Вогон откинулся в громадном кожаном кресле, формой напоминавшем летучую мышь и наблюдал за пленниками. Он снова улыбнулся.
Дыхание свистело в груди Форда. Он покатал запекшийся язык по пересохшему рту и застонал.
Артур ясно произнес: «Правду сказать, мне очень понравилось». Форд изумленно повернулся к Артуру. Тот сделал попытку, мысль о которой просто не приходила Форду в голову.
Вогон озадаченно поднял брови, которые прикрыли его торчащий кверху нос, что было неплохо уже само по себе.
— Недурно… — проскрипел он в непритворном удивлении.
— О да, — продолжал Артур, — думаю, некоторые метафизические образы действительно были особенно эффектными.
Форд продолжал пялиться на товарища, медленно осознавая совершенно новую для себя идею. Как же таким образом можно найти путь к спасению?
— Хорошо, продолжайте же, — пригласил вогон.
— О… и э… интересны также ритмические решения, которые, пожалуй, создают контрапункт с… э… э… — Артур запутался.
Форд бросился ему на помощь, выпалив наугад: «…контрапункт с сюрреализмом скрытой метафоры…». И запутался сам, но Артур уже был наготове.
— …гуманности…
— Вогонности! — прошипел Форд.
— Ах, да, прошу прощения, вогонности сострадательной души поэта, Артур почувствовал прилив сил, как на финишной прямой, — которая выражается посредством строя строфы, сублимирующего и преодолевающего все это, приходя к основополагающей дихотомии противоположного, — голос Артура зазвучал триумфальным крещендо, — и личность переживает глубокое и живое просветление в… э… — и второе дыхание его покинуло. Форд поспешил нанести coup de grace, милосердно добив несчастного.
— В том, о чем была поэма! — прокричал он и прошептал краешком рта Артуру. — Отлично сработано, это было здорово.
Вогон внимательно рассматривал пленников. В какой-то момент его растравленная расовая гордость была тронута, но он решил, что нет: этого мало, к тому же слишком поздно. Голос вогона стал похож на звук, издаваемый нейлоновым чулком, который царапает когтями кот.
— Вы говорите, что я пишу стихи потому, что моя подлая, черствая, бессердечная натура в действительности скрывает желание быть любимым, — он сделал паузу, — верно?
Форд неуверенно улыбнулся.
— Ну, думаю, что да… Разве все мы, глубоко внутри, знаете ли…
Вогон встал.
— Ну нет, вы совершенно не правы. Я пишу стихи только для того, чтобы моя подлая, черствая, бессердечная натура потешилась. Я все равно намерен вышвырнуть вас с корабля. Охрана! Отвести пленников в третий воздушный шлюз и выбросить их.
— Что? — вскричал Форд.
Громадный молодой вогон подошел и выдернул их из привязных ремней огромными толстыми руками.
— Нас нельзя выбрасывать в космос! — вопил Форд. — Мы пытаемся написать книгу!
— Сопротивление бесполезно! — проревел в ответ охранник. Это было первым, чему его научили в Корпусе вогонской стражи.
Капитан глянул с отстраненным удивлением и отвернулся.
Артур дико озирался по сторонам.
— Я не хочу сейчас умирать! — орал он. — У меня не прошла головная боль! Я не хочу попасть на небеса с мигренью! Я все перепутаю и не получу удовольствия!
Охранник крепко схватил каждого из пленников за шею и, кланяясь спине своего капитана, выволок их, протестующих, с мостика. Стальная дверь закрылась, и капитан снова остался наедине с собой. Он что-то задумчиво бормотал, поглаживая кончиками пальцев тетрадь со стихами.
— Хмммм, «контрапункт с сюрреализмом скрытой метафоры»…
Поразмыслив мгновение, он закрыл тетрадь с мрачной улыбкой.
— Даже смерть для них слишком хороша.
3
В длинном стальном коридоре стояло эхо звуков бесплодной борьбы двух человекоподобных, крепко зажатых в жестких подмышках вогона.
— Это потрясающе! — брызгал слюной Артур. — Это отвратительно! Убирайся, скотина!
Вогонский охранник волок их дальше.
— Не беспокойся, я что-нибудь придумаю, — утешил Артура Форд, но в его голосе не было надежды.
— Сопротивление бесполезно! — ревел страж.
— Только больше так ничего не говори, — выдавил Форд, заикаясь в такт шагам вогона. — Как можно сохранять позитивный умственный настрой, слушая такие вещи?
— Господи, Боже ты мой! — жаловался Артур. — Ты толкуешь о позитивном умственном настрое, а ведь у тебя даже не разрушили сегодня родной планеты. Я проснулся сегодня утром и подумал, что приятно проведу день, отдохну, немного почитаю, вычешу собаку… Теперь всего четыре часа дня с небольшим, а я уже заброшен в инопланетный корабль в шести световых годах от дыма, оставшегося от Земли!
Он бессвязно залопотал и забулькал, когда вогон перехватил его покрепче.
— Ладно, только перестань паниковать!
— Кто тут говорит о панике? — огрызнулся Артур. — Это все еще простой культурный шок. Ты погоди, пока я освоюсь с положением и приду в себя. Это потом я запаникую.
— Артур, ты впадаешь в истерику. Замолчи. — Форд изо всех сил постарался сосредоточиться, но его отвлек охранник.
— Сопротивление бесполезно!
— И ты тоже заткнись!
— Сопротивление бесполезно!
— Ох, отдохни, — ответил Форд, вывернув шею так, чтобы глянуть в лицо тюремщика. Тут ему на ум пришла идея.
— Тебе все это действительно доставляет удовольствие? — огорошил он вогона вопросом.
Вогон остановился, как вкопанный. Выражение безмерного недоумения проступило у него на лице.
— Удовольствие? О чем ты?
— Я о том, дает ли это тебе всю полноту удовлетворения жизнью? Топать туда-сюда, орать, выбрасывать людей с корабля…
Вогон уставился в низкий стальной потолок с отвисшей челюстью и тесно сведенными бровями, которые едва друг друга не задавили. Наконец он ответил: «Ну, часы проходят хорошо…»
— Так и должно быть, — подбодрил вогона Форд.
Артур вывернул голову, чтобы увидеть его, и заинтриговано прошептал: «Форд, что ты затеваешь?»
— А, просто пытаюсь увидеть интересное в окружающем нас мире, понятно? — ответил Форд и снова обратился к вогону. — Так часы проходят замечательно?
Вогон опустил взгляд, в темных глубинах его ума натужно ворочались бесформенные мысли.
— Ага, вот ты сейчас сказал, а минуты, в самом деле, идут паршиво. Кроме… — вогон задумался опять, для чего ему снова понадобилось смотреть в потолок, — кроме тех, когда кричишь. Это мне очень нравится, — он наполнил легкие и заревел. — Сопротивление…
— Да, конечно, могу сказать, у тебя это получается прекрасно, поспешил прервать его Форд. И продолжал, медленно выговаривая слова, чтобы они успевали достичь цели. — Но, если почти все паршиво, то почему ты этим занимаешься? В чем причина: в женщинах, в принуждении, в махизмо? Или ты просто считаешь, что, поддаваясь тупой скуке, получаешь волнующие переживания?
Сбитый с толку Артур вертел головой, поглядывая то на одного, то на другого собеседника.
— Э… — отвечал страж, — э… э… я не знаю. Наверное, я из тех, что… по-настоящему. Моя тетя говорила, что стать охранником на звездолете — хорошая карьера для молодого вогона. Ну, да ты понимаешь: форма, портупея с кобурой, тупая скука…
Приняв задумчивый вид, Форд повернулся к Артуру.
— Вот так-то Артур. А ты ведь думал, что это тебе худо приходится.
Артур по-прежнему так думал. Если не считать неприятного происшествия с родной планетой, то вогонский охранник его почти задушил, и очень не хотелось быть выброшенным в космос.
А Форд настаивал.
— Постарайся и пойми его невзгоды. Вот несчастный малый, жизнь которого уходит на то, чтобы слоняться без дела, да сбрасывать людей со звездолетов.
— И кричать, — добавил охранник.
— И, само собою, кричать, — Форд снисходительно похлопал бородавчатую руку, сжимающую его шею. — И парень даже не понимает, почему это делает!
Артур согласился, что это очень печально, выразив свое мнение только слабым жестом, потому что для слов не хватало воздуха.
Глубоко смущенный страж пророкотал:
— Хорошо. Теперь ты все расставил по местам так, как я и предполагал…
— Молодец, парень! — подбодрил его Форд.
— Ладно, но что взамен?
— Ну, — вдохновенно, но медленно и разборчиво, отвечал Форд, конечно, перестань это делать! Скажи им, что больше не хочешь, — он чувствовал: следовало еще что-то добавить, но охранник уже погрузился в раздумья.
— Эээээээээээээээээээээээээээээээээээээээээээээээээээээээээээ… заговорил вогон. — Э-э, по-моему, это не так уж и здорово.
Форд вдруг почувствовал, что шанс ускользает прочь.
— Погоди, это только для начала, чтобы ты начал понимать, есть еще многое, больше, чем ты понял…
Но в этот момент охранник перехватил пленников покрепче и вернулся к своему заданию: поволок пленников в шлюз. Вогон был заметно тронут.
— Не надо. Если вам все равно, я лучше затолкаю вас обоих в шлюз, и пойду еще немного покричу по делам.
Форду Префекту было вовсе не все равно.
— Ну, так давай… нет, послушай! — он заговорил уже не так разборчиво и не так убедительно как прежде.
— Аааааахххххххххххх, — вдруг без всякого выражения произнес Артур.
— Нет, погоди, — заторопился Форд, — я еще должен тебе рассказать о музыке, об искусстве и о многом другом! Ааааааххххххх!
— Сопротивление бесполезно! — проревел страж и добавил. — Знаешь, если я продержусь, меня скоро представят на Старшего Орущего Охранника. Есть не так уж много вакансий для охранников, не орущих и не вышвыривающих людей, так что лучше я останусь при своем деле, которое знаю.
Они как раз добрались до воздушного шлюза: крепкого и тяжелого стального люка большого диаметра, врезанного во внутреннюю обшивку корабля. Охранник переключил пульт, и люк плавно открылся.
— Все-таки спасибо за участие, — сказал вогон. — Пока.
Через люк он зашвырнул Форда с Артуром в небольшую камеру. Артур лежал, тяжело переводя дыхание, а Форд резко бросился назад и безрезультатно попытался остановить закрывающийся люк плечом.
— Нет, ты послушай, — кричал он охраннику, — есть целый мир, о котором ты ничего не знаешь… Как насчет этого?
В отчаянии Форд ухватился за первый обрывок культуры, пришедший в голову: промычал первые ноты из Пятой симфонии Бетховена.
— Да да да дам! Разве в тебе ничего не всколыхнулось?
— Нет, честное слово, нет. Но я повторю это своей тетушке, — ответил вогон.
Сказал ли он еще что-нибудь, услышать было нельзя. Люк накрепко закрылся и все звуки, за исключением отдаленного гула корабельных двигателей, исчезли.
Пленники находились в отполированной до блеска цилиндрической трубе примерно шести футов диаметром и десяти футов длинной.
Форд, обмирая, осмотрелся. Произнес: «А парнишка-то с неплохими задатками». И сполз по изогнутой стене.
Артур неподвижно лежал на дне трубы в том месте, куда упал. Он не глядел вверх. Он лежал, пытаясь отдышаться.
— Теперь мы попались, правда?
— Да, — ответил Форд, — попались.
— Ты что-нибудь придумываешь? Кажется, ты говорил, будто собираешься что-нибудь придумать. Может быть, ты что-нибудь придумал, а я и не заметил?
— Ну да, я придумал.
Артур ожидающе посмотрел на Форда.
— Но, к сожалению, это не очень подействовало на существо по ту стороны этого герметичного люка, — Форд пнул люк, через который их втолкнули.
— Но мысль действительно была хорошей?
— О да, замысел был очень хорош.
— В чем он состоял?
— Ну, я не успел проработать детали. Имеет ли это сейчас большое значение?
— Так… э… а что произойдет дальше?
— А… э… ну, второй люк автоматически откроется на несколько секунд. Нас выстрелит в глубокий космос и, я ожидаю, что мы задохнемся. Конечно, если сделать глубокий вдох, то можно продержаться до тридцати секунд… — ответил Форд. Он сцепил руки за головой, приподнял брови и запел старый бетельгейзианский боевой гимн. Внезапно он показался Артуру очень чужим.
— Вот, значит, как, — сказал Артур. — Мы умрем.
— Да, исключая… Нет! Погоди минутку! — вскричал Форд, внезапно бросившись к чему-то вне артурова поля зрения.
— Что это за выключатель?!
— Что, где?! — завопил, поворачиваясь, Артур.
— Нет, я всего только обманулся, — сказал Форд. — Мы все равно умрем.
Он снова сполз по стене на пол и подхватил мелодию с того места, где ее оставил.
— Знаешь, в такие минуты, как сейчас, когда я заперт в вогонском шлюзе с человеком с Бетельгейзе перед лицом смерти от удушья в глубоком вакууме, я действительно жалею, что не слушал, о чем в дни моей юности мне говорила матушка, — сказал Артур.
— Почему? Что же она тебе говорила?
— Не знаю, я не слушал.
— А, — Форд продолжил напевать.
— Это ужасно, — думал Артур. — Колонны Нельсона нет, Макдональдса нет. Все, что осталось: я и слова «весьма вредоносная». В любую секунду останется только «весьма вредоносная». А вчера казалось, что на планете все в полном порядке.
Зажужжал мотор.
Легкий свист превратился в оглушительный рев рвущегося наружу воздуха, когда внешний люк открылся в пустую черноту, усыпанную крошечными невозможно яркими точками света. Форд с Артуром вылетели во внешнее пространство, как пробка из игрушечного ружья.
Глава 8
1
Путеводитель «Автостопом по Млечному пути» — совершенно замечательная книга. В течение многих лет она много раз уточнялась и перерабатывалась разными редакторами. Бесчисленные путешественники и исследователи внесли в нее свой вклад.
Предисловие к путеводителю начинается примерно так:
«Космос — большой. По-настоящему большой. Вы просто не поверите, до чего он потрясающе, невообразимо, головокружительно большой. Пожалуй, вы можете считать, будто вам далеко добираться до аптеки, но это сущие пустяки для космоса. Послушайте…» — и так далее.
(Чуть далее стиль книги становится не таким выспренным, и заходит речь о вещах, которые действительно полезно знать. Например, о том, что сказочно прекрасная планета Бетселамин в настоящее время очень озабочена возрастанием эрозии, наносимой десятью миллиардами туристов, ежегодно посещающих планету. Эрозия — это разница между весом того, что вы съедаете во время пребывания на планете, и того, что вами выделяется. Поскольку перед отлетом с Бетселамина эта разница будет удалена с вашего тела хирургическим путем, жизненно важно брать справку при каждом посещении туалета.)
Справедливости ради нужно сказать, что перед лицом абсолютной необъятности межзвездных расстояний терпели неудачу умы лучшие, чем автор предисловия к Путеводителю. Некоторые из них предлагали читателям представить себе арахис в Ридинге и лесной орешек в Йоганнесбурге и тому подобные головокружительные сравнения.
Простая истина заключается в том, что межзвездные расстояния не помещаются в воображение человека.
Даже свет, который движется так быстро, что большинству рас понадобились тысячелетия на осознание самого факта его движения, даже свет тратит время на путешествия между звездами. Ему нужно восемь минут на прогулку между звездой Солнце и местом, где обыкновенно бывала планета Земля, — и еще четыре года, чтобы появиться у ближайшего звездного соседа Солнца, Альфы Проксима.
Чтобы свет достиг противоположного края Галактики, например Дамограна, нужно еще больше времени: пятьсот тысяч лет.
Рекорд по прохождению этого расстояния автостопом составляет пять лет, но не рассчитывайте много увидеть, путешествуя в таком темпе.
Путеводитель «Автостопом по Млечному пути» говорит, что, набрав полные легкие воздуха, можно выжить в абсолютном вакууме космоса около тридцати секунд. Однако он идет дальше и сообщает, что в силу умопомрачительных размеров космоса существует шанс быть подобранным другим звездолетом до истечения тридцатисекундного срока. Его вероятность — один к двум в степени двести шестьдесят семь тысяч семьсот девять.
По совершенно поразительному совпадению это еще и телефонный номер ислингтонской квартиры, куда на очень хорошую вечеринку однажды пришел Артур. Он встретил там очень симпатичную девушку, правда, потерпел полное поражение, пытаясь составить ей компанию: девушку увел незваный гость.
Хотя планету Земля, квартиру в Ислингтоне и телефон уничтожили, приятно сознавать, что их память в некотором смысле была почтена следующим фактом: на двадцать девятой секунде Форда с Артуром спасли.
Глава 9
1
Компьютер тревожно забормотал, заметив, что воздушный шлюз сам собою открылся и без видимой причины закрылся.
Неудивительно: госпожу Причинность никто не приглашал.
В Галактике просто появилась дыра. Она существовала в точности никакую долю секунды, была никакую долю дюйма шириной, но простиралась на миллионы световых лет в длину.
Когда дыра закрылась, оттуда выпало множество шутовских колпаков из бумаги и праздничных воздушных шариков, медленно поплывших через вселенную. Еще оттуда выпала группа семерых рыночных аналитиков по три фута ростом каждый, которые умерли — частично от удушья, частично от изумления.
Выпали двести тридцать девять тысяч недожаренных яичниц, материализовавшись в виде целой горы среди пораженных голодом земель Пофрила, что в системе Пансела.
Крупное пофрильское племя целиком вымерло от голода, — за исключением одного человека, который скончался от отравления холестеролом несколькими неделями позже.
Никакая доля секунды, в течение которой существовала дыра, отозвалась во времени (как впереди, так и позади) самым невероятным образом. Где-то в предалеком прошлом она серьезно повредила группу атомов, дрейфовавших в пустой стерильности космоса, и заставила их слипнуться вместе, образовав самые маловероятные из чрезвычайно необычных узоров. Эти узоры быстро научились сами себя копировать, проявив одну из сторон своей необычности, и стали причинять крупные неприятности каждой из планет, куда их заносило. Так во Вселенной появилась жизнь.
Пять разъяренных Голфстримов событий закружились в порочных штормах беспричинности и изрыгнули тротуар.
На тротуаре лежали Форд Префект с Артуром Дентом, хватавших ртами воздух, как полузадохшиеся рыбы.
— Вот, пожалуйста. Я же тебе говорил, что кое-что придумал, задыхаясь, выдавил Форд, хватаясь пальцами за тротуар, проносящийся через Третью сферу Неведомого.
— О, конечно, конечно, — отвечал Артур.
— Моя блестящая идея состояла в том, чтобы найти пролетающий мимо космический корабль и чтобы он нас подобрал, — объяснил ему Форд.
Настоящая вселенная болезненно изогнулась, отстраняясь от них. Какие-то притворщики, похожие на горных козлов, бесшумно порхали рядом. Первичный свет взорвался, разбросав пространство-время, как объедки на пикнике. Время расцвело, материя напрочь усохла. Самое большое из простых чисел тихонько вжалось в угол и скрылось навсегда.
— Ох, оставь, — простонал Артур, — шансы против просто астрономические.
— Не пренебрегай ими, они сработали.
— В каком корабле мы оказались? — спросил Артур, а кусочек вечности зевал прямо ему в лицо.
— Не знаю, я еще не открывал глаза.
— Я тоже.
Вселенная прыгнула, заморозилась, задрожала и вывихнулась в нескольких неожиданных направлениях.
Артур с Фордом открыли глаза и, в сильном замешательстве, огляделись.
— Боже милостивый, — вымолвил Артур, — это выглядит совсем как южное побережье Англии.
— Черт, — ответил Форд, — рад слышать, что ты это сказал.
— Почему?
— Думал, что схожу с ума.
— А может быть и сходишь. Может быть, тебе только показалось, будто я так сказал.
Форд поразмыслил над услышанным и спросил.
— Ну так ты сказал или нет?
— Кажется, да.
— Ладно, наверное, мы оба сходим с ума.
— Да, — согласился Артур, — мы должны быть сумасшедшими: все свидетельствует в пользу южного побережья.
— Ты думаешь, мы на юге?
— О да!
— И я так думаю.
— Следовательно, мы просто обязаны были свихнуться.
— Подходящий выдался для этого денек.
— Точно! — подтвердил проходивший мимо маньяк.
— Кто это был? — спросил Артур.
— Кто? Человек с пятью головами и букетом бузины, унизанным копченой селедкой?
— Да.
— Не знаю. Так кто-то.
— А-а.
Оба путешественника сидели на тротуаре и с некоторым напряжением следили за огромным ребенком, тяжело прыгавшим по песку рядом с ними, а также за табуном диких лошадей с грохотом тащивших через небо свежий груз закаленных рельсов для Смутных Краев.
— Знаешь, — сказал Артур, смущенно откашлявшись, — если это южное побережье, то в нем есть что-то очень странное.
— Ты имеешь в виду то, что море неколебимо, как утес, а здания колышутся вверх и вниз? Да, мне это тоже кажется необычным. В самом деле, там происходит очень непонятное вообще… — отвечал Форд, когда побережье с оглушительным грохотом раскололось на шесть затанцевавших частей, которые легкомысленно закружились друг вокруг друга, принимая распутные и безнравственные очертания.
Дикие воющие звуки труб и цимбал грянули сквозь ветер, горячие пончики по десять пенсов начали выскакивать из мостовой, шквал жутких рыб обрушился с неба, и Артур с Фордом решили убежать.
Они проныривали через тяжелые стены звуков, горы архаических мыслей, долины лирической музыки, носку дрянной обуви и пустяковые умопомешательства, как вдруг услышали девичий голос.
Он звучал вполне здраво, но произнес только «Два в степени сто тысяч к одному и ниже», — и это было все.
Форд затормозил так, что из-под его башмаков посыпались лучи света, и завертелся в поисках источника голоса, но не увидел ничего, чему смог бы всерьез поверить.
— Что это был за голос? — прокричал Артур.
— Не знаю, — проорал в ответ Форд. — Не знаю. Звучало как мера вероятности.
— Вероятности? Что ты имеешь в виду?
— Вероятность. Ну знаешь, как два к одному, три к одному, пять к одному. Голос сказал два в степени сто тысяч к одному. Видишь ли, это весьма невероятно.
Миллион-галлонный чан с гоголь-моголем без предупреждения опрокинулся над ними.
— Но что это означает? — прокричал Артур.
— Что? Гоголь-моголь?
— Нет, мера вероятности!
— Не знаю. Совсем не знаю. Думаю, мы в чем-то вроде космического корабля.
— Могу только заключить, — ответил Артур, — что это не каюта первого класса.
В ткани пространства-времени появились пузыри. Громадные скверные вздутия.
— Аааауууффф… — выдохнул Артур, почувствовав, как его тело размягчается и изгибается в неожиданных направлениях. — Южное побережье, кажется, растаивает… звезды кружатся водоворотом… пылевой шар… мои ноги уплывают в закат… левая рука тоже уходит…
Его поразила пугающая мысль: «Черт, как же я теперь буду смотреть на свои электронные часы?» Артур отчаянно зашарил взглядом в сторону, где оставался Форд.
— Форд, ты превращаешься в пингвина. Прекрати.
Снова ожил тот же самый голос.
— Два в степени семьдесят пять тысяч к одному и ниже.
Форд яростно топтался вперевалку вокруг своего пруда.
— Эй, кто ты? — прокрякал он. — Где ты? Что происходит и есть ли какой-нибудь способ это прекратить?
— Пожалуйста, успокойтесь, — приятно ответил голос, словно говорила стюардесса авиалайнера с одним крылом и двумя моторами, один из которых горел. — Вы в совершенной безопасности.
— Не в этом дело! — бушевал Форд, — Дело в том, что я сейчас совершенно безопасный пингвин, а мой товарищ быстро распадается на члены!
— Все в порядке, я теперь получил их обратно, — отозвался Артур.
— Два в степени пятьдесят тысяч к одному и ниже, — произнес голос.
— Бесспорно, — сказал Артур, — они длиннее, чем мне, бывало, нравилось, однако…
— Есть, что-нибудь, — расквохтался Форд в птичьей ярости, — о чем, как вы считаете, вы обязаны нам сообщать?
Голос прочистил горло. В отдалении, словно леденец на палочке, появилась гигантская четверка, набранная петитом.
— Добро пожаловать, — произнес голос, — на звездолет «Золотое Сердце».
2
— Пожалуйста, не тревожьтесь ни о чем, что видите или слышите вокруг. Вам придется вначале испытать некоторые болезненные эффекты, поскольку вы были спасены от верной смерти на уровне невероятности два в степени двести семьдесят шесть тысяч к одному, а возможно, и гораздо более высоком. Сейчас мы путешествуем на уровне два в степени двадцать пять тысяч к одному и ниже. Мы будем восстанавливать норму как раз до тех пор, пока не уверимся, что все нормально. Благодарю за внимание. Два в степени тысяча к одному и ниже.
Голос оборвался.
Форд с Артуром очутились в светлом розовом отсеке.
Форд был лихорадочно взволнован.
— Артур! Это фантастично! Нас подобрал корабль, приводимый в действие двигателем Бесконечной Невероятности! Это невообразимо! До меня доходили слухи о нем! Официально слухи опровергались, но они должны были его построить! Они построили Двигатель Невероятности! Артур, это… Артур? Что происходит?
Артур уперся в дверь отсека, пытаясь удержать ее закрытой, но дверь плохо прилегала. Тонкие волосатые ручки протискивались в щели, пальчики были в чернильных кляксах, высокие голоски настойчиво галдели.
Артур поднял глаза.
— Форд! Там, снаружи, бесчисленное множество мартышек, желающих обсудить с нами Гамлета, которого они написали.
Глава 10
1
Двигатель Бесконечной, или Совершенной, Невероятности воплощает чудесный новый способ преодоления огромных межзвездных расстояний не более чем за никакую долю секунды и без всякого докучного блуждания в надпространстве.
Он был изобретен благодаря счастливому случаю. Позднее на Дамогране исследовательская группа Галактического правительства разработала на его основе метод управляемого передвижения.
Вот, вкратце, история изобретения.
Принципы генерации небольших количеств конечной невероятности путем простого замыкания логических цепей суб-мезонного мозга модели Бамблвини 57 на атомный векторный плоттер, производящий сильное Броуновское движение (скажем, чашку вкусного горячего чая), были, конечно, хорошо известны. Такие генераторы частенько использовались для оживления атмосферы на вечеринках, например, чтобы все молекулы нижнего белья хозяйки, в соответствии с теорией неопределенности, одновременно прыгнули на один фут влево.
Многие уважаемые физики говорили, что не признают эти принципы, отчасти потому, что тем самым подрывались основания науки, но главным образом из-за того, что их не приглашали на подобные вечеринки.
Еще они не хотели признавать постоянные неудачи попыток создания машины, которая бы генерировала поле бесконечной невероятности, необходимое для переброски звездолета через обескураживающие расстояния между самыми далекими звездами. Но, в конце концов, уважаемые физики с раздражением объявили, что подобная машина фактически невозможна.
А потом аспирант, которому однажды выпало прибираться в лаборатории после особенно неудачной вечеринки, принялся рассуждать следующим образом.
— Если, — думал он, — такая машина фактически невозможна, то логика подсказывает, что это следует считать проявлением конечной невероятности. Поэтому, для создания машины следует только достоверно вычислить, насколько она невероятна, ввести число в генератор конечной невероятности, сунуть туда чашку свежего, действительно горячего чая… и включить!
Аспирант так и сделал, и был несколько ошеломлен тем, что создал столь долгожданный золотой генератор Бесконечной Невероятности буквально из воздуха.
Он был ошеломлен еще больше, когда сразу после церемонии вручения награды Галактического института «За исключительный ум» его линчевала неистовая толпа респектабельных физиков, наконец, понявших, что единственное, чего они действительно не признают, — это умник-выскочка.
Глава 11
1
Непроницаемая для невероятности рубка управления Золотого Сердца выглядела так же, как рубка совершенно обычного звездолета, за исключением абсолютной чистоты: следствия новизны корабля. С некоторых операторских кресел даже не сняли еще пластиковые чехлы. Помещение было очень белым, прямоугольным, и имело размеры небольшого ресторана. На деле оно не являлось совершенно прямоугольным: две длинные стены слегка изгибались параллельно друг другу. Всем выступам и углам были приданы интересные формы обрубков. Вся правда заключалась в том, что куда проще и практичнее было бы построить рубку в форме обычной прямоугольной комнаты, но тогда конструкторы почувствовали бы себя обездоленными. Сама по себе рубка впечатляла функциональностью: большие видео экраны выстроились над панелями систем контроля и управления на вогнутой стене, а выпуклую стену занимали длинные панели встроенных компьютеров. В одном из углов рубки сидел уныло сгорбившийся робот. Его отполированная до блеска стальная голова бессильно свисала между отполированных до блеска стальных коленей. Робот тоже был совсем новым, но, несмотря на великолепную конструкцию и полировку, выглядел так, будто члены его более или менее человекоподобного тела не совсем точно прилегали друг к другу. На деле они прилегали совсем хорошо, но что-то в осанке робота наводило на мысль, что следовало бы подогнать их получше.
Зафод Библброкс нервно расхаживал по рубке взад и вперед, потирал руки над сверкающим оборудованием и хихикал от волнения.
Триллиан сидела, склонившись над группой приборов, и считывала показания. Система оповещения разносила ее голос по всему кораблю.
Пять к одному и ниже… — сказала девушка. — Четыре к одному и ниже… Три к одному… Два… Один… Фактор вероятности один к одному… есть норма. Повторяю, есть норма.
Она выключила микрофон, потом снова включила и, с легкой улыбкой, добавила: «Следовательно, что угодно, с чем вы все еще не можете совладать, является вашим собственным сумасшествием. Пожалуйста, не волнуйтесь. За вами скоро придут».
