Глава 20

Отдельные факты, обрывки воспоминаний внезапно сложились в четкую картину. Как он мог оказаться настолько глупым, чтобы не понять этого раньше. Мэдисон… его сестра… леди Би…

— Бри! — задыхаясь от гнева, произнес он хриплым голосом.

Она с недоумением отшатнулась от него:

— Ради Бога, что случилось?

— Это была ты! Это была ты! — В его ожесточенном тоне слышались боль, гнев и презрение.

— Что ты хочешь этим сказать… — И вдруг она поняла и отчаянно затрясла головой: — Николас, я…

— Что ты? — резко перебил он. — Ты осмелишься мне возражать и говорить, что ты не та женщина, которую я искал десять лет? Не пресловутая леди Би? Не та изменница-контрабандистка, бросившая меня, приняв за мертвого, десять лет назад на пустынном берегу?

— Это вздор, Николас, — быстро сказала она. — Я никогда не желала твоей смерти.

— Уместное замечание, — презрительно заметил он. — Полагаю, это несколько должно меня утешить. Каким же я был идиотом, что не понял этого раньше. Все было так ясно. — Он с трудом держал себя в руках. — Интересно, ты с самого начала считала меня дураком? Помолвка наших детей, наша поспешная свадьба тоже входило в твои планы?

— Конечно, нет. — Она умоляюще смотрела на него. — Я лишь совсем недавно поняла, кто ты.

Он язвительно рассмеялся.

— В самом деле, моя дорогая? И когда же ты сделала это великое открытие?

— Когда мы впервые занимались любовью, там, на корабле, — чуть слышно прошептала она.

Достаточно было взглянуть на нее, чтобы его сердце сжалось. Но он не позволил жалости помешать ему. Слишком сильным, слишком болезненным и настойчивым казалось ощущение, что его предали.

Он схватил ее за талию и грубо привлек к себе.

— Почему я должен верить тебе? Десять лет ты изображала добропорядочную светскую даму. Поздравляю. Твое искусство превосходило самую лучшую игру, которую я видел на лондонской сцене. — Он наклонился к ее лицу. — Это была игра, Сабрина? Ты притворялась?

Прижав ее к себе, он схватил ее за волосы и поцеловал с яростью и ожесточением, как бы давая ей почувствовать свою боль и страдание, переполнявшие его сердце.

Он резко, со злостью оттолкнул ее. Губы Сабрины горели, волосы рассыпались. Он с торжеством увидел в ее глазах боль и обиду и на мгновение почувствовал жалость и стыд.

— Ты помнишь наш первый поцелуй? — Она молча кивнула. — Я тогда подумал: какая женщина может так смело целовать мужчину? Скажи мне, Сабрина, когда ты говорила, что за тринадцать лет ты ни разу не спала с мужчиной, — понизив голос, грубо потребовал он, — это тоже было ложью?

— Во всем, что касается нас, я никогда не лгала, — тихо ответила она с такой искренностью, что нельзя было не поверить ей.

— Ни разу? — Он с горечью рассмеялся. — Прости, но меня не очень убеждает твое заявление. Невольно задумаешься, как женщина, так легко обманувшая свою страну, не сможет солгать или предать своего мужа. Человека, которого, как она заверяет, любит. Для такой женщины это было бы большим соблазном. Ради того, чтобы использовать его в своих целях, чтобы удовлетворить свои собственные… — он смерил ее презрительным взглядом, — желания. Или ради его богатства?

Неожиданно она ловко выскользнула из его рук и с силой ударила его по лицу, застав врасплох. Казалось, звук пощечины эхом прозвенел в ночном воздухе. Теперь в ее глазах были не только боль, но и гнев.

— Повторяю, я никогда не лгала.

Он с обиженным видом потер покрасневшую щеку.

— Это слабое утешение для моей несчастной души. Однако хочется надеяться, что хотя бы что-то между нами не было притворством.

— Что ты теперь намерен делать?

Он столько лет думал о том, что сделает, если когда-нибудь поймает неуловимую леди Би. Теперь уже леди Би не интересовала никого на свете. Кроме него самого. Он будет совершенно прав, если отвезет ее обратно в Англию и бросит в Ньюгейтскую тюрьму. Он будет совершенно прав, если публично разоблачит ее, разрушив образ добропорядочной строгой леди в глазах общества. Он во многом будет совершенно прав.

— Не знаю, — холодно ответил он. Она выпрямилась и вздохнула.

— Ты хотя бы выслушаешь мои объяснения?

— Что ты хочешь объяснить? — жестко бросил он. — Прошлое? Или настоящее?

Она смотрела на него глазами, полными печали. Затем словно тень пробежала по ее лицу. Оно теперь не выражало никаких чувств. Спокойная сдержанность и самообладание, лицо светской леди Сабрины. К ней вернулась привычка, приобретенная и доведенная до совершенства за многие годы притворства,

— Я буду в своей палатке, когда ты решишь, какие шаги тебе следует предпринять. — Она направилась к себе.

— Сабрина! — нарушил тишину его голос, и она остановилась. — Ты говорила мне о чести.

Он подавил терзавшие его чувства, стараясь оставаться таким же спокойным, как и она. Но не сумел скрыть муку и неуверенность.

Она не обернулась, и словно холодом повеяло от ее слов:

— А вы, милорд, говорили мне о любви.

Еще несколько шагов, и ее скроет от него темнота. Еще несколько шагов, и она даст волю чувствам. Еще несколько шагов, и ей можно будет броситься на землю и рыдать от отчаяния.

Она добралась до палатки и вошла внутрь.

— Сабрина? — сонным голосом приветствовала ее Уинни. — Мы пытались не заснуть, ожидая вас. Вы нашли золото?

Золото. Она совсем забыла о золоте.

— Оно оказалось фальшивым, Уинни. Это была ужасная шутка!

— Но как? Почему?

— Спи, Уинни, — устало произнесла Сабрина. — Я все расскажу тебе утром,

— Хорошо. — Уинни зевнула и пробормотала: — Золото или не золото, все равно, думаю, приключение было великолепным.

Сабрина горько усмехнулась. Действительно, это было приключение, и, вероятно, последнее в ее жизни. Или это был конец приключению, начавшемуся в далеком прошлом? Что сейчас делает Николас? Узнав правду, он явно воспринял все как предательство и рассердился. Без сомнения, он считал, что она использовала его в своих целях. Но он же говорил, что любит ее, Любовь Николаса. Смешно. Она с самого начала подозревала, что этот распутник не ведает, что такое любовь. И когда наступил момент истины, ее самые худшие опасения оправдались.

Как забавно, что Николас думал, что его обманули как дурака, в то время как ее глупость была несравнимо большей. Она искренне верила, что он все-таки полюбил ее. Или может быть, ей так хотелось в это верить, что она забыла о его истинном характере. Она зарылась в одеяла и обхватила руками голову. Больше всего на свете ей хотелось дать волю разрывавшему ее душу страданию. Она хотела безудержно рыдать до тех пор, пока не утратит способности что-либо видеть, слышать или чувствовать. Она потеряла Николаса, хотя очевидно, что он никогда не принадлежал ей. Что он теперь сделает? Ее судьба, ее жизнь были в его руках.

Ее боль утихла, сменившись все нарастающим страхом. Она не пойдет в тюрьму. Она не хочет провести остаток своих дней в сырой мрачной темнице или, хуже того, быть высланной из страны. Тем более, за события десятилетней давности. Даже когда умер Джек, оставив ее без гроша, она не испытывала такого невыносимо безумного страха, от которого исчезали все разумные мысли. Она должна бежать. Сейчас же. Бежать как можно быстрее и как можно дальше. Она заставила себя успокоиться, попытаться действовать хладнокровно. Иначе побег невозможен.

Она быстро и неслышно поднялась, прокралась к саквояжу и, ощупав его содержимое, нашла деньги, полученные за драгоценности. Все ее деньги были целы, расходы оплачивал Николас.

Она с сожалением закрыла саквояж. Его придется оставить, вещи только помешают ей в дороге. Неслышно она подошла к пологу палатки и оглянулась в сторону спящей Белинды. Как она могла оставить свое дитя без каких-либо объяснений?

Она подползла к Уинни и стала искать ее дневник и обломок карандаша, который, как она знала, Уинни прятала между страницами. Она быстро нашла его, но не решалась вырвать страницу из драгоценного дневника Уинни. Вместо этого она вытащила скомканное письмо и чуть не рассмеялась вслух — вот на что пригодилось это злосчастное письмо. Луна светила ярко, и Сабрина нацарапала короткое послание. Ей мешали страх и подступившие к глазам слезы.

Она подобралась к дочери и опустилась рядом с ней на колени. Она отвела со лба спящей девушки рассыпавшиеся волосы и коснулась его губами, как она всегда делала, когда Белинда была еще ребенком. Она положила записку рядом с ней и с минуту постояла, глядя на дочь.

Белинда никогда ее не поймет. Сабрина не была уверена, что и сама себя понимает.

Она выбралась наружу и взглянула на палатку Николаса. Там виднелся свет и слышались мужские голоса. Наверняка он сейчас допрашивает Мэтта. Страх за друга кольнул ее сердце, но она решительно подавила его. Мэтту нечего бояться Николаса. Он не англичанин, и Николас не имеет над ним власти. Мэтт сумеет постоять за себя.

Стреноженные лошади находились в самом дальнем углу лагеря. Крадучись, она подобралась к ним и, выбрав одну, тихо увела ее. Сабрина не знала, куда она поедет или что сделает Николас, обнаружив, что дичь снова ускользнула от него. Но в одном она была твердо уверена: она тоже может постоять за себя. Ей всегда это удавалось.

Николас, пылая гневом, вошел в свою палатку. В полутьме он заметил горящий фонарь и фигуру спящего сына. Мэдисона не было. Николас стиснул зубы. Если американец опять с его сестрой, придется его убить. В эту минуту он представил, как перережет Мэдисону горло, и ему стало легче.

— Я слышал, как вы с Бри подъехали. — На пороге возник Мэтт. — А где золото?

— Где ты был? — мрачно спросил Николас. Мэтт недовольно нахмурился.

— Это не твое дело, но я сидел у реки. Все легли спать. А я не мог заснуть, ожидая вашего возвращения. Так где же золото?

— Это проклятое золото не существует.

— Золота нет? — Складка на лбу Мэтта залегла глубже. — Могу поспорить, что Бри это не очень обрадовало.

— Ты так хорошо ее знаешь, — ровным голосом заметил Николас.

— Давно ее знаю, — подтвердил Мэтт. — Она мне как родная сестра.

— Теперь ясно, почему ты назвал корабль в ее честь.

Мэтт удивленно посмотрел на него. Они помолчали.

— Значит, ты знаешь?

— Знаю, — сурово сказал Николас.

Мэтт с вызывающим видом скрестил на груди руки.

— И что же ты собираешься делать?

— Что бы я хотел сделать, так это вздернуть тебя на первом же попавшемся дереве, — с трудом сдерживая гнев, ответил Николас.

Мэтт усмехнулся.

— Смешно. Мы оба знаем, что здесь ты не имеешь никакой власти. — Он внимательно посмотрел на Николаса. — Что ты думаешь делать с Бри?

— Не знаю.

— Не знаешь? — Мэтт недоверчиво взглянул на него. — В это трудно поверить. Бри говорит, что все эти годы ты мучился от того, что не сумел поймать ее.

— Да, я часто думал об этом все это время. Но никак не ожидал, что леди Би окажется моей женой. Каким дураком я был!

— Правда? — тихо спросил Мэтт, — А почему?

Николас бросил на него презрительный взгляд.

— Я искал эту женщину десять лет. А когда она оказалась буквально у меня под носом, я не узнал ее, более того, я женился на ней. Моя честь, мой долг, моя ответственность перед страной требуют, чтобы я закончил то, что начал десять лет назад. Чтобы я закрыл дело, в котором потерпел позорную неудачу, и отдал ее в руки правосудия.

— И почему ты этого не делаешь? — небрежно спросил Мэтт. — Судя по твоим словам, ты, кажется, принял решение.

— Черт бы тебя побрал, Мэдисон! — взорвался Николас. — Я люблю ее. Я не смогу жить без нее. Но я должен выбирать между тем, во что всегда верил, и этим упрямым, умным, очаровательным созданием, которое покорило мое сердце. — Он с горечью усмехнулся. — Я вынужден выбирать между честью и своей душой.

Мэтт с любопытством взглянул на него.

— Она рассказала тебе, что заставило ее заниматься этим?

— Нет, — резко ответил Николас. — Я не стал слушать ее объяснений.

— А надо бы. Все могло бы быть по-другому.

— Хорошо, — с раздражением согласился Николас, — расскажи мне, почему леди, не кто-нибудь, а маркиза, занимается контрабандой, предавая при этом свою страну.

Взгляд Мэтта стал суровым.

— Сомневаюсь, что она считала это изменой своей стране. Времена были тяжелые, и не одна Бри занималась этим…

— Мне это известно, — усмехнулся Николас. Мэтт пропустил его замечание мимо ушей.

— Она возглавляла группу рыбаков и фермеров, доведенных до отчаяния людей, которые успешно занимались контрабандой. Я до сих пор не понимаю, как это у нее получалось, но даже среди своих людей я редко встречал такую преданность и уважение, какое они оказывали ей.

— Я помню, — проворчал Николас.

— Как бы там ни было, они обожали ее и трудились изо всех сил вместе с ней и ради нее. Она была с ними справедливой и честной…

— Честной? — с сарказмом повторил Николас.

Ледяной взгляд Мэтта заставил его замолчать.

— Дела у них шли хорошо, но когда появился ты, это обеспокоило их, и они прекратили свои занятия контрабандой и вернулись к прежней жизни, только более благополучной, чем ранее.

— Все это хорошо, Мэдисон, но ты все еще не сказал мне, почему? Почему она занималась этим?

Мэтт колебался. Он глубоко вздохнул, явно на что-то решившись.

— У меня такое чувство, будто я совершаю предательство. Сабрина хотела, чтобы об этом не знала ни одна душа.

— Я ее муж, — сквозь зубы процедил Николас. — Разве я не имею права знать?

— Вероятно. Но это должна была рассказать Сабрина, а не я…

— К черту, Мэдисон, — перебил Николас, — выкладывай мне все, что знаешь.

— Ладно. — Мэтт помолчал, собираясь с мыслями. — Что тебе известно о ее первом муже?

— О Стэнфорде? — удивился Николас. — Только то, что знают все. Он был известен как распутник, когда женился на ней, славился своим беспорядочным образом жизни и был азартным игроком. В свете их считали скандальной парой,

— А ты знал, что у него не было ни гроша, когда он умер?

Вопрос поразил Николаса.

— Нет, не знал.

— Это правда, — горячо продолжал Мэтт. — Он ничего ей не оставил, кроме ребенка и кучи крупных долгов. Она никому не говорила об этом, только мне и Саймону, да еще одному человеку, который работал с ней. Я никогда не мог понять, почему она не хотела, чтобы все знали, каким мерзавцем на самом деле был ее муж. Бри только сказала, что должна оставаться ему верной даже после его смерти.

— Понятно, — медленно произнес Николас. — А ее семья?

— У нее было мало родственников: старая двоюродная бабушка, которой едва хватало денег, чтобы сводить концы с концами.

— Однако есть другие способы заработать себе на жизнь, — упрямо настаивал Николас.

— Есть ли, Уайлдвуд? — насмешливо улыбнулся Мэтт. — Какие же? Подумай, она могла стать гувернанткой. Заботиться о чужих детях и потратить на них все свои физические и душевные силы. Или, что еще… она могла выйти замуж ради денег…

— Она так и сделала, — пробормотал Николас. Мэтт уничтожающе взглянул на него, и ему стало стыдно.

— Или… — холодно-равнодушным голосом продолжал Мэтт, — она могла найти мужчину, который бы заботился о ней, обеспечивал ее и ее дочь. Она могла бы стать дорогой содержанкой, любовницей, проституткой, шлюхой…

— Довольно, Мэдисон! — Николас покраснел от гнева и сжал кулаки, чтобы не ударить наглого американца.

Мэтт молча смотрел на него с вызывающе спокойным видом.

— Правда бывает горька, не так ли? А какое занятие ты бы предложил ей?

— Не знаю.

— Кажется, сегодня ты мало что знаешь? — Мэтт не получил ответа. — А ты знаешь, почему для нее было так важно получить это золото?

— Она не захотела ответить на этот вопрос.

— Она хотела, чтобы у дочери было приданое. — Мэтт отмахнулся от Николаса, не давая ему говорить. — Я знаю, что оно не нужно ей сейчас, когда она замужем за тобой. Она тоже прекрасно это знала. Но ей хотелось обеспечить самостоятельность Белинды. — Он пожал плечами. — Вероятно, нам с тобой не понять, почему женщина так страстно стремится иметь собственные деньги. Но ведь нас никогда не обрекали на нищету и не оставляли без всякой помощи. Скажу тебе больше, Уайлдвуд: Бри — необыкновенная женщина. Ее ум не уступает ее красоте. У нее достаточно смелости, силы и упорства. Сомневаюсь, что кто-либо из мужчин заслуживает такой награды. — Он усмехнулся. — Особенно ты.

У Николаса кружилась голова от всего сказанного Мэттом. Он получил ответы на все вопросы. Кроме одного.

— Мэдисон, вы были любовниками? — тихо спросил он.

— Никогда, — со вздохом сожаления ответил Мэтт. — Нельзя сказать, заметь, что я не пытался. Но мы слишком любили друг друга как члены одной семьи, чтобы это переросло в какое-то другое чувство. И я уверен, несмотря на то, что много мужчин в Лондоне ухаживали за ней, их отношения не шли дальше сорванного украдкой поцелуя. Кажется, существовал только один человек, воспоминание о котором преследовало ее многие годы. — Мэтт не сводил с него пристального взгляда. — Она поцеловала его в пещере и никогда не видела его лица.

У Николаса замерло сердце. Не говоря ни слова, он направился к выходу. Ему надо побыть одному, подумать, принять решение, от которого будет зависеть вся его будущая жизнь.

Мэтт схватил его за плечо и посмотрел в глаза.

— Будь осторожен, Уайлдвуд, будь очень осторожен! Она очень боится того, что с ней будет теперь, когда ты узнал о ее прошлом. Бри искренне любит тебя. Думаю, всегда любила. Если ты потеряешь ее, — он почти с жалостью посмотрел на Николаса, — значит, ты действительно глупец.

Николас стряхнул руку Мэтта, вышел из палатки и направился к реке. Тихо шуршал песок. Вдалеке слышалось ржание лошадей. Ночные звуки почти не доходили до его сознания, он был слишком поглощен мыслями о Сабрине, о своем прошлом и о том, какое будущее ожидает их.

Он опустился на голые камни у самой воды и смотрел на медленно катящиеся волны Нила. Отражение луны то появлялось, то исчезало в них в неторопливом, печальном, размеренном… завораживающем ритме. Золотисто-белый круг сиял и переливался. На минуту он уступил этому ритму, и его мысли потекли как эти воды, такие же спокойные и невозмутимые.

Такой он впервые увидел Сабрину. Спокойной, как воды Нила, и такой же скучной. Его мысли настойчиво возвращались к одному и тому же воспоминанию. Разве она не волновала его с первой же минуты их встречи? Между ними сразу пробежала искра, пробудилось желание и появилось странное ощущение рока. Или судьбы? Или предназначения?

Он думал о своей неудавшейся миссии. Как ей и ее людям удалось ускользнуть, когда они подпустили его так близко? Он вспомнил, как был поражен, узнав, что его противник — женщина, как невольно восхищался ее ловкостью и умом. Его мысли возвращались к тому времени, когда в нем вспыхнула необъяснимая страсть, как он искал ее до той роковой ночи, когда она поцеловала его и исчезла из его жизни.

До сегодняшнего дня.

«Были ли ее преступления действительно так ужасны?» — прокралась в его голову предательская мысль.

Он всегда верил в это. Но никогда раньше не мог представить себе, как выглядит его противник. Он не задумывался о причинах ее поступков, о том, что отчаяние может вынудить самого порядочного человека на поступок хотя и незаконный, но который при определенных обстоятельствах можно признать допустимым, даже героическим. Он не думал о том, какой силой и храбростью надо обладать человеку, не говоря уже о женщине, чтобы не сломиться под ударами судьбы и самому распоряжаться своей жизнью.

До сегодняшнего дня.

Николас тряхнул головой, надеясь привести свои мысли в порядок. Он так долго копил гнев и неудовлетворение от того, что не сумел поймать ее. Годами его гнев не угасал, его решимость оставалась непоколебимой, а цель ясной.

До сегодняшнего дня.

Он невидящими глазами смотрел на реку и раздумывал над последними неделями, проведенными в ее обществе. Он вспоминал каждое слово, каждый жест, каждое прикосновение. Он понял, что кроме того, что она уклончиво отвечала на вопросы о ее деловых отношениях с Мэттом тогда, десять лет назад, она никогда не лгала ему. Во всем, что касалось их двоих.

Однако он продолжал спорить с собой: а как же честь? Разве его собственное понятие о чести не требует, чтобы он выдал ее властям?

Но была ли это честь или гордость? Заставляла ли честь искупить свою неудачу, или это было просто глупое самолюбие? Только потому, что его перехитрила женщина. В то время он остро переживал свое поражение и боялся, что перестанет уважать себя. Но сейчас и здесь имело ли это значение? Неужели так важна для него гордость?

Всю эту бесконечную ночь Николас просидел на берегу древней реки, пока из-за горизонта не показалось солнце. Он встал, с трудом разгибая затекшие члены. Он не обращал внимания на боль. Он не спал всю ночь, но в эти проведенные в одиночестве часы не чувствовал потребности в отдыхе, слишком поглощенный борьбой, происходившей в его душе.

Сейчас наконец его душа вновь ожила. Лучи солнца согревали его, новый день сулил ему покой и окончание всех мучений. Словно тяжелый груз свалился с его плеч, и вместе с ним исчезли годы гнева и разочарования. Он сделал свой выбор, когда признался себе, а потом и ей, что любит ее. С прошлым покончено. Он встретит будущее рядом с Сабриной. Он улыбнулся и пошел к лагерю. Кто бы мог поверить в то, что он проживет оставшуюся жизнь с той самой женщиной, которая когда-то давно перехитрила его? С женщиной, в этом он вынужден признаться, которая во многом была ему равной, а кое в чем и превосходила его.

Николас направился к ее палатке. Он обнимет ее и скажет, что прошлое осталось позади. Не будет никаких упреков. Он будет великодушен и нежен. Тверд, но добр. Он милостиво простит ее. Но простит ли его она? В чем он обвинял ее, поддавшись слепому гневу, желая причинить ей такую же боль, какую испытывал сам? У него заныло под ложечкой. Конечно, она поймет, что он обвинял ее, потому что был в шоке от своего открытия, вот и все.

Раздался громкий крик, и из палатки выскочила Уинни, вслед за которой показалась рыдающая Белинда.

— Николас! — бросилась к нему Уинни. — Ее нет, Николас. Она уехала.

— Кто уехал? — спросил тотчас же появившийся рядом с ними Мэтт. Эрик подбежал к Белинде.

Уинни в смятении хватала ртом воздух.

— Сабрина! Ее нет!

Его сердце сжалось от страха, и он схватил Уинни за плечи.

— Что ты говоришь? Ее нет? Куда она уехала?

— Не знаю. Когда мы проснулись, Белинда обнаружила вот это.

Она помахала письмом перед его носом. Мэтт выхватил его из ее рук. Он пробежал глазами текст на обороте письма и осуждающе взглянул на Николаса.

— Так и есть! Она уехала. Здесь говорится, что она должна это сделать. Что она понимает, — сурово продолжил он, — что у нее нет другого выхода. Она не объясняет почему. Она также передает свой дом во владение Белинде, в качестве приданого. — Он снова взглянул на листок. — Она посылает Белинде свою любовь и просит не беспокоиться о ней.

Мэтт скомкал письмо. Николас был потрясен. У него сжалось сердце, и он почти не мог дышать.

— А она… она пишет обо мне?

— Нет. — В этом коротком ответе прозвучало обвинение.

Страх овладел им. Он не может допустить, чтобы она уехала.

— Мы должны найти ее. Эрик, готовь лошадей. Мэдисон…

— Не спеши, Уайлдвуд, — схватил его за плечо Мэтт. — Пусть едет.

Николас изумленно посмотрел на него.

— Ты в своем уме? В этой стране женщине нельзя ездить одной.

— Я сказал, пусть она едет. — Американец крепко сжимал его плечо. В голосе появились властные нотки. — Бри сумеет постоять за себя.

Николас освободился от его рук.

— Смешно! Даже Сабрине это не по силам. Я не могу… — Неожиданно он с подозрением взглянул на Мэтта. — Если ты знаешь, куда она поехала, где ее можно найти, тебе лучше признаться в этом.

Мэтт молчал.

— Ну, — Николас ухватил его за рубашку, — помоги мне, или я убью тебя.

— Николас! — ахнула Уинни. Он не сводил глаз с Мэтта.

— Мэдисон, это не пустая угроза!

Ни один из них не отвел взгляда и не отступил ни на дюйм.

Мэтт тяжело вздохнул:

— Не знаю я, черт побери, куда она поехала! Но послушай, Уайлдвуд, она не глупа и поедет на побережье, где можно найти корабль.

Николас отпустил его и, отступив назад, усталым жестом провел по волосам. Он повернулся, собираясь идти, но Мэтт снова преградил ему дорогу.

— Думаю, она уехала несколько часов назад. Здесь ее невозможно найти. Лучше всего, если мы отправимся в Александрию. Мы можем встретить ее на пути туда или найдем в самом городе. Здесь нам нечего делать.

— Ладно, — неохотно согласился Николас. — Мне весьма неприятно признаваться в этом, но ты, вероятно, прав.

Николас, сжав кулаки, старался сохранять спокойствие, скрывать дотоле неведомые ему чувства, грозившие разорвать его грудь. Никогда еще он не испытывал такой тревоги и страха. Он не может потерять ее!

Тихо и уверенно он произнес:

— Я найду ее, Мэдисон. Даже если на это уйдет еще десять лет или вся моя жизнь, клянусь, я найду ее.

Глава 21

Стоя на утесе, Сабрина рассеянно смотрела вниз на бьющиеся о камни волны. Свежий ветер развевал ее волосы, временами бросая на глаза выбившийся локон. Она бессознательно отводила его рукой и глубоко дышала, наслаждаясь острым соленым запахом моря. Чистый, освежающий и живительный воздух возвращал ей душевные силы.

Прошло четыре месяца со времени ее побега из Египта, но страх, преследовавший ее всю дорогу, не проходил. Она не забывала о нем днем, и он мучил ее по ночам. А когда она, обессиленная от борьбы, засыпала, то и во сне страдала от горькой утраты. Ей снился Николас, его ласки, его нежный взгляд и бархатный тембр голоса, который она поклялась больше никогда не слышать. И в то же время боялась, что никогда не услышит его.

Убежать оказалось удивительно легко. Через несколько часов после того, как она покинула лагерь, она встретила группу английских путешественников. Они, почти не задавая вопросов, поверили ее несколько сбивчивому объяснению, почему она бродит по Египту одна и в мужской одежде, и преисполнились к ней сочувствием. Они вместе добрались до Каира, а затем до Александрии.

Ей удалось миновать корабль Мэтта с его командой и найти морское судно, готовившееся к отплытию в Англию в тот же день. Деньги, полученные от продажи драгоценностей, позволили ей оплатить дорогу и все расходы, и, наконец, она достигла своего рая, маленькой прибрежной деревушки, которую всегда считала родным домом.

Когда-то ее жители были ее товарищами по детским играм. Потом они вместе занимались контрабандой, благодаря которой на их столах появлялась еда и в карманах зазвенели деньги. И теперь они дали ей приют, убежище, безопасную гавань, спасавшую ее оттого моря страданий, в которое превратилась ее жизнь. Ее страх был слишком силен, чтобы она решилась поехать в Лондон, поселиться в собственном доме, где могла бы поговорить со своим дворецким, старым и верным другом. Но она известила Уиллза о своем возвращении и предостерегла от возможного визита Николаса.

Сабрина старалась не думать о муже. О том, что он предпринял, обнаружив, что она сбежала. О том, что он решил сделать теперь, когда получил возможность отомстить и узнал ответы на давно мучившие его вопросы. И запрещала себе надеяться.

Теперь, в минуты здравого размышления, она не сомневалась, что даже самые ревностные власти едва ли заинтересует давно забытое дело о контрабанде. Но все же опасность оставалась. И вероятное отвращение Николаса к ней, к ее поступкам пугало ее. Она не гордилась, но и не стыдилась прошлого и не могла бы жить с человеком, которого в чем-то, пусть даже невольно, разочаровала.

Но как бы она ни старалась выбросить его из головы, его образ повсюду преследовал ее. Стремясь избавиться от него, она закрывала глаза. Иногда она даже чувствовала рядом с собой его присутствие. Она почти вдыхала его запах. Слышала его голос…

— Сабрина!

Ветер донес ее имя. Сердце замерло. Она не ошиблась, не могла ошибиться. Это был его голос.

— Как ты меня нашел? — тихо спросила она, борясь с безумным желанием броситься в его объятия, умолять о прощении.

— Удалось вытянуть из Уиллза, — усмехнулся Николас. — Хотя это было непросто. Он так предан тебе.

Сабрина боялась спросить о самом важном. Она искала слова, чтобы отвлечь его. Он, конечно, явился сюда чтобы решить ее судьбу или разбить ее сердце.

— Как себя чувствует Белинда? — спросила она.

— Белинда и Эрик поженились в Италии и покинули корабль, чтобы совершить более медленное свадебное путешествие обратно в Англию. Мой бедный сын больше не может путешествовать по морю.

— Как хорошо, — тихо сказала она, глотая слезы. Она не была на свадьбе дочери, но, по крайней мере, ее дитя здорово и счастливо. — А как дела у Уинни и Мэтта?

— Когда я видел их последний раз, они отправлялись в Америку. Мэтт настаивал на свадьбе, — она услышала в его голосе усмешку, — а Уинни отказывалась под тем предлогом, что время приключений еще не закончилось.