Глава 33

Конгрессмен Джек Делении знал, что он похож на Кларка Гейбла. Люди так часто говорили ему об этом, что он и сам в это поверил. «Единственным различием являются уши», – говорил он, откидывая свои темные волосы и восхищаясь своими плоскими, хорошей формы, ушами. «И возможно, у меня еще кое-что получше, чем у Гейбла», – всегда добавлял он, непристойно смеясь.

А правда заключалась в том, что он не был похож на кинозвезду, а культивировал в себе это сходство: маленькие усики, кривая усмешка, легкая сутулость. Он убивал женщин наповал, как только они его видели. Они всегда бегали за ним, особенно сейчас, когда он стал шишкой.

Чтобы быть шишкой, приходилось много работать, потому что без сильной посторонней поддержки он мог очень быстро снова стать никем. И он пока еще не достиг высшей ступени лестницы, ведущей наверх.

Он был обязан своим могуществом богатым покровителям, гангстерам, которые протолкнули его в конгресс, чтобы защищать их интересы и препятствовать лоббированию в таких областях, как игровой бизнес, мясоконсервное дело и транспортные профсоюзы. С их деньгами и властью ему было легко похоронить свое прошлое и опровергнуть обвинения в коррупции. Он и сам много потрудился, чтобы добиться такой поддержки.

На деньги мафии он проводил избирательные кампании, приобрел огромный дом в Хьюстоне, делал денежные пожертвования. К тому же у него была красивая внешность, искренняя улыбка, крепкое мужское рукопожатие. И все это вкупе с дорогой пропагандистской кампанией решило дело в его пользу – он был избран в конгресс.

Он сидел в большом комфортабельном офисе в здании сената. Его ноги лежали на широком столе, свободном от срочных бумаг, требующих его внимания; маленькая вонючая сигара зажата между зубами, а руки скрещены за головой. Он думал, как ему следует вести себя в дальнейшем.

У него была приятная внешность, огромное обаяние, и он знал, как продвинуться вперед. Он может стать кандидатом в президенты, но на это, возможно, уйдут годы, а он был человеком нетерпеливым, и, кроме того, Рузвельт все еще прочно сидел в Белом доме, несмотря на «новый курс».

Нет, думал Делейни, человек в коляске пробудет там еще долгие годы. Все, что он может сделать, это медленно пробиваться в сенаторы, заставив себя заметить и чем-то отличиться.

Медленность всего этого повергла его в уныние. Жизненный стиль Вашингтона ограничивал человека его потребностей. Бывали моменты, когда он тосковал по старым временам «сухого закона», контрабанды спиртных напитков, рэкета и женщин.

Сбросив со стола ноги, Делейни вынул изо рта сигару и глубоко вздохнул. То были хорошие времена. Но его прошлое было тщательно отредактировано теми, кто его поддерживал. Сейчас он был известен как вдовец, который так глубоко переживает смерть своей жены Розмари, что до сих пор не может найти достойную ей замену. Сценарий был рассчитан на все слои избирателей: домохозяйки обожали его преданность своей жене; молодые женщины влюблялись в него, а мужчины восхищались тем фактом, что истинный техасец сам всего добился и стал «мужиком из мужиков». В дни глубокой депрессии Джек знал, как вселить в людей надежду.

«Удача не ищет вас, мои друзья, – говорил он в своих речах, в залах маленьких безымянных городков, куда, как он искренне надеялся, больше никогда не вернется. – Вы должны найти и поймать эту старую леди. Да, господа. А я только парень, который хочет помочь вам. Голосуйте за меня, и удача, которую поймал я, придет и к вам».

Местные оркестры громко играли. Пиво, прохладительные напитки – все, оплаченное гангстерами, – раздавались толпе, женщины получали розочки, а дети – красные, белые и голубые конфеты вместе с фальшивыми улыбками.

«Даже паршивых собак приходится ласкать», – мрачно думал Джек, потому что ему всегда хотелось дать им пинка. Он ненавидел собак, ненавидел всегда, а они, казалось, ненавидели его тоже. Собаки не любили его: они рычали и скалили зубы, когда Джек пытался погладить их, заставляя владельцев с подозрением смотреть на него, словно эти создания были судьями его характера.

Вся беда заключалась в том, что он со своими все больше растущими амбициями всегда должен был искать опору у бандитов. Они заплатили, чтобы протащить его в конгресс, и сейчас они платят ему, чтобы он заботился об их интересах. А этого для Джека недостаточно. Он чувствовал себя бедным человеком. В сенате были парни с фамильным состоянием, и они не задумываясь тратили на кампанию полмиллиона и даже больше. Это были люди с домами в Нью-Йорке, на Саратоге и в Палм-Бич, в горах Адирондака и с большими белыми яхтами на Бермудах. Его соперник из Техаса был именно таким человеком. Гораздо богаче его и тоже коррумпированный. Он метил на место Джека в конгрессе и готов был сделать все, чтобы получить его.

У Джека было ощущение, что те, кто его поддерживает, охладели к нему. Телефонные звонки раздавались все реже и были менее дружелюбными. Его больше не приглашали на приемы в высшее общество, к чему он успел привыкнуть. Он был уверен, что его стараются вытолкнуть, чтобы освободить место другому, который мог предложить больше, чем он. Слово «лояльность» отсутствует в словаре бандитов.

Он читал в прессе Хьюстона о нефтяных разработках на ранчо Маунтджой и размышлял, как это было и прежде, с Роузи, как бы обернуть это дело в свою пользу. Он, как и в случае с Роузи, знал, что делать. Только на этот раз он позаботится о маленькой Ханичайл раз и навсегда. К сожалению, на этот раз ему придется отделаться и от ее мужа тоже; он не может себе позволить, чтобы возникли проблемы. Он воспользуется своим сегодняшним положением, чтобы предъявить претензии на дом и землю. Джек не сомневался, что дело выгорит. А для этого нужен всегда только хороший ленч и один телефонный звонок.

Джеку нравился отель «Мейфлауэр». В нем был отдельный затемненный бар, где он сможет пропустить парочку порций ирландского виски и провести тихую деловую беседу, а в ресторане он получит стейк именно такой, какой любит: средней прожаренности, с картофельным пюре, затем парочку кружек пива, и никакого десерта.

«Оставьте всю эту сладенькую дрянь для женщин, – говорил Джек, играя роль конгрессмена, настоящего южанина. – Я из Техаса. Мы любим стейки, а вы умеете их готовить. Этого мне вполне достаточно». На самом деле он родился и вырос в бостонском Норт-Энде, и с той поры прошло много лет, а сейчас он был южанином по рождению и воспитанию.

Бармен улыбнулся, приветствуя его, и дал ему двойную порцию виски, даже не спросив, что он хочет, и вазочку с сухими крендельками, которые Джек обожал. Он выпил виски, щелкнул пальцами, чтобы подали вторую порцию, и вышел в коридор к телефонной будке. Набрав номер оператора, он заказал разговор с Нью-Йорком и стал нетерпеливо ждать, барабаня пальцами по полке. Наконец ему ответил мужчина.

– Вито! – рявкнул Джек. – Где тебя черти носят? Наверное, бурно провел ночь? Слушай, парень, у меня возникла маленькая проблема, которую надо решить. Понимаешь, о чем я говорю? Да, это в какой-то степени личное, но плата та же самая.

Джек вынул из кармана клочок бумаги с адресом.

– Слушай, парень, – тихо сказал он, – работа очень деликатная. Никаких ошибок. Ты меня понимаешь? О'кей, слушай информацию.

Джек посмотрел через плечо, нет ли посторонних ушей, затем тихо продиктовал Вито имена Гарри Локвуда и Ханичайл, их адрес, добавил для верности описание внешности Ханичайл: высокая блондинка.

– Чек почтой, – сказал Джек, усмехнувшись своей шутке, так как деньги, конечно, будут посланы через сложную сеть курьеров, чтобы никогда не могли найти его след. – Половину авансом, половину после того, как работа будет сделана.

Вернувшись с довольной улыбкой в бар, он стал пить виски и болтать с барменом. Затем пошел в ресторан, где с большим аппетитом съел стейк.

Глава 34

Алекс Скотт плыл в Нью-Йорк на «Королеве Мэри» в своей обычной каюте. И как обычно, он большую часть путешествия проводил в одиночестве, но на третий вечер нарушил это правило и отправился на коктейль-прием, устроенный его старым знакомым, где и встретил Анжу.

Он стоял в дверях каюты, оглядывая толпу нарядно одетых людей и ругая себя за то, что из вежливости принял предложение и появился, чего не следовало делать, когда из-за спины раздался знакомый голос:

– Бонжур, дорогой Алекс. Удивляюсь, как тебя удалось выманить из твоего логова.

Он повернулся, и их взгляды встретились. Он не говорил с Анжу с той самой ночи, когда завернул ее в накидку и отвез домой. Она просила и умоляла его всю дорогу, говоря, что не сделала ничего плохого и очень сожалеет, что это было небольшое развлечение и она его действительно любит.

Он слушал ее с каменным лицом, пока не довез до дома, где холодно сказал:

– Анжу, ты не понимаешь значения слова «любовь». Ты эгоистичная интриганка. Ты причинила Ханичайл боль. Женщины, подобные тебе, плывут по волнам жизни, пользуясь своей красотой и очарованием и получая только то, чего хотят.

Он открыл дверцу машины. Анжу вышла, кутаясь в накидку и глядя на Алекса испуганными глазами.

– Не думаю, что я уж такая плохая, – сказала она. – Возможно, капризная, но не плохая. О, Алекс, пожалуйста, не отвергай меня. Я пришла к тебе, потому что люблю тебя. Я так тебя сильно хочу, а ты никогда не обращал на меня внимания. Мне просто нужно было что-то сделать, чтобы привлечь твое внимание.

– До свидания, Анжу, – холодно сказал Алекс, вернулся в машину и захлопнул дверцу. Выглянув из окна, он добавил: – И если я услышу от кого-то хоть одно слово, я приду к лорду Маунтджою и расскажу ему правду о том, что случилось и какая ты в действительности маленькая сучка.

Он тронул машину, наблюдая в зеркало за Анжу, смотревшую ему вслед с лицом, залитым слезами.

Глядя сейчас в ее прекрасные зеленые глаза и на невинную улыбку, Алекс с болью подумал о Ханичайл, вышедшей замуж за Гарри Локвуда. Он знал, что во всем виновата Анжу.

– О, проходи, Алекс, – сказала она, беря его под руку. – Кто старое помянет, тому глаз вон. Обещаю вести себя хорошо.

– Нам нечего сказать друг другу, – холодно ответил Алекс, вырвал руку и смешался с толпой. Он чувствовал на себе злой взгляд Анжу и знал, что она принадлежит к тому типу женщин, которые никогда не отвяжутся.

Ему было интересно знать, зачем она едет в Нью-Йорк. Он узнал, с кем путешествует мисс Маунтджой, – вместе с лордом и леди Малветт и их дочерью.

Алексу удавалось избегать Анжу, но он постоянно ощущал ее присутствие за одним из столиков в обеденном салоне и пару раз прошел мимо нее, прогуливающейся по палубе с дочерью Малветтов, коротко кивнув.

Поздно ночью он позволил себе думать о Ханичайл и о том, как, должно быть, ей было больно, если она очертя голову выскочила замуж. Мысль о том, что она в объятиях Гарри, заставила Алекса громко застонать. Он знал, что ему следовало бы рассказать правду о себе, но верность слову не позволяла рассказать ему свой секрет. Он не хотел, чтобы хоть кто-нибудь, пусть даже она, знал об этом.

Ханичайл была дома одна, когда днем зазвонил телефон. Она с тоской посмотрела на него, полагая, что это звонит Гарри, чтобы объяснить, почему он не пришел ночевать. В ее голосе чувствовался вздох, когда она ответила на звонок.

– Ханичайл, это Алекс, – сказал он, и ее сердце перевернулось. Ей следовало бы положить трубку, не вступая с ним в разговор, но она не смогла.

– Мне нужно увидеть тебя, – сказал он. – Я не могу позволить тебе жить дальше с мыслью о том, что то, чему ты стала свидетельницей, исходило от меня. Ханичайл, позволь мне по крайней мере объясниться. Это все, что я прошу. – Немного поколебавшись, Алекс добавил: – Нет, это не совсем правда. Я не могу быть в одном с тобой городе, чтобы не увидеть тебя. Я должен знать, как ты живешь, если, конечно, ты не занята.

– Нет, – прошептала она. – Я не занята. Я совсем не занята.

– Значит, мы встретимся?

– Где? – Ханичайл так сильно хотелось увидеть Алекса, что она сгорала от нетерпения.

– В дубовом зале в «Плазе»? В пять?

– Я буду там.

Он пришел слишком рано и как деревенский парень смотрел на дверь, ожидая, когда мелькнет тень его любви. Он сказал себе в сотый раз, что не любит Ханичайл, что он не может ее любить, но когда он наконец увидел ее, то понял, что лжет сам себе.

Она стала тоньше, изящнее и утонченнее, настоящая жительница Нью-Йорка в черном полотняном платье, черной широкополой шляпе из соломки и с жемчугом Маунтджоя на шее. Ее блестящие волосы цвета пшеницы были красиво подстрижены, длинные концы подвиты внутрь; в сапфировых глазах появилась тревога, когда их взгляды встретились.

– Слава Богу, что ты пришла, – сказал Алекс. – Я боялся, что не придешь. – Он оглядел полный народа зал и предложил: – Давай уйдем отсюда.

Потом взял Ханичайл под руку, почувствовав, как по его телу пробежал электрический ток, и они, выйдя из отеля, направились в Центральный парк.

В парке было полно народа, но они никого не замечали, словно их было только двое в целом мире. Алекс сказал Ханичайл, что с той самой ночи не переставал думать о ней. Затем взял ее за руку, усадил на скамейку и рассказал всю правду об Анжу.

Рядом катались дети на трехколесных велосипедах; трусили городские собаки на длинных поводках; взявшись за руки, проходили влюбленные, но взгляд Алекса был устремлен только на Ханичайл.

– Как она могла такое сделать? – спросила Ханичайл. – Ведь она была мне как сестра.

– Нам с тобой трудно понять такую женщину, как Анжу. Возможно, она и любит тебя, но ничто не может препятствовать ее желаниям. Ради своего удовольствия Анжу пожертвует даже матерью. Она не понимает, какой вред принесла, для нее это только развлечение. Анжу всегда должна быть первой. Ну а как ты, Ханичайл? – спросил Алекс, взяв девушку за руку.

Та пожала плечами:

– Полагаю, что Гарри счастлив. Каждый вечер он уходит играть в карты. Я даже не знаю, где он проводит большую часть времени, и, откровенно говоря, меня это не интересует. Я знаю одно – я люблю тебя, Алекс, поэтому я обманываю его, а он обманывает меня. Но это больше не имеет никакого значения. Я была глупой молодой дурой. Я совершила ужасную ошибку и сейчас пожинаю горькие плоды.

– Есть альтернатива.

– Развод? О да, я думала об этом. Каждый раз, когда Гарри полупьяный приходит домой и начинает рассказывать мне о своем триумфе, я думаю об этом. Почему ты не предложил мне выйти за тебя замуж? – спросила она, глядя ему в глаза.

– На это есть причина. Я не могу рассказать о ней. Скажем так – это мое наказание. – Обняв Ханичайл за плечи, Алекс придвинулся к ней ближе. – Это не потому, что я не люблю тебя, Ханичайл. Ты знаешь, что люблю. И если я когда-нибудь буду нужен тебе, ты только позови – я примчусь. – И он поцеловал ее.

Она знала, что этот поцелуй как печатью соединил их судьбы. Она всегда будет любить Алекса Скотта, несмотря на то что он не может жениться на ней.

Они ехали к ее дому, держась за руки, но Алекс, прощаясь, не поцеловал ее снова и не попросил еще раз увидеться. Она стояла на пороге своего красивого дома, наблюдая, как такси увозит от нее Алекса. Она посмотрела на визитку, которую он ей дал, с номером телефона и адресом офиса на Пятой авеню и подумала, сумеет ли она когда-нибудь воспользоваться ею.

Телефон зазвонил, когда Ханичайл открыла дверь. Она схватила трубку и чуть не задохнулась, когда услышала голос Анжу.

– Ханичайл, дорогая, это твоя раскаивающаяся кузина звонит тебе, чтобы попросить прощения. О, Ханичайл, я знаю, что причинила тебе боль. Это просто была глупая ошибка. Я не знала, что вы с Алексом встречаетесь. Он ничего не значит для меня. Честно. Пожалуйста, пожалуйста, скажи, что ты прощаешь меня.