Глава 23

Дом Маунтджоя занимал целый квартал на Керзон-стрит. Он был построен из светлого французского известняка, с дюжиной высоких окон и увенчан серой мансардной крышей. На лестнице, ведущей к двойным дверям из резного дуба, седовласый дворецкий уже поджидал Анжу.

– Добрый день, мисс Маунтджой, – сказал он, когда она вышла из машины. – Меня зовут Джонсон.

– Добрый день, Джонсон, – ответила Анжу, оглядывая просторный холл, в центре которого располагалась внушительных размеров лестница, ведущая на верхнюю галерею с колоннами; мраморный пол был выложен в виде рисунка, а искусно выполненные лепные корзины разрисованы золотыми листьями. На стенах висели массивные гобелены и картины, а между мраморными консолями стояли позолоченные диваны эпохи Людовика XIV, окруженные цветущими растениями. Все это напоминало дворец, и Анжу подумала, что лорд Маунтджой, должно быть, гораздо богаче, чем она предполагала.

Джонсон повел ее наверх по лестнице.

– Мисс Ханичайл приехала вчера, – сказал он, – а мисс Лауру мы ожидаем завтра.

– Мисс Ханичайл? – переспросила удивленно Анжу.

– Она из Техаса, мисс, и поселилась в желтой комнате в конце коридора.

Открыв дверь, Джонсон отступил в сторону, пропуская Анжу.

– Лорд Маунтджой решил, что вам понравится голубая комната, мисс.

– Она действительно голубая, – проговорила Анжу, рассматривая голубые, с рисунком персидские ковры, стены с такими же обоями и тяжелые парчовые шторы. Комната была большой, с высоким потолком, огромной кроватью на четырех столбиках, письменным столиком у одного из трех окон, выходящих на Керзон-стрит, и разными другими столиками, креслами, софами и расставленными по всей комнате лампами с отделанными бахромой абажурами. Рядом располагались гардеробная и ванная комната.

– Все прекрасно! Спасибо, Джонсон, – поблагодарила, улыбаясь, Анжу. – Мне кажется, что я буду здесь счастлива.

– Скоро придет ваша личная горничная Агнес, чтобы распаковать вещи, мисс. В маленькой гостиной внизу в четыре часа будет сервирован чай.

Глаза Анжу заблестели при мысли о личной горничной. Она подумала, что жизнь улыбнулась ей, и если она будет умной, то, возможно, никогда снова не станет бедной и ей не придется быть куртизанкой или выходить замуж за деньги.

Оставив Агнес распаковывать вещи, Анжу не спеша спустилась вниз по лестнице, перила которой были сделаны из резного оникса, а ступени устилала дорогая ковровая дорожка цвета бургундского вина. Анжу нравились и окружавшая ее роскошь, и бросавшееся в глаза богатство. Она страстно желала иметь все это. Ей хотелось быть хозяйкой этого дома, поддерживать его стиль, расточительно тратить деньги. С миллионами Маунтджоя она была уверена, что так оно и будет.

Анжу осмотрела большую гостиную, затем малую, библиотеку, кабинет, комнату для визитов, большую и малую столовые. В задней части дома она нашла прекрасный бальный зал с блестящим полированным паркетом и великолепными уотерфордскими канделябрами. Высокие французские окна выходили на вымощенную плитами террасу с лестницей, ведущей в английский парк.

– Господи, – потрясенно прошептала Анжу, – так вот где состоится наш первый бал.

Она вернулась в холл и стала внимательно его рассматривать. В этот момент на лестнице появилась Ханичайл. Она провела ночь в Маунтджой-Хаусе в одиночестве, если не считать многочисленных слуг. Она одна обедала, обслуживаемая ливрейным лакеем под присмотром неулыбчивого седовласого дворецкого. Она чувствовала себя неуютно в огромной, похожей на пещеру спальне, напичканной антиквариатом и мрачными портретами предков Маунтджоя. Когда Ханичайл погасила свет, ей стало страшно: тени сгущались; красные угольки в камине потрескивали и выпускали снопы искр; за высокими окнами зловеще мигали уличные фонари. Вспомнив о привидениях, она закрыла глаза и постаралась заснуть, но сон не шел к ней. Сейчас, увидев Анжу, она была просто счастлива.

– Господи, как я рада тебя видеть! – закричала она, сбегая с лестницы и протягивая к Анжу руки. – Привет! Я Ханичайл. О нет, нет, я Элоиз.

Анжу оглядела девушку с ног до головы, сразу отметив про себя ее плохой твидовый костюм и грубые туфли.

– Так вот, значит, как выглядят техаски, – сказала она, не скрывая удивления.

– Что ты хочешь этим сказать? – отпрянув, спросила Ханичайл. – Техаски выглядят так же, как и все: одна голова, две руки, две ноги. Совершенно нормально, я бы сказала.

– Так же нормально, как и твое имя, – ехидно заметила Анжу.

– У тебя нет никакого права говорить подобные вещи, – огрызнулась Ханичайл. – Навряд ли Анжу можно назвать нормальным именем. Это как раз тот случай, когда говорят: «Не смейся – горох не лучше бобов», если ты меня спросишь.

– Никто тебя не спрашивает, – ответила Анжу, нахмурившись. – А где лорд Маунтджой? Он ждет меня.

– Меня он тоже ждет, но его до сих пор нет. Дворецкий сказал, что он задерживается из-за тумана, и передал, чтобы мы чувствовали себя здесь как дома и ни ногой за порог, пока он не появится.

От такой идеи Анжу громко рассмеялась.

– Очевидно, лорд Маунтджой – оптимист, – сказала она. – Неужели ты не понимаешь, Ханичайл Маунтджой, что за порогом этого дома нас ждет Лондон? Магазины, кафе, ночные клубы? – Глаза Анжу восторженно заблестели. – Что касается меня, то я не собираюсь ждать.

– Ты хочешь сказать, что ослушаешься его? – спросила Ханичайл, слегка напуганная такой смелостью.

– Конечно, нет. Если лорд Маунтджой так дурно воспитан, чтобы не встретить своих гостей, то вряд ли он может ожидать, чтобы мы здесь сидели и кисли. Что скажешь, Ханичайл? Ты готова к приключениям? – Видя, что та колеблется, Анжу добавила: – Давай. Смелее.

– У меня нет денег, – в нерешительности проговорила Ханичайл.

– Нам не нужны деньги. Мы прогуляемся по парку, покормим уток, посмотрим на англи чан в их естественной среде обитания. Потом покатаемся на одном из этих больших красных автобусов, прошвырнемся по магазинам «Харродз» и «Фортнум и Мейсон».

Ханичайл рассмеялась, и Анжу воодушевленно добавила:

– Я напою тебя чаем в «Ритце». Что скажешь на это, Ханичайл Маунтджой?

– Договорились. Я никогда не была в «Ритце» и тем более не пила там чай.

– Все когда-нибудь бывает впервые, – радостно заметила Анжу, подмигнув. – Джонсон, – позвала она, направляясь с Ханичайл к двери, – мы отправляемся пить чай. И скоро вернемся.

– Извините меня, мисс Анжу, – в растерянности проговорил Джонсон, – но лорд Маунтджой сказал, чтобы вы ждали его здесь.

– Когда лорд Маунтджой приедет, мы именно здесь и будем. Именно здесь мы будем ждать его, – холодно ответила Анжу.

В конце Керзон-стрит Анжу спросила у полицейского, как дойти до «Ритца»; затем они прошли по Мейфэру до Берлингтонского пассажа и вышли на Пиккадилли. Анжу вошла в двери огромного отеля с таким видом, словно была его владелицей. Сверкающий мрамор, позолота, хрустальные канделябры «Ритца» не могли сравниться по великолепию с Маунтджой-Хаусом, но Анжу с удовольствием подумала, что здесь было гораздо оживленнее. В дальнем углу играл струнный квартет, и здесь было множество молодых людей, приятно проводящих время.

Главный официант показал им тихий столик около стены, наполовину закрытый пальмой в горшке, но Анжу, высокомерно вскинув подбородок, сказала, что определенно не хочет сидеть там, где ее никто не видит. Она промаршировала к столику, расположенному в самом центре комнаты, где за соседним столиком сидели двое привлекательных молодых людей. Садясь, она бросила на них из-под опущенных ресниц оценивающий взгляд. Они что надо, удовлетворенно решила она.

Заказывая чай, Анжу послала им соблазнительную улыбку.

– Mon Dieu, mais il fait ires chaud, ici[4], – сказала она, обмахивая лицо меню, как веером.

Ханичайл не знала французского, но, судя по вееру, догадалась, о чем идет речь.

– Ты не узнаешь, что такое настоящая жара, пока в жаркий летний день не объедешь все ранчо в Техасе, – сказала она, усмехнувшись. – Сорок градусов в тени, но тени там нет. Ты не можешь дождаться, когда вернешься домой и встанешь во дворе под насос, чтобы смыть с себя пыль.

Анжу посмотрела на Ханичайл, вздохнула и снова перевела взгляд на молодых людей. Они улыбнулись ей в ответ, и она поспешила отвернуться. Анжу прекрасно знала, что скажи она им хоть одно ободряющее слово, и они присоединятся к ним. Но она решила не подавать повода, по крайней мере сейчас.

Официант принес чай, и Анжу с Ханичайл жадно набросились на сандвичи с копченым лососем и пикулими, на лепешки с клубничным джемом и сливками и маленькие французские пирожные, хотя Анжу старалась вести непринужденную беседу, время от времени поглядывая на своих соседей.

Покончив с едой, она кончиком розового языка слизнула с губ сливки и открыто посмотрела на молодых людей, улыбнувшись им. Они радостно заулыбались в ответ.

Официант подал счет. Анжу просмотрела его, открыла сумочку и стала рыться в ней.

– О Боже, – воскликнула она, драматическим жестом хватаясь за сердце.

– Что случилось? – встревожилась Ханичайл.

– Кажется, я забыла дома кошелек. У меня нет ни единого су, чтобы оплатить счет, – ответила с невинным видом Анжу и бросила беспокойный взгляд на молодых людей.

Ханичайл охватил ужас. Она уже видела, как полицейский ведет их в наручниках через холл отеля, и представила себе месяцы, проведенные на кухне за мытьем посуды.

– Что же нам делать? – в отчаянии прошептала она.

И тут, как Анжу и предполагала, из-за соседнего столика поднялся светловолосый молодой человек.

– Простите меня, – сказал он, – но я невольно все слышал. Представляю, как вы неловко себя чувствуете. Пожалуйста, разрешите мне помочь вам.

Ханичайл смотрела на Анжу, улыбающуюся молодому человеку, и вдруг догадалась, что Анжу знала, что у нее нет денег. Это был план, и он сработал.

– Спаситель, – с восхищением в голосе произнесла Анжу. – Вот видишь, Ханичайл, все, что говорят об англичанах, оказывается правдой. Они настоящие джентльмены. Ты только посмотри, как изящно этот молодой человек предложил свою помощь двум девушкам в их несчастье. Я должна поблагодарить вас, месье...

– Ролл Фернесс и Арчи Брайтвелл, – представились молодые люди.

– Я Анжу д'Аранвиль Маунтджой, а это Ханичайл, – ответила Анжу, небрежно поведя рукой в сторону Ханичайл, которая в ужасе смотрела, как Ролл кладет пятифунтовую купюру на их счет.

– Маунтджой? – удивленно переспросил Арчи. – Вы состоите в родстве со старым графом?

– Это наш двоюродный дедушка, – с гордостью ответила Анжу. – А сейчас мы думаем наведаться в «Фортнум и Мейсон».

Она поднялась и, не глядя на молодых людей, оправила юбку.

И снова, как она и предполагала, Ролл и Арчи предложили сопровождать девушек в магазин. Когда они вышли из него часом позже, руки Анжу были полны коробок с шоколадом и цветами.

– Как тебе это удалось? – растерянно спросила Ханичайл, когда молодые люди подвезли их на такси к Маунтджой-Хаусу и распрощались.

– Легко, когда знаешь как, – ответила Анжу, рассмеявшись. – Тебе этого никогда не постичь, Ханичайл.

Лаура, откинувшись на мягком сиденье из дорогой кожи, наблюдала, как Бриджес ловко маневрировал в плотном потоке машин на улицах Лондона. Она заметила, что люди поворачивают головы, чтобы посмотреть на дорогую машину, и подумала, как сильно позавидовал бы ей Хаддон, увидев, что она едет по Лондону в дорогом «роллс-ройсе» с шофером, одетым в ливрею.

Сейчас она ясно отдавала себе отчет, что плохого было в Хаддоне: он не хотел любить хорошую и преданную женщину. Ему были нужны дорогие дома, машины, одежда. Он хотел иметь яхты и виллу на Барбадосе. Но что самое худшее, он знал, что сам никогда не заработает всего этого, так как очень ленив. Имея богатую жену, он мог нанять кого-то, чтобы управлять Фокстон-Ярдом, а сам одевался бы в дорогую одежду и изображал из себя хорошо известного тренера.

Лаура уже в сотый раз подумала о том, что прекрасно обойдется и без него. Тогда почему же, спрашивала она себя, так болит сердце?

– Уязвленная гордость, – отвечала на это ее бабушка Джинни. – Вот от чего ты страдаешь, моя девочка. И нет от этого лучшего лекарства, чем другой мужчина.

Лаура надеялась, что она права. В конце концов, уговаривала она себя, в поезде, разговаривая с Билли, она совсем не думала о Хаддоне. Да, Билли и в самом деле прекрасный человек. Как жаль, что она всю дорогу говорила только о себе и ничего не узнала о нем.

И правда жаль, потому что, по всей вероятности, она никогда с ним больше не увидится.

Бриджес свернул налево на Керзон-стрит, затем опять налево и въехал в большой, мощенный булыжником двор. Лаура посмотрела в окно машины на огромный дом.

– Господи, – прошептала она, когда швейцар распахнул дверцу. – Как бы мне хотелось, чтобы его увидела бабушка.

Джонсон поджидал ее на верхней площадке лестницы, а швейцар достал из багажника старый школьный чемодан и две сумки из коричневой бумаги.

– Полагаю, это не то, к чему вы привыкли, – сказала она швейцару.

Он бросил на нее удивленный взгляд, но даже не улыбнулся, так как слишком дорожил своей работой, да и Джонсон смотрел на них словно ястреб.

– Добрый вечер, мисс Маунтджой, – поздоровался он. – Путешествие было приятным?

– Очень приятным, спасибо, – ответила Лаура, снова вспомнив Билли.

– Меня зовут Джонсон, мисс.

– Здравствуйте, – сказала Лаура с вежливой улыбкой.

– Швейцар отнесет вещи в вашу комнату, мисс. Следуйте за мной, и я покажу вам вашу комнату.

Лаура последовала за дворецким вверх по огромной лестнице, оглядывая все вокруг широко открытыми глазами.

– Господи, – прошептала она, глядя на длинный коридор, покрытый дорожкой цвета бургундского вина, – ему нет конца.

Она смотрела направо и налево: на мраморные статуи римских императоров и греческих нимф, которые, в чем она ничуть не сомневалась, были подлинниками; на вазы с красивыми цветами, стоявшие на мраморных консолях, и на маленькие французские диваны эпохи Людовика какого-то, на которых, как ей показалось, никогда не сидели, потому что они выглядели очень твердыми.

– Мисс Ханичайл расположилась в желтой комнате в конце коридора, – сказал Джонсон, а мисс Анжу напротив вас – в голубой. Лорд Маунтджой подумал, что вам может понравиться розовая комната рядом с комнатой мисс Ханичайл.

Дворецкий распахнул двойную дверь и отступил, пропуская Лауру вперед.

Она вошла в комнату и увидела потрясающие розовые обои с рисунком, красивые розовые шторы и розовый узорчатый ковер. Огромная кровать была застлана таким же покрывалом. Повсюду стояли розовые вазочки и прочие безделушки. А на туалетном столике и многочисленных маленьких столиках были расставлены серебряные с позолотой предметы.

Лаура вспомнила свою комнату в Суинберне, с простыми кремовыми обоями в полосочку, простым столиком и старой медной кроватью, где, как ей рассказывали, мать родила ее.

– Это так отличается от моего дома, – проговорила она.

Швейцар поставил ее чемодан на подставку с такой осторожностью, словно это было что-то драгоценное. В это время в дверях появилась молодая служанка.

– Это Джози, – представил ее Джонсон. – Она ваша личная служанка, мисс Лаура. Джози будет во всем помогать вам.

– Моя личная служанка? – Лаура удивленно посмотрела на хорошенькую блондинку в черном платье, белой наколке из органзы и таком же белом фартуке и рассмеялась при мысли, насколько все это забавно. – Ну хорошо, Джози, это даже интересно.

– Да, мисс, – скромно ответила девушка, но когда Джонсон отвернулся, она позволила себе улыбнуться.

– Лорд Маунтджой задерживается из-за тумана, мисс. Он приедет сюда при первой возможности, – сообщил Джонсон. – Две других молодых леди уже приехали. Обед планируется в половине восьмого. Напитки, если вы их любите, в семь в малой гостиной.

– В малой гостиной, – повторила Лаура. – Спасибо, Джонсон.

Лаура обошла свою комнату, осматривая одну за другой восхитительные вещицы тонкой работы и прикидывая их возможную стоимость. Она опробовала кровать и нашла ее твердой, но удобной, что было гораздо лучше, чем в большинстве английских домов, где новые матрасы не считались предметом первой необходимости и где продолжали спать на старых викторианских, набитых конским волосом, у которых со временем образовывалась вмятина посредине, а выпиравшие пружины врезались в бока.

Лаура села за туалетный столик и посмотрела на себя в зеркало в серебряной оправе, желая узнать, стала ли она выглядеть лучше в этой дорогой обстановке, чем дома, когда смотрелась в маленькое простое зеркальце. Затем она прошла в ванную комнату, где Джози наполняла для нее ванну. Открыв флакон с солью для ванны, Джози понюхала ее.

– Запах розы, конечно, – сказала Лаура.

– Чего же еще, мисс, – согласилась служанка. Их взгляды встретились, и они обе рассмеялись.

Сев на край ванны из розового мрамора, Лаура спросила:

– Скажи мне, на что это похоже – работать здесь?

– Похоже, мисс? Ну, я полагаю, что это хорошая работа. – Взяв из шкафа розовый банный халат и розовые тапочки, Джози положила все это рядом с ванной. – Откровенно говоря, мисс, раньше я была просто горничной. Видите ли, здесь раньше не было молодых леди, а поэтому не было и нужды в их служанках. До того как умерла графиня, у нее была своя служанка, но с тех пор прошло более сорока лет.

– Ты хочешь сказать, что лорд Маунтджой жил здесь все эти годы один? – Лаура представила себе, как старый человек расхаживает по своему огромному дому и компанией ему служат только воспоминания.

– Совершенно верно, мисс. Раз в месяц он дает обед, чтобы, как он сам говорит, отдать долг, но настоящих развлечений здесь не было многие годы. Должна сказать вам, мисс, что мы все с нетерпением ждем какого-нибудь веселья. Бала или чего-то в этом роде. Это внесет оживление в старый дом.

Лаура знала, что нельзя расспрашивать слуг об их хозяевах, но любопытство взяло свое.

– Что представляет собой лорд Маунтджой?

– Мне трудно сказать, мисс. Я едва вижусь с ним. Но мне кажется, что он немного вспыльчивый, быстро выходит из себя. А вообще он прекрасный работодатель, мисс.

Лаура думала о лорде Маунтджое, лежа в ванне и вдыхая в себя запах роз. Ей было интересно, как он поведет себя, когда узнает причину, по которой она нуждается в его деньгах. Ну конечно, ей нужны не все деньги, но достаточно, чтобы купить конюшню и стать тренером. Она подумала, что он мог бы продать часть антиквариата из ее комнаты и ей бы вполне хватило этих денег. А для него это была бы капля в море.

Джози сказала ей, что нет необходимости одеваться к обеду, так как приезда лорда Маунтджоя пока не ожидается.

– За обедом вас будет только трое, – уточнила она, помогая Лауре одеваться.

Лаура надела шелковое платье цвета янтаря, которое бабушка перешила для нее из своего платья, янтарные серьги, тоже принадлежавшие ее бабушке, простой золотой браслетик, подаренный ей на восемнадцатилетие, и поношенные коричневые туфли.

Джози расчесывала ей волосы до тех пор, пока они не заблестели, затем спросила ее, не хочет ли она зачесать их вверх, на что Лаура ответила, что и так сойдет, и она была готова.

– Я готова к встрече со своей судьбой, – сказала она Джози и рассмеялась, вспомнив собственные слова, что ее судьба хуже смерти.

Сбегая вниз по широкой лестнице, она надеялась, что ее предсказание не сбудется.

Джонсон ждал ее в холле, чтобы проводить в гостиную.

– Другие молодые леди уже ждут вас, мисс, – сказал он, открывая дверь.

– Мисс Лаура Суинберн Маунтджой, – торжественно произнес он.

Высокая блондинка вскочила на ноги и, улыбаясь, направилась к Лауре. Вторая, рыжеволосая и красивая, стояла, лениво прислонившись к каминной полке. Она не сделала ни единого движения навстречу Лауре, и та догадалась, что она оценивает конкурентку.

– Рада познакомиться с тобой, – сказала Ханичайл, пожимая Лауре руку. – А это Анжу.

Анжу неохотно подала руку.

– Как было бы чудесно, если бы мы все стали подругами, – сказала Ханичайл, вся сияя. – Откровенно говоря, у меня никогда не было подруг.

– Означает ли это, что у тебя никогда не было и бойфренда? – спросила Анжу с презрительной усмешкой.

– Почему не было? Том Джефферсон – мой самый близкий друг. Нет ничего такого, что бы Том не знал обо мне. Ну почти ничего, – быстро поправилась Ханичайл.

– В самом деле? – ехидно спросила Анжу.

– Послушай-ка, Анжу д'Аранвиль Маунтджой, – сказала, разозлившись, Ханичайл. – Там, откуда я родом, люди не говорят намеками. Они высказываются открыто и честно.

– Браво! – Лаура восторженно захлопала в ладоши. – Но тебе надо привыкать к этому, Ханичайл. Англичане мастаки недоговаривать то, что у них на уме. Они обведут тебя вокруг пальца так, что ты даже не заметишь этого. А потом еще скажут, что это потому, что ты толстокожая. Я знаю это по своему опыту.

– Полагаю, что у тебя никогда не было бойфренда, не так ли, Ханичайл? – снова насмешливо спросила Анжу.

– У меня никогда не было времени даже подумать об этом, – ответила Ханичайл, покраснев. – Я была слишком занята.

И тут она вспомнила Алекса, его поцелуй и цветы, которые он прислал ей.

– Хотя почему, есть, – поспешно добавила она. – Конечно же, у меня есть бойфренд.

– И как его зовут? – спросила Лаура, вступая в разговор.

– Его зовут Алекс. Алекс Скотт.

– Алекс Андреос Скотт! – удивленно воскликнула Лаура.

– Мы познакомились на корабле, – пояснила Ханичайл. – Мы вместе обедали. Он целовал меня.

Анжу разразилась смехом.

– Самый богатый в мире человек поцеловал тебя? Известный, богатый, загадочный Алекс Андреос Скотт? Я тоже с ним обедала накануне вечером в Париже, в одном интимном маленьком бистро, которые он так хорошо знает. – Она мечтательно вздохнула и закрыла глаза. – Какой же он мужчина! Лучше в мире не найдешь. А какой сексуальный! И как целуется...

– Прекрати, – вмешалась Лаура, увидев, что на глазах Ханичайл выступили слезы.

– Ты... ты сука! – выпалила Ханичайл и бросилась к двери.

Но Анжу и Лаура уже не видели этого. Они смотрели на человека, стоявшего в дверях и наблюдавшего за ними.

Ханичайл налетела прямо на него. Смахнув с глаз слезы, она посмотрела вверх и выдохнула:

– О...

Анжу поспешно поставила свой джин-вермут, а Лаура выпрямилась. Ханичайл отступила на два шага назад, потеряв от страха дар речи.

Лорд Маунтджой молча смотрел на девушек холодным взглядом. Спустя минуту он так же холодно сказал:

– Надеюсь, что эта маленькая стычка не ваша обычная привычка вести беседу, молодые леди. Если же это так, то мне определенно придется заменить обращение «леди» на «кухарки». Тот разговор, свидетелем которого я стал, велся именно на этом уровне. Уверен, что вы согласны со мной. Ханичайл понуро повесила голову: она знала, что никогда не научится вести себя как леди.

– Извините, лорд Маунтджой, – сказала Лаура, сгорая от стыда, словно ее застали на месте преступления.

Оправившись от удивления, Анжу бросилась к старому лорду:

– О, дядя Маунтджой. Это всего лишь девичья болтовня. – Она запечатлела поцелуй на холодной щеке старика. – Сейчас мы попытаемся исправить ваше впечатление о нас. Разрешите нам представиться. Я, естественно, Анжу и с нетерпением ждала встречи с моим единственным английским родственником, о котором так долго ничего не знала.

Глядя в глаза Маунтджою, Анжу одарила его искренней улыбкой. Как она и предполагала, он улыбнулся ей в ответ. Конечно, он был недоволен, но опасность миновала.

– А это Лаура Суинберн, – сказала Анжу, не давая Лауре возможности представиться самой. – Лаура из Йоркшира, как я полагаю. А это, – она небрежно махнула рукой в сторону Ханичайл, которая стояла понурив голову, – мисс Ханичайл из маленького местечка в штате Техас.

– Здравствуйте, – резким голосом поздоровался лорд Маунтджой с девушками.

Сейчас, когда они все собрались, у него не было ни малейшего представления, о чем говорить с ними. Он уже много лет не разговаривал с молодыми женщинами, а тут еще иностранки. Ему внезапно захотелось, чтобы Софи Маунтджой была рядом. Она была замужем за дальним родственником, тоже убитым на войне, и обещала заботиться о них как наседка, в чем он сильно сомневался. Софи Маунтджой никогда не была матерью, и скорее она будет присматривать за девушками как ястреб. Под ее надзором его девочки не посмеют сделать и шага. Софи вымуштрует их.

Вынув из кармана золотые часы, лорд Маунтджой посмотрел на них.

– Ну ладно, – сказал он, пряча часы обратно. – Мне пора в клуб. Встретимся завтра утром в моей библиотеке ровно в девять. Обсудим ваше будущее.

Он повернулся и ушел, оставив девушек одних в полном недоумении.

Глава 24

На следующее утро без пяти девять лорд Маунтджой расхаживал по клетчатому ковру, заложив руки за спину и то и дело поглядывая на каминные часы. Часы заскрипели, и маленький золотой херувим протрубил в миниатюрный гонг девять раз.

– Опаздывают, – громко сказал лорд Маунтджой. – Черт бы их побрал, я знал, что так и будет. С женщинами всегда так.

В этот момент раздался стук в дверь, и старый лорд рявкнул:

– Войдите!

Шустрая француженка была первой; что-то подсказывало Маунтджою, что именно она будет первой: она не принадлежала к тому типу женщин, которые стоят в хвосте очереди. Затем появилась йоркширская девица, и последней была американка.

– Доброе утро, лорд Маунтджой, – хором выпалили девушки, словно отрепетировав.

– Надеюсь, вы хорошо спали, дедушка, – добавила Анжу, приветливо улыбнувшись.

– О, гм! Спасибо. Да, да... – ответил лорд Маунтджой, немного растерявшись.

Он молча обошел вокруг девушек, критически оглядывая каждую, словно курсантов военного училища в Санд-херсте, а затем подытожил про себя результат. Что он имеет? Одну высокую, нескладную техасскую фермершу с необыкновенно светлыми волосами; одну замкнутую, с ухватками мальчишки лошадницу из Йоркшира и одну француженку в слишком короткой юбке и с кокетливым взглядом. Сердце Маунтджоя екнуло при мысли, каким образом Софи Маунтджой сможет превратить этих девиц в дебютанток. Это казалось ему невозможным.