7 декабря 2006. Москва, Кремль
      
         Президент поднял трубку аппарата внутренней связи и коротко бросил:
         – Патрушева ко мне.
         Генерал был в Кремле, и долго ждать его не пришлось. Не прошло и пяти минут, как секретарь доложил о его приходе, и на пороге кабинета появился крупный, высокий человек. Человек, в силу специфики своей работы не так часто, как другие руководители страны, появляющийся на телевизионных экранах и на первых страницах газет. Директор ФСБ, постоянный член Совета безопасности РФ, генерал армии Патрушев.
         Генерал нервничал.
         Он догадывался о причине вызова.
         Президент жестом предложил ему сесть, окинул долгим испытующим взглядом. Затем выложил на стол несколько фотографий и спросил:
         – Николай Платонович, что вы знаете об этом?
         Патрушев придвинул к себе снимки.
         Бледное лицо, лысый, туго обтянутый пергаментной кожей череп, приклеенные к коже медицинские датчики.
         – Перебежчик… бывший сотрудник управления охраны… друг Борзовского…
         – Газеты я тоже читаю, – недовольно проговорил президент. – Меня интересует, что лично вы знаете об этой истории. Как директор Федеральной службы…
         – То же, что все, – ответил Патрушев, подняв глаза на президента. – Если вы хотите знать, не имеет ли моя служба отношения к этим событиям, – ответ отрицательный. Мы тут ни при чем.
         – Это даже хуже, чем я думал, – вполголоса проговорил президент, тасуя фотографии, как игральные карты. – Это значит, что вы либо не контролируете своих людей, либо не владеете всей полнотой информации, либо… либо не считаете нужным довести эту информацию до меня.
         – Владимир Владимирович! – Генерал приподнялся. – Как вы могли подумать… все, что мне известно об этом деле, я немедленно довожу до вашего сведения!
      –        Вот как? – Президент побарабанил пальцами по столу и наконец произнес: – Вы свободны.
 

  Часть первая

   11 декабря 2006. Санкт-Петербург

         Павел проснулся от собственного крика.
         Снова, который уже раз, ему снился тот же самый сон.
         Все тот же сон.
         Он бежит по лестнице, перескакивая через ступеньки, задыхаясь, взбегает на четвертый этаж, врывается в квартиру и видит кровь. Кровь повсюду. Кровь на стенах, кровь на полу… кровавый след, тянущийся по коридору и исчезающий за дверью ванной. Он распахивает эту дверь и видит лужу крови на полу и задернутую шторку.
         Он уже знает, что увидит за этой шторкой, но не решается, не может ее отдернуть. Его руки словно наливаются свинцом…
         И он снова просыпается от крика.
         Просыпается, рывком садится на кровати и молча смотрит в темноту.
         Прошло уже восемь лет. Ровно восемь лет. И он все еще не может избавиться от этого сна. Он все еще просыпается от собственного крика, с дрожащими руками и раскалывающейся от боли головой.
         Кто он в конце концов – мужчина или жалкое ничтожество? Неужели он не может избавиться от власти прошлого?
         Павел поднимается, пошатываясь идет в ванную и становится под обжигающе горячие струи.
         Пять, десять минут под горячим душем – и он станет человеком…
         После душа он становится человеком, не так бьется сердце, не так темнеет в глазах, можно забыть о проклятом сне. Чтобы в квартире не стояла гнетущая тишина, он включает телевизор и попадает на новости:
         «Продолжается следствие по делу Алексея Литовченко. Бежавший в 2000 году в Великобританию и получивший в октябре этого года британское гражданство бывший подполковник ФСБ Литовченко скончался двадцать третьего ноября в больнице Университетского колледжа Лондона. Как уже говорилось, первого ноября Литовченко поступил в больницу с диагнозом отравление. Напомним, что в этот день у Литовченко было две встречи – в японском суши-баре „Итцу“ и в баре отеля „Миллениум“. Уже в больнице Литовченко дал интервью, в котором прямо обвинил в своем отравлении спецслужбы России…»
         Павел нажал кнопку выключения и бросил пульт на стол. Затем выпил кофе, съел бутерброд с розовой резиновой «Докторской» колбасой и посмотрел на часы.
         Уже одиннадцать.
         Время отправляться на работу.
         Павел работает ночным извозчиком – ночью больше платят, да и все равно у него проблемы со сном.
         Он садится за руль своей «девятки» и выруливает на проспект.
         Работа ночного водителя требует внимания и знания людей. Нужно издалека оценить пассажира, понять, не будет ли с ним проблем.
         Например, он издалека узнает наркоманов – по неуверенным, суетливым движениям, излишне порывистым жестам. Узнает и никогда не останавливается, даже когда совсем нет пассажиров. Потому что с наркоманом никогда не знаешь, чего ждать. Может и прирезать за гроши, если ему не хватает на дозу. Зато слегка выпившего человека он подсаживает охотно – выпивший, как правило, щедрее трезвого…
         Какая-то девочка по радио тоненьким пронзительным голоском допела про любовь, и пошли новости этого часа:
         «Алексей Литовченко умер двадцать третьего ноября от болезни, вызванной отравлением полонием-210, редким радиоактивным элементом, который обычно изготовляют на специализированных ядерных предприятиях. В теле Литовченко обнаружена большая доза этого яда. Вещество обычно вызывает смерть при проникновении внутрь организма с пищей или при вдыхании.
         В Великобритании начато официальное расследование смерти Алексея Литовченко, но министр внутренних дел страны Джон Райд попросил воздержаться от поспешных выводов, кто может быть обвинен в убийстве бывшего подполковника ФСБ, критиковавшего политику Кремля».
         – Эй, водила, подвези в Сертолово! – Павел не успел отъехать, потому что очередной пьяненький клиент замешкался и двое парней уже держали дверцу.
         – За город не поеду! – буркнул Павел.
         – Да нам и не надо! – Второй парень, постарше, зыркнул нехорошо на своего товарища. – Нам тут, рядышком, на Комендантский.
         Павел промолчал, и тогда вынырнул из темноты третий парень, увешанный сумками и коробками. Багажник Павел открывать не стал, трое втиснулись в салон со своим скарбом.
         – Друга вот встретили, – пояснил старший, – а машина сломалась.
         Ага, как же, друга они встретили. Небось обчистили квартирку какую-нибудь, а машину рядом оставлять не хотели, чтобы не светиться. А может, и вправду их развалюха не завелась в нужный момент. У таких уродов не может быть приличной машины. Да ему-то все равно, какого олуха они там обокрали. Небось пожадничал на хороший замок, за то и поплатился. Дорогой замок эти ведь тоже открыть не в состоянии, для этого такая отмычка нужна, они все трое, вместе взятые, дешевле ее будут.
         На всякий случай Павел потрогал спрятанную монтировку. Хотя эти его не тронут, им сейчас шум ни к чему.
         – Который дом? – спросил он, притормаживая. – К подъезду подвезти?
         – Сами дойдем, – ответил старший из парней, протягивая деньги.
         Отъезжая, он видел, что они никуда не пошли, выжидали, чтобы ловить следующую машину, конспираторы хреновы.
         Женщина остановилась на переходе и оперлась о столб светофора. Потом собралась с силами и неуверенно подняла руку. Павел тормознул и открыл дверцу, не глуша мотор.
         – Куда вам, мамаша?
         И тут же споткнулся на полуслове – вовсе она ему в мамаши не годилась, не старая еще, просто понурая очень, поникшая от усталости. А скорее всего – от горя, вон она, больница-то, за углом. В такую пору только оттуда может приличная женщина идти.
         – Мне недалеко, за полтинник поедешь?
         – Тут и пешком дойти, – заворчал было Павел, но тут же усовестился. – Кто там в больнице – муж? – спросил он просто так, чтобы в салоне не было гнетущей тишины.
         Женщина молча кивнула.
         – Ну, может, поправится…
         – Какое там, – отмахнулась она хмуро, – скорей бы конец… Сил нет смотреть на это.
         И он понял, что она уже смирилась и оплакала мужа, и даже привыкла к этой мысли.
         Он затормозил у нужного дома, женщина, шевеля губами, считала десятки. Павел молча вернул ей тридцать рублей.
         – Да не надо, раз договаривались, вы ведь тоже на работе… – протянула она.
         – Берите, я с других свое возьму!
         Не прощаясь, она побрела к подъезду, ссутулившись и опустив плечи.
         Девчонка выскочила из темного переулка наперерез машине.
         – Ошалела совсем? – крикнул Павел, едва успев затормозить.
         – Подвези! – Она тяжело дышала, волосы были всклокочены, под левым глазом потеки туши.
         – Тебя ограбили, что ли? – спросил он, выглядывая в окно машины.
         Она молча рванула на себя дверцу. От резкого движения коротенькая шубка распахнулась, и Павел увидел, что девчонка абсолютно голая.
         – Ого! – весело изумился он. – Слушай, я вообще-то на работе!.. Хотя ты, я так понимаю, тоже?
         – Заткнись, сволочь! – прошипела она, ерзая на заднем сиденье.
         – Будешь ругаться – высажу! – посуровел Павел. – Так и пойдешь голой в Африку…
         В зеркальце он видел, как девчонка деловито достала из сумочки лифчик, колготки, еще какое-то бельишко, напялила коротенькое платьице, кое-как расчесала волосы. Одна щека ее на глазах становилась больше другой.
         – Кто ж тебя так? – не удержался Павел. – Клиент?
         – Жена его не вовремя вернулась, – нехотя процедила девчонка, – а он, гад, про жену и словом не обмолвился, сказал, что один живет…
         – Не повезло тебе, – согласился Павел, – и морду набили, и денег не дали…
         Она шмыгнула носом.
         – Слушай, у меня сто рублей всего, до Купчина довезешь?
         – Ладно уж, что с тобой делать, – ухмыльнулся Павел, – в таком виде ты долго не пройдешь. Или отморозишь самое дорогое, или придурки какие-нибудь в машину подхватят, используют и выкинут в канаву, неизвестно, что хуже…
         Обычная его работа, обычная ночная жизнь большого города… Павел выпил кофе в круглосуточном бистро, посидел немного за замызганным столиком, прикрыв глаза. Большая часть ночи уже прошла, скоро конец его смены.
         На углу возле ночного магазина стояла, обнявшись, парочка – высокая темноволосая девица в светлом пальто и бритый наголо круглолицый парень в черной кожаной куртке. Подъехав ближе, Павел понял, что парень здорово пьян, он не обнимал девушку, а висел на ней, не стараясь удержаться. Девушка придерживала его сама. Заметив машину Павла, она призывно подняла руку.
         Что-то в облике парочки показалось Павлу подозрительным… Девица интересная – высокая, стройная, а парень простоват. И одет не то чтобы бедно, но очень просто. Да еще и нажрался как свинья. На месте девицы он бы и возиться с таким не стал – бросил бы где-нибудь. А она чуть не на себе его домой тащит. Кто их поймет, этих женщин!
         И он все же притормозил, распахнул дверцу.
         – На Васильевский, шеф! – проговорил парень, втискиваясь на заднее сиденье. Девушка села рядом с ним, захлопнула дверцу.
         – Куда на Васильевском? – уточнил Павел, отъезжая от тротуара.
         – Угол Третьей линии и Большого.
         Павел кивнул, набрал скорость.
         С заднего сиденья доносился негромкий разговор.
         – Что это Ленка говорила про Макарова? Неужели правда?
         – Да слушай ее больше… только у него и дел…
         Голос у парня был почти трезвым, даже непонятно, когда он успел протрезветь. И непонятно, где нажрался – в этом задрипанном магазине, что ли? Там кафе рядом, но такая девица в то кафе и носа не сунет. Ох, не зря ли он подобрал эту парочку?
         Однако двое на заднем сиденье вели себя тихо, парень даже устроился подремать. Девица не возилась, не визжала, сидела спокойно, видимо, задумалась о своем.
         Затормозив на нужном месте, Павел с облегчением включил свет, полуобернулся к пассажирам:
         – Приехали, ребята!
         – Спасибо, шеф! – Парень протянул руку с деньгами, и в ту же секунду девушка вынула из сумочки что-то круглое, блестящее. Инстинкт предупредил Павла об опасности, он попытался перехватить руку пассажирки, но было уже поздно: в лицо ему ударила струя резко пахнущей жидкости, и он потерял сознание.
         Ступени, ступени, грохот крови в висках.
         Дверь квартиры и кровь… кровь повсюду: на полу, на стенах, на дверной ручке… Павел распахивает дверь ванной…
         И опять он пришел в себя от собственного крика.
         И еще от холода.
         Он полулежал в жестком кресле. Кресло мелко вибрировало, и эта вибрация болью отдавалась в висках. Во рту было сухо и горько.
         Павел открыл глаза и увидел, что находится в кабине небольшого самолета. Он попробовал пошевелиться и только тогда понял, что накрепко привязан к своему креслу прочными кожаными ремнями.
         Впереди, над спинкой такого же кресла, виднелась круглая бритая голова. Павел вспомнил ночных пассажиров, блестящий флакон в женской руке, резкий химический запах…
         – Какого черта! – проговорил он, ни к кому не обращаясь.
         – Оклемался? – Бритый парень повернулся к нему, усмехнулся. – Приветствуем вас на борту нашего самолета! Мы летим на высоте девять тысяч метров, температура за бортом…
         – Пошел ты! – прервал Павел шутника. – Знаешь, парень, должен тебя огорчить, но ты облажался!
         – Это еще почему? – Круглая физиономия выразила недоумение и недоверие.
         – Ты меня с кем-то перепутал. Я – рядовой бомбила, не олигарх и не английский резидент!
         – Ну-ну, бомбила! – Парень усмехнулся и потянулся всем телом. – Отдыхай пока… скоро прилетим.
         – Куда прилетим-то? – попробовал Павел прощупать почву.
         – Там узнаешь.
         Бритый парень отвернулся, утратив интерес к беседе, и, должно быть, задремал.
         Павел тоже решил поспать, поскольку ничего другого сделать все равно не мог, но не успел заснуть, как самолет начал резкое снижение.
         «Куда же меня везут? – думал Павел, перебирая возможные варианты. – Куда меня везут и с чем это может быть связано?»
         Ошибку, случайность следовало отбросить сразу же. Не такие люди задействованы, чтобы перепутать объект похищения. Операция проведена достаточно профессионально, и самолет – не частная игрушка для богатых мальчиков, а небольшой военно-транспортный аппарат…
         Тогда это связано с его прошлым.
         С тем, что случилось восемь лет назад.
         Сердце неровно, болезненно забилось, перед глазами замелькали кровавые пятна. Кровь на полу, кровь на стенах…
         Резкое снижение высоты – и самолет коснулся шасси бетонного покрытия взлетно-посадочной полосы. Павел прикрыл глаза, делая вид, что спит, и ожидая развития событий.
         – Приземлились, – сообщил ему все тот же парень. – Хорошие у тебя нервы, бомбила!
         – Потому что совесть чистая, – отозвался Павел, открывая глаза.
         – Ну-ну!
         Парень отстегнул его правую руку от подлокотника кресла, надел на нее плоский стальной браслет наручников, второй браслет прикрепил к своему запястью, только после этого расстегнул остальные ремни и вывел Павла из салона самолета.
         На трапе Павел огляделся. Они находились на каком-то маленьком аэродроме. Было довольно холодно. Внизу возле трапа стоял черный «мерседес» с выключенными фарами.
         Конвоир двинулся вниз по трапу, прикованный к нему Павел шел рядом. Из «мерседеса» вышел высокий мужчина лет сорока в хорошем черном костюме, шагнул навстречу. Бритый парень, не говоря ни слова, отстегнул браслет от своей руки, передал встречающему. Тот так же безмолвно принял его, пристегнул к своему запястью, втолкнул Павла на заднее сиденье машины.
         «Мерседес», тихо рыкнув двигателем, сорвался с места.
         – До чего все разговорчивые! – протянул Павел, поудобнее устраиваясь на мягких подушках.
         Спутник не шелохнулся.
         – Как я понимаю, спрашивать, куда меня везут, бесполезно?
         Ответа снова не было.
         Мимо окон мелькал ночной лес.
         Они могли быть где угодно – в Архангельске или в Новгороде, в Вологде или даже в Хельсинки. Пожалуй, улететь слишком далеко от Петербурга они не могли – полет продолжался около часа.
         Могли они быть и в каком-нибудь маленьком городке, где есть военный аэродром. Хотя, пожалуй, для маленького городка слишком хорошее дорожное покрытие.
         Павел решил снова вздремнуть, но тут лес за окнами расступился, по сторонам шоссе замелькали ярко освещенные рекламные щиты.
         И очень скоро все сомнения рассеялись: они подъезжали к Москве.
         Об этом говорили и названия на щитах, и широкие ровные дороги, и растущие по сторонам шоссе новостройки.
         Водитель «мерседеса» включил мигалку. Ночные улицы проносились за окном – темные окна жилых домов, ярко освещенные ночные клубы и рестораны.
         Они ехали в центр.
         В самый центр города, в самый центр огромной страны.
         11 декабря 2006. Москва, Кремль
         «Мерседес» притормозил возле тускло освещенных Боровицких ворот, навстречу шагнул охранник в пятнистом комбинезоне, проверил документы водителя и отступил в сторону.
         Шлагбаум поднялся. «Мерседес» въехал на территорию Кремля.
         Спутник повернулся к Павлу, коротко бросил:
         – Выходим!
         – Разговорился! – усмехнулся Павел, выбираясь из салона.
         Перед входом их ждали.
         На этот раз Павла окончательно освободили от наручников. Более того, новые провожатые были достаточно вежливы, предупреждали его о крутых ступеньках, открывали перед ним двери, однако ни на какие вопросы по-прежнему не отвечали.
         Его долго вели по длинным коридорам, тускло освещенным включенными через один светильниками, и наконец ввели в небольшую, почти пустую комнату. Здесь были только два кресла и низкий столик, с потолка лился ровный неяркий свет.
         – Надеюсь, вас не нужно предупреждать о том, что каждое ваше движение контролируется, – проговорил один из сопровождающих, прежде чем покинуть комнату.
         – Да объяснит мне кто-нибудь, что происходит? – взмолился Павел.
         Однако и на этот раз ему ничего не ответили.
         Дверь закрылась.
         Павел остался один.
         Он обошел комнату по периметру, затем дважды пересек ее от стены до стены.
         Ничего не происходило.
         В комнате не было ничего, кроме двух кресел и стола, и никого, кроме самого Павла.
         Наконец Павел уселся в одно из кресел и решил ждать.
         В конце концов все должно как-нибудь разъясниться. Не зря же его вытащили из собственной монотонной, безрадостной жизни и привезли сюда…
         Минуты шли за минутами, но по-прежнему ничего не происходило.
         Павел расслабился, глубоко вздохнул…
         И в это время дверь негромко скрипнула.
         Он поднял взгляд… и вскочил, не веря своим глазам.
         На пороге стоял человек, которого он когда-то встречал едва ли не каждый день. Человек, которого последние годы ему доводилось видеть только на экране телевизора и на первых страницах газет.
         Президент.
         – Сидите, Павел Николаевич! – Президент остановил его жестом, улыбнулся одними глазами. – Сидите, а то моя охрана нервничает. Они настояли на том, чтобы видеть вас. Но не слышать – имейте в виду, наш разговор никто не слышит, кроме нас двоих.
         Он опустился во второе кресло, некоторое время внимательно разглядывал Павла.
         Павел справился с удивлением и наконец выдавил из себя:
         – Здравствуйте, Владимир Владимирович… я не ожидал… мне никто не сказал…
         – Разумеется. – Президент снова улыбнулся одними глазами. – Они и сами не знали, куда вас везут и с кем вы встретитесь. Каждый человек отвечал только за свою часть операции. Иначе все это не имело бы никакого смысла…
         Он снова помолчал и продолжил совсем другим тоном, деловым и суховатым:
         – Мне нужен незасвеченный человек. Не связанный ни с одной из спецслужб. Но при этом достаточно профессиональный и, самое главное, надежный. Дело в том, что в сложившейся ситуации я совершенно никому не могу верить…
         – Но почему я? – проговорил Павел. – Ведь вы знаете, что меня списали… отправили в отставку… вы знаете, что я едва избежал серьезного обвинения…
         – Я все знаю. – Президент снова сделал рукой предостерегающий жест. – Я помню вас по Петербургу… вы были честным, порядочным человеком, а в этом отношении люди не меняются.
         – Я изменился, – с горькой усмешкой ответил Павел. – Вся моя честность осталась в прошлом… она кончилась восемь лет назад. Точно так же, как и весь мой профессионализм. Нет, я не тот человек, который вам нужен. Я обычный таксист, точнее – ночной извозчик, мелкий бомбила, как сейчас говорят.
         – Позвольте мне самому судить! – прервал его президент. – И выслушайте меня до конца…
         – Как я могу не выслушать вас! – усмехнулся Павел. – Вы как-никак президент!
         – Так вот… – Президент наклонился к Павлу через стол, несколько секунд исподлобья смотрел на него, словно пытаясь прочесть его мысли, наконец бросил на стол несколько фотографий: – Вы знаете этого человека?
         Павел вгляделся в больное, изможденное лицо, обтянутое желтой пергаментной кожей.
         – Я знаю, кто это, – ответил он, перекладывая снимки. – Сейчас это знает каждый. Для этого достаточно хотя бы изредка включать телевизор или развернуть любую газету. Бывший офицер ФСБ Алексей Литовченко, перебежчик… лично я его не знал.
         – И это хорошо, – кивнул президент. – Иначе у вас были бы точки пересечения. Вас могли бы вычислить. А так – вы никому не известный человек, темная лошадка, ни с кем не связаны. У вас нет никаких засвеченных контактов. Поэтому вы можете отправиться в Лондон и выяснить, кто стоит за его смертью…
         – Вы же человек из Комитета! – удивленно проговорил Павел. – Вы прекрасно знаете, что раз попав в списки Управления кадров, я там буду числиться до самой смерти! Так что вычислить меня не представляет никакого труда!
         – Говорю вам – не перебивайте! Все-таки у меня есть кое-какие возможности. – Президент усмехнулся. – Вы больше не числитесь в кадровых списках. Вас оттуда вычистили. Так что теперь вы – человек-невидимка, человек без прошлого…
         – Без прошлого? – повторил Павел как эхо. – Нет, Владимир Владимирович! Я никуда не могу деваться от своего прошлого! И то, что вы вычистили меня из списков Управления кадров, ничего не меняет. Я не перестану каждую ночь видеть один и тот же сон! Не перестану снова и снова переживать то, что случилось восемь лет назад! Извините, но даже вы не властны над прошлым!
         Он резко выдохнул, закрыл лицо руками и продолжил тихим, дрожащим голосом:
         – Именно поэтому я работаю по ночам. Все равно мне не удается заснуть, пока не вымотаюсь до последнего предела. И даже тогда… стоит мне закрыть глаза, как я снова и снова вижу лестницу, и залитый кровью коридор, и то, что я застал в своей квартире восемь лет назад…
         Прошло восемь лет, но он помнил все так, как будто это случилось только вчера.
         Тогда он работал в Управлении охраны УФСБ Петербурга, отвечал за безопасность нескольких политиков федерального уровня, находившихся на их территории. В частности, за безопасность известной женщины-политика, депутата Государственной думы.
         В тот день ничто не предвещало трагедии.
         Жена проводила его до лифта, поправила шарф, коснулась щеки легким прощальным поцелуем. Павел был счастлив.
         Накануне она встретила его с работы загадочная, словно светящаяся изнутри.
         – Ты была у врача? – Павел склонился над ней, бережно взял ее лицо в ладони, вгляделся в него.
         – Угу! – Она смешно, по-детски наморщила лоб, опустила веки. – Шесть недель!
         Павел обнял ее и закружил по квартире…
         – Осторожнее! – завизжала она. – Поставь меня на место! Разве можно так обращаться с беременной женщиной!
         Если бы он тогда знал… если бы знал!
         В одиннадцать часов его подопечная, женщина-политик, должна была встретиться с адвокатом, который вел в то время громкий процесс, замешанный на больших деньгах и большой политике. Встреча была назначена в офисе адвоката на набережной Екатерининского канала.
         Павел заранее проверил подходы к офису, отметил опасные точки – подворотню, проходной двор, выходящий на Малую Конюшенную. Подворотню поручил Вале Елисееву, двор решил перекрыть сам. Ждал в машине прибытия объекта, привычно просчитывая возможные варианты событий.
         И когда ему сообщили по переговорнику, что объект на подходе, резко, тревожно зазвонил мобильник.
         На дисплее аппарата высветился номер жены.
         Привычно просканировав взглядом набережную, Павел поднес телефон к уху.
         С этого момента закончилась его жизнь, и начался кошмар, непередаваемый и непереносимый.
         В трубке раздался голос Лены.
         Но в этом голосе не было и намека на утренние счастливые интонации, голос жены дрожал от ужаса:
         – Павлик, скорее… спаси меня! Скорее…
         – Что, что случилось? – выкрикнул он, теряя рассудок от страха.
         – Скорее… спаси меня… они меня убьют!
         Весь его профессионализм как ветром сдуло. Голова, холодная и расчетливая, когда нужно было просчитать операцию, обезопасить подходы к объекту, расставить надежных людей в наиболее опасных точках, – эта голова начисто отказала. Он знал только одно: Лена в опасности. И не только Лена, но и их ребенок… их ребенок, которому еще только предстояло появиться на свет.
         Павел затравленно огляделся по сторонам, вывернул руль…
         – Эй, шеф, ты куда? – раздался в переговорнике голос Елисеева. – Какие будут указания?
         – Валя, прикрой оба направления! – выпалил Павел. – У меня форс-мажор… потом объясню…
         – Ты с ума сошел! – Елисеев был просто поражен. – Объект уже на подходе! Оттуда, где я стою, не просматривается подход со стороны проходного двора…
         И тут в переговорнике раздался голос старого друга Алексея Самойлова:
         – Павлик, что у тебя случилось?
         – Алеха, с Ленкой беда! – выпалил Павел, выезжая на Невский. – Она просила о помощи…
         – Я совсем близко. – В голосе Самойлова звучала тревога. – Если нужно, через пару минут подъеду…
         – Прикрой меня, будь человеком!
         – Ладно, не беспокойся. – Голос Самойлова становился глуше, переговорник работал на пределе досягаемости. – Не беспокойся, я беру все на себя…
         Подъезжая к своему дому, Павел по очереди набирал номер домашнего телефона и мобильник жены, но ни тот ни другой не отвечал. Он выскочил из машины, даже не захлопнув дверцу, влетел в подъезд. Вызывать лифт не мог – беспокойство, страх не позволяли ему ждать лишнюю секунду, и Павел побежал по лестнице, спотыкаясь и перепрыгивая через ступеньки.
         Дверь квартиры была не заперта.
         Он толкнул ее и влетел в прихожую. В ту самую прихожую, где всего несколько часов назад прощался с Леной. В прихожую, по которой накануне он кружил ее, узнав счастливую новость.
         Ничего не напоминало здесь о тех безвозвратно ушедших благополучных временах. Стены, пол – все было забрызгано кровью, и кровавый след тянулся в сторону ванной комнаты.
         Павел пробежал по этому следу, распахнул дверь ванной – и застыл на пороге. Все здесь было залито кровью, а занавеска возле ванны была задернута. Нарядная пластиковая занавеска в цвет кафеля, по которой плыли рядами голубые дельфины.
         Он хотел отдернуть эту занавеску – и не мог заставить себя сделать это, потому что уже знал, что увидит за ней.
         Но потом подумал, что она, может быть, еще жива, что она истекает кровью и ждет помощи…
         Он отдернул занавеску и издал хриплый, беспомощный крик, которым кричит раненое животное.
         То, что лежало в ванне, уже не было его женой. Хотя это были ее волосы, ее губы, ее лоб, который она так смешно морщила…
         Только вчера!
         Если бы можно было перевести часы на двадцать четыре часа назад! Хотя бы на шесть часов! Он остался бы дома, защитил бы ее от всего мира, и ничего этого не случилось бы!
         Павел сидел на полу и бился головой о край ванны.
         Здесь его и нашел непосредственный начальник, подполковник Старостин.
         Одним взглядом оценив обстановку, он нахмурился и гаркнул командным голосом:
         – Майор Лосев! Встать!
         Это подействовало.
         Павел словно проснулся. Он поднялся, огляделся вокруг, словно впервые видел эту ванную комнату, эту мертвую женщину и этого рослого седого человека, своего начальника.
         Старостин вывел его из квартиры, усадил в свою машину и отвез в управление. Там Павлу вкатили слоновую дозу успокоительного, и на какое-то время он впал в ступор.
         В таком заторможенном состоянии Павел присутствовал на похоронах жены. Хоронили ее в закрытом гробу.
         Только через неделю Павел смог относительно членораздельно разговаривать.
         И тут же попал на допрос.
         Оказывается, в тот день погибла не только Лена.
         Женщина-политик, за чью безопасность Павел отвечал, подъехала к офису адвоката на набережной канала, вышла из машины в сопровождении своего секретаря и направилась к дверям. Но не успела она пройти и половины расстояния, как из проходного двора, того самого проходного двора, который должен был контролировать Павел, вышла высокая девушка в темных очках и длинном светлом плаще. Она распахнула свой плащ, под которым оказались два коротких десантных автомата, и почти в упор расстреляла обоих – и депутата, и секретаря.
         Валя Елисеев, который находился в подворотне, выскочил на выстрелы, но успел заметить только промчавшийся мотоцикл, на который вскочила киллерша.
         – Объясните, Лосев, почему вы бросили доверенный вам пост? – сухо и брезгливо осведомился председатель следственной комиссии полковник Вычегдов.