Человек-загадка - Григорий Распутин. Авантюрист или святой старец?

Предположим, что «бумажные отпечатки» этой истории по каким-то причинам не сохранились. Однако и с фактической стороны вся эта история выглядит как тенденциозная легенда. Как сказал один чеховский герой, «этого не может быть, потому что этого не может быть никогда». Надо просто не иметь никакого представления об условиях жизни крестьян в Сибири, чтобы всерьез утверждать подобное.

Населенные пункты там редки, отстояли друг от друга на больших расстояниях, а жители знали друг друга наперечет. Кругом же – водные просторы, безбрежные болота и леса. Украсть где-то коня, а потом скрыться с ним без следа, на такое мог рассчитывать лишь тот, кто намеревался похитить крылатого пегаса. Обычную же скотину тайно увести просто было невозможно. Если кто и занимался конокрадством, то пришлые, главным образом кочующие цыгане, но таковых в Сибири практически не было. Вся эта географическая «азбука» и бытовая «арифметика» были недоступны пониманию столичной публики, сочинявшей подобные небылицы.

Ну, действительно, откуда богатому помещику, тонкому ценителю французской кухни, камергеру Императорского Двора, председателю Государственной Думы М.В. Родзянко, который просто голосил о «Распутине-конокраде», было знать, как живут сибирские крестьяне, что за воровство там не просто били, но и убить могли.

Через десятилетия, за время которых были проведены бесчисленные «следственные эксперименты», старые стереотипы все еще были в употреблении, все еще являлись «мировоззрением». В изданной в 1966 году в Лондоне книге воспоминаний престарелый «душка Керенский» изрекал о Распутине: «Жизнь этого удивительного человека известна, и ограничусь лишь изложением основных фактов. В годы молодости Распутин, неграмотный крестьянин, отличался распутством (отсюда и его фамилия), пьянством и буйством. Как и отец, который промышлял конокрадством, он никогда не жил в достатке и не гнушался воровством».

По всей вероятности, создатель приснопамятной ЧСК даже не ознакомился с собранными по его же заданию этой Комиссией материалами, в которых ни один из процитированных тезисов не нашел подтверждения. Ну зачем же что-то там читать, всем же все «известно»! Что на самом деле было «известно всем» красноречиво демонстрируют вышеприведенные строки. Подобного рода блеф благополучно пережил инспираторов и красуется на страницах и современных сочинений.

Узловым в биографии Григория Распутина представляется сюжет о его духовно-нравственном преображении, о превращении простого крестьянина в ревностного христианина, которому открылся мир Божественной Благодати. Процесс преображения был длительным. Сам он упоминал, что эту дорогу из мира суетного в мир христианский он открыл в свои 28 лет. Дочь считала, что на отца сильно подействовал известный в их местах странник, уроженец деревни Кулиги Дмитрий Иванович Печеркин, ставший позже монахом на Афоне.

Так или иначе, но перелом начал происходить после паломничества в известнейший в Западной Сибири Верхотурский Никольский монастырь, расположенный в верховьях реки Туры, примерно в 500 верстах от Покровского. Там находились мощи высокочтимого в народе святого праведника Симеона Верхотурского, почившего еще в середине XVII века. В этой обители Распутин провел много времени, молитвой и жесточайшим постом добился главного: «узрел свет Истины». Молитвенное подвижничество помогло излечиться от физической немощи: все болезни его прошли. Позже Распутин скажет: «Симеон праведный Верхотурский дал силы познать путь Истины и уврачевал болезнь бессонницы».

Паломничество на богомолье способствовало перерождению Григория, и очевидцы отмечали разительную перемену. «Спустя несколько недель после ухода Распутина в Верхотурье, я со своей матерью поехал в Тюмень, – свидетельствовал односельчанин, – и дорогой встретил возвращавшегося из Верхотурья Распутина, причем на этот раз он мне показался человеком ненормальным. Возвращался тогда он домой без шапки, с распущенными волосами и дорогой все время что-то пел и размахивал руками».

Удивлялись и другие. «На меня в то время Распутин произвел впечатление человека ненормального: стоя в церкви, он дико осматривался по сторонам, очень часто начинал петь неистовым голосом», – позже вспоминал другой житель Покровского.

Распутин бросил пить, курить, есть мясо, стал истязать себя жесточайшими постами, часами исступленно, «до пота», молился. Затем начались его паломничества по Святым местам. За свою жизнь он посетил множество обителей в России, бывал на Афоне и в Иерусалиме.

Его рассказы о святынях Христианства – ярки и эмоциональны, они передают ощущения простой православной души, сподобившейся обрести паломническое счастье. Эти впечатления слышали его почитатели.

От Киево-Печерской лавры. «Я прибыл в Святую Лавру из Питера и назову светом Питер, но свет этот гонитель мыслей на суетный мир, а в Лавре свет светит тишины. Когда опускают Матерь Божию и пение раздается “Под Твою милость прибегаем”, то замирает душа и от юности вспомнишь свою суету сует и пойдешь в пещеры и видишь простоту: нет ни злата, ни сребра, дышит одна тишина и почивают угодники Божии в простоте без серебряных рак, только простые гробики. И помянешь свое излишество, которое гнет и гнет, и ведет в скуку».

От Софии Константинопольской. «Что могу сказать своим маленьким человеческим умом про великий чудный Софийской собор, первый во всем свете. Как облако на горе, так и Софийский Собор, первый во всем свете. Как облако на горе, так и Софийский храм. О горе! Как Господь гневается на нашу гордость, что передал святыню нечестивым туркам и допустил Свой Лик на посмешище и поругание… Господи, услыши и возврати, пусть храм будет ковчегом! По преданию говорится, что именно из-за гордости был отнят храм у Православных, ибо не признавали сего ковчега. Имели дом гуляния и роскоши… Господь смилуется и вернет ее с похвалой, почувствуем и покаемся».

От Иерусалима. «Что реку о такой минуте когда подходил ко Гробу Христа! Так я чувствовал, что Гроб – гроб любви и такое чувство в себе имел, что готов всех обласкать и такая любовь к людям, что все люди кажутся святыми, потому что любовь не видит за людьми никаких недостатков. Тут у Гроба видишь духовным сердцем всех людей своих любящих и они дома чувствуют себя отрадно».

Духовный авторитет Распутина рос год от года. Вокруг него в Покровском постепенно сложился небольшой кружок единомышленников из числа друзей и родственников. Они собирались, читали молитвы, пели псалмы и религиозные песни. К моменту появления в Петербурге он уже хорошо знал Священное Писание и мог часами вести беседы на духовные темы.

Само странничество и молитвенное усердие требовали огромного напряжения сил, полного подчинения мирской жизни духовным устремлениям. Казалось, что избрать такую стезю уместней всего, приняв монашество. Однако монахом он не стал. Есть указания на то, что образ жизни монашествующих не казался ему единственно возможным. Бывая в разных обителям, он насмотрелся на нежелательные стороны жизни келейников, она не казалась ему заведомо благочестивой.

И Распутин остался среди обычных людей. Его стали величать «странником», но чаще «старцем». Старец находился вне церковной иерархии и поэтому обозначение его «монахом» совершенно лишено основания. Правда, для иностранных авторов можно сделать снисходительное исключение. Скажем, в английском языке просто нет адекватного синтаксического понятия, по этой причине в англоязычной литературе Распутин и именуется «монахом».

В России же старчество имело давнюю и очень глубокую традицию. Оно являлось православной формой выражения веропреданности и распространилось на огромных просторах Европейской равнины, на Украине, на Урале и в Сибири.

Старец не был ни священником, ни монахом, но пользовался высочайшим моральным авторитетом, так как считалось, что опытом своей жизни он постиг бесценные христианские добродетели.

Поиск высшей правды, стремление к абсолютной истине и Божьему свету были характерны для многих в России, вне зависимости от того, жили они в каменных палатах или в бедных хижинах. Эта тяга была как бы тем магическим кристаллом, через призму которого смотрели на окружающее. Правильно же увидеть себя и мир, научиться истинному, богоугодному «жизнетворчеству» могли в первую очередь те, кто был «Божественной свечой на земле» – старцы. Так мыслила последняя Царица, так понимали высший смысл бытия и многие, многие другие.

О сути старчества прекрасно написал Федор Михайлович Достоевский в своем романе «Братья Карамазовы». «Старец – это берущий вашу душу, вашу волю в свою душу и в свою волю. Избрав старца, вы от своей воли отрешаетесь и отдаете ее ему в полное послушание, с полным самоотрешением. Этот искус, эту страшную школу жизни обрекающий себя принимает добровольно в надежде после долгого искуса победить себя, овладеть собою до того, чтобы мог, наконец, достичь, через послушание всей жизни, уже совершенной свободы, то есть свободы от самого себя, избегнуть участи тех, которые всю жизнь бродили, а себя не нашли. Изобретение это, то есть старчество, – не теоретическое, а выведено на Востоке из практики, в наше время уже тысячелетней. Обязанности к старцу не то, что обыкновенное послушание, всегда бывшее в наших русских монастырях. Тут признается вечная исповедь всех подвизающихся старцу и неразрушимая связь между связавшим и связанным».

Понять удивительный феномен Распутина трудно, если оторвать его от исторических общественных представлений о нравственной жизни. Православному часто требовался наставник, своего рода друг, советчик и поводырь, способный указать правильную дорогу в жизни. Народное сознание было в не меньшей степени сакрализировано, чем сознание правителей – Помазанников Божиих. Все ждали знамений, чудес и Божественных откровений, толкователями которых выступали «Божьи люди».

Вот почему, когда началась борьба с Распутиным, то очень много усилий было положено на то, чтобы доказать всем, но в первую очередь Венценосцам, что «пресловутый Гришка» – сектант, «хлыстовец», а потому его деятельность не может быть угодна Богу.

Упомянутый выше исторический контекст в любых сочинениях на темы прошлого просто необходим, иначе получается пошлая модернизация. Многим авторам, не говоря уж о простых людях, свойственно смотреть на дела дней минувших со своей, сегодняшней «колокольни», которая часто и кажется в потоке времен особо значимой, некой сияющей «вершиной мироздания». Далекое кажется часто непонятным, «темным», а по расхожим представлениям, и неважным. Такое самодовольство потомков по отношению к своим предшественникам порождает пренебрежение. Между тем, если люди все-таки хотят понять, «почему и как раньше было», то надо обязательно пытаться осмыслить минувшую жизнь в подлинных обстоятельствах времени и места.

А они в монархической России были таковы, что исключали сколько-нибудь восторженное отношению по отношению к материальному. Общественное уважение и авторитет можно было заслужить разными путями, но только не умением «делать деньги». Немалому числу современных людей, взращенных в прагматической и атеистической среде, в системе фетишизации бытового и карьерного успеха, трудно вообразить, что некогда было совсем иначе. Однако это именно так.

Обеспеченных людей в России имелось немало, были и фантастически состоятельные люди, некоторые из которых богатством своим кичились. Но стать благодаря этому «героем времени», или даже «героем дня», привлечь к себе восторженное внимание толпы тугим кошельком было невозможно.

Ни одному журналисту или владельцу газеты, даже если она и финансировалась «акулами капитализма», и в голову не могло прийти открыть рубрику «Как я стал миллионером», где с трепетным почитанием воспевать коммерческие успехи кого-то или чего-то. Такая газета вмиг превратилась бы в объект сатирического шельмования, неминуемо потеряла бы читателей и дни ее были бы быстро сочтены. Все, что касалось больших денег, считалось делом нечистым. Такова была русская, как сейчас говорят, «ментальность». Раньше употребляли более осмысленное понятие – «жизнепонимание»…

Почитались «люди идеи», «страдальцы», в литературе воспевались «чистые души» униженных и оскорбленных. Эта «надземность» общественных представлений питала и христианское подвижничество, и фронтовую самоотверженность, но одновременно и революционную страстность.

Указанные черты национального сознания отмечены здесь не для того, чтобы умиляться, уж тем более не для того, чтобы бросать негодующие тирады по поводу минувшего. Просто существует опасение, что без обозначения этих «азбучных истин» современному человеку трудно представить, почему же Распутин становился популярным. Сначала в пределах своей деревни, затем волости, позже губернии, а в конце концов завоевал и столицу.

Поэт Николай Гумилев посвятил общественному триумфу сибирского крестьянина строки своего стихотворения «Мужик».

В гордую нашу столицу

Входит он – Боже, спаси! —

Обворожает Царицу

Необозримой Руси.

Взглядом, улыбкою детской,

Речью такой озорной, —

И на груди молодецкой

Крест просиял золотой.

Известность Распутина базировалась на нескольких «умениях»: врачевании, предсказании и, главное – на его способности объяснять явления и проблемы жизни, дать совет, как найти праведную дорогу в череде мирской суеты. Никакие разговоры о «конокрадстве», «хлыстовстве», «половых оргиях» не дают ответа на самый важный и самый первый вопрос: почему к нему тянулись люди? А к нему они действительно тянулись.

За более чем десять лет, вплоть до своего появления перед Царем в 1905 году, Распутин прошел огромную школу жизни и подвижничества. Достаточно представить на минуту: каких огромных сил и испытаний стоило паломничество. Он же отправлялся в далекие дали не в экипаже, не в железнодорожном экспрессе, не с чековой книжкой в нагрудном кармане. Денег не было, пропитания тоже, было одно лишь горячее желание найти путь к свету, к Истине.

Долгими неделями и месяцами идти пешком в любую погоду, терпеть холод и голод, преодолевать сотни и тысячи верст – только паломничество пешком из Покровского в Киево-Печерскую Лавру продолжалось почти шесть месяцев, за которые ему удалость преодолеть почти три тысячи верст! И достигнув цели, у алтаря, в христианской святыне обрести радость и новые силы.

Питался чем придется, что подадут, а порой и просто травой, а несколько раз чуть не пал жертвой «лихих людей», еле ноги унес. Это был подвиг смирения и самопожертвования, на который были способны лишь по настоящему верующие люди. Никаких выгод, а Распутину часто облыжно приписывали хитрую расчетливость, такие паломнические эскапады принести не могли.

Близкая знакомая последней Царицы Юлия («Лили») Ден, прожив много лет после революции в Англии, в книге своих воспоминаний пыталась объяснить английскому читателю духовную атмосферу России. «Если бы какой-то пилигрим решил совершить такое же путешествие из Эдинбурга в Лондон, его бы осудили за бродяжничество и, вероятнее всего, отправили в сумасшедший дом. Случаи такого рода в Англии – неслыханное явление, но в России подобное происходило сплошь и рядом. Мы так привыкли ко всему необычному, что, полагаю, русский обыватель ничуть бы не удивился, если бы встретил на улице Архангела Гавриила!»

У Распутина, при всей его духовной ориентированности, оставались земные интересы: дом, жена, дети, заботы по хозяйству. Когда сын стал регулярно отправляться странствовать, отец не одобрял, бранил, но Григория это не останавливало. Отец смирился, тем более что постепенно в хозяйстве появлялись добровольные помощницы (мужчин в услужение не брали), за кров и стол помогавшие хозяевам.

Вполне возможно, что Распутин со своими способностями и молитвенным усердием так бы и остался в лучшем случае знаменитостью своего края, если бы Проведению было неугодно свести его с лицами, обитавшими на невероятной высоте.

Здесь необходимо сделать важное пояснение. Распутин сам специально никогда и никуда «не лез»; ему везде помогали многочисленные покровители и почитатели его природной естественности и необычных дарований. О том, как ему удавалось появляться в резиденциях высокопоставленных лиц, красочно рассказал сам Распутин.

«Выхожу из Александро-Невской Лавры, спрашиваю некоего епископа Духовной академии Сергия[8]. Полиция подошла, “какой ты есть епископу друг, ты хулиган, приятель”. По милости Божией пробежал задними воротами, разыскал швейцара с помощью привратников. Швейцар оказал мне милость, дав в шею; я стал перед ним на колени, он что-то особенное понял во мне и доложил епископу, епископ призвал меня, увидел и вот мы стали беседовать тогда».

Распутину на своем веку удалось очаровать и покорить души нескольких крупных церковных деятелей, имевших и глубокую веру, и кругозор, и разносторонние знания. Именно они выводили в свет этого человека, давая ему наилучшие аттестации.

С начала ХХ века в биографии Григория Распутина появляются уже определенные хронологические ориентиры, позволяющие систематизировать его путь наверх. Впервые в Петербург он приехал в 1903 году, уже успев к тому времени «покорить сердце» казанского епископа Хрисанфа (Щетковского), рекомендовавшего его ректору Петербургской духовной академии епископу Сергию (Страгородскому), который в свою очередь представил Распутина профессору, иеромонаху Вениамину и инспектору Академии (затем ректору), архимандриту Феофану (Быстрову). Последний был приветливым человеком, добрым христианином, целиком занятым благочестивым служением.

В кругах церковных иерархов и учеников Академии Распутин вращался довольно долго, прошел здесь «свои университеты» и, обладая живым, цепким умом и прекрасной памятью, многое почерпнул от общения с ними. Уже к началу 1905 года Феофан испытывал глубокую симпатию к этому сибирскому мужику-проповеднику, увидев в нем носителя новой и истинной силы веры. «Старец Григорий» произвел сильное впечатление и на известного в начале века проповедника, имевшего огромный моральный авторитет в России, – Отца Иоанна Кронштадтского, благословившего его.

^{Великая княгиня Милица Николаевна}

Духовник Великого князя Петра Николаевича и его жены Великой княгини Милицы Николаевны Феофан ввел «сибирского старца» в великокняжеские покои. Вокруг черногорских Принцесс – Милицы и ее сестры Анастасии (Станы) существовал небольшой кружок «искателей веры». Центром здесь была Милица, истово преданная поиску глубинного смысла в иррациональном, и даже, чтобы ознакомиться с сочинениями восточных мистиков, специально изучившая языки народов Востока.

От салона Милицы уже был всего лишь шаг до Царских чертогов. Встреча должна была состояться, и она – состоялась. Это произошло 1 ноября 1905 года в Петергофе. В дневнике Николая II за этот день читаем: «Пили чай с Милицей и Станой. Познакомились с человеком Божьим – Григорием из Тобольской губернии».

Царь и Царица находились в подавленном состоянии духа. Общее положение дел в стране было безрадостным. Несмотря на Манифест 17 Октября, провозгласивший введение в России политических свобод, умиротворения не наступило. Отовсюду шли сигналы о беспорядках и насилиях. В такой мрачной атмосфере и появился тот, кто утешил Их беседой, предсказав благоприятное и скорое завершение смут и волнений.

Никаких особых потрясений от первого общения Царь не испытал. Для него, как православного христианина, беседы с «Божьими людьми» давно являлись обычным делом, и некоторые встречи глубоко западали в душу. Например, пророчества юродивой Паши из Саровской пустыни (обители), предсказавшей ему при встрече в 1903 году и войну с Японией, и убийство дяди – Великого князя Сергея Александровича. Исполнялись и другие предсказания.

Черногорки выступали покровительницами Распутина, всячески расхваливая его способности перед Царем и Царицей. 9 декабря 1906 года Николай II записал: «Обедали Милица и Стана. Весь вечер они рассказывали нам о Григории». Трудно сказать, чем поразил этот человек воображение черногорских Принцесс, но не исключено, что они действительно хотели использовать его как инструмент своего воздействия на Царя. Однако это утверждение, многократно уже повторенное, все-таки является не более чем предположением. Примерно до 1909 года сестры принимали в Распутине большое участие.

В 1907 году Великая княгиня Милица Николаевна даже совершила паломничество в Верхотурский монастырь и «инкогнито» посетила Распутина в Покровском. Эта был первый и последний визит родственницы Царя в дом Григория Распутина. Очарованная «простотой и искренностью», Милица даже подарила «провидцу из Сибири» несколько тысяч рублей, на которые был построен в Покровском большой и добротный дом для Распутинской семьи.

Распутин далеко не сразу стал для Царя и Царицы тем «дорогим Григорием», которому были открыты Их души. Они с радостью встречались и охотно слушали других носителей «высшей правды». «В 4 часа к нам пришел человек Божий Дмитрий из Козельска около Оптиной пустыни, – записал Николай II 14 января 1906 года. – Он принес образ, написанный согласно видению, которое он недавно имел. Разговаривали с ним около полтора часа».

С позиции рационалистического и циничного ХХ века может возникнуть недоуменный вопрос: что могло связывать правителя огромной державы и каких-то безграмотных странников и юродивых, с которыми Он и Жена разговаривали часами! Этот вопрос уместен лишь в том случае, если отнять у Николая и Александры право на душевную радость, тот праздник, который давало верующему прикосновение к «Божественному откровению». Поэтому и воспринимали Они этих внешне непрезентабельных людей совершенно иначе, чем те, для кого жизнь – это всего лишь «способ существования белковых тел».

Духовный опыт, поиск праведного жизненного пути, занимавшие и волновавшие Распутина, производили впечатление на все православные натуры. Он был далек от академического богословия, он нес людям трепетное восприятие простоты сердца, что было дорогого и ценимо. Как говорила А.А. Вырубова в своих показаниях ЧСК, он «проповедовал Слово Божие, постоянно говорил. Это было довольно интересно. Я даже записывала… Объяснял Святое Писание… Он все знал Святое Писание, Библию, все. Мне он много рассказывал про свои путешествия, массу, в Иерусалим… по всей России он ходил в веригах… По всей России в веригах пешком».

До конца 1907 года встречи Императорской Четы со «старцем Григорием» были случайными и довольно редкими. Вторая встреча произошла через много месяцев после первой, летом 1906 года, когда посетив усадьбу Анастасии Сергиевку, там «увидели Григория». Но радость от общения, как всегда в таких случаях, возникла. Вот, например, запись Николая Александровича от 19 июня 1907 года: «В 3 часа поехали с Аликс в ее двуколке на Знаменку… Встретили Стану на террасе перед дворцом, вошли в него и имели радость увидеть Григория. Побеседовали около часа и вернулись к Себе».

Можно уверенно указать на время сближения Царской Четы и сибирского странника. Это произошло в октябре 1906 года, когда Распутин познакомился и с Царскими Детьми. Первоначально Николай II согласился ненадолго принять Григория, который собирался передать Венценосцам чудодейственный образ Симеона Верхотурского. Нежданно встреча затянулась, и Григорий впервые покорил повелителя державы своими откровениями и размышлениями. Венценосцы признали его необычность.

Через три дня после встречи Император рекомендовал премьер-министру П.А. Столыпину пригласить удивительного человека к больной дочери. Она получила тяжелую травму в результате покушения террористов на отца. «Петр Аркадьевич! На днях Я принимал крестьянина Тобольской губернии – Григория Распутина, который поднес Мне икону Св. Симеона Верхотурского. Он произвел на Ее Величество и на Меня замечательно сильное впечатление, так что вместо пяти минут разговор с ним длился более часа! Он в скором времени уезжает на родину. У него сильное желание повидать Вас и благословить Вашу больную дочь иконою. Очень надеюсь, что вы найдете минутку принять его на этой неделе. Адрес его следующий: СПб, 2-я Рождественская, 4. Живет у священника Ярослава Медведя[9]».

Распутин вошел в Царский Дом и стал там желанным гостем. Началась историческая биография сибирского крестьянина.

Глава III. «Исчадие ада» выводят на арену

Предметом оживленных разговоров в светских и политических салонах Петербурга Распутин становится с конца 1909 года. 17 января 1910 года Великий князь Константин Константинович записал в дневнике: «Его Святейшество Владимир[10] пожелал говорить со мной. Епископ говорил о каком-то юродивом Григории, простом крестьянине, которого ввела к Императрице Александре Федоровне Милица и который, по-видимому, имеет большое влияние на окружение Царицы. Я был неприятно удивлен, что епископ коснулся предмета, нам совершенно чуждого и такого, в котором крайне трудно установить, где кончается правда и начинаются слухи».

Как человек преданный монархическому кодексу чести, как верный подданный Государя, Великий князь был удивлен и озадачен тем, что жизнь Царской Семьи становится темой пересудов. Неизвестно, что именно говорил Владыка Владимир; но ясно, что ничего определенного он сказать не мог. Сам он с Григорием не общался, судил с чужих слов, что Константин Константинович и отметил.

Другие члены Императорской Фамилии были куда более деятельными в добывании «сведений» о «тайной жизни Царского Села». Сестра Николая II Великая княгиня Ксения Александровна особенно старалась узнать «правду». Хотя она общалась с Братом и Его Женой, прекрасно знала Детей, уклад Царской Семейной жизни, но своим глазам не верила. Она могла задать вопрос, могла спросить. Но не спросила.

Она верила тем слухам, которые разносили по Петербургу усердные сплетники. И собранную «важную информацию» непременно приносила к своей матери – Императрице Марии Федоровне. Постепенно Императрица была соответственно настроена.

В мае 1911 года Константин Константинович описал в дневнике свой разговор в Аничковом дворце с Вдовствующей Императрицей Марией Федоровной. Она «сокрушалась, что продолжают таинственно принимать какого-то юродивого мужика Гришу, который наказывает Императрице Александре Федоровне и Детям соблюдать тайну и не говорить, что видели его. Приучение Детей к такой секретности едва ли благодетельно. Столыпин как-то докладывал Государю, что этот Гриша – проходимец, но в ответ получил приказание не стеснять Гришу».

Здесь примечателен негативный настрой, характерный для умонастроения Императрицы Марии Федоровны. Слухи делали свое черное дело, и события обрисовывались совершенно в ином цвете. Столыпин действительно говорил с Государем о Распутине (об этом речь впереди), но «проходимцем» никогда не называл по той простой причине, что несколько лет назад Григорий молитвой облегчал страдания раненой дочери Столыпина.

Что касается «тайны», то Григорий Распутин членам Царской Семьи не «наказывал». Александру Федоровну вообще ни к чему нельзя было принудить. Именно Она, а не кто-то другой, просила Дочерей не рассказывать никому о Григории. Царица слишком хорошо знала придворный мир; тут любое слово сплошь и рядом переиначивали до неузнаваемости.

Слух о «приказе Распутина» распространяли некоторые недобросовестные придворные, в первую очередь фрейлина Двора (с 1905 года), а затем состоявшая при Великих Княжнах С.И. Тютчева. Сама она Распутина встретила лишь один раз в коридоре Александровского дворца, но и этого было достаточно, чтобы «воспылать» ненавистью к «грязному мужику». Она пыталась выведать подробности «общения» у княжон, но Те ей ничего не рассказали. Самолюбие амбиционной старой девы, считавшей себя полной хозяйкой в мире Царских Детей, было уязвлено смертельно.

Исповедовавшая «свободомыслие» внучка великого поэта Ф.И. Тютчева стала порочить не только Распутина, но и Александру Федоровну, которая якобы «неправильно воспитывает Детей». Когда мера терпения у Венценосцев иссякла, то в 1912 году ей показали на дверь. «Вылетев из Дворца», бывшая фрейлина неистово несколько лет инсинуировала, рассказывая о том, как «развратник Гришка» бывает «в спальнях» у княжон, «гладит» Их, лежащих уже в постели, и тому подобную злонамеренную ложь.

Сама она ничего этого не видела, но ее россказни многими принимались на веру: Тютчева ведь «очевидец»! Поверил им председатель Государственной Думы Родзянко, поверили и многие другие.

Приняла сплетни за правду и Великая княгиня Ксения. 25 января 1912 она занесла в дневник: «Говорили о Гермогене, Илиодоре, а главное, о Григории Распутине. Газетам запрещено писать о нем – а на днях в некоторых газетах снова появилось его имя, и эти номера были конфискованы. Все уже знают и говорят о нем, и ужас какие вещи про него рассказывают, т. е. про Аликс и все, что делается в Царском. Юсуповы приехали к чаю – все тот же разговор – и в Аничковом вечером и за обедом рассказывала все слышанное. Чем все это кончится? Ужас!»

Примечания

1

Санкт-Петербург был переименован в Петроград после начала Первой мировой войны в августе 1914 года.

2

Он был похоронен в строящемся А.А. Вырубовой храме во имя Преподобного Серафима Саровского при Свято-Серафимовском лазарете-убежище. Закладка храма состоялась в начале ноября 1916 года.

3

Ровно через пять лет после покушения на Распутина, в конце июня 1919 года, эта же Гусева на ступенях Храма христа Спасителя в Москве совершит покушение на жизнь патриарха Тихона.

4

«Я сжег Григория Распутина» (Составитель В.В. Клавинг). Санкт-Петербург, 2001.

5

Радзинский Э.С. «Господи… спаси и усмири Россию». М., 1993. Автор не только оболгал семью Распутина, но умудрился даже переврать цитату из дневника Николая II, вынесенную в заголовок. Запись эта была сделана 17 октября 1905 года, после подписания Императором известного Манифеста о даровании стране политических свобод и независимого парламента – Государственной Думы. В оригинале значится «умири». Господин сочинитель, очевидно, просто не способен понять, что «умири» и «усмири» не есть тавтология.