Ругая небрежную работу, которая позволила буям оторваться, Коноэ, а за ним и Мотадзуки, понесся вниз по штормтрапу и прыгнул на качающуюся гребную банку вельбота, пришвартованного возле торпедных пробоин. Несмотря на то, что он только что получил задание на осмотр повреждений, он все-таки являлся офицером и, следовательно, нес ответственность. Кроме него и Мотадзуки в вельботе находились еще четверо: боцман первого класса Симэй Футабатэй, плававший на «Йонаге» с самого начала, — время основательно потрепало его, оставив только испещренную морщинами кожу да жилистые мускулы с тонкими костями; моторист первого класса Кансуке Нака, который тоже был «дедом» и так же изглодан временем, как и Футабатэй. Остальные двое, матрос первого класса Сосэки Нацуми и матрос Доппо Куникида, которые ступили на борт пять месяцев назад в Токийском заливе, были молодыми сильными мужчинами, преисполненными боевым духом ямато.

— Отдавай! Отдавай! — закричал Коноэ, продвигаясь к носу, где он сам освободил бакштов, и указывая на уплывающие буи, которые медленно удалялись в сторону пристани мемориала. — Это позор для моряков «Йонаги».

Коноэ отвязал швартовочный трос, ударил в колокол, мотор взревел, и длинный серый вельбот устремился к «Аризоне».

Стоя на носу вельбота, несшегося мимо «Йонаги», выглядевший стальной Фудзи, Коноэ отчетливо видел буи, запутавшиеся в сваях, удерживавших пристань.

Вельбот быстро оставил сзади нос авианосца, и вот уже под их килем сквозь толщу воды виден ржавый корпус «Аризоны». Они стремительно проскочили его, оставив справа барбет и полдюжины труб, торчавшие над водой.

Коноэ начал волноваться, когда заметил, что они направляются к центру мемориала, где выгнулась похожая на мост конструкция, реял американский флаг и с десяток людей смотрели на них через семь огромных проемов в белом бетоне.

— Вправо! Вправо! К пристани! — закричал лейтенант, жестикулируя и поворачиваясь к рулевому. Крик Футабатэя потонул в шуме двигателя, когда он лихо повернул руль, заставляя вельбот резко повернуться.

— Нет! Нет! Барбет! Ты что, ослеп, старый дурак!

Раздался яростный звон колокола. Футабатэй сильно переложил руль влево, но его попытка спасти положение запоздала. Острый ржавый край барбета скользнул по левому борту как раз пониже ватерлинии. Раздался грохот, треск дерева и удар, ошеломивший Коноэ: его ноги вдруг стали мокрыми — через длинную щель длиной почти в половину борта стала затекать вода, лодка начала тонуть.

— Держи конец, — закричал с пристани американский матрос, раскручивая над головой легость[10]. Двое других схватили спасательные круги.

— Нас удержат поплавки, — крикнул в ответ Коноэ, — просто подтяните нас.

Через несколько минут полузатонувший вельбот был пришвартован к доку, и шестеро японцев выбрались из него.

Коноэ посмотрел на нос «Йонаги», возвышавшийся над мемориалом стальной скалой, и осознал, что никто не заметил происшествия. Он отчаянно замахал руками, как человек, пользующийся международной азбукой Морзе. Но ни с мостика, ни с полетной палубы, ни откуда бы то ни было еще не последовало никакого ответа. И если бы даже его затруднительное положение было понято, людям на корабле потребовалось бы время, чтобы спустить другую шлюпку. Потом он заметил еще две вещи: рулевой Футабатэй и моторист Нака исчезли, а белый паром с туристами приближается к мемориалу.

Поблагодарив американских матросов и убедившись, что швартовы прочно держат вельбот, он крикнул: «За мной!» и вошел на территорию мемориала с военным летчиком Мотадзуки и матросами Нацуми и Куникадой.

Они оказались в длинном, белом, похожем на гробницу сооружении, опоясывавшем по периметру место гибели кораблей. Коноэ услышал взволнованные голоса и увидел двух пожилых людей в дальнем конце, стоявших перед громадной мраморной доской с высеченным на ней большим количеством имен. Четверка быстро пошла вдоль галереи мимо нескольких американских туристов, которые разглядывали их с молчаливым любопытством. Японцы остановились перед доской, простиравшейся от пола до потолка и от стены до стены. Внизу по центру огромным буквами было выбито: «В память о погребенных здесь героях, отдавших свои жизни в бою 7 декабря 1941 года на корабле ВМС США „Аризона“.

Коноэ не почувствовал жалости. Он смотрел на колонки с именами и вспоминал Токио, налет, свою семью, кенотаф в эпицентре ядерного взрыва в Хиросиме с десятками тысяч имен погибших, а здесь потопленные корабли, хранящие кости нескольких дюжин каких-то «героев». Нет! Ни одна его слеза не прольется здесь.

— Банзай «Акаги»! Банзай «Кага»! — вдруг заорал Футабатэй, выбрасывая кулак в сторону имен на камне.

К прославлению авианосцев, атаковавших Перл-Харбор, присоединился Нака.

— Банзай «Секаку»! Банзай «Цуйкаку»!..

— Что, черт возьми, происходит? — проревел кто-то сзади.

Обернувшись, Коноэ обнаружил направляющуюся к ним группу туристов, возглавляемых восемью здоровенными мужчинами старше среднего возраста в нелепых остроконечных шапках с надписью «Пост 109».

— Какого черта, япошки, вас принесло сюда? — бросил сквозь сжатые губы высокий светлолицый мужчина с огромным животом, перевешивающимся через ремень. Поправив шапку и наклонившись вперед, он приблизил к Коноэ злобное лицо дьявола из индуистского храма.

Лейтенант ответил дьяволу:

— Мы не япошки — мы солдаты императора. — Он услышал знакомый «попыхивающий» звук двигателя приближающегося вельбота. — И мы уходим.

— Хрен уйдешь. — Восьмерка приблизилась плотной стеной. — Солдаты императора, говоришь? Ха! — прохрипел толстяк. — Мы легионеры! Видали мы этого императора! А не ты ли убивал здесь этих людей? — И он показал на стену.

Лейтенанта охватил приступ первобытной ярости. Безумный гнев проснулся в нем такой же неудержимый, как и тогда, когда он стоял лицом к лицу с Брентом Россом на ангарной палубе, — безумие без страха, без сомнений. Он открыл рот, но кто-то его опередил:

— А кому ты служил, когда ты уничтожал Токио, Иокогаму, Кобе, Хиросиму, Нагасаки…

— Оставьте их в покое, они надрали задницу Каддафи, — раздался крик в задних рядах.

— Ерунда! — крикнул через плечо высокий легионер. — Они старались для Японии, а не ради нас. — Он показал пальцем на имена. — Они погубили наших ребят!

— И эти сволочи потопили «Нью-Джерси» и «Тараву»! — визгливо завопил чей-то голос.

— Банзай «Хирю»! Банзай «Сорю»! — демонстративно заорали Нака и Футабатэй.

— Они с авианосцев, которые и натворили все это! — закричал один из легионеров. — Выкинем их вон!

Раздались вопли зевак, и здоровяк замахнулся. Но Коноэ легко поднырнул под его руку и снизу нанес кулаком, утонувшим по самое запястье, удар в огромный мягкий живот, задрожавший как желе. Дыхание здоровяка обожгло ему ухо.

— Сраный джеп! — Жесткие костяшки пальцев врезались сбоку в голову японского офицера, и он почувствовал, как клацнули его зубы, прикусив язык; во рту появился солоноватый привкус крови. Удар развернул Коноэ, и он, продолжая поворачиваться, правой ногой нацелился в горло толстяка, желая поразить того смертельным ударом. Но попал каблуком сбоку по шее, лишь частично задев горло. Прижав руки к шее и тяжело дыша, словно идущий под нож гильотины приговоренный к смерти, толстяк упал на пол, как сдувшийся воздушный шарик.

Через секунду японцы и остальные легионеры сплелись в диком и орущем клубке драки. Физически подготовленные японцы, даже старые Футабатэй и Нака, были слишком изворотливы и быстры для своих затяжелевших, нетренированных противников. Нака с криком побежал и прыгнул, пытаясь сбросить ногами отступавшего американца, через проем в стене в воду.

Но Мотадзуки сбили с ног, и два легионера, сидя на нем, обхаживали его кулаками, будто молотами. Коноэ прыгнул и очутился наверху свалки. Ударил. Рукой. Ногой. На него навалилась толпа. Раздались крики. Ругань. Блеснули вспышки камер. Вопли боли. Потом голос Ацуми, эхом прозвучавший в длинном темном туннеле:

— Прекратите! Прекратите!

От мраморной доски завибрировал голос громадного американца:

— Оставь это дерьмо. Я отправлю всю эту срань в камеру.

Огромные руки сграбастали Коноэ и поставили на ноги. Капитан третьего ранга Ацуми грубо толкнул его к стене и угрожающе махнул дубинкой. Позади него японские матросы-охранники, американский береговой патруль, военная полиция и экипаж парома растаскивали дерущихся к противоположным стенкам.

— Позор! — пробормотал Ацуми. — Позор!

Коноэ оставалось лишь смотреть на свои ноги.

Брент Росс передвинулся на дальний край стола, когда группа офицеров один за другим вошла во флагманскую рубку. Сначала ввели лейтенанта Коноэ и военного летчика Мотадзуки. Оба они были растрепаны. В черных волосах Мотадзуки виднелась свежая ссадина. Один глаз Киити почти заплыл, а его зеленая форменная рубашка на груди была измазана пятнами крови. Коноэ пострадал не слишком сильно: содранная кожа на левом ухе и щеке, разбитые губы и поцарапанный лоб. Летчики навытяжку стояли у переборки рядом с адмиралом Фудзитой.

Прибыл контр-адмирал Арчер, он отдувался, пыхтел и был явно встревожен.

— Я поймал сообщение на аварийной частоте Харбора, — со свистом выдохнул он, когда кэптен Роудс помог ему сесть на стул. — Команда парома подумала, что началась третья мировая…

— Нет! — рявкнул Фудзита. — Из-за некоторых никогда не кончится вторая мировая. — И он бросил испепеляющий взгляд на Коноэ.

Летчик еще больше вытянулся.

— Это полностью моя вина, и я за нее отвечаю, — проговорил он сквозь разбитые губы.

— Ха! Настало время поговорить о чьей-то вине, — съязвил Арчер.

— Сэр, — вдруг попросил Мотадзуки, — можно я доложу?

— Давай, летчик.

Запинаясь, рядовой описал невероятную череду событий, которая привела к стычке.

— Достаточно, — остановил его Арчер. — Но кто начал драку?

— Неважно, сэр, — встрял Коноэ. — Я был единственным офицером — отвечать мне.

— Молчать! — скомандовал Фудзита. — Продолжайте, пилот Мотадзуки.

— Американцы напали первыми! Это агрессоры! Мы только защищались!

— Черт побери! — взорвался Арчер. — И это говоришь ты, после Перл-Харбора. Я был энсином на…

Марк Аллен вскочил на ноги, сжав кулаки, его лицо побагровело.

— О Боже, Тэйлор! И ты туда же. Вы все продолжаете жить прошлой войной! — Он рассек рукой воздух. — Эти люди истекали кровью в Средиземном, уничтожая арабских психов, спасая наши задницы и своего главного союзника от неизбежного поражения. Разве никто этого не помнит? Разве кого-нибудь это волнует? Разве кто-нибудь оценил понесенные жертвы? Мы потеряли шестьдесят три летчика, семьдесят два авиаспециалиста, сорок два артиллериста и продолжаем подсчитывать погибших после попадания двух торпед.

Брент видел, как глаза Фудзиты хитро бегали с Аллена на Арчера и обратно. Он был убежден, что перепалка доставляет старику удовольствие. Собравшиеся в каюте пристально смотрели, как Арчер хотел резко возразить, но агрессивность уступила место согласию.

— Разумеется, мы ценим. И мы знаем, что ваши люди гибли за нас. — Он постучал по столу пухлыми костяшками пальцев. — Но не забывайте, теперь вы «яблочко» на мишени, которую поразил «Йонага» в прошлом году. Обиды нет — есть ненависть.

— Вы слышали доклад летчика Мотадзуки. Наши люди не виноваты.

— На чьем флоте ты служишь, Марк? Ты продолжаешь говорить о себе во множественном числе.

— Он член моего штаба, — открыто сказал Фудзита. — Я убежден, что он лучше всех в мире понимает военную значимость авианосца.

— Прошу прощения, адмирал. Мы говорим не о незаменимости вашего авианосца, а о нарушении общественного порядка.

Аллен подался вперед, опершись кулаками о стол.

— Случайное происшествие, Тэйлор. Черт возьми, ты уже знаешь Американский легион. Большинство его членов никогда не воевали, и они стараются скрыть это своими лужеными глотками.

Арчер вздохнул.

— Ты прав, но КОМТИФЛ проведет полное расследование. — Он повернулся к Роудсу. — У тебя с собой?

— Да, сэр, — ответил кэптен, указывая на магнитофон и блокнот.

Ярость улеглась, и Марк Аллен опустился на стул.

— Мы не можем разрешить допрос, и вы это знаете. Согласно международным законам, мы должны будем покинуть порт менее чем через шестьдесят часов.

Дальше продолжил Фудзита:

— Несомненно, мои люди виноваты независимо от поведения этих так называемых американских легионеров. — Он посмотрел на летчиков. — Все, кто участвовал в инциденте, будут заслушаны на суде офицерской чести, где буду председательствовать я. — И непосредственно контр-адмиралу: — Дисциплина на «Йонаге» в моей компетенции, вы можете задавать любые вопросы, какие пожелаете, но своих людей я к вам не отправлю, они не будут подчиняться вашим распоряжениям и наложенным вами взысканиям. Это я сделаю сам и сделаю тогда, когда сочту нужным.

— Нужным?

— Да, контр-адмирал. После того, как «Йонага» будет отремонтирован, и только после того, как мы уничтожим последнего араба, угрожающего микадо.

— То есть они останутся безнаказанными!

— Тэйлор!

Фудзита жестом руки попросил Аллена помолчать.

— Вы оспариваете мои права, контр-адмирал?

— Э-э… — залопотал Арчер, идя на попятную. — Разумеется, нет. Я бы просто хотел доложить КОМТИФЛу, что вы приняли соответствующие меры…

— Я приму соответствующие меры, — ответил с издевкой Фудзита.

— Адмирал, — внезапно произнес Коноэ необычно пронзительным голосом. — Разрешите мне спасти свою честь. Моя карма под угрозой. — Его мрачные глаза нашли Брента Росса, и он тщательно выговорил: — Уже второй раз, адмирал.

— Я уже говорил, лейтенант. Вам будет предоставлена такая возможность. Если этого не сделают арабы, сделаю я. — Скрюченные, похожие на сухие корни, пальцы раздраженно забарабанили по столу. — Все свободны!

…Бренту нравилось ощущение, которое давал постукивавший по правому бедру кобурой пистолет «Оцу». Японцы называли это смертоносное автоматическое оружие калибра 6,5 миллиметра «Крошка Намбу». Энсин снова щеголял в синей морской форме с одной золотой нашивкой на рукаве, удобной квадратной фуражке. На адмирале Аллене, шедшем впереди него по сходням по направлению к доку, тоже был роскошный голубой мундир, а полковник Бернштейн остался в своей повседневной желтовато-коричневой форме израильской армии, хотя сегодня он выглядел с иголочки. Оба старших офицера тоже были вооружены «Оцу». За Брентом торопливо, словно заключенный к воротам тюрьмы, за которыми его ждала свобода, вышагивала Кэтрин. Их сопровождали четыре матроса-охранника в голубых форменках, брюках цвета хаки и бескозырках с иероглифами. Каждый из них нес на плече автоматическую с укороченным стволом винтовку «Арисака-99» и был подпоясан ремнем с полудюжиной запасных магазинов для патронов калибра 7,7 миллиметра.

Сойдя со сходен, группа как один остановилась, обернулась и молча посмотрела на выползшего из воды «бегемота». «Йонага» внушал благоговейный трепет. Восемьдесят четыре тысячи тонн стали были высоко подняты и просушены. Военное назначение корабля не вызывало никаких сомнений: борт, обшитый косым бронелистом над выпирающим блистером. Судно потрясало. Глядя на сотни футов вверх, на вершины мачт, где в неустанном движении вращались параболические антенны, Брент испытал то же самое чувство почтения, которое завладело им, когда он, будучи ребенком, впервые увидел Национальный парк Гранд-Тетон или стоял на Таймс-Сквер. Размеры. Ошеломляющие размеры. Дымовая труба «Йонаги» превышала величину многоэтажного дома, а полетная палуба, зонтом простиравшаяся над окружающим пространством, удерживалась лесом стрингеров, которые Брент никогда не видел с мостика; хорошо различались дула пушек, нацеленных в небо.

— Фудзита. Это Фудзита, — сказала Кэтрин. — Эта штука и есть Фудзита.

Группа, впереди и сзади которой по двое шли матросы, развернулась, направилась к корме и оказалась у торпедных пробоин. Прошло всего лишь два часа, как кишащая масса рабочих установила леса, а сейчас со всех сторон на Брента накатывались гулкие звуки ударов металла о металл, визг высокооборотных дрелей и автоматные очереди пневматического инструмента. Уже и кран подавал необъятной величины стальной лист к месту повреждения, где на настиле дюжина сварщиков разложила свои аппараты.

По внутреннему побуждению группа остановилась и замерла, с печалью разглядывая две огромные раны.

— Боже, — пробормотал сам себе Брент. — Каждая пробоина почти тридцать на двадцать.

Торпеды угодили точно ниже броневого пояса, вскрыв були, словно консервные банки, вмяв почерневшие с изогнутыми краями листы внутрь к обуглившейся «начинке» корабля. Черная отвратительная вода вперемешку с топливом вылилась наружу, как гной из вскрытой раны, залив покрытие дока и растекшись по дренажным каналам.

— Мощные! Очень мощные боеголовки! — проговорил Бернштейн.

— Кумулятивные… с кумулятивной боевой частью для лучшей пробивной способности, — добавил Аллен.

— Я лейтенант Кайзер, — раздался неожиданный голос позади группы.

Обернувшись, Брент увидел молодого, коренастого, крепко сложенного офицера с каштановыми волосами, выбивающимися из-под фуражки, широким плоским носом, вероятно, перенесшим множество ударов, квадратным подбородком, будто высеченным из камня, и глубоко посаженными карими глазами, мерцавшими скрытой враждебностью.

— Зачем вся эта артиллерия? Вас охраняют, — и лейтенант указал большим пальцем руки через плечо позади себя, где стояли два моряка Береговой охраны с винтовками М—16.

— Мы ожидали вас, а не вашего нахальства, — резко заметил Марк Аллен.

— Простите, адмирал, — поспешно и искренне извинился Кайзер. Он показал в конец дока. — Но мы в самом деле охраняем эту территорию. Там должен дежурить взвод морской пехоты.

И действительно, в доке находилось большое число морских пехотинцев в камуфляже, сменявшихся через определенные промежутки времени. Заступившие на пост сразу передергивали затворы винтовок. А у единственных ворот, укрывшись за барьером из мешков с песком, находился тяжелый пулемет.

— И ни один грузовик с водителем-самоубийцей не проскочит через эти заграждения, — похвалился Кайзер, показывая на ряды «ежей» перед воротами.

— Если вы последуете за мной, джентльмены и… — Его глаза переместились на Кэтрин и скользнули по ее стройному телу, которое подчеркивала провоцирующе обтягивающая зеленая форма. — И мадам, я проведу вас к двум джипам, которые приготовлены для вас как раз за воротами.

— Нам «потребуется три, — сообщил Марк Аллен. — Один — полковнику Бернштейну, один — мистеру Россу и мне и один — мисс Судзуки, чтобы добраться до…

— До моей тети, — закончила за адмирала девушка, — в Лайе.

— Извините, адмирал, — сказал Кайзер. — Извините за ошибку; Мы не знали, что с вами женщина. Нам никто не говорил.

— Ее подобрали в море после авиакатастрофы. Вам должны были сказать, лейтенант.

Кайзер торопливо осмотрелся вокруг и указал на машину, припаркованную возле склада-ангара из рифленого железа.

— Вы можете взять ее. Это разъездной джип, грязный, конечно, и вместо заднего сиденья там ящик с инструментами, но машина в рабочем состоянии.

— Отлично! Отлично! А водитель…

— Прошу вас, адмирал, разрешите энсину Россу отвезти меня, — попросила Кэтрин. — Я никогда вас больше не увижу и…

Брент почувствовал, как у него запершило в горле и участился пульс. Но даже самая буйная его фантазия не смогла бы предугадать ответ адмирала.

— Почему нет, — согласился Марк Аллен. — Я «сам могу сделать все дела в военно-морской разведке. — Он указал на склад. — Но я не могу вам дать охрану. В этом джипе нет заднего сиденья. И если встретятся саббаховцы…

— Уверена, что мы выкрутимся, — заверила адмирала Кэтрин. — Как вы думаете, мистер Росс?

— Разумеется, мисс Судзуки. Разумеется. — Брент удивился тому, как спокойно прозвучал его голос.