* * *

Я нажала на кнопку звонка и держала ее очень долго. Хулиганила я от безысходности: страшно не хотелось тащиться куда-то еще с тяжелой сумкой. Да и идти-то, откровенно говоря, мне было некуда, эта квартира на Рубинштейна — мой последний шанс. На часах шесть вечера, мобильник мой окончательно разрядился, да к тому же сегодня пятница, так что вряд ли я застану дома кого-то из друзей. Летом мои друзья предпочитают развлекаться не в пыльном городе, а на лоне природы. Если не удается срубить капусты на приличный отдых где-нибудь за границей, то уж на уик-энд-то все точно намыливаются куда-нибудь на дачу в отсутствие предков.

Я отняла руку и внимательно прислушалась. За дверью царила могильная тишина. Я злобно пнула ногой дверь и подхватила сумку. Не сидеть же на вонючей и грязной лестнице! Покурю внизу, в скверике, там хоть солнышко светит и свежий ветерок…

И вот, когда я отшагала вниз уже два пролета, наверху, на шестом этаже, раздался звук открываемой двери. Мигом я взлетела назад и застала такую картину: Луша, обернутая в розовое махровое полотенце, удивленно высунула голову из приоткрытой двери.

— Машка! — обрадовалась она. — А я открываю дверь — никого нету, думала — глючит…

Луша обожает вставлять в свою речь молодежные словечки, она говорит, что это придает речи живой оттенок.

— Звоню, звоню, — ворчала я, затаскивая сумку в прихожую, — ты чего так долго не открывала?

— В душе была, — оправдывалась Луша, — вода шумит, вроде слышала звонок, да пока полотенце нашла…

Действительно, с нее капала вода прямо на мою сумку, потому что прихожая в Лушиной квартире не больше стенного шкафа. Она подхватила мокрое полотенце и юркнула в дверь. Кухня у Луши почти такая же крошечная, как прихожая, да еще от нее отгорожены так называемые удобства — закуток, где едва помещается унитаз и эмалированное корыто с подвешенным резиновым душем. Квартира у Луши однокомнатная, но зато эта самая одна комната имеет весьма причудливую форму и площадь больше тридцати метров. В детстве я набивала себе бесчисленное количество шишек, потому что, чтобы попасть в комнату из кухни, нужно спуститься на три ступеньки вниз.

Сейчас я благополучно преодолела эти ступеньки и грохнула сумку на пол, после чего в изнеможении плюхнулась на диван, где прорвавшаяся гобеленовая обивка была стыдливо прикрыта ярким разноцветным покрывалом. Я придирчиво исследовала покрывало и обнаружила небольшую прореху, тщательно, впрочем, заштопанную.

Луша появилась очень скоро, в темно-красном махровом халате с капюшоном. Увидев халат, я удовлетворенно улыбнулась — отличная вещь.

— Нравится? — правильно истолковала Луша мой взгляд.

— Тебе очень идет, а в чем подвох?

— Как обычно. — Она повернулась. Один карман был не то чтобы порван, а прожжен.

— Кто-то очень умный положил в карман сигарету, забыв ее потушить, — прокомментировала я.

Луша покупает себе одежду и все вещи исключительно в секонд-хэнде, иначе на пенсию не прожить. Забыла сказать, что Луша — моя двоюродная бабка с отцовской стороны. Лет ей уже за семьдесят, но она всем говорит, что ей шестьдесят восемь. По паспорту звать ее Лукреция (!) Николаевна, но все называют просто Лушей.

Луша — мой личный код спасения 911, только у нее я могу найти полное понимание и помощь в любой критической ситуации. Сейчас как раз такой случай. Впрочем, неприятности со мной происходят довольно часто — такая уж, видно, я невезучая уродилась.

— Ой, Машка, — воскликнула Луша, — а я сразу и не заметила, что ты перекрасилась!

— Это шампунь оттеночный, скоро смоется, — вяло ответила я.

Для чего мне понадобилось перекрашиваться в рыжий цвет, сама не знаю. Захотелось, видите ли, поменять имидж, удивить Генку. Удивила, прямо скажем, я его не очень сильно, вот он меня удивил — это да! Но о грустном после.

Луша между тем рассмотрела сумку, потом перевела вопросительный взгляд на меня.

— Снова ты за старое? — спросила она без тени неудовольствия. — Опять ушла из дома?

— А если меня выгнали, — завелась я, — если они спят и видят, чтобы я вообще исчезла с горизонта окончательно и бесповоротно?

— Ты ошибаешься, — мягко сказала Луша, — сейчас ты расстроена и не можешь рассуждать здраво. Мы обязательно поговорим об этом, только когда ты успокоишься.

— Успокоишься тут, как же! — бубнила я. — Хорошо еще тебя дома застала, а то хоть на вокзале ночуй! Чаю выпьем? Я по дороге печенье купила…

— Чаю-то выпьем, — отозвалась Луша, — только рассиживаться некогда. Нам скоро уходить.

Мне никуда не хотелось тащиться в этот вечер. Хотелось сидеть дома, пить холодное сухое вино и жаловаться Луше на судьбу. Но не тут-то было! Моя тетка (забыла сказать, что Луша считает себя моей теткой, хотя на самом деле она была теткой моему покойному отцу, причем не родной, а двоюродной) — человек с активной жизненной позицией. Не подумайте, что она, как многие пенсионеры, просиживает вечера перед телевизором, причем смотрит исключительно политические ток-шоу и новости, а по утрам делится с соседками на лавочке своим мнением. Телевизор у Луши есть, но работает очень редко, потому что хозяйка редко сидит дома. Луша обожает ходить на всяческие встречи и презентации, на выставки и концерты. Она с приятельницами, такими же немолодыми дамами с активной жизненной позицией, откуда-то добывает билеты со скидкой и бесплатные приглашения. Обычно все время у Луши расписано по минутам, как будто она не бедная пенсионерка, а директор крупной фирмы. Вот и сейчас она нетерпеливо взглянула на часы и объяснила, что ее приятельница Валентина Леонтьевна, которая всю жизнь проработала распространителем театральных билетов, не утеряла профессиональных навыков, а скорее всего, у нее остались какие-то связи. Так вот, на сегодняшний вечер она выцарапала два приглашения на презентацию в Дом кино. Фильм очень скандальный, о нем много спорили в печати и поговаривают даже, что в Москве могут запретить премьеру.

— Ну уж, — усомнилась я, — чтобы в Москве да что-то запретили! Я тебя умоляю!

Луша не стала со мной спорить, но продолжала дальше, что Валюше не повезло, потому что именно сегодня ей подсунули внука. И никак нельзя было отвертеться. Так что билет пропадает. И тут как раз очень кстати подвернулась я. Так что все отлично, мы еще успеем попить чаю с моим печеньем и отправимся на презентацию.

— Отменяется, — устало вздохнула я, — мне нечего надеть на твою шикарную презентацию.

— Ну, я не думаю, что нужно прикинуться очень уж шикарно, — с сомнением заговорила Луша, — это же не прием для «новых русских»! Народ там будет всякий, надень костюмчик какой-нибудь.., проскочим.

— Нет у меня ничего!

Поскольку в голосе моем слышались слезы, Луша снова внимательно на меня посмотрела, потом раскрыла сумку и принялась выкладывать вещи на диван. Основную тяжесть сумке придавал кассетный магнитофон. Была там еще пара не новых кроссовок, джинсы и тапочки. А также шорты, несколько маек и еще купальник, тоже далеко не новый.

— Да уж, — пробормотала Луша, рассмотрев все это богатство, — ты что — отдыхать на турбазе собралась? Или сельским хозяйством заниматься? В таком бикини только грядки пропалывать, больше никуда не выйдешь!

— Я же говорила, — буркнула я и отвернулась.

Все приличные вещи остались у Генки. Но сейчас мне совсем не хотелось рассказывать Луше, как я пришла поздно ночью и застала в Генкиной квартире, в постели, которую до недавнего времени считала нашей общей, постороннюю белобрысую девицу.

Я сейчас работаю на выборах. То есть подрабатываю, вообще-то я заканчиваю институт. Ожидалась срочная работа — подсчеты, и я сказала Генке, что задержусь допоздна и останусь ночевать у подруги. Но мы закончили до закрытия метро, и я на свою беду решила ехать к нему. И приехала. И увидела. Место мое было занято, причем плотно — девица была не толстая, но высоченная, с дивана ноги торчали. Драться с ней я не стала — зачем? Генке я хотела надавать по морде, но сделать это не так просто — в нем росту метр девяносто, и весит он порядочно, еще сам мне плюх насовал бы… Я только разбила зеркало в прихожей и спустила в унитаз всю девкину косметику — сумочка ее стояла в прихожей. Косметика была жутко дорогая, девица орала на меня с дивана, прикрывшись простыней. Не могла же я в таких условиях собирать вещи, просто развернулась и ушла.

Конечно, нужно было сразу ехать прямиком к Луше, но уж больно далеко до нее от Генки добираться. Да у меня и денег на машину не оказалось. И я среди ночи завалилась в собственный дом, в квартиру, где я прописана, где живут моя мать и отчим.

Ночью они не стали скандалить, то есть дверь открыла мать, недовольно поджала губы, но ничего не сказала. Но зато утром, когда я выползла с больной головой на кухню, матушка высказала все, что она думает о таких несерьезных особах, каковой является ее единственная дочь. Коротко: я расхлябанная, несобранная, просто невозможная, не умею себя поставить, у меня не хватит целеустремленности, чтобы найти по окончании института приличную работу, не хватит ума, чтобы найти обеспеченного мужа, и не хватит терпения, чтобы этого самого мужа надолго удержать. Вот ведь был вполне приличный парень Гена, с квартирой и зарабатывал неплохо, но я со своим отвратительным характером умудрилась с ним поссориться. Нет бы свести все в шутку, так мне надо обязательно разругаться вдрызг и бежать ночью из его квартиры в чем есть.

Словом, нет ничего удивительного, что я, прослушав мамашин монолог, дико разозлилась и наговорила ей грубостей. Отчима дома не было, поэтому матушка тоже не осталась в долгу, мы орали друг на друга, как две торговки на рынке, после чего мне пришлось собрать кое-какие вещи и двигать к Луше. Все приличные тряпки я понемногу перетащила к Генке, у матери осталось одно старье.

Луша не стала теребить меня и требовать немедленно рассказать, что же со мной стряслось.

— Машка! Не куксись! — закричала она. — Немедленно возьми себя в руки. Сейчас вызовем Варвару и решим все проблемы!

Варвара — Лушина соседка по площадке. Работает она в какой-то благотворительной организации. Должность у нее очень хлебная — Варвара распределяет гуманитарную помощь. Причем сидит на одежде. Происходит это следующим образом.

В организацию приходит из Европы контейнер с одеждой. Варвара и ее помощницы эту одежду тщательно исследуют, выбирают сначала нужное себе, потом что похуже — своим родственникам, потом — близким знакомым, потом — знакомым родственников и родственникам знакомых. А уж то, что остается, идет одиноким пенсионерам и малоимущим семьям. Таким образом дома у Варвары скопилось ужасающее количество одежды — весьма приличной, но слегка поношенной. Бывают, кстати, и совсем новые вещи. Луша покупает у нее одежду без всяких угрызений совести — она тоже является одинокой малоимущей пенсионеркой. Я же обращаюсь к Варваре, только если нахожусь, по выражению подлеца Генки, в глубокой заднице, иными словами, когда куртка, к примеру, порвалась, а денег на новую нет и не предвидится.

Луша уже выскочила на лестницу и звонила к Варваре. Если бы той не оказалось дома, со мной не произошла бы та странная и опасная история, со мной многого бы не случилось, если бы Варвара отсутствовала. Но она была, выслушала Лушу, изъявила готовность помочь и даже просияла лицом.

К нам она ворвалась через три минуты.

— Машка, — орала она на бегу, — с тебя причитается! Вещь — умереть-уснуть! И проснуться в слезах! Нет, ну ты даже себе не представляешь, как тебе сказочно повезло!

Я все же находилась в некоторых сомнениях по поводу сказочного везения, и Варвара, увидев мою физиономию, тотчас рассвирепела:

— Нет, ну что за люди! От себя, можно сказать, эксклюзивную вещь отрываю, а она еще морду воротит!

— Ладно, — рассмеялась Луша, — давай сюда свою вещь. Мы на презентацию опоздаем!

Варвара вытряхнула из пакета костюм. На первый взгляд — обычный покрой: короткая прямая юбка и приталенный жакетик, цвет — зеленый.

— Под него — только топ! — категорически заявила Варвара. — Хоть топ у тебя есть?

Топ у меня нашелся, вполне подходящий. Сидел костюм отлично, просто как на меня сшит. Юбка облегала бедра, словно моя собственная зеленоватая шкурка, так что я даже почувствовала себя ненадолго Царевной-лягушкой.

Варвара застегнула жакет и отступила от меня на шаг, загораживая собой Лушино зеркало.

— Класс! — завопила она. — Цвет бутылочного стекла, между прочим, в этом сезоне модный.

— Ну уж ты скажешь, бутылочный, — усомнилась я, деликатно обходя Варвару и устраиваясь напротив зеркала, — скорее травянистый…

— Девочки, вы не понимаете! — авторитетно заявила Луша. — Это — цвет осенней травы. То есть зеленый, конечно, но не совсем. Весной-то трава яркая, а осенью вроде краски те же, но слегка поблекли. Так вот, костюм имеет цвет слегка пожухлой осенней травы, оч-чень благородный оттенок!

Мы с Варварой не могли не согласиться. Луша умеет назвать вещи своими именами. Если бы я оставалась блондинкой, то есть имела свой естественный цвет волос, вряд ли костюм подошел бы. Но сейчас рыжая шевелюра выгодно оттеняла зеленый костюм.

— Но, — закручинилась Варвара, — к нему обязательно нужен каблук. Ноги у Машки что надо, но без каблука костюм не наденешь! Слушай, у тебе что, кроме кроссовок, ничего нет?

Я только скрипнула зубами, вспомнив, сколько туфель осталось у Генки.

— А этой беде я помогу! — обрадовала Луша.

Она скрылась в шкафу почти с головой и вынырнула оттуда, держа в руках пару коричневых босоножек на очень высоком каблуке. Я примерила — размер подходил.

— Константин Михайлович принес, — посмеивалась Луша, — он в ночном клубе гардеробщиком работает. Это зимой еще кто-то у него оставил и не пришел за ними. Возьми, говорит, Луша, не пропадать же добру.., у меня-то никого нету… Вот и пригодились…

— Благодетельницы! — взвыла я.

Варвара умяла у нас еще полкоробки печенья, выпила две чашки чая и удалилась. Я едва успела наложить макияж и расчесать волосы.

Перед Домом кино паслось целое стадо «Мерседесов», джипов и прочих шикарных тачек. Мы с Лушей проскользнули мимо этого вопиющего безобразия, предъявили вахтеру свое приглашение и поползли на четвертый этаж, где расположены просмотровый зал, ресторан и холл, в котором тусуется вся здешняя публика и демонстрирует свои наряды в промежутках между кинопоказами.

Сейчас в этом холле яблоку негде было упасть. В толпе, среди «новых русских» с их незатейливыми подругами, мелькали лица, знакомые по телесериалам, и Луша то и дело дергала меня за рукав:

— Машка, смотри, это же Олег Хромоногов! А вон там, возле колонны, Дарья Толстомясова! Ой, а там, ты видишь, Кирилл Скелетов из «Криминального Екатеринбурга»!

Хотя, по моим наблюдениям, телевизор Луша смотрит крайне редко, она почему-то знает всех популярных актеров по именам и может узнать их в любом прикиде.

Я и сама — натура увлекающаяся, но Луша в этом смысле даст мне сто очков вперед. Можно подумать, что из нас двоих она — младшая. Но это я не со зла, а по мелкой вредности характера, вообще-то я ее люблю, можно сказать, она моя лучшая подруга, а про разницу в возрасте иногда можно вовсе забыть.

Прозвенел гонг, и народ потянулся в зал. Когда мы с Лушей подходили к самым дверям, за моей спиной кто-то негромко сказал:

— Юлька, а ты что здесь делаешь?

Естественно, я на эти слова никак не прореагировала, понимая, что они обращены не ко мне, и, только когда чья-то рука прикоснулась к моему плечу, удивленно обернулась.

Позади меня стояла шикарная длинноногая брюнетка, худая, как ручка от швабры, загорелая, как шоколадка «Баунти», и затянутая в сногсшибательное узкое красное платье без рукавов, но с высоким воротником. Лицо ее показалось мне смутно знакомым.

— Ой! — удивленно воскликнула брюнетка. — Извините, я обозналась…

Она окинула меня долгим взглядом и произнесла вполголоса, явно ни к кому не обращаясь:

— Этот костюм…

Я пожала плечами и устремилась за Лушей, которая успела вырваться далеко вперед.

На сцене стояла съемочная группа фильма — толстый одышливый режиссер с повадками юного жизнерадостного бегемота, худущий высоченный оператор в узких черных очках, как у «людей в черном», и исполнительницы двух главных женских ролей.

— Ты можешь представить, ей уже пятьдесят два года! — восторженно шептала Луша, указывая глазами на тоненькую девочку с длинными ресницами и трогательными голубыми глазами, исполнившую в этом фильме роль ученицы десятого класса.

— Не может быть!

— Точно тебе говорю, в журнале «Кто» напечатали ее биографию!

Режиссер сообщил зрителям, что его давно уже волнуют проблемы однополой любви в закрытых учебных заведениях для девочек и когда он наткнулся на сценарий «Нас не обломят», то немедленно решил снимать фильм. Правда, он долго не мог найти деньги на съемки, но наконец благодаря присутствующему в зале Толяну Вовановичу…

В первом ряду приподнялся здоровенный детина, напоминающий издали промышленный холодильник на полторы тонны мясопродуктов, и церемонно раскланялся.

— Какой обаятельный! — восхищенно прошептала непосредственная Луша.

После режиссера выступила та самая престарелая девочка. Она сообщила зрителям, что постельные сцены в фильме снимались без дублеров и без страховки и что с партнершей по картине у нее сложились прекрасные творческие отношения, которые постепенно переросли в настоящую женскую дружбу.

Наконец с торжественной частью было покончено, свет в зале погасили и начался фильм.

На мой взгляд, это была самая обыкновенная дешевая порнушка, и я даже почувствовала некоторую неловкость. Не подумайте, что я по жизни ханжа и никогда не видела ничего подобного, — я девушка вполне современная и прожила свои двадцать два года не на необитаемом острове. Однако всему свое место, и смотреть такие сцены в зале, полном народу, да еще рядом с собственной теткой как-то не вполне комфортно.

Хотя Луша-то как раз отрывалась по полной программе. Она не сводила глаз с экрана и шуршала фольгой — есть у нее такая детская привычка приносить в кино шоколад.

Отломив кусочек, она сунула его мне в руку, и, чтобы шоколад не растаял, я его съела, хотя под такое кино у меня совершенно не функционировало пищеварение.

Наконец фильм закончился, свет в зале зажгли, и публика снова потекла в холл — потусоваться в ожидании обещанного фуршета.

Увидев, что мои руки основательно перемазаны шоколадом, я покинула Лушу в холле — она как раз увидела какую-то сериальную актриску и застыла в молитвенном экстазе — и пошла на третий этаж, где в этом заведении расположены гардероб и туалеты.

Не успела я уединиться в кабинке, как дверь дамской комнаты хлопнула, раздались шаги и голоса.

— Ты видела — она притащилась сюда! — с испуганным возмущением проговорила одна дама, судя по голосу, прилично за пятьдесят.

— Это не она, — поспешно ответила вторая, скорее всего, та худая загорелая брюнетка в красном, которая окликнула меня перед входом в зал, — я сперва тоже удивилась, подошла к ней — а это какая-то совершенно незнакомая девка, вульгарный примитив.

На «вульгарный примитив» я обиделась и хотела выскочить и сказать все, что я думаю об этой обугленной глисте, но что-то меня остановило.

— Ты уверена? — недоверчиво переспросила первая собеседница. — Цвет волос и этот костюм…

— Совершенно уверена, — ответила загорелая глиста и что-то еще добавила, но остального я не расслышала, потому что рядом со мной спустили воду, и собеседницы тут же замолчали и поспешно вышли из дамской комнаты.

Я, рассерженная и заинтригованная, отмыла руки от шоколада и тоже вышла. Мне хотелось посмотреть, с кем разговаривала та шикарная брюнетка, но, когда я вышла в холл, ее не было видно в обозримых окрестностях.

Посреди холла возвышалось замечательное старинное зеркало в резной раме, и я не удержалась — подошла к нему, чтобы полюбоваться на свою умопомрачительную внешность.

Чудный блекло-зеленый цвет костюма изумительно сочетался с пышными рыжими волосами. Я поправила прическу небрежным жестом светской львицы, и вдруг мужской голос негромко произнес над самым моим ухом:

— Девушка, у вас кровь на пиджаке.

— Что? — Я вздрогнула и обернулась. Эти слова подействовали на меня как ушат холодной воды.

Рядом со мной стоял невысокий мрачный мужчина, похожий на композитора Раймонда Паулса в молодости. Он смотрел на меня в упор, и я как-то зябко поежилась под его взглядом. Казалось, он знает обо мне больше, чем я сама.

— Что? — растерянно и недовольно повторила я. — Какая кровь? Что вы выдумываете?

— Я ничего не выдумываю, — ответил он с каким-то легким медлительным акцентом, скорее всего прибалтийским, — когда вы подняли руку.., вот здесь, в этом месте… — он показал на своем пиджаке внутренний шов под мышкой. Я снова повернулась к зеркалу, подняла руку. Действительно, на пиджаке было небольшое темное пятно. Как мы с Лушей его не заметили? А этот, тоже мне, «Соколиный глаз», тут же углядел!

— С чего вы взяли, что это кровь? — недовольно спросила я прибалта. — Может быть, это варенье!

— Варенье? Под мышкой? — Он усмехнулся одним уголком рта, глаза его остались мрачными и какими-то тревожными. — Нет, девушка, это именно кровь, я по своей работе хорошо знаю, как выглядят пятна крови.

— Что это у вас за работа такая? — надменно осведомилась я. — Киллер, что ли?

Этот мрачный прибалт мне не слишком нравился и хотелось поставить его на место.

— Нет, не киллер, — ответил он совершенно серьезно, но тут его окликнула какая-то бесцветная, коротко стриженная белобрысая девица:

— Рейн, ты идешь или останешься здесь ночевать?

Он повернулся на голос этой белобрысой моли, а я скользнула в толпу: теперь, когда я увидела пятно на костюме да еще этот мрачный тип заявил, что это кровь, мне совершенно расхотелось блистать в свете, и я жаждала только одного — оказаться в Лушиной квартире и снять проклятый костюм.

Луша окончательно потерялась, и я решила не ждать ее, а добираться до дома самостоятельно. Вышла на улицу, быстро миновала скопление дорогущих иномарок возле входа и зацокала каблучками по фигурным плиткам, которыми вымощена Караванная улица.

И вдруг рядом со мной затормозил шикарный темно-зеленый «Мерседес». Дверь его распахнулась, и сильные мужские руки втянули меня в машину.

Я попыталась завопить, но мне тут же заткнули рот какой-то тряпкой. Тогда я принялась пинаться, пустила в ход ногти, изо всех сил боднула головой чей-то крепкий живот.

— У, стерва! — дернулся рядом со мной плечистый мужик, лица которого я не видела. — Она еще и царапается!

— Дай ты ей по башке, Жаба, чтобы успокоилась, — посоветовал второй голос, спереди, с водительского сиденья.

Я попыталась увернуться, удар пришелся не по голове, а по плечу, все равно было очень больно. Водитель «Мерседеса» повернулся к нам, я разглядела худое неприятное лицо с блекло-голубыми глазами. Он уставился на меня и удивленно воскликнул:

— Да это вообще не она! Кого ты подобрал?

— Как не она? — переспросил мой мучитель. — Видишь же, Сивый, и костюм, и волосы…

— Костюм и волосы, — передразнил водитель, — говорят тебе, не она! Выкинь эту куклу к чертовой матери!

— Точно не она? — В голосе того, кого назвали «благозвучным» именем Жаба, по-прежнему звучало недоверие.

— Я же сказал тебе — не она! И прекрати болтать лишнее, делай, что тебе сказали!

Сильная рука толкнула меня в бок, дверца машины распахнулась, и я вылетела наружу, со всего размаху приземлившись на мостовую.

Боль была ужасная. Я рассадила об асфальт колено, ушибла бок и локоть. Кое-как поднялась, убедившись, что переломов, кажется, нет, и заковыляла к тротуару, не дожидаясь, пока на меня наедет какой-нибудь поздний лихач.

Меня выбросили на набережной Фонтанки. Час был поздний, народу на улице — никого. С одной стороны, это было хорошо — я сейчас выглядела наверняка не лучшим образом, с другой — чья-нибудь помощь мне отнюдь не помешала бы. Хотя в наши дни на помощь прохожих лучше не рассчитывать…

Я подняла руку в надежде остановить «извозчика», но когда возле меня притормозили невзрачные бежевые «Жигули», водитель взглянул на меня и тут же рванул с места.

Хорошо же я, должно быть, выгляжу, если даже привычный ко всему питерский «бомбист» предпочел не иметь со мной дела!

Действительно, колено разбито и кровоточит, костюм перепачкан, а уж в каком виде лицо и волосы, я могла только догадываться. Впрочем, реакция частника, который припустил от меня, как черт от ладана, говорила о многом.

Тяжело вздохнув, я побрела пешком к Лушиному дому, проклиная высокие каблуки, преодолевая боль в колене и стараясь выбирать пустынные улицы, чтобы не пугать своим внешним видом поздних прохожих.

К счастью, от Караванной до Рубинштейна не очень далеко, и скоро я, поминая недобрым словом Лушину страсть к презентациям и дармовым фуршетам, карабкалась на ее шестой этаж.

Эта лестница была последним испытанием для моей больной ноги. Мне даже пришлось остановиться для передышки на уровне четвертого этажа, где стенные росписи подробно и с иллюстрациями знакомили жильцов и гостей дома с моральным обликом некоей Лены. Прочитав это красочное сообщение, я посочувствовала неизвестной Лене и поползла дальше.

На этот раз Луша открыла мне сразу же, как только я прикоснулась к кнопке звонка. Видимо, она стояла в прихожей.

— Где ты потерялась? — начала она, но тут разглядела, в каком я виде, и всплеснула руками. — Боже мой, Машка! Что с тобой стряслось? На тебя напали?

— Напали, — простонала я. — Луша, я падаю с ног! Давай сначала что-нибудь сделаем с моей ногой, а уже потом я тебе обо всем расскажу!

Луша захлопотала вокруг меня — помогла снять злополучный костюм, протерла разбитое колено перекисью водорода, залепила пластырем. Потом я забралась в тот закуток, который у нее в квартире считался ванной комнатой, и постояла под горячим душем. Эта процедура помогла мне хотя бы отчасти вернуть утраченное самоуважение, то есть, проще говоря, я снова стала человеком.

Когда я вышла из-под душа, мне хотелось только одного: спать. Луша увидела мои слипающиеся глаза и не стала приставать с расспросами. Она постелила мне на узеньком добродетельном подростковом диванчике, и, как только моя голова коснулась подушки, я провалилась в сон.

Снилась мне какая-то чудовищная белиберда, в которую вплелись события минувшего безумного вечера.

За мной гнался толстый одышливый режиссер с криком:

«Кровь, кровь! На твоей совести кровь! На твоем костюме кровь бедных десятиклассниц!»

У него вдруг выросли огромные кривые клыки, и он пытался вцепиться ими в мою шею, приговаривая:

«Может быть, это начало настоящей женской дружбы!»

Неожиданно за его спиной появился мрачный прибалт и прошептал:

«Да он вампир! Я это знаю по работе! Я охотник на вампиров!»

Проснулась я в холодном поту.

Луша, в своем нарядном халате, сидела за столиком и разговаривала с кем-то по телефону. Разговор был очень странный.

— Анголар, — громко и отчетливо произнесла она, — да.., да.., тенге.., инти.., донг.., манат.., лари.., кьят… Хорошо, давай дальше, что там… Абиджан… Антананариве… Порто-Ново… Либревиль… Масеру…

— Луша! — удивленно воскликнула я. — Ты что — шифровку передаешь? Ты что — шпионка?

— Ой, Машка, ты проснулась? — повернулась ко мне тетка и быстро сказала в трубку:

— Валюша, я тебе позже перезвоню!

— Что это ты такое говорила? — допытывалась я. — Что за абракадабра?

— Да это мы с Валечкой кроссворды разгадываем! — Луша улыбнулась. — Завтракать будешь?

— Конечно! — Я почувствовала, что готова съесть целого зажаренного слона или вчерашнего толстопузого режиссера.

Когда тетка сказала про кроссворды, я все поняла. У моей Луши, как я уже говорила, множество подруг, и они, кроме того, что ходят по презентациям и вернисажам, занимаются своеобразным бизнесом.

Они находят все газеты, в которых печатают кроссворды, совместными силами эти кроссворды решают и присылают в газету ответ. Первым правильно ответившим платят сто-двести рублей, и наши дамы на этот приз все вместе идут в какое-нибудь недорогое кафе.

Дело у них поставлено сугубо профессионально, каждая из подруг отвечает за какой-то определенный раздел знаний. Луша, например, помнит все столицы африканских государств и все национальные валюты, ее подруга Валечка — все оперы и балеты…

Каждый раз они посылают ответ под разными именами — то от Луши, то от Валечки, то от другой подруги, а приз проматывают сообща.

Честно говоря, я думала, что на такие деньги не разгуляешься, тем более втроем-вчетвером, но Луша как-то привела меня в свое любимое кафе на улице Чайковского, и я поразилась тому, какие в наше время еще встречаются низкие цены. Кстати, Луша считает, что разгадывать кроссворды полезно для здоровья — организм борется со склерозом, и вообще узнаешь массу полезных вещей. Ну, и бесполезных, естественно.

«Вот, например, мы с тобой сейчас идем по улице Чайковского, — сказала мне в тот раз Луша, — а ты знаешь, чьим именем она названа?»

«Луша, ты что — бредишь? — Я посмотрела на нее с испугом. — Сама же сказала — Чайковского!»

«А какого Чайковского?»

«Ну уж ты меня совсем за дуру держишь! — я даже обиделась. — Композитора, Петра Ильича.., он еще, говорят, голубой был…»

«А вот и нет! Эта улица названа именем Николая Васильевича Чайковского, революционера-народника… Здесь, в этом районе, все улицы были после революции названы именами революционеров — Каляева, Воинова, Петра Лаврова, Чайковского. Потом, когда стали возвращать дореволюционные названия, Каляева, Воинова и Петра Лаврова переименовали, а Чайковского не тронули, потому что в этой комиссии, как и ты, подумали, что улица названа в честь композитора, а против него новая власть ничего не имела…»

На мой взгляд, это — совершенно бесполезная информация, но Луша очень гордится такими познаниями. У нее вообще какая-то страсть к бесполезным вещам. Хотя я ее все равно люблю.

Кроме кроссвордов, Луша с подругами выискивает и разные другие конкурсы — например, в некоторых газетах бывает конкурс на лучший анекдот, так наши дамы и в нем участвуют и совершенно не стесняются посылать в газету неприличные анекдоты. Моя Луша, по-моему, вообще без комплексов. Один раз она поймала по радио программу известного шоумена Трахтенберга, который просил слушателей звонить ему на студию и рассказывать анекдоты, но не до конца. Если Трахтенберг не мог закончить анекдот, он ставил выигравшему ящик пива. Так моя Луша дозвонилась до него и рассказала в прямом эфире такой анекдот, что даже я покраснела! Интересно, что Трахтенберг концовки не знал, и Люся выиграла пиво. Поскольку она его не пьет, пиво досталось мне, и мы с Генкой неплохо погуляли.

Еще дамы разгадывают разные головоломки, например, где нужно найти десять отличий между картинками, но за такие головоломки обычно платят мало, не больше пятидесяти рублей. А еще в их компанию затесался один очень милый старичок, военный пенсионер, отставной моряк, так он даже на спортивном тотализаторе играть научился! Дамы, конечно, такими серьезными делами не занимаются, но они иногда дают этому пенсионеру, Кириллу Борисовичу, свои маленькие деньги, чтобы он за них поставил. Луша ставит исключительно на «Зенит», она вообще большая патриотка этого клуба.

Это что! У них в компании одна дама всю жизнь играла в преферанс и как-то с семьей сына поехала отдыхать в Сочи, а там на пляже случайно разговорилась с заядлыми картежниками. Когда они узнали, что пожилая приличная дама умеет играть в карты, то пришли в восторг и пригласили ее расписать пулю. Ну и что вы думаете? Дама вчистую обыграла своих новых знакомых и окупила весь отдых в Сочи! После этого случая те картежники, наверное, поверили в то, что случайные пляжные знакомства могут довести до беды, а сын дамы берет ее каждый год в отпуск и все надеется, что история повторится.

Так что решение кроссвордов и головоломок приносит большую пользу пожилым Лушиным подругам, и склероз им явно не угрожает.

— Как нога? — Луша осматривала меня весьма критически.

Я попробовала ступить на ногу и решила, что гораздо лучше. По квартире можно вполне сносно передвигаться, а на улицу с такой мордой я все равно сегодня не пойду. Явных синяков на физиономии не наблюдалось, но под глазами залегли фиолетовые тени, и сами глаза сильно припухли. «Это от ночных кошмаров», — успокоила меня Луша. Сама она выглядела свежей, как майская роза, то есть если бы розы доживали до таких лет. Сон у Луши отличный, ест она мало, так что не имеет ни грамма лишнего веса, легка на подъем, и глаза блестят по-молодому.

— Тебе надо позавтракать, — суетилась она, — уже все готово.

Обычно дома у нее нет никакой еды, потому что, как уже говорилось, она ест как птичка и не любит готовить для себя одной. Поэтому кроме кофе — Луша не признает растворимый, а покупает в кофейне на углу колумбийский в зернах и мелет его дома на старинной ручной мельнице, — вряд ли вы имеете шанс получить у нее наутро что-нибудь еще. Но сегодня ради меня Луша с утра смоталась в кафе на углу и принесла целую коробку теплых булочек с шоколадом и пирогов с сыром.

— Подожди, — отмахнулась я, — кусок не идет в горло.

Луша не обиделась. Она присела на диван и внимательно выслушала все, что случилось со мной вчера вечером после того, как мы с ней разминулись на презентации.

— Кошмар какой! — восторженно воскликнула она. — Прямо боевик!

— Скорее триллер, — поправила я ее, — но в кино, знаешь, триллеры приятнее смотреть, а в жизни как-то страшновато…

— Подведем итоги, а то булочки стынут! — перебила меня Луша. — Значит, вчера вечером тебя перепутали с какой-то женщиной. Их ввели в заблуждение костюм и цвет волос.

— Если бы просто перепутали, — вздохнула я, — ну, обозналась та девица, глиста в красном платье, это бы еще ладно. А так — схватили какие-то типы, запихнули в машину, избили…

— Явный криминал! — Глаза у Луши заблестели еще ярче.

Тетка обожает всякие криминальные истории.

— Представить страшно, что бы они сделали, если бы это была не я, а она…

— Кто — она?

— Та, настоящая, которая им нужна…

— Что значит — настоящая? — насторожилась Луша. — А ты, выходит, — самозванка? Мы с тобой пошли на презентацию, никого не трогали, и вдруг такое случается… Машка, ты никуда не влипла? Что вообще с тобой случилось, отчего пришла вчера ко мне без вещей, с одним магнитофоном? Тебя обокрали?

— Да нет, — вяло отмахнулась я, — просто поругались с Генкой, то есть поругались с матерью уже потом, а Генку я застала в постели с какой-то шваброй…

Я говорила обо всем совершенно спокойно, после вчерашнего вечера все случившееся с Генкой казалось мне совсем не важным. Луша же такие вещи воспринимает правильно, не ахает и не сокрушается о нравах современной молодежи.

— Да, — вымолвила она не моргнув глазом, услышав описание белобрысой швабры, — тут никаким криминалом и не пахнет. Самая обычная житейская пакость. Наплевать и забыть. Тут, Машка, все дело в костюме, они все купились на костюм…

— Да еще тот ненормальный тип, — вспомнила я, — пристал ко мне в холле, заявив, что у меня на костюме кровь. Просто дурдом какой-то!

В следующую секунду мы с Лушей набросились на костюм, как две галки на черствую булку. Мы долго мяли его и ощупывали, вырывая друг у друга жакет и юбку и действительно обнаружили сбоку, почти под мышкой, три маленьких бурых пятнышка.

— Кровь? — Луша с сомнением поскребла пятно ногтем. — Прямо и не знаю…

— Тот тип так говорил, как будто точно знает.

— Станем мы всяким подозрительным типам верить! — рассердилась Луша. — Ты сказала, он прибалт? Или немец?

— Да черт его знает, зовут Рейн, на Паулса похож…

— Это еще ни о чем не говорит! — воскликнула Луша, и я не могла с ней не согласиться.

Мы еще раз тщательно осмотрели костюм и на этот раз обратили внимание на крошечную бирку. Vivienne Westwood.

— Вроде бы очень крутая фирма, — неуверенно заговорила я. — Костюмчик-то дорогой.

— И совсем новый, — добавила Луша. — Хотела бы я знать, какой богачке понадобилось выбрасывать такой костюм? Ну не выбрасывать, а отдавать бедным.., что, в общем, одно и то же. Ты можешь представить себе женщину, которая по собственной воле откажется от такого чудесного костюма?

— Может, у нее таких десять? Или двадцать? — неуверенно протянула я. — К тому же вот пятна какие-то…

Тут как раз кстати раздался звонок в дверь, и вошла Варвара. В свой благотворительный фонд она ходит к двенадцати, так что спит по утрам очень долго. Как всегда, Варвара явилась по-соседски без приглашения и по утреннему времени в неглиже. Неглиже это представляло собой ужасающих размеров прозрачный пеньюар бледно-розового цвета с кружевами на груди. Завершали наряд розовые тапочки для бассейна. Пеньюар, несомненно, тоже был приобретен на халяву в том же самом благотворительном фонде, и я про себя поразилась, откуда взялась в Европе дама таких чисто русских габаритов. Впрочем, говорят, что немки, к примеру, тоже бывают весьма упитанные…

— Луша, дай кофе взаймы, — жалобно попросила Варвара, — а то мне никак не проснуться.

Тут ее взгляд упал на меня, и с нее мигом слетел весь сон.

— Машка, — изумленно завопила она, — а ты чего-то в таком жутком виде? Где тебя черти драли?

— Об этом после, — отмахнулась Луша, — ты лучше скажи, откуда этот костюм к тебе попал?

— Пока кофе не нальете, ничего не скажу! — выпалила Варвара, чей чуткий нос уловил уже запах кофе, а какой замечательный кофе варит Луша, отлично знают все соседи.

На крошечной кухне стало и вовсе не пройти, когда мы втиснулись туда втроем. Варвара мигом умяла всю выпечку, еле-еле я успела выхватить у нее из-под носа две булочки с шоколадом. Варвара у нас поесть не дура, оттого и весит страшно сказать сколько. Мы с Лушей вдвоем запросто поместимся в ее пеньюаре, и еще место останется для какого-нибудь домашнего животного. Правда, у Луши никого нету, она говорит, что не может себе этого позволить — мол, не уехать никуда и так далее.

— Вот что, Варвара, — строго заговорила Луша, когда кофе кончился и новая порция булькала на плите, — давай-ка начистоту. Какие у вас там дела творятся в этом вашем благотворительном центре, я не знаю и знать не хочу. Но ты скажи откровенно, откуда взялся этот костюм? Потому что я сама у тебя часто шмотки покупаю, и ни разу не было, чтобы такая роскошная вещь попалась.

— Колись, Варвара, — поддержала я Лушу, — потому что меня из-за этого костюма чуть не убили…

— Ну уж! — усомнилась та. — Кому ты нужна-то?

— А это ты видела? — Я показала забинтованную коленку. — Меня спутали с какой-то девкой в точно таком же костюме…

— А я что, — тут же открестилась Варвара, — я ничего… Слушайте, я сама теряюсь в догадках. Прихожу вчера на работу пораньше, в полдвенадцатого, девок наших никого нет еще. Открываю я, значит, помещение, все нормально. Шмотки эти у нас навалом лежат.

— Еще бы не навалом, — ехидно вклинилась я, — когда вы их тыщу раз перелопачиваете, все ищете, чем бы поживиться. Старушкам бедным после вас ничего не остается.

— Вот как раз старухе такой костюм очень понадобится! — вскипела Варвара. — Просто жить она не может без такого костюма!

— Но-но, — пригрозила Луша, — за старуху ответишь! Кофе больше и не проси!

— Ой, ты не подумай, что я про тебя, — тут же повинилась Варвара, — но сами посудите, эти иностранцы чего только не шлют! Вот один раз пришел целый контейнер вечерних платьев! Все открытые, на бретельках.

— На бретельках, — протянула я, — для старух…

— Вот именно, — подтвердила Варвара, — и ты не представляешь, чего мы наслушались! И то сказать, бабулечкам-то нужно кофточку вязаную, телогреечку… — тут она испуганно покосилась на Лушу, но та сделала вид, что не слышит, — носочки там, допустим, шерстяные, платочек головной потемнее, белья теплого. — Варвара окончательно осмелела. — И такие стали разборчивые! То им не то и это — не это! — сильно высказалась она, но мы ее поняли. — Все копаются, выбирают и ворчат! Нет бы взять что дают и спасибо сказать, так они еще разбираются, права качать начинают!

Новая порция кофе была готова, Варвара отхлебнула из чашки и обстоятельно рассказала, что привозят вещи им каждый месяц, в первых числах. А старухи и малоимущие приходят раз в неделю, по пятницам. Все зарегистрированные приходят по списку. Иначе столько всяких бомжей набежит, давка будет. Вещи раздают им бесплатно, но если, к примеру, бабка взяла одно пальто, то другое уже нельзя. А то дай им волю, они по десять брать начнут и на толкучке продавать.

— Нынче конец июня, — продолжала Варвара, — и там, откровенно говоря, одно барахло осталось. Я и стала в мешке рыться, потому что он развязан был. Случайно заглянула — батюшки-светы! Как же это, думаю, мы такую вещь просмотрели? Это же — класс, фирма! Ну и прибрала скорее, потому что мне-то он не годится, — Варвара без всякого сожаления оглядела свою колоссальную фигуру, — но и Нинке отдавать не хотелось.

Нинка — это Варварина сослуживица и подруга. Даже я знаю, что они ругаются по семь раз на дню. Очевидно, в этот раз они были в ссоре.

— Нинка сама еще толще меня, все для дочки берет, — продолжала Варвара, — доченька же, я вам доложу, та еще стерва. Не работает, только с Нинки тянет. И внешне страшная, белобрысая такая, тощая… А ты, Машка, в этом костюме вчера была просто красавица!

— Оно-то так… — в сомнении протянула я.

— Точно тебе говорю! — Варвара сорвалась с места, с грохотом опрокинув стул, и бросилась в комнату, где схватила жакет и потрясла им в воздухе. — Фирма! Дорогая вещь, между прочим!

— А пятна? — вклинилась Луша, — Ты что — его не стирала?

— Интересное дело, — возмутилась Варвара, — а когда я успела? И вообще зачем такую дорогую вещь стирать? В чистку отдай, не обеднеешь…

— Да забирай ты его обратно, — не выдержала я, — видеть его не могу…

Варвара потянула жакет к себе и тут же застыла на месте. Потом профессионально быстро ощупала полы и лацканы и вдруг вытащила изнутри, с той стороны, где пуговицы, какую-то бумажку.

— Это еще что такое, чек, что ли?

Бумажка действительно оказалась чеком из какого-то магазина. Но нас насторожило другое. На обороте чека было нацарапано торопливыми каракулями несколько строк:

«Юлька, спаси меня! То, чего мы боялись, случилось. Я под крестом, торопись…»

— Фигня какая-то, — Варвара изумленно рассматривала записку, — ну, в общем, если ты отказываешься, то костюмчик я мигом пристрою! Морду она еще будет воротить от такой дорогой вещи!

— Тише, — Луша незаметно наступила мне на ногу, — не сердись, Варя, Машке вчера здорово досталось. Ты вот что, про костюм этот никому ничего не говори. Просто разузнай там, не случилось ли у вас чего той ночью, ну перед тем, как костюм появился. Охранника поспрашивай, есть у вас там охранник?

— Ну есть, вроде бы тогда Толик дежурил… — неуверенно сказала Варвара. — А в чем дело-то?

— Мой жизненный опыт подсказывает, что с этим костюмом не все чисто, — негромко пробормотала Луша, и Варвара тотчас успокоилась — она полностью Луше доверяла.

Она взглянула на часы и заторопилась в свой фонд, а мы с Лушей уставились на записку.

— Мария, — строго начала тетка, — мы просто обязаны выяснить, в чем тут дело! Такая записка, человек явно просит помощи…

— Но помощи просит он не у нас, — возразила я, — а у некоей Юльки. И как мы можем помочь человеку, про которого ничего не знаем? Кто он?

— Не он, а она, — заметила Луша, — почерк явно женский. И к тому же как-то странно, чтобы мужчина писал: «Юлька, спаси меня!» Такие слова несовместимы с мужским достоинством!

Я подумала про себя, что мужчины всякие бывают и что любого, даже самого благородного индивидуума мужского пола можно довести до такого состояния, что он попросит помощи у кого угодно. Но Луша в свои годы сохранила несколько романтические представления о мужчинах. Она никогда не была замужем, однако по некоторым недомолвкам я сделала вывод, что в старых девах она не осталась, то есть были в молодости у нее и поклонники, и любовники. Но очевидно одно: ей не приходилось видеть свое ненаглядное сокровище каждый день по утрам в течение долгого времени, небритого и недовольного, а иногда еще и с похмелья. Вид небритого мужа да еще с хорошего перепоя заставит выбросить из головы романтические бредни даже Спящую красавицу. Про Золушку я такого не скажу, она по моим представлениям была еще в девушках весьма практична и принцем своим потом, надо думать, вертела как хотела.

— Допустим, ты права, — я не стала спорить, — но вот еще вопрос, надо ли ей помогать?

— Хорошо, скажу иначе: мы просто обязаны разгадать загадку костюма! Ведь вчера тебя точно перепутали с этой Юлькой, причем ссылались на костюм.

— И ты еще упрекаешь меня, что я влипаю в истории! — возмутилась я. — А сама-то…

— Интересно же, — вздохнула Луша, и я сдалась, потому что в мои планы совершенно не входила сейчас ссора с теткой — а если она выгонит меня из дома? Что тогда делать, возвращаться к матушке, в ее двухкомнатную? То есть нашу двухкомнатную, комната у меня там есть, но мы с матерью просто не в состоянии находиться в одном помещении более получаса, это чревато… Вчера мы здорово поругались, а что будет дальше? Нет, я не могу туда возвращаться. Придется ублажать Лушу, чтобы она разрешила немного пожить у нее.

— Итак, что мы знаем об этой девице, с которой тебя вчера спутали? — начала Луша как ни в чем не бывало.

— Она рыжая, зовут Юлия, и фигура похожа на мою, — покорно ответила я.

— Еще у нее много знакомых среди тусовки, ведь недаром вчера тебя окликнула шикарная девица в красном… Так, тут ничего не накопаешь, — вздохнула Луша, — обратимся к записке.

Мы еще раз перечитали записку: «Спаси меня, случилось то, чего мы боялись, торопись…»

— Чушь какая, — буркнула я, — кто написал мотала Луша, и Варвара тотчас успокоилась — она полностью Луше доверяла.

Она взглянула на часы и заторопилась в свой фонд, а мы с Лушей уставились на записку.

— Мария, — строго начала тетка, — мы просто обязаны выяснить, в чем тут дело! Такая записка, человек явно просит помощи…

— Но помощи просит он не у нас, — возразила я, — а у некоей Юльки. И как мы можем помочь человеку, про которого ничего не знаем? Кто он?

— Не он, а она, — заметила Луша, — почерк явно женский. И к тому же как-то странно, чтобы мужчина писал: «Юлька, спаси меня!» Такие слова несовместимы с мужским достоинством!

Я подумала про себя, что мужчины всякие бывают и что любого, даже самого благородного индивидуума мужского пола можно довести до такого состояния, что он попросит помощи у кого угодно. Но Луша в свои годы сохранила несколько романтические представления о мужчинах. Она никогда не была замужем, однако по некоторым недомолвкам я сделала вывод, что в старых девах она не осталась, то есть были в молодости у нее и поклонники, и любовники. Но очевидно одно: ей не приходилось видеть свое ненаглядное сокровище каждый день по утрам в течение долгого времени, небритого и недовольного, а иногда еще и, с похмелья. Вид небритого мужа да еще с хорошего перепоя заставит выбросить из головы романтические бредни даже Спящую красавицу. Про Золушку я такого не скажу, она по моим представлениям была еще в девушках весьма практична и принцем своим потом, надо думать, вертела как хотела.

— Допустим, ты права, — я не стала спорить, — но вот еще вопрос, надо ли ей помогать?

— Хорошо, скажу иначе: мы просто обязаны разгадать загадку костюма! Ведь вчера тебя точно перепутали с этой Юлькой, причем ссылались на костюм.

— И ты еще упрекаешь меня, что я влипаю в истории! — возмутилась я. — А сама-то…

— Интересно же, — вздохнула Луша, и я сдалась, потому что в мои планы совершенно не входила сейчас ссора с теткой — а если она выгонит меня из дома? Что тогда делать, возвращаться к матушке, в ее двухкомнатную? То есть нашу двухкомнатную, комната у меня там есть, но мы с матерью просто не в состоянии находиться в одном помещении более получаса, это чревато… Вчера мы здорово поругались, а что будет дальше? Нет, я не могу туда возвращаться. Придется ублажать Лушу, чтобы она разрешила немного пожить у нее.

— Итак, что мы знаем об этой девице, с которой тебя вчера спутали? — начала Луша как ни в чем не бывало.

— Она рыжая, зовут Юлия, и фигура похожа на мою, — покорно ответила я.

— Еще у нее много знакомых среди тусовки, ведь недаром вчера тебя окликнула шикарная девица в красном… Так, тут ничего не накопаешь, — вздохнула Луша, — обратимся к записке.

Мы еще раз перечитали записку: «Спаси меня, случилось то, чего мы боялись, торопись…»

— Чушь какая, — буркнула я, — кто написал это? Никогда не узнать. «Я под крестом» — что бы это значило?

Луша упорно вертела чек в руках.

— Интересно, — оживилась она, — чек этот из магазина «Гримальди», ты его знаешь?

«Гримальди» — шикарный обувной магазин на Владимирском проспекте, обувь там в основном мужская и очень дорогая. Я лично ни разу там не была — Генка не зарабатывал на такую обувь.

— Неужели, Луша, ты покупаешь там обувь со скидкой? — съехидничала я.

— Нет, но там работает племянница Лизочки, — ни капли не смутилась Луша.

— Какая еще племянница Лизочка? — оторопела я. — У тебе одна племянница — это я!

— Нет, племянницу зовут Елена Романовна, она в том магазине чуть ли не главная, а Лизочка — это Лизавета Павловна, ты ее видела, мы с ней кроссворды разгадываем, она отвечает за техническую сторону, потому что раньше работала конструктором.

— Так бы сразу и говорила, — проворчала я. — И что нам это дает?

— Во-первых, можно пойти в тот магазин, может быть, они вспомнят покупателя. Думаешь, у них очередь стоит за ботинками в такую цену?

Я вгляделась в бледные цифры и ахнула: 14 800 рублей.

— Ничего себе ботиночки за пятьсот баксов!

— Там и дороже есть, — хладнокровно заметила Луша. — А кстати, что тут еще за надпись? Принеси лупу!

Лупа у Луши отчего-то хранилась в прихожей, в ящике для обуви, поэтому я сразу ее нашла. Мы пристально рассмотрели ту сторону чека, где стояли цифры, потому что записку на обороте мы уже выучили наизусть.

Чек был из магазина «Гримальди», выдан двадцать второго июня, то есть совсем недавно. И внизу, сразу под надписью «Спасибо за покупку!» было нацарапано еще что-то. Привожу дословно: «Фел. 28 18.30».

— Совершеннейшая абракадабра! — высказалась я.

— Где-то да, — согласилась Луша, — но разреши заметить, что, во-первых, эта абракадабра написана совсем не тем человеком, который написал записку, потому что там — карандаш, а здесь — перьевая ручка, причем хорошая, а во-вторых, любая запись должна что-то значить. Разумеется, кроме тех каракулей, которые пишет у себя в клетке орангутан Моника, — рассмеялась Луша, — да и то ученые утверждают, что в них есть какой-то тайный смысл.

— Смысл я вижу только в последних цифрах, — заметила я, — 18.30. Это значит, что кому-то "Надо быть где-то в половине седьмого.

— Так-так, где же это может быть? — задумалась Луша. — Допустим, 28 — это номер дома, тогда «Фел.» — это сокращенная запись улицы. Какая может быть улица? Вроде бы я всю жизнь в Петербурге прожила, а улицы такой не знаю… Фел…

— Фельдъегерская! — выдала я.

— Нет такой улицы! — отмахнулась Луша.

— Ну тогда Феликса Дзержинского!

— Не морочь мне голову! — рассердилась Луша. — Улица Дзержинского вовсе без Феликса, к тому же теперь она вообще Гороховая.

— Ну не знаю. На «фел» и слов-то нет, разве что филармония…

— Машка! — всерьез рассердилась Луша. — Филармония же через "и" пишется!

— Ладно, кончаем эту самодеятельность, — рассердилась, в свою очередь, я, — звони этой племяннице Лизочки, пускай она нас примет в магазине, может, что у нее узнаем.

Пока Луша разговаривала по телефону, я влезла в джинсы и кроссовки. Повязки на ноге не было видно, в кроссовках я почти не хромала. Осталось слегка припудрить синяки под глазами — и вот мы с моей авантюристкой-теткой направились в магазин «Гримальди».

На Владимирском проспекте обувные магазины лепились друг к другу, как ласточкины гнезда, — и совсем дешевые, и рассчитанные на людей среднего достатка, но магазин «Гримальди» выделялся среди них, как королевская яхта среди бедных китайских джонок. И оформление витрин, и огромная сверкающая позолотой вывеска, и негр-швейцар перед входом — все говорило о том, что это — магазин для богатых людей.

Я сразу почувствовала себя нищей замарашкой и хотела, пригнувшись, пройти мимо, но Луша схватила меня за локоть железной рукой и решительно потащила к дверям магазина.

К чести швейцара надо сказать, что он, нисколько не переменившись в лице, распахнул перед нами дверь. Колокольчик мелодично звякнул, и мы вошли внутрь.

Мне показалось, что я оказалась в великосветском салоне. Конечно, я этих салонов в жизни не видела, только в книжках читала, но представляла их примерно такими. Всюду — зеркала в позолоченных рамах, обитые золотистым шелком стулья и банкетки с гнутыми резными ножками. Обуви было очень мало, и каждая туфелька стояла в отдельной витрине, как драгоценный экспонат в музее. Ну и цены, должно быть, соответствующие. Хотя ценников у них вообще не было — то ли чтобы не пугать покупателей, то ли у них в высшем свете так принято, а интересоваться ценой вообще неприлично.

В глубине салона находились две шикарные девицы в одинаковых черных брючных костюмах — видимо, униформе. Одна из них при нашем появлении сделала несколько шагов вперед, нацепила на лицо дежурную, но не очень качественную улыбку и осведомилась:

— Я вам могу чем-нибудь помочь?

— Алка, не суетись! — окликнула ее вторая. — Ты что, не видишь — это же не покупатели!

По-моему, это натуральное хамство. Даже если мы не из их контингента, это еще не повод для того, чтобы обливать нас презрением. И кроме того, в их работе возможны трагические ошибки. Вот один Генкин приятель работал в магазине элитной сантехники, так к ним как-то зашел дядька в ватнике и резиновых сапогах. Павлик — так зовут этого приятеля — зашипел на мужика, что тот наследит в магазине своими сапожищами и вообще не туда пришел, магазин явно не для него. Вдруг из своего кабинета вылетел директор — а это было зрелище не для слабонервных, директор у них весил сто двадцать килограммов — и кинулся обхаживать и облизывать того мужика в ватнике. Мужик оттаял, разомлел, купил «джакузи», душевую кабинку с гидромассажем и еще кучу всякой дряни на десять тысяч баксов. Оказалось, что он строит шикарный загородный дом и приехал в магазин прямо с площадки, оттого и вид имел соответственный. Директор проводил покупателя до машины, вернулся и тут же уволил Павлика, да еще и наорал на него напоследок.

«Ты, — говорит, — козел, с такими мозгами так и простоишь всю жизнь за прилавком! Ты должен в каждом вошедшем видеть потенциального покупателя и ухаживать за ним, как за девушкой! Да я из кабинета почувствовал, что от этого мужика деньгами пахнет, а ты, кретин, чуть его не отпугнул своим природным хамством!»

Павлик, правда, говорил, что насчет чутья директор заливал, просто он из окна своего кабинета видел, что тот мужик приехал на роскошном джипе «Лексус», вот и выскочил к нему.

Может, этот директор и переборщил, но что вежливым нужно быть с каждым покупателем — тут я с ним согласна.

Луша тоже оскорбилась на такое откровенное хамство, приняла очень высокомерный вид и сказала:

— Мы действительно не покупатели. Проводите нас к Елене Романовне.

Продавщица покраснела и засуетилась. Наверное, она решила, что мы из налоговой инспекции, отдела торговли или еще какой-нибудь проверяющей организации, которых торговля боится как огня.

— Сейчас я вас провожу… — Она направилась в приоткрытую внутреннюю дверь и громко крикнула:

— Елена Романовна, тут пришли!

Наверное, этой фразой она хотела предупредить начальницу о визитерах.

Когда мы вошли за продавщицей в просторный, хорошо обставленный кабинет, находившаяся там женщина торопливо убирала в сейф какие-то документы. Увидев нас, она облегченно вздохнула и заулыбалась:

— Ой, Луша! А я подумала…

Выглядела она весьма прилично — в дорогом сером костюме, который сидел на ней как влитой. Чувствовалось, что стрижется она у очень модного парикмахера. В меру подкрашенная, она смотрелась лет на тридцать, но по жесткому блеску в глазах я поняла, что ей гораздо больше. Елена Романовна перевела взгляд на Лушу, снова заулыбалась, и жесткий блеск в глазах исчез.

Она жестом отпустила продавщицу и села в кресло, указав нам на два других, гостевых.

— Знаете, все время какие-то проверки, — начала она, — все время в напряжении…

— Леночка, не будем отнимать у тебя время, — заторопилась Луша, — мы понимаем, ты очень занята, но вот посмотри — этот чек, кажется, из вашего магазина?

Елена взяла в руку чек, посмотрела на него и тут же нажала на кнопку.

— А что случилось? — подняла она на Лушу удивленный взгляд. — У покупателя какие-то претензии?

— Нет, нет, что ты! — замахала та на нее руками. — Да мы покупателя вообще не знаем! Здесь просто, понимаешь, такая история произошла… Маша, моя племянница, — Луша указала на меня, — сдавала фотопленки печатать, а когда получала, не посмотрела, пришла домой — а фотографии чужие, наверное, в ателье перепутали. Ну вот, и в том же пакете, вместе с фотографиями, лежал этот чек. Я и вспомнила, что ты работаешь в магазине «Гримальди», и подумала, что можешь нам помочь… Маше очень дороги те фотографии, да и тому человеку тоже вернуть нужно! — Тетка выдала свою вдохновенную ложь и облегченно перевела дыхание.

На месте этой Елены я бы ни за что не поверила в эту бредовую историю, но ей, видимо, и в голову не приходило, что такая серьезная, немолодая дама, как моя Луша, может так художественно врать.

В это время дверь кабинета снова открылась — видимо, в ответ на вызов, — и на пороге снова появилась прежняя продавщица.

— Вызывали, Елена Романовна?

Я посмотрела на Елену и тут же поразилась перемене в ее внешности. Исчезла улыбка, черты лица затвердели, глаза отливали металлическим блеском, теперь ей можно было дать не тридцать лет, а все сорок, и даже костюм стал не серым, а стальным.

— Принеси нам кофе, — строго распорядилась Елена, причем в голосе тоже отчетливо слышался металл, — и посмотри на этот чек, может быть, вспомнишь покупателя.

Девица взяла чек и уставилась на него, словно хотела прожечь взглядом.

— За двадцать второе число… — проговорила она, — я тогда работала.., по сумме, это летние плетеные ботинки от Серджио Росси… Сейчас, минутку.., такой высокий, интересный мужчина, приехал на темно-синей «БМВ».., брюнет, сросшиеся брови, волосы назад зачесаны…

— Спасибо, — холодным начальственным тоном проговорила Елена, — про кофе не забудь.

Продавщица вылетела из кабинета, а Луша стала отказываться от кофе.

— Зря отказываетесь, — Елена вместе с креслом отъехала от письменного стола к другому столику, пониже, — у меня очень хороший кофе, «Амбассадор».

Я машинально перевела взгляд на низкий столик. На темной матовой поверхности лежало несколько рекламных буклетов — фитнес-центр «Диана», салон красоты «Василиса», ресторан «Феллини»…

— Не знаю, чем вам это поможет, — заговорила Елена Романовна приятным, приветливым голосом, и внешность ее тут же волшебно изменилась с уходом продавщицы.

Снова перед нами сидела милая молодая женщина с белозубой улыбкой, одетая в костюм приятного серого оттенка.

— Высоких мужчин на «БМВ» в городе тысячи, — продолжала она, — ни номера машины, ни имени ее владельца узнать не удалось… Мне кажется, проще расспросить персонал в фотоателье…

— В каком ателье? — ляпнула я, совершенно забыв, какую историю только что сочинила Луша.

— Как в каком? — Елена посмотрела на меня удивленно. — В том, где вам перепутали пленки.., в конце концов, это их прокол, им и разбираться…

В голосе ее чувствовалось легкое недоумение, и ее вполне можно было понять: устроить целое следствие из-за каких-то фотографий.., но не могли же мы рассказать ей правду!

Дверь кабинета открылась, вошла продавщица с подносом, на котором дымились три чашечки кофе, и Елена Романовна тут же снова забронзовела, но ненадолго, потому что девушка расставила чашки и вышла. Луша снова отказалась от кофе, а я сказала:

— Ну Лушенька, выпьем по чашке, «Амбассадор» — очень хороший сорт, из дорогих!

Луша посмотрела на меня неодобрительно, но спорить не стала, тем более что кофе все равно принесли. Елена придвинула нам вазочку с печеньем, я взяла чашечку и вытащила из стопки реклам буклет ресторана.

— Этот ресторан приличное место? — весьма светским тоном осведомилась я у Елены, отхлебывая кофе.

Луша посмотрела на меня удивленно, перевела взгляд на буклет, и в ее глазах вспыхнул огонек понимания. Елена непроизвольно взглянула на мой скромненький наряд, на тапочки, купленные явно не в ее магазине, и деликатно произнесла:

— Неплохой, но немного дороговатый.., их фирменная фишка — все, что так или иначе связано с кино.

— Здорово! — с неумеренным энтузиазмом воскликнула я. — Обожаю кино! Только вчера мы с Лушей были на просмотре в Доме кино, может, слышали — фильм «Вас не обломят». А то, что там дорого, — неважно, меня один человек обещал сводить, так что это уже будут его проблемы, — и я противно хихикнула.

— Ну, если не за свои деньги — тогда, конечно, почему бы не пойти. Ресторан известный, кухня хорошая…

— А где он? — Я вертела буклет в поисках адреса.

— В самом центре, на Малой Конюшенной, — не задумываясь, ответила Елена.

Выйдя на улицу, Луша недовольно покосилась на меня:

— Пришлось по твоей милости нарушить незыблемый принцип!

— Никогда не врать после обеда? — осведомилась я. — Про перепутанные фотопленки ты здорово придумала!

— Вранье тут ни при чем, — Луша досадливо отмахнулась, — тем более что это вовсе и не вранье, а всего лишь художественный вымысел в целях выяснения истины. Я имела в виду, что нарушила принцип не пить растворимый кофе, теперь спать не буду полночи.

— А ты об этом не думай, — посоветовала я, — тогда и заснешь отлично!

— В твоем возрасте у меня это легко получалось, — Луша горестно вздохнула, — а сейчас начались проблемы со сном.

— У меня тоже проблемы со сном, — немедленно ответила я, — по утрам никак не проснусь.

А вообще, я первый раз слышу, чтобы моя Луша жаловалась на возраст. Наоборот, она всегда повторяет, что у каждого возраста есть свои преимущества, в том числе и у среднего, как она называет промежуток от шестидесяти пяти до ста.

— Ну, Машка, — велела она, — рассказывай, что ты там углядела. Я ведь видела, как ты вцепилась в ту брошюрку!

— Ты что — не видела, как этот ресторан называется?

— Да.., видела, конечно… — Луша замялась, — на что это ты, собственно, намекаешь?

Когда дело касается плохого зрения, плохого слуха и прочих проявлений «среднего возраста», с ней нужно быть очень осторожной: она все это воспринимает очень остро и может здорово разозлиться.

— Ресторан называется «Феллини»! — выпалила я.

— А-а! — протянула Луша, светлея лицом.

— Так что это никакая не улица, тем более что улиц, начинающихся на «Фел» мы не нашли, а ресторан!

— Выходит, на том чеке написано — «Феллини, 28-е число, 18.30»! А сегодня как раз двадцать восьмое!

— Значит, так, — решительно заговорила Луша, — сегодня идешь в ресторан «Феллини». Очень приличное место, и Елена так хорошо о нем отзывается… Найдешь там того мужчину, что купил в магазине ботинки, и постараешься с ним познакомиться. Раз он написал на чеке название ресторана и время, надо думать, что он сам там будет. Он-то будет ждать ту девушку, которой назначил свидание, а придешь ты!

— Вот он обрадуется! — буркнула я. — И как, интересно, я его узнаю — по ботинкам? Что — ползать по полу и разглядывать чужую обувь? Или объявить в микрофон, чтобы мужчина в ботинках фирмы «Серджио Росси» подошел к вольеру со слоном?

— При чем тут слон! — возмутилась Луша.

— А при чем тут ботинки? — парировала я. — Может, он вообще не в них в ресторан придет?

— А в чем, — в голосе тетки прорезались металлические нотки, совсем как у Елены Романовны, — в чем он, интересно, придет? В домашних тапочках? Или в сапогах для верховой езды? Машка, не зли меня! Сказано тебе — брюнет, сросшиеся брови, на синей «БМВ», а ботинки — для страховки!

— «БМВ» он с собой в зал точно не потащит! — буркнула я, сдаваясь.

— Умница! — расцвела Луша. — Всегда в тебя верила…

— Ну как я Туда попаду? — заныла я. — В приличные рестораны одиноких дам не пускают…

— Ой, ну я тебя умоляю, — вздохнула Луша, — не будь ребенком! Одинокие дамы всегда попадают в ресторан самым простым путем — суют деньги швейцару. Тебе нужно сейчас думать не об этом…

— Вот-вот, и я о том же! — обрадовалась я. — Мне нужно сейчас думать о том, где взять денег. Потому что у меня в кошельке… — я достала кошелек и порылась в нем — полторы тысячи рублей и еще мелочь какая-то. На это не разгуляешься. Какой там швейцар! Скоро есть нечего будет!

Свою работу по выборам я закончила, на будущей неделе обещали выплатить за нее деньги, тысяч восемь, не больше. Если жить экономно, то на них можно продержаться месяц или полтора. Придется искать работу. Тут я вспомнила, что мы с Генкой собирались ехать в Турцию, на море. И для этой цели копили деньги. И накопили почти тысячу долларов. Я считаю, что имею полное право на половину этих денег.

— Деньги на швейцара я тебе дам, — отмахнулась Луша, — там, в ресторане закажешь какой-нибудь сок, ты же не есть туда придешь, в самом-то деле! Но вот одежда… Мария, в кроссовках в ресторан не пускают!

— Как ни крути, а к Генке нужно идти, — вздохнула я, — шмотки забрать и выяснить отношения.

Мы заскочили еще в вегетарианское кафе, съели по салатику и выпили по стакану ужасно кислого сока, и я потащилась к Генке, малодушно надеясь на то, что его не будет дома.

Генка занимается компьютерным дизайном, то есть на службу в обычном понимании этого слова он не ходит. Он утверждает, что для работы ему нужен только компьютер. На самом деле ему нужно еще очень много вещей. Во-первых, он требует, чтобы его кормили три, а лучше четыре раза в день, а во-вторых, чтобы его ни в коем случае не отрывали от компьютера, когда он творит. В процессе творчества он страшно много курит, а когда не курит, то поет дурным голосом матерные частушки.

Вернувшись из института, я находила продымленную комнату и разбросанные повсюду обертки от конфет и огрызки яблок. Вообще-то я на это безобразие реагировала нормально, возмущало другое.

Дом был как проходной двор. В любое время мог завалиться кто-то из многочисленных приятелей, и не один, а с девицей, они оставались ночевать, а квартира однокомнатная, так что если ночью, забывшись, сунешься на кухню воды попить, то обязательно попадешь в самый неподходящий момент. На мое возмущение Генка реагировал всегда однозначно: я ему не жена, и командовать в собственной квартире он никому не позволит.

Не подумайте, что я безропотно сносила его хамство. Нет, характер у меня неуживчивый, это я признаю. Мы с Генкой здорово ругались, но все же продержались почти год. Если бы мне было куда уйти, возможно, наш союз распался бы гораздо раньше. Но каждый раз я представляла, как появляюсь дома и что скажет мамаша, и как поглядит отчим.., в общем, не могла же я сесть Луше на голову. Надо сказать, что Генка хоть и хамил здорово, но всегда умел вовремя остановиться, то есть не произносил тех слов, после которых совместная жизнь не могла бы продолжаться. Очевидно, он все же мной по-своему дорожил.

Так было до вчерашней ночи, когда, вернувшись раньше времени, я обнаружила в его постели голую белобрысую шлюху, после чего мне ничего больше не оставалось, как плюнуть ему в физиономию и уйти. Что я и сделала. Жаль только, что не прихватила с собой вещи и кое-какие мелочи на память.

С такими грустными мыслями я как-то незаметно доехала на маршрутке почти до Генкиного дома. Нужно было еще пройти с проспекта дворами мимо детской площадки и помойки.

Детскую площадку я почти миновала, когда заметила вдруг краем глаза что-то знакомое. Сбоку мне наперерез направлялась та самая белобрысая швабра, которую я застала у Генки. Просто удивительно, как я ее узнала, ведь ночью я видела ее абсолютно голую, а сейчас на ней была канареечная кофточка с вырезом почти до пупка и обтягивающие тощий откляченный зад брюки цвета детской неожиданности.

Прыжком леопарда я метнулась за красный грибок на детской площадке и застыла там, как садово-парковая скульптура.

Швабра деловым шагом уверенно прочапала мимо грибка прямо к помойке, выбросила в контейнер яркий розовый пакет и, не останавливаясь, рванула к автобусной остановке.

Я осторожно высунула голову. Как раз подошел автобус, и швабра припустила к нему, гремя каблуками и костями. Я не собиралась ее преследовать, меня волновало другое — ярко-розовый пакет в мусорном контейнере. Пакет внушал очень нехорошие подозрения.

Прошлой осенью мы с Наташкой Селезневой, моей подружкой, заработали приличные деньги на выборах в городское Законодательное собрание. И решили смотаться на неделю в Париж — как говорится, людей посмотреть, себя показать, по магазинам походить, на витрины поглазеть, ну и все такое прочее… Купили недорогие путевки и полетели. Денег, конечно, у нас было не так чтобы много, но хватило и на развлечения, и на кое-какие тряпки. В магазине «Этам», что на бульваре Сент-Мишель, я купила чудное платьице лилового цвета с искрои. Платье выглядело весьма прилично, а главное — очень мне шло. И вот теперь, завидев в помойке фирменный розовый пакет из магазина «Этам», я ощутила, как сердце мое замерло от нехороших предчувствий.

Крадучись и воровато оглядываясь по сторонам, я приблизилась к помойке и схватила пакет. Предчувствия меня не обманули. Пакет был тот самый, из парижского магазина. Он был плотно набит одеждой. То есть одеждой то, что находилось в пакете, назвать было никак нельзя. Мое любимое лиловое платьице швабра разрезала на мелкие кусочки. Был там еще черный брючный костюм — иногда на работе требовалось одеться официально, пара шелковых блузок — белая и кремовая и еще какие-то лоскутки, которые я не смогла идентифицировать из-за подступившей к горлу безумной ярости.

Автобус с белобрысой девицей на борту давно отошел от остановки, и это спасло ей жизнь. Я услышала, как скрипят собственные зубы, потом вздохнула глубоко и малость успокоилась. Хорошо, что девица скрылась с глаз моих, не хватало еще из-за такой мрази сесть в тюрьму! Ну, Геночка, хороший же тебе достался кадр!

Я вытерла набежавшую слезу и выбросила пакет обратно в контейнер. Безумно жаль платья, я так его любила. Кроме того, теперь встает неотложный вопрос: в чем идти сегодня вечером в ресторан «Феллини»?

Итак, я внутренне собралась и решительно подошла к Генкиному дому. У подъезда на лавочке сидела довольно-таки неприятная старуха, я часто видела ее раньше и всегда здоровалась. Она же в ответ только поджимала губы и неодобрительно покачивала головой. В этот раз я тоже слегка кивнула и попыталась проскочить мимо. Но не тут-то было. Бабка протянула длинную клешню и схватила меня за рукав.

— Слышь, девонька, — заговорила она скрипучим голосом, — твой-то другую бабу завел.

— Что? — От неожиданности я выпучила глаза.

— Вот тебе и что! — торжествующе проскрипела бабка. — Тощая, длинная, белобрысая. Ночевала у него две ночи подряд, сейчас только ушла.

— Ой! — Я прижала руку к сердцу.

— Не переживай, — философски заметила старуха, — не ты первая, не ты последняя. А вообще, зря ты его одного надолго оставляешь. Что теперь делать будешь?

— Прямо и не знаю, — растерялась я.

То есть у меня-то было одно-единственное желание — поскорее отсюда смотаться, взяв вещи, но теперь, когда вещей не стало, я понятия не имела, зачем иду к Генке.

— Какие-то вы, молодые, нерешительные, — принялась поучать меня старуха, — за мужика надо бороться, а то так и просидишь весь век одна со своей гордостью. Вот у нас-то раньше в деревне как было? Если застукает жена своего мужа с девкой, так сразу кол из забора вытащит — и по бокам ее, и по бокам! Так отходит, что та неделю отлеживается! А вы.., эх! — Бабка махнула рукой и отвернулась.

— У вас все? — опомнилась я.

Что в самом деле — стою тут и слушаю бабкины бредни.

— Нет, не все! — сердито ответила та. — Позавчера ночью твой-то Александру Яковлевну залил.

— Какую Александру Яковлевну?

— Какую-какую, — мстительно передразнила старуха, — под вами квартира, на третьем этаже. А у нее ремонт недавно дорогой сделан, как раз весной. Она ночью просыпается — с потолка прямо рекой льется! Унитаз у твоего засорился, что ли… Так Александра уже техника вызывала, непременно акт составлять будут…

Я прикинула: унитаз прошлой ночью мог засориться только оттого, что я выбросила туда всю дорогущую косметику белобрысой швабры. На душе чуть полегчало, я сердечно распрощалась с бабулей и отправилась на четвертый этаж, в Генкину квартиру.

Я открыла дверь своим ключом и прислушалась.

В квартире царила абсолютная тишина — не слышно было музыки и Генкиных частушек. Значит, дома никого нету. Вот и прекрасно, сейчас осмотрюсь, заберу деньги и смоюсь по-тихому. Ругаться мне расхотелось, да и некогда, время поджимает.

Как я и ожидала, тряпок моих на месте не оказалось. Ненормальная белобрысая швабра выкинула все, включая белье и обувь. Хоть я и была уже готова к такому повороту событий, но снова ужасно разозлилась. Раз такое дело, то отброшу ненужное благородство и спокойно заберу все совместно накопленные доллары. Нужно же мне на что-то купить новую одежду! Тем более что там и так мало…

Я выскочила на лоджию и нашла там заветный горшок с землей.

Мы с Генкой долго спорили, где хранить деньги. Входная дверь у него в квартире хоть и железная, но одна, и замок — так себе, отечественный. Кроме того, как я уже говорила, в квартире вечно торчит кто-нибудь из знакомых и малознакомых людей.

Мы перебрали много укромных мест: банки с крупой, бачок от унитаза, книжные полки, бельевой ящик и остановились на цветочном горшке. Генка собственноручно приделал горшку двойное дно. Мы рассчитывали, что хоть цветов у него на лоджии нету, никому не придет в голову подозревать цветочный горшок с землей.

Итак, я аккуратно высыпала землю и подняла дно. В горшке ничего не было. Не веря своим глазам, я потрясла горшок, перевернула его — , все напрасно. Я грохнула горшок о пол, чтобы дать выход ярости, и ушла в комнату.

Приходилось признать, что я осталась у разбитого корыта. Денег нет, одежды нет, хахаля, естественно, нет. Работы тоже нет, и жить негде.

Теперь я даже хотела, чтобы явился Генка, я бы с большим чувством высказала ему все, что думаю о таких подлецах, как он. Привести в квартиру неизвестно кого! Мало того что он мне изменил, так еще меня лишили одежды и обокрали! Его, кстати, тоже…

В нервах я закурила сигарету и вышла на лоджию. Когда сигарета кончилась, я немного успокоилась и решила, что девица деньги украсть не могла. Судя по тому, как серьезно она отнеслась к уничтожению моих шмоток, она имела на Генку серьезные виды. Если бы она была заурядной шлюшкой, нечистой на руку, что бы ей тогда так расстраиваться из-за меня!

Стало быть, деньги перепрятал сам Генка! Оставим в стороне его моральные качества, а подумаем серьезно, куда он мог их деть. Разумеется, если деньги вес еще находятся в квартире. Снова я перебрала в уме все укромные места, порыскала в платяном шкафу, перетряхнула книжки, которых у Генки было немного, кстати, почти все куплены мною. Порылась я также в ящиках письменного стола, там был жуткий беспорядок, но денег не нашла. Тогда я встала посреди комнаты и постаралась представить себя на месте Генки. Что у него самое дорогое, что в этой квартире он ценит больше всего на свете? Свой обожаемый компьютер, разумеется. Итак, я решила попробовать. Нашла в ящике маленькую крестовую отвертку и отвинтила все винты в корпусе. Так и есть, тонкая пачка долларов была аккуратно приклеена скотчем к боковой стенке процессора.

Ну и дурак! Он, как и все мужчины, никак не мог представить, что женщина умеет пользоваться отверткой. Кроме того, воры могли бы унести компьютер вместе с деньгами. Он бы еще в ноутбук деньги засунул, для удобства. Но, как видно, этот мерзавец прятал деньги не от воров, а от меня. И на этого прохвоста я потратила целый год жизни!

Без зазрения совести я забрала все деньги, прихватила еще кое-какие книжки и мелочи, нашла свою зачетную книжку и студенческий билет и хотела было уже уходить, как вдруг раздался звонок в дверь. Я вооружилась Генкиной гантелей и открыла, не спрашивая, кого это черт несет.

На пороге стояла живописная группа из трех лиц. Вернее, из четырех, потому что четвертым лицом, если можно так выразиться, был огромный ротвейлер без намордника.

Главным действующим лицом в группе была молодящаяся тетка в халате цвета морской волны, который хотелось назвать капотом. На голове у нее от ядреной «химии» волосы вились, как у каракулевой овцы. Щеки ее пылали, как видно, она заранее привела себя в состояние бытового скандала, как у древних викингов берсерки перед битвой приводили себя в состояние боевого транса.

Следующей в группе оказалось тетенька поскромнее. «Химия» на ее голове топорщилась не так воинственно, в руках она держала какие-то документы, из чего я сделала вывод, что данная тетка — лицо официальное, то есть, скорее всего, она является техником из Генкиного ЖЭКа. Дама в халате была, несомненно, Александрой Яковлевной, которой залили квартиру позавчера ночью. Последним в группе тихо жался к стене невысокого роста мужичок в очках, он держал ротвейлера на поводке и чувствовал себя явно не в своей тарелке.

Ротвейлера-то я сразу узнала, мы встречались во дворе, а мужичок был его хозяином. Очевидно, их женой, хозяйкой и командиршей являлась Александра, которая использовала своего мужа только, для прогулок с ротвейлером и для походов по магазинам. — Это безобразие! — нервно заговорила Александра, тесня меня в прихожую. — Это форменное хулиганство!

— Здравствуйте! — сказала я, прижав руки к сердцу. — Конечно, безобразие! И хулиганство!

— Мы только что сделали ремонт! И все пошло псу под хвост!

— Что вы говорите? — Я покачала головой и уставилась на симпатичный обрубочек, который находился у ротвейлера сзади, хвостом его назвать было никак нельзя.

Мужичок наклонил голову, и глаза его под очками подозрительно блеснули.

— Я не шучу! — надрывалась Александра. — Вот представитель ЖЭКа! Это официальное лицо!

Тут мы вежливо раскланялись с техником.

— Был составлен акт! — визжала Александра.

— Сандрочка, успокойся, — пролепетал мужичок, — у тебя опять будет приступ…

За такой приятной беседой мы как-то незаметно все, включая ротвейлера, протиснулись на кухню.

— Присядьте, — предложила я и улыбнулась псу, как старому знакомому, он в ответ весьма дружелюбно помахал своим обрубком.

Техник тут же уселась за стол и разложила свои бумажки.

— Итак, — начала она официальным строгим голосом, — вы должны подписать акт, что такого-то числа, ночью, по собственной халатности залили нижнюю квартиру.

— Пожалуйста, — согласилась я, — я все подпишу.

— И что вы обязуетесь выплатить нам все деньги, которые мы затратили на ремонт! — возопила Александра Яковлевна.

— Разумеется, — я снова улыбнулась ротвейлеру, и он сделал шаг в мою сторону, таща за собой тихого мужичка.

— Три тысячи долларов! — бухнула Александра, чуть не задохнувшись от собственной жадности.

На что можно потратить три тысячи долларов, делая ремонт в крошечной однокомнатной квартирке, я не представляла. Техник слегка покраснела и деликатно кашлянула — она-то была в нижней квартире и видела, что такими деньгами там и не пахнет. Но мне-то что до этого? Я не собиралась ничего и никому платить.

— Сандрочка! — осмелился прошелестеть муж Александры. — Ты не ошиблась?

Совестливый все же оказался человек. Но женушка тут же его заткнула гневным рыком.

— Конечно, — воскликнула я, — раз мы виноваты, то все оплатим!

В этом месте техник не выдержала и ткнула меня кулаком в бок.

Но я сделала вид, что полная дура и ничего не поняла. Мило улыбаясь, я наклонилась над бумагами и поставила после слов «Согласен с оценкой причиненного ущерба в размере трех тысяч у, е.» аккуратную Генкину подпись. Подпись у него очень простая, подделать и ребенок сумеет.

— Итак, все в порядке? — ворковала я. — Еще раз прошу прощения, сами понимаете, живые люди, ну забыли кран выключить.., то-се… Приходите вечером, Гена будет дома, тогда и решим вопрос насчет денег…

Хотелось бы мне знать, каким образом решится этот вопрос. Генка, разумеется, платить не будет, ему денег взять неоткуда. Но Александру Яковлевну тоже не возьмешь просто так за рупь двадцать! Крови ему она попортит много, гак мерзавцу и надо! Да еще спокойно в суд может подать, с нее станется… Впрочем, меня это больше не должно волновать.

Я снова улыбнулась ротвейлеру, и он тюкнулся холодным носом в мою коленку.

— Милый какой у вас песик, — сказала я мужичку, но жена тут же схватила его за руку и потащила вон из квартиры, бормоча ругательства. Надо полагать, что, не устроив скандала, она не получила от посещения никакого морального удовлетворения. Ротвейлер двигался за ними на буксире.

После их ухода я тут же собралась. Бабка все так же сидела внизу и ожидала новостей. Я отдала ей ключи от квартиры, наказав вернуть их только Генке, в собственные руки.

Дома Луша ждала меня с нетерпением и даже приготовила холодный борщ. На улице стояла жара, так что холодный борщ был весьма кстати.

— Ну что, — не выдержала она, видя, как я неторопливо облизываю ложку, — как все прошло?

— Полный облом! — объявила я и вкратце обрисовала ситуацию.

— Не полный, — не согласилась Луша, — все же тебе удалось выцарапать денежки, а это уже кое-что… Однако основной вопрос остается открытым: в чем идти в ресторан «Феллини»?

— И тут на первый план снова выступает Варвара, — вздохнула я, — без нее мы как без рук. Помнится, она говорила что-то про целый контейнер вечерних платьев на бретельках…

Луша тут же села на телефон, дозвонилась до Варвариного благотворительного центра и высказала все наши пожелания. Варвара обещала принести несколько платьев, если накормим ее обедом. Мы согласились и, поскольку при Варвариной любви покушать холодным борщом она не удовлетворится, я помчалась в магазин, забыв о больной ноге.

Варвара обещала вернуться пораньше, чтобы я успела померить платья. К четырем часам у Луши в кухне дым стоял коромыслом. На сковородке жарились свиные отбивные, дразня обоняние неземным ароматом. На блюде, на чисто вымытых листьях салата были красиво уложены пупырчатые огурчики, между которыми втискивали пышные бока багровые помидоры. Окружала это великолепие по периметру блюда розовая редисочка.

Пирожные со сбитыми сливками, которые Варвара обожает, я принесла из кафе на углу. Чай тоже заваривала сама, потому что Луша пьет только зеленый китайский.

Варвару мы высмотрели в окно, когда она заворачивала в подворотню.

— Несет, — сообщила Луша, — большой пакет, как договаривались.

На Варвару всегда можно положиться, этого у нее не отнимешь.

Она, пыхтя, как бегемот, поднялась на шестой этаж и перевела дух.

— Мокрая как мышь! — сообщила она. — Ужас какая жара!

Сегодня на ней было шелковое платье немыслимой тропической расцветки. Странно, а я думала, что одежду им присылают только из консервативной Европы… Варвара крикнула, что наскоро примет душ и явится и чтобы мы накрывали на стол.

Она пришла через двадцать минут в китайском синем халате с вышитыми на спине золотыми драконами, какие вышли из моды лет двадцать назад. У какой европейской женщины мог заваляться такой раритет?

— Чайку не хочешь китайского? — спросила я невинным тоном. — Раз уж ты в таком прикиде?

Но Луша тут же наступила мне на ногу — не дразни, мол, человека зря…

Варвара выкушала приличную тарелочку борща, потом съела две отбивные, потом мы все выпили чаю, после чего наконец развернули пакет.

— Уж извини, Машка, чем богаты, тем и рады, это все, что осталось… Хотя, надо сказать, платья эти никто не брал, потому что старухам они без надобности, а молодые девицы у нас в благотворительном фонде не одеваются.

Я наскоро перемерила пять платьев и остановилась на одном — коротком, золотистого цвета, очень открытом. Такому выбору способствовал тот факт, что к нему подходили мои единственные босоножки — те самые, коричневые, на высоченном каблуке.

— Ничего так, — одобрила Варвара, оглядев меня придирчивым взглядом, — пойдет! Фурор не произведешь, но и не опозоришься. Конечно, с костюмом ни в какое сравнение не идет, в костюме том ты просто красавица была!

— Не говори мне о нем! — На меня внезапно повеяло холодом, как из могилы…

— Да, кстати, — вспомнила Варвара, — расспросила я девок, и вот что выяснилось. Вернее, как раз ничего не выяснилось, потому что костюма этого никто не видел…

— Подробнее, — строго приказала Луша.

— Ладненько, — обжора взяла из коробки третье по счету пирожное (не подумайте, что мне жалко!), — значит, костюм тот я обнаружила вчера утром, так? А накануне вечером Нинка все проверила, мешки запаковала и клянется, что костюма никакого не было и все мешки были завязаны. И я ей верю, потому что если бы она этот костюм увидела, то мигом бы прибрала, что плохо лежит!

— Стало быть, костюм этот появился у вас в ночь с двадцать шестого на двадцать седьмое июня! — припечатала Луша. — Что же такое могло той ночью случиться?

— В ту ночь дежурил Толик, мы с ним вроде как приятельствуем… — В этом месте Варвара смущенно отвела глаза, а мы с Лушей понимающе переглянулись.

Несмотря на свои габариты, Варвара — женщина очень любвеобильная, замужем была два раза и не теряет надежду выйти в третий.

— Что он собой представляет, этот Толик? — вклинилась я.

— Приличный мужчина, за сорок ему.., даже к пятидесяти.., сами понимаете, у нас охранять особо нечего, не нужно никого накачанного и с оружием, так что он вроде сторожа…

— Это очень хорошо, что вы с ним приятели, — решительно сказала Луша, — значит, ты сможешь расспросить его приватно о том, кто был у вас в центре той ночью.

— Так-то оно так, — закручинилась Варвара, — но вот сегодня его смена, а он на работу не вышел. Звонили домой — никто не отвечает. Что-то неспокойно у меня на сердце, предчувствия нехорошие…

— А ты выпей еще чайку, — жалостливо посоветовала Луша, — может, на душе полегчает…

Варвара от чая отказалась и побрела к себе, Луша же дала мне последние наставления, вывела на улицу и помогла поймать машину, потому что нечего было и думать добираться до ресторана «Феллини» общественным транспортом на таких каблуках и в открытом коротком платье.

Малая Конюшенная, изумительная, закрытая для транспорта улочка в самом центре города, была заполнена неторопливо прогуливающимися людьми. Увидев еще издали яркую вывеску ресторана «Феллини», оформленную под светящийся кусок скрученной кинопленки, я прибавила шагу, не без труда лавируя в толпе на своих каблучищах.

Над входом в ресторан, пониже вывески, висел временный плакатик: «Закрытое мероприятие».

А еще ниже — красиво напечатанное на цветном принтере объявление: "Пять лет фирме «Сан-Сет».

Перед дверью скучал охранник, проверяя пригласительные билеты прибывающей понемногу публики.

Я задержалась чуть в стороне, чтобы ознакомиться с ситуацией и выработать линию поведения.

К ресторану подошла шикарная парочка — мужчина в отлично сшитом итальянском костюме, девица — в коротком черном платье, изумительно подчеркивающем фигуру, — не иначе знаменитое «маленькое платье» от Шанель, представляю себе, сколько такое стоит!

Охранник очень вежливо осведомился, есть ли у них приглашение, и на отрицательный ответ протянул:

— Простите, у нас закрытое мероприятие! Тогда мужчина оглянулся, протянул охраннику сложенную вдвое зеленую купюру и спросил:

— Такое приглашение действительно?

— Конечно, — охранник осклабился, спрятал в нагрудный карман хрустящее «приглашение» и пропустил крутую парочку.

Понятненько, стодолларовые пригласительные билеты у них вполне в ходу. Беда только в том, что я не слишком богата, чтобы на каждом шагу так запросто разбрасывать «зеленые».

Я снова огляделась по сторонам, надеясь, что в голову придет какая-нибудь свежая мысль.

И тут из бокового переулка, уходящего к Екатерининскому каналу, показалась большая группа оживленно разговаривающих людей, явно направляющихся к дверям «Феллини» — скорее всего, сотрудники какой-нибудь приглашенной на праздник фирмы, как сейчас выражаются — «корпоративный клиент». Поскольку Малая Конюшенная — пешеходная улица, они оставили машины на набережной и теперь дружной толпой шли к ресторану.

Решение созрело моментально. Наверняка охранник не будет их пересчитывать по головам, группа — она и есть группа, лишнюю физиономию никто не заметит. Я пристроилась к этой компании и перед самым входом в ресторан заговорила с черноволосой полусонной девицей, которая шла сбоку и не участвовала в общем разговоре:

— Привет, что-то тебя давно не было видно! Ты что же вчера на премьеру не пришла? Сережка про тебя спрашивал!

— Сережка? — удивленно повернулась она ко мне. — Какой Сережка? Силин, что ли?

— Ну а какой же еще! Весь вечер только про тебя и говорил!

— Правда, что ли? — Девица порозовела. — А как же Оксана? Он же теперь с Оксаной!

— Да он про Оксану и слышать не хочет! — с завидной убежденностью ответила я. — Он так и сказал — знать ее больше не хочу!

Брюнетка слушала меня как зачарованная, но мы уже миновали строгого охранника, который равнодушно скользнул по моему лицу взглядом, и я, мило улыбнувшись своей новой знакомой, свернула в шумный зал ресторана.

Мне здесь прежде не приходилось бывать, и, заглянув в меню, для художественного эффекта повешенное в рамочке на оранжевой стене, я поняла, что скорее всего больше и не придется, если только я не получу огромное наследство от неожиданно скончавшегося американского дядюшки.

Меню было составлено с использованием разных приколов на темы кино, но цены кусались, как призовой бультерьер.

«Серебряный плащ Марлен Дитрих» — было написано в одной строчке. Дальше, правда, разъяснялось, что под этим романтическим названием в меню фигурирует всего лишь форель, запеченная в фольге, и стоит эта роскошь сорок у.е.

От следующей строчки мне стало еще веселее: «Мужская сила Жан-Поля Бельмондо» стоимостью пятьдесят четыре у, е. Под этим пикантным псевдонимом скрывался салат из морепродуктов с соусом из почек гуайявы.

Дальше мне попалась «Плешь Луи де Фюнеса», она же — дыня, фаршированная креветками с фенхелем и имбирем. Здесь цена была такой, что я невольно протерла глаза, чтобы убедиться в том, что цифры не двоятся.

Как-то один Генкин знакомый поехал по делам в Москву, и там его московский партнер назначил ему встречу в ресторане. Вадик, так звали знакомого, посмотрел в меню. Против всех блюд стояли вполне приемлемые цифры — пятьдесят — восемьдесят, редко сто. Вадик был голоден и, увидев, что все не так дорого, заказал обильный и разнообразный обед, решив поесть по-человечески. Он вообще по жизни очень любит поесть, прямо как наша Варвара, а тут на него просто какой-то жор напал. Каков же был его ужас, когда ему подали счет, и он выяснил, что все цены в этом ресторане указаны в пресловутых у.е.! На его счастье, московский партнер решил сделать красивый жест и сказал, что он угощает, а то пришлось бы Вадику влезать в долги, чтобы расплатиться за обед!

Вкратце ознакомившись с «киношным» меню, я отправилась в путешествие по залу — ведь пришла я сюда не просто так, потусоваться, а за информацией, которую надеялась получить от мужчины из обувного магазина «Гримальди». Я вспомнила его описание — высокий, интересный, с зачесанными назад темными волосами и сросшимися бровями.., пока никого подходящего под это описание я не видела, в основном мужчины в зале были лысоватые, толстеющие и какие-то сальные — в общем, типичные процветающие бизнесмены.

В поисках своего загадочного брюнета я несколько утратила бдительность и наткнулась на ту темноволосую девицу, которая невольно помогла мне проникнуть в ресторан.

Заметив меня, она бросилась мне наперерез, схватила за руку и горячо зашептала:

— Слушай, он что, правда так и сказал — что про Оксанку больше не хочет слышать?

— Кто? — Я испуганно шарахнулась от нее, но она крепко держала меня за руку и не отводила взгляда.

— Как — кто? Сережа! Сережа Силин!

— Да, так и сказал, — подтвердила я, чтобы только доставить девушке удовольствие, — ни видеть, ни слышать.

— А еще, еще что он говорил? — выспрашивала девица, жадно заглядывая мне в глаза.

Я думала, что бы еще такое придумать, но в это время за ее спиной мелькнуло лицо с густыми сросшимися бровями. Я с трудом вырвала руку и бросилась вслед за высоким стройным мужчиной.

Он шел по залу, явно кого-то высматривая. Жутко интересный мужик, темные, чуть вьющиеся волосы зачесаны назад, загорелое уверенное лицо. Одет он не так строго, как большинство мужчин в зале, — на нем был легкий бежевый льняной костюм, черная шелковая рубашка без галстука и светло-коричневые летние ботинки ручной работы.

Летние плетеные ботинки.

— Серджио Росси, — негромко проговорила я, подойдя к этому красавцу.

— Что вы сказали? — удивленно переспросил он.

— У вас ботинки фирмы Серджио Росси, — повторила я, невольно краснея под его взглядом.

— Вы так хорошо разбираетесь в мужской обуви? — В его голосе прозвучала явная насмешка. Ну да, бабы, конечно, так и падают к его ногам, и он принял меня за очередную жертву своей неотразимой внешности, которая не нашла лучшего предлога для знакомства, чем его башмаки…

— Хотите коктейль? — предложил он мне. — Меня зовут Антон.

— А меня — Маша, — честно ответила я, лихорадочно соображая, как же мне повести разговор.

Мы прошли в соседний зал, Антон взял с длинного фуршетного стола два бокала с янтарной жидкостью и протянул один из них мне.

На эстраде молодой белобрысый парень в форме американского моряка пританцовывал под звуки рэгтайма, неторопливо сбрасывая с себя эту самую форму. Группа успевших набраться девиц толпилась возле него, взвизгивая каждый раз, когда он расставался с очередной деталью туалета. Никогда не понимала, что хорошего находят в мужском стриптизе.

Хоть я и сама женщина, но мне кажется, что женский стриптиз куда привлекательнее.

— Ну и что вы хотели сказать по поводу моих башмаков? — Антон с легкой усмешкой на губах напомнил мне о своем существовании. — Или этот морячок заставил вас обо всем забыть?

Его слова, в особенности же насмешливая интонация, придали мне храбрости. Я взглянула на него в упор и тихо спросила:

— Вы ищете Юлю?

— Допустим. — Антон посерьезнел, взгляд его стал жестким и заинтересованным, от усмешки не осталось и воспоминания.

— Думаю, она не придет.

— Кто вы? — Он огляделся по сторонам, понизил голос и, схватив меня за руку, повел в боковой коридор, где было куда тише и никто не помешал бы нашему разговору. — Что вы знаете о Юле?

Я хотела уже открыть перед ним все карты, но в это время у него в кармане зазвонил мобильный телефон. Антон досадливо поморщился, вытащил трубку и поднес ее к уху. Однако то, что ему сказали, по-видимому, оказалось очень важным, во всяком случае, он взглядом извинился передо мной, отступил в сторону и тихо заговорил, прикрывая трубку рукой.