Глава 37

Алекс вел маленький красивый «бугатти» с открытым верхом по извилистой дороге в рыбацкую деревушку Позитано. Он посмотрел на Ханичайл, сидевшую рядом с закрытыми глазами. Ее волосы трепал ветер. Она была бледной и измученной на вид, но на лице ее играла улыбка.

– Почти приехали, – объявил Алекс, делая очередной поворот.

Ханичайл выпрямилась на сиденье, убрала с лица волосы и посмотрела на прекрасный вид за окном.

Деревушка раскинулась по крутому обрыву; ее маленькие домишки были увиты бугенвиллеей и цветущей геранью; на веревках висело разноцветное белье. Далеко внизу, в заливе, имевшем форму полумесяца, на глади лазурной воды стояла на якоре «Аталанта»; в безоблачном голубом небе парили чайки, а воздух был пропитан запахами дикого тмина, розмарина и моря.

– Я даже вообразить себе не могла, что на земле есть такое красивое место, – произнесла в восторге Ханичайл, вспомнив прочитанные в детстве книги и свои мечты увидеть мир. – Оно великолепно!

– Подожди, скоро ты увидишь «Аталанту», – сказал Алекс с довольным видом. – Она само совершенство.

Два молодых матроса в тельняшках и белых брюках ждали их у лестницы, ведущей вниз, в гавань. Они с восторгом встретили Алекса и весело поздоровались с Ханичайл.

Оставив матросов позаботиться об их багаже, Алекс и Ханичайл, взявшись за руки, спустились вниз по ступеням и зашагали по булыжной дороге вдоль деревушки. Время от времени они останавливались, чтобы полюбоваться балконами с цветущей на них геранью и прочими цветами. Местные ребятишки бежали за ними, крича «буон джорно» и смеясь, преследуемые сворой лающих собак.

В маленькой гавани их ждала «Аталанта».

– Моя гордость и радость, – проговорил Алекс, глядя на свою сверкающую на солнце яхту. – Она у меня уже десять лет, но доставляет мне большое удовольствие.

«Аталанта» была построена в виде клипера: корпус из тикового дерева, с тремя мачтами, острыми обводами и развитой парусностью; команда судна из десяти человек выстроилась в шеренгу, приветствуя Алекса и Ханичайл. Алекс знал их всех по именам. Он пожал каждому руку и представил Ханичайл, затем повел ее осматривать яхту.

Декор судна был четким и простым, без ненужных украшений, и все было в безукоризненном порядке. Палубы из тикового дерева гладкими, как шелк; предметы из меди отполированы до блеска; канаты свернуты в клубки. Капитанский мостик был таким, каким он должен быть на прекрасной яхте: с последними навигационными приборами и морскими картами, аккуратно сложенными в просторные ящики. Нос яхты украшала полированная медная табличка с указанием названия судна; на главной мачте развевался флаг ее владельца.

Главный салон, просторный, с простым кремовым шерстяным ковром, стульями и софами, обтянутыми серо-коричневым льном, с мраморным камином, в теплые летние месяцы украшали букеты простых полевых цветов: крупных маргариток, кукурузных початков и папоротника. В обеденном салоне стоял антикварный сосновый стол на двенадцать мест с обитыми черным льном стульями; на палубе, под синим тентом, стоял другой стол с синими парусиновыми стульями для обедов на свежем воздухе. Все было, как выразилась Ханичайл, само совершенство.

– Мы отчалим, как только вернется корабельная шлюпка с нашим багажом, – сообщил Алекс.

– А куда мы плывем? – спросила Ханичайл, сияя от счастья.

– Куда укажет нам лунная дорожка, – ответил Алекс, улыбаясь.

Стюард показал Ханичайл ее каюту. Она была большой и просто декорированной, в морских сине-белых тонах. На полу лежал тканый, в бело-синюю полоску, ковер; накрахмаленные шторки на иллюминаторах, окольцованных бронзой, были синими, с белыми держателями; на кровати – простое белое льняное покрывало.

Ванная комната была большой и роскошной. Служанка уже развешивала здесь вещи Ханичайл в просторном стенном шкафу. Ханичайл улыбнулась, вспомнив свое путешествие на «Королеве Мэри» и свой бедный гардероб. Сейчас она имела даже больше того, что могло удовлетворить женщину. И сейчас у нее был Алекс.

Ханичайл проснулась в шесть часов, чувствуя себя отдохнувшей. Приняв душ, она надела длинное открытое голубое шифоновое платье, расчесала свои светлые волосы, которые роскошной волной упали ей на плечи, и вышла босая на палубу.

Заходящее солнце окрасило море в огненно-красный цвет; в Позитано горели огни, и звуки музыки разливались над спокойной гладью воды. Над отвесными скалами висела полная луна. Ханичайл подумала, что более прекрасного заката никогда не видела.

– Закат принадлежит тебе, – сказал Алекс, глядя на нее с восхищением. – Полагаю, что и лунный свет тоже. Сегодня мы счастливы, Ханичайл. К нам благосклонны солнце, луна, звезды – все сразу.

– Да, мы счастливы, – согласилась она, падая в его объятия.

Алекс прижал ее к себе и почувствовал прикосновение ее груди, запах ее волос. Он поцеловал Ханичайл долгим нежным поцелуем, наполненным любовью, а потом внимательно посмотрел ей в глаза:

– Я не могу поверить, что ты действительно здесь и что мы принадлежим друг другу, по крайней мере на какое-то время.

– Я могу остаться навсегда, – сказала Ханичайл. – Только попроси.

Вздохнув, Алекс выпустил ее из своих объятий и подошел к столу, где в ведерке со льдом стояло шампанское.

– Выпьем за тебя, Ханичайл, – сказал он, наливая в бокалы вино. – Сейчас ты можешь забыть о прошлом. Ты должна забыть, что случилось с Гарри, и быть счастливой.

Они обедали, сидя под синим тентом и слушая плеск волн за бортом, а после обеда сели в корабельную шлюпку и поплыли на берег, в деревню, где гуляли, взявшись за руки, по мощенным булыжником улочкам. Устав от прогулки, посидели в маленьком кафе, потягивая граппу и наблюдая за группой пожилых мужчин, шумно игравших в домино.

Стало смеркаться.

– Завтра наступит новый день, – сказал хозяин кафе. – А сейчас пора спать.

Что-то напевая себе под нос, он стал убирать приборы со столов.

– Buona sera, Capitano. Buona sera, Signora[9], – весело сказал он, глядя на щедрые чаевые, которые оставил Алекс. – Molte grazie. A piu tarde.[10]

Вернувшись на яхту, Алекс и Ханичайл сели на палубе.

– Я помню, когда увидел тебя на борту «Королевы Мэри», в твоих глазах были звезды такие же яркие, как эти, – сказал Алекс, глядя на звездное небо.

– Мне кажется, что с тех пор я сильно повзрослела, – ответила Ханичайл, вздохнув.

Яхта слегка вздрогнула, когда подняли якорь и запустили моторы. Алекс посмотрел на часы. Была полночь.

– Куда мы поплывем? – снова спросила Ханичайл.

– Я же сказал тебе, что мы будем плыть по лунной дорожке. Когда мы выйдем из залива, ветер наполнит паруса. Тогда ты увидишь, на что способна «Аталанта».

– Ты так любишь эту яхту! – сказала Ханичайл.

– Я нашел ее полуразрушенной в одном из яхт-клубов близ Марселя и купил за бесценок. Месяцы ушли на ее реконструкцию; я сам подобрал палубные материалы, сделал новую облицовку корпуса и установил новые мачты. Она – мое творение, частица меня.

Алекс взял Ханичайл за руку и подвел к поручням.

– Смотри, – указал он на матросов, карабкающихся наверх и разворачивающих один за другим паруса. Ветер надул их, и «Аталанта» понеслась по лунной дорожке сквозь звездную ночь.

Глаза Алекса светились счастьем.

– Почему ты все не бросишь, Алекс? – спросила Ханичайл. – Ты богатый человек и можешь проводить все время здесь, на борту, и быть счастливым.

– Если бы это было так легко! «Аталанта» делает меня счастливым, потому что она одна из тех немногих вещей, которые я купил для любви, а не как средство для моей личной вендетты. В войне против человека, который был моим отцом.

Алекс прижал Ханичайл к себе. Он никогда не рассказывал о своем прошлом, даже о матери. Он жил каждым новым днем, весь в заботах, стараясь ни о чем не думать, потому что воспоминания были слишком болезненными для него и потому что это заставляло его ненавидеть себя даже сильнее, чем тогда, когда он это сделал. Ему было нелегко сказать женщине, которую любил, что он был жестоким и мстительным человеком, но, если между ними что-нибудь и произойдет, она должна знать правду, знать историю его мести, которая преследует его всю жизнь.

– Мне было одиннадцать лет, – продолжал Алекс, – когда я впервые увидел своего отца. Было поздно, когда он пришел в «Иль Сорентино», но по реакции моей матери я понял, что это, должно быть, он. Ее лицо побледнело, а глаза потемнели. Он даже не вспомнил ее, а смотрел сквозь нее. Для него она была просто прислугой. Мать повернулась и убежала на кухню, а я остался наблюдать.

Он был высокий, красивый и надменный. Аристократ и владелец пароходных линий. Все знали его корабли, грузовые суда и особенно лайнер «Эксельсиор», который сделал его богатым. Владелец кафе, все официанты заискивали перед ним.

С ним был мальчик, его сын. Он был моложе меня, но такой самонадеянный, такой уверенный в своем законном месте в этом мире, как сын богатого аристократа. А я был просто бедным мальчишкой, наполнявшим их стаканы водой. А моя мать, молчаливая и дрожавшая на кухне, была давно забытой любовницей, просто женщиной, накладывающей еду на их тарелки. Для них мы были меньше чем никто, ничтожества, недостойные их внимания.

Я помню, как я смотрел на мальчика. Он был похож на принца. И в этот момент я поклялся, что отомщу им. «Однажды, – сказал я своей плачущей матери, – однажды я разделаюсь с ним за то, что он с тобой сделал. С нами. Обещаю».

Алекс замолчал. Прислонившись к поручням и стиснув кулаки, он смотрел на лунную дорожку, пересекавшую океан. Но Ханичайл понимала, что мыслями он далеко от нее. Мыслями он в том своем далеком детстве и видит сейчас себя, тогдашнего, своего отца и его сына, на месте которого мог быть он.

– Спустя годы, – наконец продолжил Алекс, – когда я стал преуспевающим, богатым и у меня появилась власть, я отправился на их поиски, чтобы отомстить. Я нашел своего врага слабым. Они потеряли деньги, опрометчиво вложив их в рискованное деловое предприятие. Вся их собственность была под обременительной закладной: палаццо в Риме, загородная вилла, дом в Париже. Их лайнер был продан, а деньги потрачены на то, чтобы оплатить долги.

Действуя тайно, я купил их суда. А потом пошел в банк и купил закладные на всю их собственность. Я стал ее владельцем и послал представителя с требованием немедленно заплатить по закладным.

Конечно, денег у них не было. Я лишил их права выкупа заложенного имущества и прогнал. Я владел их судами, землями, домами. Я одержал победу.

Я не рассказал матери о том, что сделал: она была доброй женщиной и была бы шокирована моей бессердечностью.

Я думал, что наконец буду счастлив. Сейчас я был принцем, а второй, законный, сын был доведен до нищеты. Конечно, они не знали, кто погубил их.

Через какое-то время по иронии судьбы его сын пришел ко мне в офис просить работу. Я сидел за столом, смотрел на своего соперника и знал, что он в моей власти. Он был высоким блондином, красивым, молодым и, как прежде, уверенным в себе благодаря хорошему воспитанию, образованию, привилегированному рождению, благодаря своему имени. Он уверенно улыбался мне: как ему с его положением могут отказать. У него был опыт в судоходном деле, и он был тем, кем был. Он многое мог предложить. Но я отказал ему в работе. От его уверенности не осталось и следа; он был в отчаянии. «Как вы не понимаете, сэр, – сказал он умоляющим голосом. – Мне нужна эта работа. Моя семья испытывает тяжелые времена. Мой отец болен. Пожалуйста, сэр. Я прошу вас».

Алекс до сих пор видел себя, безжалостно пожимающего плечами и небрежно бросающего ему в лицо: «Кто думает о родных, не забудет чужих. У вас есть титул, семья. Посмотрим, даст ли вам это работу».

Алекс мрачно посмотрел на Ханичайл.

– Я отомстил сполна и думал, что буду счастлив. Разве я не получил все, что хотел? Я стал преуспевающим, богатым. Я купил матери роскошные апартаменты в Риме и дом за городом. Но случилось так, что умоляющие глаза моего брата по отцу преследовали меня во сне.

Со временем я снова обрел счастье. Я выкинул свое прошлое из головы. Но однажды я узнал из газеты, что человек, который был моим отцом, покончил с собой. Я был потрясен. Я не мог вынести мысли о том, что погубил его.

Сунув руки в карманы, Алекс стал ходить по палубе. Он выглядел таким одиноким, что Ханичайл захотелось подбежать к нему, обнять и сказать, что все осталось в прошлом и он должен забыть об этом навсегда. Алекс вдруг остановился и повернулся к Ханичайл:

– Теперь я стал слабым. Я пошел к его сыну и рассказал, кто я и что сделал. Я признался, что разорил их. Затем я вернул им их собственность, их корабли и выплатил большую сумму компенсации за то, что сделал. Теперь я признаю свою ошибку, – продолжал Алекс упавшим, бесцветным голосом. – Я дал его сыну власть. И его месть была гораздо изощреннее моей. Я был наказан и продолжаю расплачиваться за свою слабость.

Алекс увидел слезы в глазах Ханичайл.

– Не жалей меня, – сказал он слегка охрипшим голосом. – Я не достоин сожаления. Вот почему мы отправились в это маленькое путешествие: ты должна знать всю правду обо мне, увидеть все собственными глазами. Завтра ты все поймешь.

Алекс посмотрел на часы. Он снова стал чужим, словно и не было этого чудесного вечера, проведенного вдвоем.

– Уже поздно, – резко произнес Алекс. – Ты должна выспаться.

– Но, Алекс... – попробовала возразить Ханичайл, но он жестом остановил ее.

– Спокойной ночи, милая Ханичайл, – чуть смягчившись, произнес он. – Как правильно заметил хозяин кафе, «завтра наступит новый день». Нам обоим надо выспаться.

Алекс взял Ханичайл за руку и проводил до каюты.

– Спи спокойно, моя дорогая, – с нежностью в голосе произнес он и, быстро поцеловав ее в губы, ушел. Ему хотелось побыть наедине со своими мыслями.

Глава 38

В эту ночь Алекс не спал. Он привык к этому; за эти годы в его жизни было много ночей, когда он не спал и все бродил по своим шикарным апартаментам в Риме, по своему великолепному дому в Лондоне и пентхаусу на Манхэттене, спрашивая себя, стоило ли ему это делать. Поступил бы он так, зная, какую высокую цену придется заплатить? Ответ всегда был одним и тем же.

Он бы отдал все, что имел, чтобы повернуть часы обратно и начать все сначала. Но жизнь не предоставляет таких возможностей. В какой-то момент человеку дается право сделать свой выбор: он его делает и живет дальше, имея его результаты. Или по крайней мере делает вид, что живет.

Паруса яхты были наполнены ветром, мощные моторы тихо урчали, и «Аталанта» неслась сквозь ночь. Перегнувшись через поручни, Алекс смотрел в глубины моря цвета индиго и в глубины своей собственной души.

Он не собирался влюбляться в Ханичайл. Видит Бог, он боролся с этим чувством в себе. Но часы назад не повернуть, ему был предложен выбор в самый первый вечер на лайнере, когда он увидел ее, стоявшую на верхней ступеньке лестницы, ведущей в обеденный салон. Она выглядела такой испуганной и беззащитной. И такой невинной.

Беда в том, что теперь в Нью-Йорке все считали их любовниками. Он скомпрометировал Ханичайл, чтобы спасти ее, но он не может жениться на ней. Сейчас он намеревался показать ей правду, а затем ей самой предстоит сделать выбор. Алекс чувствовал в глубине души, что потеряет Ханичайл. Между ними все будет кончено.

Склянки пробили четыре раза: сменялась вахта. Он потер затекшую шею и пошел вдоль палубы к капитанскому мостику.

На вахте стоял первый помощник. Он козырнул и сказал:

– Buona notte, Capitano.

Алекс сказал ему, что примет вахту, а он может идти спать. Взглянув на морскую карту, он взялся за штурвал. Алекс всегда любил ночные вахты. Ему нравилось быть одному в темноте, чувствовать внизу биение мотора, плавно несущего корабль по глади волн. Он знал, что смерть может быть одним из решений, но это не для него. Он никогда не сдавался без борьбы, он боролся и побеждал. Он был человеком, который, казалось, никогда не проигрывает. Только в случаях, когда дело касалось сердца.

Когда наступил холодный туманный рассвет, «Аталанта» двигалась на север вдоль береговой линии, приближаясь к цели. Алекс передал вахту дежурному офицеру и спустился вниз выпить кофе.

Ханичайл опередила его. На ней была белая блузка с юбкой, волосы зачесаны назад и завязаны голубой ленточкой под цвет ее глаз. Она пила кофе, глядя на стелющийся над морем туман. Увидев Алекса, она улыбнулась.

– Ты выглядишь на четырнадцать лет, – весело заметил он. – Как кофе?

– Крепкий, но вкусный.

Алекс подошел к буфету и налил себе чашку кофе.

– Хорошо спала? – спросил он.

– А ты думал, что я не засну?

– Хорошо встретить рассвет на море, – сказал Алекс. – Бери кофе, и идем на палубу.

Они стояли на палубе, наблюдая, как над миром встает новый день. Небо внезапно порозовело, затем окрасилось в золотые тона, когда лучи солнца прорвались сквозь туман и упали на поверхность воды. Стояла полная тишина: ни голоса, ни крика птицы, даже плеска волн не было слышно.

– Каждый раз, когда я это вижу, я думаю, что таким, вероятно, был рассвет в день сотворения мира, – сказал с восхищением Алекс.

Ханичайл вспомнила все свои одинокие рассветы на ранчо, когда солнце обжигало, едва появившись из-за горизонта, а ветер шелестел в пожухлой траве словно хищник. Рассвет там кончался в считанные минуты, и все живое вело ежедневную борьбу с никогда не кончавшейся засухой.

– Должно быть, именно так выглядит рай, – сказала Ханичайл удивленно, когда туман растаял и спокойное море засияло голубыми красками под лучами солнца. Воздух был таким свежим и чистым, что она почувствовала, будто пьет его вместе с кофе.

– Куда мы мчимся так быстро? – спросила Ханичайл.

– К месту, которое я знаю. – Алекс посмотрел на часы. – Мы должны быть там к полудню. А пока как насчет завтрака? Марио уже накрывает его на палубе. Ты можешь угоститься свежими фруктами из Позитано, кофе из Рима, свежим хлебом нашей собственной выпечки и вареньем из Парижа. Или, если пожелаешь, американскими горячими булочками и яйцами с беконом, хотя я не знаю, откуда последние доставлены.

Ханичайл засмеялась, и у Алекса защемило сердце. Впереди ее ожидает сильный удар, а там видно будет, что с ним случится.

Он ушел принять душ, и Ханичайл с облегчением подумала, что он снова стал прежним. Она никогда не считала Алекса бессердечным; просто он открывал миру свою одну, непобедимую, сторону. Сейчас она узнала другую.

Когда он вернулся, они сели завтракать и ели свежий хлеб с вареньем и фрукты, говоря о красоте моря, о свежести утра, обо всем и ни о чем.

После завтрака Алекс сказал, что ему надо немного поработать, и ушел, а Ханичайл, переодевшись в купальник, легла на палубе с книгой. Алекс не появился на ленч, и она одна уныло ковыряла салат.

В половине третьего он прислал стюарда сказать ей, что они причалят минут через двадцать пять, а дальше поедут машиной. Ханичайл бросилась собирать вещи, не переставая удивляться, что означает вся эта секретность.

Она быстро надела простое голубое хлопчатобумажное платье и сандалии, провела расческой по влажным волосам, чуть подкрасила губы и выскочила на палубу.

Алекс уже ждал ее. Он выглядел уставшим, как человек, не спавший всю ночь.

– А вот и ты, – сказал он. – Как раз вовремя. «Аталанта» уже встала на якорь, и их ждала лодка. Алекс помог Ханичайл спуститься и все время, пока они плыли через залив к маленькому красивому порту, дремавшему под послеполуденным солнцем, держал ее за руку.

Машина уже ждала их – быстрый дорогой «мерседес». Алекс сел за руль.

– Куда мы едем? – спросила Ханичайл.

– В самый красивый дом, – тихо ответил он. – Чтобы показать тебе причину, по которой я никогда не смогу попросить тебя разделить мою жизнь.

– Алекс, не надо, – попросила Ханичайл, внезапно испугавшись. – В этом нет нужды. Ты знаешь, что я люблю тебя. Меня не беспокоят твои секреты. Пожалуйста, не поедем туда.

– Мы должны, – ответил он. – Ты должна увидеть собственными глазами результат моей победы.

Они ехали в тишине по извилистой дороге, через холмы, покрытые виноградниками, через маленькие деревушки, пока наконец Алекс не сбросил скорость и не свернул на песчаную дорогу, ведущую вверх и окруженную с двух сторон тополями. Виноградники застилали холмы, то там, то сям попадались оливковые и апельсиновые рощицы, и среди них, наверху, стоял чудесный дом.

– Это вилла д'Омбруско, – сказал Алекс. – Дом теней. Он когда-то был моим домом, и это место я любил больше всего на свете. Я думал, когда покупал его, что Господь подарил мне самое красивое место, чтобы я там провел жизнь до конца своих дней.

Домоправительница, пожилая улыбчивая женщина, одетая в черное, распахнула дверь.

– Ах, синьор, – сказала она, – как я рада снова видеть вас.

– Как дела, Ассунта? – спросил Алекс, входя в прохладный, мощенный плитами холл.

– Как всегда, синьор, – ответила домоправительница. – Грех жаловаться. Возможно, синьорина хочет что-нибудь выпить? – Она улыбнулась Ханичайл. – Дорога была долгой, а сегодня очень жарко. Я только что приготовила свежий лимонад.

Она провела их в красивый салон с антикварной мебелью и уютными софами. Французские окна открывались на устланную плитами террасу, увитую виноградной лозой и заставленную столиками и металлическими стульями с разноцветными подушками. Внизу под тенью старого оливкового дерева был внутренний дворик; из головы каменного Бахуса с приятным журчанием в чашу текла вода.

– Теперь я понимаю, почему ты так его любишь, – сказала Ханичайл.

– Любил, – поправил ее Алекс. – Сейчас это монумент моей пагубной власти.

– Я сказала синьоре, что вы здесь, – сообщила Ассунта, входя с подносом, на котором стояли кувшины с лимонадом и два высоких стакана с звеневшим в них льдом. Бросив взгляд на Ханичайл, она поставила поднос на стол. – У нас редко бывают гости, – сказала она с сожалением. – Только иногда синьор.

Раздался звук шагов, и Алекс быстро поднялся, бросился к двери, чтобы встретить женщину, прижал ее к себе, поцеловал в обе щеки и, взяв за руку, подвел к столу.

Она была болезненно худой: красивая женщина с распущенными черными волосами и бледным лицом. Она с трудом шла, опираясь на руку Алекса и тросточку. Ханичайл заметила, что она прекрасно одета и на ее пальцах сверкают бриллианты, а на шее нитка жемчуга. Когда они подошли ближе, женщина не поздоровалась с ней и даже не заметила. Ханичайл обратила внимание, что взгляд больших черных глаз женщины ничего не выражал.

– Позволь представить тебе мою жену, – сказал Алекс. – Синьора Оттавия Скотт.

Ханичайл посмотрела на прекрасную безумную женщину, затем перевела взгляд на Алекса. Ее сердце наполнилось печалью за них обоих. Только сейчас она поняла, почему Алекс держал ее на расстоянии. Она поняла, что он никогда не оставит Оттавию, что его любовь и его жалость связали его с ней навеки.

– Оттавия не может говорить, – сказал Алекс. – Мы даже не уверены, что она понимает, что происходит вокруг. Но я по крайней мере знаю, что она хочет жить здесь, в этом доме. Возможно, она живет воспоминаниями о прошлом, когда мы были счастливы. Я только надеюсь на это. Я навещаю ее так часто, как могу. И всегда надеюсь, что ей доставляет удовольствие видеть меня, но она лишь тихо сидит на этой террасе, слушает журчание воды и щебет птиц.

Алекс усадил жену в кресло. Ее ничего не выражающий взгляд вдруг задержался на Ханичайл, затем она посмотрела на Алекса.

– Оттавия, это друг, – ответил он на ее немой вопрос.

Его жена ничего не слышала. Она стала с тревогой озираться, затем из сада прибежал маленький черный котенок. Он прыгнул ей на колени, и она крепко прижала его к себе.

– Видишь, у Оттавии для компании есть маленький дружок, – с нежностью в голосе сказал Алекс. Он налил в стакан лимонада и поднес к губам жены. Она отпила немного. Алекс вытер ей рот салфеткой и сел рядом.

– Оттавия не может говорить вот уже пятнадцать лет, – сказал он Ханичайл. – Теперь ты сама видишь, почему я не могу оставить ее.

– Я понимаю, – ответила Ханичайл.

– Нет, ты не понимаешь, но скоро поймешь.

И, глядя на Оттавию, он рассказал Ханичайл, что случилось много лет назад.

– Это случилось год спустя после того, как я встретился с другим сыном моего отца, – начал он. – Я вернул ему его корабли, его владения, все, что отобрал у него. Я выплатил ему мой долг и успокоил свою совесть. Я думал, что искупил свои грехи.

Я встретил Оттавию на Капри. Она проводила там каникулы вместе со своей матерью. Она была юной и фантастически красивой – очаровательной девушкой с гладкими черными волосами и живыми блестящими карими глазами. Ее мать была болезненной, скрученной артритом, и Оттавия целыми днями возила ее в инвалидной коляске по зеленым холмам Капри. Наблюдая за ней, я решил, что она человек упорный.

Они остановились в том же самом маленьком отеле на базарной площади, что и я. Я обратил внимание, что она каждый вечер обедает одна, и, наведя справки у официантки, узнал, что ее мать предпочитает обедать раньше, после чего отдыхает. Оттавия заметила, что я поглядываю на нее, и послала мне ободряющую улыбку, поэтому я осмелился пригласить ее погулять по площади и посидеть в одном из маленьких кафе.

Она согласилась, и мы гуляли вдоль берега. Она рассказывала мне о болезни матери и о том, какой сильной привыкла быть, хотя все это очень печально.

Она была дочерью доктора из Милана, который умер годом раньше. Ей было девятнадцать лет, и она мечтала изучать медицину, а пока была просто сиделкой для своей матери. Она не жаловалась, так как очень любила свою мать. Но в ней чувствовалась какая-то тоска.

Я не мог оторвать от нее взгляда: она была такой легкой и грациозной, такой красивой, и я влюбился в нее с первого взгляда. Я должен был вернуться в Рим и приступить к работе, но предпочел остаться с Оттавией на Капри. Спустя две недели, когда каникулы подходили к концу, я попросил ее выйти за меня замуж.

Алекс закрыл глаза.

– Я посмотрел на нее и увидел в ее блестящих глазах любовь. Она доверчиво положила свою руку на мою, хотя едва меня знала, и сказала «да».

На следующей неделе мы обвенчались в маленькой церквушке на Капри. Церемония была скромной: ее мать и моя были единственными гостями. На Оттавии было очаровательное хлопчатобумажное белое платье, расшитое цветами, которое сшила местная женщина, в руках букетик лилий, купленных на рынке. У меня даже не было времени купить ей кольцо, поэтому я пообещал, что, когда мы вернемся в Рим, я куплю ей самое красивое кольцо по ее выбору. А пока мы купили маленькое серебряное колечко в одном из местных магазинов, и именно его я надел ей в тот день на палец.

Взгляд Ханичайл устремился на Оттавию, все еще продолжавшую гладить котенка.

– Она носит это кольцо и сегодня, – сказал Алекс. – Она слишком сентиментальна, чтобы заменить его. Она говорила, что это может навлечь беду.

Я помню, как мы смеялись. Какая беда может найти нас? Мы были молоды, любили друг друга, и у нас было все, что душа пожелает. Так по крайней мере мы думали, когда спустя год Оттавия сказала мне, что беременна, и я понял, что мы не имели это «все». Только ребенок мог сделать наш мир полным.

Мы жили в апартаментах в Риме, но Оттавия решила, что сейчас, когда у нас будет ребенок, мы должны иметь загородный дом. Поэтому мы начали подыскивать его и через несколько недель нашли виллу д'Омбруско. Мы полюбили ее с первого взгляда и незамедлительно купили. Оттавия провела здесь последние недели беременности, наблюдая за реконструкцией. К тому времени, когда родился наш сын, все было готово.

Алекс замолчал. Откинувшись в кресле, он собирался с силами, чтобы продолжить.