Афган: Последняя война СССР - Спецназ ГРУ в Кандагаре. Военная хроника

Александр Шипунов

Спецназ ГРУ в Кандагаре. Военная хроника

© Шипунов А. В., 2014

© ООО «Издательство «Яуза», 2014

© ООО «Издательство «Эксмо», 2014

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

© Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес ()

* * *

«Ни о чем не жалею»

В период с лета 1985-го по осень 1986 года проходил срочную службу в 3-м отдельном мотострелковом батальоне, который дислоцировался в провинции Кандагар Демократической Республики Афганистан.

3-й омсб – это условное закрытое наименование 173-го отдельного отряда спецназа, который вошел в ДРА в феврале 1984 года и с первых месяцев пребывания в Афганистане постоянно наносил моджахедам весьма ощутимые удары, громя их караваны и исламские комитеты, при этом имея минимальные потери.

Я служил в роте минирования отряда и именно о своей роте, о ее становлении, о разной роли офицеров в этом процессе хочу рассказать.

Кандагарский аэропорт Ариана

Пункт постоянной дислокации 173-го отдельного отряда спецназа с высоты птичьего полета

О роте минирования и ее роли

Рота минирования была сформирована летом 1985 года. До этого в отряде была группа минирования. Незадолго до создания роты из-за возросшего объема задач, связанных с разминированием транспортных путей, в штат отрядов спецназ, воевавших в Афганистане, ввели инженерно-саперный взвод, а после этого было принято решение свести оба взвода в одну роту.

Основным видом боевой деятельности нашего отряда были засады. Основная задача подрывников – увеличение огневой мощи разведгруппы. Как эффективная работа подрывников во время боевого выхода увеличивала возможности группы, так и грамотная работа роты минирования увеличивала результативность всего отряда.

«Дымит забитый караван…»

Зона ответственности 173-го отряда имела географические особенности, позволяющие проводить засаду на автотранспорт противника в классическом ее варианте, что давало возможность минерам отряда в полной мере демонстрировать свой профессионализм. Грамотный специалист путем подрыва групп мин мог остановить несколько автомобилей одновременно, задать направление отхода противника и уничтожить его.

Исходя из сказанного выше, разведчик-минер в спецназе – это в первую очередь боец, дополнительно получивший углубленную подготовку по минноподрывному делу.

Извилистый путь в отряд

Воинскую специальность разведчика-минера я шесть месяцев постигал в 1071-м отдельном учебном полку специального назначения в городке Печоры Псковские, что на границе с Эстонией.

Наука эта давалась мне легко, учился я с интересом. Поэтому командир учебного взвода лейтенант Павлов решил оставить меня в роте в качестве сержанта. О таком предложении мечтали очень многие. Но не я. Сам я родом из Хабаровска. На момент призыва в армию имел первый спортивный разряд по парашютному спорту и более двухсот прыжков. Поэтому моим желанием было попасть в ближайшую к дому Уссурийскую бригаду спецназа, где я рассчитывал продолжить карьеру спортсмена-парашютиста. Однако командование роты настаивало на своем, а я оставался при своем. Поэтому на собеседовании у комбата, что называется, «включил дурака». После этого командиру учебной роты старшему лейтенанту Дикареву комбат высказал свое искреннее удивление тем, что на ответственную должность сержанта учебной роты он хочет назначить человека либо глупого, либо не желающего исполнять эту должность. И первое, и второе командиру учебного батальона было не нужно.

Долг платежом красен. И вот уже в аэропорту Пулково я ожидаю свой рейс на Ташкент.

Вопрос, почему из десяти узбеков – выпускников учебной роты – ни один не поехал с нами в город Чирчик, перестал быть загадкой сразу по прибытии в него. Здесь формировался новый 467-й отдельный учебный полк спецназа, сержантом учебной роты минирования которого я стал.

Создание весной 1985 года в городе Чирчик учебного полка для батальонов спецназа, воевавших в Афганистане, было важным событием, которое серьезно повысило качество прибывающего на войну контингента. Большим преимуществом для курсантов Чирчика было то, что с первых дней будущие бойцы отдельных «афганских» отрядов проходили службу в климатических условиях, максимально приближенных к афганским, в подразделении, специально созданном для нужд этих отрядов. Полк дислоцировался в бывших казармах 15-й отдельной бригады спецназа, недавно ушедшей в Джелалабад. Дух идущей рядом «настоящей» войны ощущался с первых минут пребывания в нем.

Командир отделения учебной роты минирования, 467-й отдельный учебный полк спецназа, г. Чирчик, май 1985 г.

Командовал частью кавалер ордена Ленина, командир легендарного мусульманского батальона, взявшего штурмом дворец Амина, полковник Холбаев. Полк работал, как хорошо отлаженный механизм.

Несмотря на то что старший лейтенант Дикарев, вопреки моему желанию, добился того, чтобы я стал сержантом учебной роты, поговорка «стерпится – слюбится» – это не про меня. Я тяготился своей должностью. Зная о том, что все курсанты после обучения пополнят ряды отдельных отрядов, воюющих в Афганистане, с юношеским максимализмом считал, что не имею морального права жестко требовать с моих подопечных. Также покоя не давала мысль о ребятах моего призыва, с кем я успел сдружиться и которые по очереди отправились в «воюющий» 154-й Джелалабадский отряд. Поэтому я стал «терроризировать» командира учебной роты рапортами с просьбой отправить меня в Афганистан. Ротный, капитан Смажный, кавалер двух орденов Красной Звезды, сам хлебнувший из «афганской чаши» сполна, пытался вразумить меня: «Куда ты сам лезешь?» Но не достучался. Прозябать в «учебке», пока мои товарищи творят историю?! Дух военной романтики гнал меня вперед: «Опять тревога, опять мы ночью вступаем в бой…»

Не дорожа своей должностью, я «залетел по-крупному» и был отправлен «за речку». Так я попал служить в 173-й отряд, в роту минирования.

Воистину неисповедимы пути Господни!

Когда содержание не соответствует названию

Рота, в которую я попал, меня неприятно удивила. То, что я видел, не соответствовало моим ожиданиям. И вот почему. К осени 1985 года в роте не было ни одного специалиста, окончившего спецназовское учебное заведение по специальности «разведчик-минер». Подавляющее большинство – это выпускники общевойсковых учебных полков. «Спецназовцами» и «специалистами» они стали по факту зачисления в штат. Прибыл в отряд – спецназовец! Попал в роту минирования – минер! Уровень их профессиональной подготовки был крайне низким. Большинство не знало элементарных вещей: тактико-технических характеристик основных мин, правил их установки и применения.

Как я узнал немного позднее, группа минирования отряда на момент ввода в Афганистан была укомплектована разведчиками-минерами 173-го отряда и 12-й бригады, которые имели соответствующую подготовку и спецназовский дух. Командиры групп на начальном этапе неоднократно пытались применять мины, но работать приходилось под самым носом у «духов»[1], и потому всякий раз, как только минеры выходили к дороге с зарядами, их, а значит, и группу обнаруживали. В результате командиры групп постепенно отказались от мысли применять мины в засаде.

Хотя конкретных результатов подрывники не давали, группа честно делала свою работу. Но те, кого набирали и готовили еще в 12-й бригаде спецназа, постепенно уволились в запас и их сменили бойцы, прибывшие из обычных инженерных учебных полков, что отрицательно сказалось на качестве состава группы, а потом и роты. Поэтому на «выходы» этих «минеров» командиры групп брали неохотно, а роль их сводилась к роли автоматчиков, у которых есть мины. Случаев грамотной, результативной работы минеров не было.

Внутреннюю обстановку в роте здоровой также не назовешь. Низкий боевой дух приводил к тому, что «на войну» не рвались, а по возможности даже избегали. Встречались отдельные «экземпляры», которые за полтора года службы сходили на «боевые» четыре раза. При этом подробности каждого, на мой взгляд, рядового «выхода» вспоминались ими со священным трепетом.

Рота минирования более походила на комендантскую: участвовала в проводке отрядных колонн, старательно несла караульно-постовую службу и отличалась поддержанием образцового внутреннего порядка. Помню даже попытки добиться «отбития кантов» у одеял на кроватях, и это в палатках в условиях Афганистана.

Поэтому как человек, прошедший два учебных полка и имеющий представление о том, каким должен быть уровень познаний и подготовки разведчика-минера в спецназе, я оценивал уровень боевой подготовки роты на слабенькую троечку.

Каков поп, таков и приход

«Каков поп, таков и приход» – гласит старинная русская пословица. Она в полной мере отражала состояние дел в роте. Нет, внешне все было очень хорошо и даже более того – прекрасно. Прекрасно ровно настолько, что наш командир роты старший лейтенант Кочкин умудрился в Афганистане в одном из самых боевых подразделений спецназа 40-й армии, не выходя из расположения на войну, получить досрочно звание «капитан» именно за образцовый внутренний порядок. В день присвоения звания он построил роту и объявил: «Капитаном я стал в 25 лет, в 27 буду майором». В ответ по солдатским шеренгам прошел стон…

Внутренний порядок, строевая выправка, ротное хозяйство – все это было его коньком. Он был типичным хорошим офицером мирного времени. И если бы было можно, он бы до замены не ходил на войну, а занимался тем, что ему близко и дорого. К сожалению, близко и дорого его сердцу карьериста было и знание обо всем, что творится в роте. Поэтому он выстроил в роте систему стукачества и доносительства, которую смог бы оценить сам Лаврентий Павлович Берия. Стараниями Кочкина в роте был создан круг избранных – «лиц, особо приближенных». Как это обычно и бывает, человеческие качества этих личностей оставляли желать лучшего.

Капитан Кочкин, командир роты минирования 173 ооСпН, осень 1985 г.

Тем не менее жизнь, как и люди, состоит из полутонов, и было бы несправедливо мазать Кочкина только черной краской. Как бы то ни было, он был способный офицер, не лишенный определенных дарований. Но, как мне кажется, Кочкин поздно спохватился, что здесь не Союз и деятельность офицера оценивается по результатам его подразделения. А результаты спецназа на этой войне – это забитые караваны и разгромленные базы «моджахедов». Бойцы подразделений 173-го отряда решали задачи куда более важные, чем подметание дорожек и выравнивание по нитке солдатских кроватей. Будучи человеком неглупым, Кочкин понимал, что со временем от него будут требовать больше, чем блистать на смотрах и проверках.

Боевые трофеи Кандагарского отряда

Попытка начать воевать

Он попытался вытянуть боевую работу в роте на нужный уровень. Сам он был неплохо подготовлен в профессиональном отношении, но опереться ему в этом в его роте было не на кого. Поэтому его ставка была на меня, недавно прибывшего. Это меня в целом устраивало. В то время мои интересы по созданию боевого коллектива совпадали с интересами ротного. В конце ноября я узнал, что на Кандагарской пересылке ждут распределения по бригадам мои бывшие курсанты из Чирчикского учебного полка. Я предложил Кочкину самим отобрать бойцов в роту, пояснив, что был сержантом в учебной роте и знаю их личные качества. Кочкин заинтересовался предложением и приказал мне составить список фамилий. Таким образом, уже осенью в роту прибыли хорошо обученные разведчики-минеры первого выпуска 467-го оупСпН[2].

Подрывники первого выпуска 467-го оупСпН, в Кандагарском батальоне спецназа, осень 1987 г.

Результат засады спецназа на караван противника, уничтоженный пикап «Симург»

Первый результат мы дали 13 января 1986 года. Под Кандагаром минами был остановлен караван из трех автомобилей, два из них во время боя загорелись. Реактивные снаряды, лежащие в кузовах, стартовали и накрыли близлежащий кишлак, где находились моджахеды. Третий автомобиль, груженный трофеями, под прикрытием «брони»[3] своим ходом пригнали в батальон. Со стороны спецназовцев потерь не было.

Кочкин был вне себя от радости: «Мы первые в спец назе остановили машины минами». Не знаю, насколько это утверждение соответствовало действительности, но верно было одно: теперь он мог претендовать на место в одном ряду с боевыми офицерами отряда, которые, откровенно говоря, заметно его сторонились. Его карьеризм был слишком очевиден.

Повернувшись «лицом к войне», он стал настойчиво внедрять новые средства взрывания. Появление на вооружении роты беспроводных радиолиний ПД-430 позволило управлять подрывом с больших дистанций, не демаскируя группу проводами. Вот только время для обучения и слаживания боевого коллектива было безвозвратно потрачено на пускание пыли в глаза, развитие «стукачества». Одним словом, боевой коллектив Кочкину создать не удалось. Несмотря на «свежую кровь», пацифистский дух в роте преобладал.

Изгой в среде офицеров

Офицеры отряда не зря сторонились этого выскочки. Для них, как и для меня и моих товарищей, отряд – это семья. С четкой иерархией, своими проблемами, даже «перегибами», но здоровая, крепкая семья. И потому до сих пор и у офицеров, и у солдат сердце вздрагивает при слове «Кандагар», и это со мной до конца.

Отряд не стал для Кочкина родным. Службу в отряде он использовал как ступень, как трамплин в своем карьерном росте, способный забросить его на желанную карьерную высоту. И это в нем чувствовалось. Не было в этом человеке главного – способности упереться, «закусить», стоять до конца, не было жертвенности, а эти качества являются основой духа спецназа ГРУ, духа воина. Желание получить как можно больше дивидендов от двух лет службы в Афганистане, не считаясь при этом ни с чем и ни с кем, сыграло с ним злую шутку. Выстраивая роту под свои узкие интересы, занимаясь очковтирательством и соблюдением внешней пристойности, он забывал о главной своей задаче – организации боевой работы роты и интеграции ее в боевую работу отряда. Подменяя общий интерес узконаправленным личным, он вырастил соответствующих солдат. Поэтому все, что произошло с ним в дальнейшем, – это дело его же рук.

Как только Кочкин стал посягать на «привилегии» тех, на кого он опирался и кто боялся войны как черт ладана, группа старослужащих написала донос в «особый отдел»[4]. Опирались они на факты, на мой взгляд, не заслуживающие суровых санкций. Но, несмотря на мелочность обвинений, делу дали ход. Офицеры батальона откровенно не любили его как инородное тело в сплоченном коллективе, мешающее нормальной жизни, как камушек, попавший в ботинок во время марша, и потому они просто «вытряхнули его из этого ботинка».

События развивались стремительно. Утром – исключен из партии. В обед – отстранен от занимаемой должности. Вечером у Кочкина произошел нервный срыв, о чем сообщил забежавший к нам в палатку после отбоя замполит. Он также предупредил, что после состоявшегося мужского разговора с офицерами роты, не найдя у них сочувствия и понимания, Кочкин схватил заряженный пистолет Стечкина, гранату и направился в сторону расположения палаток личного состава роты, трясясь от ярости и выкрикивая угрозы расправиться с виновниками его падения. Доносчики оцепенели. Думаю, эти минуты они запомнили на всю жизнь.

Кочкин же, видимо, поостыл и успокоился. Вряд ли бы он смог совершить такой безрассудный поступок, слишком уж был расчетлив.

Винить в происшедшем ему было некого. Он неправильно вел работу с людьми. Ведь в бойцах нужно настойчиво развивать лучшие качества сильного человека: верность, любовь к Родине, войскам, отряду; воспитывать желание отличиться ратным трудом на поле брани, а не умением угождать интересам начальства. Окружив себя людьми мышиной породы, он не учел, что в нужный момент они подведут.

Одним словом, за все нужно платить: поощряешь в человеке развитие низменных качеств – будь готов, это коснется и тебя. «Что посеешь, то и пожнешь».

Сидоренко

Самые теплые воспоминания у меня связаны с личностью замполита роты Николая Сидоренко. Это был добрейшей души, преданный и любящий свое дело человек. Прослужив с десяток лет прапорщиком на Дальнем Востоке, он любил говорить: «Лейтенантом я стал в 34 года и потому служу не за звания». Он пришел в роту незадолго до падения Кочкина. Несмотря на властную натуру ротного, он не «лег под него», а вел самостоятельную линию. Довольно скоро мы поняли, что наконец роте повезло с замполитом. Он заботился о личном составе, как хороший отец. Солдаты платили ему тем же. Когда Кочкина сняли, он принял временное командование ротой на себя и «рулил» ею до назначения нового командира. Умудренный опытом, он воздействовал на нас словом, понимая, что любой нормальный человек за добро платит добром. Теперь мы знали, что есть старший товарищ, к которому в трудную минуту можно обратиться за помощью: он объективно рассудит спор, даст разумный совет. Для большинства «инженеров человеческих душ» – это яркий пример, как нужно работать. Офицеры роты тоже уважали его и прислушивались к его мнению. Сильно развитое чувство справедливости никогда не давало Сидоренко покоя. Нередко замполит успокаивал горячего и скорого на расправу командира группы минирования лейтенанта Михайлова, находя нужные доводы. И тот, будучи человеком неглупым, остывал и не принимал скоропалительных решений.

Опираясь на свой большой житейский опыт, Сидоренко смог решить одну из наиболее важных задач – создать в роте здоровый микроклимат и сплотить ее.

«Раман Михалыч»

Полярной противоположностью капитану Кочкину был командир группы минирования лейтенант Михайлов. Сын полковника, прошедший школу срочной службы, он был очень хорошо подготовлен физически и, что самое главное, был настоящим спецназовцем «по духу». Благодаря квадратным плечам культуриста, среди бойцов к нему сразу же прилепилась кличка «Рама». А так как папа Николай нарек его Михаилом, то позже, в знак уважения, его стали величать «Раман Михалыч» от Рамы и Миши соответственно.

Окончив Тюменское военно-инженерное училище, Михайлов обладал углубленными знаниями в минноподрывном деле и применял их в полной мере. Он любил воевать, постоянно сам выходил с группами. К выполнению поставленной задачи относился творчески: постоянно придумывал и мастерил новые заряды, мины-сюрпризы, разрабатывал и осуществлял ранее не используемые схемы установки мин. Одним словом, был фанатом своего дела. Не трус, человек способный на поступок, волевой офицер, романтик в душе, он стал безусловным лидером в роте. Получив такого офицера в качестве комвзвода, рота постепенно стала «очищаться от шлака». Весной, когда последние «пацифисты» уволились в запас, боевой дух в роте заметно вырос.

Командир взвода минирования лейтенант Михайлов в боевой экипировке, весна 1986 г.

В июне Михайлов был назначен командиром роты, прослужив в офицерской должности всего год. Но этот служебный рост он воспринимал не как трамплин для построения карьеры, а, скорее, как получение новых возможностей для реализации своих замыслов по боевому применению. Став ротным, он продолжал строго спрашивать за беспорядок и отсутствие дисциплины. Без этого, находясь в ППД[5], воинское подразделение перестает быть таковым. В то же время он искал и находил новые решения, связанные с применением роты.

Командир роты минирования лейтенант Михайлов перед выполнением специального мероприятия, переодет в «духовскую» одежду, лето 1986 г.

Минеры на «броне»

Для установки мин мы стали действовать, не только находясь в разведгруппах, но и в составе группы минирования нашей роты. Были случаи, когда рота выходила в полном составе для минирования отдельных направлений, где проходили караванные пути. Деятельность подразделения при новом командире кардинально изменилась.

«Уклонистам» места нет

Пришедшие осенью из «учебки» ребята, глядя, как активно воюет старший призыв, тянулись за нами. Появился азарт, возникло негласное соревнование, кто чаще придет с «войны» с результатом, а еще лучше, сам даст результат минами. Наши два призыва и стали костяком роты. Вновь прибывающим в роту бойцам уже некуда было деваться. Они попадали в среду, где «уклонистам» места не было. Ты мог уметь подтягиваться на турнике сто раз, прекрасно травить анекдоты, носить любое количество лычек на погонах, но если ты не воевал, то голос твой в роте последний. Причем мы не смотрели, из каких родов войск приходило пополнение. Главное, чтобы у них было стремление честно делать свое дело – воевать. «Назвался груздем, – полезай в кузов».

Подрывники на минировании караванного маршрута, июль 1986 г.

Сочетание различных факторов и то, что конкретные люди оказались в нужное время в нужном месте, благоприятно отразилось на результатах боевой деятельности. Благодаря этому рота регулярно давала результаты. Вот только несколько примеров.

В мае группа лейтенанта Шишакина забила автомобиль и трактор, спешивший на выручку. Машину и бежавшего противника уничтожили подрывом мин.

В августе Михайлов поразил автомобиль минами.

В сентябре в Аргестане группа лейтенанта Гугина минами остановила машину, уничтожив при этом группу из четырнадцати «душманов».

Кандагарский аэродром, стоянка вертолетного отряда, 205-го отдельной вертолетной эскадрильи, разведчики третьей роты вернулись из налета с пленными боевиками

На войне как на войне, уничтоженные спецназом в ночном бою бандиты

Увольняемые в запас военнослужащие роты минирования, май 1987 г.

Очередной автомобиль из каравана «душманов» уничтоженный спецназом

Так рота минирования наконец встала в один ряд с ротами спецназа нашего отряда. Командиры групп, которые раньше предпочитали минерам лишний пулемет, стали менять свое отношение. Да и командование отряда, видя результаты «минной войны», настаивало на более широком применении минно-взрывных средств в засадах. В результате к осени 1986 года «на войну» без минеров не ходили.

Могу ошибиться, но, насколько мне известно от товарищей из других отрядов, больше, чем мы, минами машин в Афганистане никто не забил.

Эпилог

Завершая рассказ о нашей роте, хочу сказать несколько слов и о себе. В самом начале моей боевой карьеры произошел случай, который сильно изменил и меня, и мое отношение к войне. 27 октября 1985 года я потерял в бою друга. Его гибель сильно потрясла меня и окончательно определила цели МОЕЙ войны, рассеяв в моем сознании миф об «оказании интернациональной помощи». Теперь я понимал, что воюю для того, чтобы отомстить за погибшего товарища. Офицеры использовали мою «одержимость войной», чтобы манипулировать мной: «На войну не пойдешь, если…» Они прекрасно знали, что отлучение от войны было суровым наказанием для меня.

Так как минеры не были закреплены постоянно за определенной ротой, я имел возможность посмотреть в деле практически всех командиров групп отряда. В «засаду» сходил тридцать три раза, семь из которых были результативными. В трех засадах лично эффективно применял мины. От войны не бегал вплоть до увольнения в запас. Завершающий выход сделал в конце октября 1986 года. Ребята моего призыва в голубых беретах и парадной форме, на которой блестели боевые награды, поднимались на борт «дембельского» «ильюшина», когда я с очередной группой ехал в «Голубом муле»[6] по рулежной дорожке Кандагарского аэродрома к вертолетам. У меня на глазах навернулись слезы, когда я подумал, что спустя несколько минут мои товарищи отправятся домой, а я – в очередную засаду. Но эта слабость длилась секунды. Вернувшись с «войны» в батальон, я на третий день улетел домой, как мне кажется, рассчитавшись с «духами» за смерть друга.

Разведчик-радиоминер, рядовой Шипунов, октябрь 1986 г. Ни о чем не жалею

2 ноября 1986 года по трапу самолета мы сошли на родную землю и, пройдя таможенный досмотр в аэропорту Тузель, поехали в учебный полк навестить товарищей, продолжающих служить. В сумерках добрались до Чирчика. Город жил своей размеренной мирной жизнью. Увидев плавно катящийся троллейбус, мы долго молча наблюдали за ним. Через его огромные окна насквозь просматривался залитый светом салон, в котором беззаботно сидели люди, без тревоги смотрящие в темноту ночи. Позже помню, остановились возле автомата, продающего газированную воду. После кандагарской жажды и постоянного дефицита воды в засаде аппарат произвел почти магическое впечатление: кидаешь копейку, жмешь на кнопку – и льется вода. Чистая, холодная и без хлорки. И только тебе решать, сколько ее выпить – стакан, два или три…

В полку учебной ротой все так же командовал капитан Смажный. Встретившись, поздоровались, долго молчали.

– Ну и как? – он первый нарушил молчание.

– Ни о чем не жалею.

Школа боя и школа жизни

1071-й Отдельный учебный полк специального назначения Разведки Ленинградского военного округа

Создание в 1950 году первых подразделений специального назначения наших Вооруженных сил логически продолжило славную историю одного из наиболее значимых направлений советской Военной разведки.

В соответствии с инструкцией по боевому применению спецназовцы должны были вести разведку и уничтожать (выводить из строя) средства ядерного нападения, штабы, выявлять сосредоточения войск противника, организовывать партизанское и повстанческое движение, а также уничтожать одиозных лидеров враждебных режимов. При этом дальность действия разведывательных органов спецназа от линии фронта по сравнению с армейской разведкой была на порядок больше. Кроме того, у Генерального штаба впервые появились подразделения, имевшие возможность до начала боевых действий работать и через Государственную границу СССР, на территории других государств.

Военнослужащие для комплектования отдельных рот спецназа Главного Разведывательного Управления набирались в основном из частей армейской, дивизионной и полковой разведки. Многие из них, особенно командиры, имели боевой опыт. В ходе формирования единственного тогда спецназа широко использовался богатый боевой опыт советских партизан, разведчиков, диверсантов.

В 1968 году в штат Рязанского высшего воздушно-десантного командного училища была введена отдельная рота, готовившая офицеров для частей и подразделений специального назначения. В программу подготовки, помимо других дисциплин, входило углубленное изучение иностранных языков.

Учебные подразделения и полк

С развитием частей и подразделений специального назначения возникла острая необходимость в подготовке младших командиров и специалистов, основанной на единой методике.

История 1071-го отдельного учебного полка специального назначения начинается в ноябре 1965 года, когда при отдельной бригаде спецназа Московского военного округа (место дислокации – поселок Чучково Рязанской области) формируется учебная рота. Первый командир – майор А. Галич.

В апреле 1969 года она передислоцируется в город Печоры Псковской области, а в июне 1971 года на базе роты развертывается 629-й отдельный учебный батальон специального назначения, командовать которым поручено подполковнику Ю. Батракову.

С 25 января 1973 года начато формирование 1071-го отдельного учебного полка специального назначения (в/ч 51064), которое заканчивается к 1 июня 1973 года. Боевое Знамя части вручается 11 июня 1974 года. Первым командиром полка становится подполковник В. Большаков.

Город Печоры

В настоящее время старинный русский город расположен на западной границе Российской Федерации. В 1920 году Печоры с окрестностями отошли к Эстонии и именовались Петсери. В 1940 году Эстония была присоединена к Советскому Союзу, а в 1945 году специальным указом правительства был образован Печорский район в составе Псковской области. Через город проходят транзитные пути, которые связывают центральные и северо-западные области России с Эстонией и Латвией. Численность населения районного центра порядка двадцати тысяч человек. Основная достопримечательность – Псково-Печорский Свято-Успенский монастырь, основанный в 1473 году. Это единственный православный мужской монастырь на территории бывшего Советского Союза, который не был закрыт мирскими властями ни на один день за всю свою многовековую историю.

Штат и структура полка

В штат полка входили следующие подразделения: управление, штаб, два учебных батальона, школа прапорщиков, рота обеспечения учебного процесса, рота материального обеспечения, медсанчасть и политический отдел. Контрразведывательное обеспечение части осуществлял военный чекист, иногда приезжавший из Пскова. Носил он форму славных Воздушно-десантных войск, но почему-то был обут в гражданские ботинки.

Остановлюсь на учебных батальонах. Я сам проходил службу в 3-й роте 1-го батальона. Но вначале несколько слов о 2-м учебном батальоне, который готовил радиотелеграфистов – «маломощников» (Р-394 КМ)[7] и специалистов радио– и радиотехнической разведки (РРТР). Эти бойцы десантировались и действовали в составе разведгрупп и разведотрядов спецназа в тылу противника, обеспечивая связь разведывательного органа с Центром, а также осуществляли РРТР. Отбор в батальон должен был происходить после определения способностей курсанта к радиоделу. Например, важно учитывать умение принимать на слух знаки азбуки Морзе. Офицеры-связисты имели первоочередное право выбора из молодого пополнения. На деле же их отбор начинался на спортгородке, продолжался в ходе личных бесед для определения интеллектуального уровня человека и только после этого проверяли слух. Дальнейшая служба в Афганистане научила меня относиться с огромным уважением к радистам – выпускникам Печорского учебного полка, чей высочайший профессионализм не раз обеспечивал своевременное выполнение поставленных задач, сохранил не одну жизнь. Именно в Афгане я начал отдавать должное офицерам, в большинстве своем выпускникам Череповецкого высшего инженерного училища радиоэлектроники, готовившего высококлассных специалистов радиодела.

1-й учебный батальон, 1-я и 2-я роты готовили командиров отделений. По окончании учебы курсантам, сдавшим выпускные экзамены на «отлично», присваивалось звание «сержант». Получившие хотя бы одну четверку становились младшими сержантами. Военнослужащие, не справившиеся с итоговой проверкой, уезжали в войска рядовыми.

Моя родная – 3-я – подготавливала разведчиков-минеров и операторов специализированных комплексов управляемых ракетных снарядов (УРС).

С первого дня службы в полку мы, курсанты, поняли, что каждая прожитая нами минута, любое наше действие основательно продуманы и контролируются начальниками всех уровней – от командира полка до командира отделения. Нам объяснили, что мы должны стать профессионалами в своем деле за относительно короткий отрезок времени. В дальнейшем – наставляли нас – полученные знания скорее всего пригодятся в Демократической Республике Афганистан, позволят выполнять поставленные задачи и остаться в живых.

Интенсивность процесса обучения была очень высокая. За пять месяцев разведчики должны были освоить минно-подрывное дело; научиться совершать парашютные прыжки со штатным вооружением и снаряжением на лес, воду, ограниченную площадку приземления; изучить тактику разведывательно-диверсионных подразделений, военную топографию, иностранные армии; значительно повысить уровень своей физической подготовки; научиться вести огонь из различного стрелкового вооружения. И, пожалуй, самое сложное – выучить иностранные языки для проведения допроса пленного: кому-то – английский, кому-то – немецкий, а мне, хабаровчанину, предназначенному для Уссурийской 14-й отдельной бригады специального назначения, достался китайский. Кроме этого, нам предстояли парково-хозяйственные работы, караулы и многочисленные другие наряды.

Курсанты, проходившие службу в полку, были особенные молодые люди. Дело в том, что все они прошли качественный многоступенчатый отбор, который начинался после получения ими приписного свидетельства. Они отличались абсолютным здоровьем, до армии прошли подготовку в системе ДОССАФ, большинство имело спортивные разряды и звания. Кроме этого, отбор этих призывников в полк осуществляли не только работники военкоматов, но и офицеры отдельных бригад спецназа, которым было далеко не безразлично, кто через полгода вернется из учебного полка для комплектования их соединений. Мой командир взвода, дослуживший в полку до ротного, неоднократно выезжавший за молодым пополнением в различные регионы Советского Союза, рассказывал, что комплектование команд для ВДВ, морской пехоты, пограничных войск не создавало столько проблем для военкоматов, как набор команды для спецназа ГРУ, потому что «купец» мог отставить любого кандидата, не подошедшего, на его взгляд, по тем или иным критериям.

Сержантский состав, отобранный из лучших курсантов предыдущих выпусков, имел свою «иерархию». Заместитель командира взвода был реальным начальником для командиров отделений. Сержанты были обоснованно требовательны к курсантам, не спускали ни малейшей провинности. Однако наказания очень редко переходили в плоскость неуставных отношений. По традиции провинившийся курсант повышал свою физическую выносливость. Основа взаимоотношений между курсантами – равенство, и один не мог стать сильнее других, поэтому «качались» повзводно.

Мой учебный взвод минирования, 1071 упСпН, г. Печоры

Прошло много лет, а я до сих пор поддерживаю дружеские отношения с моим заместителем командира взвода Павлом Шкипаревым.

Командиры взводов в основном выпускники Рязанского высшего воздушно-десантного командного училища, факультета специальной разведки, искренне любили свою работу и жили ею. На их плечах лежала основная нагрузка по обучению курсантов и организации их повседневной жизни. Находясь с нами от подъема до отбоя в поле, на стрельбище, в учебных классах, они честно делились своими обширными знаниями. По сравнению с выпускниками других училищ, на наш курсантский взгляд, «рязанцы» серьезно выделялись своим высоким профессионализмом, более тонким пониманием путей и механизмов достижения целей. Соответственно, результаты их работы были высокими. При всем этом с уважением отношусь к выпускникам других военных училищ, с кем пришлось служить, воевать, ведь им приходилось осваивать эту непростую специальность, будучи уже офицерами.

Мой первый командир – лейтенант Павлов А. С., человек большой физической силы, в военном училище хорошо постигший искусство сражаться. Выдержанный, заботливый, умеющий поддерживать дисциплину в подразделении, офицер. Преподаватель от бога. Один из принципов его подхода к нам: «Солдата не надо жалеть, его надо беречь». Сначала было трудно, но на войне его науку вспоминал с благодарностью.

Наш курсантский выпуск был первым в длинной успешной военной карьере Александра Станиславовича. Через три года он принял под командование 2-ю учебную роту 1-го батальона. В дальнейшем, осуществив свою мечту, перевелся в войсковую часть специального назначения разведки Тихоокеанского флота, действовал в различных странах дальнего зарубежья. Прослужив более тридцати календарных лет в частях и подразделениях спецназа, закончил службу в Центре специального назначения ФСБ России в звании полковника.

Присяга, одним спецназовцем больше

Закаляя нашу волю, лейтенант воспитал из нас «победителей». Я не боялся очутиться в «горячей точке». Попав в Афганистан в 173-й ОоСпН[8] уже подготовленным бойцом, был уверен, что, выполнив свой долг, вернусь домой. Не каждый, отслуживший «срочную», вспоминает своих командиров добрым словом. Нас же с Александром Станиславовичем время не разбросало – «подобное тянется к подобному». Горжусь дружбой с ним. Первый армейский командир остается для меня эталоном офицера специальной разведки, образцом преданности выбранной им профессии.

Все офицеры и сержанты нашего подразделения относились к командиру роты капитану Хомченко Н. Н. с чувством глубокого уважения за его человеческую и командирскую мудрость. Другие офицеры и прапорщики полка делали все, что требовалось для организации учебного процесса, обеспечивали нас всем необходимым. Их забота о нас ощущалась постоянно. Запомнился высокий профессионализм и самоотдача командира полка подполковника Морозова В. А., начальника штаба майора Бойко А. М. и начальника вещевой службы лейтенанта Тарасика С. Н.

Процесс обучения

Распорядок дня был обычным, но жестким. В шесть часов утра звучала команда: «Рота, подъем! Построение на утренний час физических занятий через одну минуту! Форма одежды номер три».

За бортом – минус пятнадцать. Зима. Еще сплю, но тело работает на автомате – быстро и четко. Окончательно проснусь только после преодоления двухсот метров нашего забега. У нас самый бегающий взвод. Как всегда, впереди вижу взводного. От его голого торса валит пар. Движемся в Эстонскую ССР, населенный пункт Матсури – четыре километра туда, четыре обратно. (Сейчас удивительно осознавать, что теперь здесь Евросоюз и НАТО.) Во время бега все мысли сведены к одному: терпеть, не сдаться, добежать. Каждая зарядка всегда заканчивалась в начале обучения «к счастью», далее – просто, перед выпуском – «к сожалению».

Промелькнули помывка, наведение внутреннего порядка, утренний осмотр, и вот мы с песней маршируем на завтрак. Все перемещения по территории части выполняются строевым шагом или бегом. Питание непритязательное, но качественное. После получасового утреннего тренажа (обычно строевая подготовка или защита от оружия массового поражения) – полковой развод на занятия.

Занятия по физической подготовке

Многообразные занятия объединяет одно из главных правил полка: их нельзя начать позже ни на минуту от установленного времени и закончить ни на мгновение раньше. Начинаем с теории в классе, но все же «поле – академия солдата». И, какой бы предмет мы ни изучали, какую бы тему ни отрабатывали, в конечном итоге все закрепляем на полевых занятиях. Основная цель – выработка у курсантов практических навыков ведения боевых действий в условиях определенной командиром взвода тактической обстановки.

Ох уж эта обстановка! Противник – обычно одно из отделений, возглавляемое заместителем командира взвода, – преследует нас в пешем порядке. К нему добавляется управляемый воображением взводного враг на бронетранспортерах, а сверху атакуют вертолеты, которые норовят нанести удар химическим оружием. Со временем привыкаем, что в исправном противогазе тоже можно жить и действовать. При этом отрабатываем способы скрытного и бесшумного передвижения, учимся преодолевать различные препятствия, транспортировать «раненых». Силы на пределе, но мы знаем, за что «воюем» и что должны оторваться от преследования. И такой накал во всех дисциплинах.

Изучение иностранного языка – «насилие» над личностью. Нельзя баловать солдата теплым классом и культурными словами на иностранном наречии. Мы проходим срочную службу по призыву и такого подвоха со стороны Советской Армии не ожидали. Языки даются нам с трудом, ведь мы не в институте. Занятия проводят специальные преподаватели, а спрос за наши двойки следует с взводного. Поэтому на самоподготовке он с уверенным видом изображает, что знает все на свете языки, и, периодически применяя специфические формы обучения, делает из нас военных переводчиков. Четыре из восьми вариантов допроса военнопленных я выучил всего за двое суток, будучи в составе караула, во время командно-штабных учений. Правда, для пробуждения лингвистических способностей мне понадобилось все шестнадцать часов бодрствующей смены провести в противогазе.

Большое значение имеет курс минно-подрывного дела. Это моя военно-учетная специальность. Кто-то из сослуживцев поначалу огорчился перспективным отсутствием сержантских лычек после окончания обучения. Минеры и радисты выпускались рядовыми. Вместе с тем успешно сдавшим экзамены присваивалась классная квалификация – «специалист 3-го класса». Взводный же объяснил, что звания к кому необходимо придут, кому не нужно – обойдут стороной, а такая уникальная профессия останется на всю жизнь. Обучение было комплексным: изучали взрывчатые вещества, средства и способы взрывания, мины и заряды, в том числе мины-сюрпризы, такие же изделия вероятных «друзей» и многое чего интересного. Апофеозом каждой большой тематики были практические подрывные работы, которые явились для нас первым в жизни серьезным испытанием на прочность. Каждый должен сам рассчитать, изготовить, установить, а затем и подорвать заряд. Мы стали понимать, что что-то значим. Знания и практические навыки, полученные в учебной роте минирования, позволили мне успешно применять минно-взрывные средства в Афганистане, что зачастую предопределяло успешное выполнение группой поставленных задач. Не могу не вспомнить начальника инженерной службы полка майора Белокрылова Г. Г., высочайшего профессионала, оказывавшего нам бесценную помощь.

Выпускной экзамен по минно-подрывному делу

Большое внимание уделялось огневой подготовке. Прошли классные занятия, начались тренировки на Огневом городке – практические стрельбы из различных видов стрелкового оружия, гранатометов, боевое гранатометание. Восьмикилометровый марш-бросок в условиях, как всегда, сложной тактической обстановки приводит нас на стрельбище. Добежали все, без «потерь». После вступительной части разошлись по учебным местам – отрабатываем нормативы, ведем разведку целей, учимся работать с командирским ящиком, выполняем упражнения учебных стрельб. Основной упор делается на выполнении стрелковых упражнений с приборами бесшумной беспламенной стрельбы. Условия учебного упражнения номер один из АКМС с ПБС-1[9] (днем и ночью) таковы: выдвигаешься на рубеж открытия огня, первым выстрелом должен поразить появляющуюся на пять секунд мишень в виде «часового за насыпью», затем скрытно продвинуться вперед и уничтожить телекамеру, после этого расстрелять движущийся парный патруль (здесь есть возможность исправить ошибку, дается три патрона). Звука выстрела практически не слышно, только легкий хлопок и лязг затворной рамы. После захода солнца стрельбы продолжаются. Крепим к оружию прибор ночного видения, который вместе с прибором бесшумной беспламенной стрельбы делает наш привычный автомат Калашникова внешне неузнаваемым. Нас это уже не удивляет. Обычная работа. Как бы хорошо мы ее ни сделали, но путь в казармы вновь будет пролегать сквозь множество преград, устроенных коварным вероятным противником. Однако мы уже твердо знаем, что победим.

До службы в Советской Армии я совершил более двухсот парашютных прыжков и являлся перворазрядником, но только в полку понял разницу между спортивным парашютизмом, где прыжок – самоцель, и военным, где это – один из основных способов доставки разведчиков в тыл противника.

Парашютные прыжки

Если для спортсменов приземление на лес, воду, ограниченную площадку приземления – особые случаи, то нам прыжки повышенной сложности дают возможность остаться не замеченными противником и скрытно выдвинуться в указанный район. В дополнение ко всему совершать прыжки требовалось со штатным вооружением и снаряжением. Боезапас, мины и заряды, радиостанции и сухой паек размещались в ранце десантника и грузовом контейнере.

Изучили материальную часть и устройство парашютов, руки стерли на укладках, истоптали воздушно-десантный комплекс. Утром в день прыжков мороз минус тридцать градусов. На крытых тентами «Уралах» едем в Псков. Прибыли на базу 76-й Черниговской воздушно-десантной дивизии. Надели парашюты. Прошли осмотр. Взлетаем. В иллюминаторы Ан-2 видны типовые железобетонные постройки деревни Шабаны. Смотрю на «перворазников», завидую тому чувству, которое им сейчас предстоит испытать. Первый шаг в небо – это всегда преодоление свойственного каждому нормальному человеку чувства страха.

Свершилось. После приземления рядом с деревней Кислово на сборном пункте площадки приземления в торжественной обстановке перед строем взвода лейтенант вручает каждому первый в жизни знак «парашютист». Замечаю, как изменился взгляд у моих товарищей. В душе поздравляю их с вступлением в новое качество.

Можно вспоминать об увлекательных занятиях по рукопашному бою, проводимых на снегу с оружием, ориентированию на местности по карте и без, днем и ночью, изучению иностранных армий и многое другое, – все было интересно, все пригодилось на войне.

Показателем качества учебного процесса в полку являлись результаты многих оперативно-тактических учений, где подразделения полка постоянно демонстрировали высокий уровень профессиональной подготовки. Достаточно сказать, что в 1989 году во время соревнований групп спецназа Советской Армии и Военно-Морского флота, проводимых на нашей базе, после трех первых этапов «печеряне» уверенно опережали остальных участников. Как правило, «хозяева» подобных соревнований побеждали. Легитимность их побед никогда не вызывала сомнений. В этот раз руководством учений «лидеры» в заключительный день соревнований были объявлены выступающими вне конкурса. По мнению высокопоставленных судей, «учебка» не может быть сильнее боевых бригад.

Боевые пловцы

Офицеры флотского спецназа выявляли наиболее способных матросов, отслуживших один год, и направляли их к нам в полк. После обучения уже «старшинами» они возвращались в свою морскую часть, где служили еще полтора года в качестве командиров отделений.

Со всех флотов и Каспийской флотилии приезжало порядка двадцати человек. Наши морские братья рассказывали о романтике дальних походов, специфике их службы. Часто от нас звучал вопрос о возможности дальнейшего прохождения срочной службы там. С важным видом «морские котики» объясняли нам, наивным, какими «суперменами» для этого необходимо быть и как это сложно. После «снятия первой стружки» выяснялось, что моряки – хорошие ребята, неплохие специалисты, учившиеся успешно.

Уместно дополнить, что в Печорском полку учились не только моряки, но и десантники и пограничники. В летний период четырехнедельный курс обучения проходили слушатели Военно-дипломатической академии.

Школа прапорщиков

В 1972 году развертывается школа прапорщиков для подготовки заместителей командиров групп специального назначения и старшин рот. Требования, предъявляемые к кандидатам, были очень высокими. Направление получали наиболее подготовленные военнослужащие частей спецназа, но заветные звезды зарабатывали далеко не все. До 1986 года курс длился пять месяцев, затем, с введением радиодела, – одиннадцать. Обучение было разносторонним. Слушатели могли выполнять любые задачи, при необходимости заменять командиров разведгрупп. После выпуска молодые командиры убывали не только в части и соединения окружного и армейского подчинения, но и на флот.

Курсанты школы прапорщиков

На войнах

В Афганистане в составе 40-й армии действовало восемь отдельных отрядов спецназа, организационно сведенных в две бригады, и одна отдельная рота. Десять лет полк направлял сюда своих выпускников. Тысячи бойцов прошли через эту войну. Все они, павшие и живые, выполнили свой долг с честью. Светлая память тем, кто не вернулся домой. В моем сердце навсегда останутся друзья по учебному взводу: Саша Аверьянов из Рязани, убитый «духовским» снайпером 27 октября 1985 года под Кандагаром, Александр Арончик из Хабаровска, скончавшийся в кандагарском госпитале от ран в феврале 1986-го, Шухрат Туляганов из Ташкента, погибший в горах под Газни в июле того же года.

В период чеченских кампаний полк направлял на Северный Кавказ своих военнослужащих в составе сводного отряда 2-го ОБрСпН, место дислокации – поселок Промежицы Псковской области. Я уверен, что «печеряне» с честью выполняли поставленные задачи, и непосредственные участники тех боевых действий в свое время расскажут о том, что довелось пережить в то время.

Расформирование полка

Для всех это явилось полной неожиданностью. Болью, крушением надежд отозвалось сокращение в сердцах офицеров. Одним непродуманным решением была уничтожена единая методика подготовки младших командиров и специалистов, объединявшая все бригады спецназа. Сегодня военнослужащих готовят по усмотрению командования соединений и частей. Прервана связь поколений. Молодым разведчикам не ощутить теперь славного духа полка, передаваемого от выпуска к выпуску, – духа воина, защитника Отечества.

Эпилог

25 января 2013 года исполнилось сорок лет со дня создания полка. Со всех концов бывшего Советского Союза приехали в город Печоры сослуживцы: солдаты, сержанты, прапорщики и офицеры. Каждые пять лет районный центр готовится к этому знаменательному событию. Для города полк – неотъемлемая часть его истории. И где бы однополчане ни жили, в каком бы качестве ни трудились, их всегда объединяет школа, пройденная в 1071-м отдельном учебном полку специального назначения разведки Ленинградского военного округа.

«Везет тому, кто везет»

«Кандагар – он город хмурый. День и ночь грохочут «буры»[10]. Слова солдатской песни метко передают обстановку, царившую в кандагарской «зеленке» все годы афганской войны. Это была вотчина местных «душманов» – бойцов яростных, злобных. Они жестко контролировали этот район, уверенно доказывая, кто в нем хозяин. Участок караванного маршрута проходил в непосредственной близости от зеленой зоны. Хотя на самом маршруте спецназ регулярно бил караваны, непосредственно в соприкосновении с пригородной кишлачной зоной старались не работать, поскольку безопасность эвакуации группы и захваченных трофеев в этом случае становилась под угрозу. Именно вопрос, как уйти без потерь, в первую очередь предстояло решить Андрею Кравченко, давно интересующемуся этим местом.

Старший лейтенант Кравченко был командиром 3-й роты, очень грамотным и энергичным офицером, дерзким разведчиком. Солдаты гордились им. Он всегда был нацелен дать результат, риск работы рядом с зеленой зоной и трудности перехода к дороге через горный хребет Маранджагар высотой 1689 метров не останавливали его. Для сравнения высота хребта, по которому проложена горнолыжная трасса зимней Олимпиады, в Красной Поляне – 1500 метров. Разведчикам предстояло выполнить восхождение скрытно. Ограниченные во времени, спецназовцы должны были завершить подъем, пока не рассвело. И каждому предстояло нести на себе груз, равный весу своего тела. Учитывая сложность предстоящего боевого выхода, группу усилили.

Кандагар

11 января 1986 года отряд, состоящий из сорока разведчиков, четверо из которых были офицерами, с «брони» десантировался у заброшенного кишлака Шукуркалай. Движение начали в сумерках, не дожидаясь полной темноты. Остерегаясь засады во время марша, командир отряда организовал усиленное походное охранение. Головной дозор двигался впереди на удалении двести метров. Выходя на очередную господствующую высоту, осматривался и подавал по радио тоновый сигнал, разрешающий разведчикам продолжать движение. Справа и слева на удалении сто метров шли боковые парные дозоры. Тыл отряда прикрывал тыловой дозор из четырех разведчиков, они же контролировали след, заметая его срезанными ветками верблюжьей колючки. Примерно через час-полтора мы подошли к подножию хребта и без раскачки начали подъем. В гору лезли всю ночь. Наличие дополнительного тяжелого вооружения (второго АГС и нескольких пулеметов) отрицательно сказалось на скорости марша при восхождении. Отряд сильно растянулся. Часть офицеров осталась с отстающими бойцами. Командир и ядро ушли вверх. К рассвету в конце подъема разведчики измотались настолько, что, забыв об осторожности, двигались, не дожидаясь команды головного дозора. На высоту поднялись с ним одновременно. Отряд расположился чуть ниже вершины, на небольшой площадке среди пик скальника. Выставили охранение, наскоро перекусили и завалились спать. Каково же было мое удивление, когда, проснувшись от первых лучей солнца, я увидел бойца отряда, только влезающего на место дневки. Подгонял его и замыкал движение переводчик роты. Отставший – молодой солдат, недавно прибывший в батальон. Подъем дался ему особенно тяжело, он едва стоял на ногах от усталости. Обычная история – тяжело с непривычки. В дальнейшем он проявит слабость, чем поставит под угрозу срыва всю операцию.

Спецназовцы третьей роты отряда: капитан Кравченко, старший лейтенант Хамзин, сержант Затёмов, капитан Прокопчук, провинция Кандагар

Днем, осматриваясь с вершины в бинокль, Кравченко обнаружил, что дорога, на которую он планировал вывести отряд, практически не действует. Наш проводник-пуштун указал ему другой путь, по которому передвигались небольшие пешие группы боевиков. Офицер, связавшись с командованием батальона, согласовал решение перенацелить отряд на новый маршрут.

Кравченко часто действовал дерзко, на грани разумного, но просчитывал все четко. Вот и в этот раз спецназовец дерзнул. Очень рано, после полудня, как только тень легла на горное ущелье, отряд начал спуск. Ни до, ни после бывать в таких местах мне не доводилось. На некоторых участках извилистая тропа сужалась до метра в ширину, а отвесные стены поднимались вверх до двух сотен метров. Огромные валуны преграждали нам путь. Решившись на такой спуск в темное время суток, не избежишь падений и травм. Оглядываясь назад, вижу фигуры товарищей, переползающих через гигантские глыбы. Подняв глаза вверх, опасливо рассматриваю вершины обрывистых скал и ловлю себя на мысли: «Пара боевиков наверху с ящиком гранат положит нас всех». На ум приходят многочисленные рассказы о том, как пехота с техникой, попав в засады в ущельях, несла большие потери. А тут горстка бойцов без поддержки передвигается в «духовском» районе. Одним словом: «Мама дорогая!»

Головной дозор, командир, радисты и минеры спустились к выходу. Вдруг прозвучал одиночный выстрел. Мы кинулись на землю кто где стоял, изготовились к бою. Неужели началось? Пытаюсь отыскать более выгодную позицию. Укрыться негде. Почему же так нелепо? Через минуту к нам подбежал Кравченко. Командир был без ранца. Видимо, оставил его с головным дозором, уже вышедшим на плато.

Крайний слева капитан Кравченко, крайний справа медик отряда Марат Васильев, во время боевого выхода у заброшенного кишлака

Разведгруппа капитана Кравченко на выходе, разведчики осматриваются перед началом движения

– Кто стрелял? – резко спросил он, присев возле нас.

Не дожидаясь ответа, стал нюхать дуло автомата каждого. Закончив, так же стремительно поднялся и поспешил наверх по разлому.

Во время сложного спуска отряд непроизвольно растянулся метров на триста, разбившись на группы. Ущелье делало несколько поворотов. Передвигаясь в передовом отряде, мы не видели товарищей, находившихся выше. Связи с ними не было. Нам оставалось только терпеливо ждать, как разрешится тревожная ситуация. Через двадцать минут командир вернулся вниз уже с десятком бойцов.

Во время днёвки, наблюдательный пункт радиотелеграфистов отряда

– Группа обстреляна, есть раненый, – на ходу бросил он.

Им оказался вчерашний «умирающий». Солдат, как позже выяснится, не выдержав трудности марша, совершил самострел. Теперь части отряда предстояло остаться в ущелье, чтобы транспортировать его к месту засады. А у дороги каждый ствол был на счету. Напрягала также мысль: что, если выстрел привлек внимание боевиков? Но Кравченко отступать не собирался…

Начало смеркаться. Оставив часть группы для спуска раненого, мы поспешили вперед. Перед нами раскинулся хребет горы Сурхгар, что в переводе с персидского означает «красный камень». Дальним от нас концом массив примыкал к «зеленке». По степи вдоль скрытого от нас обратного склона отрога и проходила новая дорога. По всей вершине этого длинного кряжа тянулся узкий скальник, до десятка метров в ширину. Бить с горы караван не представлялось возможным: наивысшая точка хребта – 1405 метров, удаление от дороги – более километра. Командир решил использовать высоту как опорный пункт, посадив туда расчет АГС и основную часть группы. Они должны были обеспечить отход подгруппы минирования. К дороге пошли семь человек: два офицера, два минера, пулеметчик, командир отделения с подствольным гранатометом ГП-25 и проводник.

…О проводнике хочу рассказать подробнее. Капитан афганской армии, он был кровником местным «душманам». Личного оружия на выходе не имел. Но это не останавливало его в желании мстить. Позже, когда разгорится бой, он со слезами на глазах будет выпрашивать у командира оружие. Утром, когда все будет кончено, получив пулемет, начнет с горы долбить по противнику, находящемуся на предельном удалении. И когда по приказу Кравченко у него его заберут, расплачется и станет умолять вернуть. Мне было удивительно наблюдать, как взрослый мужчина рыдает и, причитая, просит дать ему возможность продолжить стрельбу. Такова была сила его ненависти. Но это будет позже, а сейчас горстка спецназовцев двинулась к дороге…

Командовал подгруппой Леонид Федорович Рожков – личность в отряде легендарная. Очень спокойный, хладнокровный, немногословный офицер. Команду подавал один раз; невыполнивший рисковал попробовать пудовый кулак Федоровича. Помню, в одном из выходов во время ночного перехода, проходя мимо сидящих на земле и ожидающих команды о продолжении движения бойцов, заметив, что один из разведчиков расслабился, Рожков с ходу отвесил ему оплеуху.

– Я же сказал не спать! – сказал он ворчливо.

Старший лейтенант Кравченко и старший лейтенант Рожков утром после ночного боя, отбитый у «душманов» груженный боеприпасами автомобиль. Север Кандагара, район кишлака Ходжамульк. Январь 1986 г.

Леонид Федорович Рожков

– Леха, ты что? Это же я, – прозвучал в ответ обиженный голос лейтенанта – переводчика отряда.

– А! Ну извини…

Рожков был единственным из командиров групп, кто носил на своем АКСе прибор ночного видения НСПУ. В него он подолгу рассматривал горизонт, прежде чем задать направление движения головного дозора. Уверенность, исходившая от него, передавалась бойцам, которые относились к нему, как к отцу, – уважали и боялись…

Пан или пропал

Выйдя к месту засады, подгруппа расположилась в неглубоком высохшем русле.

– Минеры, пошли, дорогу покажу, – скомандовал офицер и, пройдя вперед метров пятьдесят, кивком указал в степь: – Видишь?

– Где? – не понимая, спросил я.

Заметив мое замешательство, он наклонился к земле и буквально пальцем показал едва различимый след протектора. Песчаная почва вокруг была настолько спрессована, что автомобили не оставляли колеи. До этого мне в составе группы уже дважды доводилось бить караван, но с горы. Бродить же по обочине вражеской дороги выпало первый раз. Убедившись, что я в «теме», офицер указал направление, откуда ожидается движение авто.

– Устанавливай, – приказал он.

Я поспешил назад в русло. Отвязав прикрепленный сверху на ранец десантника спальный мешок, быстро выпотрошил в него все лишнее. Уложив в рюкзаки только мины и средства взрывания, подрывники выдвинулись к дороге и приступили к работе. В паре со мной был мой друг, краснодарец Саня Будников. В отряд он попал после ускоренной трехмесячной подготовки, полученной в учебном батальоне, располагавшемся в пригороде города Чирчика. Уровень знаний минно-подрывного дела имел слабый, да и война, если честно, вообще не была его коньком. Но он на всю жизнь останется для меня примером безропотного, мужественного преодоления трудностей и верности своему долгу. Я знал, что, если придется, он примет смерть, но не бросит. На мой взгляд, верность – ценное качество для мужчины…

Разведчик-минер сержант Будников

В трех метрах друг от друга мы быстро установили два куста из мин осколочных направленных МОН-50, по три штуки в каждом. Ввернув в запальное гнездо крайнего заряда электродетонатор, я проверил, как дела у напарника. Убедившись, что он справляется, разматывая катушку с подрывным проводом, в полуприседе стал возвращаться к позиции подгруппы. За мной двинулся и Саня. Беспокоила маскировка зарядов. Хотя, срезав несколько кустов верблюжьей колючки, мы накрыли ими заряды, но сделать их совсем незаметными нам не удалось. Слишком ровной, без единого бугорка, была поверхность вокруг места установки. Спустившись в русло, вставив оголенные медные концы линии в зажимы подрывной машинки, я шепотом доложил командиру о готовности. Будников не добрался до спасительного укрытия метров десять, так как закопался с запутавшимся у него в руках саперным проводом. Поленившись в батальоне подготовить катушку, не задумываясь о возможных последствиях, теперь пожинал плоды посеянного. В это время неожиданно для меня по дороге в сторону кандагарской «зеленки» пошел трактор – дозор, проверяющий маршрут. Подъехав к месту, где на обочине были установлены мины, агрегат остановился. Оставив двигатель работать, не выключая фары, «душара» вылез из-за руля, спустился на землю и с помощью электрического фонаря стал осматривать обочину. Медленно проводя лучом по поверхности земли, дошел до веток, прикрывающих мины, на секунду остановился и после недолгой паузы перевел его дальше на Саню. Тот, не спустившийся в «мандех»[11], успел лечь на землю и подтянуть ноги к груди, сжаться в комок. Прицелившись в боевика, я был готов открыть огонь. В голове вертелось: «Конец Буднику!» Напряжение нарастало. Указательным пальцем, плавно сжимая спусковой крючок, выбрал его слабину…

Все решилось просто. Дозорный выключил фонарь, спокойно вернулся к тарахтящему трактору, обыденно залез на сиденье своего агрегата, лязгнув рычагом переключения передач, покатил дальше. Почему он, засомневавшись, не выяснил все до конца, так и осталось для меня загадкой. И слава богу. Через пару минут Саня сполз ко мне в русло. Он был напуган и зол. Учащенно дыша, несколько минут приходил в себя.

Я же, воспользовавшись паузой, решил перекусить. Не знаю, что меня дернуло, может, нервное? Переведя рычаг подрывной машинки из походного в боевое положение, уложил ее сверху на клапан ранца. После этого достал из бокового кармана рюкзака плоскую 125-граммовую банку мясного фарша.

– Машины пошли, – предупредил Рожков, сидящий в метре от меня.

Не вовремя затеяв возню с едой, я отвлекся и потерял контроль над ситуацией. В очередной раз, выглянув за бруствер, обнаружил, что машины вошли в зону поражения. Поспешно отставив в сторону так и не опустошенную консервную банку, я схватился обеими руками за подрывную машинку.

– Поднимать? – обученный не открывать огонь без сигнала командира, полушепотом спрашиваю у Рожкова.

– Да, – быстро ответил тот, сообразив, что я жду разрешающей команды.

Напарник встревоженно смотрит на меня.

– Давай! – выждав мгновение, решаюсь я.

В ту же секунду одновременно бьем по штокам подрывных машинок: ослепительная вспышка, земля содрогнулась, грохочет взрыв. Бросаю ПМ-4 на землю, хватаю автомат и начинаю садить одиночными выстрелами по транспорту. По нему работает вся подгруппа. Наблюдаем, что встали два автомобиля. Фары горят. Движки продолжают молотить. Сопротивление не оказывается. С горы нас поддержал АГС, начал обрабатывать участки полупустыни за машинами.

– Готовься, сейчас пойдем досматривать, – бросил мне Рожков и скомандовал: – Прекратить стрельбу!

– У меня остался последний выстрел! – закричал командир отделения, вооруженный автоматом с «подствольником»[12].

Раздался хлопок, граната ушла вверх… Сработал закон подлости: она угодила в кузов головного автомобиля. Машина вспыхнула, пламя ярко озарило подступы к месту досмотра. Командир незлобно выругался.

– Вперед! – приказал он. Укрываясь в тени, отбрасываемой автомобилем, мы подкрались к заднему борту. Офицер откинул край тента, прикрывавшего груз: кузов был забит 107-миллиметровыми реактивными снарядами. Мне показалось, что он разочарован. В этот момент я увидел движущуюся от горящего авто на нас одинокую фигуру. Распахнув водительскую дверь кабины, быстро вращая ручку, опустил стекло. Используя поверхность ее обреза как упор для автомата, уложив цевье сверху, я прицелился. Самостоятельно принять решение на открытие огня не смог. Одет идущий был так же, как и мы, в куртку-«пакистанку». Вдруг это кто-то из наших ребят? Убить своего – взять грех на душу.

– Командир, смотри, – позвал я.

Рожков внимательно вгляделся.

– Вали! – резюмировал он.

Отстрелявшись, я стал помогать досматривать кабину.

– Ищи документы, карты, – нацелил Леонид Федорович.

– Ничего нет, только барахло.

– Все. Уходим!

Он стянул тряпичный тент, укрывающий снаряды, на землю под машину. Прострелил бензобак в нескольких местах. Из пробоин на брезент хлынула соляра.

– Спички есть? – потребовал Рожков.

Отсутствие их смутило меня. Невозможность выполнить приказ вызвала досаду. Офицер не растерялся, достал наземный сигнальный патрон красного огня, рывком за капроновый шнур привел его в действие и бросил пылающий факел в растекающееся топливо.

Мы припустили назад, в русло. Заскочив в укрытие, похватали мешки, рванули к горе под защиту отряда. Сматывать провода времени у меня не было, я просто откинул их от подрывной машинки и оставил лежать на земле. Моя плата «бакшиш»[13] противнику. Вдруг за нашими спинами из кузовов горящих машин с диким воем начали стартовать реактивные снаряды. Несколько из них, перелетев над нами, врубаясь в поверхность, стали взрываться, разбрасывая на сотни метров вокруг сгустки горящего жидкого фосфора, похожего на раскаленную при землетрясении лаву. Чтобы хоть как-то обезопасить себя от разлетающихся языков пламени, увидев в стороне высохшее русло, ведущее к горе, мы с ходу нырнули в него. Куда делись усталость и напряжение! Мне казалось, что ноги несут меня сами. На одном дыхании без привалов взлетели на вершину. Еще при досмотре, заглянув в кузов машины, я про себя отметил, что верхний ряд снарядов направлен от нас. В том направлении они и стартовали, накрыв близлежащий крупный кишлак, в котором стояла банда в сто пятьдесят стволов. Досталось боевикам прилично. Позже по агентурным данным стало известно, что погибли иранские советники. Это и спасло нас от крепкого боя в ту ночь.

Выгоревший остов попавшего в засаду вражеского автомобиля

С рассветом в стороне была обнаружена брошенная «мятежниками» третья «Тойота» – исправная машина, под верх груженная боеприпасами. Местные, понесшие значительные потери при ночном обстреле, активности не проявляли.

Основную часть отряда эвакуировали по воздуху. Трофеи решили вывезти на автомобиле, которым управлял офицер, а охрану обеспечивало отделение разведчиков. Сверху отход прикрывала пара Ми-24.

Отряд потерь не имел. Дело с самострелом, дабы не омрачать радужную картину, замяли. Пришлось наградить его вместе со всеми, поскольку за ранение полагалась награда, как за пролитую кровь.

Трофеи: крупнокалиберный пулемет и 107-мм реактивные снаряды

Через месяц, желая повторить успех, решили попробовать еще раз. Шаблонные действия, осуществляемые по тому же сценарию, не принесли желаемого результата. Боевое охранение мятежников, поднявшись на Сурхгар со стороны «зеленки», обнаружило разведчиков. Отряд принял бой. Боевики, подтянув силы, по хребту смогли пробиться вплотную к группе. В напряженный момент боя ребята отбивались, метая ручные гранаты. У спецназа появились раненые. Выйти из критического положения помогла лишь поддержка с воздуха. Штурмовикам пришлось сбрасывать бомбы над позициями разведчиков – слишком близко подошел к ним враг. Насколько мне известно, больше к этому участку караванного маршрута не ходили.

Саша Будников, впредь собираясь на войну, первым делом готовил провода: вытянув на всю длину, внимательно осматривал каждый метр двужильного саперного провода. После чего аккуратно наматывал его на катушку, не доверяя это никому.

Северная дорога

Каждой засаде Кандагарского отряда специального назначения на караван противника предшествует подготовка разведгруппы. Выход будет длиться трое суток. Действуем автономно, поэтому все необходимое приходится нести на себе.

Сборы подгруппы минирования проходят перед ротной палаткой. Командир взвода определяет численный состав, назначает старшего, а также указывает тип и количество минно-взрывных средств. Если это «новинка инженерной мысли», проводит дополнительный инструктаж по правилам применения, напоминает о недопустимости попадания изделия в руки противника. Далее мы самостоятельно готовимся к боевому выходу.

Командир разведгруппы старший лейтенант Паршин, проверка готовности спецназовцев к выходу, январь 1986 г.

Минеров в составе разведгруппы двое или трое, обычно наши заряды одинаковы. Каждый из подрывников представляет равную по огневой мощи боевую единицу. Самое распространенное вооружение – мины осколочные направленного действия. МОН-50 – легкая, простая в обращении, эффективная. Управляем подрывом по проводам при помощи подрывной машинки. Специальный компактный прибор имеет шток. При ударе по нему вырабатывается электрический импульс, который за доли секунды передается на детонаторы. Внутри капсюля разряд в мгновение раскаляет тонкий металлический мостик, вставленный в воспламенительную головку из инициирующего взрывчатого вещества повышенной мощности. Молниеносная реакция продолжается, детонирует пластит в корпусе мины, выбрасывая впрессованные в него осколки в определенный сектор.

«Хмурый город Кандагар», район Сенджерай

Наша задача во время «дневки»[14] – перекрыть опасные направления на подступах к разведчикам. Ночью, если условия будут подходящими, на нас лежит ответственность за установку зарядов на обочине. Необходимо замаскировать и направить мины на транспорт противника, при возможности поразить его. Десять дней назад вблизи от северной оконечности кандагарской «зеленки» мы впервые успешно сработали, остановив подрывом три автомашины.

«Будь готов»

Я готовлюсь к «войне» так. В первую очередь осматриваю личное оружие. Обязательно потрошу снаряженные автоматные магазины. Контейнеров четырнадцать. Сдвигаю металлическую крышку с нижней стороны. Достаю пружину. Обмотав конец автоматного шомпола бумагой для чистки оружия, удаляю изнутри «рожков» жирный слой пыли. Бегло осматриваю побывавшие в деле патроны, неподходящие без раздумья заменяю новыми. После моей профилактики остается цинк[15] зарядов, пригодных только на первый взгляд. Позже их расстреляют на стрельбище или уничтожат. Такое щепетильное отношение – не прихоть, а расчет на то, что ночью в районе, население которого относится к нам крайне враждебно, мой автомат меня не подведет. Предпочитаю в этом не рисковать.

Командир группы инструктирует спецназовцев перед выходом

Два магазина набиваю патронами с трассирующими пулями. Пригодиться они могут в исключительном случае. В ночном бою разбираться, каким видом патронов заряжаешь автомат, нет возможности. Выстрел пулей с горящим в задней части пиротехническим веществом демаскирует позицию. Трассы огней, уходящих от стрелка, четко указывают противнику его местонахождение. Поэтому «специфические» магазины сразу убираю на самое дно правого кармана ранца десантника.

Далее, получив на инженерном складе все необходимое, мы уходим на территорию ротного собачника. Разматываю катушку с двужильным саперным проводом. Шагами измеряю его длину, проверяю целостность изоляции в местах скрутки. Далее подключаю электровзрывную цепь к подрывной машинке, перевожу рычаг прибора в походное положение, резко нажимаю на шток. Загоревшийся индикатор показывает целостность линии. Заново зачищаю и тщательно скручиваю в пучок медные жилы на каждом из концов. Аккуратно накручиваю кабель на вырезанную из фанеры в форме буквы «Н» основу. Катушка готова.

Исправность электродетонаторов проверяю аналогичным способом. Убеждаюсь в том, что рычаг переключателя режимов работы подрывной машинки находится в походном положении, красные сигналы на приливах закрыты. Боец нашей роты в этом месяце лишился глаза – при проверке детонатора оставил переключатель в боевом положении. Ремесло подрывника требует особой подготовки. Работа с веществами, способными, вспыхнув, выделить за доли миллисекунды колоссальное количество энергии, а попросту взорваться, требует осознанного понимания того, что ты делаешь. Мелочей здесь нет. Неосторожность не прощается. Детонатор опускаю в неглубокую 30-сантиметровую яму, отрытую возле тыльной глухой стены вольеров для собак. В момент пуска укрываюсь за углом строения. Этого требуют меры безопасности при проведении взрывных работ. Детонатор может оказаться бракованным, или тестирующий прибор может выдать сигнал, превышающий пороговое значение. Удар по штоку, все в порядке, – вспышка светодиода указывает на исправность.

Для того чтобы при управляющем сигнале о подрыве одновременно сработало несколько зарядов, необходимо соединить их участковыми отрезками из детонирующего шнура. Сантиметровая в диаметре трубка из высокобризантного взрывчатого вещества в красной полимерной оболочке – это уже маленькая бомба. Скорость передачи детонации – до девяти тысяч метров в секунду. Работа со шнуром – самая деликатная в моих сборах. Обрезать нужный по размеру отрезок необходимо только за один рез. Далее на обоих концах креплю по детонатору. Осторожно скрутив метровые смертоносные куски в кольца, отправляю их на временное хранение в ранец.

50 км южнее Кандагара. Пограничный с Пакистаном, г. Спин-Булдак, раритетный танк «Рено» возле крепости афганских пограничников

У каждого разведчика в боевой экипировке имеется сигнальная пиротехника. Порядок ее использования строго оговорен. У меня два реактивных сигнальных патрона. Одна из ракетниц вставлена в карман нагрудника, вторая размещена в кармане ранца десантника. На самое дно рюкзака вместе с минами положены наземные сигнальные патроны: дым оранжевого цвета для обозначения посадочной площадки вертолета и обозначения себя для авиации днем; патрон красного огня для обозначения позиции ночью, если группа вступила в бой и необходима поддержка с воздуха. Когда авиация прибывает в район и докладывает командиру спецназовцев о готовности к работе, бойцы обозначают местонахождение группы, разбросав от себя по периметру горящие факелы. Далее офицер, привязывая летчиков к своим позициям, указывает цели.

В ночном бою нам пригодятся осветительные средства. После завершения скоротечного, в две-три минуты, шквального огневого налета во второй части боя необходимо уничтожить оставшихся в живых проводников каравана. Командир дает команду на пуск. Каждый из разведчиков имеет реактивные осветительные патроны. Обычно я беру две штуки. Мощные 40-мм заряды требуют направляющей при производстве выстрела. Корпус цилиндрического заряда размещаешь вдоль ствола автомата, обхватываешь ладонью и прижимаешь к нему. Оцинкованный цоколь упираешь в выступающую часть на цевье оружия. Рывок за капроновый шнур, и выброшенный на пятьсот метров вверх горящий факел, опускающийся на парашюте, на несколько секунд освещает поле боя. Важен угол стрельбы из РОП. Сорок-шестьдесят градусов – и будет подсвечена местность в районе цели. В одном из первых ночных боев, получив команду, я отправил заряд над собой, осветив тем самым и позиции группы. Это приостановило наш огонь на несколько секунд. Всем пришлось пригнуть головы за сложенные из камней брустверы окопов.

Все элементы моей экипировки имеют свое, строго отведенное им, место и располагаются в определенной последовательности. С закрытыми глазами смогу отыскать нужный мне предмет. Этот наработанный порядок стараюсь не менять. Яростная скоротечность боя в засаде, внезапность его начала редко дают шанс исправить упущенную возможность. Поэтому во время сборов я все должен сделать, как должно. Дальше будет, как бог даст.

Старшина роты прапорщик Яджан принес полученный им на продовольственном складе сухой паек. Распаковываем коробки, сортируем их содержимое. Мясные консервы в 125-граммовых банках, сгущенное молоко, кусковой сахар, шоколад, галеты мы используем во время выхода. Пачки супа-концентрата, приправы, чай, таблетки сухого горючего оставляем в расположении.

Подготовка к боевому выходу в расположении отряда, разведчики проверяют боеприпасы, снаряжают экипировку, укладывают снаряжение

Теперь займусь водой. По опыту, я уверен, хватит двух фляг. Вернее, этим можно обойтись. На дворе конец января, ночные температуры отрицательные. В горах даже здесь, на самом юге Афганистана, кое-где лежит снег, будет глубоко за ноль. Днем же, в полдень, плюс пять градусов. Перепад очень большой, стресс для организма сильный, но дополнительного количества жидкости ему не понадобится. Весь предшествующий разведывательному выходу день пытаюсь напиться впрок. Каждый час выпиваю по литру напитка из заваренной в кипятке верблюжьей колючки.

Помимо специальной плащ-палатки «Дождь», половину которой можно надуть, изолировав тело от ледяных камней, беру тонкое шерстяное одеяло из шерсти верблюда и короткий обрезок маскировочной сети только для того, чтобы укрыть мины. В каптерке я получаю горное обмундирование: шерстяной свитер, высокие, до колен, шерстяные носки, брезентовый комбинезон, куртку с капюшоном. Дополнительно к нему – комплект зимнего полевого обмундирования. Брюки с ватной подкладкой на время марша я при помощи лент-завязок приторочил сверху к ранцу. Теплую куртку надеваю на себя, пуговицы на ней не застегиваю для того, чтобы оставить свободным доступ к нагруднику, а также, чтобы проще было быстро скинуть ее при необходимости. Обут я в армейские ботинки с высоким берцем, на голове – мягкий, утепленный десантный шлем. Недолгие сборы закончены, подгруппа минирования ждет команду о выдвижении к месту подготовки всей разведгруппы.

Сумеречная зона

Регион, в который выходит разведгруппа 3-й роты 173-го отдельного отряда, находится в ста километрах строго на север от Кандагара. Уезд Шан-Вали-Кот – это горный район. Массивные отроги чередуются с территориями, покрытыми небольшими сопками. Зона малонаселенна. Расстояния между кишлаками большие. Дороги грунтовые. Место высадки предельно удалено от батальона. Поэтому способ доставки спецназовцев в район только воздушный.

Разведгруппа старшего лейтенанта Паршина перед боевым вылетом, январь 1986 г.

Тридцать минут звено вертолетов – две «восьмерки» с десантом на борту и два вертолета огневой поддержки, – рассекая лопастями воздух, движется в глубь Афганистана. В салоне транспортной машины тепло. Мы сидим на откидных сиденьях вдоль бортов. На дюралевом полу в центре транспортной кабины среди наших ранцев, опираясь на откинутые сошки, стоят два пулемета Калашникова. Мощный, маневренный пулемет с прицельной дальностью стрельбы до полутора километров позволит нам в случае необходимости сдерживать противника на средних и больших дистанциях. Ближний бой исключает безопасную эвакуацию и ограничивает применение авиации. Ее поддержка необходима для отражения атак многократно превосходящих сил боевиков. ПКМ – простое в эксплуатации, надежное, безотказное оружие. Его работа остужает пыл даже самых горячих бойцов «за веру». Ленточное питание позволяет вести интенсивную стрельбу в напряженные моменты схватки. Без него спецназовцам в горах Афганистана – никуда! Личное оружие я не выпускаю из рук. Расположив автомат промеж ног, уперев откинутый приклад в пол, придерживаю ствол рукой.

Наступает время сумерек. Сейчас все зыбко. Горизонт размывает дымка, горы вокруг нас четко видны. Контрастность красок склонов усиливается, бежевые оттенки меняются на ярко-розовые. Провалы ущелий заливаются чернильной темнотой. Через несколько минут нас высадят на территории противника, где все будет против нас. Весь выход мы будем чувствовать себя на грани – в сумеречной зоне.

Засада с ходу

Ревущая многотонная машина зависла над поверхностью на высоте человеческого роста. Успеваю отметить, что высоко, соскакиваю с обреза, слышу треск лямок рюкзака, но удара не чувствую. Заставляю себя тут же двигаться вперед. Укрываюсь за большим камнем, изготавливаюсь к стрельбе. Товарищи занимают круговую оборону. Полчаса после десантирования ждем наступления полной темноты. В этой глуши маловероятно, что звук подсаживающегося вертолета услышали и нашу высадку засекли.

Командир группы – старший лейтенант Александр Паршин, рослый, спортивного телосложения, с пышной шапкой волос, даже в мороз его голова не покрыта головным убором, хорошо подготовленный, опытный, уверенный в себе офицер. Москвич, обладает яркой индивидуальностью и отличным чувством юмора. Подтверждением этому служит намотанный вокруг его шеи шарф «фанатская роза». Не думал, что могу радоваться, глядя на клубные цвета «Спартака». Сейчас он и старший головного дозора в ночные бинокли осматривают плато, по которому нам предстоит движение. Холодно, изо рта при выдохе валит пар. Небосклон окончательно почернел. По команде дозор вышел вперед. Выждав, когда он покроет первый участок и даст разрешающий сигнал – радиостанция тихо пискнула два раза, – Александр выводит группу в долину.

Старший лейтенант Паршин

Так как кухни в разведывательном выходе нет, значит, и второй частью пословицы можно пренебречь. Стараюсь держаться ближе к начальству во время марша. Если офицер не дает особых указаний по порядку движения, занимаю место в ядре группы, сразу за радистами. Январская погода скверная, небо затянуто тучами. Низкая облачность скрывает звезды. Ночь особенно темна.

Старший лейтенант по плоскогорью выводит нас к дороге. Растянувшись по фронту на сто метров, садимся в неглубокое сухое русло. Об установке мин и не помышляем. Отчетливо слышен урчащий гул работающих двигателей. Это идет караван. Автомобили, пробирающиеся между сопок, петляющие по серпантину, пока скрыты от нас, но звук приближается. Готовлюсь к огневому налету. Снимаю теплую куртку. Достаю из ранца три снаряженных магазина и три пачки патронов, выкладываю их сверху на рюкзак. На нагруднике скидываю мягкие петли с деревянных пуклей застежек карманов для гранат. Проверяю, нет ли помех в секторе для стрельбы. Примеряю ствол автомата к брустверу и провожу им вправо-влево. Стрельбу буду вести с колен. Для этого расчищаю место перед собой, ладонями ощупываю поверхность земли вокруг себя, отодвигаю в сторону встречающиеся камни. Все, я готов. Изготавливаюсь, приклад упираю в плечо.

Лучи света фар вырвались из лабиринта холмов в долину. Грузовой автомобиль медленно движется вдоль нас, через две минуты на насыпь вползает второй. Оказавшись на открытом участке, водители гасят ближний свет фар. Внутри кабин темно, только мерцающий свет раскуриваемой сигареты выдает их присутствие. Охранения нет.

Командир дает противнику втянуться в сектор поражения, ждет, когда хвостовая машина поравняется с левым флангом. В басовитом тарахтении дизелей различимы металлические нотки. Два больших силуэта сейчас находятся напротив нас. На фоне сопок они кажутся большими темными глыбами. Выстрел!!!

Рой пуль, одновременно выпускаемых из двадцати двух стволов, впивается в них.

Бью по кабине одиночными выстрелами очень быстро. Оба глаза держа открытыми, целюсь по стволу интуитивно. Отстреляв магазин, на секунду согнувшись к земле, перезаряжаю автомат, распрямляюсь и вновь посылаю заряд за зарядом в остов машины. Сейчас перевожу свой огонь на капот по двигателю агрегата. Задача – не дать продолжить движение транспорту. Новый магазин – опять бью по кабине. Четыре пулемета Калашникова разведгруппы стреляют короткими, по три-четыре патрона, очередями. Мощный ПКМ, подавляя всякое желание к сопротивлению, насквозь прошивает корпуса машин. Заряды, попадая в стальные тормозные диски и детали двигателя, высекают искры, уходя с рикошетом в стороны вверх. Наш огонь не прекращаем, пока каждый из разведчиков не отстрелял по три-четыре магазина. Сопротивления не оказывается, транспорт стоит.

Паршин резко подает команду: – Отходим!

И все его «бандерлоги», «урки», спокойно, управляемо, ощетинившись стволами, отходят. Сто, двести метров. Перестроившись, со всех ног группа устремляется к горе. «Куканы», «команчи» не подвели!

Караван встал, на северной дороге в ста километрах от Кандагара

Пристанище

Наше убежище – узкий, невысокий, но господствующий по высоте хребет. Один конец направлен на дорогу, сам кряж уходит от нее. До автомобилей метров пятьсот – это позволит нам с горки уверенно контролировать подступы к транспорту, если у «духов» появится желание отбить караван. Склоны крутые, подняться наверх можно только с торцов. Верхняя часть гряды узкая, шириной пять метров.

Теперь нужно окопаться. Первые полчаса работаем без остановок. Торопимся. Ножом разведчика скалываю на удивление мягкий грунт, сложенными ковшиком ладонями выгребаю глину наверх, укладываю на бруствер. Широкий клинок уперся в камень, только бы не плита. Окапываю препятствие, нахожу край. Отлично, просто валун. Скорость зарывания в землю радует. Минеров сегодня трое, за час мы отрываем метровый по глубине окоп. Такое защищенное убежище мне выпало устроить для себя впервые. Его надежность радует.

Пока мы готовили себе укрытие, поднялся ветер – легкий на вершине, усилившийся с высотой, разогнал низкие облака. Свет луны и ярких звезд осветил окрестности. С наших позиций отчетливо просматриваются силуэты фур. Две большие черные глыбы.

Старший лейтенант собирает досмотровую группу: пулеметчик, два разведчика, два минера и он сам. Объясняет порядок выдвижения. Назначает «старшего» из спецназовцев, остающихся на вершине. Объясняет порядок их действий в случае, если нам придется у машин принять бой. Задача подгруппы обеспечения – радистам связаться с батальоном, доложить, что подгруппа попала в засаду. Бойцам – огнем стрелкового оружия отсечь противника от нас. Расчету автоматического гранатомета дает особые указания: работать по нашим флангам, не допустить окружения, дать возможность отойти к горе и подняться в укрытия.

Досмотр

Полночь. Мы спускаемся налегке. Пулеметчик имеет одну патронную ленту в сто пятьдесят зарядов. У меня шесть снаряженных магазинов в нагруднике и один в автомате, четыре наступательных гранаты Ф-1. Мощная тяжелая «эфка», на мой взгляд, универсальна. И уж если дошло дело до ее применения, граната незаменима никаким другим типом.

Летом и осенью батальоном использовалась горная граната РГО, имеющая контактный взрыватель и срабатывающая после броска при касании препятствия. Но сложность применения – кидать ее нужно по определенным правилам, придавая кистью вращение, – заставляла бойцов пренебрегать ею. Позже неприжившуюся новинку за массовые нарекания сняли с вооружения. Наступательная граната РГД не рассматривается спецназовцами всерьез.

Досмотр начинаем с хвостовой фуры. Грузовик – старинный агрегат с кустарно выполненной кабиной, наверное, первых послевоенных выпусков. Здесь, в Афганистане, за ними закрепилось устойчивое название «барбухайка». Защитный длинный металлический кожух моторного отсека венчает трехлучевая звезда «Мерседес-Бенс». Двери распахнуты. Они самодельные, изготовлены из дерева, покрыты резьбой, обрезы обиты тонким листовым металлом. Диван в кабине обшит атласной парчой, на свесах ткани – бахрома. Вся задняя стена над спинкой залеплена наклейками с арабскими текстами. Маленькое лобовое стекло разделено пополам металлической стойкой. Внутри салона негромко звучит этническая музыка, светодиоды магнитолы переливаются в такт мелодии. С пассажирской стороны на укрепленной на «торпедо» ручке подвешен за ремень калашников. Второй поставлен на отомкнутый приклад в угол за сиденье водителя. Хозяев нет, следы крови в салоне отсутствуют. По сноровке, с которой они покинули опасное место, пожертвовав оружием, и по тому, как грамотно, укрываясь корпусом автомобиля под огнем, отошли без потерь, можно сделать вывод: бывалые, черти!

Высокие борта позволили плотно забить большой кузов: мешки, короба, корзины громоздятся друг на друге, взбираясь выше кабины. Двое спецназовцев забираются внутрь. Разгребая товары, пытаются добраться до дна, ищут оружие, спрятанное под вещами. Мешающие им предметы сбрасывают. Я занял позицию у тыльного борта, укрывшись за рамой. С намерением в случае необходимости прикрыть их поиски изготовился к стрельбе.

Трофейное стрелковое оружие и ствол от крупнокалиберного пулемета обнаруженные разведчиками группы старшего лейтенанта Паршина в уничтоженных автомобилях

При падении от удара лопается фанерный короб, разбрасывая содержимое – блоки сигарет. Большая плетеная корзина, наполненная апельсинами, вываливается следующей. В кузове таких емкостей с десяток с несколькими сотнями килограммов зимних фруктов. Оружия нет. Стало ясно – это фура торговцев. Во время войны на территории Афганистана действует комендантский час. Передвижение транспортных средств запрещено с пяти часов вечера до семи утра, никаких остановок и проверок. Нарушитель рискует попасть под огонь без предупреждения со стационарного поста или угодить в засаду спецназа ГРУ.

Досмотр закончен. Второй грузовик располагается неудобно для нас. В пятидесяти метрах от него начинаются небольшие холмы, их склоны рассечены неглубокими оврагами. В них легко укрыться противнику. Старший лейтенант предпочитает не рисковать попусту, дает команду на отход.

– Мы поднимаемся, – сообщает он, связавшись по рации с вершиной.

Возле меня лежит объемный мягкий тюк. Вспоров ножом его боковину, нахожу, что он набит сотней скатанных в тугие трубки мешков. Вытаскиваю один, раскрываю и собираю валяющиеся под ногами плоды.

Сноски

1

Разг. от душман – враг (перс.).

2

Отдельный учебный полк специального назначения.

3

Разг. – обобщенное название бронетехники.

4

Отдел военной контрразведки.

5

ППД – пункт постоянной дислокации.

6

«Голубой мул»: здесь – автомобиль, перевозящий разведчиков отряда на аэродром.

7

Здесь: модель конкретной радиостанции.

8

Отдельный отряд Специального Назначения.

9

ПБС – прибор бесшумной беспламенной стрельбы.

10

Устоявшееся со времен Англо-бурской войны в Южной Африке название винтовки «Lee Enfi eld».

11

Сухое русло (перс.).

12

Гранатомет ГП-25 крепится снизу на цевье автомата.

13

Плата, компенсация за нанесенный ущерб (перс.).

14

Скрытая позиция разведгруппы для отдыха и подготовки к дальнейшим действиям.

15

Цинк – металлическая коробка для хранения патронов.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.