Бойль, Таких сведений мы не имеем. Следствие закончено, и дело передается в суд.
      "Сити-ньюз". А кто будет защищать обвиняемых?
      Бойль. Та же адвокатская контора, которая взяла на себя защиту Пасквы после его ареста за убийство в "Аполло".
      "Сити-ньюз". "Берне и Тардье"?
      Бойль. Вы не ошиблись.
      "Пиплэ войс". Но это одна из самых дорогих адвокатских фирм. Кто же будет оплачивать ее услуги?
      Бойль. Адвокатские конторы могут не оглашать имена своих клиентов.
      "Пиплз войс". А что предполагает полиция?
      Бойль. Полиция ничего не предполагает. Полиция расследует.
      На этом и окончилась пресс-конференция. Только доновановский газетчик пытался добраться до истины. Но Бойль выдержал натиск. Он ждал своего часа и не собирался его приближать.
      Что ж, тактически он действовал верно. Теперь все зависело от Стила и его статьи. Взрыв бомбы должен быть направленным и неожиданным.
      Глава XVII
      БОМБА
      Статью для Стила мы писали вместе с Мартином, вернее, я уточнял тезисы и корректировал язык - все-таки я лучше Мартина знал речевую манеру Стила. Спорить приходилось чуть ли не по каждому абзацу: как профессионал-журналист он был, конечно, опытнее меня в таких делах, но я тщательно очищал статью от не присущей Стилу выспренности и цветистости.
      - Опять Мердок. Убери.
      - Но можно же, не обвиняя Мердока, называть его главой партии.
      - Во-первых, это не партия. И Стил никогда не ошибется, назвав группу партией.
      - Но здесь же нет повода для обвинения в клевете!
      - Стил не должен давать ему даже лазейки. А это что?
      - Гангстеры. Нормальный термин.
      - Стил не знает этого слова. Скажи еще: хунта. Не дури. Пиши просто: насильники, убийцы, грабители.
      - А мошенники? Для усиления.
      - Здесь речь не о мошенничестве. О нем дальше. В случае с документом, подсунутым в карман убитого Луи.
      - Кромсаешь статью. Фразы как рубленые. Ни одного периода.
      - Стил так говорит, а не я.
      - Ну оставь хоть метафору. К словам о неогалунщиках.
      - Ни к чему. Стил не любит метафор, он лаконичен и прост. А слово "нео" ему вообще несвойственно.
      Споры забыты, и сейчас передо мной уже лежит утренний номер "Сити-ньюз" со статьей Стила. Он ничего не слыхал о Золя и тем более о его выступлении по делу Дрейфуса, и потому я, не боясь плагиата, предложил сенатору назвать эту статью "Я обвиняю". Но хотя он и предпочел свой заголовок, однако согласился в тексте на толстовское "не могу молчать". А в целом статья читалась так: "КТО БУДЕТ ГОЛОСОВАТЬ
      ЗА ГРАБИТЕЛЕЙ И УБИЙЦ?
      Я выступал против закона о политических ассоциациях, однако закон этот принят сенатом, и потому возвращаться к нему не буду. Но когда под флагом политической ассоциации рвутся к власти грабители и убийцы, я молчать не могу. Кто такие "реставраторы"? Те, кто зовет назад, к зачеркнутому революцией прошлому. К полицейской диктатуре "галунщиков", запрещавшей все, что поддерживает ныне жизнь человека. Запрещалось есть взращенные на своей земле хлеб и фрукты, разводить скот, пить вино со своих виноградников, охотиться и ловить рыбу. Даже лесные прогулки за Город требовали специального полицейского разрешения. Все это известно каждому из школьных учебников.
      Но не только в этом обвиняю я реставраторов. Ведь они даже кичатся своим зовом к прошлому, открыто носят повязки или значки из того же галуна, который украшал когда-то мундиры полицейских рабовладельцев. Вы можете увидеть такие повязки на рукавах у встречных на улице, у посетителей трактиров и постоялых дворов, у бандитов, вооруженных полицейскими автоматами.
      У того, кто убил сразу четырех человек в ресторане "Аполло" - его звали Чек Пасква,- тоже была на рукаве повязка из галуна. Такой же галун отличал и его сообщников, стоявших с пистолетами у входа в бар и не позволявших никому в зале остановить преступление. Когда кто-то, вошедший за убийцей, попытался сделать это, Пасква застрелил и его. А уходя, сунул ему в карман документ, украденный у меня в канцелярии. Этот документ и показания свидетелей находятся сейчас в распоряжении Главного комиссара полиции. Вы спрашиваете, зачем это понадобилось убийце? Я вам отвечу. Чтобы как-то, чем-то скомпрометировать партию популистов. Чтобы скомпрометировать меня, известного как непримиримого противника реставраторов.
      Убийство и мошенничество - вот отличительные черты их поведения, их политической агитации. Прибавим к этому и шантаж. Тот же Пасква угрожал вудвилльской землевладелице Евгении Ланфлер, что сожжет весь ее урожай, если она со всеми своими издольщиками и арендаторами не будет голосовать за реставраторов на ближайших выборах. Вдова Ланфлер готова подтвердить это под присягой. Но она не единственная жертва реставраторской шайки. Я могу назвать имена фермеров Монса, Люнэ, Шобера и Стиннеса, которых также шантажировали нынешние "галунщики".
      А кто оказался виновником похищения казначейского серебра - самого крупного преступления века? Я был с племянницей в каюте "Гекльберри Финна", когда началась перестрелка на палубе. Кто нас предупредил не выходить из каюты? Матрос из команды? Нет, человек с пистолетом и галунной повязкой на рукаве. Кто слишком настойчиво советовал нам не возвращаться в Сильвервилль, а доехать на лодке до моего поместья близ Реки в этом месте? Владелец парохода? Капитан? Нет, опять же люди с повязками из галуна на руках. Не я один видел эти повязки, у меня есть свидетели.
      И, наконец, кто был владельцем лесной хижины, где нашли украденное серебро с парохода? Тот же Чек Пасква, убийца в "Аполло". Кем были люди, арестованные во время полицейского налета на хижину? Его сообщники, участники бандитского нападения на пароход. Все они тоже были реставраторами. Ленты из галуна нашли и у них.
      Итак, я спрашиваю у тех, кто прочтет эту статью, и у тех, кому расскажут о ней: если они еще носят повязку реставраторов, не стыдно ли им будет показаться на людях со знаком, поощряющим мошенничество, шантаж, грабежи убийство?
      И самое главное, я спрашиваю у моих сограждан: кто же теперь будет голосовать на выборах за грабителей и убийц?"
      - А ведь точно: Стил?- сказал Уэнделл, прочитав переданную мной рукопись статьи.- Стил, как живой с трибуны сената! Неужели он сам писал?
      - Какая разница,- ухмыльнулся я,- если есть его подпись.
      Уэнделл хитренько подмигнул мне, еще раз пробежав глазами последние строчки.
      - Вы правы, Ано. Техника изготовления бомбы меня не интересует. Важен взрыв и то, что за этим последует. Прицельный удар,- сказал он.- Верный и неожиданный. Партия Мердока сразу теряет шансы. И мы рады, конечно: она ведь страшнее самых правых на правом крыле. Думаю перепечатать статью целиком.
      Во время завтрака официант передал мне конверт с запиской Мартина.
      "Завтра ответа в газете не будет. В редакции не знают, что делать. Вся руководящая братия кинулась к Мердоку. Совещаются. Вероятно, решат подождать, пока не стихнет шумиха".
      Уэнделла я не видел, но он сам нашел меня, позвонив в клуб: наверное, мой маршрут передали ему из "Омона".
      - Что говорят, Ано?
      - Потрясены. Сколько Мердок потеряет голосов, не знаю, но потеряет много. Донован собирается перепечатать статью. Разрешите?
      - Конечно. Я уже разрешил и французской "Суар". Взрывная волна растет.
      - Удар столь силен, что "Брэд энд баттер" не дает завтра никакого ответа. Собираются ждать, пока не утихнет шумиха,- повторяю я Мартина.
      Газетная шумиха, однако, не утихла. Два дня подряд все газеты, даже биржевой "Бюллетень", гигантскими заголовками били по реставраторам, вспоминали все преступления последних лет, раскрытые и нераскрытые, предположительно присваивая их неогалунщикам. Повязка из галуна стала пугалом, и уже на улицах и в общественных местах ее открыто, никто не носил. Газете Мердока неудобно было молчать, и она заговорила.
      "Мы не собирались отвечать потерявшему разум сенатору Стилу - его почтенный возраст вполне предполагает такую возможность, но глупая выдумка, раздутая до пределов провокации, заставляет нас высказаться.
      Повязка из галуна-не членский билет политической ассоциации "реставраторов". Ее может нацепить каждый, если это почему-либо ему выгодно. Полиция, арестовав похитителей серебра и убийц в ресторане "Аполло", не обнаружила никаких свидетельств их принадлежности к реставраторам: ни членских билетов, ни специально выпущенных в свое время жетонов, которые могли бы подтвердить их партийность. Все свидетельские показания, на которые ссылается в своей статье Стил и которые говорят о повязках из галуна на руках у преступников, никого и ничего не разоблачают. Нам официально известно, что главарь арестованной полицией шайки Чек Пасква не был реставратором. В списках членов ассоциации по всем кантонам такого имени нет.
      Сомневаемся мы и в криминалистическом даровании Главного комиссара полиции. Два с половиной месяца он искал серебро и не нашел до того, пока не попался Пасква. Кстати, арестован тот был не по обвинению в вооруженном налете на пароход, а в убийстве таких же уголовников, как и он. И вдруг Пасква бежал по разработанному полицией плану якобы для того, чтобы можно было проследить его связи. А не купил ли себе свободу Пасква, вернув казначейству украденное им серебро? Правда, он вскоре после этого был убит. Но кем убит и почему убит, комиссар Бойль со всем его криминалистическим талантом установить так и не мог".
      Уэнделл ответил резко и коротко:
      "Мы не будем полемизировать с газетой "галунщиков". Суд подтвердит все данные следствия, с которыми был ознакомлен сенатор Стил. Общественность Города узнает правду. А пока мы еще раз спросим читателей: кто же будет голосовать за грабителей и убийц?"
      Глава XVIII
      ШАНТАЖ
      Я сижу в белом медицинском халате у дверей больничной палаты, куда Четверть часа назад привезли. Стила. Перепуганная горничная сообщила, что сенатор очень беспокоился: барышня уехала за покупками, но так и не вернулась до вечера, а в это время ему вдруг принесли письмо. Кто принес, она не знает. Обыкновенный посыльный с бородкой и шрамом под глазом. Сенатор вскрыл письмо, прочитал и упал. "А где письмо?"-спросил я. Она не знала: сенатор спрятал его в карман.
      К Стилу меня в больнице не допустили. В палате у постели больного собрался консилиум с участием личного врача сенатора, доставившего его в больницу. Я жду и вспоминаю вое, что произошло за последние дни. Всего-то два дня, и столько событий, тревожных и настораживающих. Вое началось с утра, когда в "Сити-ньюэ" объявили о своем отказе полемизировать с реставраторами. Я вышел из отеля и позвал стоявший поблизости фиакр. Он медленно подъехал, но почему-то не остановился, а рванул вперед по улице. В ту же секунду из окна кареты кто-то выстрелил, и я услышал в двух сантиметрах от уха свист пули, скользнувшей со скрежетом по гранитному пилону у входа в отель. Сейчас же выскочили швейцар и дежуривший полицейский.
      - Кто стрелял?
      Я пожал плечами:
      - Лица не видел, а номера экипажа не разглядел.
      - Кажется, возница совсем не походил на кучера?
      - Не обратил внимания,-сказал я.
      Швейцар посмотрел на меня с любопытством и ушел. Полицейский же побежал докладывать о происшедшем начальству. Я оглянулся. Улица была пуста - ни прохожих, ни экипажей. Опасная для меня карета была единственной.,
      "Совсем как Паскву,- подумал я,- и та же направляющая рука". Почему же стреляли не в Стила? Во-первых, потому, что убийство сенатора после его выступления сразу бы разоблачило виновников, а во-вторых, роль моя в происшедших за последнее время событиях была разгадана, и холодная война определенно и точно закончилась. Начиналась война настоящая. Ликвидировать меня было проще и безопаснее - велика птица, советник сенатора. Не велика, но опасна. И хотя стреляли из полицейского автомата, но стреляли метко - только рывок экипажа чуточку изменил направление пули.
      Я вернулся в отель и позвонил в редакцию Мартину.
      - Думаешь, Мердок?- спросил Мартин.
      - Вероятно, кто-нибудь вроде покойного Пасквы.
      - Я тотчас же ухожу из газеты и буду сопровождать тебя, куда бы ты ни поехал.
      - Две мишени вместо одной,- усмехнулся я.- У тебя есть оружие? У меня нет.
      - Оружие надо добыть. Стрелять я тоже умею.
      Я тут же сообразил, где можно достать оружие. У главного комиссара полиции. И времени терять не будем.
      Бойль принял нас немедленно и любезно, хотя и не без удивления, увидев входящего со мной Мартина.
      - Что-нибудь срочное, мсье Ано?-заинтересовался он.
      - Первое: Дональд Мартин, которого вы сейчас видите, наш человек. Он работал,- я подчеркнул это слово в прошедшем времени,- у Мердока по нашим заданиям. Был связным, а сейчас срочно переквалифицируется в моего телохранителя. Отсюда и второе: нам требуется оружие. Не полицейские автоматыони слишком громоздки, их не спрячешь, а обычные карманные многозарядные пистолеты, такие, как у вас, например.
      - Значит, что-то случилось?-подумав, спросил Бойль.
      Я кратко рассказал ему о нападении у входа в отель.
      - Но почему стреляли именно в вас?
      Я объяснил, почему они решили не трогать сенатора. И добавил с усмешкой:
      - Мердок - человек сообразительный и умеет делать правильные выводы. В кого бы вы стреляли, если бы хотели ответить по-мердоковски на выступление Стила? И меня, конечно, не устраивает судьба Пасквы, сами понимаете.
      Вместо ответа Бойль вызвал дежурного, адъютанта.
      - Принесите два пистолета карманного образца и соответствующего калибра,распорядился он,- Кроме того, пошлите полицейского, который дежурил бы у отеля "Омон".
      - Привлечет внимание ваш полицейский,-сказал я Бойлю, когда адъютант вышел из кабинета.
      - Лишний глаз не помешает.
      Пистолеты нам выдали, но относительно полицейского я оказался прав. Его застрелили на другой же день к вечеру, когда редкие газовые фонари в переулке позволяли стрелять из любого уголка уличной темноты.
      Об этом мне сообщил по телефону Бойль, когда убитого уже увезли.
      - Гибнут не только противники, Бойль,- ответил я,- гибнут и друзья. Вспомните хотя бы Луи Ренье. А кто убил его? И долго ли, думаете, осталось бы жить Питу Селби, если б Ринки удалось скрыться?
      ...Наконец консилиум заканчивается, выходят его участники, личный врач сенатора шепчет мне на ухо: "Все в порядке, сердечко выдержало. Постарайтесь его не тревожить",- и дежурная сестра пускает меня в палату.
      Сенатор лежит под одеялом, обросший седой щетиной: видимо, с утра не побрился и от этого постарел атак лет на десять. Но не то меня встревожило, а какая-то растерянность, почти страх в его мутных, слезящихся глазах: вот-вот не выдержит и закричит не от физической, а скрытой душевной боли.
      - Хорошо, что вы пришли, Ано,- говорит он и дрожащей рукой вынимает из кармана больничной пижамы письмо в зеленом конверте с краткой надписью: "Джемсу Стилу, сенатору".
      "Уважаемый мистер Стил,- читаю я,- ваша племянница жива и здорова и пока находится у нас в надежном и недоступном для полиции месте. Кормят и обслуживают ее отлично, но увидеться с вами, иначе говоря, вернуться домой, она сможет лишь послезавтра, на другой день после выборов, когда будут подсчитаны все голоса, в том числе и поданные за вас лично. По условиям конституции вы можете подать в отставку и отдать все эти голоса любому избранному вами политическому деятелю. Вот мы и предлагаем вам сделку: мы отдаем вам Минни, а Вы нам свои голоса, иначе говоря, избранному не вами, а нами политическому деятелю. Имя его Тур Мердок. Имя, отнюдь не ласкающее ваше ухо, но таковы. уж условия сделки".
      Подписано письмо не было. Пока я читал его, Стил лежал как мертвец, с закрытыми глазами и отекшими веками. Я, заикаясь, спросил его:
      - Когда, же ее похитили?
      - Думаю, после полудня.
      Значит, она еще в Городе, предполагаю я. Шантажистам нет смысла увозить ее далеко, если придется возвращать ее завтра после полудня.
      - Я все уже решил,-не открывая глаз, произносит Стил.
      - Что именно?
      - Сделать то, что они требуют.
      Я встал над его постелью.
      - Откройте глаза, Джемс! Вы еще не умираете, и Минни пока жива. Вы имеете право жертвовать многим ради ее спасения, но не имеете права предавать партию. Не имеете права предавать Город. Если вы сделаете это, Мердок станет его хозяином. Словом, ждите. И не вызывайте никаких адвокатов, пока я не сообщу вам, что Минни свободна.
      С этими словами я покидаю палату. Мартин поджидает меня на улице.
      - Минни похищена.- говорю я.- Чистый кинднаппинг, как говорят у вас в Штатах.
      - А выкуп?
      - Все голоса Стила, полученные на выборах.
      Мартин не понимает. Я объясняю ему, как можно распорядиться поданными за тебя голосами, если подашь в отставку тотчас же после выборов.
      - Сволочи.- говорит Мартин.
      - Хуже.- добавляю я.
      - А если все-таки рискнуть?
      - Как?
      - Без полиции.
      - Об этом я и думаю.
      - Ты же знаешь адрес.
      - Наверняка дом охраняется.
      - А сколько их? Двое, трое... не больше. Справимся не Земля ведь, а чужое пространство и время.
      - Сволочи не слабее оттого, что они стреляют в чужом пространстве и времени.
      - Все равно поехали.
      Мы с Мартином понимаем друг друга с полуслова. Чтобы спасти Минни, должен струсить Мердок. А это не просто. Сначала трое или четверо дружков Пасквы, а потом он сам, бывший шериф. Стрелять умеет. Но и мы умеем.
      Газовый фонарь далеко, а в особняке Мердока тускло горят лампочки или свечи. Освещены только два окна на втором этаже - должно быть, все-таки свечи: ночью в Городе электроэнергия не подается в дома даже этого квартала. Внизу светится окошко рядом с подъездом: в первой комнате. должно быть, дежурят охранники.
      Я подхожу к калитке так, чтобы сидящему на ступеньках крыльца был виден мой силуэт. Мартин, мгновенно поняв меня, незаметно взбирается на ограду рядом. Я издаю тихий свист. Фигура на крыльце подымается и шагает по утрамбованной дорожке к калитке. Судя по силуэту, парень похож на гориллу в темной рубахе без пояса.
      - Кто?- хрипит он из темноты.
      - Свой,- говорю я.
      Он плотно приникает к чугунной решетке, силясь разглядеть, свой ли. В ту же секунду Мартин кошкой прыгает на него сверху. Охранник не успевает даже вскрикнуть.
      - Готов, теперь не скоро очнется.- шепотом откликается Мартин, открывая засов калитки.
      - Видишь слабый свет в окнах сверху?- говорю я тоже шепотом.- Там кабинет и спальня Мердока. Наверно, он дома. Внизу, по-видимому, охранники. Сколько их, неизвестно.
      - Рискнем.
      Мы поднимаемся по ступенькам к двери. Она чуть приоткрыта: видимо, охранники не боятся вторжения. Пол крепкий, не скрипит, дверь тоже бесшумна. Должно быть. петли заботливо смазаны. Сразу из темной передней видна неосвещенная лестница наверх и стол с зажженным трехсвечником в комнате справа с настежь открытой дверью За столом два небритых "пистолетника" играют в карты. На табуретке рядом лежит знакомый полицейский автомат. Другого не видно. Нас картежники не замечают.
      - Может, не будем? - шепчу я на ухо Мартину.- Обезоружим сначала. Свяжем...
      - Нашел кого жалеть!- яростно шепчет Мартин.- Да и бесшумно не выйдет. У них автоматы. Лучше шумно, да наверняка.
      Несколько часов спустя, когда все уже кончилось, я. вспоминая об этой минуте, спрашивал себя: а имел ли я право без всяких ссылок на чужое пространство, время и чужой социальный строй, имел ли я моральное право стрелять? Что бы ответил я судье? Да. имел. Я стрелял в убийц, спасая жизнь похищенной ими девушки, я защищал свободу Города: ведь голоса Стила, отданные Мердоку. сделали бы того подобием самых отвратительных земных диктаторов.
      Два выстрела взрывают тишину дома. Оба охранника оседают на пол. даже не успев открыть огонь. Мартин, не нагибаясь к раненым, тотчас же подхватывает лежащий на табуретке автомат.
      - Подходящая штука для встречи с теми. кто сейчас спустится с лестницы.
      - А если это Мердок?
      - Вступим в переговоры.
      На лестнице наверху показывается тень человека с похожим на шахтерский фонарем. В другой руке у него пистолет. По силуэту видно, что не Мердок.
      - Погоди. Может, обойдемся без выстрелов.- шепчет Мартин.
      Человек с фонарем приближается, не опуская пистолета.
      - Стоп.- говорю я из темноты.- Поставьте фонарь и бросьте пистолет. А руки вверх?
      В ответ гремит выстрел по голосу. Я успеваю брякнуться на пол, пуля надо мной разбивает стекло входной двери.
      Мартин не остается в долгу. Успев подкрасться по темной лестнице наверх, он хватает стрелявшего за ноги. Тот падает навзничь. Фонарь, покатившись вниз, гаснет, но загорается струйка вытекшего керосина. Мы наспех связываем руки лежащего - он молчит, видимо, понимая, что кричать бессмысленно: Мартин уже поднял свой брошенный автомат. Но из предосторожности мы все-таки забиваем ему рот носовым платком. Струйку горящего керосина затаптываем, чтобы не загорелась деревянная лестница.
      - Теперь визит к хозяину.- говорю я.
      Но дверь в кабинет заперта. Выстрелом я сбиваю кусок дерева у замочной скважины. Потом ударом ноги открываю дверь настежь. Тут же из освещенного кабинета слышится выстрел, Мердок готов к встрече, но не видит цели. Мартин и я притаились за дверью.
      - Не двигайтесь, Мердок.- Он слышит мой голос и замирает.- Нас двое, а ваших телохранителей уже нет. Бросьте пистолет и поднимите руки. Мы сможем спокойно поговорить с вами, если нам никто не помешает.
      - Верю,- говорит Мердок и бросает пистолет на пол.- Входите, Ано, не стесняйтесь.
      Мы входим. Мердок встречает нас с улыбкой и чуть поднятыми руками.
      - Обыщи его. Мартин.-командую я.
      Мартин ощупывает карманы Мердока и, подняв брошенный им пистолет, передает его мне.
      - Ничего нет. Юри.
      - Тогда садитесь, Мердок,- предлагаю я, не опустив пистолета.
      В кабинет вбегает горничная с перекошенным от страха лицом, без халата, только в ночной рубашке,
      - Что случилось, мистер Мердок? Меня разбудили выстрелы.
      - Идите к себе. Джесс,- спокойно произносит Мер-док.- закройте двери, запритесь и не выходите до утра. пока не прибудет полиция. Никто вас не тронет.
      Горничная исчезает, и мы остаемся с Мердоком. Он сидит на диване, а мы напротив у письменного стола. Мартин с автоматом, а я опустил пистолет в карман.
      - Вы опять переиграли меня. Ано - кривится в насильственной улыбке Мердок.
      - Переиграл,-соглашаюсь я.- хотя. скажем мягко, вы и пытались мне помешать.
      - Возможно. Вы. кстати, отвечаете тем же. Судя по тому. как вы угробили моих парней, вам что-то от меня нужно.
      - Многое.
      - А именно?
      - Во-первых, вы немедленно освободите Минни Стил.
      - Это не так просто. Ее здесь нет.
      - А где она? Бесполезно скрывать.
      - Согласен. В кафе "Жюн". Под надежной охраной.
      - Жива.
      - Пока.
      - Вот мы с вами и отправимся сейчас в кафе "Жюн", и вы сами позаботитесь о ее благополучном возвращении домой.
      - А если я этого не сделаю?
      - Мы тут же вас убьем. Мердок. У нас нет выбора
      - Так ведь и девчонку тоже убьют.
      - А сенатор Стил - он, кстати, сейчас в больнице - умрет от второго сердечного приступа. Допускаю и это. Но зато вас не будет, Мердок, и Город вздохнет свободно.
      - У меня тоже нет выбора,- пожимает плечами Мер-док,- разрешите переодеться.
      - Последи за ним. Мартин.
      Пока Мартин ощупывает сюртук Мердока. я поднимаю телефонную трубку.
      - Соедините меня с больницей святой Магдалины, не знаю ее номера,- говорю я телефонистке.
      - Дежурный врач у телефона,-отвечает больница.
      - Говорит советник сенатора Стила. Он спит, наверно?
      - К сожалению, нет, советник. Не спит даже со снотворным. А мы не рискуем увеличивать дозу.
      - И не надо. Сообщите ему немедленно, что я звонил и что племянница его уже через час. а может быть. и раньше благополучно вернется домой.
      Мердок в сюртуке и цилиндре ждет нас у двери.
      - Я готов, джентльмены.
      - Пойдем пешком до ожидающего нас экипажа,- говорю я.- Мы по бокам. Никакие парни из кафе вам не помогут. Девушку вы отправите самолично в нашем же экипаже. парней отпустите, а мы втроем поговорим о дальнейшем. Ясно?
      - Ясней быть не может. Идемте.
      Глава XIX
      РЕШАЮЩИЙ ШАГ
      Кафе "Жюн" закрыто. Пришлось стучать. На стук дверь приоткрылась, закрепленная изнутри на цепочке, и чей-то хриплый голос сказал сквозь щель:
      - На вынос не продаем. Закрыто,
      Мы ждем ответа Мердока. Он говорит тихо и властно: - Открой. Слим. Свои.
      В распахнутую настежь дверь мы входим в том же порядке: чуть впереди Мердок. за ним вплотную я и Мартин.
      В зале тихо и пусто. Столы поставлены один на другой, стулья отодвинуты в сторону, на стойке горит единственная свеча, освещая не больше пяти квадратных метров погруженного в темноту зала.
      - Где девочка. Слим?- спрашивает Мердок.
      - Наверху в угловой комнате. Наверное, уже спит. От ужина отказалась.
      - Разбуди ее повежливее и скажи, чтоб спускалась вниз. Кто рядом?
      - Крук и Тони. Должно быть, играют в кости. Проглотили уже бидон абрикосовой.
      - Будет оплачено, Слим. Кстати, скажи им по пути. чтобы убирались отсюда немедленно.
      Слим мгновенно исчезает за дверью возле стойки, смутно различимой в темноте. Мердок садится на ближайший к стойке стул. мы устраиваемся рядом, контролируя каждое его движение.
      В двери у стойки появляются двое. похожие на ранчменов в широкополых соломенных шляпах и узких штанах, заправленных в высокие башмаки до колен. Тусклый свет единственной в зале свечи не позволяет рассмотреть их лица.
      - Вы оба свободны. Девчонкой займется Слим.- говорит Мердок.
      Парни в высоких башмаках почтительно ретируются, не обращая на нас никакого внимания. Приказа хозяина им было достаточно, а самодеятельность, должно быть, не поощряется.
      Минуты две-три спустя появляется Минни в светлом платье с жирными пятнами на длинных тюлевых рукавах: вероятно, ее тащили за руки. Я делаю знак Мартину, чтоб он держал под прицелом Мердока, и выхожу ей навстречу.
      - Мсье Ано! - радостно восклицает она, в окружающей полутьме не замечая ни Мердока, ни Мартина.
      - Вы сейчас поедете домой, Минни.- говорю я.- вас отвезут. И не пугайтесь, если не застанете отца дома. Он в больнице святой Магдалины. легкий сердечный приступ после вашего исчезновения. Вы ему позвоните в больницу. как только вернетесь домой
      - Слим,- распоряжается Мердок.- отвезешь девушку и головой ответишь за любую задержку в ее возвращении домой.
      - А кто же здесь останется, хозяин?- медлит Слим.
      - Мы подождем твоего возвращения.
      - Идите. Минни.- говорю я.- Экипаж у подъезда.
      Минни и Слим уходят. Я закрываю дверь на цепочку.
      - Первое ваше требование выполнено, Ано.- Мердок разговаривает спокойно, но с какой-то внутренней настороженностью. Видимо, он понимает, что его ждет еще более неприятное испытание.
      Я сажусь напротив Мердока.
      Наблюдение продолжает Мартин.
      - Здесь есть телефон?- спрашиваю я.
      - Вон там. за стойкой.- кивает Мердок.
      - Через полчаса я позвоню Минни домой и тогда будет видно, как выполнили вы наше первое требование. Надеюсь, телефон работает?
      - Проверьте.
      - Проверим. А пока проверим другое.
      - Что?
      - Ваш здравый смысл и страсть игрока.
      - Не понимаю.
      - Сейчас объясню. Вы проиграли. Мердок. Но только игрок по призванию переживет спокойно любой проигрыш. Повторяю: любой.
      - А что я проиграл сейчас, кроме голосов Стила?
      - Вашу ассоциацию, Мердок, в перспективе - партию и все кресла в сенате.
      Мердок долго молчит, выражения глаз его я не вижу, но знаю, что он понял и подсчитывает свои возможности.
      - Сейчас вы напишете под мою диктовку заявление в сенатскую избирательную комиссию,- продолжаю я.- Вы признаетесь, что лично проверили обвинения сенатора Стила и убедились в их правдивости. Как честного политического деятеля вас глубоко возмутило сотрудничество ассоциации реставраторов с шайкой грабителей и убийц. Ассоциация скомпрометирована, и вы ее распускаете, одновременно требуя изъятия из всех избирательных списков ее кандидатов, в том числе и вашей кандидатуры.
      - Что же вы оставляете мне?- спрашивает Мердок.
      - Не так уж мало. Во-первых, достоинство и незапачканную репутацию, во-вторых, возможность играть дальше и, вероятно, не только проигрывать. У вас еще остаются все ваши игорные дома и ночные клубы, организация букмекеров на городском ипподроме и контрольный пакет акций страховой компании "Эврика". А самое главное - у вас в руках газета, которая, оставаясь в оппозиции, может поддерживать и другие движения, если не "джентльменов" - они, пожалуй, слишком аристократичны для вас, - то, скажем, католиков или евангелистов. Ведь и с их помощью можно добиться сенатского кресла.
      Мердок молча встает и проходит за стойку бара. Мартин с пистолетом следует за ним.
      - Я не оружия ищу, а перо и бумагу.- огрызается Мердок. Найдя их под прилавком, он, стоя, записывает: "В сенатскую избирательную комиссию..." Диктуйте,- обращается он ко мне.
      Со своего места я диктую примерно то, что уже высказал.
      - А теперь позвоните в ночную редакцию "Брэд энд баттер" и продиктуйте написанное,- продолжаю я.- Там знают ваш голос и ничего не заподозрят. Утром это заявление должно быть в газете. А затем отдадите бумагу мне. Я уж сам позабочусь и об избирательной комиссии и о "Сити-ньюз".
      Мердок довольно быстро находит по телефону ночного редактора. "Стенографистки не надо. Записывайте сами". Быстро, но отчетливо диктует написанное. Слышатся перебивающие текст реплики: "Что? Я уже сказал. Пишите слово в слово. Да, так. Не вы мне, а я вам плачу за работу. Понятно? Пишите дальше..." Потом опять текст, и снова перебивающая реплика: "Если хотите сохранить свое место, все это должно быть завтра в утреннем номере. Я сказал все, Жюль. Заеду лично. Да. подпишу номер".