О черном маге замолвите слово

      – Ты из-за меня опять без меча остался.
      – Извини… – тяжело уронил Райнарт.
      – Не извиняйся, – горько усмехнулся Дамон, – Ты был в своем праве. Тем более, что это право я дал тебе сам…
      Райнарт кратко и очень зло выругался, пнув ни в чем не повинный камень.
      – Когда я выбирал свою судьбу, я думал что от меня потребуется просто убивать чудовищ.
      – Я свою судьбу не выбирал.
      Дамон потер ноющий висок. От старого шрама, оставленного посохом Рандольфа остался тонкий белый изломанный след, почти незаметный под волосами.
      – Татуировку тоже свел?
      – Нет, – на удивленный взгляд Райнарта объяснил, – Зачем? Это тоже часть меня… от которой не избавишься, стерев рисунок на коже…
      – Фейт… Тебя теперь так называть? – поинтересовался Райнарт.
      Темный улыбнулся слегка.
      – Я привык к этому имени. К тому же… ему стыдиться нечего.
      – Знаешь, о чем я думаю? – негромко спросил Дамон после долгой паузы, и продолжил, когда Райнарт не ответил, – О том, что по сравнению с Дамиром, мне в жизни везло… Странно, но именно боль делает нас людьми, и она же толкает в пропасть…
      Он говорил с улыбкой, но в устремленных в пространство черных глазах по-прежнему плескалась боль.
      – Больше всего на свете я ненавижу Башню. Парадоксально, но и это дает ей силу.
      Как бы объяснить… Предназначение предназначением, но пока что-то в тебе не изменится – выражаясь языком поэтов, сердце не напитается достаточной ненавистью и не обратиться ко злу, – Башня не почует претендента, а тот не услышит ее зова.
      Конечно, – Дамон болезненно скривился, – нет ничего окончательного, кроме смерти…
      Но свернуть с этого пути уже сложно. Понимаешь, зов – он тоже что-то меняет в тебе…
      Райнарт бросил в его сторону быстрый взгляд, стараясь не ежиться от этого тихого голоса.
      – Я жизнь положу на то, что бы эта дрянь больше ни до кого не дотянулась! – выдохнул Дамон, на мгновение снова вскипая яростью.
      – Так ты за этим вернулся сюда?
      – Я ее уничтожу…
      – Разве это возможно? Совет…
      – Возможно. Ирония в том, что это может сделать только темный. А какой черный в своем уме пойдет на такое?
      – Одного я вижу перед собой!
      – А ты уверен, что я в своем уме?
      – На комплементы напрашиваешься? – усмехнулся Райнарт.
      Дамон засмеялся.
      – Я проторчал здесь достаточно времени, так что даже примерно представляю, как это сделать. Проблема в том, что нужно соединиться с ее создателем.
      – А!
      – Вот-вот. Полное растворение личности. Знаешь, я бы рискнул… но не очень хочется отдавать свое тело Черному Мастеру для воплощения.
      – Лично мне тоже больше нравится иметь дело с тобой.
      – Спасибо. Я найду способ, поверь… И тогда белые тоже потеряют – самое для них дорогое: власть.
      – У тебя всегда камень за пазухой?
      – Привычка, – Дамон улыбался уже без подтекста, горечи или язвительности, – Между прочим, эту идею подсказал мне ты. В Анкарионе.
      – Тоже привычка, валить все с больной головы на здоровую? – Райнарт помог ему подняться, и на этот раз, маг его руку принял.
      – Мне можно, Властелин я или не Властелин.
      Райнарт шел за Дамоном туда, где остались Алагерда и Дамир, совершенно успокоившись: раз уж он начал шутить, значит отошел и снова вполне адекватен.
 

***

 
      Первым делом Дамон склонился над все еще пребывающим в беспамятстве юношей, осматривая его, и лицо темного мага совершенно преобразилось. Райнарт и Алагерда уже имели возможность видеть несколько его лиц: для врагов, когда он во истину становился лишь оружием Тьмы, острием ее стрелы; обычное бесстрастие, разбавленное едва заметной улыбкой уголками сомкнутых губ или мелькающей в непроницаемой черноте глаз насмешкой…
      И вдруг им было явлено то, что иначе, чем чудом назвать было нельзя: черты лица ожили, жесткая линия рта расслабилась, а взгляд исполнился нежной грусти и тревоги. Не сговариваясь, невольные свидетели отвернулись, стыдясь вида обнажившейся души.
      – Нам стоит поторопиться, – заметил маг, выпрямляясь.
      Райнарт кивнул несколько поспешнее, чем оно того заслуживало.
      – Наверно, его стоит нести мне.
      Можно было бы и волокушу сделать, ведь в седло Дамир не сядет, но задерживаться и впрямь не стоило, а подобная конструкция их только обременила бы и оставила хороший след.
      – Не будешь дожидаться свою клыкастую подружку? – Алагерда не была бы собой, если бы упустила возможность съязвить.
      – Нет, – спокойно отозвался Дамон, – И ты же понимаешь, что она погибла.
      Он коротко взглянул на волшебницу, и та прикусила губу.
      – Откуда ты знаешь? – женщина опустила голову в неловкости.
      – Я ее больше не слышу, – ровно сообщил Дамон, завершая поднятую тему.
      Он знал, что Раинн сражалась из-за него. Дамон мог бы взойти на тонкие пути, и она тоже успела бы отступить. Он мог остаться и снова вступить в бой. Возможно даже, что именно на это она и надеялась. Ожидала, что он вернется…
      Но у него на руках был Дамир. Выбирая между значительной вероятностью гибели вампирки, дававшей им время отойти, и крохотным шансом спасти еще даже не начавшуюся толком жизнь – Дамон Фейт выбрал последнее.
      И будь на месте Дамира любой другой мальчишка, – скорее всего, поступил бы так же, хотя бы потому, что на собственной шкуре знал: первыми и единственными невинными жертвами в играх взрослых всегда остаются дети.
      На Пустоши Дамон вызвал своих орков, воспользовавшись для этого расставленной сигнальной системой. Надо сказать, что в стане его союзников царило не меньшее смятение и растерянность, чем в лагере их противников. Люди из корабельной команды не особо задумывались, кем может быть человек, нанявший их, благо расплачивался он щедро из немалой сокровищницы Башни. Конечно, им было ясно, что он маг, и наверняка не божий одуванчик с крылышками, раз явился в такое место, да и в знаках и нравах вольной братии разбирался. Если люди такого сорта и могли испытывать к кому-нибудь уважение, то это как раз именно оно и было. Господин Фейт держался уверенно и просто, однако на значительной дистанции, преодолевать которую совсем не тянуло, хотя и обходился ученый без надменности и высокомерия.
      Он даже не брезговал демонстрировать свои познания в медицине, и решительно пресек попытки орочьих шаманов поклоняться ему аки святому пророку.
      По его слову призрачное свечение отступало, а к подкидываемым Пустошью неудобствам можно было привыкнуть, тем более, что люд подобрался не робкого десятка.
      После столь убедительной и эффектной демонстрации феноменальной мощи к уважению добавился и немалый страх.
      Навстречу выехали орки во главе с самим Дайком, который тоже был мрачен. У кланов не было единого правителя или верховного шамана, но Дайка, прозванного Сыном Змеи, в степи знали и слушали. Он обещал кланам, избавленным от повинности перед Башней, благоденствие и процветание, он обещал им весенний рассвет для степи, благословенный дождь после засухи… Множащиеся табуны и стада на тучных пажитях, полную чашу, многочисленное и крепкое потомство, – он обещал им Золотой век, и убедительность доводов в его речах не в последней мере проистекала из впечатления, которое оказала на него самого личность нынешнего хозяина Башни.
      Настороженный и озабоченный он, однако, не мог позволить себе просить у мага объяснений подобно его своенравным женщинам, хотя происшедшая вспышка могла погубить все дело. Лишь беседа с героем, прибывшим в сопровождении потрепанной светлой чародейки в качестве чуть ли не дорогих гостей, смогла обнадежить шамана.
      И вселить надежду, что черный лорд помнит о своем обещании и не отступит.
      Фейт в свою очередь не мог не заметить, как на него теперь смотрят, но ему было не до того. Дамир лежал в жесточайшей горячке: расстроенное состояние надломленного сознания выразилось в сильнейшей лихорадке, которая могла сжечь его за считанные дни. Вообще-то был способ справиться и с таким припадком, но врядли рассудок юноши выдержал еще одно вторжение, пусть и лечебное.
      Он бредил и звал в бреду, даже не называя имени. Еще в дороге он несколько раз открывал глаза, но ни на что окружающее не реагировал, и казалось, что даже если он и поправится физически, то разум к нему уже не вернется.
      Дамон все это время провел, не отходя от его постели: и в качестве врача, и в том числе оттаскивая от края способом, доступным любому человеку.
      – Мальчик мой, я здесь, я рядом…
      Он гладил его по влажным от пота волосам, посеченным огнем и все еще пахнущим гарью, или по руке и говорил, сам не помня о чем, только бы Дамир слышал его голос и успокаивался.
      Отодвинув полог шатра и увидев Дамона так же как и вчера, и день назад: на ковре рядом с узкой походной кроватью, обессилено опустившего на нее голову, но не отпустившего руки юноши, Алагерда только вздохнула.
      – Из тебя получился бы хороший отец, – задумчиво проговорила она, и, встретив ответный взгляд, поняла, что опять ляпнула что-то не слишком уместное.
      Герда опустилась рядом, накрывая сомкнутые руки своей ладонью.
      – Он спит, – прошептала она, – И тебе не мешало бы, а то тоже сляжешь. Иди. Я посижу, а если что – сразу же тебя позову.
      Дамон некоторое время вглядывался в нее, как-будто впервые увидел, и в темных глазах появилась улыбка.
      – Спасибо, – он осторожно высвободил руку и тяжело поднялся.
      Он и правда был вымотан настолько, что отключился чуть ли не раньше, чем добрался до постели.
      Женщина проводила его взглядом: черные, белые… Пожалуй, главная магия – это увидеть человека!
      Дамиру снился странный сон: мастер Фейт разговаривал с какой-то женщиной с худым длинноносым лицом. Они стояли у входа в деревенский дом по разные стороны порога, и она не пускала его внутрь.
      – Нельзя тебе, сам знаешь… Зачем торопиться… Тебе жить надо, у тебя теперь много забот, – с ласковой улыбкой говорила она, – Ты все правильно делаешь…
      Есть долги, которые можно оплатить только задолжав снова.
      – Есть долги, которые вообще не возможно оплатить, – черные глаза мягко светились…
      Дамир проснулся. Боли не было, но на него обрушилась мгла. Услышав, что юноша завозился, Алагерда подошла ближе и окликнула его.
      – Дамир, ты меня узнаешь? Я – леди Алагерда. Ты в полной безопасности… И твой учитель тоже здесь, просто сейчас он отдыхает.
      Юноша кивнул, что понял и пожаловался:
      – Темно…
      Волшебница непонимающе нахмурилась: по крайней мере, синие глаза смотрели вполне осмысленно, и безмозглым растением он не остался. В шатре царил полумрак, но сквозь откинутый полог в него проникало достаточно света. Алагерда все-таки прищелкнула пальцами, зажигая небольшой магический огонек, – это она могла себе позволить даже рядом с Черной Башней, – и потянулась за чашкой с питьем, когда Дамир снова спросил, садясь:
      – Почему так темно…
      Он смотрел прямо на нее, исхудавшая рука беспомощно застыла в воздухе… И волшебница вздрогнула, начиная понимать: "чтение" могло повлечь и такие последствия, побочные эффекты случались всякие. Она повела трясущейся ладонью у него перед лицом: никакой реакции, – Алагерда едва не отшатнулась.
      – Дамир, ты… – она так и не смогла произнести это слово, но юноша ее понял, – Я… я сейчас вернусь…
      Волшебница медленно развернулась и вышла из шатра, не представляя как сообщить новость Дамону.
      Учиненный Властелином Башни ураган местами ободрал Пустошь до скального основания, разнеся пыль, пепел и прах далеко в море и по степи. Обняв колени руками, и запрокинув голову к небу, Дамир сидел на плоском камне, упорно добредя далеко за пределами лагеря. Порывы сухого холодного ветра обжигали веки, но глаза были широко распахнуты, и невыносимо яркая синь отражалась в такой же синей глубине под нею.
      Дамир встал: тот, кто шел к нему не скрывался, и явно искал его. Юноша не услышал шагов, но теперь с легкостью мог чувствовать магов, магических существ и прочее в том же роде. Видимо за все приходится платить, и жизнь, дав что-то одной рукой, обычно затем отбирает уже обеими.
      – Дамир, нам нужно поговорить… – Дамон подошел совсем близко и решительно опустил руки ему на плечи, – Я обещал тебе объяснить…
      Юноша не отшатнулся, не высвободился из-под тяжести этих рук. Ирония судьбы: он шел сюда, что бы взглянуть в глаза своему наставнику, а сейчас, будучи к нему так близко, – не может его увидеть.
      И никогда уже не увидит этих внимательных темных глаз, как впрочем, и всего остального.
      – А стоит ли? К чему я вам теперь… Так, обуза… – голос Дамира не дрогнул: он, кажется, принял свою беду с большим мужеством, чем его горе-покровитель.
      Ему показалось, что мастер Фейт… Владыка Дамон – с трудом перевел дыхание, а в следующий миг юноша оказался прижат к его груди, и сведенные судорогой пальцы бережно поправляли волосы.
      – Никогда, слышишь, никогда больше не смей так говорить! И тем более думать!!! – раздался прямо в ухо сдавленный прерывающийся шепот, – Дами… Дороже тебя у меня никого нет!..
      А потом Дамир вдруг ощутил на своей щеке нечто, что вовсе должно быть находилось абсолютно за гранью возможного и невозможного.
      – Я никуда больше тебя не отпущу, даже если ты попробуешь сбежать! Никому не позволю причинить тебе вред… Дами, я верю, я все сделаю… Ты будешь снова видеть! Мы справимся, мы что-нибудь придумаем… Мы со всем справимся!! Я не могу тебя потерять… Дами, мальчик мой, прости меня!!!
      К чему глаза, они так часто могут обмануть! Замерев, Дамир вслушивался в самый драгоценный и волшебный на свете звук: биение согревающего тебя сильного сердца…
      – Не плачь… – мастер Фейт уже справился с собой и оттер слезы, которые бежали по щекам юноши, – Разве у нас есть повод плакать?
      Они сидели рядом, как когда-то в Кларесте, и говорили. Дамир прижимался к плечу своего наставника, словно боялся, что если он отстранится, то тот исчезнет. Фейт или Дамон – он мог быть властелином чего угодно, но какая сила сравнится с тем, что он делал в этот момент?
      Маг вел Дамира обратно к лагерю и думал, что опирающаяся на него рука и есть единственный надежнейший якорь, который не даст ему самому соскользнуть в разрушительное неистовое безумие и утратить себя.
      Вот только, сможет ли он когда-нибудь, – спросил себя Дамон, пытаясь справиться с точно пережатым тисками горлом, – спокойно смотреть на две седые пряди, неподлежащим обжалованию приговором, клеймом изгоя, – серебрившиеся у висков мальчишки, которому и пятнадцати-то не было!
 

Эпилог

 
      Райнарт знал, что ему пора уезжать: дома ждали жена и дети, очередная великая угроза обернулась очередной великой глупостью. Дамон обмолвился ему, что тоже собирается ненадолго уйти в Степь по совету уккэ Дайка, хотя Белые на Пустошь, разумеется, не полезут. Да даже если и полезут: к чему опять доводить до столкновений? Потыкаются в Башню, побродят в округе, – и уйдут рано или поздно, они же здесь почти бессильны.
      И как оказалось, маг помнил еще об одном обстоятельстве, о котором Райнарт, признаться, запамятовал: Алагерда.
      Дамон потянул за собой чародейку не в помрачении рассудка, а рассчитывая на ее способности целительницы. И что теперь делать? Швырнуть к ногам преемника Ровены?
      Совместно разыграть удачное бегство? Герда, похоже, и сама не сомневалась в успешности этаких планов, отлично сознавая, что пути назад нет.
      Иногда отчаянно хотелось располосовать ногтями невозмутимую физиономию "мастера Фейта" с воплями: "Какого беса ты испортил мне жизнь, скотина?!".
      У нее даже платья нормального не осталось…
      Вместо того, госпожа Алагерда занималась изучением шаманских методик, а заодно и орочьего наречия "anhr"mor": по крайней мере, помогало отвлечься.
      Когда на вырисованную ею в пыли фигуру, которую она анализировала уже не первый день, упала тень, женщина к своему удивлению обнаружила, что это Дамон. При чем не один, а с бутылкой вина из запасов морских братьев и парой древних ритуальных чар.
      Темный коллега молча разлил вино и протянул ей одну. Алагерда приняла не поблагодарив, но и обошлась без ехидного замечания. Некоторое время они молча потягивали не самое скверное винцо, а Дамон так же молча, подправил один из символов. Алагерда подумала, прикинула… и кивнула, соглашаясь.
      – Быть обычным человеком тебе больше идет, – наконец сказала она.
      – Не получается! – невесело усмехнулся Дамон, – И я не совсем человек.
      – У всех свои недостатки, – легкомысленно пожала плечами волшебница, заключив, – И проблемы.
      – Оставайся со мной, – вдруг заявил он.
      – Это предложение? – изумилась она.
      – Вроде того, – пожал плечами мужчина.
      – А ты уверен?! – в чародейке снова проснулись язвительность и ехидство.
      – А ты во мне сомневаешься? – выразительно вздернул бровь Дамон, посылая ей красноречивый взгляд.
      Возвращались они рука об руку.
      – Научишь меня начинать жизнь сначала? – спросила Алагерда, уже не скрывая своих настоящих мыслей и чувств.
      – В этом можно найти и положительные стороны… – слегка улыбнулся Дамон.
      – Например?.. … Нет, – размышлял Райнарт, – мир окончательно сдвинулся с веками наезженной колеи! И видел ли кто-нибудь, нечто более неожиданное и поражающее воображение, чем Темный Властелин и Светлая волшебница, – под ручку прогуливающиеся по Пустоши на манер воркующих голубков в романтическом скверике?
      Ну и слава всем вышним Силам, что сдвинулся!
 

This file was created

with BookDesigner program

[e-mail]

16.01.2009