- Тур Мердок?-удивленно повторяет Стил.-Вас он интересует как личность или как политическая фигура?
-И то и другое. Я познакомился с ним в кабачке Вильсона в Сильвервилле.
И я рассказываю историю своего знакомства с Мердоком. - Значит, одним выстрелом разбили бутылку?-смеется сенатор.-А что сказал Тур Мердок?
- Он предложил бродяге прекратить самодеятельность, и, представьте себе, этот громила отступил, как побитая собачонка.
- Таких собачонок у Мердока десятки тысяч. И это не просто разбойничьи шайки, хотя и таких у него немало,- это костяк будущей партии. К счастью, еще не легализованной.
- Какой партии?-спрашиваю я.
- Реставраторов свергнутого нами полицейского государства.
- Он даже не родился еще в то время... Что он знает о нем?
- Есть свидетельства очевидцев, есть и свидетельства слушателей и читателей. Мердок умный и образованный человек. Бывший шериф на серебряных рудниках. Шериф жесткий и требовательный, с умением управлять, что и вознаградилось. Его заметили, пригрели и даже предложили какой-то пост в руководстве. Но он вышел в отставку и занялся политикой. Сначала был "популистом", как и мы, потом откололся: наш демократизм его не устраивал. Для партии "джентльменов" у него не было ни состояния, ни положения, вот он и попробовал основать третью, еще правее. Крупным собственникам обещал снижение налогов, мелким - расширение торговли и земельных угодий, бродягам и неимущим - свободное освоение новых земель. Наша страна, как вы знаете, огромна и необжита, но все новое, что вы откроете и захватите, будь то земля или участки рыбачьих и охотничьих промыслов, вы обязаны оплатить государству - это доход и прибыль казны. Мердок требует отмены закона. Никаких доходов казне! На открываемых новых землях каждый может захватить столько, сколько сумеет обработать и обжить. По идее неплохо. Но аграрный воротила может захватить в тысячи раз больше, чем обыкновенный фермер. А ликвидация сената и единоличная диктатура Мердока освободят его от любых обещаний.
- На что же он рассчитывает?
- На сенатские выборы. Но по нашим законам кандидатов может выставить только легализованная партия. Юридически такой партии у него нет. Билль о ее легализации провален. А для военного путча у него еще мало силенок.
- Господи, как скучно!-восклицает белокурая соседка Мартина.-Вы все о политике... Мистер Мартин слушает, а я скучаю.
Мартин мгновенно находится:
- Может быть, мы с вами пока посидим на палубе?
- Конечно, погуляйте,-поддерживает его сенатор,-а мы с Ано продолжим наш разговор.
Мартин с племянницей Стила уходят. Мы в столовой уже одни. Только где-то позади официанты убирают посуду, а на двух отдаленных столиках запоздавшие попивают вино.
- Не удивляйтесь, сенатор,- перехожу я к критическому объяснению.- Я мог бы сказать еще смелее: не удивляйтесь, Джемс. Я не сын Жоржа Ано. Я тот же самый Ано, который боролся бок о бок с тобой. Я могу напомнить тебе все подробности наших встреч. Ты же знаешь, откуда мы тогда пришли? И сейчас мы оттуда же - с Земли.
Сказать, что сенатор удивлен, значит ничего не сказать; он потрясен до немоты.
- Но ведь прошло уже пятьдесят лет, а вы... вы все тот же,-шепчет он.
- На Земле другое время, Стил. Другое его течение. У вас проходит год, у нас месяц. Да и этот подсчет приблизителен. И как далеко от вас Земля, мы не знаем.
- Значит, еще одна космическая катастрофа? Я долго думаю прежде чем ответить Если даже наши ученые не в состоянии объяснить происходящее, то нам со
Случилось. Необъяснимое? Абсолютно. Значит, успокоимся и гадать не будем. Рассказанное Стилу останется со Стилом, а мы с Мартином будем жить и работать, пока в этом есть необходимость.
- Надолго к нам?
- Кто знает, с какой целью мы опять переброшены. Полагаю, что предстоят события, в которых нам придется участвовать. Вот почему я заинтересовался политикой. Мне нужно узнать, как изменился ваш мир. Уже то, что мы видели в Сильвервилле, говорит о многом.
- Сильвервилль-это окраина, Ано.
- Тогда и его не было.
- Многого не было. И нефти и серебряных рудников. И не ловили тунца в океане. Не разводили скота. Не было ни боен. ни холодильника.-Стил задумчиво перебирает пальцами и вдруг сжимает их в кулак.-Сейчас мы уже старики, третье поколение переживает зрелость, а четвертое начинает растить детей. Кого интересует сейчас легенда о прародительнице Земле, от которой мы якобы оторвались? Только авторов школьных учебников.
Я вспоминаю наш первый разговор пятьдесят лет назад по здешнему счету. "Вы говорите по-английски и по-французски. А слыхали о таких государствах, как Англия и Франция?" "Нет". "А о частях света, о материках и океанах?" Джемс и Люк, его брат, непонимающе смотрели на нас. "А вы в школе учились?" "Конечно",- хором ответили оба. "Есть такой предмет - география",- сказал я. "Нет такого предмета",- перебил Люк. "Что-то было.-остановил его брат,- что-то рассказывали нам о мире, где мы живем. Кажется, это называлось географией, потом ее запретили".
- Значит, воскресили все-таки географию?-спрашиваю я не без ехидства.
- Давно. На стапелях Ойлера строятся морские суда. Уже удалось обойти вдоль берегов весь наш континент. А вот к границам его по суше еще не добрались. На севере и северо-востоке непроходимые леса. Природа меняется медленно, не то что люди.
- Странно у вас теперь одеваются,- говорю я.- Даже мне пришлось сменить шкуру.
- Каприз моды. Разве у вас она не изменчива? Лет двадцать назад какой-то художник изобразил людей в цветных камзолах и шляпах с высоким верхом. С тех пор и пошло. А молодежь у нас предпочитает незамысловатые штаны и куртки. Ну, а мастеровым и фермерам просто нельзя иначе.
- Фермерам?-переспрашиваю я.-Когда-то их называли "дикими"?
- "Диких" давно уже нет. Они прародители нашего сельского хозяйства. Кто сейчас кормит Город? Фермеры и ранчмены. Не заводы, а земля.
И Стил подтвердил то, что мы с Мартином уже давно поняли. "Облака" уничтожили искусственное снабжение Города. Технический управляющий центр просто исчез неизвестно куда, от продовольственного контикуума остались лишь скотоводческая ферма и склад семенного зерна. Пришлось сразу же ввести продовольственные карточки, а "дикие" стали первыми поставщиками хлеба, рыбы и мяса. Но и они не смогли предотвратить беды: начался голод. Тотчас же был обнародован закон, поощрявший охоту и рыболовство, а также обработку земельных участков в новооткрытых районах. Тысячи людей устремились из Города на Реку и в прилегающие леса. Одно за другим возникали фермерские хозяйства и скотоводческие ранчо, конные заводы и рыбные промыслы. Грандиозно вырос меновой рынок, где меняли на продукты все что угодно. Город оживал...
Вечером у себя в каюте я повторяю Мартину рассказ Стила.
-Ну а мы при чем? Зачем мы здесь?-спрашивает Мартин.
Дверь открывается без стука - а может, и был стук, да мы не слышали - и в каюту входит уже знакомый мне Тур Мердок. Он в том же костюме, только без цилиндра.
- На последний вопрос могу ответить я,- говорит он.- Вы кричали так громко, что было слышно сквозь полуоткрытую дверь. Вы здесь, джентльмены, для того, чтобы помочь мне, ну а я для того, чтобы помочь вам.
Мы с Мартином не находим слов для ответа. Мы просто ждем, глупо моргая глазами. А Мердок продолжает:
- Кто вы, я знаю. Прочел ваши имена в регистрационной книге для пассажиров, кроме того, с мсье Ано я познакомился лично, а мистер Мартин видел меня в салуне Вильсона, когда выходил из игорного зала. Вы записались как путешественники, ну а я бы чуть-чуть поправил: скажем, искатели приключений. Вас это не обижает, надеюсь? Ведь путь с грузового причала к верхней палубе "Гекльберри Финна" не так уж короток, чтобы рядовой путешественник проделал бы его за два дня. Так вот, у меня к вам, джентльмены, два предложения.
- Что же вы предлагаете?-спрашиваю я.
- На будущее? Участие в моих делах за достойное вознаграждение.
- В каких делах?-перебиваю я.-Может быть, в тех. для которых используется джентльмен по имени Пасква?
Мердок улыбается, ничуть не смущенный.
- У Пасквы свои обязанности и свой круг знакомых. А вас я видел в обществе сенатора Стила. И разговор, судя по всему, был деловым и добрым. Вот это меня и привлекает.
- Могу ли узнать, почему, мистер Мердок?
-- Вполне, мсье Ано. Чем скорее вы или мистер Мартин войдете в круг интересов сенатора, тем нужнее вы будете для меня.
- Подумаем,-говорю я.
- Теперь о предложении на эту ночь. Не ложитесь спать или по крайней мере не раздевайтесь. Если услышите шум на палубе или даже выстрелы, не выходите из каюты. И учтите, что ни вам, ни сенатору Стилу ничто не грозит.
- А кому грозит?-спрашивает Мартин. Он явно недоволен и не хочет скрывать этого.
Но Мердок по-прежнему улыбается.
- До встречи ночью.
Глава IV
НАПАДЕНИЕ
Минуту или две мы не произносим ни слова: так необычна только что сыгранная мизансцена.
Наконец, Мартин спрашивает, тупо глядя в одну точку: - Ты понял что-нибудь?
- А что же тут не понять? Вое ясно. Мердок предлагает нам агентуру. Вероятно, разведывательную.
- Ну, а ты что сказал? "Подумаем"?!
- А почему бы и не подумать? Ведь мы же собираемся работать со Стилом.
- И предавать его интересы? Я не узнаю тебя, Юри.
- Не торопись. Связь с Мердоком еще не предательство. Может, и Стилу будет небезвыгодной эта связь.
- Не понимаю такой игры.
- А мы должны быть в эпицентре этой игры. Нельзя же познать нынешний "рай без памяти", работая загонщиком скота или грузчиком.
Мартин ходит из угла в угол. Он явно нервничает.
- Почему мы должны отсиживаться в каюте, когда на палубе начнется стрельба?
- А у тебя есть оружие?
Мне вдруг становится ясным намек Мердока.
- Перестрелка будет с охранниками у кормового люка,-поясняю я.
Мартин явно не понимает: вижу по его глазам. Ему очень хочется узнать, почему именно у кормового люка.
- Да потому, что в этот люк загружали серебряные слитки. Помнишь? Какой же ты, к черту, репортер, если этого не заметил. А заметил, так сделай вывод. Самый ценный металл в Городе - серебро. Вероятно, основа его денежной системы. Золота пока на планете не обнаружено, А если так, то именно серебряные слитки и могут быть целью потенциальных грабителей. Не пароходную же публику потрошить: много риска и добыча невелика. Серебра же в трюме две тонны, не меньше. Могу допустить, что банда уже на пароходе, учитывая, что Мердок знает об этом. Сам он, конечно, в стороне: нельзя пачкать репутацию главы будущей партии. Но для роли закулисного организатора ограбления наш джентльмен, несомненно, подходит. Его партии нужны средства, а когда легальных не хватает, прибегают к нелегальным.
- Гангстер,-говорит Мартин.
- Возможно.
- Что же делать?
- Ждать.
Мартин взбирается на верхнюю койку и ни о чем уже больше не спрашивает. Я же мысленно перебираю в памяти все случившееся за день. Самое существенное появление Мердока и то, что за ним последует. Но ведь все это лишь производные от встречи со Стилом. Его рассказ заполнил белые пятна в картине неузнаваемо изменившегося Города-государства.
Свои традиции, свое житье-бытье, свои моды, свой путь к знаниям. Пятьдесят лет назад ни истории, ни географии не было, сейчас же к истории обращаются не только школьники, но и политики. А географию дописывают местные Колумбы и Магелланы. И в экономике, должно быть, та же картина. Как в конце девятнадцатого века. Соображай, Анохин, раздумывай. Промышленности здешней ты еще не знаешь, но она есть, если газопровод построили. И миллионеры уже есть значит, кончился период первоначального накопления. Вышли на сцену, как у нас говорят в учебниках, помещики и капиталисты. Ну, а рабочий класс? Неужели все еще дремлют в допрудоновской темноте? Ведь книжки-то наводящие я им подбросил, попали же они кому-то в руки. Ну, половину скорее всего не поняли - не то время. Но политэкономия - а я тогда вузовский учебник отдал,- она-то, наверно, пригодилась. Правительство Томпсона, может быть, и не все в ней одобрило, но учебник переиздало, хотя, думается, потом его наверняка запретили. А ведь до кого-нибудь она обязательно дошла и кое-чему научила. Коммунистов, судя по рассказу Стила, в стране еще нет, но не может же его партия, столь разношерстная, сохранять во всем трогательное единомыслие. Должны же быть у популистов свои левые, способные правильно оценить производственные отношения в стране.
Тут я снова возвращаюсь к визиту Мердока в нашу каюту. Зачем ему наша близость к сенатору - понятно: агентурная информация о кулуарной возне в сенате. Вероятно, такая информация у него уже есть Но вдруг нам удастся копнуть еще глубже? С тигриной хваткой человек, что и говорить. Знает, если на выборах опять победят популисты, никаких надежд на легализацию партии у него нет. А вдруг будут? Неоднородна ведь партия Стила, есть в ней многие, которых, наверно, не пугает Мердок. Не на них ли он и рассчитывает? Да и на Стила с нашей помощью поднажать можно. Этой-то тактике мы и должны противопоставить свою. Если уж помогать, то не Мердоку и даже, быть может, не Стилу, а кому мы это еще увидим. Пока же молчок. Ждем, когда стрелять начнут.
А выстрелов так и не слышно. Только шаги по коридору. Частые, тяжелые шаги. Потом тишина, пароход почему-то замедляет ход, и я вижу в предрассветной полутьме за окном каюты приближающуюся черную стену леса на берегу. Значит, подходим к причалу. Но где?
- Кажется, останавливаемся,-говорит Мартин.
Пароход действительно причаливает к пристани. Вот тут-то и раздаются первые выстрелы. Несколько сразу, потом один за другим, как будто кто-то рядом открывает десятки бутылок шампанского. Перестрелка, как я и думал, доносится с кормовой палубы.
Кто-то осторожно стучит в дверь.
Входит Мердок в сером пальто-крылатке.
- Ну вот и все, джентльмены,-говорит он.
- А что случилось?
- Какие-то пьяницы затеяли перестрелку на палубе. Их усмирили.
- Вы же знали об этом.
-- Предполагал,-пожимает плечами Мердок.
- А где же мы сейчас?
- На полпути от Вудвилля. На лесной пристани.
- Но ведь ее нет в маршруте.
- Должно быть, недавно построили.
- Специально, чтобы выгрузить серебро?-Я не могу скрыть, пожалуй, опасной иронии.
Но Мердок по-прежнему невозмутим.
- Вы сообразительны, месье Ано,-говорит он.-Только не всегда следует показывать это другим.
Он приоткрывает дверь, чтобы уйти, и добавляет:
- К сожалению, должен вас огорчить, джентльмены. Пароход не пойдет в Вудвилль.
- А куда?
- Обратно.
- Но у парохода свой маршрут.
- Он изменен.
- Понятно,-говорю я.-- Кто-то заинтересованный старается выиграть время. А вы, конечно, сходите здесь?
- Увы, я вынужден, как и все пассажиры, отплыть обратно. Приходится подчиняться необходимости.
- Но у сенатора другие намерения,- дерзко вмешивается Мартин.
- Это учтено. У сенатора поместье поблизости, вверх по реке. Ему охотно предоставят лодку и гребцов, чтобы вернуться домой.
- Зачем гребцов?-протестует Мартин.-Мы с Ано охотно сядем за ввела.
Я, видимо, недооценивал Мартина: он оказался сообразительнее.
И вот мы на борту лодки, достаточно вместительной и ходкой, чтобы преодолеть неторопливое течение Реки, которую здесь по-прежнему так и называют Рекой - без имени. Она памятна нам еще с прошлого посещения.
Сенатор Стил с Минни, укутанные в одеяла, сидят на корме, так и не поняв, в сущности, того, что случилось. Я не рискнул рассказать им о визите Мердока и о государственном серебре, выгруженном на специально построенной пристани. Видимо, операция была давно задумана и подготовлена, капитана купили, а пароход вернули в Сильвервилль, чтобы выиграть время. Любопытно, что лодку спускали на воду не матросы, а полуковбои-полуфермеры в темных коротких куртках широкополых шляпах.
- Погляди внимательно,- шепнул мне тогда Мартин.
- На что?
- На повязки.
- Какие повязки?
- На рукавах.
Действительно, у каждого на рукаве блестела повязка из позументной тесьмы не то золотого, не то серебряного цвета. "Знак принадлежности к партии "реставраторов",-сообразил я. В причастности Мердока к экспроприации можно было не сомневаться. Охранников подавили, матросов загнали в кубрик, выскочивших пассажиров - в каюты, а серебро, вероятно, уже начали выгружать на конный обоз, поджидавший на лесной дороге у пристани. Хорошо, что Стил так ни о чем и не догадался, иначе не избежать бы ему встречи с Мердоком. И только наше с Мартином предложение добраться до его поместья на лодке убедило Стила покинуть судно:
- Скоро?-спрашиваю у него.
Стил вглядывается в знакомое ему побережье.
- Думаю, через полчаса доберемся до устья.
- Помню,-играю я мифического сына Жоржа Ано,-что с Реки его не видно. Вы с братом определяли его по каким-то особым признакам.
Сенатор улыбается.
- Теперь это широкое устье канала, проложенного до самого поместья. Пробираться сквозь кустарник уже не придется. Речонку мы расширили и углубили. А что все-таки произошло с пароходом?- возвращается он к непонятной ему истории.- Кто это стрелял?
- Мало ли у вас в Сильвервилле стреляют?-говорю я. Мердок прав: сенатору объяснять происшедшее пока не следует. Пусть все идет, как задумано.
- В Сильвервилле- да,-соглашается Стил,- в Городе же право на огнестрельное оружие имеет только полиция.
- Когда-то вы стреляли в полицию,- не без иронии замечает Мартин.
- То была совсем другая полиция. А эта служит народу.
- Вы хотите сказать - государству,- поправляю я.
- Государство - это народ и его хозяйство,- вещает он, как с сенатской трибуны.
- Но ведь народ-это неоднородная масса.- Я ищу слова, подходящие для понимания Стила.- Это богатые и бедные, аграрии и мелкие фермеры, заводовладельцы и рабочие, хозяева и слуги. И народным хозяйством у вас все-таки управляют не слуги, а хозяева.
- А как же иначе?- искренне удивляется Стил.- Ведь и хозяева разные. Одни больше заботятся о благе народа, другие меньше. У нас в сенате больше двух третей - популисты.
- Но не все же популисты - единомышленники?- снова подбираюсь я к главному.
- Есть, конечно, горячие головы, их приходится остужать,- нехотя признает сенатор.- Кстати, за этим мыском и находится устье канала, а там и поместье недалеко,- меняет он тему и только после нескольких наших гребков добавляет:По своему состоянию и положению я мог бы стать и "джентльменом": у меня несколько тысяч акров земли, скотоводческое ранчо, молочная ферма и торговые связи с оптовиками. Но я, как и отец. предпочитаю быть популистом. Народником
Нет, это был не Стил-отец, занимавшийся сельским хозяйством вопреки полицейским законам, не Стил - революционер и подпольщик, а Стил-землевладелец, Стил-сенатор, хорошо усвоивший разницу между хозяевами и слугами.
Глава V
ПРОГРЕСС ИЛИ РЕГРЕСС?
Я лежу на широком сафьяновом диване и думаю, думаю, думаю...
Я по-прежнему в том же доме, куда мы приехали пятьдесят лет назад по здешнему времени. Тогда шел десятый год первого века, ныне шестидесятый. Дом, как и прежде, стоит на холме, только ведут к нему не ступени из плоских, вдавленных в землю валунов, а широкая лестница из тесаного камня. И забора из высоких нетесаных бревен с узкими бойницами уже нет, его заменил строгий чугунный рисунок ограды. Да и лес кругом далеко вырублен, уступив место уже пожелтевшим массивам пшеницы. Стил прежде всего показал нам их, прокатив по проселку в открытой двухколесной "американке", запряженной парой породистых рысаков. Видели мы и птицеферму, и скотный двор, которому позавидовал бы любой российский помещик, вместительные амбары для зерна, огороды и молочное хозяйство с маслобойками и сыроварней, и даже что-то вроде ангара для сельскохозяйственных машин - довольно примитивных, правда, однолошадных плугов, сеялок и косилок. Часть из них работала в поле, часть "отдыхала". "Недостаток рабочих рук",- пояснил Стил.
Что изменило его, превратило из двадцатилетнего романтически настроенного парня, почти дикого, как индеец времен колонизации американского континента, в крупного хозяина, знавшего цену каждому истраченному и заработанному франку? Я застал его после поездки по имению над бухгалтерскими книгами, которые он проверял в присутствии своего ровесника-управляющего. Но как различно выглядели они в этой беседе: один жесткий и властный, другой покорный и робкий, шепотком объясняющий какие-то тайны дебета и кредита.
Потом, когда он закончил дела с управляющим, у нас произошел разговор, который развернул передо мной судьбу сенатора, словно документальную киноленту.
- А все-таки потянуло к политике?-спросил я его не без умысла.
- Потянуло.-согласился Стил,-сказалась, должно быть, отцовская кровь. Да и здешние фермеры, когда новые земли разбили на кантоны, меня сначала кантональным судьей выбрали, а потом все как один - кандидатом в сенат. Так и прошел без соперников. И переизбирали каждый срок, даже когда большинство в сенате переходило к "джентльменам".
- Точнее, к правым?
- Пожалуй.
- Значит, вы левые?
- Мы - центр. Левые не сформировали собственной партии. Пока они наше левое крыло, обязанное подчиняться решению большинства, хотя по многим вопросам оно и не согласно с нашей политикой.
- По каким же вопросам?
Стил замялся.
- Мне трудно сказать без протоколов заседаний сената. Назову главные. Они, например, за снижение пенсионного возраста и за увеличение пенсий, а мы этого не можем - не позволяет бюджет. Они - за национализацию железных дорог, нефтяных и газовых разработок, ну а мы, естественно, не хотим ограничивать инициативу хозяев. Интересам государства она не угрожает.
- А интересам народа?
- Я уже говорил, что государство-это народ и его хозяйство,-упрямо повторил Стил.
Я решил не продолжать спора. Еще не время. И спросил примирительно.
- А ваши консерваторы-"джентльмены", вероятно, не возражали бы против Мердока?
- Возможно. Но мы сдержим и Мердока и Донована. - Кто это Донован?
- Глава левых. Они еще называют себя марксистами. До сих пор не могу понять это слово. У них даже язык какой-то чудной. Классовая борьба, производительные силы. производственные отношения, прибавочная стоимость.
Я не возражал сенатору, только спрашивал.
- А какова роль президента?
- Глава победившей на выборах партии становится одновременно и главой государства. За истекшие полстолетия на этом посту были многие, в том числе Фляш и мой отец. А Донован - прямой отпрыск Фляша.
Я невольно вспоминаю Фляша, подпольщика. Именно ему и досталась та пачка книг, которую я положил на грань двух миров - галактического, откуда мы вернулись на Землю, и нашего, земного, где мы только что очутились. Ведь среди этих книг был и краткий философский словарь, и однотомная энциклопедия, и учебник политической экономии для советских вузов. О них было достаточно материала, чтобы уяснить себе сущность капитализма и социализма, их экономики и политики. Может быть, марксизм "доновановцев" и грешит вполне понятными ошибками, но не знать о нем они не могут. Однако подробно расспрашивать Стила о левом крыле популистов я не стал. Его могло насторожить мое любопытство.
- Почему популисты почти всегда побеждают на выборах? Мелких хозяев больше, чем крупных?-Так прозвучал мой новый вопрос к сенатору.
Он ответил не сразу, чуть-чуть подумал и отрицательно покачал головой.
- Не потому. Конечно, за нас голосуют батраки и мастеровые - их ведь много, хотя заводчики в своем районе вкупе с цеховыми старостами умеют протащить своего депутата. Но любой фермер-хозяин, независимо от того, сколько у него земли и скота, всегда за нас. Мы страна аграрная - аграрии и у власти.
- Значит, законы, выгодные промышленникам, проваливаете?
- Невыгодные для нас - да!
- Например?
- Ну если, скажем, требуются государственные кредиты на постройку нового завода или железной дороги. И если при этом они не так уж нужны фермерам и промысловикам. Вот и проваливаем - у нас даже без левых две трети в сенате.
- Так вы же тормозите прогресс. Я видел ваши сельскохозяйственные машины. На Земле это древность. На лошадях у нас сто лет назад пахали и боронили.
- Самоходные машины есть и у нас. Только производить их невыгодно. Чего-чего, а лошадей здесь хватает.
- И на улицах газовые фонари, как пятьдесят лет назад?
- В центре Города провели электричество, а на окраинах - газ. Кому нужен такой прогресс, если он втрое дороже. Может, и впятеро. Построили, что необходимо, а на ветер фермер деньги бросать не будет. Понадобился телеграф провели, ну а телефон, хотя и придумали, не прошел. Дорого! Кто может поставить себе телефон? Завсегдатаи Клуба состоятельных - да. А счетоводы и лавочники обойдутся посыльными. Фермеру же о телефоне даже не заикнешься. Шерифы и судьи посылают верховых, а простой ранчмен и слова такого - телефон не знает.
Спорить с сенатором о прогрессе явно не стоило. Стил олицетворял аграрную суть Города-государства. Серебро и медь он использует, будет лить чугун и плавить сталь, пошлет в угольные шахты забойщиков и железную дорогу построит, если она ему понадобится для доставки товаров на рынок, а вот денег на сомнительные научные эксперименты не даст. Да и не только научные. Надо строить сначала дороги, а не автозаводы: лошадь и по проселку пройдет, а машина завязнет, особенно зимой или осенью, в дождевую хлябь. Если и не сказал этого Стил, то, наверно, подумал. А я больше и не спрашивал.
...Я вижу, как тихо-тихо приоткрывается дверь, и уже знаю, что это входит Мартин. Такой большой и тяжелый, а ходит легко и бесшумно, как вождь из племени Сиу - был, наверно, такой индейский предок где-то в глубине безупречной американской биографии Мартина.
Он входит, держа в каждой руке по груше, золотистой и крупной, как наши сухумские "дюшес". Одну из них он тут же швыряет мне. Я еле-еле успеваю схватить ее, иначе она бы шмякнулась в стену и растеклась по синему шелку обивки.
- Ошибись ты чуток,- говорю я,- и пришлось бы сенатору стену перебивать.
- У Минни точь-в-точь такое же платье,-смеется Мартин,- вот и дала бы его на заплату.
- Не переходи границ. Дон, Не крути голову девочке.
-А я и не кручу,-искусно разыгрывает удивление Мартин,- мы просто болтаем. Я мелю всякий вздор, а ей весело. Славная девушка.
Я понимаю Мартина: мимо такой девушки трудно пройти равнодушно.
- Ну, а если мы навсегда здесь останемся?-пристально гладя на меня, спрашивает Мартин.
Я молча пожимаю плечами. В каждом из нас живет внутренняя тревога и вместе с ней твердое убеждение в том, что все кончится так же, как и в прошлый раз: вернулись, да еще так, что на Земле и отсутствия нашего не заметили.
- Не убежден. А вот красотка Минни останется здесь. Чуда не будет.
- Кто знает?
- Мы знаем. За кого бы ты выдал ее на Земле? За француженку или американку? Без визы, без паспорта, без свидетельства о рождении. Как бы рекомендовал ее у себя в посольстве?
Нам обоим смешно.
- Ладно,-говорит Мартин,-принял к сведению. Нечто я уже принял к сведению десять минут назад.
- Что именно?
- Твое назначение.
- Ты о чем?
- Все о том же, о чем только что спрашивал меня сенатор Стил. Встретив нас с Минни, он отослал ев домой, взял меня под руку и этаким беспокойным шепотком спросил: "Как вы думаете, мистер Мартин, не откажется ли месье Ано, если я предложу ему пост советника моей канцелярии? Сейчас у меня нет никого, кто бы лучше него подходил для этого
- Почему же он не спросил об этом меня?
- Он боится, что ты откажешься. Говорит, что ты задал ему много дельных и разносторонних вопросов.
- Сообразительный старик,- усмехнулся я.- Пусть предложит - не откажусь.
А родившуюся сейчас в связи с этим идею я тут же выкладываю Мартину.
-Ты будешь работать у Медока.
Мартин не отвечает, только недоуменно таращит глаза.
- Найди в мусорной корзине газету, которую я взял у Стила, и посмотри ее по-внимательнее. Тогда поговорим. Мартин так и делает. Не отрываясь от чтения, восклицает:
- Смрадная газетенка.
- Тем лучше.
- Ничего не понимаю. Почему я должен нырять в эту политическую нору? Что скажет Стил?
- Сенатора убедим в полезности акции.
- Но я же не стану писать политических пасквилей. - И не пиши. Ты будешь работать в отделе уголовной хроники. Именно в нору ты и нырнешь. На "дно" Города. Необъятный рынок нужной нам информации. Все подпольные связи Мердока. Все замыслы его банды. Думаешь, он ограничивается открытой политической борьбой? У него и другие средства: от закулисной парламентской игры до откровенно бандитских налетов. Один из таких налетов мы уже видели. Все это готовится понемногу именно в придонной грязи. Вот там и будет своим человеком репортер уголовной хроники Дональд Мартин.
Кажется, я убедил Мартина. Он больше не удивляется и не кипит. Он затих. Только, перелистав еще раз все восемь газетных страниц, говорит с грустью:
- Помойка и есть помойка.
- О твоем устройстве я сам позабочусь,- размышляю я.- Оно окупится для Мердока моей близостью к Стилу. Советник сенатора - не так плохо звучит. Мердок это сразу раскусит. Меня лично беспокоит другое. Как мы будем поддерживать связь, находясь в различных политических лагерях?
- Придумаем что-нибудь.
-Явки найдутся, об этом сам Мердок позаботится. Ему же потребуется где-то и что-то передать мне. Пусть и думает. А вот нам с тобой, кроме явок, нужны связные. Хорошо бы найти двух честных и верных парней, которые не обманут и не продадут.