16. Равенство и социализм

Марксисты всегда считали недопустимым разрыв в материальных условиях жизни между руководителями и трудящимися.

Во введении к "Гражданской войне во Франции", написанной в 1890 году, Ф. Энгельс писал:

"Против неизбежного во всех существовавших до сих пор государствах превращения государства и органов государства из слуг общества в господ над обществом, Коммуна… платила всем должностным лицам, как высшим, так и низшим, лишь такую плату, которую получали другие рабочие. Самое высокое жалованье, которое вообще платила Коммуна, было 6000 франков. Таким образом была создана надежная помеха погоне за местечками и карьеризму". (ПСС К. Маркса и Ф.Энгельса, т. XXII, стр.200).

В первые годы Советской власти оплата труда руководящему составу партии и государства устанавливалась в соответствии с принципами Парижской Коммуны – не выше оклада квалифицированного рабочего. Исключение делалось для крупных специалистов, но на коммунистов это исключение не распространялось. В резолюции IX Всероссийской конференции РКП(б) "О задачах партийного строительства" было специально записано:

"П.17. Ответственные работники коммунисты не имеют права получать персональные ставки, а равно премии и сверхурочную оплату.

П.18. Выработать вполне годные практические мероприятия к устранению неравенства (в условиях жизни, в размерах заработка и т. п.) между «спецами» и ответственными работниками с одной стороны и трудящейся массой с другой стороны…

Это неравенство нарушает демократизм и является источником разложения партии и понижения авторитета коммунистов".

Х съезд РКП(б) подтвердил это решение:

"Съезд подтверждает решение Всероссийской партийной конференции 1920 года и вменяет ЦК и контрольным комиссиям в обязанность вести решительную борьбу с злоупотреблениями со стороны членов партии своим положением и материальными преимуществами. Съезд целиком подтверждает курс на уравнительность в области материального положения членов партии". ("КПСС в резолюциях", ч. 1, стр.521).

Последний раз такого рода решение было подтверждено ХII-м съездом партии.

Нельзя сказать, что в первой половине 20-х годов, при Ленине, проблема равенства была решена. Уже тогда, в начале НЭПа, усиливалась тенденция к неравенству – не только между привилегированными специалистами и рабочими, но и в партийной среде, между партийными чиновниками и рядовыми членами партии. Уже тогда крупные сановники пользовались выделенными им дачами, закрепленными за ними машинами, лечились в особых больницах и поликлиниках. Но тогда это было редкими, отдельными отступлениями от нормы, а при Сталине – стало нормой. Тогда докладчик от ЦКК А. Сольц специально говорил на Х-м съезде об отступлениях от принципа равенства и осуждал эти отступления, а делегаты съезда, выступая, констатировали отрыв ряда партийных и советских чиновников от партии и рабочего класса и говорили о выходе из партии рабочих, возмущенных отклонениями от принципов равенства.

При Сталине принципом стало неравенство. Стремление к равенству клеймили презрительным словечком «уравниловка», а разговоры о привилегиях почитались за контрреволюцию. Чем б льшими были привилегии, тем тщательнее они скрывались, хотя скрыть это было невозможно: слишком большая обслуга требовалась для все растущей касты бюрократов, подкупленных высокими постами и материальными благами. Так созданный революцией идейный аппарат партии и государства был заменен аппаратом, состоящим из послушных карьеристов, трусливых приспособленцев, корыстных циников.

Общественный, социальный строй СССР, вместо того, чтобы развиваться в направлении равенства возможностей, стал развиваться в сторону создания привилегированного меньшинства. И это решило судьбу революции и социализма.

В книге "Революция, которую предали", Л.Д. Троцкий дал следующий анализ этого процесса перерождения общественного строя:

"Можно показать, что не существует никакой разницы, с точки зрения обладания средствами производства, между маршалом и слугой, директором и чернорабочим. Однако одни занимают хорошие квартиры, обладают несколькими дачами в разных концах страны, владеют лучшими автомашинами и давно уже не знают, как почистить пару ботинок. Другие живут в бараках, где часто отсутствуют даже перегородки, привыкли голодать и не чистят ботинок, потому что ходят босиком. Сановники считают эти различия не существенными. Чернорабочие находят их, и не без основания, очень серьезными".

В 1923 году Л.Д. Троцкий писал:

"Сама бюрократия еще несравненно менее однородна, чем пролетариат или крестьянство. Между председателем сельсовета и сановником Кремля – пропасть. Существование низовых чиновников разных категорий протекает, в сущности, на очень примитивном уровне, уступающем уровню жизни квалифицированного рабочего на Западе. Но все относительно: уровень окружающего населения значительно ниже. Судьба председателя колхоза, партийного организатора, низового кооператора, как и более высоких начальников, совершенно не зависит от так называемых «избирателей». Каждым из чиновников вышестоящее начальство может пожертвовать, чтобы успокоить недовольство. Но зато каждый из них может при случае подняться ступенью выше. Все они, по крайней мере, до первого серьезного толчка, связаны круговой порукой с Кремлем.

По условиям жизни правящий слой заключает в себе все градации, от мелкой буржуазии захолустья до крупной буржуазии столиц. Материальным условиям соответствуют привычки, интересы и круг идей. Нынешние руководители советских профсоюзов по своему психологическому типу не так уж отличаются от Ситроенов, Жуо и Гринов. Другие традиции, иная фразеология, но то же презрительно-опекунское отношение к массе, та же бессовестная ловкость во второстепенных маневрах, тот же консерватизм, та же узость горизонта, та же черствая забота о собственном покое, то же преклонение перед более тривиальными формами буржуазной культуры". (107).

Эти слова были написаны уже после того, как Сталин объявил строительство социализма в СССР завершенным и провозгласил новую, "самую демократическую в мире Конституцию".

"Когда новая конституция заявляет, что в СССР достигнуто "уничтожение эксплуатации человека человеком", то она говорит неправду. Новое социальное расслоение создало условия для возрождения самой варварской формы эксплуатации человека, именно, покупка его в рабство для личных услуг. В регистре новой переписи личная прислуга не упоминается вовсе: она должна быть расшифрована, очевидно, в группе «рабочих».

Не хватает вопросов: имеет ли социалистический гражданин прислугу и сколько именно; имеет ли в личном пользовании автомобиль; сколько комнат, сколько зарабатывает?

Если восстановить правило, согласно которому эксплуатация чужого труда лишает политических прав, то оказалось бы неожиданно, что за порогом советской конституции должны остаться сливки правящего слоя". (185).

"В СССР осуществляется принцип социализма: от каждого по его способностям, каждому по труду" (первый раздел Конституции 1936 г.)".

"Советское государство во всех отношениях гораздо ближе к отсталому капитализму, чем к коммунизму. Оно не может еще и думать сделать каждому "по потребностям", но именно потому оно не может позволить своим гражданам "по способностям" (сдельная оплата, "по способностям", " и при капитализме)".

"Наемный труд не перестает и при советском режиме нести на себе унизительное клеймо рабства. Оплата "по труду" на самом деле оплата в интересах «умственного» труда за счет физического, особенно неквалифицированного, – является источником несправедливостей, угнетения и принуждения для большинства, привилегий и «веселой» жизни для меньшинства.

Вместо того чтобы открыто признать, что в СССР господствуют еще буржуазные нормы труда и распределения, авторы конституции перерезали целостный коммунистический принцип пополам, отложили вторую половину на неопределенное будущее, объявив первую половину уже осуществленной, механически присоединили к ней капиталистическую норму сдельщика, назвали все вместе "принципом социализма" и на этой фальши воздвигли здание конституции". (Л. Троцкий, "Что такое СССР?", стр.197).

"Исчислить, какую долю народного дохода присваивает себе бюрократия, нет никакой возможности, – писал там же Л.Д. Троцкий. – Не только потому, что они тщательно скрывают даже свои легализованные доходы: и даже не только потому, что, оставаясь на границе злоупотребления, они широко пользуются непредусмотренными доходами, но главным образом потому, что весь прогресс общественного благоустройства, городской техники, комфорта, культуры, искусства служит пока что главным образом, если не исключительно, верхнему привилегированному слою". (108).

"…Если учесть не только жалованье, все виды натурального обслуживания и всякие полузаконные дополнительные источники, но и присоединить долю бюрократии и советской аристократии в театрах, дворцах отдыха, больницах, санаториях, курортах, клубах, учреждениях спорта и проч., то пришлось бы, вероятно, сказать, что на долю 15, скажем, 20 % населения приходится немногим меньше, чем на долю остальных 80 – 85 %". (108)

"В первый свой период советский режим имел, несомненно, гораздо более уравнительный и менее бюрократический характер, чем ныне…, – писал Л.Д.Троцкий в своей книге "Что такое СССР?" в 1936 году. – Советское хозяйство должно было из своей нищеты подняться на несколько более высокую ступень, чтобы стали возможны жировые отложения привилегий. Нынешнее состояние производства еще очень далеко от того, чтобы обеспечить всех всем необходимым. Но оно уже достаточно, чтобы дать значительные привилегии меньшинству и превратить неравенство в кнут для подстегивания большинства. Такова первая причина того, почему рост производства усиливал до сих пор не социалистические, а буржуазные черты государства". (стр. 86 – 87).

В той же книге Л.Д. Троцкий писал:

"Росли неравенство, разрыв в заработной плате, контраст между изобилием для одних и нищетой для других. Поход Сталина против «уравниловки» разжигал аппетиты нуворишей и восхвалял растущее неравенство как завершение построения социализма. Возникла новая иерархическая организация – табель о рангах, тщательно разработанные градации и прерогативы на каждой ступени иерархической лестницы. Новая система повиновения, такая же, как в воинских частях, отдавала душком реставрации. Системе образования и духовной жизни нации также был нанесен ущерб".

Л.Д. Троцкий уже тогда задавался вопросом, который сейчас задают себе многие социологи самых различных направлений: не является ли бюрократизм неизбежным спутником всякого социалистического строя? И отвечал: на первом этапе – да, является, ибо на этом этапе неизбежен разрыв между оплатой труда специалистов и рядовых рабочих. А именно этот разрыв создает условия для бюрократизма. Поощрение же высококвалифицированных специалистов и администраторов необходимо для быстрейшего развития экономики, поэтому тенденции бюрократизма будут, – писал Л.Д. Троцкий, – проявляться всюду даже после победы пролетарской революции.

С этим трудно согласиться, и, прежде всего, потому, что Троцкий, как мне представляется, смешивает воедино высокие оклады буржуазных специалистов, нанятых пролетарским государством, и высокие оклады партийных и государственных руководителей. Вот у них различий в оплате труда с трудящимися быть не должно. Если предполагать, конечно, что руководители пролетарского государства – люди идейные, которым не требуются другие стимулы, кроме их преданности делу революции.

Увы, что касается СССР, предполагать это уже невозможно.

Вопрос о социальной природе советского общества давно дебатируется в широких кругах политических деятелей и экономистов. Из числа самиздатских работ наиболее известна работа Е.С. Варги, который считал, что советская бюрократия, скрытно присваивающая себе часть стоимости общенационального продукта, является господствующим классом. Варга говорит о классовой розни в советском обществе: рабочие противостоят советскому государству, владеющему средствами производства, а государство это находится в руках бюрократии, распоряжающейся этими средствами. Поэтому бюрократию он считал новым классом эксплуататоров.

Концепция Троцкого, в принципе близкая к позиции Варги, кое в чем существенно отличается от нее, может быть и потому, что книгу свою Троцкий писал на 40 лет раньше, чем Варга. Так, Троцкий считал советскую бюрократию промежуточным слоем, а не классом, хотя и признавал, что источником больших доходов чиновников является прибавочная стоимость. Однако, добавлял он, и это существенно для социальной структуры общества, эти доходы основаны не на открыто провозглашенном и официально установленном праве, а на тайных, засекреченных уложениях.

Социальные отношения в советском обществе крайне запутаны. С одной стороны, налицо явные признаки эксплуатации, совершенно четкие черты социального неравенства. С другой стороны, отсутствует класс, обладающий средствами производства на правах личной собственности, что с точки зрения ортодоксального марксизма является определяющим признаком класса. Конечно, жизнь разнообразна, и социальные процессы не обязательно принимают одни и те же формы.

В общем, Троцкий определял общественный строй в СССР как промежуточный между капитализмом и социализмом, в котором:

производительные силы еще недостаточны для того, чтобы придать государственной собственности социалистический характер;

нормы потребления буржуазны по существу и стоят на базе социальной дифференциации;

экономическое положение трудящихся способствует быстрому формированию привилегированного слоя общества;

бюрократия, используя социальные антагонизмы, остается бесконтрольной кастой и поддерживает социальное неравенство силой.

Вывод, делаемый Троцким, таков: социалистическая революция, преданная руководящей партией, еще существует в отношениях собственности и в сознании трудящихся. Эволюция накопленных противоречий может или привести к социализму, или отбросить общество к капитализму.

Мне представляется, что оценка, данная Троцким советскому обществу 40 лет назад, продолжает оставаться актуальной и сегодня.

17. Государство и демократия

Споры об отношении к демократии имеют давнюю историю в российском социал-демократическом движении.

Еще на II съезде партии выступивший в ходе обсуждения программы партии делегат Посадовский произнес по-своему примечательную речь. Он говорил:

"Нужно ли подчинить нашу будущую политику тем или иным демократическим принципам, признав за ними абсолютную ценность, или же все демократические принципы должны быть подчинены исключительно выгодам нашей партии? (курсив Посадовского). Я решительно высказываюсь за последнее. Нет ничего такого среди демократических принципов, чего мы не должны были бы подчинить выгодам нашей партии. (Восклицание: "И неприкосновенность личности?"). Да, и неприкосновенность личности. Как партия революционная, стремящаяся к своей конечной цели – социальной революции, мы исключительно с точки зрения скорейшего осуществления этой цели, с точки зрения выгоды нашей партии должны относиться к демократическим принципам. Если то или иное требование невыгодно нам, мы его не будем вводить". (Подчеркнуто мной. – Авт., "II съезд РСДРП, изд.1959 г., стр.181).

Г.В. Плеханов, самый почитаемый тогда лидер партии, взяв слово сразу после Посадовского, поддержал его:

"Вполне присоединяюсь к словам т. Посадовского. Каждый данный демократический принцип должен быть рассмотрен не сам по себе в своей отвлеченности, а в его отношении к тому принципу, который может быть назван основным принципом демократии, именно принципу, гласящему, что успех революции – высший закон". (Там же, стр. 161–182).

Успех революции, то есть достижение ее конечной цели – освобождение и раскрепощение трудящихся, создание справедливого общества? С такой постановкой вопроса можно было бы согласиться при одном единственном условии: если бы заранее было ясно, что именно гарантирует достижение конечной цели, и кто определяет – чт способствует достижению этой благородной цели и чт ей противодействует. Как показал опыт русской революции, "выгода партии" в ее сегодняшних, сиюминутных целях (выгода, думается мне, не слишком подходящее слово) очень часто не только не способствует, но и вредит осуществлению конечной цели.