Визит очумелой дамы

Моя Луша, по-моему, вообще без комплексов. Один раз она поймала по радио программу известного шоумена Трахтенберга, который просил слушателей звонить ему на студию и рассказывать анекдоты, но не до конца. Если Трахтенберг не мог закончить анекдот, он ставил выигравшему ящик пива. Так моя Луша дозвонилась до него и рассказала в прямом эфире такой анекдот, что даже я покраснела! Интересно, что Трахтенберг концовки не знал, и Люся выиграла пиво. Поскольку она его не пьет, пиво досталось мне, и мы с Генкой неплохо погуляли.

Еще дамы разгадывают разные головоломки, например, где нужно найти десять отличий между картинками, но за такие головоломки обычно платят мало, не больше пятидесяти рублей. А еще в их компанию затесался один очень милый старичок, военный пенсионер, отставной моряк, так он даже на спортивном тотализаторе играть научился! Дамы, конечно, такими серьезными делами не занимаются, но они иногда дают этому пенсионеру, Кириллу Борисовичу, свои маленькие деньги, чтобы он за них поставил. Луша ставит исключительно на «Зенит», она вообще большая патриотка этого клуба.

Это что! У них в компании одна дама всю жизнь играла в преферанс и как-то с семьей сына поехала отдыхать в Сочи, а там на пляже случайно разговорилась с заядлыми картежниками. Когда они узнали, что пожилая приличная дама умеет играть в карты, то пришли в восторг и пригласили ее расписать пулю. Ну и что вы думаете? Дама вчистую обыграла своих новых знакомых и окупила весь отдых в Сочи! После этого случая те картежники, наверное, поверили в то, что случайные пляжные знакомства могут довести до беды, а сын дамы берет ее каждый год в отпуск и все надеется, что история повторится.

Так что решение кроссвордов и головоломок приносит большую пользу пожилым Лушиным подругам, и склероз им явно не угрожает.

— Как нога? — Луша осматривала меня весьма критически.

Я попробовала ступить на ногу и решила, что гораздо лучше. По квартире можно вполне сносно передвигаться, а на улицу с такой мордой я все равно сегодня не пойду. Явных синяков на физиономии не наблюдалось, но под глазами залегли фиолетовые тени, и сами глаза сильно припухли. «Это от ночных кошмаров», — успокоила меня Луша. Сама она выглядела свежей, как майская роза, то есть если бы розы доживали до таких лет. Сон у Луши отличный, ест она мало, так что не имеет ни грамма лишнего веса, легка на подъем, и глаза блестят по-молодому.

— Тебе надо позавтракать, — суетилась она, — уже все готово.

Обычно дома у нее нет никакой еды, потому что, как уже говорилось, она ест как птичка и не любит готовить для себя одной. Поэтому кроме кофе — Луша не признает растворимый, а покупает в кофейне на углу колумбийский в зернах и мелет его дома на старинной ручной мельнице, — вряд ли вы имеете шанс получить у нее наутро что-нибудь еще. Но сегодня ради меня Луша с утра смоталась в кафе на углу и принесла целую коробку теплых булочек с шоколадом и пирогов с сыром.

— Подожди, — отмахнулась я, — кусок не идет в горло.

Луша не обиделась. Она присела на диван и внимательно выслушала все, что случилось со мной вчера вечером после того, как мы с ней разминулись на презентации.

— Кошмар какой! — восторженно воскликнула она. — Прямо боевик!

— Скорее триллер, — поправила я ее, — но в кино, знаешь, триллеры приятнее смотреть, а в жизни как-то страшновато…

— Подведем итоги, а то булочки стынут! — перебила меня Луша. — Значит, вчера вечером тебя перепутали с какой-то женщиной. Их ввели в заблуждение костюм и цвет волос.

— Если бы просто перепутали, — вздохнула я, — ну, обозналась та девица, глиста в красном платье, это бы еще ладно. А так — схватили какие-то типы, запихнули в машину, избили…

— Явный криминал! — Глаза у Луши заблестели еще ярче.

Тетка обожает всякие криминальные истории.

— Представить страшно, что бы они сделали, если бы это была не я, а она…

— Кто — она?

— Та, настоящая, которая им нужна…

— Что значит — настоящая? — насторожилась Луша. — А ты, выходит, — самозванка? Мы с тобой пошли на презентацию, никого не трогали, и вдруг такое случается… Машка, ты никуда не влипла? Что вообще с тобой случилось, отчего пришла вчера ко мне без вещей, с одним магнитофоном? Тебя обокрали?

— Да нет, — вяло отмахнулась я, — просто поругались с Генкой, то есть поругались с матерью уже потом, а Генку я застала в постели с какой-то шваброй…

Я говорила обо всем совершенно спокойно, после вчерашнего вечера все случившееся с Генкой казалось мне совсем не важным. Луша же такие вещи воспринимает правильно, не ахает и не сокрушается о нравах современной молодежи.

— Да, — вымолвила она не моргнув глазом, услышав описание белобрысой швабры, — тут никаким криминалом и не пахнет. Самая обычная житейская пакость. Наплевать и забыть. Тут, Машка, все дело в костюме, они все купились на костюм…

— Да еще тот ненормальный тип, — вспомнила я, — пристал ко мне в холле, заявив, что у меня на костюме кровь. Просто дурдом какой-то!

В следующую секунду мы с Лушей набросились на костюм, как две галки на черствую булку. Мы долго мяли его и ощупывали, вырывая друг у друга жакет и юбку и действительно обнаружили сбоку, почти под мышкой, три маленьких бурых пятнышка.

— Кровь? — Луша с сомнением поскребла пятно ногтем. — Прямо и не знаю…

— Тот тип так говорил, как будто точно знает.

— Станем мы всяким подозрительным типам верить! — рассердилась Луша. — Ты сказала, он прибалт? Или немец?

— Да черт его знает, зовут Рейн, на Паулса похож…

— Это еще ни о чем не говорит! — воскликнула Луша, и я не могла с ней не согласиться.

Мы еще раз тщательно осмотрели костюм и на этот раз обратили внимание на крошечную бирку. Vivienne Westwood.

— Вроде бы очень крутая фирма, — неуверенно заговорила я. — Костюмчик-то дорогой.

— И совсем новый, — добавила Луша. — Хотела бы я знать, какой богачке понадобилось выбрасывать такой костюм? Ну не выбрасывать, а отдавать бедным.., что, в общем, одно и то же. Ты можешь представить себе женщину, которая по собственной воле откажется от такого чудесного костюма?

— Может, у нее таких десять? Или двадцать? — неуверенно протянула я. — К тому же вот пятна какие-то…

Тут как раз кстати раздался звонок в дверь, и вошла Варвара. В свой благотворительный фонд она ходит к двенадцати, так что спит по утрам очень долго. Как всегда, Варвара явилась по-соседски без приглашения и по утреннему времени в неглиже. Неглиже это представляло собой ужасающих размеров прозрачный пеньюар бледно-розового цвета с кружевами на груди. Завершали наряд розовые тапочки для бассейна. Пеньюар, несомненно, тоже был приобретен на халяву в том же самом благотворительном фонде, и я про себя поразилась, откуда взялась в Европе дама таких чисто русских габаритов. Впрочем, говорят, что немки, к примеру, тоже бывают весьма упитанные…

— Луша, дай кофе взаймы, — жалобно попросила Варвара, — а то мне никак не проснуться.

Тут ее взгляд упал на меня, и с нее мигом слетел весь сон.

— Машка, — изумленно завопила она, — а ты чего-то в таком жутком виде? Где тебя черти драли?

— Об этом после, — отмахнулась Луша, — ты лучше скажи, откуда этот костюм к тебе попал?

— Пока кофе не нальете, ничего не скажу! — выпалила Варвара, чей чуткий нос уловил уже запах кофе, а какой замечательный кофе варит Луша, отлично знают все соседи.

На крошечной кухне стало и вовсе не пройти, когда мы втиснулись туда втроем. Варвара мигом умяла всю выпечку, еле-еле я успела выхватить у нее из-под носа две булочки с шоколадом. Варвара у нас поесть не дура, оттого и весит страшно сказать сколько. Мы с Лушей вдвоем запросто поместимся в ее пеньюаре, и еще место останется для какого-нибудь домашнего животного. Правда, у Луши никого нету, она говорит, что не может себе этого позволить — мол, не уехать никуда и так далее.

— Вот что, Варвара, — строго заговорила Луша, когда кофе кончился и новая порция булькала на плите, — давай-ка начистоту. Какие у вас там дела творятся в этом вашем благотворительном центре, я не знаю и знать не хочу. Но ты скажи откровенно, откуда взялся этот костюм? Потому что я сама у тебя часто шмотки покупаю, и ни разу не было, чтобы такая роскошная вещь попалась.

— Колись, Варвара, — поддержала я Лушу, — потому что меня из-за этого костюма чуть не убили…

— Ну уж! — усомнилась та. — Кому ты нужна-то?

— А это ты видела? — Я показала забинтованную коленку. — Меня спутали с какой-то девкой в точно таком же костюме…

— А я что, — тут же открестилась Варвара, — я ничего… Слушайте, я сама теряюсь в догадках. Прихожу вчера на работу пораньше, в полдвенадцатого, девок наших никого нет еще. Открываю я, значит, помещение, все нормально. Шмотки эти у нас навалом лежат.

— Еще бы не навалом, — ехидно вклинилась я, — когда вы их тыщу раз перелопачиваете, все ищете, чем бы поживиться. Старушкам бедным после вас ничего не остается.

— Вот как раз старухе такой костюм очень понадобится! — вскипела Варвара. — Просто жить она не может без такого костюма!

— Но-но, — пригрозила Луша, — за старуху ответишь! Кофе больше и не проси!

— Ой, ты не подумай, что я про тебя, — тут же повинилась Варвара, — но сами посудите, эти иностранцы чего только не шлют! Вот один раз пришел целый контейнер вечерних платьев! Все открытые, на бретельках.

— На бретельках, — протянула я, — для старух…

— Вот именно, — подтвердила Варвара, — и ты не представляешь, чего мы наслушались! И то сказать, бабулечкам-то нужно кофточку вязаную, телогреечку… — тут она испуганно покосилась на Лушу, но та сделала вид, что не слышит, — носочки там, допустим, шерстяные, платочек головной потемнее, белья теплого. — Варвара окончательно осмелела. — И такие стали разборчивые! То им не то и это — не это! — сильно высказалась она, но мы ее поняли. — Все копаются, выбирают и ворчат! Нет бы взять что дают и спасибо сказать, так они еще разбираются, права качать начинают!

Новая порция кофе была готова, Варвара отхлебнула из чашки и обстоятельно рассказала, что привозят вещи им каждый месяц, в первых числах. А старухи и малоимущие приходят раз в неделю, по пятницам. Все зарегистрированные приходят по списку. Иначе столько всяких бомжей набежит, давка будет. Вещи раздают им бесплатно, но если, к примеру, бабка взяла одно пальто, то другое уже нельзя. А то дай им волю, они по десять брать начнут и на толкучке продавать.

— Нынче конец июня, — продолжала Варвара, — и там, откровенно говоря, одно барахло осталось. Я и стала в мешке рыться, потому что он развязан был. Случайно заглянула — батюшки-светы! Как же это, думаю, мы такую вещь просмотрели? Это же — класс, фирма! Ну и прибрала скорее, потому что мне-то он не годится, — Варвара без всякого сожаления оглядела свою колоссальную фигуру, — но и Нинке отдавать не хотелось.

Нинка — это Варварина сослуживица и подруга. Даже я знаю, что они ругаются по семь раз на дню. Очевидно, в этот раз они были в ссоре.

— Нинка сама еще толще меня, все для дочки берет, — продолжала Варвара, — доченька же, я вам доложу, та еще стерва. Не работает, только с Нинки тянет. И внешне страшная, белобрысая такая, тощая… А ты, Машка, в этом костюме вчера была просто красавица!

— Оно-то так… — в сомнении протянула я.

— Точно тебе говорю! — Варвара сорвалась с места, с грохотом опрокинув стул, и бросилась в комнату, где схватила жакет и потрясла им в воздухе. — Фирма! Дорогая вещь, между прочим!

— А пятна? — вклинилась Луша, — Ты что — его не стирала?

— Интересное дело, — возмутилась Варвара, — а когда я успела? И вообще зачем такую дорогую вещь стирать? В чистку отдай, не обеднеешь…

— Да забирай ты его обратно, — не выдержала я, — видеть его не могу…

Варвара потянула жакет к себе и тут же застыла на месте. Потом профессионально быстро ощупала полы и лацканы и вдруг вытащила изнутри, с той стороны, где пуговицы, какую-то бумажку.

— Это еще что такое, чек, что ли?

Бумажка действительно оказалась чеком из какого-то магазина. Но нас насторожило другое. На обороте чека было нацарапано торопливыми каракулями несколько строк:

«Юлька, спаси меня! То, чего мы боялись, случилось. Я под крестом, торопись…»

— Фигня какая-то, — Варвара изумленно рассматривала записку, — ну, в общем, если ты отказываешься, то костюмчик я мигом пристрою! Морду она еще будет воротить от такой дорогой вещи!

— Тише, — Луша незаметно наступила мне на ногу, — не сердись, Варя, Машке вчера здорово досталось. Ты вот что, про костюм этот никому ничего не говори. Просто разузнай там, не случилось ли у вас чего той ночью, ну перед тем, как костюм появился. Охранника поспрашивай, есть у вас там охранник?

— Ну есть, вроде бы тогда Толик дежурил… — неуверенно сказала Варвара. — А в чем дело-то?

— Мой жизненный опыт подсказывает, что с этим костюмом не все чисто, — негромко пробормотала Луша, и Варвара тотчас успокоилась — она полностью Луше доверяла.

Она взглянула на часы и заторопилась в свой фонд, а мы с Лушей уставились на записку.

— Мария, — строго начала тетка, — мы просто обязаны выяснить, в чем тут дело! Такая записка, человек явно просит помощи…

— Но помощи просит он не у нас, — возразила я, — а у некоей Юльки. И как мы можем помочь человеку, про которого ничего не знаем? Кто он?

— Не он, а она, — заметила Луша, — почерк явно женский. И к тому же как-то странно, чтобы мужчина писал: «Юлька, спаси меня!» Такие слова несовместимы с мужским достоинством!

Я подумала про себя, что мужчины всякие бывают и что любого, даже самого благородного индивидуума мужского пола можно довести до такого состояния, что он попросит помощи у кого угодно. Но Луша в свои годы сохранила несколько романтические представления о мужчинах. Она никогда не была замужем, однако по некоторым недомолвкам я сделала вывод, что в старых девах она не осталась, то есть были в молодости у нее и поклонники, и любовники. Но очевидно одно: ей не приходилось видеть свое ненаглядное сокровище каждый день по утрам в течение долгого времени, небритого и недовольного, а иногда еще и с похмелья. Вид небритого мужа да еще с хорошего перепоя заставит выбросить из головы романтические бредни даже Спящую красавицу. Про Золушку я такого не скажу, она по моим представлениям была еще в девушках весьма практична и принцем своим потом, надо думать, вертела как хотела.

— Допустим, ты права, — я не стала спорить, — но вот еще вопрос, надо ли ей помогать?

— Хорошо, скажу иначе: мы просто обязаны разгадать загадку костюма! Ведь вчера тебя точно перепутали с этой Юлькой, причем ссылались на костюм.

— И ты еще упрекаешь меня, что я влипаю в истории! — возмутилась я. — А сама-то…

— Интересно же, — вздохнула Луша, и я сдалась, потому что в мои планы совершенно не входила сейчас ссора с теткой — а если она выгонит меня из дома? Что тогда делать, возвращаться к матушке, в ее двухкомнатную? То есть нашу двухкомнатную, комната у меня там есть, но мы с матерью просто не в состоянии находиться в одном помещении более получаса, это чревато… Вчера мы здорово поругались, а что будет дальше? Нет, я не могу туда возвращаться. Придется ублажать Лушу, чтобы она разрешила немного пожить у нее.

— Итак, что мы знаем об этой девице, с которой тебя вчера спутали? — начала Луша как ни в чем не бывало.

— Она рыжая, зовут Юлия, и фигура похожа на мою, — покорно ответила я.

— Еще у нее много знакомых среди тусовки, ведь недаром вчера тебя окликнула шикарная девица в красном… Так, тут ничего не накопаешь, — вздохнула Луша, — обратимся к записке.

Мы еще раз перечитали записку: «Спаси меня, случилось то, чего мы боялись, торопись…»

— Чушь какая, — буркнула я, — кто написал мотала Луша, и Варвара тотчас успокоилась — она полностью Луше доверяла.

Она взглянула на часы и заторопилась в свой фонд, а мы с Лушей уставились на записку.

— Мария, — строго начала тетка, — мы просто обязаны выяснить, в чем тут дело! Такая записка, человек явно просит помощи…

— Но помощи просит он не у нас, — возразила я, — а у некоей Юльки. И как мы можем помочь человеку, про которого ничего не знаем? Кто он?

— Не он, а она, — заметила Луша, — почерк явно женский. И к тому же как-то странно, чтобы мужчина писал: «Юлька, спаси меня!» Такие слова несовместимы с мужским достоинством!

Я подумала про себя, что мужчины всякие бывают и что любого, даже самого благородного индивидуума мужского пола можно довести до такого состояния, что он попросит помощи у кого угодно. Но Луша в свои годы сохранила несколько романтические представления о мужчинах. Она никогда не была замужем, однако по некоторым недомолвкам я сделала вывод, что в старых девах она не осталась, то есть были в молодости у нее и поклонники, и любовники. Но очевидно одно: ей не приходилось видеть свое ненаглядное сокровище каждый день по утрам в течение долгого времени, небритого и недовольного, а иногда еще и, с похмелья. Вид небритого мужа да еще с хорошего перепоя заставит выбросить из головы романтические бредни даже Спящую красавицу. Про Золушку я такого не скажу, она по моим представлениям была еще в девушках весьма практична и принцем своим потом, надо думать, вертела как хотела.

— Допустим, ты права, — я не стала спорить, — но вот еще вопрос, надо ли ей помогать?

— Хорошо, скажу иначе: мы просто обязаны разгадать загадку костюма! Ведь вчера тебя точно перепутали с этой Юлькой, причем ссылались на костюм.

— И ты еще упрекаешь меня, что я влипаю в истории! — возмутилась я. — А сама-то…

— Интересно же, — вздохнула Луша, и я сдалась, потому что в мои планы совершенно не входила сейчас ссора с теткой — а если она выгонит меня из дома? Что тогда делать, возвращаться к матушке, в ее двухкомнатную? То есть нашу двухкомнатную, комната у меня там есть, но мы с матерью просто не в состоянии находиться в одном помещении более получаса, это чревато… Вчера мы здорово поругались, а что будет дальше? Нет, я не могу туда возвращаться. Придется ублажать Лушу, чтобы она разрешила немного пожить у нее.

— Итак, что мы знаем об этой девице, с которой тебя вчера спутали? — начала Луша как ни в чем не бывало.

— Она рыжая, зовут Юлия, и фигура похожа на мою, — покорно ответила я.

— Еще у нее много знакомых среди тусовки, ведь недаром вчера тебя окликнула шикарная девица в красном… Так, тут ничего не накопаешь, — вздохнула Луша, — обратимся к записке.

Мы еще раз перечитали записку: «Спаси меня, случилось то, чего мы боялись, торопись…»

— Чушь какая, — буркнула я, — кто написал это? Никогда не узнать. «Я под крестом» — что бы это значило?

Луша упорно вертела чек в руках.

— Интересно, — оживилась она, — чек этот из магазина «Гримальди», ты его знаешь?

«Гримальди» — шикарный обувной магазин на Владимирском проспекте, обувь там в основном мужская и очень дорогая. Я лично ни разу там не была — Генка не зарабатывал на такую обувь.

— Неужели, Луша, ты покупаешь там обувь со скидкой? — съехидничала я.

— Нет, но там работает племянница Лизочки, — ни капли не смутилась Луша.

— Какая еще племянница Лизочка? — оторопела я. — У тебе одна племянница — это я!

— Нет, племянницу зовут Елена Романовна, она в том магазине чуть ли не главная, а Лизочка — это Лизавета Павловна, ты ее видела, мы с ней кроссворды разгадываем, она отвечает за техническую сторону, потому что раньше работала конструктором.

— Так бы сразу и говорила, — проворчала я. — И что нам это дает?

— Во-первых, можно пойти в тот магазин, может быть, они вспомнят покупателя. Думаешь, у них очередь стоит за ботинками в такую цену?

Я вгляделась в бледные цифры и ахнула: 14 800 рублей.

— Ничего себе ботиночки за пятьсот баксов!

— Там и дороже есть, — хладнокровно заметила Луша. — А кстати, что тут еще за надпись? Принеси лупу!

Лупа у Луши отчего-то хранилась в прихожей, в ящике для обуви, поэтому я сразу ее нашла. Мы пристально рассмотрели ту сторону чека, где стояли цифры, потому что записку на обороте мы уже выучили наизусть.

Чек был из магазина «Гримальди», выдан двадцать второго июня, то есть совсем недавно. И внизу, сразу под надписью «Спасибо за покупку!» было нацарапано еще что-то. Привожу дословно: «Фел. 28 18.30».

— Совершеннейшая абракадабра! — высказалась я.

— Где-то да, — согласилась Луша, — но разреши заметить, что, во-первых, эта абракадабра написана совсем не тем человеком, который написал записку, потому что там — карандаш, а здесь — перьевая ручка, причем хорошая, а во-вторых, любая запись должна что-то значить. Разумеется, кроме тех каракулей, которые пишет у себя в клетке орангутан Моника, — рассмеялась Луша, — да и то ученые утверждают, что в них есть какой-то тайный смысл.

— Смысл я вижу только в последних цифрах, — заметила я, — 18.30. Это значит, что кому-то "Надо быть где-то в половине седьмого.

— Так-так, где же это может быть? — задумалась Луша. — Допустим, 28 — это номер дома, тогда «Фел.» — это сокращенная запись улицы. Какая может быть улица? Вроде бы я всю жизнь в Петербурге прожила, а улицы такой не знаю… Фел…

— Фельдъегерская! — выдала я.

— Нет такой улицы! — отмахнулась Луша.

— Ну тогда Феликса Дзержинского!

— Не морочь мне голову! — рассердилась Луша. — Улица Дзержинского вовсе без Феликса, к тому же теперь она вообще Гороховая.

— Ну не знаю. На «фел» и слов-то нет, разве что филармония…

— Машка! — всерьез рассердилась Луша. — Филармония же через "и" пишется!

— Ладно, кончаем эту самодеятельность, — рассердилась, в свою очередь, я, — звони этой племяннице Лизочки, пускай она нас примет в магазине, может, что у нее узнаем.

Пока Луша разговаривала по телефону, я влезла в джинсы и кроссовки. Повязки на ноге не было видно, в кроссовках я почти не хромала. Осталось слегка припудрить синяки под глазами — и вот мы с моей авантюристкой-теткой направились в магазин «Гримальди».

* * *

На Владимирском проспекте обувные магазины лепились друг к другу, как ласточкины гнезда, — и совсем дешевые, и рассчитанные на людей среднего достатка, но магазин «Гримальди» выделялся среди них, как королевская яхта среди бедных китайских джонок. И оформление витрин, и огромная сверкающая позолотой вывеска, и негр-швейцар перед входом — все говорило о том, что это — магазин для богатых людей.

Я сразу почувствовала себя нищей замарашкой и хотела, пригнувшись, пройти мимо, но Луша схватила меня за локоть железной рукой и решительно потащила к дверям магазина.

К чести швейцара надо сказать, что он, нисколько не переменившись в лице, распахнул перед нами дверь. Колокольчик мелодично звякнул, и мы вошли внутрь.

Мне показалось, что я оказалась в великосветском салоне. Конечно, я этих салонов в жизни не видела, только в книжках читала, но представляла их примерно такими. Всюду — зеркала в позолоченных рамах, обитые золотистым шелком стулья и банкетки с гнутыми резными ножками. Обуви было очень мало, и каждая туфелька стояла в отдельной витрине, как драгоценный экспонат в музее. Ну и цены, должно быть, соответствующие. Хотя ценников у них вообще не было — то ли чтобы не пугать покупателей, то ли у них в высшем свете так принято, а интересоваться ценой вообще неприлично.

В глубине салона находились две шикарные девицы в одинаковых черных брючных костюмах — видимо, униформе. Одна из них при нашем появлении сделала несколько шагов вперед, нацепила на лицо дежурную, но не очень качественную улыбку и осведомилась:

— Я вам могу чем-нибудь помочь?

— Алка, не суетись! — окликнула ее вторая. — Ты что, не видишь — это же не покупатели!

По-моему, это натуральное хамство. Даже если мы не из их контингента, это еще не повод для того, чтобы обливать нас презрением. И кроме того, в их работе возможны трагические ошибки. Вот один Генкин приятель работал в магазине элитной сантехники, так к ним как-то зашел дядька в ватнике и резиновых сапогах. Павлик — так зовут этого приятеля — зашипел на мужика, что тот наследит в магазине своими сапожищами и вообще не туда пришел, магазин явно не для него. Вдруг из своего кабинета вылетел директор — а это было зрелище не для слабонервных, директор у них весил сто двадцать килограммов — и кинулся обхаживать и облизывать того мужика в ватнике. Мужик оттаял, разомлел, купил «джакузи», душевую кабинку с гидромассажем и еще кучу всякой дряни на десять тысяч баксов. Оказалось, что он строит шикарный загородный дом и приехал в магазин прямо с площадки, оттого и вид имел соответственный. Директор проводил покупателя до машины, вернулся и тут же уволил Павлика, да еще и наорал на него напоследок.

«Ты, — говорит, — козел, с такими мозгами так и простоишь всю жизнь за прилавком! Ты должен в каждом вошедшем видеть потенциального покупателя и ухаживать за ним, как за девушкой! Да я из кабинета почувствовал, что от этого мужика деньгами пахнет, а ты, кретин, чуть его не отпугнул своим природным хамством!»

Павлик, правда, говорил, что насчет чутья директор заливал, просто он из окна своего кабинета видел, что тот мужик приехал на роскошном джипе «Лексус», вот и выскочил к нему.

Может, этот директор и переборщил, но что вежливым нужно быть с каждым покупателем — тут я с ним согласна.

Луша тоже оскорбилась на такое откровенное хамство, приняла очень высокомерный вид и сказала:

— Мы действительно не покупатели. Проводите нас к Елене Романовне.

Продавщица покраснела и засуетилась. Наверное, она решила, что мы из налоговой инспекции, отдела торговли или еще какой-нибудь проверяющей организации, которых торговля боится как огня.

— Сейчас я вас провожу… — Она направилась в приоткрытую внутреннюю дверь и громко крикнула:

— Елена Романовна, тут пришли!

Наверное, этой фразой она хотела предупредить начальницу о визитерах.

Когда мы вошли за продавщицей в просторный, хорошо обставленный кабинет, находившаяся там женщина торопливо убирала в сейф какие-то документы. Увидев нас, она облегченно вздохнула и заулыбалась:

— Ой, Луша! А я подумала…

Выглядела она весьма прилично — в дорогом сером костюме, который сидел на ней как влитой. Чувствовалось, что стрижется она у очень модного парикмахера. В меру подкрашенная, она смотрелась лет на тридцать, но по жесткому блеску в глазах я поняла, что ей гораздо больше. Елена Романовна перевела взгляд на Лушу, снова заулыбалась, и жесткий блеск в глазах исчез.

Она жестом отпустила продавщицу и села в кресло, указав нам на два других, гостевых.

— Знаете, все время какие-то проверки, — начала она, — все время в напряжении…

— Леночка, не будем отнимать у тебя время, — заторопилась Луша, — мы понимаем, ты очень занята, но вот посмотри — этот чек, кажется, из вашего магазина?

Елена взяла в руку чек, посмотрела на него и тут же нажала на кнопку.

— А что случилось? — подняла она на Лушу удивленный взгляд. — У покупателя какие-то претензии?

— Нет, нет, что ты! — замахала та на нее руками. — Да мы покупателя вообще не знаем! Здесь просто, понимаешь, такая история произошла… Маша, моя племянница, — Луша указала на меня, — сдавала фотопленки печатать, а когда получала, не посмотрела, пришла домой — а фотографии чужие, наверное, в ателье перепутали. Ну вот, и в том же пакете, вместе с фотографиями, лежал этот чек. Я и вспомнила, что ты работаешь в магазине «Гримальди», и подумала, что можешь нам помочь… Маше очень дороги те фотографии, да и тому человеку тоже вернуть нужно! — Тетка выдала свою вдохновенную ложь и облегченно перевела дыхание.

На месте этой Елены я бы ни за что не поверила в эту бредовую историю, но ей, видимо, и в голову не приходило, что такая серьезная, немолодая дама, как моя Луша, может так художественно врать.

В это время дверь кабинета снова открылась — видимо, в ответ на вызов, — и на пороге снова появилась прежняя продавщица.

— Вызывали, Елена Романовна?

Я посмотрела на Елену и тут же поразилась перемене в ее внешности. Исчезла улыбка, черты лица затвердели, глаза отливали металлическим блеском, теперь ей можно было дать не тридцать лет, а все сорок, и даже костюм стал не серым, а стальным.

— Принеси нам кофе, — строго распорядилась Елена, причем в голосе тоже отчетливо слышался металл, — и посмотри на этот чек, может быть, вспомнишь покупателя.

Девица взяла чек и уставилась на него, словно хотела прожечь взглядом.

— За двадцать второе число… — проговорила она, — я тогда работала.., по сумме, это летние плетеные ботинки от Серджио Росси… Сейчас, минутку.., такой высокий, интересный мужчина, приехал на темно-синей «БМВ».., брюнет, сросшиеся брови, волосы назад зачесаны…

— Спасибо, — холодным начальственным тоном проговорила Елена, — про кофе не забудь.

Продавщица вылетела из кабинета, а Луша стала отказываться от кофе.

— Зря отказываетесь, — Елена вместе с креслом отъехала от письменного стола к другому столику, пониже, — у меня очень хороший кофе, «Амбассадор».

Я машинально перевела взгляд на низкий столик. На темной матовой поверхности лежало несколько рекламных буклетов — фитнес-центр «Диана», салон красоты «Василиса», ресторан «Феллини»…

— Не знаю, чем вам это поможет, — заговорила Елена Романовна приятным, приветливым голосом, и внешность ее тут же волшебно изменилась с уходом продавщицы.

Снова перед нами сидела милая молодая женщина с белозубой улыбкой, одетая в костюм приятного серого оттенка.

— Высоких мужчин на «БМВ» в городе тысячи, — продолжала она, — ни номера машины, ни имени ее владельца узнать не удалось… Мне кажется, проще расспросить персонал в фотоателье…

— В каком ателье? — ляпнула я, совершенно забыв, какую историю только что сочинила Луша.

— Как в каком? — Елена посмотрела на меня удивленно. — В том, где вам перепутали пленки.., в конце концов, это их прокол, им и разбираться…

В голосе ее чувствовалось легкое недоумение, и ее вполне можно было понять: устроить целое следствие из-за каких-то фотографий.., но не могли же мы рассказать ей правду!