— Уволь, отец атаман! Христом богом прошу — уволь. Как же я брошу своих товарищей?
      — Не могу, — отвечает Разин. — Не я же тебя избирал. Люди тебя назвали. Как же я против воли людской пойду?
      — Так я же, отец атаман, за правду, за волю желаю биться. Я ж у тебя в десятниках.
      Посмотрел на Галушку Разин:
      — За правду и волю не только пищалью бьются. Нужны атаманы на поле боя. Нужны атаманы и в жизни мирной. Избран народом — служи народу. Да вот что: ступай спасибо скажи саратовцам.

КТО ПОМОГАЕТ

      Недолго пробыл в Саратове Разин. Установил здесь порядки вольные. Дальше — на Самару пошел.
      В Самаре на берегу Волги заспорили как-то стрелец и ярыжка: откуда у Разина сила, кто помогает Разину?
      — Дьявол ему помогает, дьявол, — твердил стрелец. — Нечистое дело, раз без боя вся Волга ему дается.
      — Эх ты, голова, — бог помогает Разину.
      — Тьфу, непутевый! Какой же бог?
      — Нет, бог, — стоял на своем ярыжка. — Видит всевышний, что правое дело за Разиным. Вот поэтому и помогает.
      До спора русский народ охочий. Не уступает стрелец ярыжке, не уступает стрельцу ярыжка. Чуть не побил ярыжка стрельца веслом. Чуть не хватанул ярыжку стрелец бердышом.
      Собрались вокруг крикунов новые люди. И эти затеяли спор. Одни, как ярыжка, за то, что господь помогает Разину. Другие стрелецкого держатся мнения.
      — Нет, все же дьявол ему помогает.
      А в это время Степан Тимофеевич как раз подходил к Самаре. Решили стрелец и ярыжка выйти навстречу Разину, пристать к головному отряду и все, как есть, своими глазами увидеть. Сели в лодку, двинулись в путь.
      — Дьявол! — кричит стрелец.
      — Господь! — еще сильнее кричит ярыжка.
      — Дьявол! — рвет глотку свою стрелец.
      — Господь! — не жалеет глотку свою ярыжка.
      Плывут и снова о том же спорят.
      Не уступает стрелец ярыжке, не уступает стрельцу ярыжка. Чуть не выбросил ярыжка стрельца за борт, чуть не прикончил в лодке стрелец ярыжку.
      Заночевали они в пути. Улеглись под развесистым дубом. Спать бы пора. Однако до спора русский народ охочий. Крики стоят под дубом:
      — Дьявол!
      — Господь!
      — Дьявол!
      — Господь!
      Чуть не придушил ярыжка стрельца под дубом. Чуть не вздернул на дубе стрелец ярыжку.
      Заснули они только к рассвету. А в это время Разин прошел теми местами. Пришлось возвращаться спорщикам снова к Самаре. Приплыли к Самаре. Город в руках у Разина. Сдалась Самара восставшим без боя. Распахнулись и здесь ворота.
      — Вот видишь — дьявол ему помог.
      — Не дьявол, а господь бог!
      И снова сцепились стрелец и ярыжка. Схватили друг друга за плечи, за бороды. Каждый другого на части рвет.
      Качнулась под ними лодка. Не устояла, перевернулась. Бухнулись оба в воду. Нет бы скорее к берегу. Но не выпускает стрелец ярыжку. Мертвой хваткой вцепился в стрельца ярыжка.
      Крикнул ярыжка:
      — Господь!
      — Дьявол! — стрелец ответил.
      И оба пошли на дно. Сомкнулась вода над ними. Лишь — буль-буль — захлопали пузыри. Так и остался неясным спор.
      Откуда у Разина сила? Кто помогает Разину? Любопытно, кто же из вас ответит?

ПРОМОРГАЛИ

      В шатер Разина ворвался сторожевой казак:
      — Отец атаман! Батька! Степан Тимофеевич!
      Раннее, раннее утро. Спит, отдыхает Разин. Метрах в ста от шатра вода. Волга плещет волной о берег. Солнце еще не взошло. Вот-вот с востока лучами брызнет.
      — Батька! Степан Тимофеевич!
      Разин открыл глаза.
      — Отец атаман, беда! Боярское войско подходит к Самаре.
      Вскочил, как пружиной подброшенный, Разин. Саблю схватил на ходу. Пистолеты за пояс сунул. Рванул атаман полог шатра. Чуть шатер от рывка не рухнул.
      Выбежал Разин наружу, а кругом уже собирались и строились в сотни отряды.
      — К бою! К бою! — неслись команды старшин и сотников.
      Вскочил Разин верхом на коня, глянул в заволжские дали. Видит: над полем, над степью пыль. По тому, как стелилась пыль, понял Разин, конное движется войско.
      Откуда оно взялось?!
      — Эх, проморгали разведчики!
      Окружили Разина атаманы:
      — Батька, какие давать команды?
      — На конное войско ответим конным.
      Застучали копыта казацких коней. Построились сотни к бою.
      Разрастается над заволжским простором пыль, все ближе и ближе подходит к городу. Внимательно смотрит Разин. Вот уже через пыль видны и отдельные всадники.
      «Смело идут, — подумал Степан Тимофеевич. — Ну что же, давай, давай, спеши под казацкие взмахи!»
      Разин представил, как врубится в строй дворян, как вскинет привычно саблей. Близкую битву почуял и конь. В нетерпении землю рванул копытом.
      — Ну что же, пора начинать, — прикинул Разин.
      Снова глянул на вражеских всадников. Хотел подавать команду. Глянул да так и застыл. Не видит Степан Тимофеевич всадников. Коней видит, а воинов нет. Несутся к Самаре кони без всадников. С трудом насчитал атаман пятерых наездников. Правда, возможно, других укрывала пыль. Может, в такой атаке хитрость была дворянская?! Только не дворянские что-то на людях одежды. Не в кафтанах они, не в доспехах рейтарских. В высоких башкирских шапках.
      Присмотрелся Разин еще внимательней. И вдруг признал одного из всадников:
      — Да это, никак, Гумерка!
      Машет Гумерка рукой, что-то кричит, улыбается.
      Вот тут-то все вспомнил и понял Степан Тимофеевич.
      Плохо было с конями у разинцев. Войско росло. Коней не хватало. Разин даже посылал казаков в прикаспийские степи. Денег дал для покупки коней. Однако вернулись ни с чем посланцы.
      Башкирец Гумерка появился в разинской армии возле Саратова. Пробыл недолго. Вскоре исчез. А уходя, сказал одному из приближенных к Разину казаков:
      — Передай отцу атаману: будет ему гостинец.
      Долго тогда гадали, какой же гостинец будет. И вот Гумерка слово сдержал. Шестьсот коней пригнал из родной Башкирии.
      Расцеловал Разин Гумерку, пригласил в атаманский шатер, угостил и вином и брагой.
      — Хороши кони, хороши, — говорили разинцы, разглядывая степных скакунов. — Вот так тебе гостинец. Ай да башкирец — степной народ! Свой, не чужой, выходит.

БАШИРКА

      Вместе с Гумеркой, пригнавшим разинцам шестьсот лошадей, прискакал к Самаре и сын Гумерки — Баширка. Ростом он был отцу едва по колено. Четыре года всего Баширке. Однако сидел на коне мальчонка, словно в седле родился.
      На Дону мальчишки тоже не лыком шиты. Тоже в седле с пеленок. Пожалуй, легче выпить Каспийское море, чем поразить казака ездой. И все же Баширка сразил станичников.
      Залезал на коня он без всякой помощи. Хватался рукой за стремя, потом за гриву. Момент — и на лошадиной холке уже мальчишка. Скакал на коне и сидя и стоя. В седле. Без седла. Лицом вперед. Лицом назад. Держался на лошадиной спине, на шее, на конском крупе.
      Не менее ловко Баширка бросал аркан.
      — Тебе бы зайцев ловить арканом, — шутили над ним казаки.
      Но главное — Баширка отличился у разинцев тем, что выиграл у пушкаря Ивана Заброды пушку.
      Не поверил Заброда в умельство Баширки.
      — Чтобы такой кутенок стоя скакал на коне? Не может такого быть. Не может, — твердил Заброда. — Согласен с каждым на спор. Продержится он на коне дольше, чем любой из вас стянет с меня сапоги, отдам сапоги, да что сапоги! — пусть забирает пушку.
      Заброда вообще любил по любому поводу с каждым идти на спор.
 
 
      Залез на коня Баширка. Рванулся вперед скакун. Поднялся мальчишка в рост. Ручонки раскинул крыльями, прокричал по-башкирски что-то, понесся по полю ветром.
      Стянули с Заброды давно сапоги. Стоит босиком пушкарь. А Баширка все скачет и скачет. Даже для озорства чуть ли на лошадиной спине не пляшет.
      — Может, заодно рубаху с тебя стянуть? Может, содрать штаны? — хохочут казаки над Забродой.
      Пронесся скакун по полю, вернулся к исходному месту. Слез на землю с коня Баширка.
      Зачесал Заброда рукой в затылке. Стоит, в удивлении раскрывши рот.
      — Кати пушку! — кричат казаки. — Пушку кати. Не жалейка ее, голубушку. Ай да Баширка!
      Разин услышал казацкие крики. Подошел атаман на шум.
      — Что тут такое? — спросил сурово.
      — Проиграл Заброда мальчишке пушку!
      Объяснили разинцы Разину, с чего началось и чем все закончилось.
      Опустил пушкарь голову. Боится взглянуть на Разина. Ой и всыплет сейчас атаман!
      — Что же стоишь? Кати, — произнес Степан Тимофеевич. — Был смел в словах, будь смел в ответе.
      Впряг в пушку Заброда коней. Прикатил ее к месту спора.
      — Ну что же, бери, Баширка, — сказал Разин.
      Только пушку Баширка не взял. Возможно, и взял бы ее мальчишка. Уж больно глаза блестели. Однако Гумерка что-то ему шепнул. Вернул мальчик Заброде и пушку и сапоги.
      — Спас бесенок тебя, уберег, — говорили Заброде разинцы. — Срубил бы за пушку отец атаман твою неразумную голову.
      Заброда и сам понимал, что вряд ли б живым остался. Не было в разинской армии ничего, что бы ценилось превыше пушек. Мало их очень было.
      Три дня пробыл у разинцев мальчик. Затем отец отправил его домой. Двое табунных погонщиков возвращались назад в Башкирию. Простились с мальчиком разинцы. Простился с Баширкой и Разин. На память серьгу дорогую дал.
      — Прощай, Баширка, дороги тебе удачной.
      Долго хранилась у разинцев память о мальчике. Пушку Ивана Заброды теперь называли «Баширкина пушка».

РАЙСКАЯ ЯГОДА

      Недолго пробыл в Самаре Разин. Дальше — на север, к Симбирску пошел походом. Идет вверх по Волге Разин. А в это время следом за ним поднимается струг с виноградом. Это астраханцы решили послать атаману гостинец.
      — Пусть отведает отец атаман. Пусть и казаки ягодой этой побалуются.
      Виноград отборный — райская ягода. Грозди одна к одной.
      Добрался струг до Царицына. В Царицыне Разина нет. Ушли отряды уже к Саратову.
      Филат Василенок — старший на струге — подал команду трогаться дальше в путь. Добрался струг до Саратова. В Саратове Разина нет. Ушли отряды уже к Самаре.
      Призадумался Филат Василенок. Лето жаркое. Дорога дальняя. Портиться стал виноград. Половина всего осталась.
      — Ну и прытко идет атаман!
      Подумал Филат, все же решил догнать Разина.
      — Налегай, налегай! — покрикивает на гребцов.
      Налегают гребцы на весла.
      Прибыли астраханцы в Самару. В Самаре Разина нет.
      — О господи! — взмолился Филат Василенок. — За какие такие грехи наказал ты меня, несчастного?
      От винограда и десятой доли теперь не осталось. Гребцы за дорогу к тому же устали. В струге возникла течь.
      Думал, думал Филат Василенок, крутил свою бороду. В затылке и правой и левой рукой чесал. Прикидывал так и этак. Ясно Филату, не довезет он Разину гостинец в сохранности.
      Решил Василенок дальше не плыть. «Эй, была не была — раздам виноград я самарцам! Детям, — подумал Филат. — Вот кому будет радость».
      Так и поступил.
      Для самарцев виноград — ягода невиданная. Собрались к берегу Волги и мал и стар.
      Раздавал Василенок виноград ребятишкам, приговаривал:
      — Отец атаман Разин Степан Тимофеевич жалует.
      То-то был праздник в тот день в Самаре! Виноград сочный, вкусный. Каждая ягода величиной с грецкий орех. Набивают ребята рты. Сок по губам, по щекам течет. Даже уши в соку виноградном.
      Вернулся Василенок в Астрахань. Рассказал все, как было. Не довез, мол, виноград Разину. Раздал его в Самаре ребятам.
      — Как! Почему? — возмутились астраханцы.
      Обидно им, что их гостинец не попал к Степану Тимофеевичу. Наказали они Филата. А к Разину послали гонца с письмом.
      Написали астраханцы про струг с виноградом, про Филата, про самарских ребят. В конце же письма сообщили: «Бит Филат Василенок нещадно кнутами. А будет воля твоя, отец атаман, так мы посадим его и в воду. Отпиши».
      Ответ от Разина прибыл.
      Благодарил Степан Тимофеевич астраханцев за память, за струг. Написал и о Филате Василенке. Это место астраханцы читали раз десять. Вот что писал Разин:
      «А Филатке Василенку моя атаманская милость». Далее шло о том, что жалует Разин Филата пятью соболями, то есть пятью соболиными шкурками, казацкой саблей и шапкой с малиновым верхом. «Дети, — значилось в разинском письме, — мне паче себя дороже. Ради оных и бьемся мы с барами. Ради оных мне жизни своей не жалко».

ДЕЛО БЫЛО В КРУТЫХ ЖИГУЛЯХ

      Дело было в крутых Жигулях. Избили товарища разинцы.
      Началось все с того, что собрались они на высокой круче. Смотрели оттуда на даль и ширь. Простором речным любовались. Потом незаметно завязался у них разговор. Слово за словом. Шутка за шуткой. Где на серьезе, где просто с ухмылкой. Кончилось тем, что заспорили разинцы вдруг, что бы сделал каждый из них, если бы стал царем. Вот до чего додумались.
      — Я бы досыта ел, — заявил один.
      — Я бы досыта спал, — заявил второй.
      — Я бы ведрами брагу пил, — прозвучал и такой ответ.
      Кто-то сказал:
      — Я бы в кафтане ходил малиновом.
      Пятый тоже мыслишку под хохот вставил:
      — Ой, братцы! Если бы только я стал царем, я бы на персидской княжне женился.
      Потом ответы пошли посерьезнее.
      — Я бы все поменял местами. Простых людишек боярами сделал, бояр превратил в холопов.
      — А я бы, как батька наш Степан Тимофеевич, волю любому и землю дал.
      — Я бы дворянство извел под корень.
      Увлеклись, размечтались не в шутку разинцы. Начинают уже говорить и о том, что не под силу царю любому, будь ты хоть первым из первых царь. В голову лезут любые фантазии.
      — Я бы скатерть завел самобранку. Бросил ее на землю: «Эй, набегай, людишки!» — любого рода, любого племени — турок, башкир, казак. В обиде никто не будет.
      — Я бы дивный построил город. Чтобы стены его — до неба, крыши — из хрусталя. Живите на славу, люди!
      — А я бы такое сделал, чтобы люди не знали смерти.
      — Я бы придумал живую воду, чтобы поднять из могил погибших в боях казаков.
      — Дал бы я людям крылья, чтобы люди выше орлов летали.
      Шумно ведется спор. О красивой жизни народ мечтает. Каждый всесильным себя считает.
      И только парень один молча стоял, прислонившись к сосне, смотрел на других удивленно и глупо глазами хлопал.
      — Ну, а ты бы, — полезли к нему казаки, — что ты сделал, если бы стал царем?
      — Я-то? — переспросил парень.
      — Ты-то.
      — Я бы купил корову.
      Сбил он ответом разинцев. Хоть и понятны его слова. В жизни парень, видать, намучился. Да не к месту его ответ. Зачем же в такую минуту он с дурацкой коровой сунулся? Сбил у людей фантазии.
      Обозлились на парня разинцы.
      Дело было в крутых Жигулях. Побили товарища разинцы.

КАЧЕЛИ

      Быстро шел вверх по Волге Разин. Истомились войска в походе. И вот в каком-то приволжском большом селе стали они на отдых.
      В первый же день казаки соорудили качели. Врыли в землю столбы — в каждом по пять саженей. Выше деревьев взлетали качели.
      Сбежались к берегу Волги и парни, и девки, и все село. Визга здесь было столько, смеха здесь было столько, что даже Волга сама дивилась, привставала волной на цыпочки, смотрела на шумный берег.
      В полном разгаре отдых. Три дня как кругом веселье.
      — Эх, простоять бы нам тут неделю! — поговаривают казаки.
      К Волге, к качелям, вышел и Разин.
      — А ну-ка, батька!
      — Степан «Тимофеевич!
      — Место давай атаману! Место! — кричат казаки.
      Потащили его к качелям:
      — Прелесть кругом увидишь!
      Усмехнулся Степан Тимофеевич:
      — А вдруг как не то с высоты увижу?
      — То самое, то, — не унимаются разинцы. — И Волгу, и плес, и приволжские кручи. Над лесом взлетишь, атаман. Как сокол расправишь крылья.
      Залез на качели Разин. Вместе с девушкой местной — Дуняшей. Замерло сердце у юной Дуняши. Вцепилась она в веревки.
      Набрали качели силу: то вверх, то вниз, то вверх, то вниз. Разгорячился Степан Тимофеевич. Разметались под ветром кудри. Полы кафтана, как крылья, дыбятся. Глаза черным огнем горят. Все выше и выше взлетают качели. Режут небесную синь.
      — Вот это да! По-атамански, по-атамански! — кричат казаки.
      Побелела совсем Дуняша.
      — Ух, боязно! Ух, боязно!
      — Девка, держись за небо! — какой-то остряк смеется.
      Состязаются весельчаки:
      — Отец атаман, бабку мою не видишь?
      — Может, ангелов в небе видишь?
      — Как там Илья-пророк?
      — И ангелов вижу, и бабку вижу. А вона едет в карете Илья-пророк, — отвечает на шутки Разин. А сам все время на север смотрит — туда, куда дальше идти походом. Даже ладошку к глазам подводит.
 
 
      Заприметили это разинцы.
      — Что там, отец атаман?
      Молчит, не отвечает Степан Тимофеевич.
      — Чего видишь, отец атаман?
      Молчит, не отвечает Степан Тимофеевич.
      Недоумевают внизу казаки. Может, пожар атаман увидел? Может, боярские струги идут по Волге? Или вовсе какая невидаль? Прекратилось вокруг веселье. Обступили качели разинцы.
      — Что видишь, отец атаман?
      Выждал Разин, когда все утихло:
      — Горе людское вижу. Слезы сиротские вижу. Стоны народные слышу. Ждут нас людишки. На нас надеются.
      Кольнули слова атамана казацкие души.
      Замедлили мах качели. Спрыгнул на землю Разин. Подошел к нему сотник Веригин:
      — Правда твоя, атаман. Не ко времени отдых выбран.
      — Верно, верно, — загудели кругом казаки. — Дальше пошли походом.
      Поднялось крестьянское войско. Сотня за сотней. Отряд за отрядом. Вздыбилась дорожная пыль.
      Остались в селе качели. Долго еще на них мальчишки взлетали в небо. И, замирая на высоте, вслед ушедшим войскам смотрели.

Глава третья
СНЯТСЯ БОЯРАМ СТРАШНЫЕ СНЫ