Рыжий, Красный и человек опасный

– А если… – начал он, но Кинескоп уже всё понял.

– Не боись, – сказал он. – Позвонит или зайдёт всенепременно. Они сегодня после домино сговаривались созвониться. Может, сейчас и позвонит.

И они стали ждать.

Глава седьмая

КЕША, ГЕША И ВЕЛИКАЯ ТАЙНА (Продолжение)

Каждый ждал звонка Говоруна по-своему. То есть думал о своём. Кинескоп, например, думал о возвышенном. Он думал, как ему повезло, что именно он облечён высоким доверием координировать действия людей и духов на данном этапе. Именно такими формулировками и мыслил: «облечён доверием», «на данном этапе»… Что поделаешь, влияние телепередач…

Братья-близнецы Рыжий и Красный сидели на столе и хором думали о том, что Кеша и Геша оказались хорошими парнями и, может, зря духи так боятся людей; неплохие существа эти люди – вот значки подарили, вещь ценная, а если подружиться покрепче, ещё что-нибудь братьям перепадёт. И не то чтобы братья были жадюгами – просто они любили подарки. А в их недолгой (по масштабам духов) жизни им мало кто делал подарки. Можно сказать, никто не делал… Нет, в самом деле, отличные ребята эти Кешка с Гешкой!

Геша ещё и ещё раз продумывал детали своего плана. В нём, как ему казалось, была одна существенная неувязка: не решена проблема гласности. Ну, узнают они, что спёр Витька. Ну, пометят как-нибудь. Или не они пометят – духи. А дальше что? Подождать, пока Сомов поставит украденную деталь на место, возьмёт за неё куш, а потом прийти к хозяину автомобиля и заявить: так, мол, и так, украли у вас то-то и то-то, а вернули то же самое, украденное, только деньги как за новое взяли. А хозяин вполне справедливо спросит: «А где ж вы раньше были?» – «А раньше мы помечали то-то и то-то специальными тайными знаками». – «Ну и что? – спросит хозяин. – Как вы докажете, что то-то и то-то украдено, а не куплено Сомовым на какой-нибудь автобазе?» – «А наша метка?» – скажем мы. Но Сомов заявит, что это он сам метил. И спор зайдёт в тупик… Да-а, гласность необходима на более раннем этапе расследования. Надо с Кешкой посоветоваться…

А Кеша в это время думал про всякую всячину. Про то, что история с духами, в сущности, невероятна. И если рассказать о ней на пионерском сборе, то Алла Петровна мягко улыбнётся и предложит написать обо всём в стенгазету, где Кеша – редактор и что хочет, то и пишет. В рамках пионерской жизни, конечно.

А Юрка Томашевский выкатит свои голубые глаза-шарики и скажет: «Ну, ты даёшь, Лавров, ну, совести у тебя нет». И всё будет именно так вовсе не потому, что одноклассники не могут поверить в существование духов, а потому, что привыкли они считать Кешу с Гешей выдумщиками, фантазёрами. Иной раз на переменку соберутся и прямо так и заявляют: «Ну-ка, КЕШАИГЕША, загните что-нибудь позаковыристей». И Кеша с Гешей загибают. Их два раза просить не нужно…

Ещё Кеша думал о Кинескопе. Ему очень нравился старичок в чесучовых брючках. Кеша даже старичком его не считал, хотя и помнил об огромной – иного слова не подобрать! – разнице в возрасте. Но было и в облике и в поведении Кинескопа столько мальчишеского, что Кеше совсем не хотелось замечать эту грустную разницу. Да и кто сказал, что она мешает дружбе? Повесить того немедля на крепостной стене, как писалось в любимых Кешей рыцарских романах.

Но некого было вешать, никто крамольной мысли не высказывал, а добрые и лёгкие отношения между Кешей, Гешей и Кинескопом (надо было подчеркнуть – истинно приятельские отношения) доказывали непреложно, что возраст тут ни при чём. Так считал Кеша. Так, по-видимому, считал и Кинескоп.

Правда, Кешу несколько удивляла склонность Кинескопа к «высокому штилю». Ну, в самом деле: души у него непременно загубленные, страдания непомерные, тайны великие. Получается, что в мире духов все дела, чувства или помыслы носят характер экстремальный, как бы определил научно подкованный Геша. Так ли это? Нет, конечно, мудрит Кинескоп. Ох и влияют же на него телепередачи! И на характер влияют, и на речь! И заметим к слову, не самые лучшие телепередачи…

Кстати, у него – работа, а у Тольки Баранова что? Его мать Кешиной жаловалась, что ребёнка от телевизора за уши не оттащишь. Уши у Тольки – как два репродуктора. Только репродукторы передают, а Баранов принимает. А потом уже передаёт одноклассникам, сразу готовыми блоками передаёт – как услышал. Во дворе, на перемене, даже у доски на уроке. Так что Кинескоп – невинная жертва, нечего его зря осуждать…

Но всё-таки почему тайна обязательно великая? Кеша думал о том изо всех сил, но ничего придумать не смог. И решил спросить Кинескопа.

– Кинескоп, – сказал он, и все даже вздрогнули, потому что молчали, сидели тихонько, ждали телефонного звонка, боялись нарушить тишину. А Кешка не забоялся. И правильно сделал: как будто они и так звонка не услышат… – Кинескоп, – повторил Кешка, – а почему тайна – великая?

– Все тайны духов – великие, – отрезал Кинескоп, но Кеша этим объяснением не удовлетворился.

– Так-таки все?

– Так-таки все.

– И нет более великих и менее великих?

– Нет.

– А то, что ты от бабы Вериной пыли кашляешь – тайна?

Тут Кинескоп не сразу ответил, а сначала поразмыслил немного. Но потом сказал уверенно:

– Тайна.

– Почему?

– Дух не должен обращать внимание на мелочи жизни. Тем более человеческие. Плохой пример для других.

– А раз тайна, то великая?

– Великая, – отрезал Кинескоп, – но частного порядка.

– Ага, – сказал дотошный Кеша, – есть великие тайны частного порядка, а есть общечеловеческие. То есть общедуховные. Так?

– Так, – сказал Кинескоп.

– А как разделить тайны на частные и общие? Это же всё субъективно…

– Отстань от меня, – рассвирепел Кинескоп. – Мне сказали, что это великая тайна, а сам я – дух маленький, ничего решать не могу.

– Кто же тебе сказал про тайну?

Кинескоп огляделся по сторонам, будто искал кого-то постороннего в комнате, не нашёл, конечно, прошептал значительно:

– Он…

– Итэдэ-Итэпэ? – спросил Кеша.

И тут же, как и раньше, мелькнула в воздухе синяя молния, мелькнула и пропала, оставив после себя кисловатый запах озона. Кинескоп закрылся пледом с головой, поджал ноги. А братья-близнецы задрожали у себя на столе, зажмурились, и даже волосы у них дыбом встали.

Кинескоп выглянул из-под пледа, осмотрелся и прошипел:

– Трепло! Я тебе что говорил? Не повторяй это имя.

– В самом деле, Кешка, – сказал Геша, – ты же видишь, что происходит?

– Ничего не происходит, – хорохорился Кеша, – обыкновенные физические явления.

– Не очень-то они обыкновенные, – заметил Геша и, переводя разговор с неприятной для духов темы, спросил: – Как ты думаешь, может, стоит в милицию сообщить?

– О чём? – не понял Кеша.

– О Сомове с Витькой.

– Ты что? Они там над тобой посмеются, и только.

– Иван Николаевич не будет смеяться.

Иван Николаевич был оперативным уполномоченным отделения милиции и часто заходил к ним во двор, разговаривал с жильцами, интересовался житьём-бытьём. Он и Кешу с Гешей знал, всегда здоровался с ними, как со взрослыми – за руку, про отметки спрашивал. Хороший был мужик Иван Николаевич.

– Смеяться он не будет, – согласился Кеша, – но дело у нас заберёт.

Он так и сказал – «дело», как будто был следователем прокуратуры или инспектором уголовного розыска.

– Заберёт, – грустно подтвердил Геша. – А будем самовольничать – нам же попадёт.

– Нет, брат, – сказал Кеша, – мы это дело доведём до конца и преподнесём его Ивану Николаевичу на блюдечке с голубой каёмочкой.

– Как это – на блюдечке? – не поняли братья.

– Цитата, – отмахнулся Кеша, – из «Золотого телёнка». Книги надо читать.

– У нас нету, – грустно сказали братья.

– У меня есть. Возьмите. Но только аккуратно!

– Мы аккуратно, – расцвели братья. – Мы её в газету завернём.

И в это время звякнул телефон.

Он звякнул так же коротко и тихо, как тогда – у Кеши в квартире. Кинескоп встрепенулся, отбросил плед, подбежал к телефону.

– Алё, – сказал он в трубку. – Ну, я, я, кто же ещё… Звонил, говоришь? И что говорил?.. Ага… Ага… Ага… Понял тебя. Молодец, Говорун… Нет, не бросай. Продолжай слушать… Если что услышишь, тут же сообщай… Я буду дежурить у телефона… Да никто больше не подойдёт, трус ты несчастный!.. И Водяному передай: пусть далеко не отлучается. Всё. – И Кинескоп повесил трубку.

– Ну что? – в один голос спросили Кеша и Геша, подражая близнецам.

– Звонил Витька. Сомов назвал ему адрес и номер автомобиля. Адрес такой: Арбат, дом номер семь. Автомобиль «Волга» ММФ 42–88. Запишите…

Геша схватил со стола лист бумаги и шариковую ручку.

– Чья машина? – спросил он.

– Профессора Пичугина.

– А дух в ней есть?

– Есть, вестимо. У хорошей вещи и дух хорошо себя чувствует. А профессор к машине с заботой относится, вот духу и привольно: есть где развернуться.

– Привольно ему будет, когда Витька какой-нибудь жиклёр сопрёт, – мрачно сказал Кеша.

А Геша вздохнул безнадёжно: ничем не помочь технически безграмотному другу.

– Что за чушь ты несёшь, Кешка? Какой жиклёр? Его и украсть-то нельзя, надо двигатель разбирать.

– А что именно Витька сопрёт?

– Сомов сказал: «На твоё усмотрение, подороже».

– И когда Витька пойдёт на дело?

– В двадцать три ноль-ноль.

– Ужасно! – воскликнул Геша.

И Кеша тоже воскликнул:

– Ужасно!

– Почему? – удивился Кинескоп.

– Кто же отпустит нас из дому в двадцать три ноль-ноль?

И все замолчали. Все молча переживали огромное несчастье, неожиданно перечеркнувшее так хорошо придуманный план. Своеволие родителей и бабы Веры Геша не учёл. И зря.

Все молчали обречённо и даже не искали выхода из создавшегося положения. Выхода не было.

И тогда встал Кеша и сказал:

– Я пойду.

– А родители? – спросил Геша.

– Родители сегодня уходят в гости к журналисту Баташёву. У него день рождения. И придут они не раньше двенадцати. А может, позже.

– А если Витька не успеет до двенадцати?

– Риск – благородное дело, – красиво заявил Кеша, и близнецы зааплодировали ему.

Он поклонился им, как кланяется артист после выступления, и сказал строго:

– Мне нужен помощник. Кто из вас пойдёт со мной?

– Я, – сказал Рыжий.

– Я, – сказал Красный.

– Не все сразу. Со мной пойдёт Рыжий.

– А как же я? – расстроился Красный.

– Ты пойдёшь с Гешей.

– Когда?

– Когда на дело выйдет Сомов.

– Так Сомов поедет к профессору днём, – напомнил Геша, – или утром. Все вместе и будем следить.

Кеша потупился:

– Я, наверное, не смогу…

– Почему?

– Я не исключаю вариант, что родители узнают о моём ночном исчезновении. И тогда они меня накажут…

Геша с восхищением смотрел на товарища. Он сознательно шёл на риск быть наказанным, запертым дома на всё воскресенье! Героический человек!

– Нет, – сказал Геша, – ночью пойду я…

Это тоже был героический поступок, и Кеша не мог не оценить его. Он подошёл к Геше и с чувством пожал ему руку.

– Спасибо, друг. (Так говорили все герои книг и фильмов, рассказывающих про суровую мужскую дружбу, и Кеша не стал менять привычной литературно-кинематографической формулы.) Ты не можешь волновать бабу Веру. Она уже старенькая. Пойду я. И не спорь.

Решение было принято, и теперь нужно было обсудить кое-какие детали ночного похода.

– Как Витька собирается на дело? – спросил Кеша. – Пешком или на машине?

– Он возьмёт домоуправленческий «пикап», – сообщил Кинескоп.

– Кто же ему разрешит?

– Говорун передал, что Сомов тоже об этом спросил. А Витька сказал, что это его дело.

– Плохо, – подвёл итог Кеша. – Раз он с машиной, нам с Рыжим за ним не угнаться. Что делать будем?

Кинескоп повспоминал что-то, губами пожевал, загнул три пальца на левой руке, опять губами пожевал, спросил Рыжего:

– Ты кого-нибудь со двора знаешь?

– Рычага знаю, – сказал Рыжий. – И ещё Колесо.

– Колесо – это кто?

– Из «Явы» парень.

– А «Ява» чья?

– Мотогонщика из шестого подъезда.

– Поговоришь с Колесом. Рычаг здесь не подойдёт. У него работа нервная: хозяин – врач, по ночам часто на вызовы ездит. А мотогонщик – это хорошо. Мотогонщики по ночам спят. У них режим.

Ни Кеша, ни Геша не понимали этого загадочного диалога. Пора было вмешаться.

– Кто такой Колесо, – спросил Кеша, – и зачем он нам нужен?

– Колесо – дух мотоцикла «Ява», – объяснил Рыжий. – Пижон, правда, но парень добрый. Я с ним поговорю, и он нас куда надо отвезёт.

– Ещё бы не отвёз! – сварливо сказал Кинескоп. – Его бы тогда минимум на год дисквалифицировали.

– Как это? – не понял Кеша.

– Лишили бы права работать. А дух без дела – не дух. Он так и погибнуть может – от безделья. Страшное наказание…

– А кто бы его дисквалифицировал?

– Опять? – грозно спросил Кинескоп. – Не задавай лишних вопросов.

И Кеша заткнулся, вспомнив синюю молнию от пола до потолка и слабый запах озона в комнате. Рисковать больше не хотелось в целях противопожарной безопасности.

– Ладно, – сказал он, – собрание считаю закрытым. Да и баба Вера скоро приедет, пора сматываться. Я иду домой и веду себя примерно и тихо, притупляю бдительность родителей. Геша, из дома не уходи, после десяти старайся не спать: если что – позвоню. Ты, Кинескоп, держи связь с Говоруном и Водяным. Ты, Рыжий, договорись с Колесом ровно на одиннадцать. Кто будет следить за Витькой? – Он командирски оглядел своих соратников.

Соратники внимали Кеше с благоговением. Кинескоп даже с дивана слез, стоял около, близнецы – те вообще по стойке «смирно» вытянулись, ели Кешу глазами. Ну, Геша – тот просто слушал, привык к Кешкиным замашкам: любил дружок покомандовать, ох как любил…

– За Витькой будет следить Водяной, – отрапортовал Кинескоп.

– Кто с ним держит связь?

– Связь с Водяным будет держать Красный, – полным ответом сообщил Кинескоп, совсем как на уроке русского языка: «Что пишет Маша? Маша пишет письмо».

– Пост Красного?

– В ванной комнате.

– А если баба Вера заметит?

– Никак нет! Он будет невидимым.

– Все сообщения – Геше, – продолжал Кеша. – Он – диспетчер. Связь держать с ним. Как только Витька пойдёт на дело, ты, Гешка, мне звонишь. Понятно?

– Так точно! – заорал Кинескоп, а Геша молча кивнул.

– Ну, я пошёл, – тяжело вздохнул Кеша.

Он знал, что завтрашний день у него будет нелёгким: репрессии со стороны родителей не задержатся. Но эта жертва была оправданна. Она приносилась на алтарь святого дела. Так думал Кеша, а он любил думать высокопарно. И ещё он подумал, что возмездие грядёт. И непонятно было, относилось ли сие к Витьке с Сомовым или к нему самому – за его ночные гуляния.

А Геша в это время упорно думал о том, что проблема гласности так и не решена и это плохо, потому что спланированная операция может сорваться, по сути, из-за пустяка.

«Ну да ладно, – наконец сдался он, – до вечера далеко, что-нибудь придумаю…»

Глава восьмая

КЕША, РЫЖИЙ И ВИТЬКА ТРЁШНИЦА

Родители ушли в гости в восемь вечера. Оставили Кеше ужин на кухне и ушли. Предупредили, чтобы лёг спать вовремя, чтобы не читал до полуночи, чтобы не смотрел на ночь телевизор, чтобы выпил кефир, чтобы спал спокойно и не ждал их прихода. Знали бы они, наивные люди, кто кого ждать будет… Впрочем, Кеша очень надеялся, что ждать всё-таки будет он: ему не хотелось получать наказание за преступление, суть которого он всё равно объяснить не сможет. Не должен объяснять. Да и не поймёт никто.

Телевизор Кеша не включал: Рыжий всё равно болтался где-то во дворе, договаривался с Колесом. В ванной глухо урчали трубы. Они урчали как и прежде, но теперь Кеша предполагал, что урчит Водяной: волнуется. Кеша тоже волновался, каждые полчаса звонил Геше, но Геша не мог разговаривать: вернулась баба Вера, и следовало соблюдать конспирацию. Геша отделывался междометиями и туманными намёками. Но ровно в половине одиннадцатого он позвонил сам и сказал шёпотом:

– Пора. – А потом в полный голос – уже для бабы Веры: – Спокойной ночи, Кеша.

Пожелание было достаточно бессмысленным, если учесть то, какая ожидалась ночь. До покоя ли будет?!

Кеша молниеносно натянул джинсы со слоником (такие же, как у братьев), ковбойку и кеды, оставил на столе записку родителям – на всякий случай! – с туманной надписью: «Сейчас приду» – и выскочил за дверь.

В половине одиннадцатого двор уже покинули чинно гуляющие пенсионеры, вернулись к своим субботним телепрограммам, к своим пасьянсам, к своим вечерним газетам, к вязанью и внукам. Внуков, в свою очередь, прогнала домой спустившаяся темнота, прервавшая игру в «чижика» на асфальте, в классики, в штандер, в пристеночку, в «третий лишний». А среднее поколение ещё не возвращалось из театров, кино или тёплых компаний, ещё гуляло по улицам и площадям летней столицы, ещё тянуло вверх рюмки и бокалы, произносило красивые тосты, ещё наслаждалось игрой великих актёров на сценах и экранах. Словом, двор был относительно пуст в этот час. Достаточно пуст для того, чтобы не вызвал удивления странный отъезд слесаря Витьки за рулём казённого «пикапчика». Чтобы не вызвал удивления ещё более странный отъезд «сопливых мальчишек» на мощном мотоцикле «Ява».

Мотоцикл стоял за школой, у выезда на набережную Москвы-реки. Рядом с ним на тёплом бордюрном камне тротуара сидели двое. Одного Кеша узнал сразу: это был Рыжий. Рыжий вскочил, подбежал к Кеше, заторопился:

– Он ещё не выходил. Ждём с минуты на минуту. Водяной передал, чтобы готовились…

Они подошли к мотоциклу, около которого уже стоял напарник Рыжего. Вид он имел импозантный и броский: чёрная лоснящаяся кожанка, перечёркнутая стрелками застёжек-молний, кожаные джинсы, вправленные в высокие шнурованные сапоги, огромные очки, висящие, впрочем, на шее, в руках – чемпионский шлем.

Кожаный дух медленно стянул перчатку, протянул Кеше руку.

Кеша поначалу даже оробел, увидев это кожаное блестящее создание, невысокое, правда, как и все духи, но солидное и уверенное. Наверняка имеющее за плечами сотни километров гонок по сложным трассам, десятки аварий и десятки побед. С таким просто познакомиться лестно было, не то чтобы на операцию идти. Оробел Кеша, пожал протянутую руку, сказал вежливо:

– Меня Кешей зовут…

– Меня Колесом… – Голосок у кожаного был ломким, мальчишеским, и Кеша понял мгновенно, что парень старается изо всех сил, хочет произвести впечатление и что, в сущности, он такой же мальчишка, как Рыжий и Красный, да и как сам Кеша, и не стоит всерьёз принимать его супербравый вид.

– Здорово, Колесо, – сказал Кеша, враз успокоившись. – А хозяин твой где?

– На дачу укатил. Ещё вчера. С компанией. – Колесо старался говорить коротко и резко, как мотоциклетный выхлоп: ему, видно, казалось, что так солиднее.

– Как же мы втроём на мотоцикле уместимся? – поинтересовался Кеша.

– Рыжий под сиденье спрячется.

– Он же там не поместится.

– Я уменьшусь, – сказал Рыжий, – ты не волнуйся.

– А водительские права у тебя есть? – всё ещё волновался Кеша.

– Зачем они мне? – презрительно сказал Колесо. – Я – так.

– А если милиция остановит?

– Меня? – И столько изумления было в его голосе, и презрения к Кеше, и превосходства, что Кеша промолчал и больше ни о каких профессиональных моментах Колеса не спрашивал: его дело привезти-увезти, от Витьки не отстать, а Кешино дело – общее руководство.

Он огляделся по сторонам и нашёл, что место для наблюдения выбрано превосходно. Отсюда одинаково хорошо просматривался и Витькин подъезд, и домоуправленческий «пикапчик», стоящий в другом конце двора.

– Послушай-ка, Рыжий… – Кеше вдруг пришла в голову гениальная на первый взгляд мысль. – Из-за чего сыр-бор устраиваем? Разве дух в «пикапе» не сможет проследить за Витькой?

Колесо хмыкнул презрительно, отвернулся, а Рыжий потупился, сказал смущённо:

– Нету в «пикапе» духа…

– Как нету?

– Очень просто. Сначала машину кое-как собрали на заводе: торопились, видать, в конце квартала дело было или в конце года. А попала она к Витьке в лапы – так с ним никакой дух не уживается, с таким работничком…

– Вообще удивляюсь, как она ездит, – с презрением сказал Колесо и поглядел на свой мотоцикл, любовно так поглядел, будто погладил.

– Одно слово – без души вещь, – подвёл итог Рыжий.

А Кеша впервые со злостью подумал о тех, кто относится к делу равнодушно: тяп-ляп – и снимай пенки. Подумал так и застыдился, вспомнил, что сам не раз грешен был. Да что далеко за примерами ходить? Не далее как позавчера мама в поликлинику ушла, а Кеше наказала почистить картошку и в борщ бросить. Но Кеше некогда было. Кеша читал мировую книгу про пиратов Мексиканского залива. Кеша картошку чистить не стал, сполоснул её под краном с мылом и утопил в кастрюле – всё равно, решил, при кипячении бактерии погибают. И сам впоследствии пострадал: весь вечер животом маялся.

Мелочь, конечно, а стыдно. И если припомнить, таких «мелочей» у Кешки в жизни наберётся немало. Ай-яй-яй, как на душе пакостно… Кеша даже щёки потрогал: не горят ли? Хорошо, что темно… И мучила бы его совесть и дальше, но тут из подъезда вышел Витька. Вышел, посмотрел по сторонам, ничего подозрительного вроде не заметил, закинул на плечо синюю аэрофлотскую сумочку – инструменты у него там, что ли? – пошёл вразвалочку, посвистывая, поплёвывая сквозь зубы длинным замечательным плевком метра на четыре – такого Кеше никогда не освоить, и пытаться нечего.

– Внимание, – сказал Кеша. – Рыжий, уменьшайся.

Рыжий пропал мгновенно, и только сиденье у мотоцикла приподнялось и вновь опустилось. Спрятался Рыжий.

Колесо взялся за руль и поставил ногу в сапоге на стартёр: приготовился, но шуметь, рычать двигателем раньше времени не стал. Пусть Витька тронется, а уж тогда и «Яву» завести недолго.

Витька опять воровато огляделся – всё-таки боялся, – нырнул в кабину «пикапа».

– Давай, – махнул рукой Кеша.

Колесо рванул стартёр, поддал газку, мотоцикл взревел, Колесо сел за руль, Кешка – сзади, ухватился за кожаную куртку, и «Ява» плавно тронулась.

Погоня началась, и Кеша даже забыл о том, что он сбежал из дома, что уже без десяти одиннадцать, а родители к двенадцати вернутся и что тогда будет – ах, что тогда будет!

Но мотоцикл уже нырнул в чёрную арку ворот, выскочил на Кутузовский проспект, проехал перекрёсток на зелёный свет, пропустил вперёд чью-то «Волгу» – из конспиративных соображений, – пошёл на разворот. Витькин «пикап» маячил впереди, виден был хорошо, но Кеша спросил на всякий случай:

– Он нас не заметит?

Колесо и отвечать не стал на глупый вопрос, только мотнул головой в красном шлеме – не отвлекай, мол! – сидел впереди, влитый в мотоцикл. Не человек – мотокентавр. Это Кеша так подумал и засмеялся: конечно, не человек. Но со стороны всё, наверно, выглядело благопристойно, потому что милиционеры не свистели, не требовали остановиться и предъявить права, не гнались за ними на жёлтой машине с сиреной и светящейся вертушкой на крыше, и Кеша успокоился, тихо наслаждался быстрой ездой по вечернему городу. Так поздно по Москве он не ездил: не приходилось как-то. А на мотоцикле и подавно.

Витька на своём «пикапчике», видно, не волновался, ехал себе спокойненько – мимо кафе «Хрустальное», мимо Киевского вокзала, по Бородинскому мосту, мимо магазина «Руслан», где Кеша с мамой покупали папе костюм в прошлую субботу.

Ах как далеко она была – прошлая суббота, так далеко, что Кеша даже засмеялся. Мог ли он предположить, что с нынешней субботы у него начнётся новая жизнь, совсем новая, полная невероятных приключений, насыщенная опасностью. Короче, настоящая жизнь. А до нынешней субботы было детство. Вот она, жизнь: мчаться по освещённой вечерними огнями Москве на почти гоночном мотоцикле, ловить ртом влажный, тёплый воздух, пахнущий летним дождём, душной пылью, бензином и острым запахом опасности, лучшим запахом в мире.

Они свернули со Смоленской площади на Арбат, сбросили скорость. «Пикап» впереди тоже замедлил движение, прижался в правый ряд, держал на спидометре километров сорок, не больше. Вероятно, Витька смотрел в окошко на номера домов, искал нужный. Но вот нашёл, резко свернул направо в какой-то переулочек – их на Арбате куча! Колесо совсем замедлил ход, поставил нейтральную передачу, ехал по инерции. Доехав до угла, притормозил. Они ещё успели заметить зад Витькиной машины, завернувшей во двор дома. Отталкиваясь правой ногой от тротуара, Колесо проехал поворот во двор и остановился в переулке поодаль.

– Ты почему за ним не свернул? – спросил Кеша.

– Конспирация. Зачем глаза мозолить?

И Кеша восхитился предусмотрительностью Колеса. Ведь он даже не включил передачу, когда по переулку ехали, ногой отталкивался, потому что шуму меньше. Умно!

Из-под сиденья неизвестно каким образом появился Рыжий, о котором Кеша, честно говоря, забыл. А он просто возник ниоткуда, встряхнулся воробьём, сказал сердито:

– Неудобно под сиденьем…

– Катайся в такси, – склочно заметил Колесо. – Я тут побуду, а вы идите.

Они на цыпочках – это уж был явный перебор: зачем на цыпочках-то? – вошли во двор, встали у стенки, огляделись. Витька сидел на лавочке у подъезда, насвистывал «Подмосковные вечера», сумка рядом стояла. И вид у Витьки был такой незаинтересованный, такой праздный – дышит воздухом или девушку ждёт, – что Кеша даже на секунду усомнился в его преступных намерениях. Но только на секунду, потому что тут же увидел он серую «Волгу» и номер ММФ 42–88. Именно этот номер называл Витьке Сомов.

Рыжий потянул Кешу за рукав.

– Куда ты?

Рыжий прижал палец к губам, показал на маленький садик за низким зелёным заборчиком. И верно, там можно было неплохо спрятаться, а потом по газону среди кустов подобраться поближе к машине, всё видеть, всё подмечать. Они нырнули в кусты, бесшумно – по-индейски – пробрались почти к самой «Волге», залегли в траве. Двор был тих и пуст. Время катилось к полуночи. Час преступления близился.

Витька встал, потянулся лениво, посмотрел наверх, видно, на профессорские окна, взял сумку, подошёл к багажнику, поставил сумку на асфальт, порылся в ней, достал связку ключей. Покопался в ней, выбрал один, сунул в замок багажника. Ругнулся тихонько: не подошёл ключ. Снова покопался в связке, выбрал ещё один, попробовал, хмыкнул удовлетворённо. Замок мягко щёлкнул, и крышка багажника поднялась.

Витька нырнул в багажник, вытащил оттуда насос, потом домкрат, потом брезентовую сумку, в которой лежали все инструменты для автомобиля, тихо закрыл багажник и с независимым видом пошёл к своему «пикапу». Он даже не торопился: был уверен в своей безнаказанности. Никто его не видел, никто ничего не знает, ищи-свищи, дорогой товарищ профессор.

Дошёл Витька до «пикапа», швырнул туда свою сумку, потом профессорское добро. И тут он поступил довольно странно. Вернулся к «Волге», присел у заднего колеса, поколдовал над чем-то. Послышался пронзительный свист, и машина заметно осела на правый бок.

«Баллон спустил, – догадался Кеша, подумал ещё: – Зачем ему это нужно?» И понял, удивившись Витькиной предусмотрительности: профессор утром выйдет, увидит спущенный баллон, полезет в багажник за насосом и обнаружит пропажу. А не будь спущенного баллона, так он, может, сто лет в багажник не поглядит. А Витьке с Сомовым это невыгодно. Это сильно оттягивает расплату. «Ну, Витька, ну, стратег чёртов! Дождёшься ты…»

А Витька не знал об угрозе. Он сел в «пикап», включил зажигание, развернулся и выехал в переулок.

– Скорее! – крикнул Кеша и побежал к мотоциклу.

Рыжий бежал за ним, а Колесо уже ждал их, сидел в седле. Только приподнялся, пуская Рыжего под сиденье, потом сверху сел Кеша, и они рванули за Витькой, выскочили на Арбат, помчались по мостовой к Смоленской площади, где уже призывно горел зелёный свет светофора. И вдруг мотоцикл зачихал, зачихал и… заглох. Заглох, остановился посреди улицы, так и не доехав до перекрёстка.

– Что случилось?

– Сейчас посмотрю, – торопливо сказал Колесо, откатил «Яву» к тротуару, присел на корточки.

– Упустим Витьку! – застонал нервный Кеша.

Рыжий возник рядом, сказал успокаивающе:

– Не упустим. Красный свет на светофоре.

– Его же переключат через несколько секунд.

– Не переключат…

Кеша взглянул на светофор: красный свет горел по-прежнему, и редкие машины уже начали гудеть, водители беспокоились. И Кеша понял, что все духи по пути к дому знают об их деле, знают и следят за ними. А если вдруг и случится что-то непредвиденное – вот как сейчас, – то любой из духов немедленно придёт на помощь. А помощь его будет своевременной и полной.

И в это время мотор мотоцикла застучал. Рыжий мгновенно юркнул под сиденье, Кеша прыгнул за спину Колесу, и на светофоре зажёгся зелёный глазок. Наверное, милиционер не успел даже понять, в чём неполадка.

Они проскочили Смоленскую площадь, почти догнали Витькин «пикап», оставив впереди себя пару посторонних автомобилей. Так они добрались до знакомой арки, свернули в неё, проехали по двору, остановившись на старом месте – у выезда на набережную.

Колесо заглушил мотор, стащил с головы шлем, сел на тротуар.

– Я своё дело сделал.

– Погоди ещё, – строго сказал Кеша.

Он следил, куда пойдёт Витька. А Витька тем временем шёл к сомовскому подъезду.

– Что будем делать? – Кеша обернулся к Рыжему.

– Там Водяной и Говорун. Подождём.

Кеша сел рядом с Рыжим и Колесом на тротуар.