Они начали круто забирать на закат.
      - Странно, - пробормотал Репейка. - Барсук живет где-то на полуночной оконечности леса, ближе к восходу... Что-то не так...
      Велигой огляделся. В лесу стремительно темнело, одна за другой смолкали птицы, тени под деревьями загустели, там что-то жило и шевелилось, время от времени раздавались странные, незнакомые звуки. Стали отчетливее слышны шорохи и треск сухих веток по сторонам тропы.
      Приближалась ночь.
      - Странно... - повторял Репейка замирающим шепотом. - Странно...Странно...
      Велигою пришлось собрать в кулак всю свою волю, чтобы не поддаться подступающей панике.
      - Нам нужно возвращаться. - сказал он.
      - Возвращаться... - задумчиво протянул Репейка. - Никто не выходит из Леса той же дорогой, которой вошел в него. Но ты прав...
      Он начал неуклюже разворачивать свою кобылку... и в тот же момент раздался его сдавленный вскрик:
      - ПОЗДНО!!!
      Велигой обернулся...
      Тропы не было.
      Она продолжала как ни в чем ни бывало тянуться вперед, но сзади шагах в десяти обрывалась такой же непроходимой чащобой, как справа и слева. Путь назад исчез.
      Паника охватила Велигоя. Смертный холод, угнездившийся в сердце, противной волной начал растекаться по телу.
      - Ты ТОЧНО правильно сказал заветное слово? - почти прошипел он дурачку.
      На глаза Репейке навернулись слезы.
      - Точно! - выкрикнул он, голос его поглотила чаща. - Если б хоть чуть ошибся, то не пустил бы нас лес! Что-то не так... Тропа ведет нас на закат. А там... о-о-ох!
      Он снова разразился потоком причитаний, и тут тень догадки вдруг мелькнула в голове Велигоя.
      - Репейка! - спросил он, борясь с собственным страхом. - Вы к Барсуку поодиночке ходите, или как?
      Дурачок умолк, некоторое время смотрел на витязя, а потом прошептал:
      - Поодиночке...
      Велигой понял все. И теперь лихорадочно искал выход из создавшейся ситуации. Все правильно: Репейка произнес Слово, лес пропустил его... а на тропу ступили двое. Велигой слова не знал, и потому Лес отнесся к нему, как к обычному чужаку. И теперь его соседство для Репейки смертельно опасно... Репейка глупенький, куда ему догадаться, но сам-то, сам! Сунулся в лес, даже не подумавши... Дурак! Дубина, трижды дубина! Даже тени подозрения не закралось. А ведь знал, слышал, на что способны такие вот леса, охраняемые древними силами. Слышал... а толку что, если не вспомнил вовремя, не остановился и теперь вот сам наверняка сгинет и дурачка с собой утащит.
      И еще он понял, что выбора у него нет.
      - Значит, так. - сказал он, стараясь, чтобы голос звучал как можно спокойнее. - Сейчас ты поедешь по тропе вперед так быстро, как только сможешь заставить бежать эту конягу. Как доберешься до своего Барсука - а у меня такое чувство, что без меня ты до него доберешься весьма быстро, объясни ему, в чем тут дело, пусть предпримет что-нибудь... если захочет.
      - А ты? - спросил Репейка, изумленно хлопая в полутьме глазами.
      - Останусь здесь. - сказал Велигой, и удовлетворенно отметил, что голос совсем не дрожит.
      - Почему? - не понял дурачок. - Вместе и дойдем...
      - Нельзя тебе со мной! - почти крикнул Велигой. - Неужели не понял? Слово только ты знаешь, и только ты его сказал. Это не тебя, а меня Лес в болото заводит!
      Репейка долго смотрел на витязя непонимающим взором, а потом до него вдруг дошло. Глаза дурачка наполнились слезами.
      - Велигоюшко... - прошептал он. - Да как же это... Погубил я тебя... Почему ж Слово-то тебе не сказал? Да как же...
      - И правильно, что не сказал! - резко ответил Велигой. - А то бы уж точно вместе сгинули. Небось, Барсук не велел кому не попадя Слово разбалтывать?
      - Не велел... - прошептал Репейка. - Только нам. и детям нашим оно дано...
      - Вот видишь, - уже спокойнее ответил витязь. - Так что, давай, дуй к Барсуку, может быть, и меня выручишь.
      Взгляд дурачка стал неожиданно твердым.
      - Нет. - ответил он. - Я тебя сюда завел, я тебя нечисти не оставлю.
      - Ни в чем ты не виноват, это я ушами прохлопал, а ведь мог бы догадаться...
      - НЕТ!!!
      Велигой почувствовал, что начинает злиться. На какой-то миг злость даже возобладала над черным ужасом в душе.
      - Слушай, дубина! - гаркнул он. - Причем слушай внимательно. Тебя Лес пропустит. Меня - нет. Если ты останешься - сгинем оба. Если поедешь к Барсуку - сам спасешься, и меня, может быть, выручишь. Геройство хорошо лишь тогда, когда нет другого приемлемого выхода.
      - Раздерет тебя... нечисть... - всхлипнул Репейка.
      - Вот это видишь? - Велигой сунул дурачку под нос рукоять меча. - Кто кого раздерет?
      - И не такие пропадали... - вновь всхлипнул тот. - Как же ты один?...
      - Молча, - ответил витязь. - Мне только и всего, что продержаться, пока ты с Барсуком договоришься.
      - А если не получится? - спросил совсем раскисший Репейка.
      "Тогда мне конец."
      - Договоришься, куда ты денешься! Барсук тебя знает, ты его тоже... Объяснишь все спокойно и - хлоп! - вот он и я.
      "Свежо предание, да вериться с трудом..."
      - Ну все, скачи! - крикнул Велигой, отъезжая от дурачка чуть в сторону. И ничего не бойся! Тебя Лес пропустит, иначе давно уж в болоте сидели бы! Скачи! Увидимся!
      Дурачок не ответил. Он смотрел на Волчьего Духа, и слезы текли у него по щекам. Затем, медленно и неуклюже, Репейка развернул кобылу, в смятении оглядываясь через плечо.
      - Езжай! - крикнул витязь. - Не оглядывайся! Ну, езжай же!
      Репейка неуверенно пустил лошаденку шагом по тропе, все еще продолжая тоскливо оглядываться...
      А тем временем в Лесу начало нарастать какое-то странное напряжение. Казалось, в воздухе постоянно висит какой-то низкий, холодный звук, не слышимый ухом, но зато воспринимаемый всем телом. Лошадь Репейки фыркнула, задрожала. Даже невозмутимый Серко принялся беспокойно топтаться с ноги на ногу. А напряжение в воздухе все росло и росло. В странном звуке будто бы уже слышались чьи-то злобные голоса, они приближались, приближались...
      Репейкина кобыла вдруг заржала жалобно, протяжно, и с неожиданной прытью рванулась вперед по тропе. Дурачок вынужден был низко пригнуться к лошадиной гриве, чтобы только удержаться в седле... Сумрак леса быстро поглотил его, стих глухой топот копыт.
      Велигой остался один.
      *******************
      Топ-топ-топ-топ... Копыта коня редко и глухо стучали по низкой и мягкой траве. Топ-топ-топ...
      Он не помнил, сколько уже едет вот так по проклятой тропе посреди черноты враждебного леса. Солнце уже давно зашло, но тропу и деревья по сторонам вполне можно было различить - Лес словно светился изнутри своим собственным мрачным светом, который таковым и назвать-то было нельзя - так, более светлая тьма, что ли...
      Вокруг повисла звенящая тишина, чего в ночном лесу в принципе быть не могло. Чаща словно замер в ожидании чего-то... чего?
      Топ-топ-топ... Вот так наверное, чувствует себя бедняга, угодивший за свои прегрешения в мрачное царство Ящера: путь из ниоткуда в никуда, и нет тому пути конца... Что может быть страшнее?
      Мысли теснились и гремели в голове. Как там Репейка? Еще когда тьма не захлестнула все вокруг, заметил следы копыт его лошаденки. Следы все приближались и приближались к краю тропы и наконец исчезли в зарослях. И ни следа того, что здесь проехал человек на лошади, кроме примятых травинок, как будто Лес расступился перед дурачком и вновь сомкнулся за ним. Значит ли это, что для Репейки тропа изменила направление, или Лес просто поглотил его своей ненасытной пастью, чтобы в непролазных чащобах обитающие там твари полакомились свежей человечинкой?
      Рука Велигоя судорожно сжимала рукоять меча. Нервы натянулись до предела, кисть сводило. Почему так тихо? Что замыслила чаща? Куда ведет тропа?
      Будет утро, или нет?..
      Неожиданно он понял, что все отчетливее и отчетливее различает тропу под копытами коня. Сквозь кроны деревьев пробивался свет взошедшей луны. Да и сами деревья как будто бы стояли реже, уже сплошь березняк. Неужели тропа выводит его из леса? Неужели...
      Открытое пространство ударило в лицо холодным ночным ветром. Лес расступился, круто огибая высившийся прямо перед витязем холм, на вершине которого приютилась одинокая кривая березка. Что там за холмом, было не видать, но отсутствие деревьев само по себе внушало радость. Неужели Лес отпустил его из своих чудовищных объятий?
      Серебристая луна висела высоко над землей, заливая округу мертвым белым светом, от которого становилось еще холоднее. И тишина... тишина, не нарушаемая ни единым звуком. Велигой пришпорил Серка, стрелою взлетел на холм, и...
      ...чуть не захлебнулся собственным криком, невольно рванувшимся из груди.
      За холмом, на огромном пространстве в мертвом свете луны расстилалось Болото.
      Тут и там на небольших островках торчали чахлые березки. Стволы тех из них, кто вырос больше дозволенного, так что корни не способны были более цепляться за слабую почву, медленно гнили, полупритопленные в черной воде.
      "Когда-то не так давно, это было великолепное озеро, - подумал Велигой. Но все самое прекрасное в мире рано или поздно стареет, умирает, превращается в гниль..."
      - Ну и что теперь делать? - тихо обратился он к коню. - Болото, по-моему, не лучшее место, чтобы переждать ночь. Так?
      Серко всем своим видам выражал полное согласие. Велигой обернулся на тропу... плюнул с досады. Впрочем, этого он ожидал, и потому увиденное не повергло его в пучину еще более глубокого ужаса.
      Тропа исчезла напрочь, в стене леса позади не было ни малейшего разрыва.
      - Так... - пробормотал Велигой. - Ну, похоже, выбора у нас нет...
      *******************
      Костер весело рвался к небу рыжими языками. Отблески играли на стволе одинокой березы и подкрашивали багровым стену леса. Вершину холма обдувал чуть заметный ночной ветерок. В черном небе серебряным блюдом висела луна, искрились колючие звезды.
      Велигой сидел спиной к огню, всматриваясь в зеркальную гладь болота, слегка тревожимую ночным ветерком. За спиной, привязанный к березе сонно пощипывал чахлую траву Серко.
      Витязь и сам не знал, откуда набрался смелости приблизится к лесу, и набрать у самой кромки сушняка. Расположился он на вершине холма какое-никакое, но всеж-таки преимущество, если вдруг придется отбиваться... но Велигой отчаянно надеялся, что, может быть, еще удастся пережить ночь без происшествий.
      У костра лежали несколько больших охапок хвороста - должно хватить на всю ночь. На коленях - лук. Колчан - под правой рукой. Шлем витязь повесил на сучок - в темноте, когда и так ни рожна не видно, это явно был не самый лучший головной убор.
      Мысли текли вяло, страшно хотелось спать. Лунные блики на болотной воде мозолили глаза, заставляли веки опускаться...
      Велигой уронил голову на руки, погружаясь в глубокий, тяжкий сон...
      ...Он вздрогнул, вскочил как ужаленный, сжимая в левой руке лук. Сердце на мгновение остановилось, а затем застучало с утроенной силой, разгоняя кровь по враз похолодевшему телу. Костер за спиной еле горел, превращаясь в медленно тлеющие угли.
      И вновь повторился этот звук - страшный, нечеловеческий вопль, разорвавший тишину ночи. В этом вопле не было ни капли жизни - это был клич неживого существа. Звук был полон отчаянной муки, боли, страдания, но в нем были еще и ярость, неутолимая злоба ко всему живому, а еще... черная тоска, ужас от осознания безысходности и собственного бессилия. Волчий Дух услыхал, как за спиной жалобно заржал, застонал, почуяв мертвечину, Серко.
      Велигой, скованный ужасом, стоял на вершине холма, а по глади болотной воды шла мелкая рябь, сзади в глубине леса слышался хруст и шлепанье. Вскоре эти звуки окружили холм со всех сторон - мокрые, чавкающие и шаркающие шаги множества ног. Медленная, тяжкая поступь. И вновь тоскливый, мертвый вопль. И опять шаги. Шлеп, шлеп, щелк, ш-ш-ш-шлеп...
      Витязь оцепенело вглядывался в темноту, боясь даже повернуть голову. От воды, от леса, докуда он мог разглядеть, лишь скашивая глаза, к холму двигались неясные силуэты, похожие на человеческие, но сгорбленные, влажно блестящие в свете луны. Шаги приближались... приближались...
      Глава 7
      Ужас в душе взвился до предела, перевалил за некую грань... и вдруг сменился каким-то новым чувством, затмившим разум, враз растопившим холод во всем теле. Страх остался, но вместе с ним зародилось в сердце холодное отчаяние, безрассудство...
      Ярость угодившего в ловушку зверя.
      "Ах так, мы, значит, голодные? Жрать хотим? А мечом промеж глаз мы не хотим? Мне терять нечего, а нечисти на свете поубавится, ой как поубавится... А булат, в доброй кузне кованный, нежить не хуже серебра валит... Ох и пригрею я вас, ребятушки..."
      Одним прыжком Велигой очутился возле костра, и подхватив охапку хвороста, швырнул ее в огонь. Вспыхнувшее яркое пламя осветило местность на полсотни шагов окрест. И он увидел.
      Они шли нестройной толпою и не было им числа. Мокрые, страшные, в болотной тине, прелых листьях, потеках черной грязи. На раздутых, размокших телах клочья одежды, остатки доспехов. Лица искажены, изуродованы разложением, в темных глубинах глазных впадин - голодный огонь. Кто-то уже полностью утратил человеческий облик, превратившись в подобие сучковатых, гнилых древесных стволов, но в некоторых еще можно было распознать простого весянина, богатого купца, неизвестно за каким Ящером припершегося в этот гиблый край, могучего витязя... И запах, донесенный наконец ночным ветерком. Запах давней смерти.
      Велигой никогда не встречался с упырями, но видел их распластанные тяжелыми топорами, стремительно истлевающие под лучами утреннего солнца тела, слышал много рассказов об их повадках. Теперь представлялась возможность проверить, насколько врали рассказчики, большинство которых настоящего упыря ни разу в жизни в глаза не видало. Меч уже был на своем привычном месте за спиной, колчан лежал под ногами на земле. Велигой стоял на одном колене, натягивая лук, целя в голову ближайшего упыря.
      Они приближались, медленно ступая сгнившими ногами, на которых у некоторых еще сохранились остатки истлевшей обуви. Велигой сделал глубокий вдох, отводя тетиву до уха, скривился от невыносимого запаха, и на полувыдохе отпустил тетиву.
      Дальше время пошло на мгновения. Во лбу упыря, выбранного витязем первой целью, вдруг образовалась дыра размером с кулак, и тут все передние твари разом ринулись вперед с невероятной для таких развалюх быстротой. Отчаянно заржал Серко, раздался треск разрываемого повода, и удаляющийся в сторону леса топот копыт. Велигой лишь краем сознания успел пожалеть старого боевого товарища, потом стало не до этого. Он выпустил еще шесть стрел прежде, чем упыри достигли его. Лук полетел в сторону, из ножен за спиной со свистом выскользнул меч. Отточенная сталь с шипением рассекла воздух, почти без сопротивления развалила надвое самого рьяного упыря, а потом все завертелось в отчаянной схватке. Какая-то тварь в обрывках проржавевшей кольчуги угодила в костер, заметалась с отчаянным ревом. К Велигою тянулись мокрые, позеленевшие руки с остатками пальцев, он вертелся в плотной толпе оживших трупов, расчищая вокруг себя пространство широкими ударами, рассекающими упырей с невероятной легкостью, круша гнилую плоть и истлевшие кости. Во все стороны летели клочья чего-то мерзкого, запах стоял такой, что перехватывало дыхание... И так долго, очень долго...
      Он вдруг остался один. Чуть поодаль неровными рядами выстроились вокруг холма упыри, и не было им числа. Велигой стоял на подгибающихся ногах по колено в шевелящихся гнилых ошметках. Меч, броня, лицо - все было забрызгано мерзкой слизью. Он не знал, сколько он бился, но полагал, что уж никак не меньше половины вечности. Дыхание вырывалось из легких с клокочущими хрипами, рука с мечом будто налилась жидким свинцом. От тошнотворного запаха раскалывалась голова. Велигой выпрямился, и перехватил меч двумя руками.
      Ряды упырей зашевелились, вновь двинулись к нему... И опять кошмар жуткой, немыслимой драки живого с мертвыми. Меч вываливался из онемевших рук. Сознание помутилось, видел только жутко оскаленные рожи и кривые руки, похожие на обрубки промокших ветвей. И бил, бил, бил по этим рожам, рукам, распухшим телам, бил, бил, бил...
      И вновь тишина...
      Их не стало меньше. Все также стояли они, окружив холм и ряды их уходили темноту. Велигой понял, что третьего натиска уже не выдержать. Его шатало, он вынужден был опереться на меч. Мышцы задубели, тогда как кости, похоже, превратились в студень. Запах разложения настолько забил обоняние, что уже почти перестал ощущаться. Дыхание давно превратилось в пытку...
      Они вновь качнулись вперед. Велигой со стоном приподнял меч, что весил сейчас так, будто в него вколотили все железо мира, и мысленно вознес приветственную молитву Перуну и прочим богам.
      Третья волна живых мертвецов рванулась к полумертвому от усталости витязю. Здоровенный упырина в первом ряду издал торжествующий вопль, такой же холодный и мертвый, как он сам...
      И вдруг над страшным лесом, над гнилым болотом, над холмом, где замер в ожидании своего последнего боя одинокий воин, над неровным строем упырей разнесся новый звук. Тот, который зимними ночами заставляет мирных весян крепче запирать двери и оконные ставни, повергает в ужас домашний скот, а случайный ночной путник, услышав его принимается отчаянно нахлестывать и без того обезумевшего коня...
      Но сейчас, в сравнении с холодными воплями упырей этот звук казался дивной песней, гордой и прекрасной. Потому что он вырвался из могучей глотки живого существа. Это был теплая, отважная песнь самой Жизни.
      Вой волка, ведущего стаю.
      И при его звуках замерла ринувшаяся было к Велигою толпа упырей, застыла, будто налетев на невидимую стену. Один за другим ожившие мертвецы поворачивали свои изуродованные тлением головы в сторону леса. Они смешались, враз порастеряв холодную ярость и целеустремленность.
      Вой повторился, теперь уже гораздо ближе. Упыри забеспокоились, в их воплях вдруг послышался... страх?
      И они явились. Серые тени в отблесках угасающего костра. Волки. Множество волков. Гораздо больше, чем обычно сбиваются в стаи даже в самое голодное время. Молчаливые, гордые воины леса. Неспешно, в холодном спокойствии наступали они на упырей, сбившихся в охваченную страхом толпу.
      И твари дрогнули. Один за другим устремлялись они к спасительному болоту, пока наконец не обратились в повальное, паническое бегство. Волки шли и шли, будто ведомые чьей-то могучей волей, по склону холма, мимо застывшего в изнеможении Велигоя, загоняя мертвяков обратно в их сырую могилу.
      Раздались частые всплески, хруст, шлепанье множества бегущих ног. Упыри стремились забиться поглубже в грязь и тину, на самое дно, под темные коряги, где их не смогла бы достать сила, перед которой во все времена трепетала нежить.
      Велигой без сил рухнул на колени в зловонное месиво. Меч с чавканьем выпал из ослабевших рук. Со стороны болота доносилась возня, всплески, полные ужаса вопли упырей, но они не касались сознанья, затуманенного болью во всем измученном теле.
      И тут в слабом круге трепещущего света показалась тень. Велигой с трудом поднял глаза...
      Перед ним в слабых отблесках умирающего костра стоял самый красивый зверь, которого воину когда-либо доводилось видеть в жизни. Огромный, могучий волк с очень светлой, почти белой шерстью, большой благородной головой, горящими ярким золотистым светом глазами. И тут в истерзанно мозгу витязя промелькнуло что-то. Какой-то неясный образ...
      - Ты... - прохрипел он. - Это ты!...
      Волк повернул голову, и теперь витязь окончательно признал его. Это был зверь из корчмы. В темноте под лавкой Велигой никогда не видел его целиком, но все же было в волке что-то такое, что однозначно отличало его от собратьев. Но что именно, витязь как ни силился, не мог понять ни тогда, ни после... Внимание его тут же привлекло другое.
      Могучую шею волка охватывал широкий кожаный ошейник, на котором снизу был привешен странный предмет - нечто вроде оберега в виде волчьей головы.
      - Кто ты?.. - спросил воин, из последних сил борясь с подступающей темнотой. - Кто ты?..
      Зверь подошел к Велигою вплотную. От него необычайно свежо пахло влажной шерстью и лесными травами. И опять, как тогда в корчме, на Велигоя устремился пристальный взгляд золотых глаз.
      Витязь потерял сознание.
      *******************
      Тепло. Свежее тепло утреннего солнца. Велигой с трудом открыл глаза.
      В безоблачном небе ярко сиял лик Ярилы, уже успевшего забраться высоко над виднокраем. Витязь лежал кверху пузом на опушке леса, в солнечных лучах вовсе не казавшегося жутким и неприветливым. Все тело ныло, лицо, одежду и доспехи покрывала толстая корка застывшей слизи.
      Над ухом фыркнуло. Велигой повернул голову, охнув от боли в шее...
      Серко стоял подле хозяина, радостным фурыканием приветствуя его пробуждение. На оборванном поводе Велигой явственно различил следы волчьих зубов.
      Воин попытался встать. С третьего раза это даже удалось, впрочем, тело тут же свело судорогой, и он рухнул на колени.
      Вокруг по траве были разбросаны оружие и снаряжение, даже шлем каким-то чудом оказался здесь, избавляя от необходимости возвращаться на вершину холма, видневшегося шагах в ста от места пробуждения.
      События ночи пронеслись в голове витязя, от воспоминаний веяло холодным ужасом. И недоумением по поводу необычного, невероятного спасения. Волк. Волк с оберегом на шее. Что это значит? Велигой слыхал, что собаки-полукровки, долго жившие с людьми, часто становились вожаками волчьих стай после смерти хозяев. Может быть, странный, наполовину ручной зверь из корчмы и есть что-то в этом роде? Но как он оказался здесь и почему именно в тот момент?..
      Велигой все же поднялся на ноги и даже ухитрился пару раз их переставить... О чудо, буквально в трех шагах из леса вытекал ручеек чистой, хрустальной воды. Множество следов всякой живности, среди которых Велигой заметил и волчьи, указывали на то, что вода вполне пригодна для питья.
      Велигой, не раздеваясь, повалился в ручей...
      Спустя два часа, свежий, отмытый, он сидел на опушке леса, сушил одежду и броню, чинил оборванный повод Серка, и даже подкрепился из запасов, так и оставшихся в седельных сумах. Солнце припекало, ветер дул к болоту, которое солнечным днем тоже казалось совсем не страшным, но Велигой понимал, что к вечеру картина резко переменится, поэтому задерживаться надолго здесь не собирался.
      Спустя еще час он уже не спеша ехал вдоль кромки леса, чувствуя себя бодрым и отдохнувшим, стараясь, однако не глядеть в сторону холма, на котором неопрятной грудой валялись свидетельства ночного побоища.
      Он проехал совсем немного, когда перед ним прямо на глазах открылась тропа. Точно такая же, как и вчера, словно бы нарочно выровненная и высаженная низкой травой. Велигой, после минувших событий растерявший всякое доверие к каким бы то ни было тропам, все же не стал долго раздумывать, так как провести вторую ночь на болоте ему в любом случае не хотелось.
      Он не узнал леса. Солнечные лучи пронзали кроны деревьев насквозь, вчерашнего сумрака как не бывало. Лес просматривался далеко по сторонам, сверкая яркими красками, над головой весело орали птицы, один раз в кустах затрещало, но это оказался просто здоровенный лось, неспешно перешедший тропу и двинувшийся дальше по своим лосиным делам.
      На сердце стало спокойнее. Тропа, исчезнувшая вчера, явно явилась вновь не просто так. А она вела его вглубь леса, от проклятого болота с его жуткими обитателями и от того холма, где витязь уже приготовился расстаться с жизнью, направляя точно на восход. И не успело еще солнце доползти до середины неба, как впереди показалась небольшая светлая полянка. Велигой пришпорил Серка...
      Зрелище аккуратной, добротной избушки с небольшим сарайчиком наполнило сердце радостью, но настоящее ликование, будто с плеч разом свалился Авзацкий хребет, Велигой испытал при виде Репейки, вскочившего со здоровенной поленицы и с радостным воплем бросившегося ему на встречу.
      *******************
      Ну, понесла меня эта сволочь, что кобылой зовется, по тропе, когда лес выть принялся, - рассказывал Репейка, забираясь бо-о-ольшущей ложкой в самые сокровенные глубины горшка. - Ну, думаю, все: и сам пропал, и тебя погубил... А потом вдруг словно отпустило. Никакой жути вокруг, и лес как лес, и луна сквозь ветки светит - что за диво! А тропка меня ведет и ведет... так вот и привела.
      - Угу... - кивнул Велигой, ожесточенно работая челюстями.
      В избе Барсука было светло и относительно просторно. Три окна, большая печь, две лавки, на которых сейчас и расположились друзья, в две ложки уплетая похлебку, весьма загадочного состава. Но на Велигоя после всех ночных переживаний вдруг накатило зверское желание жрать, жрать и жрать, тем более что вкус неведомого варева был бесподобен.
      Стены избы увешаны лохматыми вениками разнообразных трав, еще какой-то непонятной гадостью - неизменная часть обстановки жилища любого волхва. По углам скромно теснятся объемистые скрыни, крышки так же завалены всяким колдовским хламом. Волшебные причиндалы валяются и на подоконниках, что-то такое виднеется даже на печке, не иначе как сушится. Как ни странно, напрочь отсутствовали такие немаловажные детали, как черный кот, филин или, на худой конец, гроздья летучих мышей под потолком. Впрочем, и сам хозяин избы несколько не вязался с обычным образом волхва-отшельника...
      Велигой сделал Репейке знак, чтобы тот продолжал - отрываться от похлебки не хотелось, а дурачок всегда как-то ухитрялся совмещать поглощение пищи с трепотней.
      - Ну так, вывела меня тропка сюдыть, - Репейка облизал ложку и вновь нацелился ею в горшок. - Я с этой животины, будь она неладна, грохнулся, и к двери. Ору, значит, стучусь, волнуюсь тоись, и вдруг - бац! Дверь нараспашку, сам Барсук на порог выскакивает, злой, как леший. Так что ж ты думаешь? Хоть бы спросил, зачем пришел! Как заорет на меня: " Ты что ж это, - говорит, чума болотная, хвост ежовый, творишь, тудыть тебя налево? Провожатый выискался! Тебе что, законы колдовские не писаны?" "Не, - отвечаю, - дуракам вообще никакие не писаны, не то, что колдовские. Тут такое дело стряслось, поспешать надо..." А он мне в ответ: "Ах ты, - говорит, - хрен языкатый! Дело у него, видите ли! Накрутил, натворил, аж весь лес на ушах стоит! Всех леших перебаломутил! И что теперь делать прикажешь?" Я ему: "А я почем знаю? Твой, говорю, - лес, ты у нас волхв..." А он аж зашипел: "МОЙ лес? Что я тебе, Род-создатель? Али Велес Скотий Бог? Лесу я не указ, коли ему что в голову взбредет!" Я в слезы, чую, гиблое дело. А он вдруг успокоился, меня в избу пустил, и говорит: "Ладно, не ной, до утра все равно ничего сделать не сможем, а там поглядим, поглядим... Да и не только нечисть по лесу бродит, авось, если повезет, встретит твой воитель силу, у которой в здешних краях весу поболе моего будет..."
      "И встретил, - подумал Велигой. - Только вот надо спросить Барсука, что же это все-таки было."
      - А я всю ночь глаз не сомкнул! - сказал замолчавший было Репейка. - И с утра все сидел, на дорожку глядел... А как ты появился, так у меня будто тяжесть какая с сердца упала...
      - Думать надо хоть изредка, - раздался с порога сильный, низкий голос. Тогда и падать было бы нечему.
      В дверях стоял Барсук.
      - Вы, други, надо сказать, оба хороши. Один в лес не зная его законов сунулся и другого потащил. А этот другой не нашел лучшего места для ночлега, чем болото, да еще и на Лысый Холм взобрался! - с усмешкой заметил он, приближаясь к столу. - Ну сколько можно людям твердить, что к возвышенностям с одним деревом на верхушке нечисть как в корчму сбегается!
      Волхв совсем не выглядел старым. Скорее, каким-то вообще безвозрастным. Высокий, статный, в плечах широк непомерно. Лицо в сетке морщин, холодные пронзительно голубые глаза прячутся глубоко в черепе. Одет в длинную, просторную белую хламиду, перетянутую широким поясом, на котором в пору бы меч таскать. В длинных седых волосах, усах и бороде отшельника двумя широкими полосами выделялись черные пряди, что и в самом деле придавало его лицу некую схожесть с барсучьей мордой.
      - Ну как, ничего получилось варево? - спросил волхв, присаживаясь с краю на лавку.
      - Гоже! - честно ответил Велигой.
      Репейка только часто-часто закивал, чуть ли не с головой ныряя в горшок, будто боясь, что отшельник, хоть и пообедал еще за час до появления Велигоя, вознамериться потешить пузо еще разок.
      - Хорошо, - улыбнулся Барсук. - А то уж боялся, что совсем стряпать разучился. Мне-то в лесу особо не до разносолов. Перекушу на ходу где чем все полезно, что в рот полезло - и дальше... Все дела, дела... А раньше о-го-го как кухарил - князя какого-нибудь накормить и то не стыдно было б... Ну да ладно, хорошо, что вам понравилось. Доедайте, что осталось. Потом потолкуем...
      Глава 8
      Велигой Волчий Дух сидел на широкой лавке у теплой стены избушки Барсука, глядя, как солнце прячется в вершинах деревьев.
      Вечер был погожий, теплый, тихий. В лесу жизнь дневная уступала место жизни ночной. Ухнул в чаще филин, прошуршал в траве ежик, по всей поляне зацивиркали цикады...
      Из дома вышел Барсук, отыскал глазами Велигоя, присел рядом. Репейка еще час назад забрался на чердак - как кот, честное слово, что ж его все на верхотуру-то тянет? - и заснул сном человека с чистой совестью. Мол, раненько сегодня встал, друга дожидался, надыть теперь упущенный сон наверстать...
      Некоторое время волхв и воин сидели молча. Становилось все темнее, приближалась ночь...
      - Да-а-а... - сказал неожиданно Барсук. - В нехорошую историю ты угодил, витязь.
      - Да я и сам знаю, - пробормотал Велигой. - Так ведь слово - не воробей, вылетит - таких поймаешь...
      - Думал я над твоим делом, - рассеянно глядя в пространство сказал волхв. - И скажу без утайки: по-моему, маловато у тебя надежи. Можно сказать, что и нет совсем. Проще иголку в стоге сена найти, чем Радивоя.