И тут я вспоминаю странный ее взгляд при встрече, две молчаливые фигуры в тени, возле театра. Да, тут есть о чем поразмыслить.
      Я молча отряхиваю брюки, поправляю куртку, волосы и поворачиваюсь к Гале.
      - Вид у меня как? Вам не стыдно со мной идти?
      - С вами мне теперь никуда не стыдно идти.
      Она достает из сумочки платок и, снова встав на цыпочки, осторожно вытирает мне щеку. Скула болезненно ноет.
      - Знаете, мне хочется пойти в одно место, - говорю я. - Но не знаю, как туда попасть. Интерклуб моряков. Знаете?
      - Или! - откликается Галя. - Пойдемте. Все будет сделано.
      Мы выходим на улицу. У меня побаливает спина, но я не подаю вида.
      Вот и набережная. В обе стороны тянется Приморский бульвар. А прямо перед нами, на площади, одинокий памятник Ришелье, основателю Одессы. Он угрюмо смотрит на море и на знаменитую лестницу, волнами спускающуюся к порту, широченную красавицу лестницу в сто девяносто две ступени, которую знает, по-моему, весь мир.
      Справа от нас светятся огни интерклуба, окна его выходят на Приморский бульвар. Из окон интерклуба доносится музыка.
      - Сейчас тебе все будет, - говорит Галя, прижимаясь ко мне. - Или я не "мадемуазель Галя".
      Мы подходим. Галя шепчет что-то людям у входа, и нас мгновенно пропускают.
      Красиво в клубе, весело, шумно. В зале гремит оркестр. У стойки бара и в буфете толпятся моряки, с ними нарядные раскрасневшиеся девушки, тут же какие-то парни с длинными по моде волосами, в пестрых рубашках и умопомрачительных брюках клеш. Среди моряков много иностранцев, их можно узнать по лицам, по фасонам курточек, по замысловатым нашивкам на рукавах.
      Мы проходим в зал. По пути я оглядываю себя в зеркало. Вид, прямо скажем, неважный. На скуле растекся рыже-фиолетовый синяк, перечеркнутый запекшейся царапиной, куртка испачкана и помята, брюки тоже. Ну да ладно.
      - Потопчемся? - предлагает Галя. - Или что?
      - Обязательно потопчемся, - весело отвечаю я. Она вскидывает мне руку на плечо.
      Оркестр прямо-таки надрывается, словно в экстазе. По маленькой эстраде мечется с микрофоном в руке потный парень в черном приталенном фраке, оглушительные вопли его понять невозможно, да и не обязательно. Зал веселится и хохочет. Боже мой, чего тут только не пляшут под эту бешеную музыку! Я ищу глазами Лену.
      Вон она! Танцует с каким-то иностранным моряком. Где же ее кавалер? Ага, вот подходит и он, отрывает от моряка и угощает мороженым. С высоты моего роста мне все отлично видно. Ну теперь, кажется, самое время.
      - Ого! Кого я вижу! - говорю я. - Моя сестренка!
      - Ты здесь с сестрой? - удивляется Галя.
      Она как-то очень легко и естественно перешла со мной на "ты". Все-таки столько вместе пережили.
      - Ну да, - отвечаю я. - Отличная сестренка. Сейчас я тебя с ней познакомлю.
      Но это, оказывается, не так-то просто. Когда мы, танцуя, пробираемся наконец к Лене и ее кавалеру, они уже покончили с мороженым и сейчас с упоением что-то отплясывают. Парень не сводит с Лены восхищенных глаз. Она разрумянилась, рыжие волосы рассыпались по плечам, а гибкая ее фигурка в узких кожаных брюках выделывает немыслимые телодвижения, что-то уж сверхсовременное. Откуда только она всему этому научилась, интересно знать? Мне становится смешно.
      - Алло! Ленка! - кричу я.
      Лена замечает меня, прекращает танцевать и тащит своего кавалера к нам. Мы знакомимся.
      - Гога, - представляется парень.
      С Галей он, оказывается, знаком.
      - Чао, Гога, - улыбается она, но я замечаю, что ее не очень радует эта встреча.
      Гога отвечает ей тоже довольно сдержанно.
      - Виталий, что с тобой? - всплескивает руками Лена, разглядывая мой великолепный синяк.
      Я безмятежно машу рукой.
      - Упал, - говорю я. - Поскользнулся на ровном месте. Со мной это бывает, как ты знаешь.
      - Влез в какую-нибудь драку? - не унимается Лена. - Ведь так? обращается она к Гале.
      - Я страшно спешил на свидание, - быстро говорю я. - Галя меня таким уже получила.
      - Именно, - весело соглашается Галя. - И такой он мне очень понравился. Или я ничего не понимаю в мужчинах.
      Некоторое время мы еще танцуем. С Галей то и дело кто-то здоровается, порой довольно развязно. Какой-то парень пытается даже ее увести от меня, но Галя неуверенно отказывается. Парень бросает на меня недобрый взгляд. Хлопотно же быть кавалером у этой "мадемуазель Гали". Не хватает только еще одной драки из-за нее. Впрочем, та, первая, произошла, мне кажется, совсем не стихийно. "Халочка", наверное, решила проверить меня на свой манер. Зачем только ей это потребовалось, интересно знать?
      Через некоторое время мы все идем в буфет.
      Мы пьем вино, заедаем яблоками и конфетами.
      Потом Лена поднимается из-за столика.
      - Ой, как я устала, - говорит она.
      - Проводи даму, Гогочка, - ласково приказывает Галя.
      - А ты не боишься тут оставаться? - с ехидцей осведомляется тот.
      - Нет, Гогочка, - тем же тоном отвечает Галя.
      - Я пошла. Виталька, не приходи поздно.
      Девушки мило прощаются. Ленкин кавалер плетется вслед за ней.
      - У тебя мировая сестричка, - замечает Галя. - И вы здорово похожи.
      - Да, говорят, - киваю я.
      Мы снова идем в зал, где гремит оркестр. Несколько раз в толпе мелькает парень, который недавно хотел увести Галю. Он словно следит за нами. Надо его запомнить на всякий случай. Про себя я отмечаю еще одно странное обстоятельство Галя, кажется, испугалась этого парня вполне искренне. А вот в ее испуге там, во время драки, я не уверен. Значит, кого-то она боится все-таки по-настоящему?
      Мы танцуем еще долго. И долго кипит вокруг нас веселье и смех. Моряки умеют отдыхать. Галя возбуждена и бросает на меня красноречивые взгляды. Но я почему-то не очень верю в свой успех. Она оказалась куда хитрее и скрытнее, чем я полагал. И у меня такое ощущение, что я ей зачем-то нужен.
      - Тебе здесь нравится? - спрашивает Галя.
      - Очень, - говорю я. - Хотя... не все.
      - А что не нравится?
      - Например, тот парень, который хотел с тобой посекретничать.
      Галя улыбается.
      - Уже ревнуешь?
      - Немного.
      - Не надо. Это, милый, не тот случай. Это... Ай, не говори мне о Сенечке. Не хочу его даже видеть.
      - Зато Сенечке, кажется, хочется.
      - Расхочется...
      Галино лицо становится неожиданно злым и озабоченным. Такой я ее еще не видел. Впрочем, она тут же спохватывается и снова улыбается.
      - Не болит? - ласково опрашивает она и проводит рукой по моей щеке.
      Да, ей легко вскружить голову любому парню, и, если она его потом бросит, он будет так же смотреть на соперника, как этот Сенечка на меня. А может быть, тут дело серьезнее?
      Поздно вечером мы уходим из интерклуба. Галя выводит меня через какую-то незаметную дверь во двор.
      - Это еще зачем? - удивляюсь я.
      - Тебе что, нужны лишние встречи? - насмешливо спрашивает она. - Или ты думаешь, тебе будут платить за каждый синяк?
      Мы долго идем по пустынным полутемным улицам. Галя живет далеко, по пути к Большому Фонтану, в маленьком деревянном домишке. Около калитки мы прощаемся.
      Я пытаюсь Галю обнять, но она неожиданно вывертывается и строго говорит:
      - Не трогай. Потом. Сейчас у меня большое горе. Я потеряла любимого человека.
      - Он тебя бросил? - с негодованием спрашиваю я.
      - Нет. Его... убили. Или такого не может быть, думаешь? Так вот, может. - И тихо, даже как-то задумчиво добавляет: - И меня... могут.
      Она вдруг хватает меня за руку, прижимается ко мне и лихорадочно шепчет:
      - Ты меня не оставишь?.. Ну неделю хотя бы не оставишь?.. Ну поклянись!..
      В гостиницу я возвращаюсь совсем поздно.
      По дороге я еще захожу в управление и связываюсь с Москвой.
      Наш дежурный мне сообщает:
      - Получена шифровка из Пунежа. Откаленко нашелся. Жив. А его объект уехал к вам в Одессу. Так что учтите.
      - Что случилось с Откаленко?!
      - Наделал глупости. Поспешил. Погорячился. Завтра получите подробное сообщение. Пока все.
      Глава VIII
      ЧЬИ-ТО ТЕНИ
      Утром Лена говорит:
      - Ко мне сейчас зайдет Гога. Побудь в кабинете, ладно?
      Я улыбаюсь.
      - Ты, кажется, боишься своего страстного поклонника?
      Лена в ответ презрительно пожимает плечами.
      - Я, к твоему сведению, умею не только танцевать. Пусть попробует...
      - Он попробует, будь уверена. Это тот еще мальчик.
      - Тем хуже для него.
      - И для нас. Если ты его сильно обидишь.
      - Постараюсь его вообще не обидеть. И ты мне нужен вовсе не для того, чтобы вступаться за меня.
      - А для чего же?
      - Понимаешь, - задумчиво говорит Лена, глядя в окно. - Вчера, когда мы шли из интерклуба, он сказал одну странную фразу: "Пусть твой братик держится подальше от этой девки, а то ему могут ой как нехорошо сделать". Я к нему пристала, чтобы он сказал точнее, а он ни за что. "Скажу, - говорит, - только ему самому. Не женское это дело". Страшную важность, понимаешь, на себя напустил.
      - И конечно, лез целоваться? - чуть-чуть даже ревниво спрашиваю я.
      - А ты сам не лез к Гале? - смеется Лена.
      - Попробовал, - признаюсь я. - И вот что из этого получилось...
      Я рассказываю о своем странном разговоре с Галей у калитки ее домика.
      - Она явно кого-то боится, - в заключение говорю я. - И скорей всего тех, кто убил ее возлюбленного. Видимо, этого самого Клячко. И тут замешан Зурих. Так что твой Гога может нас вывести на чей-то след или хоть дать какой-то намек на него. И за то спасибо.
      Лена качает головой.
      - Вряд ли. Он действительно малявка и питается слухами. Но поговорить тебе с ним все-таки надо.
      - Да, конечно, - соглашаюсь я.
      В это время звонит телефон. Я снимаю трубку и узнаю лукавый голос Стася:
      - Братик? Привет! Как почивали?
      - Отлично. Привет, Стась.
      У нас с этим майором установились удивительно простые и дружеские отношения. Вот это, я понимаю, начальник.
      - Надеюсь, вас пока никто не обидел в Одессе? - интересуется Стась. Вернее, тебя. Насчет сестренки я в курсе.
      - Меня попробовали. Но обидел, кажется, я. И серьезно. Наверное, даже попало в сводку.
      - Да? - настораживается Стась. - Уж не трех ли джентльменов на Греческой?
      - Возможно. Я еще плохо знаю вашу географию. Приду, доложу во всех подробностях.
      - Машину прислать?
      - Пока еще есть ноги. Буду у вас через час-полтора.
      - Будь, - говорит Стась. - Жду.
      Я вешаю трубку и ловлю на себе взгляд Лены.
      - Из Москвы они ничего не имеют? - спрашивает она.
      - Сами туда сегодня позвоним, - как можно спокойнее отвечаю я.
      Я не могу сказать Лене то, что узнал вчера ночью от дежурного, уж лучше я буду пока волноваться один.
      В этот момент раздается деликатный стук в дверь. Я удаляюсь. Пришел Гога. Некоторое время я слышу журчанье и мурлыканье его голоса в гостиной и веселое щебетание Лены. Никаких других звуков я не улавливаю, Гога, видимо, ведет себя вполне прилично. Потом Лена открывает дверь и громко говорит мне:
      - Виталий, зайди к нам, пожалуйста. Гога тебе что-то хочет сказать.
      Лениво потягиваясь, словно меня разбудили или оторвали от какого-то дела, я захожу в кабинет. Гога поднимается с кресла мне навстречу. Теперь я могу разглядеть его как следует при дневном свете.
      Он худощав и высок, хотя и заметно ниже меня, у него тонкое смуглое лицо, резко очерченный рот, густые брови и черные, зачесанные назад длинные волосы чуть не до плеч, широкие бакенбарды наползают на загорелые щеки. Одет он, как и вчера, в узкие брюки и пеструю рубашку. Но сегодня наряд его дополняет синяя джинсовая курточка с металлическими пуговицами, изящно подчеркивающая тонкость его талии и ширину плеч. Ничего не скажешь, красивый парень. Но в черных выпуклых глазах Гоги я улавливаю какую-то суетливость и неуверенность, хотя движения его весьма развязны. Словом, рыбешка он действительно мелкая и, наверное, мало кто с ним считается.
      - Салютик! - говорит Гога и нарочито крепко жмет мне руку. - Слушай меня. Одесса встречает тебя аплодисментами. И где ты ту Галю подцепил, мальчик нежный, кудрявый, влюбленный, а? Интересно знать.
      - Была выставлена в комиссионном магазине, - самодовольно объявляю я. А что? Такой красотки я в Одессе больше не встречал!
      - Ха! - Гога хлопает себя по обтянутым бедрам. - Нет, ты просто деформированный! Или перегретый! Слушай меня. Ты бросаешь не на ту даму. Это тебе говорит Гога. Понятно? И пока не поздно, кончай. Я тебя умоляю.
      - Это еще почему?
      - Галка мечена. Понял меня?
      Я вполне искренне отвечаю:
      - Ничего не понял. Объясни, пожалуйста.
      - Колоссально! Он ничего не понял, вы слышите? Ну так слушай меня здесь. Говорю исключительно ради твоей сестрицы, - Гога бросает на Лену выразительный, полный огня взгляд. - Чтобы она потом не плакала по брату. Мне это будет больно.
      - Ладно. Выкладывай дальше, - тороплю его я.
      - Так вот, чтоб ты знал, - Гога делает таинственное лицо и понижает голос: - Галка имела одну исключительную связь. Солидный дядя. Тысячи имел. Я его видел. Ну!.. Говорят, это ради него она Гришку-ударника бросила. Мужа. А потом сама получила вывих. И решила красиво мстить. Эта курочка безмозглая.
      - Ну знаешь...
      - Увянь. Я еще не кончил, - важно перебивает меня Гога. - К ней недавно прилетел один неполноценный из России. Ее новый кадр. А потом этот персонаж, говорят, сыграл на два метра под землю. И Галке сейчас тоже будут делать плохую жизнь. Чтоб мне пропасть, если нет. Усек? "Не за то хватаетесь, графиня".
      - А за что она схватилась?
      - Золото, - загадочно отвечает Гога.
      Я чувствую, что дальше он уже ничего не знает.
      В управлении Стась встречает нас шумно и радостно. Маленькие глазки на его круглом лице хитро блестят, а полная невысокая фигура словно налита ртутью и ни минуты не может пребывать в покое.
      Здесь же и Лева. Он, как всегда, скромен и молчалив, сидит в стороне, на диване, и перебирает какие-то бумаги. Нам он дружески кивает, но в больших глазах его я улавливаю непонятное беспокойство.
      - Привет, привет, - оживленно говорит Стась. - А мы вам приготовили роскошные новости. Как опала, сестричка? - обращается он к Лене и смотрит на нее почему-то с сочувствием. - Глазки у тебя какие-то покрасневшие.
      И тут я тоже замечаю, что Лена выглядит усталой и словно невыспавшейся. Недавняя веселость как-то незаметно стерлась с ее лица, а в глазах появилось беспокойство и нетерпение. Странно. Ведь я ей еще ничего не сказал об Игоре. Значит, беспокойство вызвано чем-то еще.
      - И спала хорошо, и вообще все хорошо, - досадливо отвечает Лена и с нетерпением спрашивает: - Какие вы нам новости приготовили?
      Высокая тонкая ее фигура в этот момент застывает в каком-то напряжении, хотя руки небрежно засунуты в прямые карманы наимоднейших кожаных брюк, а голова с копной рыжеватых волос откинута назад и вид у Лены, казалось бы, лихой и самоуверенный. Но в голосе и во взгляде ее я улавливаю что-то беспомощное, ну просто страдание какое-то, которое она уже не в силах от нас скрыть. Неужели она чувствует беду? Откуда это может взяться, черт возьми.
      - Сейчас все будет доложено в лучшем виде, - бодро говорит Стась, подходя к сейфу и, кажется, не замечая ее состояния. - Два весьма важных сообщения из Москвы. Да вы садитесь, - спохватывается он, заметив вдруг наши застывшие посреди кабинета фигуры. - Садитесь же! Расти вам, кажется, больше некуда. Особенно твоему любимому братцу.
      Мы усаживаемся. А Стась достает из сейфа бумаги и возвращается к столу.
      - Значит, так, - говорит он и раскладывает бумаги перед собой. - Доложу все по порядку. Во-первых, Москва передала сообщение из Пунежа...
      И тут я невольно бросаю взгляд на Лену. Она сидит очень прямо, не шелохнувшись, вцепившись руками в подлокотники кресла, словно собираясь вот-вот вскочить, убежать куда-то, и не спускает глаз со Стася. Рот по-детски полуоткрыт.
      - ...Из Пунежа, - повторяет Стась. - Знаком вам такой городок, надеюсь?
      - Еще бы, - коротко отвечаю я. - Ну что там?
      - Там ваш сотрудник малость оплошал. И конечно, даром нам такие вещи не проходят. В общем, слушайте. Сообщение, надо сказать, подробное.
      Он принимается читать. И вот что мы узнаем.
      Игорь, приехав утром в областной центр, немедленно ознакомился со всеми материалами по убийству Клячко. К тому времени их накопилось уже немало. Сотрудникам местного уголовного розыска удалось установить людей, видевших Клячко на вокзале в момент его приезда из Куйбышева. На вокзале его никто не встречал и он узнавал, когда идет местный поезд на Пунеж. В самом Пунеже, как и предполагал Игорь, удалось довольно быстро установить, к кому приезжали иногородние гости. Таким человеком оказался некий Петр Горохов, рабочий местной деревообделочной фабрики, в прошлом дважды судившийся за разбой. После убийства Клячко он исчез. Жена его заявила, что Петр уехал к родственникам в Воронеж. Но проверка установила, что он туда не приезжал.
      В тот же день Игорь выехал в Пунеж. Там он решил сам побеседовать с женой Горохова и отправился один к ней в дом Встречавший Игоря сотрудник пунежского отдела не советовал ему это делать. Дом был подозрительный, все связи Горохова установить еще не удалось, обстановка в самом доме была также еще не ясна. Но Игорь настоял на своем. В сообщении особо подчеркивалось, что капитан Откаленко был настроен крайне нервозно и очень торопился с расследованием. В ту ночь Игорь в гостиницу не вернулся.
      Утром в доме Горохова никого не обнаружили. Он был пуст. Видны были лишь следы ожесточенной борьбы и пятна крови на полу. Розыск в течение дня ничего не дал. А вечером в отдел с плачем прибежала жена Горохова. Там с ней случился сердечный приступ. Был вызван врач. На женщине были обнаружены следы побоев. Она не скоро пришла в себя, после чего смогла сообщить следующее.
      Всего через несколько минут после прихода к ней Игоря в доме появился муж с двумя неизвестными ей людьми. Все они были сильно выпивши. Началась драка. Выбежать из дома она уже не могла. Двоих Игорь, кажется, ранил, а его самого ударили ножом и еще чем-то тяжелым сзади. Потом Игоря в беспамятном состоянии отволокли в заброшенный сарай около реки, туда же заперли и ее. По словам Гороховой, муж и его приятели собирались немедленно покинуть город. Всю ночь она ухаживала за Игорем, а потом, измученная, уснула. Очнулась она только под вечер. И Игорь тоже. Они там чуть не замерзли, в этом сарае. С трудом докричалась до соседей и сразу же прибежала в отдел.
      Сотрудники милиции немедленно кинулись к тому сараю, где и обнаружили раненого Откаленко. Он был тут же отправлен в больницу. Срочная проверка на вокзале подтвердила, что все три преступника накануне покинули город. Причем один из них, предположительно сам Горохов, взял билет до Одессы. Кассирша заметила, что у них при себе было много денег. Проверка в поезде, где был прямой вагон на Одессу, Горохова там не обнаружила. Вероятнее всего, он, доехав до областного центра, раздумал дальше следовать в этом поезде, ибо преступник он опытный. Скорей всего Горохов является и убийцей Клячко. Работа в этом направлении продолжается силами областного уголовного розыска.
      Далее в сообщении шли приметы Горохова. В конце указывалось, что следует учесть возможность его появления в Одессе, и высказывалось предположение, что он ищет встречи с Зурихом.
      Отдельно была приложена справка о давней судимости Зуриха за крупные хищения в строительных организациях Куйбышева, где он длительное время работал. А также справка о судимостях Горохова и местах отбывания им наказаний. Из этих справок следовало, что Зурих и Горохов некоторое время находились в одной и той же колонии.
      Стась наконец кончает читать.
      Я смотрю на Лену. Она сидит все так же неподвижно, в напряженной позе, вцепившись длинными пальцами в подлокотники кресла. Губа у нее сейчас закушена, и прищурились глаза, словно от дыма.
      Стась отрывается от бумаг и с тревогой спрашивает:
      - Что с тобой, сестричка? Капитан Откаленко, это не муж твой, часом?
      Ох уж эти ребята из розыска, от них невозможно ничего скрыть.
      - Нет, - хрипло отвечает Лена и отводит глаза.
      Потом вынимает из кармана брюк сигареты и закуривает. Чтобы вынуть пачку, она вытягивает ногу и откидывается на спинку кресла, и мы невольно следим за ее движениями.
      Стась переводит взгляд на меня, и я нетерпеливо отвечаю на его немой вопрос:
      - Да нет же, нет, - и, помолчав, добавляю уже другим тоном: - Откаленко друг мой... и ее.
      Но удивительный Стась, кажется, все понимает. Впрочем, и Лева тоже. Черные его глаза сочувственно смотрят на Лену. Эти люди прекрасно знают, что такое потери, риск и опасность в нашей работе. Чуткость их, мне кажется, сродни той, что была у солдат на фронте, которых тоже ждали женщины, иной раз совсем близко и тоже под огнем.
      А Стась уже хмурится и отрывисто говорит:
      - Ладно. Отставить. Повторяю приметы этого Горохова. Слушайте.
      Он читает на этот раз совсем медленно. А я пытаюсь представить себе по "словесному портрету" облик этого бандита.
      - Ну а теперь, - говорит Стась, - сообщение номер два. Москва передала из Саратова, от Рогозина. Некий Николов... ты, кажется, должен его знать, Стась кивает мне (господи, мне ли не знать Николова!), - так вот, Николов, повторяет Стась, - получил письмо от Зуриха из Москвы. И этот самый господин просит Николова не писать ему по одесскому адресу, который он ему дал. Этого адреса, мол, больше не существует. А писать все в ту же счастливую Одессу, но на почтамт, до востребования. Вот так, родные, и никак иначе. Вы все чувствуете?
      - Чувствуем, чувствуем, - откликаюсь я за всех, потому что Лева молчит и Лена тоже. - Видно, Зурих окончательно порвал с Галей, если... если только мысленно уже ее не похоронил.
      - Возможно и такое, - кивает Стась. - Господин, по всему видать, решительный.
      - К тому же она его на золотишке попыталась нагреть, - добавляю я. - Не на чем-нибудь.
      - Именно, - Стась снова кивает. - Но еще, братец ты мой, это означает, что Зурих в Одессе.
      - Или скоро приедет.
      - Нет, он в Одессе, - упрямо повторяет Стась и даже прихлопывает кулаком по столу. - У меня чутье на этих шакалов. Правда, Левушка? Ты что-то хочешь сказать или нет?
      - Ага, - говорит Лева. - Хочу. Мы имеем в гости еще одного бандита, слава богу. И он непременно появится в том самом месте. Куда ему еще деться?
      - Точно, Левушка. Там надо будет серьезно поработать, если я тебя правильно понял.
      - Да что это за место? Скажите наконец, - прошу я.
      - Главный там Левушка, - усмехается Стась. - Ты не думай, пожалуйста, что он всегда такой тихий. Он всюду такой, какой надо. Правда, Левушка? И все это его идея, роскошная идея. Увидишь сам.
      - Это место, - скромно замечает Лева, - среди воров и прочей дряни называется не как-нибудь, а "у господа бога за пазухой". Шикарное место. Покажем.
      - Ладно, - говорю я. - Наведаемся туда завтра, если нет возражений. Сегодня у меня свидание с Галочкой. Я сказал ей, что еле дождусь вечера. А до этого у нас есть еще одно деликатное дельце.
      Далеко за Молдаванкой, во дворе одного из новых домов разместилось нужное нам строительное управление, сокращенно СУ. Мы с Леной долго бродим по улицам, пока его находим.
      Всю дорогу мы молчим, ограничиваясь рассеянными "да" и "нет" или короткими расспросами прохожих. Я неотступно думаю об Игоре, и Лена тоже, в этом я уверен. Как он мог допустить такой страшный промах? Как мог так неосмотрительно поступить? И это Игорь, всегда хладнокровный, расчетливый, осторожный. Почему он так спешил? Хотел побыстрее вернуться в Москву, ко всем своим неприятностям, что ли? Нет, он, конечно, рвался к Лене, он не знал, что она уехала со мной, он думал, что она его ждет. Впрочем, дело скорей всего не в этом. А в том, что у него просто сдали нервы, он издерган до предела всеми последними событиями. Эх, если бы я был рядом с ним... Как он там теперь, в больнице, один?..
      Я не могу оторваться от этих проклятых мыслей. Они мучают и преследуют меня. А надо бы думать сейчас совсем о другом. О некой Инге Сиволап, купившей известную вам кофточку у Галины Кочерги, и о некоем Богдане Теляше, якобы замешанном в хищении двадцати тонн керамзита в Москве. Кое-какие сведения об этих двух персонажах нам дали одесские товарищи. В результате особых надежд я ни на одного из них не возлагаю. Инга знакома только с Галей, причем отнюдь не является ее близкой подругой и потому скорей всего не посвящена в ее секреты. А Богдан Теляш не та фигура среди дельцов-жуликов, чтобы располагать какими-либо сведениями о Зурихе, не говоря уже о непосредственном контакте с ним, последнее вообще, очевидно, исключается, Да и тогда, в Москве, Теляш имел дело совсем с другим человеком. И тем не менее все эти связи надо отработать хотя бы для того, чтобы с чистой совестью их отбросить.
      Интересующее нас СУ, как я уже упомянул, разместилось в глубине двора, в первом этаже небольшого аккуратного дома.
      Лена остается ждать меня на скамеечке, возле детской песочницы, где копошатся малыши. Двор залит солнцем.
      На Лене сейчас серая короткая юбочка и знаменитая васильковая кофточка, специально прихваченная нами из Москвы. Кстати, эта кофточка ей удивительно идет. План действий у нас с Леной приблизительно намечен, исходя из полученных сведений.
      Итак, Лена остается сидеть на скамеечке, рассматривая новейший рижский журнал мод. А я вхожу в прохладный темноватый подъезд и приступаю к расспросам.
      Ингу я обнаруживаю довольно быстро, как, впрочем, и Богдана Теляша. Но сначала мне нужна Инга. Она техник-строитель и работает в сметном отделе, комната номер одиннадцать в конце длинного коридора. Я направляюсь туда.
      Ингу я угадываю сразу, все остальные женщины здесь значительно старше.
      Это очень худая высокая черноволосая девушка, некрасивая, с удивительно подвижным, как у обезьянки, личиком и живыми темными глазами. К моему удивлению и удовольствию тоже, на ней оказывается знакомая васильковая кофточка артикул семьдесят два семьдесят, которая, как ни странно, Инге тоже идет. Я подхожу к ее столу и весело говорю:
      - Здравствуйте. Вы, если не ошибаюсь, Инга?
      Она отрывается от каких-то таблиц и справочников, поднимает на меня глаза и тоже невольно улыбается.
      - Здравствуйте. Откуда вы меня знаете?
      - Удивительное совпадение, - говорю я. - Мало того, что меня просила передать вам привет Зиночка Удальцова...
      - Ой, бросьте! - всплескивает руками Инга. - Она вам за меня рассказала?
      - Именно, - с энтузиазмом подтверждаю я.
      - Кошмар какой! Так я хочу сказать с вами два слова.
      Она вскакивает из-за стола, одергивает кофточку и, двумя руками поправляя волосы, говорит одной из женщин:
      - Оксана Петровна, я сейчас. Вот товарищ до меня из Москвы.
      - Вы таки правда москвич или нет? - спрашивает Инга.
      - Правда москвич, - подтверждаю я. - Мы с сестрой приехали отдохнуть к вам сюда на несколько дней. Ну и заодно кое-какие дела, конечно. Пойдемте, я вас познакомлю. Она меня ждет там, во дворе.
      - Ой, да конечно же!
      Мы выходим во двор, и я подвожу Ингу к скамейке, где сидит со своим журналом Лена.
      Девушки секунду с удивлением смотрят друг на друга и вдруг начинают хохотать. Это одинаковые кофточки приводят их в такой восторг. После чего они знакомятся.
      - Мы тут еще с одной вашей подружкой встретились, - говорю я. - Галя Кочерга, знаете?
      Личико Инги неожиданно становится строгим.
      - Ой, ребята. За Галю я ничего не скажу, но вы от нее подальше. И вовсе она мне не подруга, и я уже жалею, что купила у нее вот эту самую кофточку, ей-богу.
      - Но, по-моему... - пытаюсь возразить я.
      - Ай, бросьте! - перебивает меня Инга. - Она таки да, красивая. Но уж вы меня слушайте.
      Я решаю, что сейчас самый подходящий момент оставить девушек одних, и говорю:
      - Ладно. Вы тут поболтайте. А у меня дело. Я сейчас приду.
      Мне надо повидаться еще с Богданом Теляшом. А Лена все, что надо, сделает сама. Я в нее теперь верю. Это способный и надежный работник. А у меня другое, не менее сложное дело.
      Богдана Теляша я отыскиваю тоже довольно легко. Он работает в отделе снабжения.
      Теляш оказывается маленьким юрким рыжеватым человечком неопределенного возраста, в круглых очках и с оттопыренными ушами. Уши его как-то странно двигаются, когда он говорит.
      - У меня к вам дело, - тихо и внушительно говорю я ему, перегибаясь через стол, за которым он сидит.
      Теляш понимающе кивает, и мы выходим покурить в коридор.
      Там я пристально смотрю в его бегающие настороженные глазки за круглыми стеклами очков и сухо говорю:
      - Григорий Макарович вернулся и шлет привет.
      - Мерси, - довольно сдержанно отвечает Теляш.
      Настороженность в его глазах не исчезает.
      - Велено передать, - говорю я. - Дельце с керамзитом считайте только задатком. Теперь найдется кое-что поинтереснее.
      - Знаю, - неожиданно отвечает Теляш.
      Вот это уже совсем странно. Известный ему Григорий Макарович, отсидев два года, действительно вернулся, но работает уже в другом тресте и преступных связей, по нашим сведениям, ни с кем из прежних дружков не поддерживает. А других знакомств в Москве у Теляша не было. Неужели они сейчас появились? И возникла новая преступная цепочка? Но если он знает то, что ему может сообщить человек от Григория Макаровича, то это должна быть все та же, старая цепочка. В прошлом она тянулась от Теляша к Григорию Макаровичу, дальше к Бурлакову и от того уже к Зуриху. Но два средних звена сейчас выпали, хотя Теляш об этом может и не знать. Что же остается? Неужели с ним установил связь сам Зурих? Быть того не может! Слишком уж мелок этот Теляш.
      - У вас был гость? - осторожно спрашиваю я.
      - Или нет, - хитренько усмехается Теляш. - Или я уже ничего не значу, по-вашему? Так вот, представьте, значу.