Мы поднимаемся по крутой, но довольно широкой лестнице. Комнаты отдыха для транзитных пассажиров находятся на третьем этаже. Там, прямо на лестничной площадке, у окошечка в стеклянной перегородке сидит дежурная, симпатичная пожилая тетя в белом халате. Мы представляемся. Дежурная, обеспокоенная и заинтригованная одновременно, поспешно задергивает занавески на окошечке и впускает нас к себе за перегородку.
      Для начала я прошу ее рассказать, как она регистрирует своих постояльцев. Система оказывается несложной и весьма удобной для такого опытного проходимца, как Мушанский. Но одновременно эта же система позволяет и нам легко его выловить, если, конечно, он в известные нам дни ночевал на этом вокзале.
      - Все понятно, - говорю я дежурной. - Давайте теперь посмотрим. Вот, к примеру, можете вы сказать, кто остановился у вас ну, допустим, восемнадцатого сентября?
      Дежурная поспешно хватается за толстую регистрационную книгу и начинает листать страницы. Тут имеются данные о каждом постояльце. Но фамилия, имя и отчество, как и год рождения, нас мало интересуют, они взяты из паспорта, и Мушанский наверняка подсунет чужой, скорей всего краденый паспорт. А вот откуда и куда гражданин следует, а также дата его появления в Москве - это другое дело. Это взято из билета, который должен предъявить Мушанский.
      Дежурная наконец обнаруживает нужные записи и указывает нам страницу с длинным перечнем фамилий. Женские мы, естественно, пропускаем, а вот мужские проглядываем внимательно. Нас интересуют пункты на магистрали Ленинград-Харьков. Кузьмич полагал, что это могут быть Орел и Бологое. Но нет, они не значатся в тетради, как, впрочем, и Ленинград с Харьковом. Зато... мы сразу настораживаемся... Некий гражданин Холодов Сергей Петрович следовал из Любани в Белгород. Это та самая трасса.
      Мы незаметно переглядываемся, и я как можно равнодушнее спрашиваю у дежурной:
      - А вот как определить, сколько дней прожил у вас ну, к примеру, вот этот гражданин?
      - Этот? - переспрашивает дежурная. - Сейчас, сейчас. Все у нас отмечено, как положено.
      Она берется за другую тетрадь, где отмечаются продления и потому вписываются лишь фамилии постояльцев, дата и номер первоначальной квитанции.
      - Вот, пожалуйста, - не скрывая торжества, говорит дежурная и пальцем проводит под нужной нам строчкой в тетради.
      И мы убеждаемся, что означенный гражданин Холодов прожил здесь ровно три дня.
      От этого открытия я ощущаю легкий озноб, что-то похожее на охотничий азарт охватывает меня. Черт возьми, неужели... Я чувствую, как за моей спиной возбужденно сопит Петя Шухмин. Валя стоит рядом, но на тонком строгом его лице отражается полнейшее спокойствие.
      - А теперь, - продолжаю я, как мне кажется, тоже весьма спокойно, давайте посмотрим, кто останавливался у вас ну, допустим... - и делаю вид, что называю первое пришедшее мне в голову число, - допустим, одиннадцатого октября.
      Это начало второй серии краж, совершенных Мушанским. Краж этих тоже три, следовательно...
      - Пожалуйста. Вот они туг все как есть, - говорит дежурная и победоносно смотрит на нас, словно мы хотели, но не смогли уличить ее в чем-то.
      Внимательно изучаем новую страницу регистрационной книги.
      - Вон! - вдруг выпаливает из-за моего плеча Петя Шухмин.
      Мы с Валей, однако, и бровью не ведем, и устыдившийся Петя смущенно бормочет:
      - Вон и с ребенком гражданина пустили. Да еще на одну кровать. Разве это порядок?
      Дежурная начинает пространно и запальчиво объяснять что-то, а мы трое не можем оторвать глаз от одной из строчек в раскрытой перед нами книге. Там указано, что некий гражданин Клячко Олег Иванович приехал в этот день из Белгорода, направляясь в Любань.
      По второй книге мы тут же выясняем, что этот самый Клячко провел в Москве тоже ровно три дня.
      Итак, сначала Любань-Белгород, потом Белгород-Любань... Стоп, стоп! Только не нервничать и но спешить.
      Я делаю над собой усилие и, добродушно улыбаясь, говорю дежурной:
      - Здорово у вас поставлен учет. И вообще все организовано как надо. Давайте напоследок посмотрим, кто сегодня живет у вас.
      Дежурная явно польщена высокой оценкой. Мы с ней как бы меняемся ролями, теперь уже спокойна она, а нервничаем мы. Еще бы не нервничать! Между тем дежурная раскрывает последнюю заполненную страницу в своей книге. Мы пробегаем ее глазами и... ничего не находим.
      - Та-ак, - разочарованно произносит навалившийся на меня сзади Петя Шухмин.
      Я молчу и пытаюсь собраться с мыслями. Валя невозмутимо закуривает, словно задача наша выполнена и больше нам тут делать нечего, и с ленцой в голосе предлагает:
      - Давайте уж заодно посмотрим, кто вчера здесь остановился.
      О черт! Ну конечно же. Сегодня Мушанский мог только продлить еще на сутки. А приехал-то он вчера!
      Дежурная устала от нас, и новая задержка начинает ее сердить. Она явно не замечает всех наших переживаний и Петиных срывов.
      - Смотрите, коли желаете, - ворчит она и переворачивает страницу.
      И мы сразу, почти одновременно, находим глазами нужную строчку. Вот! Уже знакомый нам гражданин Холодов проездом из Любани в Белгород снова остановился в Москве.
      А из второй книги выясняется, что он сегодня утром продлил свое пребывание здесь еще на одни сутки. У этой самой дежурной, вот что удачно.
      Теперь остается последняя, решающая проверка.
      - Мамаша, - говорю я, - а какой из себя вот этот гражданин, не помните? - И указываю пальцем на первую попавшуюся фамилию.
      Потом я называю ей другую фамилию, третью, четвертую, некоторых она запомнила, других нет. Наконец, я указываю на фамилию Холодова. Теперь дежурная уже и вовсе не представляет, кем же мы в конце концов интересуемся.
      Холодова она запомнила, ведь он совсем недавно говорил с ней. И она дает нам в точности приметы... Мушанского!
      Все. Теперь уже окончательно. Теперь круг замкнулся.
      Мушанский попался. Позвонит он сегодня Варваре или нет, появится ли на квартире Худыша, теперь не имеет значения. Ночевать он придет сюда, непременно придет. Ведь он только что оплатил эту ночевку. Тут он и будет задержан. Не нами, конечно. Нам здесь оставаться нельзя, нас знает дежурная и невзначай может кому-нибудь проговориться.
      Лишь для вида я и Петя Шухмин обходим с ней комнаты, где останавливаются транзитные пассажиры, светлые, чистые комнаты, в большинстве случаев в это время пустые, с аккуратно застеленными кроватями. Комнат много, больше двадцати, каждая на пять-десять человек. Мы несколько задерживаемся в той, где ночует сейчас Мушанский, и внимательно оглядываем издали его постель. Но она ничем не отличается от других.
      Валя Денисов ушел звонить.
      Наконец мы кончаем осмотр и выходим в круглый уютный зал, в который первоначально попадает каждый пассажир, проходя с площадки лестницы, мимо дежурной, в комнату, где он должен ночевать. В этом зале мы видим за одним из столиков возле телевизора Игоря и еще одного нашего сотрудника, играющих в шахматы. Возле них стоят чемоданы. Ни дать ни взять приезжие, ожидающие, когда освободится место для отдыха. Теперь мы можем уходить.
      Все, гражданин Мушанский, песенка ваша на этот раз спета.
      Я возвращаюсь в отдел, ребята мои тоже.
      Состояние у меня такое, что ни за одно дело я взяться не могу. Все валится из рук. Наконец-то я увижу этого негодяя, своими глазами увижу. Больше месяца я охочусь за ним. Он совершил шесть краж и чуть не убил человека. Это по одной только Москве. Шутка ли!
      Под вечер меня вызывает Кузьмич и приказывает отправляться домой.
      - Без тебя управимся. Отдыхай, - ворчливо говорит он. - Долечивайся. Светлане, кстати, позвони. Небось неделю не звонил.
      - Почему не звонил? - обиженно возражаю я. - Чуть не каждый день звоню. А уехать я сейчас не могу, Федор Кузьмич, как хотите.
      - Это еще почему?
      - Не могу. Я должен увидеть этого типа. Я о нашей встрече месяц уже мечтаю. Во сне ее вижу.
      - Вот и давай в последний раз во сне ее погляди, - усмехается Кузьмич. - А завтра наяву увидишь.
      - Не могу я уехать! - в отчаянии восклицаю я. - Убейте, не могу.
      Кузьмич пожимает плечами. Сам он, между прочим, тоже, видимо, не собирается уезжать.
      А я не знаю, куда себя деть. Даже читать ничего не могу. Позорно проигрываю две партии в шахматы подряд Пете Шухмину, которому ни разу еще не проигрывал. Потом я проигрываю Вале Денисову. Ну этот хоть первокатегорник, ему проиграть не стыдно, хотя в другое время мы бы еще потягались с ним. Два раза звоню Светке, отрывая ее от работы. Она готовится к какому-то докладу, но терпелива со мной как ангел.
      - Ну давай серьезную партию, - предлагает мне Валя.
      Я только машу рукой. Около двенадцати часов ночи мы наконец разъезжаемся по домам.
      А утром я узнаю потрясающую новость: Мушанский ночевать не явился! И вообще ни в одном месте, где его ждали, он за эти сутки не появился. Ушел, подлец. Из рук прямо ушел. Вы представляете?
      Глава V
      КУЗЬМИЧ РАСКРЫВАЕТ КАРТЫ
      Мы сидим в кабинете у Кузьмича, и он досадливо говорит:
      - Что-то его здорово испугало, милые мои. Скорей всего последний случай в гостинице. Понял, что в Москве ему появляться опасно. Если уж та дежурная его узнала, значит, и в любой другой гостинице может случиться то же самое.
      - По-вашему, удрал из Москвы? - спрашивает Игорь.
      Он сегодня особенно хмур и сдержан. Я безошибочно определяю, что утром Игорь опять поссорился со своей Алкой. Ему, между прочим, нелегко с ней приходится, хотя Алла его по-своему любит. Она внешне напоминает мне чем-то Варвару. Тоже статная, белозубая, черноглазая, и на нее тоже заглядываются. Но строга Алка до невозможности и отшивает от себя в два счета. У нее и взгляд такой суровый, что не всякий рискнет к ней подступиться. Игорь женат на ней уже четыре года. Он мне как-то признался, что подкупила она его именно своей неприступностью. "Люблю бороться с трудностями", - смеялся он. Ну вот и доборолся. Алка всем хороша, но женой оперативника она быть не создана. Во-первых, она дико ревнива. Игорь ее собственность, и ни с кем она делить его не намерена, даже с работой. Вот, например, эту ночь Игорь, как известно, провел на вокзале. Но рассказать Алке, где ему пришлось быть, он не может. И она, уж конечно, надулась, она ревнует его к кому-то и ничего поделать с собой не может, да, впрочем, и не намерена. Срывается по пустякам и треплет всем нервы. Я как-то попытался провести с ней воспитательную работу. Куда там! Ничего не поняла и ни с чем не согласилась. "Я тоже человек, - заявила. - Знала бы его работу, замуж не пошла".
      Это просто счастье, что Светка совсем другая. Мне даже иногда обидно, до того она меня не ревнует. И когда Алка ей что-нибудь такое говорит и жалуется на Игоря, она только смеется. Светка удивительно легкий человек, и за это я ее еще больше люблю. И ревную. Игорю в этом смысле хорошо. Алка у него кремень, кроме того, она ужасно застенчива. А Светка общительная невозможно. У нас был как-то вечер, так она успела перезнакомиться со всем отделом. Даже Кузьмич пошел с ней танцевать. Все были прямо потрясены. А Алка забилась в угол и, краснея, всем отказывала, кроме меня, конечно.
      Да, сегодня утром Игорю, видимо, здорово досталось. Вот он и злится. И сегодня он, конечно, плохой работник. Мало того, что ночь не спал. Теперь предстоит их мирить. А то они неделю разговаривать не будут. Игорь тоже упрямый. Специалист по таким делам у нас Светка. Надо будет ей срочно позвонить.
      - Скорей всего он из Москвы мотанул, - говорит кто-то из собравшихся, кажется, Петя Шухмин.
      - И теперь уже не скоро здесь появится, - добавляет Денисов.
      Положение действительно сложное. Неужели Мушанский сорвался и уехал? Неужели он мог так перепугаться?
      - Все-таки наблюдение за всеми тремя объектами, где мы его ждали, надо продолжать, - хмурясь, говорит Игорь. - Еще дня два-три хотя бы.
      - Кроме того, - добавляю я, - он так просто не отцепится от Варвары. Последней встречей он должен быть доволен, подлец.
      - Так и сделаем, - заключает Кузьмич после минутного раздумья, во время которого усиленно трет ладонью затылок. - И еще вот что, - он смотрит на Игоря. - Надо проверить все вокзалы, вдруг он в последний момент переметнулся. Нервы-то ходуном ходят. Он теперь может не одно свое правило нарушить. - И повторяет: - Значит, вокзалы. Это первое. Теперь второе, Кузьмич переводит взгляд на меня. - Я тебе уже, Лосев, говорил. Надо срочно увидеться с этой Элеонорой.
      - Помню, - отвечаю я. - Сегодня появлюсь.
      - Смотри, а то она тебя забудет, - подмигивает Петя Шухмин.
      - Это исключено, - самоуверенно возражаю я. - И вообще прошло всего два дня.
      Совещание у Кузьмича заканчивается.
      Игорь еще задерживается, а я тороплюсь к себе. И пока нет Игоря, звоню Светке.
      - Привет, - говорю, - это я.
      - Ну что? - посмеиваясь, спрашивает Светка. - У тебя опять что-то стряслось и вечер отменяется?
      Как же я забыл! Сообщение о том, что исчез Мушанский, выбило меня совершенно из колеи. Ведь мы же со Светкой должны идти сегодня на концерт! Всего на несколько дней в Москву приехал Райкин!
      - Что ты! - говорю. - Кое-что, правда, стряслось. Но концерт не отменяется. И билеты я достану.
      - Ой! - смеется Светка. - Какие сдвиги. Какой прогресс. Витик, ты просто растешь на глазах. И хорошо, что ты позвонил. Есть предложение. Возьми, если можешь, четыре билета, - просит Светка, и в тоне ее слышится какая-то озабоченность. - Ты знаешь, мне сейчас звонила Алла. У них опять...
      В этот момент в комнату входит Игорь. Он бросает на меня хмурый взгляд и начинает рыться в сейфе.
      - Принято, - говорю я Светке. - Это и мое предложение.
      - Ой, какой ты у меня умница, - смеется Светка. - Ну, значит, до вечера. Целую.
      И она бросает трубку.
      - Судя по твоей счастливой роже, ты говорил со Светкой, - мрачно констатирует Игорь.
      - Не отпираюсь, - говорю я. - И тут вот какое предложение: сегодня мы все идем на Райкина.
      - Кто идет, а кто нет, - отрезает Игорь.
      - Правильно. Ты, например, в жизни не достанешь билетов. Скажи спасибо, что у тебя такой друг.
      - Дешево покупаешь, - усмехается Игорь. - Попробуй сначала Алку уломать. К ней, брат, сегодня лучше не подступай.
      Игорь безнадежно машет рукой.
      - Все улажено, - отвечаю я и жестом фокусника указываю на телефон.
      - Света? - догадывается Игорь и впервые за это утро улыбается.
      - Именно.
      - Ты такой жены недостоин, - объявляет Игорь. - И за что тебе такое счастье, не понимаю.
      - Вырастешь, поймешь. Пока что ты меня еще недооцениваешь. Вот попробуй достань билеты на Райкина. А я достану. За одно это меня любая девушка полюбит.
      - Вот, вот. Охмурить, это ты можешь. Варвару небось тоже охмурил. Не говоря уже об Элеоноре.
      У Игоря явно улучшилось настроение. Он уже даже острит.
      - Кстати, - добавляет он, - у тебя с Элеонорой свидание сегодня. Не забудь.
      - Будь спокоен, - отвечаю. - Я прежде всего джентльмен.
      Мы расстаемся, условившись о встрече.
      До свидания с Элеонорой Михайловной у меня еще остается часа два, и я начинаю решать проблему билетов. Это не так просто, как вы знаете. Это даже жутко трудно, особенно в день спектакля. Но мы решаем задачи и потруднее. Надо только проявить смекалку и кое-что вспомнить.
      В результате я сначала еду к одному своему приятелю в райотдел, на территории которого расположен театр, где сегодня дает концерт Райкин. У этого приятеля весьма хорошие отношения с администратором театра. Вскоре у меня оказываются искомые билеты. Администратор клянется, что отрывает их от собственного сердца.
      И вот я мчусь на знакомую улицу, где находится та самая студия. Поспеваю я вовремя. Но у подъезда почему-то не обнаруживаю желтого "Запорожца". Как это понимать, интересно.
      Тем временем из студии начинают выходить люди. Занятия окончены. Я замечаю и обоих красавчиков, с которыми два дня назад разлучил Элеонору Михайловну. На этот раз молодые люди идут одни. Элеоноры Михайловны с ними нет, ее подружки тоже. Я стараюсь не попасться им на глаза. Это ни к чему, они меня наверняка тоже запомнили.
      Люди все идут и идут мимо меня, парни, девушки, весело и беззаботно болтают, перекликаются, обсуждают какие-то свои дела. Вот и последние уже выходят из подъезда. Элеоноры Михайловны среди них нет. Что же теперь делать?
      Я забыл вам сказать, что еще утром, перед отъездом из отдела, связался через дежурного с группой, наблюдающей за квартирой Худыша. Мне сообщили, что Элеонора Михайловна в положенное время уехала на своем "Запорожце".
      Значит, вместо занятий она куда-то отправилась. И наверное, не одна, а скорее всего с той самой размалеванной своей подружкой. Кстати, и она сегодня не была на занятиях.
      Между прочим, как же зовут ту подружку? Ведь Элеонора Михайловна, помнится, ее называла при мне... Лена? Нет... Лера?.. Ляля! Ну конечно, Ляля! Это уже кое-что.
      Пока я все это соображаю, из подъезда студии выходят две девушки. Они оживленно болтают о чем-то и смеются.
      Я решительно направляюсь к ним. Что-то надо предпринимать. Что именно, я еще не решил. Но, как говаривал еще Наполеон, главное, это ввязаться в сражение, а там разберемся.
      Я подхожу и смущенно спрашиваю:
      - Девушки, извините меня, вы Лялю случайно не видели?
      - Лялю?..
      Они с откровенным любопытством смотрят на меня.
      - Лялю Пирогову? - уточняет одна из них.
      Я не знаю Лялиной фамилии, поэтому прикидываюсь удивленным.
      - Неужели вы ее не знаете? - спрашиваю. - Такая худенькая, черненькая, у нее еще браслет на руке и губы такие яркие. А подруга...
      - Господи, зачем так длинно, - смеется девушка. - Сказали бы Пирогова, и все. Ее не было сегодня на занятиях.
      - Неужели заболела? - огорченно спрашиваю я.
      - Нет, нет, - вмешивается вторая девушка. - Я вчера вечером говорила с ней.
      - Какая досада, - говорю я. - Мы условились встретиться. Я... даже билеты на Райкина достал на сегодня.
      Для убедительности я показываю им два билета.
      Девушки всплескивают руками. А та, которая вчера вечером говорила с Лялей, неожиданно спрашивает:
      - Так это вас познакомила с ней Элла? Вчера.
      - Элла?.. Вчера?..
      Я не сразу соображаю, что речь идет об Элеоноре Михайловне, и позорно теряюсь на миг, не зная, что ответить. Девушки дружно приходят мне на помощь. Мое непритворное смущение вызывает у них сочувствие. И кроме того, они не могут допустить, чтобы пропал билет "на Райкина".
      - Так позвоните же ей, - говорит одна из них. - Немедленно позвоните. Вот и все.
      - В том-то и дело, что я забыл ее телефон.
      - Я вам сейчас скажу, - она торопливо достает из сумочки записную книжку. - Пишите.
      И диктует номер телефона. Я записываю.
      Из ближайшего автомата я звоню Ляле. Откликается звонкий девичий голос.
      - Будьте добры, Лялю.
      - Это я. Кто говорит?
      - Извините, пожалуйста. Это говорит знакомый Эллы. Мне очень надо ее повидать. Случайно она не у вас?
      - Представьте, только что уехала. У нее примерка у...
      - Кумрайтиса?
      - Да. Откуда вы знаете?
      - Она мне как-то о нем говорила. А вам не трудно сказать его адрес?
      - Конечно.
      Прижимая трубку плечом, я неловко записываю на клочке бумаги адрес этого модного портного. Потом выскакиваю из будки телефона-автомата и хватаю первое встречное такси.
      И вот я уже прогуливаюсь около высокого, потемневшего от времени дома с лепными украшениями на подъезде и выбитой тут же на стене фигурой молотобойца, под которой красуется тоже выбитая на камне надпись: "Владыкой мира будет труд". Старый дом, когда-то называвшийся "доходным", который революция отметила своей печатью. Дом стоит в одном из переулков недалеко от улицы Кирова.
      Время от времени я поглядываю на желтый "Запорожец", стоящий возле подъезда. Когда я, еще из окошка такси, увидел этот "Запорожец", у меня отлегло от сердца. И теперь я спокойно прогуливаюсь, предвкушая изумление Элеоноры Михайловны, и одновременно соображаю, как повести с ней разговор. Дело нешуточное. Мы сейчас уже разыскиваем не только ловкого гостиничного вора, но и убийцу, первая жертва которого лишь случайно осталась в живых. И кто знает, что он может придумать завтра.
      Изредка я поглядываю на часы. Время еще есть. До начала концерта три с лишним часа. Можно не торопиться.
      Интересно, с кем Элеонора Михайловна вчера познакомила Лялю? Но самое главное, где Мушанский? Неужели он так и не встретился со своим другом Семеном Парфентьевичем? А если...
      Но тут мои мысли мгновенно обрываются. Из подъезда выпархивает Элеонора Михайловна уже в новом элегантном пальто с меховым воротником и высокой модной меховой шапке, из-под которой выбиваются бронзовые локоны. В руках у нее большой сверток. Я иду к ней навстречу. Элеонора Михайловна на миг останавливается, всматривается в меня, и на лице ее появляется обворожительная улыбка.
      Она бросается ко мне и протягивает свободную руку.
      - Виталик! Как это понимать? Откуда вы взялись? Я просто потрясена.
      Что поделаешь, надо снова играть ту же идиотскую роль.
      - Кто ищет, тот всегда найдет, - самодовольно говорю я. - Это еще не самый трудный случай.
      - Нет, нет, это поразительно! - не может успокоиться Элеонора Михайловна. - Вы волшебник. И вообще за этим что-то есть.
      Она лукаво смотрит на меня и грозит пальчиком.
      - Есть, - охотно подтверждаю я. - Еще как есть, - и, в свою очередь, спрашиваю: - Разве Жора вам ничего не говорил?
      Элеонора Михайловна внезапно меняется в лице и, запинаясь, говорит:
      - Он такой странный... Он кошмарно изменился...
      Теперь уже волнуюсь и я, хотя изо всех сил стараюсь не показать этого. Как можно беззаботней я спрашиваю:
      - Почему это вам так кажется?
      - Ах, Виталик, вы его давно видели?
      - Не очень...
      - А я только вчера.
      Ого! Значит, она его вчера видела. И с прежней беззаботностью я задаю новый вопрос:
      - Надеюсь, весело провели время?
      Элеонора Михайловна неожиданно хватает меня за руку и испуганно шепчет:
      - Виталик, он вчера... я сама видела у него... я просто вся похолодела... я совершенно случайно... видела у него... пистолет!
      - Что-о?..
      Очевидно, я тоже меняюсь в лице, потому что Элеонора Михайловна вдруг резко отшатывается от меня и пристально смотрит мне в глаза.
      - Вы не знали? Но вы...
      - Где он провел эту ночь? - резко спрашиваю я.
      Я не в силах больше притворяться. Меня больше не хватает и на эту игру. И тут я невольно гублю все дело.
      У Элеоноры Михайловны внезапно закрадывается подозрение. Недаром она все время имеет дело с секретами мужа, со всякими незаконными и рискованными комбинациями. И она ледяным тоном говорит мне:
      - Все это очень странно. Вы его друг и вы... О, я что-то не поняла в нашей встрече, кажется.
      - Сейчас поймете. Но сначала ответьте на мой вопрос.
      Да, я сорвался. И теперь уже ничего не поделаешь. Мне так и придется доложить Кузьмичу. И он...
      - Это не ваше дело, - говорит между тем Элеонора Михайловна. - Это его дело, где он провел ночь, - и насмешливо добавляет: - Во всяком случае, не со мной, будьте уверены.
      И тут вдруг меня осеняет одна догадка. Так вот оно в чем дело! Черт возьми, это надо использовать, надо спасать все, что еще можно спасти. Я не имею права сейчас себя расшифровывать, Мушанский еще на свободе, опасный, вооруженный преступник, сейчас он еще опаснее, чем раньше.
      Я лихорадочно ищу выход из труднейшей ситуации, в которой оказался по собственной же вине. Наконец говорю:
      - Дело в том, что Жора меня крупно подвел. Он должен был вчера вечером прийти на встречу и не пришел.
      - Где же вы должны были встретиться, в каком месте, интересно, Элеонора Михайловна пристально и недоверчиво смотрит мне в глаза, словно заранее зная то место и только проверяя меня.
      Я пожимаю плечами.
      - Простите, но это уже наше дело. Знать вам это совсем ни к чему, мне кажется.
      - А все-таки? - настаивает она.
      Теперь уже пристально смотрю на нее я и цежу сквозь зубы:
      - Не у Ляли, конечно. А совсем в другом месте.
      Краска бросается ей в лицо. Элеонора Михайловна нервно теребит бечевку на своем пакете.
      - Так вы знаете? - спрашивает она, опуская глаза. - Чего же вы спрашиваете?
      А ко мне тем временем возвращается спокойствие. И я опять способен соображать. Наконец-то. Итак, одержана первая маленькая победа, попробуем развить успех.
      - Это всего лишь предположение, - я снова пожимаю плечами. - Но, судя по всему, Жора сказал вам, где мы должны были встретиться?
      - Да, сказал. Теперь скажите вы.
      У нее еще остались подозрения. Их надо немедленно рассеять. Но неужели у Мушанского действительно была назначена встреча? Невероятно. Но так или иначе я должен ей что-то сказать.
      - Ладно уж, - неохотно говорю я. - Видно, Жора вам здорово доверяет. Хотя это на него и непохоже.
      Вполне возможно, что она берет меня "на пушку" и Мушанский ей ничего не сказал. Тогда я буду выглядеть в ее глазах доверчивым простаком. Но это в конце концов не беда.
      - Да, он мне доверяет, - с некоторой даже гордостью произносит Элеонора Михайловна. - И я хочу, чтобы вы мне тоже доверяли. Слышите?
      Ага, кое-какие сдвиги все-таки происходят. Ну что ж. Пойдем дальше.
      - На вокзале, - понизив голос, говорю я. - На одном вокзале.
      Фу-у! Лед в ее глазах наконец-то растаял. Она улыбается и кивает головой.
      - Вы его сегодня увидите? - деловито осведомляюсь я.
      - Не знаю, - отвечает она уже спокойно и, кажется, вполне искренне. Утром он ушел от Ляли и обещал ей звонить. - Потом со знакомой мне плутовской улыбкой добавляет: - Она ему, между прочим, понравилась. Даже очень.
      Я в ответ улыбаюсь тоже весьма игриво.
      - И конечно, что-нибудь оставил на память? - спрашиваю. - Я же знаю его широкую натуру.
      - Оставил, оставил, - смеется Элеонора Михайловна. - Вы даже не догадаетесь что! Жора колоссальный оригинал.
      - Ну все-таки, - допытываюсь я.
      - Представьте, весьма миленькую шкатулку и в ней какие-то странные раковины. Все вместе выглядит очень эффектно.
      От этих ее слов у меня возникает легкое сердцебиение. Я тут же вспоминаю бородатого парня, палеонтолога. Ну вот, дорогой товарищ, теперь ты, надеюсь, поймешь нашу работу, в первом приближении конечно, и, может быть, у тебя даже появится уважение к ней.
      - А, ладно, - я небрежно машу рукой. - Самое главное, это то, что я увидел вас.
      - Ненадолго, - кокетливо отвечает Элеонора Михайловна, поправляя бечевку на пакете. - Я очень спешу. Семен Парфентьевич, наверное, уже сердится. Он не любит, когда я опаздываю. А вы всегда так неожиданно появляетесь.
      Теперь мы улыбаемся уже оба, прекрасно понимая друг друга. И я снисходительно соглашаюсь:
      - Хорошо. Я потерплю до завтра.
      - Да, да, до завтра.
      И мы расстаемся.
      Она садится в свой "Запорожец", и тот, урча, трогается с места. Элеонора Михайловна приветливо машет мне рукой. Я, улыбаясь, отвечаю. Потом смотрю на часы.
      Время у меня еще есть. Я могу вернуться в отдел, предупредить Игоря, что билеты уже у меня. И еще успею заскочить домой переодеться и побриться.
      Что ни говорите, концерт Райкина - это праздник. А к празднику надо готовиться.
      Райкин выдающийся актер. Мне, например, он напоминает Чаплина. Сквозь его смех я так часто слышу слезы, сквозь юмор проступает злая сатира. Вы помните его монолог пьяницы в музее? Помните это торжество воинствующего невежества и хамства, над которым покатываешься от смеха, но и выть хочется. "В греческом зале, в греческом зале..." У меня в ушах не утихает интонация Райкина, когда он злобно, издевательски произносит эти слова устами своего пьяного героя, передразнивающего старую хранительницу музея. И я невольно сжимаю кулаки, я не могу это спокойно слушать.
      Мне рассказывали таксисты один удивительный эпизод. Однажды диспетчеру поступил вызов из Переделкина. Это такое место километров в двадцати от Москвы, где расположен писательский поселок и Дом творчества писателей, они там работают. Так вот, поступил оттуда вызов на такси поздно вечером, к тому же в проливной дождь. Диспетчер, понятно, отвечает, что за город он машины не высылает, да и не согласится ни один таксист ехать в такое время. И вдруг ему говорят, что машина нужна Райкину. Вы знаете, что тут поднялось? Все водители, которые только были в этот момент у диспетчерского пункта, заявили, что они едут. Увидеть Райкина!
      И каждый раз, когда мне предстоит идти на концерт этого артиста, я иду как на праздник. Поэтому, когда я приезжаю к нам в отдел и с гордостью объявляю Игорю, что достал обещанные билеты, то в первый момент даже не замечаю, как странно посмотрел он на меня и каким странным голосом сказал:
      - Тебя вызывает Кузьмич. Немедленно.
      Но уже через миг ко мне возвращаются все мои заботы и тревоги. Я с беспокойством спрашиваю:
      - В чем дело, ты не знаешь?
      - Звонила Варвара.
      - Что-о?!.
      - Ну да. Мушанский назначил ей встречу.
      - Здорово!
      - Ничего здорового. Она отказывается идти.
      - И не надо. Только бы знать, куда он придет. Мы и сами его встретим.
      - Не на дурака напали. В общем, идем. Кузьмич тебя ждет.
      Мы выходим в коридор.
      Кузьмич действительно меня ждет и утюжит ладонью затылок, а это, как вы знаете, кое о чем свидетельствует.
      - Где ты пропадаешь? - спрашивает.
      Я докладываю о встрече с Элеонорой Михайловной.
      - Неплохо, - чуть смягчаясь, говорит Кузьмич. - Лихо ты ее разыскал. Смекалка у тебя все-таки есть. Значит, он ночевал у той барышни? Так, так...
      - Теперь у него пистолет, Федор Кузьмич, - напоминаю я.