Глава 7.

Что посеешь…

Улетел Откаленко в тот же день вечерним рейсом.

Провожал его Лосев.

До регистрации билетов оставалось еще полчаса, и друзья не спеша прогуливались по шумному залу ожидания Внуковского аэропорта.

— Лена почему не приехала? — спросил Виталий.

— Не велел, — коротко ответил Игорь. — Хватит г. нее.

— Рапорт она написала?

— Написала.

— И что Кузьмич?

— Доложит генералу.

— Скорей бы ухватить за жабры этого Льва Константиновича. Нащупать бы…

— Нащупаем и ухватим. Не мы, так Эдик. Где он сейчас, кстати?

— В моих дорогих Лялюшках. — Виталий невольно вздохнул. — Хорошие там люди живут, я тебе скажу. Просто отличные люди. Вот Гриша поправится, женится на своей Лиле. Меня на свадьбу пригласил. И поеду. А что? И Светку возьму. — Лосев радостно улыбнулся.

— Он и меня приглашал.

— Ты когда у него в госпитале был?

— Сегодня. В пятницу его выписывают.

— Ну вот. Ты давай там, в Ялте, побыстрее управляйся. Сразу две свадьбы и сыграем. И поаккуратней, смотри. Смолякова .. не Лев Константинович, он беседы с тобой водить на будет. У него для беседы нож имеется.

Опять Игорь летел в командировку. Которая это была по счету? Как-то они с Виталием подсчитали, и получилось, что вместе уже облетели земной шар. А если прибавить, сколько он налетал один? Впрочем, теперь он воспринимал эти дальние, трудные свои командировки совсем, можно сказать, буднично. Задача ведь все та же: отыскать и задержать. А действовать по обстановке.

В Симферополе Игоря встречали ребята из уголовного розыска, один был давним знакомым-Никита Рощин, он когда-то работал в Свердловске и вот теперь в Ялте.

В Ялту приехали поздно вечером, У Игоря слипались глаза: тяжелый день выдался сегодня. В гостинице уже ждал номер, и Игорь еле добрался до постели.

Наутро состоялось короткое совещание в управлении. Кроме Рощина и начальника отдела угрозыска майора Савчука, присутствовал и участковый инспектор Болотный, на территории которого находился санаторий «Южный берег».

— Ну, Зарубин известен. Глаз с него не спускаю, — пробурчал Болотный. — У меня, знаете ли, особо на побалуешься.

— У вас на проходил? — спросил Игорь.

— Не-а, — покрутил головой Рощин. — Вот и Олег Филиппович тебе то же скажет. Верно, Олег Филиппович? Савчук казался человеком невзрачным и молчаливым. И именно этой своей незаметностью и скупостью на слова особенно понравился Игорю. «Сыщик», — уважительно подумал он.

— Не проходил, — подтвердил Савчук, помедлив, добавил: — Однако знаю его. И жену тоже. Молодая совсем. Веселая. Поет, танцует.

— А он?

— Он парень ревнивый.

— Во-во, — вмешался Болотный. — Она танцует, а он ревнует. Начнешь говорить с ним — молчит. Будто какое замыкание у него.

— А друзья у Зарубина есть? — поинтересовался Игорь.

— Друзья-то? Друзей вроде нет. Но вот, вы говорите, один прибыть должен?

— Какой он друг, это мы еще посмотрим, — ответил Откаленко. — Всякое тут может случиться. Скорей всего недруг приедет — и жди беды… Как бы мне с Зарубиным для начала познакомиться? Но чтобы его самого не взволновать, не потревожить,

— А может, наоборот, насторожить его? — предложил Рощин. — Раз не с добром приедет к нему этот Смоляков.

— Спугнуть я его боюсь. Вдруг да подхватит свою Марину и айда отсюда.

— Нет. Он не испугается, — сказал Савчук.

— Но зато готов будет, — настаивал Рощин. Болотный засомневался:

— А вдруг да сговорятся?

— Марина между ними, — возразил Игорь. — Зол Смоляков на них обоих. И вспыльчив, реактивен. Как он машину свою на старика рванул тогда, в Москве, — никто опомниться не успел. Нет, мне надо познакомиться с Зарубиным, немедленно.

… Час спустя Откаленко приехал в санаторий «Южный берег». Невысокие, белоснежные его корпуса, поднимавшиеся вверх по склону, тонули в зелени кустов и деревьев. Ранняя и буйная весна уже стояла в Крыму. Было совсем тепло, а на солнце даже жарко.

Игорь оставил пальто в гостинице и сейчас шел по аллее парка в одном пиджаке, галстук он тоже снял и расстегнул ворот рубахи, с наслаждением вдыхая напоенный густым ароматом воздух.

Зарубина он отыскал на другом конце парка, в большом темноватом сарае, где хранился всякий садовничий инвентарь, удобрения в полиэтиленовых мешках, ящики с землей и какой-то рассадой. Парень оказался длинный, спокойный с виду, жилистый и загорелый, с крупными грубыми чертами лица и хмурыми глазами. На нем были старые, испачканные в земле брюки и расстегнутая чуть не до пояса, вылинявшая рубашка с закатанными рукавами. На голове красовался сделанный из газеты колпак. Зарубин поднял голову, настороженно посмотрел на остановившегося в дверях сарая Откаленко.

— Здравствуй, Иван, — сказал Игорь деловито и просто. — Давай познакомимся. Мне тут каков-то время работать придется. Капитан Откаленко. Это по форме если.

Игорь протянул руку.

Подошедший Зарубин неохотно и вяло ее пожал.

— Насвистели на меня, выходит? — хмуро спросил он.

— У меня, Иван, на такой художественный свист слуха нет, — возразил Откаленко. — Мне надо свое мнение о человеке иметь. Вот и о тебе тоже. Для того, между прочим, и пришел.

Игорь говорил спокойно и доброжелательно, не пытаясь, однако, подкупить этим тоном Зарубина.

Они вышли из сарая и уселись невдалеке на скамье.

— О судимости твоей я, знаю, — напрямик начал разговор Игорь. — Но об этом как-нибудь потом. А то и вовсе вспоминать не будем. Как сейчас живешь, скажи?

— Ничего вроде. Живу…

— Доволен?

— Доволен…

— Я понимаю, Иван, душу раскрывать ты перед каждым встречным не собираешься. И правильно. Но тут, понимаешь, дело особое. Я ведь в некотором роде ну как доктор, что ли. А докторам приходится все рассказывать, понимаешь?

— Меня уже ваши доктора лечили. Знаком, — не поднимая головы, насмешливо ответил Зарубин. — Полагал, хватит.

— Что, обида осталась?

— А ты думал? Не в санатории лечили.

— Ну, так ведь по справедливости все получилось?

— Так-то оно так…

— Вот и дальше все справедливо должно быть, я считаю. Друзьями-то обзавелся?

— Сыт друзьями.

— Старыми? — Игорь усмехнулся. — О них забыть пора.

— Не забываются.

— Что, напоминают?

— Пока бог миловал.

— И то хорошо. А ждешь? Ты с кем освобождался?

— Можешь справку навести.

— А самому вспоминать неохота?

— Придется, так вспомню.

Впервые в равнодушном тоне Зарубина мелькнула угроза.

— Значит, не по-доброму расстались?

— Не по-доброму.

Зарубин поднял голову и посмотрел на Игоря, что-то, видимо, собираясь спросить, но передумал и снова опустил глаза. Сидел он, согнувшись, опираясь локтями о колени.

— Да-а. По-разному, конечно, люди расстаются, — вздохнув, согласился Игорь. — И вина тут порой бывает обоюдная. Ты человек, и он человек.

— Это когда человек…

— А тут?

— А тут зверь! — с вызовом произнес Зарубин. — Ты бы видел! Он ее бил, издевался. И уйти не давал, гад.

Видимо, болела, саднила в душе история его женитьбы и ссоры со Смоляковым. Ни тот, ни другой не могли ее забыть, хотя и по разным причинам.

— Ты начал жизнь по-новому, — задумчиво сказал Игорь. — Это правильно. Так и надо дальше жить. Не сорвись, если что.

— Если приедет?

— Вот именно.

— Убью, — глухо сказал Зарубин.

— Нет. Доверься мне. Не ошибешься. И столько в словах, в тоне Игоря было властной решимости, что Зарубин внимательно посмотрел Игорю в глаза и, на этот раз решившись, спросил:

— Знаешь его?

— Знаю.

— Понятно…

— Нет. Не все тебе понятно, Иван. Спрашивай дальше.

Первое, зыбкое, ненадежное еще доверие возникло между ними, это чувствовали оба.

— Ну, спрашивай, чего же ты? — повторил Игорь.

— Ты… за ним приехал?

— За ним.

— Натворил чего-нибудь?

— Да. За ним длинный хвост и». кровавый.

— Выходит, конец ему?

— Должен быть конец.

— Должен быть… А почему ты ко мне приехал?

— Потому что он скорей всего к тебе заскочит, Иван. Он ничего не забыл. И ни от чего не отказался.

— Ты о Марине?

— И мне хочет отплатить?

— Да.

Эти два коротких «да» заставили Зарубина нахмуриться. Он стиснул зубы.

— Она к нему не вернется.

— Я тоже так думаю. Теперь, Иван, ответь мне:

согласен помочь?

— Не знаю.

— Почему не знаешь? Прямо говори.

— А я криво говорить не умею. За свои дела надо самому и платить, я так понимаю. Каждый за себя. И потом, милиции я еще никогда не помогал против… ну, как сказать? Одним словом, сам понимаешь.

— Против своих-так, что ли?

— Какой он мне свой, ты что? Но тут ведь без обмана не обойдется, так? А я это не признаю. Он ко мне без обмана приедет.

— Та-ак. Ну что же, давай разберемся. А то ты оказываешься вроде как благородный, а я совсем наоборот.

— Не то я хотел сказать.

— То, то, если вдуматься. Так вот. Обрати внимание. Ты ведь заботишься сейчас о себе. И о Марине. Это тоже, считай, о себе. А я… Мне-то он лично ничего плохого не сделал, Какого же хрена, спрашивается, я на рожон лезу?

— Работа у тебя…

— Вот. Работа. Что же это за работа — под нож лезть, — давай разберемся. Так вот. Он человека убил, понял? Хорошего старого человека. И девушку, вроде твоей Марины, томе пытался убить, в больнице ее выходили. Он еще одного человека ножом бил, и опять того выходили. Хватит?

— Хватит…

— Получается, у меня к нему счет побольше, чем у тебя, Иван. Я должен думать и о других людях, с которыми он может столкнуться, на которых может кинуться. Тут и ты, и Марина, и кто-то еще, другой. Я всех этих людей обязан от него уберечь. Сами они этого сделать не смогут. И ты не сможешь, не думай. Он и хитрее и по-опытнее тебя. А я смогу. Я этому обучен. Это моя работа.

— Не позавидуешь, — усмехнулся Зарубин. В его усмешке проскользнула чуть заметная уважительность.

— Кто-нибудь, может, и позавидует. Не в том дело. Дело в справедливости. Вот главный закон моей работы. Все должны жить спокойно. И действовать тут надо умело. Где лопатой, где гранатой. Понял?

— Понял.

— Вот что я тебе напоследок посоветую. Ты пока Марину одну никуда не пускай. Объяснять ничего не надо. Зачем пугать? Но мы с тобой должны его опасаться. И меры принять. Вместе.

— Да уж придется, видно.

— Для начала я попрошу тебя посторонних на территорию санатория с сегодняшнего дня не пускать. Придет к кому кто, пусть по телефону к ворогам вызовут. Я видел, там телефон есть.

— А почему такой шухер наводишь, скажешь им?

— Нет. О том только мы с тобой знать будем. Так спокойнее.

— Ну, правильно, — с ноткой облегчения отозвался Зарубин. — А ты еще придашь или как?

— Приду. Завтра, в это же время. Ты меня здесь жди. И еще вот что, запиши-ка мой телефон. Если меня не будет, то Савчука позови. Или Рощина. Знаешь там таких? Нет.

— Люди надежные. И в курсе.

— Мне других надежных не надо, Я тебя знаю.

— Они мне передадут. Пиши номер, Фамилия, повторяю, Откаленко. А зовут, между прочим, Игорь. Это уже для тебя.

— Понятно. Дай-ка ручку.

Зарубин вытащил пачку сигарет и на ней записал номер телефона.

Они расстались. Игорь направился к главному зданию санатория.

… В конце дня состоялось совещание у Савчука.

— Шоссе на Симферополь контролируете? — спросил Игорь.

— Еще с утра, — ответил Рощин. — Там наши. Получили по телеграфу его фото, размножили. Завтра на разводах вручим каждому постовому, — бодро заверил Рощин. — Никуда теперь не денется от нас.

— Только бы появился, — произнес Игорь.

— Я почему-то был уверен в Зарубине, — сказал Савчук задумчиво. — Видно, правильно вы с ним разговор построили.

— МУР, — многозначительно поднял палец Рощин. — Школа.

Ждать — это самое трудное и нервное дело. А тем более ждать сложа руки. Кажется, все сделано, что возможно, Игорь ничего не упустил. Больше пока искать Смолякова негде. Пока. До нового его преступления, до новой беды. Только тогда снова появится след.

Нет, надо еще что-то делать, надо думать, думать, думать…

Игорь беспокойно ворочался в постели и не мог заснуть.

Утром Рощин поинтересовался:

— Ну, как спал?

— Нормально, — буркнул Игорь.

— Да, — согласился Рощин, — ночь прошла спокойно. Не появился твой красавец. — Он повертел в руках одну из фотографий, лежащих на столе, и добавил: — Страшноватая рожа.

Игорь покосился на фотографию.

— В тюрьме снимали. Девай, Никита, думать, ничего мы с тобой не упустили? У санатория люди дежурят?

— А как же.

— Проверил бы. Я их не знаю.

— Проверю, проверю. На этот счет не беспокойся.

— Он опытный, Смоляков. Учти.

— Мы тоже опытные.

— А какие еще входы есть в санаторий, посмотрели?

— Слушай, — сочувственно сказал Рощин. — Да не волнуйся ты так. Все посмотрели. Все в порядке. Только бы он появился.

… И Смоляков наконец появился. Однако совсем не там, где его ждали.

Неожиданно позвонил Зарубин.

— Игорь? — глухо спросил он.

— Я. Чего звонишь?

— Приезжай. Дело есть.

Игорь нашел Зарубина у того же сарая, что и вчера. Он сидел на скамейке какой-то взъерошенный, сутулый и, опираясь локтями на широко расставленные колени, смотрел в землю, словно что-то потерял в траве возле ног.

— Ну, что случилось, Иван? — спросил Игорь, слегка запыхавшись и усаживаясь рядом на скамью. Зарубин вздохнул, откинулся на спинку скамьи.

— Письмо получил, — процедил он, доставая из кармана мятый конверт.

Игорь прежде всего внимательно осмотрел конверт.

— Так… Местное. Уже хорошо… Отправлено вчера…-медленно говорил Игорь, крутя конверт в руках. — В одиннадцать часов… С центрального почтамта… Там, видимо, и писал его… Ну, посмотрим, чего написал.

— Прийти велит.

— «Велит». Он тебе что-хозяин? Игорь вынул письмо. Это был сложенный вдвое зеленоватый бланк для телеграмм. Кривые строчки шли поперек печатного текста: «Здорово, дружок закадычный Иван. Поклон тебе от дружка Фени. Желаю встретиться. Приходи в субботу в парк у моря в двенадцать дня. Там открытая кафушка „Золотой маяк“. Ждать буду. Не придешь, умоешься. Феня».

— Феня — кличка его? — спросил Игорь.

— Ага.

— А суббота у нас завтра, так?

— Так. Мне идти или как? Охота взглянуть.

— Не боишься?

— Я его бил, — нахмурился Зарубин. — Под нарами у.меня сидел.

— Выходит, он тебя бояться должен?

— Посчитался, — коротко ответил Зарубин и невольно пощупал бок.

— Нож? — спросил Игорь.

— Напильник.

— Опасно.

— Ничего. Я живучий.

— Простил ты его все-таки? Под конец дружками вышли?

— Вроде того.

— А Марину, получается, ты у него увел?

— Я за нее заступился.

Игорь чувствовал: в сложный узел завязаны их отношения; это лишь на первый взгляд заурядный треугольник. Любовь и смерть шли здесь рядом.

— Ну, так чего, идти или нет? — спросил Зарубин сердито и нетерпеливо. — Или не доверяешь? Тогда прямо говори.

— Пойди, Иван, пойди, — согласился Игорь. — На всякий случай посмотрим, что такое он тебе скажет. Место знакомое?

— Знакомое.

— Ну, а мы подготовим встречу. Марина ничего не знает?

— Нечего ей знать. И Игорь заспешил в управление. Однако он и предположить не мог, что задумал на этот раз Смоляков.

В тот же день в Москве, в кабинете Цветкова, состоялся неприятный разговор.

Цветков вызвал к себе Усольцева.

С нехорошим предчувствием шел Виктор Усольцев в кабинет начальника отдела. Успокаивала только мысль, что главный его враг, этот чертов Откаленко, уехал в командировку.

Когда Усольцев зашел в кабинет Цветкова, то сразу увидел Лосева, сидевшего в стороне, на диване. Длинная его фигура в сером костюме и светлые волосы четко выделялись на темной обивке дивана, это почему-то бросилось Усольцеву в глаза сейчас.

Он остановился на пороге.

— Заходите, Усольцев, — сухо пригласил его Цветков.

Обращение на «вы» ничего хорошего не сулило. Виктор молча сел на стул возле стопа и неуверенно посмотрел на мрачного Цветкова, перебиравшего на столе карандаши.

— Так вот, — сказал Цветков, сдвигая карандаши в сторону. — Должен сказать, что вы плохо начали свою работу у нас. Не неумело, это бы я вам еще простил, а плохо, — подчеркнул он, — С самого плохого начали и самого в наших условиях опасного — с обмана. Вот это мы, Усольцев, не прощаем. И это вы знали.

— Я не обманывал, я…

— Погодите, — приподнял руку Цветков. — Я не кончил. Вы провалили задание с Коменковым, вы не получили у него никаких сведений о Шанине, которого он, оказывается, хорошо знает. Ладно. Это может случиться с новичком. Совсем неопытным новичком, каковым вы и являетесь. Потому что Коменков — это пустой орех, его расколоть ничего не стоило. Но, вместо того чтобы честно доложить о неудаче, вы заявили, что задание выполнили, что Коменков о Шанине ничего не знает. Этим вы ввели нас в заблуждение и нанесли прямой вред делу. Такое прощать мы не имеем права. И не прощаем, Усольцев. Вот это первый пункт. Он вам ясен? Виктор сокрушенно кивнул головой.

— Но мало этого, — хмуро продолжал между тем Цветков, не глядя на Усольцева. — Вы не только ничего не узнали. Вы умудрились вселить в Коменкова уверенность, что он приобрел в МУРе ценного дружка, который его в любой момент выручит, стоит только позвонить ему по телефону. И Коменков стал вести себя после встречи с вами еще увереннее и наглее. Стал хвастать направо и налево этой связью и порочить тем МУР, всех нас, — с нарастающей досадой проговорил Цветков. — Всех! Как же вы посмели так поступить? Вы опозорили людей, которые годы честно здесь работают.

Усольцев еще ниже опустил голову и продолжал молчать.

Замолчал и Цветков.

Согнувшись, сидел на своем диване Лосев и смотрел на Усольцева.

— Что скажешь, Лосев? — спросил Цветков, не поворачивая головы.

— Я согласен с вами, Федор Кузьмич, — твердо ответил Виталий. — Сначала я думал, что это можно еще поправить. Но теперь…

— Сейчас уже поздно, считаешь?

— Сейчас?.. — Виталий подумал. — Сейчас опасно иметь его рядом, я считаю. Доверие кончилось.

— Так. Но тут и твоя вина. Согласен?

— Согласен.

— И тебе урок… — Тоже согласен.

— И всем нам, — как всегда, справедливо разделил вину Цветков.

В кабинете на миг воцарилась тишина.

— Что скажете, Усольцев? — спросил Цветков. Виктор, поборов себя, коротко ответил, не отрывая глаз от пола:

— Я не буду оправдываться. Виноват… Во всем… Только я не хотел этого…

— Не хотел, — с горечью повторил Цветков. — Но сделал. Выходит, понимал, что это плохо, и все же так поступил, Гм… Это еще хуже. Что ж, — вздохнул он, — будем решать, будем решать…

И вот тут Усольцев разозлился. Ему показалось, что Цветков просто поймал его на слове и тем самым несправедливо усугубил его вину. И он сказал с вызовом:

— А решать будете не вы, а руководство. И оно отнесется объективнее.

— Вот как? — удивился Цветков. — Значит, вы хотите остаться у нас? — Он словно пропустил мимо ушей упрек в необъективности. — Вы считаете это возможным и даже рациональным?

— Да, считаю. Мне, молодому специалисту, не было оказано помощи со стороны товарища Лосева. Вы сами это сказали.

— М-да. Выходит, ничего он не понял, — как бы про себя сказал Цветков и посмотрел на Усольцева. — Ладно. Обещаю вполне объективное рассмотрение вашего дела. А пока отстраняю вас от работы.

— А я возражаю.

— Ну-ну. Тут уж разрешите мне командовать. А что касается Лосева, он получит за вас выговор. Слышишь, Лосев?

— Так точно.

— Вот и все, Усольцев. Можете быть свободны. Виктор поднялся и, не попрощавшись, вышел из кабинета. Когда за ним закрылась дверь, Цветков спросил:

— Ну, что скажешь?

— Я уже все сказал, Федор Кузьмич, — сокрушенно ответил Лосев.

— Да-а. Рано он к нам попал, вот что. Ошибка это… Что Албанян-то, на вернулся еще?

— Пока нет. В Лялюшках моих сидит.

— Лялюшки… Линия сбыта у них — не только Лялюшки, учти. Куда они, к примеру, пряжу дели?

— Надо того усатенького найти, который ее получал.

— Кто его видел?

— Вера Хрисанова видела. Да вообще вся их бухгалтерия.

— И никто ничего интересного в нем не подметил?

— Ничего. Кроме усов, правда.

— Дались тебе его усы… — улыбнулся Цветков.

— А вы знаете, Федор Кузьмич, — вдруг оживился Виталий, — Лена говорила, что эта ее Липа-бывший гример и кому-то она усы делала. Надо бы поинтересоваться.

— Вот и поинтересуйся. И еще раз поинтересуйся Глинским. Есть у него путь к Льву Константиновичу или нет? Осторожненько побеседуй, по-нашему. А официально его завтра Виктор Анатольевич будет допрашивать.

— Выздоровел наш следователь?

— Вроде бы. Сегодня звонил. Ну, ты давай, работай.

Лосев вернулся к себе в комнату, удобно расположился за столом, вытянув свои длинные ноги в проход, чуть не до стола Откаленко, и задумчиво посмотрел на телефон, потом, вздохнув, протянул к нему руку. И в тот же миг телефон внезапно зазвонил сам, так что Виталий невольно вздрогнул и поспешно снял трубку.

— Лосев. Слушаю.

— Виталий Павлович, к вам арестованный Глинский просится, — доложил дежурный внутренней тюрьмы. — Привести?

— Как он там себя ведет?

— Нервно, — усмехнулся дежурный. — Ночью два раза контролера вызывал. На сокамерников жаловался. Так когда его к вам доставить?

— Вот сейчас и доставляйте.

— Слушаюсь.

Виталий повесил трубку. «Весьма кстати», — подумал он.

Глинского привели через несколько минут. Выглядел он неважно. Недавно еще холеное, крепкое лицо казалось желтым и морщинистым, под глазами легли синие тени, а в черных глазах появилось какое-то затравленное выражение, губы нервно подергивались. От былой его самоуверенности и наглости не осталось и следа. Костюм был помят, от рубашки отлетели пуговицы, и видна была несвежая голубая майка. На ботинках шнурков не было, и Глинский шаркал подошвами по полу.

Вошел он, однако, быстро и тут же без сил повалился на стул.

— Вы что… что со мной делаете?.. — захлебываясь, проговорил он. — Вы что, садисты, палачи, убийцы?.. Вы что, не понимаю…

— Спокойно, Глинский, — прервал его Лосев. — Ничего мы с вами не делаем. Просто вага распрекрасная жизнь, которой вы так гордились, поворачивается к вам другой своей стороной. Только и всего.

— А я протестую! Ясно вам? И требую… — Глинский . секунду помедлил. — Одиночку! У. меня сил больше нет там находиться с этими подонками!

— Вам, конечно, другие подонки больше по вкусу? — усмехнулся Лосев. — Что поделаешь. Вы сами выбрали такую жизнь. Вы мне это, помнится, очень хорошо все обосновали. «

— Ладно, ладно, — нервно махнул рукой Глинский. — Мне, знаете ли, сейчас не до шуток. Я понимаю, ничего даром не делается. Даже здесь.

— Что вы хотите сказать? Вам не нравится роль главаря?

— Да никакой я не главарь, мотете вы это понять или нет?! И то, что вы мне тогда приписали, ложь, ложь и ложь! Ну, скажите, похож я на главаря?.

— Вы сейчас вообще мало на что похожи, — поморщился Лосев. — Но раньше…

— И раньше не был похож! Долго я вам буду это объяснять?!

— Вы пока вообще еще ничего не объяснили. Крик, знаете, не объяснение, — спокойно возразил Лосев, — И что значит «ничего даром не делается»? Пока это хоть объясните.

— Очень просто… Очень просто… — лихорадочно заспешил Глинский. — Я вам кое-что сообщу. Вы понимаете? А вы мне устройте одиночку. Обязательно! Иначе я сойду с ума! Будете тогда отвечать. Сойду, сойду, вот увидите…

На глазах у Глинского выступили слезы. Вид у него был жалкий и мерзкий. Громко всхлипнув, он полез за платком.

— Ну-ну, Глинский, нельзя же так распускаться, — сказал Лосев, — Ваши бы дамы на вас посмотрели. Что вы хотели мне сообщить, говорите?

— Будет… — Глинский трубно высморкался и вытер глаза. — Будет… одиночка?..

— Постараюсь.

— Я вам почему-то верю. — Глинский спрятал грязный платок в карман и немного успокоился. — Так вот. У меня дома, признаюсь вам, лежит готовая доверенность. В левом ящике стола, на дне, под бумагами.

— Мы ее не нашли.

— Ах, так? Значит, я ее уже передал. Все В голове перепуталось, все!

— Что за доверенность вы изготовили?

— От кондитерской фабрики. Она под Москвой находится.

— Это та, где работает Рая?

— Вот-вот.

— А где следует лимонную кислоту получать?

— На заводе. В Борске.

— Когда?

— Ну, это надо делать быстро. По крайней мере Лев так делает.

— Кто же поедет, как по-вашему?

— Не знаю, не знаю. Это не моя область. Я все сказал. И я… Вы… — Глинский снова заволновался. — Я больше туда не вернусь… Вы обещали… Ну, я вас умоляю., — У него снова выступили на глазах слезы. — Я из окна выброшусь!…

— Опять слезы… — брезгливо сказал Виталий. — Я же обещал вас перевести. Кстати, как же все-таки ухватить Льва Константиновича, если главарь он, как вы говорите? Вы, кажется, не хотите быть христосиком, так ведь? Глинский злобно взглянул на Лосева.

— Нинку берите. Стерву эту толстозадую. … Когда Глинского увели, Виталий собрал со стола бумаги, запер сейф и отправился к Цветкову.

Подробно доложив о состоявшемся разговоре, он сказал:

— Нам надо тоже быстро действовать, Федор Кузьмич. Пока что они опережают нас на два дня.

— Да, — кивнул Цветков. — Немедленно надо действовать. Поэтому сегодня лети в Борек. Я сейчас туда позвоню. — Он повернулся к расписанию, висевшему у него за спиной, и начал вести сверху вниз карандашом. — Б… б… Борек. Через два часа семнадцать минут. — Он взглянул на часы. — Успеваешь. Домой позвони.

Федор Кузьмич был не по годам динамичен, когда того требовала обстановка. И молодые сотрудники иногда еле успевали за его стремительными решениями.

— Жди теперь их там, — недовольно пробурчал Виталий.

— Дождешься. Чует мое сердце, чего-то ты там дождешься.

Под вечер Откаленко решил еще раз побывать в санатории.

Весь день он занимался подготовкой к завтрашней встрече со Смоляковым в кафе «Золотой маяк», Вместе с Рощиным погулял в парке. Они внимательно изучили само кафе, все подходы к нему, пригляделись к работавшим там официанткам. Под нехитрым предлогом заглянули даже на кухню и в подсобки.

Все излазив, осмотрев и оценив, Игорь и Рощин вернулись в управление и уже вместе с Саачуком принялись обсуждать план предстоящей операции. Долго решали, где расставить людей, какие выбрать сигналы, как маскироваться, в какой момент и кому брать Смолякова, как вывести из операции Зарубина. Следовало при этом иметь в виду, что Смоляков опытен, озлоблен и наверняка вооружен, что ему терять нечего и он, не раздумывая, пустит в ход любое оружие. А ведь встреча произойдет днем, в людном месте. Поэтому надо было как можно дальше увести Смолякова от кафе, очевидно, уже после встречи с Зарубиным. Сама схватка должна произойти мгновенно, и тут же надо было исчезнуть с места происшествия, чтобы не потревожить, не испугать окружающих людей, не породить в городе лишние разговоры и слухи. Словом, задач и забот оказалось немало.

Но под вечер Откаленко обнаружил, что больше делать ему нечего и занять себя тоже нечем. Тревога, однако, не покидала его, надвигающийся вечер таил, казалось, какие-то неведомые и опасные сюрпризы. Игорь не находил себе места. Вот тогда-то он и решил еще раз побывать в санатории и повидать Зарубина.

Однако Ивана в обычном месте не оказалось. Откаленко направился к нему домой. Зарубины жили в длинном белом трехэтажном доме обслуживающего персонала по другую сторону обширного и красивого парка.

Дверь открыла совсем юная стройная женщина. Темные густые волосы были тщательно уложены. На оживленном круглом личике красок было, на взгляд Игоря, куда больше, чем следовало. Это, конечно, была Марина, тут Игорь не сомневался. Она казалась веселой, оживленной, подведенные глаза блестели, на щеках возникли две милые ямочки.

Игорь, поздоровавшись, попросил Ивана.

— А его, знаете, нет, — проникновенным тоном, точно сообщая что-то загадочное, и интересное, сказала Марина. — Он ушел.

— Куда же ом ушел? — спросил Игорь,

— Я не знаю. Только… я тоже ухожу.

— На вечер, наверное?

— Да, — улыбнулась Марина. — Танцы будут. А вы здесь живете? — Она тоже проявила к нему интерес. — У нас в санатории?

— Нет. Просто дружок Ивана, проведать заглянул.

Марина изменилась в лице. Удивительно, как оно вдруг мгновенно потухло, а глаза уже смотрели испуганно и подозрительно.

— Что, давний дружок, да? — почти враждебно спросила она.

— Да нет, совсем недавний, — успокоил ее Игорь. — Он вам не говорил про меня? Меня Игорь зовут.

И, как всегда, его скупая короткая улыбка на суровом лице вызвала доверие. Марина снова преобразилась, снова заблестели глаза, появились ямочки на щеках.

— Нет, не говорил. — Она покрутила головой и лукаво добавила: — Я бы запомнила.

Это почему-то не понравилось Игорю. Он сдержанно спросил;