Глава 6

Суэйн со своим спаниелем успел на ранний утренний поезд из Лидса и к полудню уже был в Лондоне. Поднявшись на четыре ступеньки по деревянной лестнице, ведущей в офис, он услышал телефонный звонок и, быстро преодолев две последние, ворвался в комнату, таща за собой упирающуюся собаку.

Едва дыша, он бросился к столу и схватил трубку.

– Суэйн слушает, – сказал он, стараясь говорить с достоинством, что было трудно после такого бега.

– Где вас носит? – раздраженно рявкнул лорд Маунтджой. – Я звоню вам все утро.

– Я был в Йоркшире, сэр, наводил там справки, – ответил Суэйн.

– В Йоркшире! – фыркнул Маунтджой. – А почему не в Париже? В Италии? Послушайте, дружище, перестаньте тратить свое время и мои деньги и займитесь делом.

Маунтджой швырнул трубку с такой силой, что у Суэйна зазвенело в ушах.

Вздохнув, он сел. Выбросив в корзину окурки из наполненной до краев пепельницы, закурил сигарету и положил ноги на заваленный бумагами стол. Измученный спаниель растянулся на полу рядом. Пес лежал и с обидой в глазах наблюдал, как его хозяин звонил своему приятелю инспектору Мюрату в полицейское управление Парижа. Их моментально соединили.

– Мишель, старина, это Джером Суэйн, – произнес детектив, просияв. – Твой коллега по Скотленд-Ярду. Мы вместе работали по делу с обезглавленным телом в чемодане, оставленном в багажном отделении Северного вокзала. Неужели ты забыл, дружище? Сейчас у меня к тебе дело поинтереснее.

Он рассказал инспектору Мюрату о деле Маунтджоя и назвал ему имя женщины в Париже, с которой у Джорджа был любовный роман: Мари-Франс д'Аранвиль.

– Здесь говорится, – сказал Суэйн, листая документы, предоставленные ему лордом Маунтджоем, – что она была актрисой.

– Как все они, – рассмеялся инспектор Мюрат. – Не беспокойся, старина. Инспектор Мюрат возьмет след.

Все еще улыбаясь, Суэйн повесил трубку. У Мюрата был нюх, как у собаки на трюфели: дай ему только понюхать, и он будет копать, пока не раскопает то, что нужно.

Удовлетворенный, что следующая фаза по делу Маунтджоя находится в надежных руках, Суэйн начал писать отчет по семье Фиоралди и внучке Лауре Суинберн. Работая, он то и дело вздыхал, поскольку точно знал, что лорду это дело не понравится. Совсем не понравится, потому что он ожидает найти внучатого племянника, а не внучатую племянницу. Лорд Маунтджой хочет иметь наследника, который унаследует титул и продлит родословную Маунтджоев до дня Страшного суда.

Через несколько дней перезвонил инспектор Мюрат.

– Старина, это Мюрат, – сказал он. – У меня хорошие новости. Мари д'Аранвиль действительно жила в Париже. По странному стечению обстоятельств она и умерла здесь. Всего несколько недель назад. В самом деле, на улице Бонапарта.

Суэйн застонал. Он надеялся повстречаться с ней, узнать все, как говорится, из первых уст.

– Не волнуйся, – продолжил Мюрат. – Графиня Мари была популярной женщиной. У нее было много друзей – друзей-мужчин, как ты понимаешь, которые будут рады поделиться счастливыми воспоминаниями о ней. К тому же, кажется, у Мари был сын. – Мюрат помолчал, давая Суэйну возможность усвоить информацию, затем трагическим тоном произнес: – Она назвала его Антуан Маунтджой д'Аранвиль.

– Джордж был женат на Мари? – спросил Суэйн, глубоко вздохнув.

– Записи о регистрации нет. Фактически Мари никогда не была замужем, хотя и пользовалась расположением джентльменов, которые помогали ей вести тот образ жизни, к которому приучил ее Джордж Маунтджой. Именно Джордж подарил ей квартиру на улице Бонапарта. Говорят, что он был очень щедрым человеком. Мари говорила всем своим друзьям, что он был великолепным любовником. Что совершенно невероятно для твоих соотечественников, не так ли, Суэйн?

Мюрат рассмеялся, а вместе с ним и Суэйн, хотя ему было неприятно говорить на эту тему. Он постарался поскорее перевести разговор на другое:

– А что насчет сына Антуана?

– Тоже умер. Он был уважаемым армейским офицером. Говорят, что он был холодным, как рыба. Ледяным, как северный ветер. Он много лет не разговаривал с матерью. И он устранился от своей жены.

– Жены?

– Сюзетта. Сейчас мадам Сюзетта – хозяйка известного магазина дамских шляп на улице Сент-Оноре.

– И что теперь? Линия обрывается? – Суэйн уже простился с обещанным вознаграждением за хорошо проделанную работу. Похоже, что он впервые в жизни потерпел неудачу.

Мюрат рассмеялся. Он приберег хорошие новости напоследок.

– Есть дочь. Ее имя Анжу. Ей девятнадцать лет, и она учится в грамматической школе в пригороде Парижа. Похоже, что она готовит себя для поступления в Сорбонну.

Суэйн с облегчением вздохнул. В конце концов у него все же есть хорошие новости. Поблагодарив Мюрата, он условился встретиться с ним на следующий день в его офисе на улице Бальзака.

Сначала Суэйн отправился в билетную кассу и зарезервировал себе место на поезд «Золотая стрела», отбывающий вечером в Париж с вокзала Виктории. Затем заскочил домой, чтобы уложить вещи и попрощаться с собакой. Ну и с женой, конечно.

Пересечение Ла-Манша было тяжелым. Суэйн провел ночь, сидя в баре со стаканом бренди, наблюдая, как в нем плещется янтарная жидкость. Шатаясь, он дошел до поезда на Париж, сдерживая стоны, опустился на деревянное сиденье вагона второго класса, с отвращением отвернулся от мужчины напротив, дышавшего чесночным перегаром, и старался не смотреть на бутерброды с ветчиной и сыром, которые сидевшая рядом с ним женщина скармливала своим шумным детям.

Суэйн с облегчением сошел с поезда на Северном вокзале, не переставая удивляться тому, что хорошего находят люди в заграничных поездках. По его мнению, гораздо лучше оставаться дома. Свернув за угол, он нашел маленький отель, в котором забронировал номер. Отель был чистым, удобным. Большинство его обитателей говорили по-английски, и Суэйн почувствовал себя немного лучше.

Через полчаса он сел в такси, которое доставило его на улицу Сент-Оноре.

Известный магазин дамских шляп мадам Сюзетты занимал маленький уголок здания, находившегося в непосредственной близости от отелей «Ритц» и «Крийон». Рядом располагались британское посольство, частные многоквартирные жилые дома.

Похоже, графиня Сюзетта д'Аранвиль тщательно подбирала место для своего магазина, предпочитая угол в лучшем районе всем большим помещениям в менее престижном районе. Ее шляпы были дорогими, клиентки важными, а магазин эксклюзивным. Покупательница не могла зайти туда просто с улицы, а обязательно должна была предварительно договориться с мадам Сюзеттой. Конечно, туда могла забрести случайная покупательница, но одного острого взгляда черных глаз мадам было достаточно, чтобы сразу оценить ее социальное положение, финансовую возможность или происхождение. Если такие покупательницы не проходили ее оценки, она моментально давала им это понять.

Мадам Сюзетта очень давно выработала в себе эти стандарты, еще в те времена, когда ей едва исполнилось тринадцать и она оказалась одна с ребенком на руках, которого надо было воспитывать, а денег на это практически не было. Она сделала для себя потрясающее открытие: оказывается, можно не думать о деньгах только тогда, когда они есть. Когда же их нет, ты не можешь думать ни о чем другом.

Она была высокой, очень стройной, с черными волосами и черными глазами, не то чтобы красавица, но необыкновенно шикарна.

Она стояла в своем маленьком, похожем на ювелирную коробку магазине, перечитывая полученное утром письмо о смерти ее свекрови Мари д'Аранвиль.

Сюзетта оторвала взгляд от письма. Она во второй или третий раз заметила мужчину, стоявшего на противоположном тротуаре. В руке у него была папка, и он упорно смотрел на витрину ее магазина. Сюзетта украдкой наблюдала за ним из-за кружевной занавески. Он был высокий, сухопарый и одет так плохо, что ее выворачивало: габардиновый плащ тесно стянут поясом на тонкой талии; рукава слишком коротки, а потрепанное кашне так плотно завязано, что подпирало адамово яблоко, огромные ступни в толстых черных кожаных ботинках, но хуже всего шляпа: коричневая, с обвисшими полями, из дешевого фетра, низко надвинутая на глаза.

«Вылитый преступник», – подумала мадам Сюзетта, начиная нервничать. Пока она рассматривала подозрительного незнакомца, он надвинул шляпу на глаза еще ниже и медленно удалился.

Сюзетта вздохнула с облегчением и вернулась к письму, полученному от нотариуса, относительно Мари д'Аранвиль. Мать Антуана наконец умерла, а письмо вызвало у Сюзетты цепь горестных воспоминаний.

«Фамильная собственность замок д'Аранвиль теперь принадлежит вам, мадам, – сообщал нотариус. – Графиня Мари выразила желание, чтобы ее квартира на улице Бонапарта и все находящиеся в ней вещи перешли к ее внучке, Анжу д'Аранвиль, о которой она всегда говорила с большой нежностью. Если вы будете столь добры, мадам, встретиться со мной лично, чтобы обсудить все вопросы, будем считать дело закрытым».

Сюзетта слегка передернула плечами, вспомнив свое последнее посещение замка, приходящего в упадок. Это было несколько лет назад на похоронах ее мужа Антуана, когда собрались соседи, провожавшие его в последний путь. Она угощала их бренди и бисквитным печеньем, пожимала их костлявые руки и целовала морщинистые щеки, думая о том, что все они такие же ветхие, как и их дома, хотя все еще! цепляются за жизнь. На кладбище дул пронзительный холодный ветер, и она продрогла до костей в своем теплом пальто.

Сюзетта обошла мрачные комнаты, составляя список того, что можно отправить в Париж. Затем надела шляпку, застегнула пальто и вышла на леденящий ветер. Она обернулась, чтобы бросить последний, полный ненависти взгляд на замок, прежде чем сесть в свою маленькую машину и уехать, чтобы никогда не возвращаться.

Во время долгой дороги в Париж она подсчитывала свои активы. Первое – ее родословная, вернее, родословная ее мужа. Сама она вышла из буржуазной среды, малейшие признаки которой ей удалось уничтожить благодаря своей элегантности и манере поведения. Второе – ее талант к моде, особенно к шляпам. Третье – ее умная деловая головка, о чем она раньше никогда не подозревала.

К тому времени Сюзетта уже более десяти лет шефствовала над рядом парижских домов моды. Она регулярно посещала показы мод и знала их главные отличия. Неотъемлемой частью каждой коллекции были шляпы, но Сюзетта никогда их не покупала. Она обнаружила в себе талант создавать очаровательные маленькие шляпки из перьев, льна, шелковых цветов и вуалеток, и все всегда восхищались ее творениями. Ей претила мысль быть «в торговле», но другого выбора у нее не было. Она обратилась за советом к одному из своих знакомых, тот, в свою очередь, посоветовался с дизайнером, который поговорил с Сюзеттой и предложил ей создать несколько пробных образцов, чтобы дать ей окончательный ответ.

Через две недели она вернулась с двумя изящными образцами, и дизайнер настолько был очарован ими, что немедленно их купил и смоделировал подходящие к ним платья, затем заказал Сюзетте несколько шляп для своей осенней коллекции, и она сидела, горя от возбуждения, в последнем ряду, наблюдая, как модели дефилируют по подиуму в очаровательных маленьких шляпках мадам Сюзетты.

Мадам Сюзетта имела потрясающий успех. «Какое счастье, дорогая», – удивленно говорили ей ее друзья.

«Счастье», – горько думала Сюзетта, вспоминая долгие дни и ночи тяжелой работы и свое отчаяние. Она бы предпочла выйти замуж за богатого мужчину, как это сделали они, и вести изнеженный, легкий образ жизни, но никто из мужчин не хотел брать в жены вдову без денег и с маленьким ребенком на руках.

Это было пятнадцать лет назад.

Сюзетта была по-прежнему небогата, но ее одежда была из лучших топ-салонов. Они давали ей носить свои образцы в качестве рекламы, потому что в ее магазин всегда кто-нибудь заглядывал. Все знали о ее элегантности и постоянно спрашивали: «Где вы раздобыли такое великолепное платье?» Сюзетта немедленно называла адрес, салон приобретал нового покупателя, а она получала дополнительный доход.

Сюзетта сложила письмо и задумалась. Предположим, что она всегда сможет продать квартиру Мари. Насколько она помнила, там были антикварные вещи. Не имея собственных денег, Анжу может рассчитывать только на удачное замужество, и для этого ей понадобится помощь исключительно матери.

Хотя Сюзетта и Мари недолюбливали друг друга, Анжу большую часть времени проводила с бабушкой. Больше, чем того хотелось бы Сюзетте. Но это было частью их договора. Антуан почти ничего ей не оставил, и Сюзетта была вынуждена просить денег у Мари, чтобы начать свой бизнес.

– Считай, что они у тебя в кармане, – сказала Мари, потягивая аперитив, – но взамен я хочу свою внучку.

И это стало их сделкой. Анжу каждый уик-энд проводила с бабушкой, а та обожала внучку. Анжу была единственной, кто плакал, когда Мари умерла, и на похоронах, кроме нее, никого из родственников не было.

К сожалению, все деньги у Мари закончились, и она могла оставить только квартиру. Сюзетта нахмурилась: она рассчитывала на эти деньги. Ах, опять эти деньги – извечная проблема. Остается только удачное замужество Анжу.

Но кажется, Анжу меньше всего думает об этом. Она все время занята своей учебой; когда бы Сюзетта ни позвонила в эту дорогую школу, нечто среднее между пансионатом благородных девиц и грамматическим колледжем, ее дочь либо «занималась», либо отсутствовала, и так было в любое время дня и ночи.

Прилежные ученицы никогда не смогут найти себе хорошего мужа. Анжу пора начать следить за собой, научиться хорошо одеваться, стать светской девушкой, умеющей очаровывать мужчин.

Вздрогнув, Сюзетта резко повернулась на предупреждающий звон дверного колокольчика. Перед ней стоял тип с улицы в габардиновом плаще и коричневой шляпе с обвисшими полями. Рука Сюзетты невольно прикрыла рот, чтобы подавить рвущийся наружу крик ужаса.

«Успокойся, – приказала она себе, – не делай резких движений. Поговори с ним. Успокой его. При первой же возможности постарайся выбежать на улицу. Только тогда ты можешь закричать что есть силы...»

– Мадам Сюзетта д'Аранвиль? – спросил незнакомец, улыбаясь.

– Вы знаете мое имя?

– Знаю, мадам. Я Джером Суэйн из частного детективного агентства «Суэйн и Маршалл», Стрэнд, Лондон.

– Частного агентства? – повторила Сюзетта, вдруг занервничав.

– Я являюсь представителем английского джентльмена графа Маунтджоя и по его просьбе провожу расследование. Чтобы быть точным, мадам, мой клиент заинтересован в том, чтобы найти возможных отпрысков Джорджа Маунтджоя. Благодаря предоставленным им документам и моему собственному расследованию я наконец оказался здесь, в вашем магазине «Мадам Сюзетта», – продолжал подозрительный тип, неуклюже переминаясь с ноги на ногу под стальным взглядом мадам Сюзетты.

– А почему вы решили, что я буду отвечать на ваши вопросы? – спросила она высокомерно.

– Насколько я понимаю, мадам, это в ваших интересах.

Сюзетта явно заинтересовалась.

– Я думаю, нам надо это обсудить, – сказала она, откидывая тяжелую шелковую драпировку, отделявшую ее крохотный магазин от еще более крохотного офиса. Она села за маленький столик, не предложив сесть Суэйну. – Расскажите мне, месье Суэйн, что вы знаете о семье Маунтджой.

Сюзетта с каменным лицом выслушала рассказ Суэйна.

– Мне удалось проследить линию, ведущую от Джорджа Маунтджоя к вашему мужу, ныне покойному Антуану Маунтджою д'Аранвиль, и, наконец, к вашей дочери Анжу, – заключил он.

– Сейчас, когда вы располагаете такой чисто личной информацией о моей семье, мне хотелось бы знать, что именно предлагает лорд Маунтджой?

– Этого я не могу сказать. Мне лишь поручено передать вашей дочери, что она может узнать кое-что интересное для себя. Не сомневаюсь, что в свое время граф сам даст о себе знать. Благодарю, что вы потратили на меня свое время, мадам д'Аранвиль.

– Графиня д'Аранвиль, – ледяным тоном уточнила Сюзетта. – Вы можете отметить это в своем докладе лорду Маунтджою. Думаю, что ему будет приятно узнать, что у его родственников тоже есть титул.

«Напыщенный осел», – подумала она, наблюдая, как Суэйн складывает бумаги и засовывает их в карман плаща. Затянув на талии пояс, он нахлобучил свою ужасную шляпу и откланялся.

– До свидания, графиня, – сказал он и повернулся к занавеске, тщетно пытаясь найти выход. Сюзетта наблюдала, как он делает из себя дурака, не помогая ему ни словом, ни делом. Наконец ему удалось распутать занавеску, и она услышала, как звякнул колокольчик и хлопнула дверь.

Достав из ящика стола спички, Сюзетта зажгла ароматизированную свечу, чтобы перебить неприятный запах Суэйна. Затем снова села и, глядя в пустоту, стала обдумывать то, что ей рассказал этот ужасный детектив, и возможную перспективу, так внезапно открывшуюся перед ней.

– И все благодаря Мари, – сказала Сюзетта громко, – которая какой была, такой и осталась.

Откинув назад голову, она рассмеялась. По иронии судьбы любовные похождения Мари обеспечили будущее ее внучки.

Глава 7

Джордж Маунтджой встретил маленькую Мари д'Аранвиль на скачках в Довиле. Стояла великолепная весенняя погода, с Атлантики дул легкий ветерок, который сорвал с красивой, тщательно причесанной головки Мари соломенную шляпку с розовыми шелковыми розочками и лентами, и она оказалась в руках Джорджа, куда спустя несколько дней последовала и сама Мари.

Для Мари это была любовь с первого взгляда. Она была хорошенькой, с ярко-рыжими волосами, с пухленькими красными губками и зелеными глазами, опушенными длинными темными ресницами. Ей был двадцать один год, и она была ужасная кокетка; взгляд, которым она одарила Джорджа Маунтджоя, благодаря его за шляпу, обещал больше, чем входило в ее намерения. Но Мари совсем не знала Джорджа. Он выяснил, что у ее семьи почти такая же родословная, как и у него, и что она, как и он, получила хорошее воспитание; ее отец отказался от нее, когда она, выйдя из повиновения, решила стать актрисой.

Она была «в простое», как говорят актеры, и, встретив Джорджа, была счастлива проводить время с красивым молодым человеком, завалившим ее цветами и подарками и водившим по уютным ресторанчикам.

Когда она вернулась в Париж, Джордж последовал за ней. Он вывез ее из тесной маленькой комнатушки, где она жила, и переселил в квартиру недалеко от Люксембургского сада.

По ее мнению, квартира была не очень большой, но в хорошем месте, с высокими окнами, выходящими в сад, и очень светлой для французских квартир. Джордж помог Мари выбрать мебель из антикварного магазина, и она заполнила свою маленькую квартирку бесценными предметами: огромными зеркалами в позолоченных рамах, мраморными и деревянными с позолотой консолями, обюссонскими коврами, стульями эпохи Людовика XIV и просторной кроватью, которая, как ей объяснили, когда-то принадлежала императрице Евгении. Все эти предметы превратили ее квартирку в шикарное жилище.

Джордж был щедрым: в тот день, когда Мари переехала на новую квартиру, он вручил ей документы, подтверждающие, что она является ее законной владелицей.

– Это тебе в благодарность за то, что ты была такой очаровательной любовницей, – сказал он с улыбкой, полной раскаяния, и распрощался с ней.

На следующее утро он уехал в Вену. То, что они снова встретятся, было невероятным.

Мари не могла притворяться, что ее сердце разбито. В конце концов, их любовная связь продолжалась всего несколько месяцев. Джордж даже отдаленно не намекал на возможность брака, и она не чувствовала себя проигравшей стороной. По крайней мере до тех пор, пока месяцем позже не почувствовала, что беременна.

– Дай ребенку мою фамилию, – ответил Джордж, когда она сообщила ему о своей беременности. – Я немедленно высылаю деньги. – Но он так и не предложил ей выйти за него замуж.

Чтобы спасти от потрясения свою единственную родственницу, бабушку, графиню д'Аранвиль, Мари изобрела неудавшийся брак, который был быстро расторгнут. Имея хорошие деньги, положенные Джорджем на ее счет в банке, она вернулась домой, в приходящий в упадок замок.

Бабушка Мари, графиня, была стара, и ее легко было ввести в заблуждение. К тому же она была в восторге, когда Мари сказала ей, что хочет дать ребенку их семейное имя. Мари считала, что таким образом решит проблему, связанную с тем, что она никогда не была замужем; но она также не забыла и пожелание Джорджа и дала сыну его имя.

Антуан Джордж Маунтджой д'Аранвиль родился в замке спустя шесть месяцев. Если не считать копны пламенеющих рыжих волос, он был вылитый отец. Те же яркие голубые глаза, тот же нос с легкой горбинкой, а когда он стал молодым человеком, то и такое же сильное гибкое тело. На этом сходство кончалось. По своему темпераменту Антуан был прямой противоположностью своему беззаботному, жизнерадостному, щедрому отцу.

Антуана растила в замке старая графиня, а Мари, вернувшись в парижскую квартиру и к своей «карьере», часто говорила друзьям, что ее лучшие роли не на сцене, а в жизни, в спектакле «Любовник и содержанка». Она была довольна своей жизнью. «Ну разве это не жизнь?» – часто спрашивала она, весело смеясь.

Старая графиня гордилась своей родословной. Она была в отдаленном родстве с королевскими семьями Румынии и Испании, а фамилия д'Аранвиль значилась во французском реестре голубых кровей. Она правила своим приходящим в упадок замком, как властная старая принцесса, с помощью нескольких оставшихся слуг, таких же старых, как и она сама. Она ежедневно напоминала Антуану о его статусе, о значительности его имени и его обязанностях перед семьей и Францией.

Мальчик воспитывался в полном одиночестве. Он рос, а его прабабушка становилась все старее; иногда она помнила, кем он ей приходится, но бывали дни, когда она напрочь забывала об этом. Антуан стал принимать это как должное и продолжал жить своей жизнью.

Когда ему исполнилось четырнадцать, его прабабушка продала последние семейные драгоценности – необыкновенно красивую бриллиантовую тиару, хранившуюся в семье д'Аранвиль четыре поколения, – и отправила Антуана в военное училище в Сен-Сире.

Антуан понимал, чем она пожертвовала, отправив его в это дорогое военное училище. И это была не только тиара; графиня была очень старой леди, и она знала, что может долго не протянуть на этом свете. Антуан восхищался и уважал ее за это и был полон решимости оправдать ее жертву. Но он не был эмоциональным молодым человеком: он не любил ни свою прабабушку, ни свою мать, которую он редко видел и которую презирал за глупость и распущенный образ жизни.

Антуан хорошо усвоил уроки своей прабабушки. Его имя и его карьера значили для него все. Старая графиня дожила до окончания им училища и присутствовала на выпускном вечере, где смотрелась как королева в своем старомодном платье лилового шелка и со сморщенным лицом, почти спрятанным под шляпой. Совершенно неожиданно для Антуана на вечере появилась и его мать, похожая на субретку в платье из желтого шелка и с огромной шляпой на голове. За ней тянулся шлейф аромата крепких духов. Антуан уважал прабабушку и стыдился своей матери.