Слезы, летящие к небу

Ангелы были сотворены как – служебные духи неспособные к самостоятельному творчеству. По своему естеству они не имеют в себе творческого начала, и могут лишь исполнять творческий замысел Бога. Поэтому единственным доступным вектором приложения сил для отпавших от Бога ангелов оказалось стремление к разрушению и уничтожению всего, к чему они могли хотя бы прикоснуться.

Завидуя Богу, но, не имея ни малейшей возможности причинить Ему какой-либо вред, бесы всю свою ненависть к Творцу распространили на Его творение. Венцом же и средоточием всего сотворенного мира, самым любимым творением Божиим является человек. На него-то и обрушилась вся неудовлетворенная мстительность и злоба падших ангелов-вестников, несущих людям вместо воли Божией – свою, страшную для всего живого волю.

И здесь возникает очень важный вопрос: как же человеку выстраивать отношения со столь грозной силой, стремящейся его погубить?

Шиш или свечка?

В сборнике народных русских сказок А. Н. Афанасьева есть любопытный сюжет на религиозную тему: «Одна баба, ставя по праздникам свечку перед образом Георгия Победоносца, завсегда показывала кукиш змею, изображенному на иконе, и говорила: вот тебе, святой Егорий свечка, а тебе, сатана, – шиш. Этим она так рассердила нечистого, что он не вытерпел; явился к ней во сне и стал стращать: „Ну уж попадись ты только ко мне в ад, натерпишься муки! «После того баба ставила по свечке и Егорию, и змию. Люди и спрашивают – зачем она это делает? „Да как же, родимые! Ведь не знамо еще куда попадешь: либо в рай, либо в ад!»

В этой истории, несмотря на весь ее христианский антураж, очень лаконично и убедительно представлен языческий принцип налаживания отношений со злыми и добрыми божествами одновременно. Технология практического решения проблемы указана здесь предельно ясно: каждому по свечке и – все довольны!

Почему же так комично выглядит в этом народном анекдоте предусмотрительность наивной женщины? Наверное, потому, что умилостивить беса может надеяться лишь тот, кто не понимает простой истины: наладить добрые отношения со злыми духами невозможно по определению. Возненавидев все творение без исключений, бесы загнали себя в онтологический тупик, так как сами они тоже – творения Божии. Поэтому ненависть оказалась для них единственно возможной формой отношений даже друг к другу. Да и самих себя они тоже могут лишь ненавидеть. Уже сам факт собственного бытия является для бесов мучительным.

Такое страшное мироощущение можно сравнить, наверное, лишь с состоянием несчастного животного, умирающего от вирусной инфекции, которую в просторечии не без оснований называют бешенством. Главным симптомом этой страшной болезни являются спазмы пищевода, не пропускающие в организм никакую жидкость. Вода может находиться совсем рядом, но животное умирает от жажды, не имея малейшей возможности ее утолить. Обезумев от этой пытки, больной зверь кидается на всех, кто имел неосторожность к нему приблизиться, а если никого рядом нет – уже в полном помрачении кусает сам себя. Но даже такая жуткая картина может дать лишь очень слабое и приблизительное представление о том, что же может испытывать существо, люто ненавидящее весь мир, не исключая себя самого и себе подобных.

А вот теперь – вопрос на засыпку: будет ли здравомыслящий человек пытаться завести дружбу с бешеной собакой? Или, к примеру, смог бы киплинговский Маугли выжить в стае бешеных волков, непрерывно рвущих и кусающих друг друга? Ответ в обоих случаях очевиден. Но неизмеримо более безнадежным предприятием является попытка умилостивить беса с тем, чтобы обеспечить себе комфортабельное местечко в аду.

Делать реверансы в сторону сил зла – бессмысленное и бесполезное занятие, поскольку для сатаны люди представляют интерес исключительно в качестве потенциальной жертвы: Трезвитесь, бодрствуйте, потому что противник ваш диавол ходит, как рыкающий лев, ища, кого поглотить (1 Пет 5:8).

И хотя тыкать кукишем в икону Георгия Победоносца, как это делала героиня афанасьевского анекдота, совсем не благочестивое дело, и заниматься этим, конечно, не стоит, но все же тем христианам, которые испытывают суеверный страх перед бесами, не худо было бы вспомнить, что в самом чине Таинства крещения каждый христианин не то что кукиш бесу показывает, но буквально – плюет на него троекратно, отрекаясь от сатаны.

Мало того, впоследствии христианин ежедневно вспоминает об этом отречении в молитве святителя Иоанна Златоуста, читаемой перед выходом из дому: Отрицаюсь тебе, сатана, и гордыни твоей и служения тебе; и сочетаюсь Тебе, Христе Боже, во имя Отца и Сына и Святаго Духа.

Но откуда же берется у христиан подобное дерзновение? Ответ прост: плевать на таких опасных и сильных врагов может себе позволить только тот, кто находится под надежной защитой.

Кто утопил свиней

Люди, впервые знакомящиеся с Евангелием, иногда обращают пристальное внимание на те детали евангельского повествования, которые для воцерковленного человека являются второстепенными и малозначительными. Один такой случай описывает Н. С. Лесков в повести «На краю света», где православный епископ, путешествуя по Сибири, пытается объяснить своему проводнику-якуту суть христианского вероучения:

«Ну а знаешь ли ты, зачем Христос сюда на землю приходил?

Думал он, думал – и ничего не ответил.

– Не знаешь? – говорю.

– Не знаю.

Я ему все Православие и объяснил, а он не то слушает, не то нет, а сам все на собак погикивает да оростелем машет.

– Ну, понял ли, – спрашиваю, – что я тебе говорил?

– Как же, бачка, понял: свинью в море топил, слепому на глаза плевал – слепой видел, хлебца-рыбка народца дал.

Засели ему в лоб эти свиньи в море, слепой да рыбка, а дальше никак и не поднимется…»

Парадоксальным образом все те же свиньи, засевшие в лоб лесковскому безграмотному якуту, в наши дни иногда приводят в смущение уже вполне цивилизованных людей с высшим образованием. Как кроткий и любящий Христос, который «трости надломленной не переломит и льна курящегося не угасит», смог безжалостно утопить стадо свиней? Разве любовь Божия не распространяется и на животных тоже?

Вопросы вроде бы формально правильные (хотя возникнуть они могли, наверное, лишь у современного человека, который никак не связывает в сознании ветчину на своем столе со свиньей, из которой эту ветчину сделали). Но все же ошибка в подобном рассуждении есть. И дело даже не в том, что упомянутые в Евангелии свиньи рано или поздно все равно попали бы под нож мясника.

При внимательном прочтении этого места в Евангелии становится очевидным простой факт: Христос не топил несчастных животных. В их гибели виноваты… бесы.

Когда же вышел Он на берег, встретил Его один человек из города, одержимый бесами с давнего времени, и в одежду не одевавшийся, и живший не в доме, а в гробах. Он, увидев Иисуса, вскричал, пал пред Ним и громким голосом сказал: что Тебе до меня, Иисус, Сын Бога Всевышнего? умоляю Тебя, не мучь меня. Ибо Иисус повелел нечистому духу выйти из сего человека, потому что он долгое время мучил его, так что его связывали цепями и узами, сберегая его; но он разрывал узы и был гоним бесом в пустыни. Иисус спросил его: как тебе имя? Он сказал: легион, – потому что много бесов вошло в него. И они просили Иисуса, чтобы не повелел им идти в бездну. Тут же на горе паслось большое стадо свиней; и бесы просили Его, чтобы позволил им войти в них. Он позволил им. Бесы, выйдя из человека, вошли в свиней, и бросилось стадо с крутизны в озеро и потонуло (Лк 8:27–33).

Здесь очень наглядно проявлена разрушительная сила ненависти бесов ко всему живому, заставляющая их действовать даже вопреки собственным интересам. Изгнанные из человека, они просят Христа позволить им войти в свиней, чтобы жить в них и не идти в бездну. Но как только Христос позволяет им сделать это, бесы тут же топят всех свиней в море, вновь оставшись без пристанища. Понять такое поведение невозможно, поскольку и логика и здравый смысл в ненависти напрочь отсутствуют. Прогуливающийся по детскому саду сумасшедший с опасной бритвой в руке будет выглядеть на фоне бесов безобидным и мирным обывателем. И если бы такие жуткие существа могли беспрепятственно орудовать в нашем мире, то ничего живого в нем давно бы уже не осталось. Но в евангельской истории со свиньями Господь ясно показал, что бесы вовсе не свободны в своих действиях. Вот как говорит об этом преподобный Антоний Великий: Даже над свиньями не имеет власти диавол. Ибо, как написано в Евангелии, демоны просили Господа, говоря: повели нам идти в свиней. Если же не имеют власти над свиньями, тем паче не имеют над человеком, созданным по образу Божию.

Отрекаясь в крещении от сатаны, человек одновременно вверяет себя Тому, Кто имеет абсолютную власть над сатаной. Поэтому, даже если бесы и нападают на христианина, это не должно его особо пугать. Такое нападение возможно лишь при единственном непременном условии: если его разрешит Господь. Укус змеи смертелен, но искусный врач умеет готовить из змеиного яда спасительное лекарство. Так и Господь злую волю бесов может использовать как средство для исцеления человеческой души. По общему мнению отцов, беснование попускается Богом тем людям, для которых этот путь оказывается наилучшим в приобретении смирения и спасения. В духовном отношении такое наказание Божие отнюдь не служит худым свидетельством о человеке: такому преданию сатане подвергались многие великие угодники Божии… – пишет святитель Игнатий (Брянчанинов), в полном согласии с мыслью святителя Иоанна Златоуста, считавшего, что …обременение демоном нисколько не жестоко, потому что демон совершенно не может ввергнуть в геенну, но если мы бодрствуем, то это искушение принесет нам блестящие и славные венцы, когда мы будем с благодарностью переносить такие нападения.

Искушение святого Антония

Бесы действуют лишь там, где им попускает это Господь, обращающий злые замыслы падших духов ко благу людей. Этим отчасти объясняется знаменитый парадокс Мефистофельского самоопределения у Гете: «я часть той силы, что вечно хочет зла и вечно совершает благо». Хотя, даже в литературном произведении бес все равно продолжает врать: никакого блага совершить он, конечно же, не в состоянии и, как всегда, приписывает себе чужие заслуги.

А что же может бес на самом деле? Чтобы выяснить это, следует обратить внимание уже на другого персонажа, который является прямым литературным сородичем Мефистофеля и Воланда, отличаясь от них лишь длинной бороды и восточным колоритом. В знаменитой сказке Л. И. Лагина перевоспитавшийся джин с панибратской кличкой – «Хоттабыч» искренне пытается платить добром за добро своему освободителю – московскому школьнику Вольке-ибн-Алеше, но ничего путного из этого эксперимента не получается. Совершив множество мелких глупостей, сорвав на стадионе футбольный матч и едва не угробив Вольку с его товарищем на ковре-самолете, непутевый дух находит, наконец, достойное применение своей квалификации. И… – устраивается фокусником в Московский цирк.

Сказка ложь, да в ней намек. Перевоспитанный бес, конечно же – фантазия автора, но вот профессия иллюзиониста очень точно характеризует реальные возможности падших духов. Весь потенциал своего ангельского естества они способны употребить лишь на создание иллюзий, к сожалению, гораздо менее безобидных, чем у сказочного Хоттабыча.

В этом вопросе мнение отца христианского монашества Антония Великого можно считать более чем авторитетным, поскольку бесы воевали с ним в пустыне несколько десятилетий. На знаменитом полотне Иеронима Босха «Искушение святого Антония» изображена жуткая картина: стая клыкастых и рогатых чудовищ нападает на одинокого монаха. Этот сюжет не выдуман художником, он взят из реального жития преподобного Антония, который действительно пережил страшные нападения бесов. Но вот какую неожиданную оценку дает этим ужасам сам Антоний Великий: Чтобы не бояться нам демонов, надо рассудить и следующее. Если бы было у них могущество, то не приходили бы толпою, не производили бы мечтаний, не принимали бы на себя различных образов, когда строят козни; но достаточно было бы прийти только одному и делать, что может и хочет, тем более, что всякий имеющий власть не привидениями поражает, но немедленно пользуется властью как хочет. Демоны же, не имея никакой силы, как бы забавляются на зрелище, меняя личины и стращая детей множеством привидений и призраков. Посему-то наипаче и должно их презирать, как – бессильных.

Чем дальше, тем хуже…

Бесы ненавидят Бога, но чем Бог отвечает на эту ненависть? Преподобный Иоанн Дамаскин пишет: Бог и диаволу всегда предоставляет блага, но тот не хочет принять. И в будущем веке Бог всем дает блага – ибо Он есть источник благ, на всех изливающий благость, каждый же причащается ко благу, насколько сам приуготовил себя воспринимающим.

Несмотря на всю глубину падения бесов, Бог не воюет с ними и всегда готов принять их обратно в ангельский чин. Но чудовищная гордость падших духов не дает им ответить любовью на все проявления Божией любви. Вот как говорит об этом современный подвижник, афонский старец Паисий Святогорец: «Если бы они сказали только одно: „Господи, помилуй“, то Бог что-нибудь придумал бы для их спасения. Если бы они только сказали „согреших“, но ведь они этого не говорят. Сказав „согреших“, диавол снова стал бы ангелом. Любовь Божия беспредельна. Но диавол обладает настырной волей, упрямством, эгоизмом. Он не хочет уступить, не хочет спастись. Это страшно. Ведь когда-то он был ангелом! Помнит ли диавол свое прежнее состояние? он весь – огонь и неистовство… И чем дальше, тем хуже он становится. Он развивается в злобе и зависти. О, если бы человек ощутил состояние, в котором находится диавол! Он плакал бы день и ночь. Даже когда какой-нибудь добрый человек изменяется к худшему, становится преступником, его очень жаль. А что же говорить, если видишь падение ангела!.. падение диавола не может быть уврачевано ничем иным, кроме его собственного смирения. Диавол не исправляется потому, что не хочет этого сам. Знаете, как был бы рад Христос, если бы диавол захотел исправиться!»

К сожалению, для подобной радости диавол не дает никаких поводов. И единственно правильное и безопасное для человека отношение к падшим духам, обезумевшим от злобы и гордости, – не иметь с ними ничего общего. О чем и просят Господа христиане в заключительных словах молитвы «Отче наш»: …не введи нас во искушение, но избави нас от лукаваго. Аминь.

Откуда берутся люди

Откуда берутся дети? Сегодня этот «детский» вопрос может показаться наивным и даже смешным. В наше продвинутое время физиологию зачатия и рождения человека подробнейшим образом можно изучить даже по обыкновенным школьным учебникам биологии. А ведь есть еще и специализированные издания, есть рубрики в газетах и журналах, телепередачи, посвященные этой теме, есть интернет, в конце концов. В общем, информации о деторождении в современном мире полным-полно, и казалось бы, с этим вопросом всем все давно уже должно быть ясно и понятно.

Но это обманчивое впечатление. Вся ясность мгновенно улетучивается, когда подросшее чадо (прекрасно знающее, что нашли его не в капусте) во время очередного выяснения отношений с родителями вдруг бросает им в лицо – «А зачем вы меня рожали? Я вас об этом не просил». И тут у родителей, как правило, есть два варианта ответной реакции: либо просто – дать по шее своему, не в меру умному, отпрыску, либо… – растерянно замолчать. Потому что ответить по существу им просто нечего. За обычной подростковой бравадой и стремлением защитить свою индивидуальность, здесь обозначилась философско-этическая проблема, разрешить которую не поможет и самое глубокое знание физиологических аспектов деторождения.

Человек рождается не по своей воле. Это понятно. Но если не кривить душой, придется признать: родители никогда не могут быть полностью уверенными в том, что именно здесь и сейчас, именно вот в этот раз, их слияние в любовном порыве обязательно даст начало новой человеческой жизни. То есть, как это ни странно, утверждать, будто человек родился по воле своих родителей тоже было бы не совсем справедливо. Ни для кого не секрет, что некоторые дети вообще появляются на свет совсем не «благодаря», а как раз – вопреки родительскому желанию.

И получается в результате такая, вот, загадочная картина: сам человек не изъявлял желания родиться; его папа и мама тоже, быть может, не очень хотели его рождения; и все-таки он родился и живет. Так что же, выходит, что вызвала его от небытия к жизни не чья-либо разумная воля, а какая-то нелепая случайность и общий автоматизм родовых процессов?

А ведь, как известно, жизнь прожить – не поле перейти. Горя и страданий в ней гораздо больше, чем удовольствия и праздников, но в финале смерть перечеркнет даже этот печальный счет, сведя конечный итог земных радостей к круглому нулю.

И возмущение подростка, впервые осознавшего эту невеселую перспективу, вполне можно понять. Вот только претензии он предъявляет явно не по адресу: «– Папа и мама, зачем вы меня родили?». А они и сами толком не знают – зачем? Так, вот… как-то, оно вроде бы само получилось и – все дела…

Откуда берутся дети? Детский вопрос… Но ведь дети – маленькие люди. А значит можно спросить и по другому – откуда берутся люди? Кто мы? Откуда мы? Куда мы идем? И зачем вообще все это было нужно затевать?

На такие вопросы в школьном учебнике биологии ответов уже не найти.

Жениться, или не жениться?

В христианстве семья, материнство и деторождение являются традиционными ценностями. Даже люди, весьма далекие от симпатий к Церкви, не станут оспаривать этот очевидный факт.

Но если мы попытаемся найти обоснование этим ценностям в тексте Священного Писания, то неизбежно столкнемся со странным противоречием. С одной стороны Новый Завет предлагает очень возвышенное учение о браке, где метафизическое единение мужа и жены уподобляется ни много, ни мало – единству Христа и Церкви.

Но вот с другой стороны, христианство в предельном своем выражении предполагает… полный отказ от брака и, следовательно – от рождения детей. Подтверждений этому в тексте Нового Завета достаточно:

А о чем вы писали ко мне, то хорошо человеку не касаться женщины (1Кор 7:1)… Я вам сказываю, братия: время уже коротко, так что имеющие жен должны быть, как не имеющие… ибо проходит образ мира сего. А я хочу, чтобы вы были без забот. Неженатый заботится о Господнем, как угодить Господу, а женатый заботится о мирском, как угодить жене. Есть разность между замужнею и девицею: незамужняя заботится о Господнем, как угодить Господу, чтобы быть святою и телом и духом, а замужняя заботится о мирском, как угодить мужу. (1Кор 7:29–34)

Преимущество безбрачного образа жизни над семейным для христиан подтверждено в Евангелии и словами Самого Господа: Говорят Ему ученики Его: если такова обязанность человека к жене, то лучше не жениться. Он же сказал им: не все вмещают слово сие, но кому дано…(Мф 19: 10–11)

Две тысячи лет земной истории Церкви убедительно показали на практике, что идеал христианской жизни – девство, а самый прямой путь к святости – монашество. Чтобы убедиться в этом не нужно глубоких богословских изысканий, достаточно просто посмотреть в святцы. Преподобных, прославленных Церковью за монашеский подвиг там неимоверное множество.

А вот многодетных родителей-праведников, подобных Филарету Милостивому – всего несколько человек. Обнаружить в этом соотношении евангельском обоснование многодетности, прямо скажем, трудновато.

Гораздо проще было бы попытаться найти смысл деторождения в библейских словах «Плодитесь и размножайтесь». Казалось бы, это ведь прямое указание Бога, чего же тут еще голову ломать! Есть заповедь – плодиться, вот люди и плодятся, все вроде бы понятно.

Но здесь возникает серьезная проблема. Дело в том, что Христос, (давший своим ученикам не только заповеди, но и личный пример безукоризненного следования этим заповедям), в брак, как всем известно, не вступал и потомства после себя не оставил. Лучшие из его последователей, цвет христианства – монахи, сделавшие жизнь по заповедям главным и единственным смыслом своего существования, также проигнорировали призыв к размножению.

Но зато даже самые распоследние безбожники и негодяи благополучно плодились и размножались во все времена, несмотря на то, что меньше всего на свете думали при этом об исполнении воли Божией.

Так неужели величайшие христианские святые принципиально отказывались исполнить заповедь, которая даже от неверующих и неблагочестивых людей не требует особых усилий?

Тушканчик ни в чем не виноват

Плодитесь и размножайтесь и наполняйте землю (Быт 1:28). Эти удивительные слова стали самым первым об ращением Создателя к сотворенным людям, и действительно, исполнялись человечеством во все времена, независимо от отношения людей к Божественным определениям.

Но безоговорочно относить их к разряду заповедей было бы неверно. По мнению известного богослова прошлого столетия, доктора церковного права С. В. Троицкого заповедью эти Божии слова не могут считаться по следующей причине: в библейском тексте буквально этими же словами Господь повелевает плодиться и размножаться сотворенному животному миру. А всякая заповедь может быть воспринята лишь духовно свободной личностью – человеком, или ангелом; но никак не животным.

В самом деле, – животные ведь не нарушают заповедей и не исполняют их. Они просто живут по законам своего естества. Заповеди «Не убий», «Не укради» и «Не прелюбодействуй», как впрочем, и все остальные заповеди, на них никак не распространяются. В самом деле: довольно странно было бы обвинять крокодила в убийстве, крысу в воровстве, а тушканчика в прелюбодеянии. Но столь же странно предполагать, будто человек мог получить одну общую заповедь с животными.

Слова «Плодитесь и размножайтесь» по мысли С. В. Троицкого являются не заповедью, а – дающим силы к плодородию благословением (которое, как односторонний божественный творческий акт одинаково приложимо и к человеку и к животным). Сходную трактовку этих слов из Книги Бытия предлагал святитель Иоанн Златоуст: …не сила брака умножает род наш, но слово Господне, сказанное в начале: …плодитесь и размножайтесь, и наполняйте землю (Быт. I,28).

Здесь важно отметить, что, говоря о благословении размножения, Библия не делает различия между человеком и животным миром. Речь о человеке в этом месте Писания (Быт 1: 27–28) идет в терминах, которые обычно применяются в Библии лишь к животному царству. Еврейский текст первой главы Книги Бытия вовсе не говорит, что первозданный человек, получивший это благословение, был мужем («иш») и женой («иша»), как сказано в некоторых переводах. Там употреблены совсем другие слова, которые, хотя и могут быть переведены как – «мужчина» и «женщина», но в Библейском тексте встречаются лишь в значении: самец («закар») и самка («нэкба»). Другими словами можно сказать, что осуществлением этого благословения являются родовые процессы, одинаково действующие как в животном мире, так и в человеке.

При таком взгляде на проблему становится ясно, что преподобные Отцы вовсе не пренебрегали заповедью. Они просто отказывались от реализации родового потенциала своей природы, который в известном смысле можно назвать – животной стороной человеческого естества. Однако нельзя считать, будто Отцы брезгливо относились к этой богоданной стороне. Как раз напротив – они порицали тех, кто гнушался браком и деторождением, как чем-то нечистым и недостойным.

Священномученик Мефодий Патарский писал: Кто тщательно изучит область свойственного человеку по природе, тот убедится, что не следует гнушаться деторождением, но должно хвалить и предпочитать девство.

Ибо потому только, что мед слаще и приятнее других вещей, не следует считать горькими остальные плоды, которые также имеют прирожденную им приятность.

Но почему же для лучших из христиан деторождение, установленное Богом в Раю, оказалось менее сладостным и желанным, нежели девство? Наверное, отчасти можно объяснить это общим мнением, в котором сходились почти все Отцы уже в первые века христианской эпохи: земля уже наполнена людьми, следовательно – цель Божьего благословения достигнута.

И все же главной причиной отказа христианских подвижников от родовой жизни стала метафизическая катастрофа, которая еще на заре истории человечества до неузнаваемости изменила отношения между Богом, человеком и всем сотворенным миром.

На языке богословия эта катастрофа называется коротким, но страшным словом – грех.

Озадаченный лыжник

Человек получил от Бога благословение на брак и рождение детей еще до грехопадения. И грех, введя в мир смерть, распад и страдание все же не смог уничтожить этих даров создателя. Блаженный Августин пишет: Хотя данное супругам благословение брака – плодится и размножаться, и наполнять землю – остается и в преступивших, оно было дано еще до преступления, дабы явить, что рождение детей – к славе брака, а не в наказание за грех. По библейскому воззрению, разделяемому в своей основе всем человечеством, брак – это остаток рая на земле, это тот оазис, который не был уничтожен великими мировыми катастрофами, не был осквернен грехом первых людей, не был затоплен волнами всемирного потопа. Ту же мысль можно увидеть и в богослужебных книгах православной Церкви: Супружеский союз ни прародительским грехом, ниже потопом Ноевым разорися (чин благословения супруг чад не имущих).

Благословение деторождения сохранилось, но в результате отпадения человека от Бога роковым образом изменились и сам человек, и окружающий его мир и отношения человека с этим миром. Великий Божий дар деторождения, который должен был стать для человека источником величайшей радости и полноты бытия, вдруг превратился для него в источник бед, проблем и скорби.

Как это могло случиться, легко понять на примере нехитрой аналогии: предположим, мальчик увлекается лыжным спортом. Родители, решив порадовать своего любимого сына, дарят ему на день рождения лыжи. Чудесные лыжи из углепластика, жутко дорогие, самой знаменитой фирмы, короче – именно те, о которых он и мечтал. Хороший ли это подарок? Конечно хороший! Но всю радость мальчика напрочь испортило непредвиденное обстоятельство: в результате глобального потепления, снег зимой так и не выпал. На улице вместо сугробов и веселой поземки – противный дождь, под ногами мерзкая слякоть. А в углу стоят прекрасные новые лыжи…

И выбор у мальчика совсем небогатый: либо все же рискнуть и опробовать свой подарок на тоненьком слое снега, который хоть и лег поверх грязи, но тут же прямо на глазах тает. Либо… Либо – обломаться с лыжами, и идти играть в шахматы.

Примерно перед такой дилеммой и стоит человечество после грехопадения. Земля, над которой люди призваны были владычествовать, начала приносить им терния и волчцы, а рождение детей стало болезненным процессом. В мир вошла смерть, и оказалось, что, по словам Псалмопевца: Дней лет наших – семьдесят лет, а при большей крепости – восемьдесят лет; и самая лучшая пора их – труд и болезнь… (Пс 89:10)

Брак и деторождение, конечно же – не грех, вот только стоит ли в таких условиях плодиться и размножаться – большой вопрос. Именно об этом и говорит апостол Павел, когда предостерегает своих учеников: Впрочем, если и женишься, не согрешишь; и если девица выйдет замуж, не согрешит. Но таковые будут иметь скорби по плоти; а мне вас жаль. (1Кор 7:28)

Но и скорби по плоти еще не самое грустное обстоятельство семейной жизни. Гораздо печальнее то, что все беды и горести детей неизбежно ложатся тяжким грузом на сердце их родителей. А бед у людей, разучившихся любить Бога и друг друга, во все времена было предостаточно. Первая же попытка реализации благословения на рождение детей в пораженном грехом мире, дала страшный результат: первенец Адама и Евы стал убийцей, а второй их сын – его жертвой.

Убийца-изгнанник Каин, погибший Авель, и их несчастные родители – так началась история человечества, потерявшего Рай. Можно долго говорить о ее продолжении, но это будет очень грустный рассказ. Поэтому, не стоит удивляться словам святителя Игнатия Брянчанинова, писавшего: Мне всегда казалось, тем более теперь кажется супружество игом тяжким и неудобоносимым; я страшился онаго и не понимал, и теперь не понимаю, как могут люди решаться на оное.

И вот тут пришло время вспомнить вопрос рефлексирующего подростка: «Зачем вы меня родили? Я об этом не просил». В самом деле, не является ли деторождение в пораженном грехом мире всего лишь результатом безответственного родительского легкомыслия, граничащего с жестокостью? Ведь человек появляется на свет не по своей воле, выбора у него по понятным причинам нет. Но вправе ли родители делать этот выбор за него?

По здравом рассуждении, конечно же, нет. Но в том-то и дело, что они, ведь, и не делают этого выбора. Как это ни парадоксально, жизнь новому человеку дают вовсе не они.

Служители рождения

В эпоху Просвещения европейские философы-деисты создали учение, где мир был представлен в виде некоего идеально устроенного механизма, запустив который однажды, Бог навсегда оставил Свое творение и удалился на покой.

Такое понимание мирового устройства впоследствии и дало основание считать, будто рождение нового человека происходит автоматически, в силу законов природы, действующих в родовой части человеческого естества. Достаточно лишь соединения физиологически здоровых родителей в определенный период и, пожалуйста – новый человек готов появиться на свет! Как говорил Козьма Прутков: щелкни кобылу в нос – она махнет хвостом.