаборатория изотопов», — значилось на бронзовой табличке. Дверь была свинцовая. Вер содрогнулся. Войти следом не решился. Слишком хорошо знал, что могут с ним сотворить Z-лучи.
— Эй, кто-нибудь, — позвал Вер. В конце коридора возник охранник.
— Как ты сюда попал? — пожилой человек в красно-серой форме уставился на гостя, как коза на горох.
— Влез в окно. Но дело не во мне. В эту дверь только что вошла женщина.
— Ладно, ладно, оставь эту галиматью при себе. Я на таких историях собачий язык съел. Отойди, вот так, и руки за голову. Что тебе здесь надо?
— А я говорю, что дверь закрыта! — Охранник навалился плечом на свинцовую преграду, и та подалась.
— Надо же… Закрыть забыли. Наверняка мой сменщик. Молодняк. Совсем мозги дырявые. — Он заглянул внутрь.
— Она там? — шепотом спросил Вер.
— Никого. Да защитит меня Геркулес, — пробормотал охранник и вошел внутрь.
Вер тяжело дышал… ему казалось, что он видит сквозь свинец длинный стол с мраморной столешницей и на нем какие-то толстостенные бутыли. Они светятся в темноте… Страшный зеленый свет…
Вер покрылся липким потом.
Охранник вышел.
— Никого… Но одна из емкостей пуста. Будто кто-то ее вылизал. Вот уж не думал, что эту гадость можно жрать.
— Окно? — и тут Вер понял, что задал дурацкий вопрос: в этой комнате не было окон.
Психея исчезла. Он мог бы и не спрашивать охранника. Он это почувствовал.
— Идем со мной. Кто ты? Зачем пришел? — охранник быстро провел ладонями по бокам, обыскивая подозрительного посетителя — не стырил ли тот чего. Но у Вера при себе ничего не было — даже денег. — Так зачем явился?
— Сам не знаю. Я должен был отправиться совсем в другое место.
— Ну так проваливай. Вигилов звать неохота.
Глава 12
Январские игры 1976 года
«Вчера сенаторы и магистраты молились и приносили жертвы за здоровье императора Постума Августа».
«Акта диурна». Канун Нон января[33]
Меркурий распустил свое платиновое сияние по небу хвостом, будто комета вблизи Гелиоса.
— Ну вот ты и явился. Наконец-то! — воскликнул бог торговцев и жуликов и распахнул перед Логосом Золотые врата Небесного дворца.
Давно не вступал в эти двери новый бог. То есть всякой братии сомнительного толка, каждый из которых именовал себя небожителем, было тут не перечесть. Но все это были полубоги — прижитые на стороне чьи-то детки, ничем не примечательные, кроме безмерного самомнения. Логос медлил. Он ощущал себя слишком земным.
Перед дворцом высились двумя колоннами вибробункеры из чистого золота, их серебряные лотки каждую секунду выстреливали в небесную синеву десятки черных и белых шаров.
— В древности тут сидели служители Юпитера и вручную вынимали для людей черные и белые шары. Но нынче все автоматизировано, — пояснил Меркурий не без гордости. — Моими усилиями.
Внутри бункера белых шаров что-то заскрежетало, и очередной божественный дар не появился на лотке. Зато со второго лотка продолжали безостановочно вылетать черные шары. Они таяли в воздухе, и воздух постепенно темнел. Солнце заходило.
— А что же белые шары? — спросил Логос.
— Вибробункер сломался, — отвечал беззаботно Меркурий. — «Белый» почему-то все время ломается. А «черный» работает всегда.
Логос Вер оглядывался, проходя по бесконечным галереям, залитым синим призрачным светом. Строгость и красота линий были воистину божественными. Но созерцание воплощенной гармонии нагоняло на Логоса тоску. Ему вдруг стало не хватать людского несовершенства — аляповатости в раскраске, несоблюдения пропорций, какой-то едва уловимой небрежности, которая всегда выдает человеческую руку. Будто бог, стоя за спиной человека-творца, непременно толкнет его под локоть — из зависти.
— Нравится? — спросил Меркурий самодовольно.
— Пока нет.
Меркурий вздохнул и поправил золотой шлем с крылышками.
— Надеюсь, ты не скажешь этого папаше?
— Почему же?
Меркурий вздохнул еще тяжелее.
— Боги не любят, когда их критикуют.
— Сначала я хотел бы поговорить с Марсом, — признался Логос.
— Поговорить с Марсом? — удивился Меркурий. — А о чем можно с ним говорить, позволь узнать.
— Об оружии.
Меркурий многозначительно промолчал. Покои Марса были кроваво-красны. Повсюду развешено старинное оружие: мечи, шлемы, нагрудники, ружья, украшенные золотой насечкой, пистолеты, из которых не стреляли уже лет сто. Сам бог войны валялся на ложе и рассматривал каталог современного оружия. Логос заметил эмблему Винланда на обложке.
— А вы, ребята, вовремя! — заорал Марс, вскакивая. — Я как раз собирался в баню. Пойдем вместе, попаримся.
— У нас деловая встреча, — сухо заметил Меркурий.
— Ну и отлично. В баньке обо всем и договоримся. — Левая щека бога войны была покрыта гладкой розовой кожей и постоянно дергалась.
— Мне нужна не баня, а оружие.
— Оружие? Ах да, ну конечно, оружие. — Марс протянул Логосу винландский каталог.
— Да не людское! Мне нужно оружие богов.
— Тогда идем в армарий[34]. Поглядим, что там можно для тебя найти.
Они прошли в кладовую. Марс распахнул стальные дверцы, и троих богов окутало облако густой ржавой пыли. Боги принялись чихать во всю мощь своих божественных легких.
— Теперь нам точно понадобится баня, — фыркнул Меркурий, отряхивая ржавчину с туники и шлема. Ладони его тут же сделались красными, будто в крови.
— Судя по всему, это оружие истлело тысячу лет назад, — предположил Логос.
— Ребята, эти штучки ковал сам Вулкан, — не без гордости сообщил Марс, беря в руки коротенький меч. Клинок напоминал ломтик сыра, которым мыши питались не один день. — Но в последние годы хромоногий не занимается подобными штучками. Теперь мы берем оружие у людей. Оно, разумеется, не такое хорошее, какое могли бы сделать боги, но вполне сносное.
— Мне не подходит человеческое оружие, — покачал головой Логос. — Мне нужно оружие против бога.
— Сульде? — спросил Марс.
— Он самый.
— Да, я слышал, как тебя отделали. Сочувствую, — Марс поскреб в затылке. — Все проигрывают. Даже боги.
— Умное замечание, — поддакнул Меркурий и подмигнул Логосу.
— Ребята, идемте в баню, там наверняка что-нибудь придумаем. Не отправишься же ты в таком виде к старику! — Марс кивнул на ржавые разводы на тунике Логоса.
Попарились в лаконике, поплавали в прохладном бассейне, потом валялись на мягких ложах и пили нектар. Бани Небесного дворца были роскошные, лучше даже, чем термы Каракаллы, хотя и не такие огромные. Логос удивился, заметив мраморную группу Лаокоона[35], украшавшую палестру. Интересно, где находился подлинник — в Риме или здесь, в Небесном дворце?
— Проси перун у Юпитера, — посоветовал Марс после третьей чаши. — Ничем этого твоего Сульде не взять — только перуном. Гелиос даст колесницу, Юпитер — перун, и ты испепелишь божка в три секунды.
И вот они встретились. Отец и сын. Так и хочется сказать — после долгих-долгих лет. Но это для человека срок был бы долог, а для бессмертных богов — лишь краткий миг.
Только бессмертны ли боги? С тревогой взглянул Вер на совершенно седые кудри повелителя Олимпийцев, на мясистый нос и набрякшие веки. Рыхлое обрюзгшее тело не могли скрыть даже складки белой тоги.
— Наконец-то, — сказал Юпитер без особой радости, но и без гнева и указал сыну на серебряное ложе напротив.
Логос повиновался и растянулся на подушках мягче пуха. Может, то были облака? Сразу потянуло в сон.
— Я выгляжу стариком, — угадал Юпитер мысли сына. Да и нетрудно то было сделать: едва бросив на отца взгляд, Логос поспешно опустил глаза. — Открою тебе страшную тайну, сынок. Мы все здесь стареем. Люди своим безумием нас убивают. Надо это остановить.
— Я тоже этого хочу.
— Тебе нужна помощь? — без труда угадал Юпитер.
— Мне нужен твой перун.
Царь богов подозрительно нахмурился.
— Мой перун? Это еще зачем?
— Чтобы одолеть Сульде.
— И только-то? Ты, Логос, мой сын и сын Нереиды, не можешь справиться с каким-то захудалым божком?
— Это бог войны. Он становится сильнее с каждой пролитой каплей крови.
— И ты хочешь испепелить его моим перуном?
— Именно.
— Не выйдет. Не отдам я тебе перуна. Иначе с чем останусь? Я и глазом не успею моргнуть, как ты скинешь меня с престола.
— Клянусь, я этого не сделаю.
— Не клянись, потому что непременно сделаешь, едва завладеешь перуном. Нет, сынишка, ничего не выйдет, я еще не настолько стар, чтобы окончательно выжить из ума. Расправляйся со своим Сульде самостоятельно. К нам в Небесный дворец он не сунется, это я точно знаю.
— Откуда? — живо спросил Логос. Юпитер посмотрел на него с сомнением — говорить, не говорить? — решил, что лучше не говорить, только пообещал:
— Сам скоро узнаешь. — Юпитер опустил голову на подушки и заснул.
Логос посмотрел на спящего отца и поднялся. А может, украсть перун? Меркурию это удавалось. А что если он? Логос сделал шаг, протянул руку… И как будто увидел себя со стороны. Напряженно вытянутую шею, дрожащую десницу, протянутую к перуну. И это Логос! Юный бог отпрянул, бросился вон.
— Сюда! — раздался женский голос, и кто-то ухватил Логоса за руку. Он не сопротивлялся и позволил Минерве вести его. Впрочем, путь был не долог. Они миновали три двери, открыли четвертую и очутились в просторной зале.
— Э, сестрица, что за дела! — донесся будто издалека голос Меркурия.
Логос поднял голову. Потолок над ним казался ночным небом, усеянным звездами. И если потолок был черен, то пол — светел и слегка круглился, норовя ускользнуть из-под ног. Логосу почудилось, что стоит он где-то в далеком космосе на незнакомой каменистой планете и…
— Зачем ты сюда пришел? — спросила Минерва строго.
— За помощью, — честно признался Логос. — Я просил у отца перун.
— И он не дал? — почти с торжеством в голосе спросила Минерва.
— Не дал, — вздохнул Логос.
— Никто тебе здесь не поможет.
— Это почему же?
— Боги решили покинуть землю. Предприятие пока держится в строжайшей тайне, потому что в путь отправятся далеко не все. Тебя планировали включить в список. Но после сегодняшнего…
— Ну и что такого я сделал?
— Ты не понимаешь? Ты, Логос, не понимаешь! Юпитер так подозрителен. А ты хотел завладеть его перуном. Теперь-то он точно тебя не возьмет с собой. Правда, старик забывчив. Тебе лучше вернуться на землю и затаиться пока. Он забудет и смилостивится. Время еще есть.
— Ты, сестрица, как всегда, умна.
— Я мудра, а это побольше ума, могу тебя заверить, Логос, — произнесла она с едва заметной иронией.
Логос вышел из покоев Минервы и едва не сбил с ног Меркурия, который отчаянно барабанил в дверь.
— А я думал, она тебя не выпустит, — признался Меркурий, поправляя крылатый шлем.
— Пойдем поговорим, братец, — шепнул Логос на ухо покровителю жуликов. — У тебя есть укромное местечко?
— Ну как же, найдется!
— Где?
— В банях.
— Мы уже там были.
— Ну и что? Еще раз помоемся. Римляне обожают мыться. Мы тоже. Здесь постоянно во что-нибудь вляпываешься. Это же Небесный дворец.
Вода в бассейне была теплой, но кипела ключом. Вода была голубой и прозрачной, как глаза Минервы. Лживые глаза. Меркурий погрузился в воду по шею и улыбался. Изображал высшую степень блаженства. Но при этом постоянно поглядывал на Логоса.
— Так что скажешь? — спросил Логос Вер, глядя на кипящую воду. — Боги в самом деле решили дать деру?
Меркурий вздохнул.
— Кажется, да.
— Почему?
— Старое корыто — то бишь Земля — получило пробоину, течь все увеличивается, корыто скоро пойдет ко дну. Пора сваливать…
— Земля погибает? — спросил Логос.
— Нет. Я же сказал — тонет. Будет лежать среди кораллов, рыбки будут плавать… Ну, в общем, перемена всех параметров. Новая система. И что в этой системе будет — неведомо. Так что боги решили оставить сей мир и поискать более подходящий, выбрать новую планету и создать жизнь заново. Обоснуются где-нибудь в туманности Андромеды. Как тебе нравится туманность Андромеды?
— Мне не нравится. А что Андромеда? Согласна?
— Она-то за.
— Но почему не попытаться заделать течь в нашем божественном корабле?
— Не знаю. Все дело в том, что гении прежде играли роль обратной связи. А что происходит с системой, если у нее нет главной отрицательной обратной связи? Знаешь? Вот тот-то и оно. Системе конец. И земле — тоже. Так что придется все начать сначала. Растить из одноклеточного организма новую жизнь. Миллиарды лет. Бр-р… Ждать столько времени. Боги почему-то вообразили, что на новой планете они перестанут стареть. Уж не знаю, кто придумал такую чепуху. А что если мы создадим амебу и на этом загнемся? Что тогда? С людьми такое часто случается. Начнут дельце, размахнутся… И дойдут только до амебы. Вот и мы сдохнем на планете, населенной амебами. Пусть разумными амебами, но мне от этого не легче.
— Разум дал человеку Прометей. Он тоже отправится с вами?
— Прометея давным-давно на Земле нет. Как только твой братец Геркулес освободил его, титан тут же свалил с планеты. Сейчас он создает в созвездии Кассиопеи братьев по разуму. У каждого, как говорится, свой бзик. И орел ему помогает. После того как Геркулес подранил эту мерзкую птицу, она вдруг нежно полюбила титана. Они помирились и заключили союз. А как ты думаешь, почему с тех пор, как Прометей освободился, о нем ничего не слышно? Что ж он, по-твоему, умер от цирроза печени? Нектара перепил?
— «Белого орла».
— Ха-ха. Но не смешно. Надо бы чего-нибудь выпить.
— Вина?
— В Небесном дворце не пьют вино, только нектар. Привыкай к пище богов. Они выпили.
— Нектар хорош, — похвалил Меркурий. — А ведь на новой планете не будет нектара! Там даже вина не будет!
— Почему ты не выступишь против?
— Разве я решаю? Все решает Юпитер, потому что в его руках энергия. Он нас перебросит отсюда, он же будет швырять молнии в атмосферу новой планеты, чтобы создать первые живые клетки. А я кто? Я — строитель дорог, покровитель торговли. Мне там будет нечего делать уж не знаю сколько миллионов лет. Даже если в этот раз дело пойдет быстрее и боги не будут зря тратить время на ращение динозавров. А может, наоборот, возьмут и создадут разумную расу из этих самых ящериц. Разумный диплодок… Как тебе нравится? Нам придется тоже принять форму диплодоков. Иначе подданные нас не примут. Нет, нет, я всей своей божественной сутью против такого решения.
— Подожди. Но что будет с Землей?
— Ну, как-нибудь… В общем, дерьмово. Кстати, тебя Юпитер возьмет с собой, он это обещал.
— Нет-нет, я не о том, я о людях. И о Земле. Для ухода с планеты богам нужна громадная энергия. Ты знаешь, сколько?
— Минерва знает. Она все рассчитала. Энергии хватит. Ведь у нас есть Гелиос.
— Солнце? Вы погасите солнце?
— Ну, может, оно и не погаснет, — Меркурий старался не смотреть Логосу в глаза.
— Погаснет. Оно превратится в красного гиганта и распухнет, как рожа пьяницы. Так нельзя.
— А драпать на какую-то неведомую планету можно? Можно, да? Послушай, Логос, ты должен удивить богов.
— Удивить?
— Ну да! Привлечь их внимание. Как-то заставить их задержаться. Я совершенно не хочу прозябать на каком-нибудь мертвом склоне третьей планеты под синим светом неведомой мне звезды. Мне здесь хорошо. И потом я совсем не уверен, что нас там ждут. Может, там есть уже свои боги и они уже растят для себя маленькую амебу. А тут мы всей командой. Изнеженные, ленивые, совершенно разучившиеся сражаться. Меня дрожь пробирает, стоит мне представить картину нашей встречи. Они сделают из нас гладиаторов и заставят биться в чаше потухшего вулкана. Минерва тут же проткнет меня копьем. Представляешь, как это будет больно? Ведь я бессмертный, я не умру.
— Послушай, Меркурий, я молод.
— Мог бы и не напоминать.
— Прости. Так вот, я молод и не знаю того, что было до моего рождения. Будь добр, отвечай мне честно. Как свидетель в суде.
— Честно или как в суде?
— Честно как свидетель. Так вот, тысячу лет назад не возникало желания у богов удрать с нашей планеты? И если да, то откуда явились такие мысли?
— Нет, нет, тогда все было проще, боги всего лишь хотели уничтожить Рим.
— И кто был инициатором уничтожения?
— Разумеется, Юпитер.
— А кто предложил ввести так называемое «прямое божественное правление»?
— Минерва.
— Ты уверен? Именно так? Конфликт Юпитера и Минервы?
Меркурий задумался.
— Ну…— протянул он неуверенно. — Так говорят. А в общем-то… Минерва была точно против уничтожения. А вот теперь она за бегство. Все за бегство! Ни одного разумного голоса, ни одного дельного предложения!
— Меркурий, не паникуй. Я что-нибудь придумаю.
— Ну разумеется, ты же Логос. Вот только ты слишком много думаешь о людях. Подумай немножко о богах.
— Я и думаю. И чем больше думаю, тем больше ваш план мне не нравится.
— Я и говорю, новая планета, разумная амеба, — забормотал Меркурий.
— Не поэтому, — оборвал его Логос. — Что будет с Землей? Вы бросаете ее на произвол судьбы.
— Приходится иногда выкидывать старые сандалии. Даже если они крылатые. Жаль, но приходится.
— Земля — это не сандалии. Ты сравнил ее с кораблем, получившим пробоину. А что если эта пробоина будет расширяться все больше и больше? И в конце концов потопит не только нашу планету, но и всю вселенную?
— А? — изумился Меркурий. — И это возможно? — Он хотел встать, но поскользнулся и ушел под воду с головой. Вынырнул, отфыркиваясь. — Ты считаешь, это возможно?
— Возможно. Я вижу не только частицы, я охватываю весь мир. Ведь я Логос. И кстати! Как вы будете передвигаться в космосе? Я думаю вот о чем. Путешествие в космосе отнюдь не мгновенно. До туманности Андромеды два миллиона световых лет. А в космосе — жесткое излучение. Вы будете стареть во время перелета. Так что вы не то что амеб не создадите, вы не успеете долететь до этой самой туманности.
Меркурий задумался:
— Но ведь как-то боги прибыли сюда. Я, правда, родился уже на Земле. И не помню, как они там совершали свои перелеты, но возможно… — Меркурий поскреб в затылке. — Вот что я тебе скажу: Минерва говорит, что в космосе у нас будет защита. Значит, она точно знает все.
— А если она ошибается?
— Она богиня мудрости.
— Не стоит доверять мудрости. Особенно женской. Я постараюсь удивить богов, Меркурий. Обещаю. Но и ты сделай для меня кое-что взамен.
— Что именно?
— Мне нужны две амфоры с амброзией.
— Двери Небесного дворца для тебя всегда открыты, Логос. Стол накроют в любое время.
— Мне надо на вынос.
— Вообще-то это запрещено.
— Ты же бог жуликов. Так что будь добр, организуй.
Платить за все приходится с лихвой. Если бы плата бывала хоть чуточку соразмерна. Какова же плата за отсутствие снов? Возможность видеть сны наяву? За несколько дней счастья придется заплатить годами отчаяния. За одно осуществленное желание — утратой всех желаний вообще…
— Что ты говоришь?.. — переспросила Фабия и поправила на плече Летиции белую столу. К белому очень бы подошла гранатовая брошь. Но женщина, носящая траур, не надевает украшений.
—Летиция не заметила, что начала говорить вслух.
— Я хотела спросить: много народу записалось? — Фабия прекрасно поняла, что прежде Летиция бормотала совсем другое, но сделала вид, что не заметила словесной подмены.
— Семнадцать, — отвечала она.
— Всего семнадцать? — изумилась Летиция. — Неужели никто больше не нуждается или…
Она запнулась.
«Или не верят, что я могу им помочь, — закончила про себя Летиция. — Глупая девчонка, вообразившая, что способна заменить Элия. Ну конечно же, кто мне поверит!»
Она была полна сарказма. Сарказм помогал иногда. К зиме она перебралась с загородной виллы на Палатин. Но прием клиентов проводила в доме Элия. Здесь все было как прежде. Еще до его отъезда. И все как будто неживое. Запах пыли, смешавшись с запахом плесени, поселился в доме. Так всегда пахнет в доме, когда хозяин отсутствует. Напрасно старик Тиберий сжигал на алтаре благовонные зерна — лары эти подношения не принимали. Осыпалась штукатурка и краска, покрывая серым налетом вещи, из мозаик вываливались камешки и кусочки смальты. И незачем торопливо стирать пыль со столешниц и бюстов, завтра она вновь покроет вещи серым ледяным пеплом.
Летиция вошла в таблиц Элия и села за стол. Комната не изменилась с тех пор, как они здесь пьянствовали в ночь после спектакля. Вернее — почти не изменилась. Летиция велела убрать «Данаю», а также мраморную голову Юлии Кумской и перенести сюда из триклиния бюст Элия. Ковер на полу, залитый вином, остался. Только узор на нем погас, будто незримая тень накрыла комнату. В двух или трех местах появились проплешины.
Фабия позвала первого посетителя. Вошла немолодая женщина в голубой столе. Летиция улыбнулась посетительнице, предвкушая, что сейчас женщина назовет сумму, а Летиция выпишет чек в пять, в десять раз больше, и женщина, увидев цифру, сначала изумится, потом кинется благодарить…