– Солнце пошло на закат. Скоро спадёт жара.

– И что будет? – лениво поинтересовался Чернов.

Напускной ленью, дурацким цинизмом, наглостью даже – всем этим он гнал от себя, давил страшненькую вообще-то мыслишку, которая как оформилась в башке, так её и не покидала: он здесь надолго, пути назад нет. То есть, может, и есть, обязательно где-то есть, но искать его – жизни не хватит. Как там в Книге Пути: «Никогда не сворачивай со своего пути…» Ну, во-первых, его ли, Чернова, этот путь, на который он попал отнюдь не по собственному желанию? А во-вторых, куда он приведёт, если не сворачивать, вернее – не поворачивать вспять?..

Как ни хорохорился, а страшно было.

И Кармель, не ответив на вопрос, вдруг сказал – тихо и проникновенно:

– Тебе сейчас плохо. Страшно. Так и должно быть, Бегун.

Ах, это каким-то Сущим данное Знание! Или со строчной буквы: знание людей! И ведь опять попал в точку, Хранитель грёбаный…

– Что должно? – И не хотел, а прорвалась грубость. Но Кармель не обратил внимания.

– Ты не помнишь тех Путей, которые были у тебя до сего дня. Это мучает тебя. Именно это, хотя ты сам не осознаёшь – что. Но ты и не можешь их помнить. Так сказано в Книге Пути.

– Что сказано?

– «И только у Бегуна не один путь, а много всяких, и много ему придётся узнать, но он никогда не будет помнить пройдённого, но всегда станет ждать пути впередилежащего и готовиться к нему как к единственному, то есть первому и последнему. Такова судьба Бегуна, пока эта судьба – его».

– И что эта белиберда означает?

– Это Книга, – обиженно сказал Кармель: всё-таки достал его Чернов. – Книга права во всём. Никогда не было такого, чтобы Книга ошиблась. Проверено. Она существует всегда – столько, сколько существует наш народ, и пока она с нами – мы будем жить. И правильно жить.

– Возможно, – не стал спорить Чернов. Его вдруг заинтересовало другое. – Выходит, в этой Книге написано и про меня?

– Я же говорил тебе ранее. Ты привёл наш народ в этот мир. Ты видел в Храме святую доску с твоим изображением, – Да, это я помню: ты говорил, я видел. Но извини: не могу вспомнить, как я кого-то куда-то приводил… – сказал раздражённо и осёкся: только что цитата прозвучала – про Бегуна, который не помнит ни хрена, пардон за дурацкую рифму. Надо быть повнимательней. Беспамятный – да, это, как видим, по Книге. Но не бестолковый же!.. – Но я и не могу помнить, так утверждает Книга, верно, Хранитель?

– Совершенно верно, Бегун.

– Ты ещё говорил – там, в Храме, – что я опять встал на Путь, раз я здесь…

– Как и положено судьбой, Бегун.

– Но как я поведу ваш народ в новый мир, если я не могу вспомнить, откуда вывел вас в прошлый раз? И, к слову, зачем вывел…

– Книга, Бегун. Там описан твой путь – тот, который стал нашим.

– Дай мне её. Я должен прочесть…

– Никто не может коснуться Книги, кроме Хранителя. Но ты прав: ты должен знать свой предыдущий Путь, чтобы не ошибиться в последующем. Я расскажу тебе… Ещё вина? Рассказ будет долгим…

– Наливай, Хранитель. Говоришь, солнце заходит, жара спадает… Давай пойдём на воздух. Я видел: у тебя на крыше есть где прилечь и предаться долгому рассказу.

Чернов произнёс это и усмехнулся про себя: перенимаешь разговорную манеру собеседника, стайер. А впрочем, местная языковая арамейско-еврейская смесь с неведомо откуда взявшимися – вот ещё загадка! – вкраплениями баскских слов и оборотов вполне располагала к этой манере.

Вместо ответа Кармель встал, подошёл к входу и поманил к себе Чернова. Тот легко, словно и не грузило желудок мясо с вином, оказался рядом с хозяином, выглянул на улицу сквозь отодвинутую занавесь. Увиденное ошарашило. Улица – узкая, кривая, пыльная – была полна народом – как давеча, когда вбегал в городок. Мужчины, женщины, дети стояли, сидели, прислонившись к стенам домов, и не отрываясь смотрели на вход в дом Кармеля. Молчали. Чернов отшатнулся: ему показалось, что десятки глаз просто протыкают его насквозь.

– Что это они? – спросил он.

– Ждут, – кратко ответил Кармель.

– Чего?

– Решения.

– Какого решения?

– Твоего. Когда ты начнёшь.

– Что начну? – Чернов сам не услышал, что почти кричит.

А Кармель отвечал, как начал – тихо и с почтением:

– Искать Путь.

– Я должен его искать? Уже?!

– Конечно. Он даётся не сразу. В прошлый раз ты искал его сорок восходов и сорок закатов.

Высоко! Сорок дней и сорок ночей, если по-простому… Любимая Библией цифра – сорок. Всё-таки Земля в любой точке пространства-времени одинакова! «Там» – Библия, Книга Книг. «Здесь» – какая-то Книга Пути… Или это Чернову так повезло – провалиться в мир, столь похожий на его, только отнесённый во времени назад на добрую тысячу лет? Или это не везение московского бездельника, а судьба Бегуна – выбирать некий загадочный Путь, который возможно и необходимо преодолеть?..

– Да, Кармель, ты прав, под столькими взглядами спокойно не побеседуешь. Убедил… – Чернов вернулся к столу, залпом выпил вино из чашки. Сел на табурет. – Начинай рассказ, Хранитель. Раньше начнёшь ты – раньше начну я. Откуда фраза? Не из Книги ли Пути?.. Ладно, не обижайся, шучу… Поехали.

И Кармель послушно сел напротив, отодвинул от себя вино – мешает оно ему, что ли? И начал:

– Это случилось двенадцать поколений назад…

Он, невольно или специально, посмотрел в низкое оконце – вырубленное в стене или выложенное в ней, а в оконце только небо и видать, выцветшее, как стираные-перестираные джинсы.

Чернов воспользовался паузой, прикинул: двенадцать поколений это сколько? Здесь обзаводятся детьми рано, лет в двадцать уже, значит, двенадцать на двадцать да ещё прикид на всякий пожарный… Ого! Лет под триста тому «это случилось», давненько. Только что «это»?

Хранившееся где-то в подвале вино здесь, наверху, теплело в кувшине и чашке молниеносно. Но вкуса не теряло.

Ты прямо идол каменный, то ли огорчалась, то ли восхищалась ушедшая в века (теперь уж точно так!) жена, тебе всё по фигу, случись сейчас землетрясение, извержение, цунами, метеорит брякнется, а ты так и будешь сидеть себе и пиво тянуть… А что делать, вроде бы полемизировал тогда с женой Чернов, а на самом деле сидел себе, молчал и тянул пиво, а что зря трепыхаться, коли ничего изменить нельзя?.. Сейчас он тянул тепловатое красное вино и всё-таки удивлялся: вот он в другом времени и явно в другом мире, вот произошло, наконец, обещанное женой землетрясение, или извержение, или метеорит упал и всё к хренам изменил в черновском мире, а он, Чернов, прямо идол каменный. Удивлялся так и сам себя успокаивал: а что зря трепыхаться?.. Но отмечал машинально: раз успокаивает себя – значит волнуется, значит не всё потеряно, дорогая жена, не идол я, а человек, и у меня свои пределы покоя имеются. На исходе они, ох, на исходе…

– Я сказал тебе о том, что есть у моего народа роды – род Хранителей, род древоделов, род землепашцев… Много разных… А ещё был род Царей…

– Был? – подал реплику Чернов.

– Для нас здесь – был, – с явной горечью подтвердил Кармель. – Вот уже двенадцать поколений мы живём без единого представителя этого великого рода…

– Вымерли всё, что ли?

– Верю в Сущего: не может Он допустить такого.

– Так куда ж они подевались, Цари ваши?

– Ты увёл нас от них.

Как выражалась семилетняя соседская девочка – издалека, из Сокольников, – «а жизнь всё кручее и кручее».

– Двенадцать поколений назад?

– Именно.

– Ах да, я же – Бегун, бессмертный! Я же существую в единственном экземпляре во все времена… А зачем я увёл вас от ваших Царей?

– От Царя. Он всегда один, пока не умрёт и его не сменит законный наследник… Сейчас там сменилось, наверно, пять или даже шесть Царей. А может, и больше: вряд ли великий Арам сам справлялся с волшебными чудовищами, их пришло слишком много даже для могучей царской силы.

Не к месту вспомнился дурной анекдот про туристов в тайге, которые выясняли у прохожего старца причину ужасной вони в округе. Тот, из анекдота, тоже, как и Кармель, начал объяснения с древних волшебных чудовищ, а завершил весьма прозаично… Хотя почему не к месту? Очень даже к месту: Чернову хотелось прозаичности.

– Вот с этого момента поподробнее, – деловито сказал он. – Что за чудовища? Откуда взялись? Ждали их или они – нежданно? Почему ты сомневаешься в царской силе? И что это вообще за сила? Тоже волшебная, как чудовища, или ты имеешь в виду царских воинов?

Кармель посмотрел на Чернова как на сумасшедшего. А это нехорошо, это непочтительно, отметил тут же Чернов. Он – Бегун, к нему положено – с почестями и уважением, это однозначно. Иначе с какой такой радости висеть в местном Храме его портрету?..

– Какое это чудо – забывать прежний Путь! – Хоть и смотрел непочтительно, а в голосе Хранителя нескрываемо слышалось восхищение; не Черновым, впрочем, – Книга Пути точна в каждом слове!.. – Кармель умерил восторг и деловито пояснил:

– Я напомню. У нашего народа нет воинов. Такой род нам Сущий не положил, когда разводил народ по людским делам. Но взамен он дал нашим Царям силу останавливать иные силы и не допускать их в пределы обитания нашего народа… Это трудно понять, согласен, но ты уж поверь мне на слово, ладно?

– Ладно, – согласился Чернов.

А чего бы не ладно? Он вынужден с самого утра верить в такое количество явной чертовщины, валящейся на него лавинообразно и останавливаться не желающей, что поверить в некую человеческую способность «останавливать иные силы», то есть, по-видимому, экранировать «пределы обитания», ставить какой-то силовой барьер на пути… кого?.. ну, хотя бы чудовищ – в это верилось на раз. В мировой фантастике подобный эффект описан не единожды. Да и всё равно забуду я эту хрень к чертям собачьим, решил Чернов, у нас, Бегунов, информация долго не держится, до конца Пути и – начинай по новой. Вот этот Путь только бы пройти, не споткнуться бы и уж тем более не съехать с ума от означенной чертовщины…

И ещё подумал: а ведь он это слово – Путь – и сам уже мысленно произносит с прописной буквы. С чего бы?.. Или воздух здесь заразный?

– Я попытаюсь ответить на твои вопросы. – Кармель всё слышал и ничего в спешке не обронил. – Я не видел чудовищ, я родился много позже, но в Книге Пути сказано, что они пришли нежданно и не имели ничего общего с теми, что были описаны в Книге. Они летали по воздуху с ужасным шумом, и над каждым из чудовищ, на спине вращалось крошечное солнце, точь-в-точь повторяющее вид нашего светила. Они изрыгали огонь, который поражал всё живое и всё неживое. Живое умирало на месте, а неживое разрушалось в огне. Они прилетали и улетали, и не хватало у великого силы, чтобы остановить и обрушить их. Но самое страшное, что вслед за чудовищами по земле нашего народа шли воины и брали в плен тех, кого не достал огонь чудовищ. У них было оружие, которого не ведал мир доселе…

– Тоже огненное оружие? – осторожно поинтересовался Чернов.

– Нет, не огненное, но много страшнее. У тех воинов были невидимые сети, которые они набрасывали на оставшихся в живых, и те покорно, как бараны, шли за врагом – мужи, жёны, дети, старцы…

Становилось интересно, поскольку в сказке, в легенде, созданной бог весть когда – двенадцать поколений назад? – неизвестными и дремучими, но по-сказочному метафоричными авторами, явственно проклёвывалось нечто реальное. Чудовища с солнцами на спинах, изрыгающие огонь? Очень похоже на боевые вертолёты типа К-50, «чёрная акула», или какие-нибудь «боинги» или «кавасаки», а солнца – это всего лишь бешено вращающиеся лопасти, визуально – круги… А воины с сетями – это уже что-то из фантастики, время и мир Чернова не знают оружия, парализующего волю, так сказать, en masse, не индивидуально. Хотя и про индивидуальное подавление воли Чернов лишь смотрел в каком-то очередном «очевидном-невероятном».

Впрочем, сказка есть сказка, и нечего искать в ней близких сердцу и уму аналогий из жизни. Когда это происходило? Триста лет назад? Да и нынче на дворе за окном – не средневековье даже, а куда более ранние века, если судить по тем дарам цивилизации, что увидел Чернов в городке. Может, мир, куда Чернов вляпался, живёт до рождества Иисуса Христа – или как он будет зваться здесь, если вообще будет? Провал во времени – да. Провал в пространстве – бесспорно, хотя оно, пространство это замечательное, очень похоже на известное Чернову по историческим, художественным и научным, а вовсе не фантастическим книгам. А вертолёты, провалившиеся в «триста лет тому», – это, пожалуй, перебор, двадцать два. Его собственный, личный провал принять бы за «очко» и согласиться с невероятным. То есть, чего кривить душой, с очевидным…

– Чудовища напали на ваш город? – спросил, чтобы не молчать.

– Нет, – ответил Кармель, – они напали на главный город нашего народа и нашей земли, они напали на великий Асор, где люди жили богато и славно, а до нашего города они не успели долететь, потому что прибежал ты.

«Прибежал»… Буквально – так, он же Бегун. Но звучит как-то по-дворовому, по-бытовому, не очень сообразуясь с миссией спасителя народа… Да ещё название города – Асор… Откуда-то Чернов его помнит… Что-то ближневосточное, может даже иудейское или сирийское… А с другой стороны – как городу зваться, если местный язык в основном – смесь арамейского и древнееврейского?.. Вон Чернов как в эту смесь легко окунулся и чувствует себя в ней уже вполне комфортно…

– Значит, прибежал я… – задумчиво произнёс, ведя рассказчика по нитке сюжета, не давая особо отклоняться в сказку. – И увёл всех жителей, да?

– Нет, – неожиданно не согласился Кармель, – ты забрал с собой город целиком.

– Это как? – честно не въехал Чернов. – С домами, с животными, с утварью?

– А в чём мы с тобой беседуем? На чём ты сидишь? Из чего пьёшь вино?

Чернов тупо уставился на чашку с вином.

– Ей что, триста лет?

– Нет, она новая, те не сохранились. Здесь вокруг есть хорошая глина. Но мой дом – это дом моих предков. Мои прадед, дед, отец, я сам лишь ремонтировали его, достраивали, но он – тот же, что и был. Если б ты мог вспомнить, то вспомнил бы: ты сидел не на этом, конечно, но на таком же табурете и разговаривал с моим пращуром именно в этом доме. Он тоже был Хранителем. Как я.

Не справляясь с услышанным, Чернов решил на минутку уйти в сторону.

– Вот, кстати, Кармель… О каком роде Хранителей можно вести речь, если вам запрещено Сущим общаться с женщинами?

– Постоянно – да, запрещено. До рождения сына. Женщину, которая родит будущего Хранителя, выбирает сход родов. Когда она рожает, то уходит прочь, а ребёнок, сын, остаётся отцу.

– А если родится дочь?

– Дочь она может забрать с собой, когда родит сына.

– А если рождаются только дочери?

– Я не слыхал о таком. У Хранителей дочери рождаются очень редко, все случаи – наперечёт, они – в Книге. Хранители всегда – отцы сыновей.

Поговорили о прихотях местной генетики – можно вернуться к собственной миссии.

– И как же я увёл… нет, не увёл, конечно… а что тогда?.. как же я… вот!.. вынул из вашего мира целый город? И почему именно его, а не столицу, к примеру? Или какой-нибудь другой городок?

– В Книге сказано: «Он вбежал в город, носящий имя пророка Вефиля, и спросил у Хранителя: «Что с Асором?», а Хранитель не знал, что ответить, потому что вести из Асора не приходили в Вефиль уже три света и три тьмы. Тогда Бегун спросил у Хранителя: «Цела ли Книга?», и Хранитель мог с радостью подтвердить: «Да, Книга цела, она – в Храме». «А кто напишет в Книге о том, что случилось с Асором?» – спросил Бегун у Хранителя, и Хранитель опять не знал, что ответить, потому что никому в народе было неведомо, кто пишет Книгу и кто напишет в Книге о том, что случилось с Асором. Тогда сказал Бегун: «Я знаю, кто напишет. Охраняй Книгу и жди меня. Я стану искать Путь». И он стал искать Путь, и прошли сорок раз свет и сорок раз тьма, прежде чем все поняли, что они – на Пути».

– Выходит, я спасал Книгу… – сам себе объяснил Чернов. И спросил у Кармеля: – А зачем?

– Потому что в Книге сказано, – опять завёл шарманку Кармель (память у Хранителя, отметил Чернов, была не хуже чем у него самого. И, скорее всего, безо всяких «сладких взрывов»…): – «И сказал Сущий избранному Им Патриархом избранного Им народа Гананского именем Дауд: «Пока Книга у вас, Дауд, вы живы, как народ Гананский. Но горе вам, если вы не убережёте её: с лица земли исчезнет народ Гананский, и память о нём истлеет в памяти иных народов, которых я не избрал пока, но срок им придёт». Поэтому Книга Пути всегда хранилась в другом городе – не в главном, ибо любой враг сначала нападает на главный – где Царь. Тогда, во время правления Арама, городом для Книги был выбран Вефиль.

– Я нашёл Путь – и что?

– И мы пошли по найденному тобой Пути, и шли долго и разные чудеса и ужасы являлись нам на Пути, но ты искал конец Пути, и вёл нас, и велел не бояться, и мы боялись, но шли, и пришли, и мы здесь.

– Это сказано в Книге? – на всякий случай полюбопытствовал Чернов: уж больно витиевато стал выражаться Кармель.

– Нет, это я сам сказал, – ничуть не удивившись вопросу, ответил Кармель.

Похоже было, что за годы общения с Книгой он стал путать «божественный стиль» с бытовым, а может, так и полагалось Хранителю, может, именно Книга предписывала ему (и всем им) выражаться высоким стилем, держа тем самым подотчётный народ в уважении и трепете. Хотя бы в отсутствие Царя.

Очень Чернову хотелось одним глазком посмотреть на Книгу: толста небось, если вообще одна. Вряд ли одна. Столько событий в рукописном виде – это ж Александрийская библиотека прямо!.. Но насчёт посмотреть – это потом, это успеется, если получится, а пока следовало узнать истоки нового Пути. Где он там, в Книге, заложен?

– Итак, вы с Книгой – здесь, а ваш народ – там и без Книги. Беда.

– Беда, – согласился Кармель.

– Может, и нет уже его, вашего народа?

– Есть, – на сей раз не согласился Кармель. – В Книге сказано: «И когда вернётся Бегун, он сделает так, что народ Гананский вновь обретёт свою Книгу, которую много солнц и много лун станут хранить спасённые Бегуном. И это будет ещё один Путь из положенных Сущим Бегуну во все времена». Ты вернулся, Бегун, ты сам видишь, что вернулся. Это ясно хотя бы потому, что ты – здесь и ничего не помнишь о прошлых своих Путях. Время идёт, Бегун. Сущий терпит, когда время тратится зря. Ищи Путь.

– Прямо сейчас? – не утерпел Чернов, съязвил. Но Кармель не услышал иронии.

– У тебя есть сорок восходов и сорок закатов. Это и мало и много. Откуда кто знает, когда ты найдёшь его. Вдруг – завтра? Но и через сорок дней – тоже будет хорошо.

– А если не успею?

Кармель встал и с изумлением взглянул на Чернова. Только и воскликнул:

– Ты?! – И в этом местоимении-вскрике было всё – от неверия до уверенности, от ужаса до восторга. И уже обычно, приземлённо и без почтения: – Не говори глупостей. Ты сыт? – Чернов кивнул. – Тогда пойдём. Ты должен пройти по городу. Тебя должны увидеть все.

– Я устал, – попробовал сопротивляться Чернов. – И потом: меня уже все видели, когда я вбегал в город.

Ему страшно не хотелось идти сквозь взгляды, которые протыкают насквозь. Если искать подходящее сравнение, то уместно такое: идти с караваем хлеба сквозь толпу голодающих. Что случится с идущим? То-то и оно… И это при том, то жители городка голодали уже три века без малого.

– То – другое, – терпеливо сказал Кармель. – Тогда мы не знали точно: Бегун ты или нет. А теперь знаем. Двенадцать поколений назад ты сначала тоже просто вбежал и пришёл к Хранителю. А потом прошёл по Вефилю и заглянул каждому горожанину в глаза. В Книге сказано: «И взял силу у каждого, и выросла его сила многократно»… Они ждут, чтобы отдать тебе силу, иначе ты не найдёшь Пути.