Абрамов Александр & Сергей
      Время против времени
      Глава 1
      СИЛЬВЕРВИЛЛЬ
      За несколько дней до нашего автомобильного путешествия вместе с приехавшим в гости Дональдом Мартином я получил из Ленинграда письмо от Зернова, в котором он горько сожалел, что не может оставить работу в научно-исследовательском институте, куда он только недавно перебрался из Москвы, и принять участие в нашей совместной поездке к Черному морю.
      Выехали с Доном из Москвы, и уже через сутки спираль Симферопольского шоссе среди бледно-зеленых виноградников вынесла нас к морю. Сверху оно темно-синее, как в цветном телевизоре,- берлинская лазурь, размытая до горизонта чуть влажной кистью. Церковь, только что висевшая над нами, прилепившись к скале, вдруг оказывается наверху, отороченная кустарником, растущим прямо из пропасти. Под колесами привычный асфальт-такой же, как на Минском шоссе.
      - Остановимся?-предлагаю я сидящему рядом Мартину, заметив крохотный уголок лужайки между парой приютивших ее разлапистых крымских сосен.
      Мартин, все еще критически относящийся ко мне, как к водителю, охотно соглашается, и, оставив "Жигули", мы располагаемся тут же, на запыленной траве, у откоса дороги. Боржоми, лимонный сок и термос со льдом дополняются упакованными в целлофан бутербродами.
      - Красота!-говорит Мартин, оглядываясь.
      Я бросаю взгляд вниз, да так и застываю с открытым ртом. У Мартина выпучены глаза, словно он увидел чудо. Чудо и есть. Мы видим не зеленые террасы виноградников, не асфальтовый серпантин дороги, не далекую синеву моря. Плоский песчаный берег. Вздутые дюны, поросшие невысоким корявым кустарником.
      - Альгарробо,-говорит Мартин.-Так его называют в Перу.
      - Мы не в Перу.
      - А это Крым, по-твоему?
      Я оглядываюсь долго, долго. Нет, не Крым. Крымские пляжи - галька. А здесь песок. Крупнозернистый и красный. Евпатория? Не похоже. Справа горы, только низкие и волнистые, вроде севастопольских нагорий. Однако и Севастополем здесь не пахнет. Город виден слева у берега, издали напоминающий мазню абстракционистов. Черно-белые мазки невысоких строений. Рыжие плеши. Позади холмы, не то спиленные, не то изрезанные. Ни одного высотного здания, ни одной башенки.
      - Я одного боюсь, Юри,-говорит Мартин.-Очень, очень боюсь.
      Я догадываюсь, но все же спрашиваю:
      - Чего?
      - Мы опять там, Юри.
      - Где?
      - Зря спрашиваешь.
      - Не тот город,-говорю я.- И море неизвестно откуда.
      - Город, может быть, и другой. Ведь Река куда-то впадала? В море, наверно. Вот у моря и построили,- Мартин по-прежнему задумчив и хладнокровен.-И машины твоей, кстати, нет.
      Машины действительно нет. Ни близко, ни далеко. Мы сидим, поджав ноги, на голой песчаной пустоши. Даже следов завтрака не осталось.
      - Пешком придется тащиться до города,-вздыхаю я.
      - Миль десять,-уточняет Мартин.
      В его классическом спокойствии звучат тревожные нотки. В самом деле, зачем хозяевам этого мира понадобился новый эксперимент? Только потому, что мы оказались вместе с Мартином?..
      Мы нехотя поднимаемся, стряхивая песок с джинсов.
      - В таком виде и пойдем? Заберет первый же "галунщик".
      - "Галунщиков", может быть, уже нет, а шмотки у нас вневременные и вненациональные. Штаны да рубаха - в любом веке сойдет.
      Жара немилосердная. Сквозь облачное серое небо палит невидимое, но безжалостное солнце. Духота сильнее, чем в Крыму, и она влажная, как в паровой бане.
      Первый же человек, которого мы встречаем на протоптанной по песчаному побережью дорожке, одет не лучше нас: в грязной рыжей рубахе и неопределенного цвета пыльных штанах, заправленных в грубые, зашнурованные до икр ботинки. Наши джинсы не привлекают его внимания. Он, лениво покуривая вполне земную сигарку, скрученную из табачного листа, сидит под желтым большим зонтом-столиком с нехитрой снедью, прикрытой грязной прозрачной сеткой. Под ней - пирожки с неведомой начинкой, что-то похожее на овечий сыр и колбаса подозрительного оттенка, над которой кружатся тоже вполне земные мухи.
      - Почем пирожки?-спрашивает по-английски Мартин.
      - С ума сошел,-говорю я,-неужели будешь есть эту дрянь?
      - Почему дрянь?-обижается продавец.-Пирожки свежие, со свиной тушенкой.
      Разговор в "раю без памяти" ведется на английском языке, который я знаю лучше, чем Мартин русский.
      - Я спрашиваю, почем?-повторяет Мартин.
      - Пять сантимов, как и везде,-отвечает продавец.
      Я с ужасом соображаю, что никаких сантимов у нас нет и достать их нам неоткуда, но Мартин небрежным жестом, как ни в чем не бывало бросает на стол советский полтинник.
      - Двадцать пять франков!-уважительно восклицает продавец и, не разглядывая монету, прячет ее в ящик стола.-Берите пирожки, джентльмены, а я сосчитаю вам сдачу.
      Он достает кулек с серебром и медяками, отсчитывает горсть монет, похожих на пятиалтынные, гривенники и пятаки, и кланяется чуть ли не в пояс.
      Я с опаской поглядываю на него.
      - Пошли скорее, пока он не разглядел твоих "франков".
      - Мне почему-то кажется, что он удовлетворился объемом и весом монеты.
      - Откуда у тебя оказался полтинник?
      - Случайно. У меня их еще два. В бумажник не сунешь - вот и носил в кармане. Почти семьдесят пять франков - считай, что мы богачи.
      - А вдруг влипнем?
      - Кое-какая мелочь у нас уже есть. Судя по сдаче, у них сто сантимов во франке.
      - Что-то непохоже на прежнее время. И счет другой, и монеты другие.
      Нас обогнали два велосипедиста в коротких штанах и чулках до колен и несколько верховых в широкополых фетровых шляпах, какие я видел у ковбоев в американских вестернах. На грубые, как у продавца, башмаки были надеты шпоры с острыми колесиками.
      Облака уже рассеялись, и солнце палит все жарче. Мы входим в город. Он чем-то похож на придорожные американские города. Кругом одноэтажные - то каменные, то обшитые досками - здания. Вместо вывесок - резные или грубо намалеванные изображения булок и бубликов, шляп и ботинок, бутылок с винными этикетками, досок с английскими и французскими именами. Никаких тротуаров и мостовых на окраинах, вымощенные камнем тихие переулочки у домов побогаче, церкви с распятием на паперти и салуны с крытым широким крыльцом. По улице навстречу мчатся желтые пылевые вихри, из них вырастают верховые в широкополых шляпах, какие мы уже видели и запряженные парой или четверкой лошадей экипажи, напоминающие древние ландо и фиакры, велосипедисты и рикши.
      Пешеходов почти не видно, да и трудно здесь пешеходу уберечь себя от копыт и колес в бушующем по улице пылевом шторме. На крылечках сидят старики, провожающие нас любопытным и пристальным взглядом. Иногда оглядываются и пассажиры открытых фиакров - мужчины в цветных цилиндрах и дамы в шляпках-капорах с розовыми лентами.
      - Ты знаешь, почему они так смотрят?-усмехается Мартин.
      - Как смотрят?
      - Как тот продавец, когда мы подошли.
      - Почему?
      - Потому что здесь не ходят без шляп. Должно быть, так у них принято.
      - Что же делать?
      - Купить. Вон шляпа из соломы над дверью лавки.
      Мы входим. Старик продавец с клочками седины в бороде встречает нас у прилавка. На стене за прилавком на крючках напялены шляпы всех фасонов: от "стетсоновки" до цилиндра. Цилиндры серые, черные и лиловые.
      - Пару шляп,-говорит Мартин.
      Продавец критически оглядывает наши пропыленные штаны и рубахи.
      - Ношеных или новых?-зевает он.
      Пожалуй, при наших капиталах лучше приобрести ношеные.
      - Полтора франка за пару,-лениво говорит продавец. - А вы, должно быть, нездешние, новички в Сильвервилле?
      Итак, город называется Сильвервиллем. Что-то новенькое, неигранное. Да и там ли мы, куда забросило нас прошлым летом? Я решаюсь прощупать аборигена.
      - Путешествуем,-поясняю я.- Пешком, на пари,- и тут же пугаюсь: вдруг он не знает, что такое пари, но продавец не удивляется, и я продолжаю:- А шумно у вас здесь и людно. По улицам даже ходить трудновато.
      - Порт,-поясняет продавец,- с тремя причалами. Один для речных пароходов из Вудвилля, оттуда до Города по железной дороге рукой подать, два других рыбацкие. Рыбы здесь уйма. Тут же и засолка, и копчение, и погрузка. Конечно, это не Город. Один он у нас - столица. А Сильвервилль так себе - городишко вроде Вудвилля. Только там, пожалуй, потише.
      Мне все уже ясно: новый перескок в рай без памяти. А как он изменился покажет опыт. Мы платим полтора франка за старые соломенные шляпы типа "сомбреро" и покидаем этот пока единственный источник информации о мире, в котором неизвестно как и сколько времени будем жить. Улица круто сбегает к морю. Видны рыбацкие парусники у береговых причалов и высокая дамба, отделяющая залив от устья Реки. Пыли здесь поменьше, морской ветер гонит ее вверх по улице, где за спиной у нас все еще дымятся песчаные вихри. Почва влажнее, к тому же укатана экипажами и прибита сотнями лошадиных подков. Лошадей здесь больше, чем жмущихся к стенкам прохожих, гостевавших в питейных и торговых лавочках. Одеты они по-разному: есть парни вроде нас - в замасленных штанах и куртках, в стоптанных туфлях и босые, а кто в знакомых уже высоких, до икр башмаках, девчонки с голыми коленками, с отрезанными или оборванными подолами, католические священники в длинных черных сутанах, кое у кого завязанных грубой пеньковой веревкой, уличные торговцы пирогами и подозрительно мутной водой, видимо, от сушеных яблок. Попадаются и другие почище и побогаче, те, что садились в экипажи или выезжали в них из тихих замощенных переулков. Одеты они совсем по-другому: мужчины в цветных сюртуках и узких брюках со штрипками, дамы в длинных, до туфель, кружевных или шелковых платьях, отделанных бледно окрашенными кремовыми, розовыми и голубыми лентами. Мне показалось даже, что я вижу не успевших разгримироваться героев грибоедовской пьесы. Вот проехали Чацкий с Софьей и Лизой, сидевшей спиной к кучеру с длинным бичом, промчалась амазонка с картины в Третьяковке, выглянул из открытого ландо толстенький Репетилов, и тут же обогнали их два ковбоя из вестернов. Ничего не понимаю. Где я? В какой стране, в каком веке?
      - А может быть, здесь время едет не вперед, а назад?- взрывает Мартин.
      - Остришь?
      - Пытаюсь. Но объяснение все-таки есть. Мы вот с тобой коротко подстрижены, ты даже длиннее, чем я, а у нас уже все ребята стригутся, как средневековые пажи. Ты очень уверен, что через пару лет не будут носить цветных париков? Женщины уже носят. Клеш ведь возродили, возродятся и штанишки. Кстати, и на Земле цилиндр еще из моды не вышел, и не только черный. Англичане на скачки до сих пор приходят в серых цилиндрах. А здешних, может быть, тоже на старину потянуло, вот и разъезжают по улицам этакие Чичиковы и Пикквики. Заметь: разъезжают, а пешком ходят другие, вроде нас - в грязных штанах и лошадиных шляпах. А у американских ковбоев и фермеров мода уже сто лет не меняется
      Мы лениво идем вдоль набережной, мимо рыбацких баркасов, с которых грузчики в мешковине с парой деревянных крючьев на спине перетаскивают на берег ящики с рыбой. На другом причале у парусного грузового суденышка точно такие же грузчики один за другим волокут мешки не то с зерном, не то с солью. Мартин прав: в цветных камзолах и брюках со штрипками разъезжают в экипажах, а не волокут на спине мешки и ящики. Кстати, за каменной оградой у речного причала прошлый век предстает перед нами в еще более точном обличье. К причалу, видимо, только что пришвартовался большой, марктвеновских времен пароход с двумя огромными колесами по бокам. Надпись на круглой корме гласит: "ГЕКЛЬБЕРРИ ФИНН".
      Я уже попросту ничего не понимаю.
      - А тут и понимать нечего,-приходит на помощь Мартин.- Смоделировали они Сэнд-сити? Смоделировали. Была в Сэнд-сити книжная лавка? Была. Была в ней марктвеновская книжка? Наверняка. Вот тебе и название парохода. Скажешь: такие только в девятнадцатом веке по Миссисипи ходили? А какие здесь построить, если до них вообще никаких не было? Для "Куин Мэри" индустриальная база нужна. Современные верфи.
      Пытаюсь возражать:
      - У них же Би-центр был. Вычислительный гигант. Тоже, наверное, помнишь. Там не только речной - космический корабль выстроить можно.
      - А ты уверен, что Би-центр уцелел после революции?
      Я ни в чем не уверен. Может быть, здесь давно уже нет ни Би-центра, ни других внеземных чудес. Может быть, с тех пор оставленный без опеки здешний земной мир жил и развивался по-своему и еще не родил ни своих Эдисонов, ни своих Туполевых.
      Но гадать не приходится. К нам уже подходит мужчина лет сорока в синей замурзанной куртке и такой же соломенной шляпе, как и у нас. Он уже давно стоял поодаль, наблюдая за грузчиками и приглядываясь исподтишка к нам.
      - Видать нездешние? - повторяет он продавца шляп.
      - Из Города,-говорит с достоинством Мартин.
      - А что, работы в Городе не хватает?
      - Скучно на одном месте.
      - Могу на погрузку поставить. Крючья получите,- говорит человек в синей куртке.
      - А платить сколько будете?
      - Как всюду. По пятьдесят сантимов в час. За день работы пять франков.
      - А что грузить?-спрашивает Мартин.
      - Может, рыбу, может, пшеницу. На серебро не поставлю. Слитки с рудников полицейские сами будут грузить.
      - Почему такой почет серебру?-смеется Мартин.
      Человек в синей куртке сердито хмурится.
      - Почет серебру...-укоризненно повторяет он.-Самый драгоценный металл. Украдешь слиток-в цилиндре будешь ходить
      Ходить в цилиндрах мы не собираемся, красть слитки тоже. Потому соглашаемся на пять франков в день. Надо же где-нибудь добывать деньги: полтинники, оставшиеся у Мартина, могут в конце концов навлечь на нас неприятности.
      Между тем наш новый знакомый затрагивает еще один непраздный вопрос:
      - У старины Вильсона в ресторации "Веселый петух" есть номера для постояльцев. Два шага отсюда. Скажите, что Фляшон прислал. И ночевка и выпивка обеспечены даже в кредит, если я поручился. Не задерживайтесь, ребята, пока народу в салуне кот наплакал.- Он пожимает нам руки большой мозолистой лапой бывшего грузчика и удаляется не оглядываясь.
      Глава II
      "ВЕСЕЛЫЙ ПЕТУХ"
      Его мы находим действительно в двух шагах на главной улице. Он висит над длинным крыльцом без всякой вывески, вычеканенный из меди, тускло-золотистый на здешнем поджаривающем человека солнце. На крыльце, лежат два детины с лицами, прикрытыми ковбойскими шляпами. Их можно принять за мертвецов, но они всего лишь мертвецки пьяны.
      Мы осторожно обходим их и, толкнув дверь, попадаем в длинный полутемный зал ресторации. Здесь полтора десятка столиков и стойка, обитая жестью. Столы почти все пусты, за исключением двух-трех, за которыми сидят парни, обросшие колючей щетиной вроде нас или отрастившие уже лохматые бороды, и пьют что-то темное - виски или пиво. На нас они не обращают никакого внимания. Мы на них тоже.
      Не спеша подходим к стойке.
      - Два виски,-говорит Мартин, небрежно бросая на жестяную стойку монетку в двадцать сантимов.
      - Два виски требуешь, так и плати вдвое,- отвечает старик, хозяин заведения.
      Мартин добавляет еще одну монетку. Так мы учимся здешнему счету.
      - А как насчет ночлега, папаша?-спрашиваю я. Старик долго глядит на нас, как бы оценивая нашу кредитоспособность.
      - Есть комната с кроватью,-шепелявит он.-Больше трех человек лежать в кровати не разрешается.
      - Нас только двое, папаша.
      - Все одно три франка, и деньги вперед.
      - Мы от Фляшона, папаша.
      Старик добреет, открывая беззубые десны.
      - Значит, завтра с утра на погрузку? Пароход пришел из Вудвилля, знаю. Что ж, можно подождать до расчета с Фляшоном. Ужинать будете?
      Ужинаем молча, хотя поговорить есть о чем. Что мы знаем о мире, куда забросила нас судьба? Что пирожок стоит пять сантимов, а полбокала виски с теплым лимонадом - двадцать? Что за десять часов работы мы получим по пять франков, из которых три нужно отдать за квартиру? Да и вообще что можно узнать об окружающем тебя мире, если целый день таскать на спине мешки с зерном или углем, а ночь спать без просыпа на гнилой соломе.
      - Хорошо бы уехать отсюда на этом же марктвеновском пароходике,рассуждает вслух Мартин.-Интересно, сколько стоит билет до Вудвилля?
      - Посчитай еще дорогу от Вудвилля до Города.
      - Ты думаешь все-таки добраться до Города?
      - Не век же мы будем торчать в Сильвервилле,-говорю я.
      - А кого будем искать в Городе?-вздыхает Мартин.- Может, кто жив остался?..
      Утром мы находим Фляшона там же, где видели его и вчера, он по-приятельски подмигивает нам, и минут через пять мы получаем всю экипировку грузчика: мешок из дерюги с двумя дырками для головы и рук и пару деревянных крючьев на спину. Шляпы надежно защищают от солнца, а крючья прочно закрепляются на плечах.
      - Ну а теперь на речной причал. Там сейчас начнется погрузка,- командует Фляшон.
      Мы становимся в цепь таких же грузчиков к длинным штабелям мешков с пшеницей. В каждом мешке не меньше сорока килограммов. С трудом взваливаем его на спину, помогая друг другу. Так же работают и соседи, шагающие, согнувшись, с мешками по деревянным сходням к трюму парохода. Трюм неглубок, и мешки складывают внизу под командой какого-нибудь другого Фляшона. Все работают молча, не слышно ни шуток, ни смеха, ни ругани, только кряхтят и тяжело дышат. Мартину, идущему впереди, легче, чем мне, он сильнее, я же через час задыхаюсь, уже нет сил взвалить мешок на крючья, вот-вот упаду. Сосед сзади советует дружески: "Обожди чуток, пропусти цепь, отдохни. С непривычки всегда трудно, потом втянешься". Но я понимаю, что легче не будет, десять часов не вытяну.
      Через два часа, когда объявляют перекур, я уже лежу на мешках полутрупом. Наши соседи, молчаливый Пит и весельчак Луи, угощают нас самодельными, скрученными из табачного листа сигаретами. Оба они студенты из города, приехавших сюда подработать во время каникул.
      - Я говорил: не сгибайтесь.-советует мне Луи.-Мешок не так прижимает.
      Зато память пришибло
      Луи не понимает.
      - А что забыл?
      - Все. И год, и месяц, и день. Помоги вспомнить.
      - Серьезно?
      - Вполне серьезно. Подскажи.
      - Год семьдесят первый. Четырнадцатое июля. Пятница. Неужели забыл?
      - Смешно, правда? Даже имя забыл. Только сейчас и вспомнил. Я Жорж Ано, а он,-я указал на Мартина,- Дональд Мартин, или просто Дон.
      - А мы - Луи Ренье и Пит Селби. Кончаем политехничку. В ближайшее воскресенье уезжаем на "Гекльберри Финне". В Городе к выборам работа найдется...
      Я не успел перебить и спросить, что за выборы, как Луи уже продолжал:
      - Разыщите нас - поможем. А найти легче легкого. Американский сектор, Сэнд-стрит, общежитие политехнички. Фляшон машет руками и что-то кричит. Вероятно, что передышка окончена. Снова мешки тяжело пригибают к земле, ломит плечи, трудно дышать. Фляшон сам отправляет нас восвояси: "На сегодня хватит, а то завтра не встанете". И платит каждому по три франка.
      Вечером расплачиваемся с Вильсоном, мгновенно добреющим и расплывающимся в улыбке. Даже лысина его, кажется, сияет ярче, а нас выразительно приглашают к столу и вместо холодных котлет подают жаркое из свиной тушенки с бобами. "По заказчикам и заказ",- не устает повторять хозяин: словарь его, видимо, совсем не богат. Но мне и снайдерского изобилия мало: надо восстанавливать силы, и я тут же заказываю еще одну порцию жаркого и пива.
      - Жаль только, что Луи и Пит уезжают,-говорю я.- Теряем надежный источник информации.
      - И надежных друзей,-добавляет Мартин.
      Салун постепенно заполняется, и вскоре все столы уже заняты. Портовики и матросы, которые и здесь ходят в тельняшках, усатые парни в соломенных сомбреро, фермеры в грязных широкополых шляпке, женщины с белыми от густой пудры лицами. Из соседней комнаты доносится стук бильярдных шаров, чей-то смех и возгласы: "Пять!", "Десять", "Плюс десять", "Отвечаю". Соображаю, что в соседнем зале идет игра. Может быть, крупная.
      Мартин лениво поднимается и говорит:
      - Подожди минутку, пойду взгляну.
      Третий стул за нашим столом пуст. К нему подходит худощавый человек лет сорока в синем сюртуке и цилиндре, с вьющейся бородкой по горлу, как у голландских матросов.
      - Место свободно?-спрашивает он.
      Я равнодушно киваю, не замечая, что все кругом за столиками сняли шляпы.
      - Вы, наверно, новичок в Сильвервилле?-спрашивает незнакомец.
      - Допустим,-отвечаю я.
      - Тогда прошу вас не удивляться тому, что сейчас последует.- Он садится напротив, указывая хозяину на стоящую передо мной бутылку пива.
      Хозяин не успевает подать бутылку, как раздается выстрел - и мое простреленное сомбреро слетает на пол. Стреляет верзила с нависшими на лоб волосами, сидящий метрах в пяти от меня. Я поднимаю с пола сбитую выстрелом шляпу и говорю:
      - Ну и нравы у вас в Сильвервилле!
      - Просто люди привыкли к тому, что в моем присутствии снимают шляпу. Я бывший шериф на серебряных рудниках.
      - То, что вы шериф и тем более бывший, мне безразлично. Я не нарушаю законов. Жаль только, что у меня нет оружия.
      - А зачем?- улыбается мой визави.
      - Наказал бы громилу.
      - Каким образом? Он же сидит без шляпы.
      - Но с бутылкой.
      Бывший шериф в синем цилиндре любезно протягивает мне пистолет, очень похожий на земной "вальтер".
      - Стреляйте. Он заряжен. Только если вы убьете или раните кого-нибудь вас повесят тут же на улице.
      Я беру пистолет, внимательно разглядываю верзилу с челкой. За ним виден пустой угол зала и косяк задней двери: пуля наверняка никого не заденет, тем паче стрелять я умею, золотые медали имел.
      И, недолго думая, нажимаю на спусковой крючок. Бутылка со звоном разлетается на куски, обливая верзилу остатками пива.
      - Молодец! - одобряет меня мой визави.- Отлично стреляете. Профессионал?
      - Скорее любитель. Охотник. Жорж Ано. Сейчас работаю на причале у Фляшона.
      - Тебе придется самому платить за разбитую бутылку, Пасква-оборачивается бывший шериф к подошедшему верзиле с челкой.-Научись не проявлять инициативы до моего приказа.
      Верзила, не взглянув на меня, почтительно отступает. - А вы стоите большего, мсье Ано. Это я вам говорю, я - Тур Мердок, глава пока еще не легализованной партии "реставраторов".
      - Крайне сожалею-говорю я,-но ни я, ни мой друг, который сейчас играет в соседнем зале, не интересуемся политикой и не разбираемся в борьбе политических партий. Возьмите ваш пистолет, мсье,- и я вежливо возвращаю оружие собеседнику.
      Он приподнимает цилиндр, чуть склоняясь ко мне. - Разыщите меня в городе, мсье Ано. Я придумаю для вас кое-что получше Фляшона.
      И, бросив на стол горсть мелочи, уходит из ресторации Вильсона. Мартин возвращается тут же, успевая заметить уходящего экс-шерифа.
      - Кто это?
      - Некий Тур Мердок. Кажется, очень влиятельное знакомство. Глава какой-то политической партии.
      - Здесь, в Сильвервилле?
      - Нет, в Городе. - И я рассказываю Мартину об инциденте с простреленной шляпой. - Значит, пора ехать в Город,- говорит Мартин.
      - На твою сдачу с пирожка? А дальше? Будем откладывать подаяния Фляшона?
      - Мы не вернемся к Фляшону. У нас с тобой уже пятьсот франков плюс остаток после покупки пирожка и двух шляп. - Играл?
      - Да еще как! Мне всегда чертовски везет за карточным столиком.
      - А если б на шулеров нарвался?-спрашиваю я.
      - Бросил бы после второго или третьего проигрыша. Ведь начали-то по маленькой. Не пошла бы карта - значит, не пошла. Да и ребята на шулеров непохожи. Либо старатели с рудников, либо здешние скотоводы.
      - Что же будем делать?
      Мартин загадочно усмехнулся.
      - Возьмем билеты на "Гекльберри Финна".
      Глава III
      "ГЕКЛЬБЕРРИ ФИНН"
      В воскресенье в десять утра по местному времени мы с Доном, прижатые к борту самой высокопоставленной в буквальном и переносном смысле пассажирской палубы парохода, молча наблюдали церемонию отплытия. Мы были одеты специально для "высокопоставленной" палубы: Дон в новенькой клетчатой куртке с красным платком на шее, я - в скромном синем сюртуке и светло-сером цилиндре с твердыми, как железо, полями. Переодеться пришлось потому, что ничего, кроме каюты первого класса, мы в кассе купить не смогли: все билеты были проданы еще накануне.
      Ключи нам выдал стюард, не очень уважительно нас встретивший: видимо, наше новое платье все же не соответствовало "высокопоставленной" палубе парохода. Да и багажа у нас не было, так что не знаю, за кого он нас принял: за гастролирующих шулеров или охотников до серебряных слитков, только вчера еще погруженных в трюм парохода. Мы видели эту погрузку. Два ряда полицейских с автоматами выстроились на причале вплоть до трюма. Между рядами другие полицейские, уже без оружия, тащили один за другим небольшие, но, видимо, нелегкие ящики со слитками серебра. Полицейских было действительно много, и в своих зеленых мундирах они скорее походили на солдат: выправкой и четкостью движений, которой, кстати, могли позавидовать даже профессиональные грузчики.
      Сейчас их на пароходе не видно, но поскольку на кормовую палубу, где находится верхний люк "серебряного" трюма. никого не пускают, значит, и здесь их целый отряд. Я дохожу до кормы, где рыжий матрос в тельняшке преграждает мне путь: "Дальше нельзя. Запрещено". И я покорно бреду назад вдоль борта, рассматривая гуляющих пассажиров. Ни одного типа, подобного посетителям салуна "Веселый петух" или моим коллегам по разноске мешков на причале. Женщины в длинных шелковых платьях и соломенных капорах с цветными бантами у подбородка, мужчины в аккуратных, как у Мартина, курточках или цветных сюртуках, как у меня, только из лучшей материи и лучше сшитых. На ногах или узкие шевровые ботинки, или длинные шнурованные башмаки, какие до сих пор носят в Канаде и северных штатах Америки. Один старый джентльмен, прогуливающийся с красивой девушкой в голубом платье, посмотрел на меня слишком внимательно. И опять мне показалось, что это неспроста, хотя я и был совершенно уверен в том, что мы до сих пор никогда и нигде не встречались. Вероятно, сбит с толку моим сходством с каким-то своим знакомым, подумал я.
      Мартина я нашел в каюте. Он уже лежал на верхней койке и дымил сигаркой явно местного производства. Мое же внимание привлекла древность каюты. Изношенная обивка - вот-вот рассыплется шелк, древние, хотя и начищенные до блеска медные ручки, истертый коврик под ногами.
      - Давненько ходит старина "Гек" - говорю я.
      - У них есть и винтовые суда,- добавляет Мартин.- Ходят до Филера -их нефтяного центра на юге - и каких-то островов в океане. Некоторые уходили и дальше, но не вернулись. А вернувшиеся так и не обнаружили других континентов. Не обнаружили их и парусники. Здешние карты изображают Город, как единственное государство одного материка, окруженного океаном.
      Может быть. это действительно так. но откуда Мартин знает об этом?
      - От корабельного механика,-охотно откликается он.- Познакомились с ним за стаканом яблочной водки в баре. Представился я человеком, ухитрившимся не постичь всех основ науки и техники. В Городе таких много - школ не хватает. Оказывается, здесь и двигатель внутреннего сгорания открыли, только автомобили строятся кустарно, в маленьких мастерских, как у нас некоторые гоночные машины. И они чертовски дороги -я о здешних говорю, только миллионеры и покупают.
      - Значит, и миллионеры есть?
      - Говорит, есть.
      - Все-таки они шагнули вперед за полсотни лет.
      - Даже бипланы строят, как братья Райт...
      Стук в дверь-и стюард приглашает нас к обеду.
      В кают-компании так же шумно и пестро, как и на палубе. Цветные камзолы и жилеты мужчин, нарядные платья женщин. Завитые волосы, широкие галстуки.
      Два стула за нашим столом пусты. Возле них останавливается уже приметившийся мне хорошо одетый седой джентльмен с белокурой кружевной амазонкой. Рассчитано или случайно? На этот раз он не разглядывает нас с нескрываемым любопытством, а просто тихо и вежливо спрашивает:
      - Все столы в зале заняты, а у вас два свободных кресла. Не разрешите ли присоединиться старику с дамой?
      Мартин, даже не взглянув на меня, вскакивает, подвигая девушке стул.
      - Будем только рады, мадемуазель.
      - Мисс,- поправляет она.- Мисс Стил, или просто Минни. А это мои дядя, сенатор Стил.- Последние слова она произносит подчеркнуто, вероятно, полагая, что они не могут не произвести впечатления.
      Но ни фамилия, ни звание в первый момент не вызывают у меня интереса. Я просто встаю и любезно кланяюсь элегантному старцу.
      - К вашим услугам, сенатор. Жорж Ано.
      - Дональд Мартин,- представляется Дон.
      И тут же разительная перемена происходит со спокойным сенатором. Он как бы весь освещается изнутри. Двумя руками обнимая мои плечи, он с очевидной радостью восклицает:
      - Я так и думал, джентльмены! Вы оба дети или внуки моих старых друзей. Совсем как они в молодости-так похожи! И даже имена те же. А ведь с Ано и Мартином мы были в подполье и вместе освобождали Город от хунты Корсона Бойла. Только потом они куда-то исчезли. Так же непонятно исчезли, как и появились...
      Этот монолог помогает мне сымпровизировать ответ. В первый же момент я растерялся. Ведь то был Джемс Стил, первый человек, кого мы встретили пятьдесят лет назад в этом мире, тогда еще двадцатилетний юноша, действительно добрый и верный товарищ.
      - Вы не ошиблись, сенатор, но боюсь, что объяснить все сейчас мы не сможем. Это-не для застольной беседы. Но мы с вами можем встретиться после обеда, скажем, вдвоем. И я расскажу вам все, что знаю. Устраивает?
      Сенатор немножко растерянно заказывает обед. Мартин тактично предлагает тост за прекрасную амазонку, которая привлекла его внимание еще на улице, девушка краснеет, сенатор смеется, и опасный момент объяснения счастливо откладывается.
      - В Город?-спрашивает сенатор, поглаживая вьющуюся седую бородку. - В Город, сенатор. - Дела?
      - Пожалуй. В связи с ними у меня к вам вопрос,-пользуюсь новой возможностью оторвать старика от воспоминаний.- Мы с * Доном далеки от политики. Так уж случилось-не знаем ни партий, ни их лидеров. А вы наверняка сможете многое объяснить. - Например? - Кто такой Тур Мердок?
      - Тур Мердок?-удивленно повторяет Стил.-Вас он интересует как личность или как политическая фигура?
      -И то и другое. Я познакомился с ним в кабачке Вильсона в Сильвервилле.
      И я рассказываю историю своего знакомства с Мердоком. - Значит, одним выстрелом разбили бутылку?-смеется сенатор.-А что сказал Тур Мердок?
      - Он предложил бродяге прекратить самодеятельность, и, представьте себе, этот громила отступил, как побитая собачонка.
      - Таких собачонок у Мердока десятки тысяч. И это не просто разбойничьи шайки, хотя и таких у него немало,- это костяк будущей партии. К счастью, еще не легализованной.
      - Какой партии?-спрашиваю я.
      - Реставраторов свергнутого нами полицейского государства.
      - Он даже не родился еще в то время... Что он знает о нем?
      - Есть свидетельства очевидцев, есть и свидетельства слушателей и читателей. Мердок умный и образованный человек. Бывший шериф на серебряных рудниках. Шериф жесткий и требовательный, с умением управлять, что и вознаградилось. Его заметили, пригрели и даже предложили какой-то пост в руководстве. Но он вышел в отставку и занялся политикой. Сначала был "популистом", как и мы, потом откололся: наш демократизм его не устраивал. Для партии "джентльменов" у него не было ни состояния, ни положения, вот он и попробовал основать третью, еще правее. Крупным собственникам обещал снижение налогов, мелким - расширение торговли и земельных угодий, бродягам и неимущим - свободное освоение новых земель. Наша страна, как вы знаете, огромна и необжита, но все новое, что вы откроете и захватите, будь то земля или участки рыбачьих и охотничьих промыслов, вы обязаны оплатить государству - это доход и прибыль казны. Мердок требует отмены закона. Никаких доходов казне! На открываемых новых землях каждый может захватить столько, сколько сумеет обработать и обжить. По идее неплохо. Но аграрный воротила может захватить в тысячи раз больше, чем обыкновенный фермер. А ликвидация сената и единоличная диктатура Мердока освободят его от любых обещаний.
      - На что же он рассчитывает?
      - На сенатские выборы. Но по нашим законам кандидатов может выставить только легализованная партия. Юридически такой партии у него нет. Билль о ее легализации провален. А для военного путча у него еще мало силенок.
      - Господи, как скучно!-восклицает белокурая соседка Мартина.-Вы все о политике... Мистер Мартин слушает, а я скучаю.
      Мартин мгновенно находится:
      - Может быть, мы с вами пока посидим на палубе?
      - Конечно, погуляйте,-поддерживает его сенатор,-а мы с Ано продолжим наш разговор.
      Мартин с племянницей Стила уходят. Мы в столовой уже одни. Только где-то позади официанты убирают посуду, а на двух отдаленных столиках запоздавшие попивают вино.
      - Не удивляйтесь, сенатор,- перехожу я к критическому объяснению.- Я мог бы сказать еще смелее: не удивляйтесь, Джемс. Я не сын Жоржа Ано. Я тот же самый Ано, который боролся бок о бок с тобой. Я могу напомнить тебе все подробности наших встреч. Ты же знаешь, откуда мы тогда пришли? И сейчас мы оттуда же - с Земли.
      Сказать, что сенатор удивлен, значит ничего не сказать; он потрясен до немоты.
      - Но ведь прошло уже пятьдесят лет, а вы... вы все тот же,-шепчет он.
      - На Земле другое время, Стил. Другое его течение. У вас проходит год, у нас месяц. Да и этот подсчет приблизителен. И как далеко от вас Земля, мы не знаем.
      - Значит, еще одна космическая катастрофа? Я долго думаю прежде чем ответить Если даже наши ученые не в состоянии объяснить происходящее, то нам со
      Случилось. Необъяснимое? Абсолютно. Значит, успокоимся и гадать не будем. Рассказанное Стилу останется со Стилом, а мы с Мартином будем жить и работать, пока в этом есть необходимость.
      - Надолго к нам?
      - Кто знает, с какой целью мы опять переброшены. Полагаю, что предстоят события, в которых нам придется участвовать. Вот почему я заинтересовался политикой. Мне нужно узнать, как изменился ваш мир. Уже то, что мы видели в Сильвервилле, говорит о многом.
      - Сильвервилль-это окраина, Ано.
      - Тогда и его не было.
      - Многого не было. И нефти и серебряных рудников. И не ловили тунца в океане. Не разводили скота. Не было ни боен. ни холодильника.-Стил задумчиво перебирает пальцами и вдруг сжимает их в кулак.-Сейчас мы уже старики, третье поколение переживает зрелость, а четвертое начинает растить детей. Кого интересует сейчас легенда о прародительнице Земле, от которой мы якобы оторвались? Только авторов школьных учебников.
      Я вспоминаю наш первый разговор пятьдесят лет назад по здешнему счету. "Вы говорите по-английски и по-французски. А слыхали о таких государствах, как Англия и Франция?" "Нет". "А о частях света, о материках и океанах?" Джемс и Люк, его брат, непонимающе смотрели на нас. "А вы в школе учились?" "Конечно",- хором ответили оба. "Есть такой предмет - география",- сказал я. "Нет такого предмета",- перебил Люк. "Что-то было.-остановил его брат,- что-то рассказывали нам о мире, где мы живем. Кажется, это называлось географией, потом ее запретили".
      - Значит, воскресили все-таки географию?-спрашиваю я не без ехидства.
      - Давно. На стапелях Ойлера строятся морские суда. Уже удалось обойти вдоль берегов весь наш континент. А вот к границам его по суше еще не добрались. На севере и северо-востоке непроходимые леса. Природа меняется медленно, не то что люди.
      - Странно у вас теперь одеваются,- говорю я.- Даже мне пришлось сменить шкуру.
      - Каприз моды. Разве у вас она не изменчива? Лет двадцать назад какой-то художник изобразил людей в цветных камзолах и шляпах с высоким верхом. С тех пор и пошло. А молодежь у нас предпочитает незамысловатые штаны и куртки. Ну, а мастеровым и фермерам просто нельзя иначе.
      - Фермерам?-переспрашиваю я.-Когда-то их называли "дикими"?
      - "Диких" давно уже нет. Они прародители нашего сельского хозяйства. Кто сейчас кормит Город? Фермеры и ранчмены. Не заводы, а земля.
      И Стил подтвердил то, что мы с Мартином уже давно поняли. "Облака" уничтожили искусственное снабжение Города. Технический управляющий центр просто исчез неизвестно куда, от продовольственного контикуума остались лишь скотоводческая ферма и склад семенного зерна. Пришлось сразу же ввести продовольственные карточки, а "дикие" стали первыми поставщиками хлеба, рыбы и мяса. Но и они не смогли предотвратить беды: начался голод. Тотчас же был обнародован закон, поощрявший охоту и рыболовство, а также обработку земельных участков в новооткрытых районах. Тысячи людей устремились из Города на Реку и в прилегающие леса. Одно за другим возникали фермерские хозяйства и скотоводческие ранчо, конные заводы и рыбные промыслы. Грандиозно вырос меновой рынок, где меняли на продукты все что угодно. Город оживал...
      Вечером у себя в каюте я повторяю Мартину рассказ Стила.
      -Ну а мы при чем? Зачем мы здесь?-спрашивает Мартин.
      Дверь открывается без стука - а может, и был стук, да мы не слышали - и в каюту входит уже знакомый мне Тур Мердок. Он в том же костюме, только без цилиндра.
      - На последний вопрос могу ответить я,- говорит он.- Вы кричали так громко, что было слышно сквозь полуоткрытую дверь. Вы здесь, джентльмены, для того, чтобы помочь мне, ну а я для того, чтобы помочь вам.
      Мы с Мартином не находим слов для ответа. Мы просто ждем, глупо моргая глазами. А Мердок продолжает:
      - Кто вы, я знаю. Прочел ваши имена в регистрационной книге для пассажиров, кроме того, с мсье Ано я познакомился лично, а мистер Мартин видел меня в салуне Вильсона, когда выходил из игорного зала. Вы записались как путешественники, ну а я бы чуть-чуть поправил: скажем, искатели приключений. Вас это не обижает, надеюсь? Ведь путь с грузового причала к верхней палубе "Гекльберри Финна" не так уж короток, чтобы рядовой путешественник проделал бы его за два дня. Так вот, у меня к вам, джентльмены, два предложения.
      - Что же вы предлагаете?-спрашиваю я.
      - На будущее? Участие в моих делах за достойное вознаграждение.
      - В каких делах?-перебиваю я.-Может быть, в тех. для которых используется джентльмен по имени Пасква?
      Мердок улыбается, ничуть не смущенный.
      - У Пасквы свои обязанности и свой круг знакомых. А вас я видел в обществе сенатора Стила. И разговор, судя по всему, был деловым и добрым. Вот это меня и привлекает.
      - Могу ли узнать, почему, мистер Мердок?
      -- Вполне, мсье Ано. Чем скорее вы или мистер Мартин войдете в круг интересов сенатора, тем нужнее вы будете для меня.
      - Подумаем,-говорю я.
      - Теперь о предложении на эту ночь. Не ложитесь спать или по крайней мере не раздевайтесь. Если услышите шум на палубе или даже выстрелы, не выходите из каюты. И учтите, что ни вам, ни сенатору Стилу ничто не грозит.
      - А кому грозит?-спрашивает Мартин. Он явно недоволен и не хочет скрывать этого.
      Но Мердок по-прежнему улыбается.
      - До встречи ночью.
      Глава IV
      НАПАДЕНИЕ
      Минуту или две мы не произносим ни слова: так необычна только что сыгранная мизансцена.
      Наконец, Мартин спрашивает, тупо глядя в одну точку: - Ты понял что-нибудь?
      - А что же тут не понять? Вое ясно. Мердок предлагает нам агентуру. Вероятно, разведывательную.
      - Ну, а ты что сказал? "Подумаем"?!
      - А почему бы и не подумать? Ведь мы же собираемся работать со Стилом.
      - И предавать его интересы? Я не узнаю тебя, Юри.
      - Не торопись. Связь с Мердоком еще не предательство. Может, и Стилу будет небезвыгодной эта связь.
      - Не понимаю такой игры.
      - А мы должны быть в эпицентре этой игры. Нельзя же познать нынешний "рай без памяти", работая загонщиком скота или грузчиком.
      Мартин ходит из угла в угол. Он явно нервничает.
      - Почему мы должны отсиживаться в каюте, когда на палубе начнется стрельба?
      - А у тебя есть оружие?
      Мне вдруг становится ясным намек Мердока.
      - Перестрелка будет с охранниками у кормового люка,-поясняю я.
      Мартин явно не понимает: вижу по его глазам. Ему очень хочется узнать, почему именно у кормового люка.
      - Да потому, что в этот люк загружали серебряные слитки. Помнишь? Какой же ты, к черту, репортер, если этого не заметил. А заметил, так сделай вывод. Самый ценный металл в Городе - серебро. Вероятно, основа его денежной системы. Золота пока на планете не обнаружено, А если так, то именно серебряные слитки и могут быть целью потенциальных грабителей. Не пароходную же публику потрошить: много риска и добыча невелика. Серебра же в трюме две тонны, не меньше. Могу допустить, что банда уже на пароходе, учитывая, что Мердок знает об этом. Сам он, конечно, в стороне: нельзя пачкать репутацию главы будущей партии. Но для роли закулисного организатора ограбления наш джентльмен, несомненно, подходит. Его партии нужны средства, а когда легальных не хватает, прибегают к нелегальным.
      - Гангстер,-говорит Мартин.
      - Возможно.
      - Что же делать?
      - Ждать.
      Мартин взбирается на верхнюю койку и ни о чем уже больше не спрашивает. Я же мысленно перебираю в памяти все случившееся за день. Самое существенное появление Мердока и то, что за ним последует. Но ведь все это лишь производные от встречи со Стилом. Его рассказ заполнил белые пятна в картине неузнаваемо изменившегося Города-государства.
      Свои традиции, свое житье-бытье, свои моды, свой путь к знаниям. Пятьдесят лет назад ни истории, ни географии не было, сейчас же к истории обращаются не только школьники, но и политики. А географию дописывают местные Колумбы и Магелланы. И в экономике, должно быть, та же картина. Как в конце девятнадцатого века. Соображай, Анохин, раздумывай. Промышленности здешней ты еще не знаешь, но она есть, если газопровод построили. И миллионеры уже есть значит, кончился период первоначального накопления. Вышли на сцену, как у нас говорят в учебниках, помещики и капиталисты. Ну, а рабочий класс? Неужели все еще дремлют в допрудоновской темноте? Ведь книжки-то наводящие я им подбросил, попали же они кому-то в руки. Ну, половину скорее всего не поняли - не то время. Но политэкономия - а я тогда вузовский учебник отдал,- она-то, наверно, пригодилась. Правительство Томпсона, может быть, и не все в ней одобрило, но учебник переиздало, хотя, думается, потом его наверняка запретили. А ведь до кого-нибудь она обязательно дошла и кое-чему научила. Коммунистов, судя по рассказу Стила, в стране еще нет, но не может же его партия, столь разношерстная, сохранять во всем трогательное единомыслие. Должны же быть у популистов свои левые, способные правильно оценить производственные отношения в стране.
      Тут я снова возвращаюсь к визиту Мердока в нашу каюту. Зачем ему наша близость к сенатору - понятно: агентурная информация о кулуарной возне в сенате. Вероятно, такая информация у него уже есть Но вдруг нам удастся копнуть еще глубже? С тигриной хваткой человек, что и говорить. Знает, если на выборах опять победят популисты, никаких надежд на легализацию партии у него нет. А вдруг будут? Неоднородна ведь партия Стила, есть в ней многие, которых, наверно, не пугает Мердок. Не на них ли он и рассчитывает? Да и на Стила с нашей помощью поднажать можно. Этой-то тактике мы и должны противопоставить свою. Если уж помогать, то не Мердоку и даже, быть может, не Стилу, а кому мы это еще увидим. Пока же молчок. Ждем, когда стрелять начнут.
      А выстрелов так и не слышно. Только шаги по коридору. Частые, тяжелые шаги. Потом тишина, пароход почему-то замедляет ход, и я вижу в предрассветной полутьме за окном каюты приближающуюся черную стену леса на берегу. Значит, подходим к причалу. Но где?
      - Кажется, останавливаемся,-говорит Мартин.
      Пароход действительно причаливает к пристани. Вот тут-то и раздаются первые выстрелы. Несколько сразу, потом один за другим, как будто кто-то рядом открывает десятки бутылок шампанского. Перестрелка, как я и думал, доносится с кормовой палубы.
      Кто-то осторожно стучит в дверь.
      Входит Мердок в сером пальто-крылатке.
      - Ну вот и все, джентльмены,-говорит он.
      - А что случилось?
      - Какие-то пьяницы затеяли перестрелку на палубе. Их усмирили.
      - Вы же знали об этом.
      -- Предполагал,-пожимает плечами Мердок.
      - А где же мы сейчас?
      - На полпути от Вудвилля. На лесной пристани.
      - Но ведь ее нет в маршруте.
      - Должно быть, недавно построили.
      - Специально, чтобы выгрузить серебро?-Я не могу скрыть, пожалуй, опасной иронии.
      Но Мердок по-прежнему невозмутим.
      - Вы сообразительны, месье Ано,-говорит он.-Только не всегда следует показывать это другим.
      Он приоткрывает дверь, чтобы уйти, и добавляет:
      - К сожалению, должен вас огорчить, джентльмены. Пароход не пойдет в Вудвилль.
      - А куда?
      - Обратно.
      - Но у парохода свой маршрут.
      - Он изменен.
      - Понятно,-говорю я.-- Кто-то заинтересованный старается выиграть время. А вы, конечно, сходите здесь?
      - Увы, я вынужден, как и все пассажиры, отплыть обратно. Приходится подчиняться необходимости.
      - Но у сенатора другие намерения,- дерзко вмешивается Мартин.
      - Это учтено. У сенатора поместье поблизости, вверх по реке. Ему охотно предоставят лодку и гребцов, чтобы вернуться домой.
      - Зачем гребцов?-протестует Мартин.-Мы с Ано охотно сядем за ввела.
      Я, видимо, недооценивал Мартина: он оказался сообразительнее.
      И вот мы на борту лодки, достаточно вместительной и ходкой, чтобы преодолеть неторопливое течение Реки, которую здесь по-прежнему так и называют Рекой - без имени. Она памятна нам еще с прошлого посещения.
      Сенатор Стил с Минни, укутанные в одеяла, сидят на корме, так и не поняв, в сущности, того, что случилось. Я не рискнул рассказать им о визите Мердока и о государственном серебре, выгруженном на специально построенной пристани. Видимо, операция была давно задумана и подготовлена, капитана купили, а пароход вернули в Сильвервилль, чтобы выиграть время. Любопытно, что лодку спускали на воду не матросы, а полуковбои-полуфермеры в темных коротких куртках широкополых шляпах.
      - Погляди внимательно,- шепнул мне тогда Мартин.
      - На что?
      - На повязки.
      - Какие повязки?
      - На рукавах.
      Действительно, у каждого на рукаве блестела повязка из позументной тесьмы не то золотого, не то серебряного цвета. "Знак принадлежности к партии "реставраторов",-сообразил я. В причастности Мердока к экспроприации можно было не сомневаться. Охранников подавили, матросов загнали в кубрик, выскочивших пассажиров - в каюты, а серебро, вероятно, уже начали выгружать на конный обоз, поджидавший на лесной дороге у пристани. Хорошо, что Стил так ни о чем и не догадался, иначе не избежать бы ему встречи с Мердоком. И только наше с Мартином предложение добраться до его поместья на лодке убедило Стила покинуть судно:
      - Скоро?-спрашиваю у него.
      Стил вглядывается в знакомое ему побережье.
      - Думаю, через полчаса доберемся до устья.
      - Помню,-играю я мифического сына Жоржа Ано,-что с Реки его не видно. Вы с братом определяли его по каким-то особым признакам.
      Сенатор улыбается.
      - Теперь это широкое устье канала, проложенного до самого поместья. Пробираться сквозь кустарник уже не придется. Речонку мы расширили и углубили. А что все-таки произошло с пароходом?- возвращается он к непонятной ему истории.- Кто это стрелял?
      - Мало ли у вас в Сильвервилле стреляют?-говорю я. Мердок прав: сенатору объяснять происшедшее пока не следует. Пусть все идет, как задумано.
      - В Сильвервилле- да,-соглашается Стил,- в Городе же право на огнестрельное оружие имеет только полиция.
      - Когда-то вы стреляли в полицию,- не без иронии замечает Мартин.
      - То была совсем другая полиция. А эта служит народу.
      - Вы хотите сказать - государству,- поправляю я.
      - Государство - это народ и его хозяйство,- вещает он, как с сенатской трибуны.
      - Но ведь народ-это неоднородная масса.- Я ищу слова, подходящие для понимания Стила.- Это богатые и бедные, аграрии и мелкие фермеры, заводовладельцы и рабочие, хозяева и слуги. И народным хозяйством у вас все-таки управляют не слуги, а хозяева.
      - А как же иначе?- искренне удивляется Стил.- Ведь и хозяева разные. Одни больше заботятся о благе народа, другие меньше. У нас в сенате больше двух третей - популисты.
      - Но не все же популисты - единомышленники?- снова подбираюсь я к главному.
      - Есть, конечно, горячие головы, их приходится остужать,- нехотя признает сенатор.- Кстати, за этим мыском и находится устье канала, а там и поместье недалеко,- меняет он тему и только после нескольких наших гребков добавляет:По своему состоянию и положению я мог бы стать и "джентльменом": у меня несколько тысяч акров земли, скотоводческое ранчо, молочная ферма и торговые связи с оптовиками. Но я, как и отец. предпочитаю быть популистом. Народником
      Нет, это был не Стил-отец, занимавшийся сельским хозяйством вопреки полицейским законам, не Стил - революционер и подпольщик, а Стил-землевладелец, Стил-сенатор, хорошо усвоивший разницу между хозяевами и слугами.
      Глава V
      ПРОГРЕСС ИЛИ РЕГРЕСС?
      Я лежу на широком сафьяновом диване и думаю, думаю, думаю...
      Я по-прежнему в том же доме, куда мы приехали пятьдесят лет назад по здешнему времени. Тогда шел десятый год первого века, ныне шестидесятый. Дом, как и прежде, стоит на холме, только ведут к нему не ступени из плоских, вдавленных в землю валунов, а широкая лестница из тесаного камня. И забора из высоких нетесаных бревен с узкими бойницами уже нет, его заменил строгий чугунный рисунок ограды. Да и лес кругом далеко вырублен, уступив место уже пожелтевшим массивам пшеницы. Стил прежде всего показал нам их, прокатив по проселку в открытой двухколесной "американке", запряженной парой породистых рысаков. Видели мы и птицеферму, и скотный двор, которому позавидовал бы любой российский помещик, вместительные амбары для зерна, огороды и молочное хозяйство с маслобойками и сыроварней, и даже что-то вроде ангара для сельскохозяйственных машин - довольно примитивных, правда, однолошадных плугов, сеялок и косилок. Часть из них работала в поле, часть "отдыхала". "Недостаток рабочих рук",- пояснил Стил.
      Что изменило его, превратило из двадцатилетнего романтически настроенного парня, почти дикого, как индеец времен колонизации американского континента, в крупного хозяина, знавшего цену каждому истраченному и заработанному франку? Я застал его после поездки по имению над бухгалтерскими книгами, которые он проверял в присутствии своего ровесника-управляющего. Но как различно выглядели они в этой беседе: один жесткий и властный, другой покорный и робкий, шепотком объясняющий какие-то тайны дебета и кредита.
      Потом, когда он закончил дела с управляющим, у нас произошел разговор, который развернул передо мной судьбу сенатора, словно документальную киноленту.
      - А все-таки потянуло к политике?-спросил я его не без умысла.
      - Потянуло.-согласился Стил,-сказалась, должно быть, отцовская кровь. Да и здешние фермеры, когда новые земли разбили на кантоны, меня сначала кантональным судьей выбрали, а потом все как один - кандидатом в сенат. Так и прошел без соперников. И переизбирали каждый срок, даже когда большинство в сенате переходило к "джентльменам".
      - Точнее, к правым?
      - Пожалуй.
      - Значит, вы левые?
      - Мы - центр. Левые не сформировали собственной партии. Пока они наше левое крыло, обязанное подчиняться решению большинства, хотя по многим вопросам оно и не согласно с нашей политикой.
      - По каким же вопросам?
      Стил замялся.
      - Мне трудно сказать без протоколов заседаний сената. Назову главные. Они, например, за снижение пенсионного возраста и за увеличение пенсий, а мы этого не можем - не позволяет бюджет. Они - за национализацию железных дорог, нефтяных и газовых разработок, ну а мы, естественно, не хотим ограничивать инициативу хозяев. Интересам государства она не угрожает.
      - А интересам народа?
      - Я уже говорил, что государство-это народ и его хозяйство,-упрямо повторил Стил.
      Я решил не продолжать спора. Еще не время. И спросил примирительно.
      - А ваши консерваторы-"джентльмены", вероятно, не возражали бы против Мердока?
      - Возможно. Но мы сдержим и Мердока и Донована. - Кто это Донован?
      - Глава левых. Они еще называют себя марксистами. До сих пор не могу понять это слово. У них даже язык какой-то чудной. Классовая борьба, производительные силы. производственные отношения, прибавочная стоимость.
      Я не возражал сенатору, только спрашивал.
      - А какова роль президента?
      - Глава победившей на выборах партии становится одновременно и главой государства. За истекшие полстолетия на этом посту были многие, в том числе Фляш и мой отец. А Донован - прямой отпрыск Фляша.
      Я невольно вспоминаю Фляша, подпольщика. Именно ему и досталась та пачка книг, которую я положил на грань двух миров - галактического, откуда мы вернулись на Землю, и нашего, земного, где мы только что очутились. Ведь среди этих книг был и краткий философский словарь, и однотомная энциклопедия, и учебник политической экономии для советских вузов. О них было достаточно материала, чтобы уяснить себе сущность капитализма и социализма, их экономики и политики. Может быть, марксизм "доновановцев" и грешит вполне понятными ошибками, но не знать о нем они не могут. Однако подробно расспрашивать Стила о левом крыле популистов я не стал. Его могло насторожить мое любопытство.
      - Почему популисты почти всегда побеждают на выборах? Мелких хозяев больше, чем крупных?-Так прозвучал мой новый вопрос к сенатору.
      Он ответил не сразу, чуть-чуть подумал и отрицательно покачал головой.
      - Не потому. Конечно, за нас голосуют батраки и мастеровые - их ведь много, хотя заводчики в своем районе вкупе с цеховыми старостами умеют протащить своего депутата. Но любой фермер-хозяин, независимо от того, сколько у него земли и скота, всегда за нас. Мы страна аграрная - аграрии и у власти.
      - Значит, законы, выгодные промышленникам, проваливаете?
      - Невыгодные для нас - да!
      - Например?
      - Ну если, скажем, требуются государственные кредиты на постройку нового завода или железной дороги. И если при этом они не так уж нужны фермерам и промысловикам. Вот и проваливаем - у нас даже без левых две трети в сенате.
      - Так вы же тормозите прогресс. Я видел ваши сельскохозяйственные машины. На Земле это древность. На лошадях у нас сто лет назад пахали и боронили.
      - Самоходные машины есть и у нас. Только производить их невыгодно. Чего-чего, а лошадей здесь хватает.
      - И на улицах газовые фонари, как пятьдесят лет назад?
      - В центре Города провели электричество, а на окраинах - газ. Кому нужен такой прогресс, если он втрое дороже. Может, и впятеро. Построили, что необходимо, а на ветер фермер деньги бросать не будет. Понадобился телеграф провели, ну а телефон, хотя и придумали, не прошел. Дорого! Кто может поставить себе телефон? Завсегдатаи Клуба состоятельных - да. А счетоводы и лавочники обойдутся посыльными. Фермеру же о телефоне даже не заикнешься. Шерифы и судьи посылают верховых, а простой ранчмен и слова такого - телефон не знает.
      Спорить с сенатором о прогрессе явно не стоило. Стил олицетворял аграрную суть Города-государства. Серебро и медь он использует, будет лить чугун и плавить сталь, пошлет в угольные шахты забойщиков и железную дорогу построит, если она ему понадобится для доставки товаров на рынок, а вот денег на сомнительные научные эксперименты не даст. Да и не только научные. Надо строить сначала дороги, а не автозаводы: лошадь и по проселку пройдет, а машина завязнет, особенно зимой или осенью, в дождевую хлябь. Если и не сказал этого Стил, то, наверно, подумал. А я больше и не спрашивал.
      ...Я вижу, как тихо-тихо приоткрывается дверь, и уже знаю, что это входит Мартин. Такой большой и тяжелый, а ходит легко и бесшумно, как вождь из племени Сиу - был, наверно, такой индейский предок где-то в глубине безупречной американской биографии Мартина.
      Он входит, держа в каждой руке по груше, золотистой и крупной, как наши сухумские "дюшес". Одну из них он тут же швыряет мне. Я еле-еле успеваю схватить ее, иначе она бы шмякнулась в стену и растеклась по синему шелку обивки.
      - Ошибись ты чуток,- говорю я,- и пришлось бы сенатору стену перебивать.
      - У Минни точь-в-точь такое же платье,-смеется Мартин,- вот и дала бы его на заплату.
      - Не переходи границ. Дон, Не крути голову девочке.
      -А я и не кручу,-искусно разыгрывает удивление Мартин,- мы просто болтаем. Я мелю всякий вздор, а ей весело. Славная девушка.
      Я понимаю Мартина: мимо такой девушки трудно пройти равнодушно.
      - Ну, а если мы навсегда здесь останемся?-пристально гладя на меня, спрашивает Мартин.
      Я молча пожимаю плечами. В каждом из нас живет внутренняя тревога и вместе с ней твердое убеждение в том, что все кончится так же, как и в прошлый раз: вернулись, да еще так, что на Земле и отсутствия нашего не заметили.
      - Не убежден. А вот красотка Минни останется здесь. Чуда не будет.
      - Кто знает?
      - Мы знаем. За кого бы ты выдал ее на Земле? За француженку или американку? Без визы, без паспорта, без свидетельства о рождении. Как бы рекомендовал ее у себя в посольстве?
      Нам обоим смешно.
      - Ладно,-говорит Мартин,-принял к сведению. Нечто я уже принял к сведению десять минут назад.
      - Что именно?
      - Твое назначение.
      - Ты о чем?
      - Все о том же, о чем только что спрашивал меня сенатор Стил. Встретив нас с Минни, он отослал ев домой, взял меня под руку и этаким беспокойным шепотком спросил: "Как вы думаете, мистер Мартин, не откажется ли месье Ано, если я предложу ему пост советника моей канцелярии? Сейчас у меня нет никого, кто бы лучше него подходил для этого
      - Почему же он не спросил об этом меня?
      - Он боится, что ты откажешься. Говорит, что ты задал ему много дельных и разносторонних вопросов.
      - Сообразительный старик,- усмехнулся я.- Пусть предложит - не откажусь.
      А родившуюся сейчас в связи с этим идею я тут же выкладываю Мартину.
      -Ты будешь работать у Медока.
      Мартин не отвечает, только недоуменно таращит глаза.
      - Найди в мусорной корзине газету, которую я взял у Стила, и посмотри ее по-внимательнее. Тогда поговорим. Мартин так и делает. Не отрываясь от чтения, восклицает:
      - Смрадная газетенка.
      - Тем лучше.
      - Ничего не понимаю. Почему я должен нырять в эту политическую нору? Что скажет Стил?
      - Сенатора убедим в полезности акции.
      - Но я же не стану писать политических пасквилей. - И не пиши. Ты будешь работать в отделе уголовной хроники. Именно в нору ты и нырнешь. На "дно" Города. Необъятный рынок нужной нам информации. Все подпольные связи Мердока. Все замыслы его банды. Думаешь, он ограничивается открытой политической борьбой? У него и другие средства: от закулисной парламентской игры до откровенно бандитских налетов. Один из таких налетов мы уже видели. Все это готовится понемногу именно в придонной грязи. Вот там и будет своим человеком репортер уголовной хроники Дональд Мартин.
      Кажется, я убедил Мартина. Он больше не удивляется и не кипит. Он затих. Только, перелистав еще раз все восемь газетных страниц, говорит с грустью:
      - Помойка и есть помойка.
      - О твоем устройстве я сам позабочусь,- размышляю я.- Оно окупится для Мердока моей близостью к Стилу. Советник сенатора - не так плохо звучит. Мердок это сразу раскусит. Меня лично беспокоит другое. Как мы будем поддерживать связь, находясь в различных политических лагерях?
      - Придумаем что-нибудь.
      -Явки найдутся, об этом сам Мердок позаботится. Ему же потребуется где-то и что-то передать мне. Пусть и думает. А вот нам с тобой, кроме явок, нужны связные. Хорошо бы найти двух честных и верных парней, которые не обманут и не продадут.
      И тут я вспомнил студентов из Сильвервилля. Пит и Луи! Пожалуй, единственные, на кого мы могли бы рассчитывать.
      Глава VI
      В "БЕРЛОГЕ" МЕРДОКА
      Мы ехали верхом в Вудвилль - речной порт в центре рыбных промыслов "Веррье и сыновья". Нам предлагали сенаторскую карету, но мы отказались: верхом удобнее и легче - не нужно трястись по ухабам на непроезжей лесной дороге. А из Вудвилля в Город мы уже поедем по железной дороге.
      Сенатор выехал на несколько дней раньше. Документы он нам выдал, скрепив их своей подписью и личной сенаторской печатью. Я именовался советником канцелярии Стила, а Мартин - прикомандированным ко мне сотрудником для поручений. Перебросить Мартина в газету Мердока я еще сумею, пока же полученные документы дают нам право на существование в Городе.
      Днем мы ехали без приключений, никого не встретив: ни пешего, ни конного, ни кареты. К вечеру, когда стемнело - а темнеет здесь после шести даже летом,развели костер на придорожной полянке,
      - Ни на Стила, ни на Мердока я работать не буду,- говорю я.- Один либерал, другой авантюрист. Мне нужны настоящие люди, вроде Стила-отца или Фляша.
      - А они есть?-спрашивает Мартин.
      - Предполагаю.
      - Я не коммунист, Юри, и помогать им не собираюсь. - Мы призваны сюда не помогать - так я по крайней мере думаю, -а посмотреть, как развивается здешнее общество. А что думает об этом народ, лучше узнать у Донована. Полагаю, он судит вернее других.
      - Кто это Донован?
      Я объясняю.
      - Надеюсь, мы не 6удем здесь устраивать вторую революцию?- смеется Мартин,
      - Не будем. Но будем работать на тех и для тех, кто нам ближе по духу.
      - А Стил тебя не устраивает?
      - Стил - крупный землевладелец, помещик, по-русски,-так же далек от бедняка, как твои рокфеллеры и ханты.
      -Допустим.
      Из темноты леса совсем близко доносится насмешливый голос.
      - Как ни приятно погреться у костра, джентльмены, вам все же придется его погасить.
      К костру из-за деревьев приближаются пятеро или шестеро мужчин в широкополых соломенных и фетровых шляпах с черными платками на лицах до глаз и с автоматами, нацеленными прямо на нас. Один из них, длиннорукий верзила, подходит ближе и, не опуская автомата, командует:
      - Руки!
      - Мы без оружия, мистер, можете обыскать,- говорит Мартин.
      Я успеваю разглядеть только высокие фермерские штиблеты, голубую застиранную рубаху и широкую, расшитую золотыми блестками повязку на рукаве.
      - Поедете с нами,-говорит верзила.
      - Куда?- рискует спросить Мартин.
      - Узнаешь.
      Мы повинуемся. Скакать нельзя, потому что замаскированные бандиты - иного наименования для них найти не могу - оказываются уже на лошадях, до этого, должно быть, привязанных где-то за деревьями. Так мы и едем по тому же проселку, плотно окруженные вооруженными всадниками. Верзила вдруг останавливается, снимает платок с лица и закуривает.
      - Узнал меня, стрелок?
      - По голосу,-говорю я.
      - Метко стреляешь. Если бы не хозяин, мы бы еще пощелкали. А то мне даже пришлось за разбитую бутылку платить.
      - Могу отдать, друг Пасква.
      -Запомнил, значит? И я запомнил.
      Куда и зачем нас везут? Ограбить? У нас ничего ценного с собой не было, кроме нескольких сот франков наличными. Но отнять их они могли бы и на полянке у костра. Убить? Но и убить можно было там же, благо лесная дорога темна и пустынна. И сейчас, когда я узнал верзилу из "Веселого петуха" в Сильвервилле, я понял, что мы нужны не ему. Значит, Тур Мердок где-то поблизости.
      На развилке поворачиваем влево. Еще полчаса - и мы уже у ворот забора, уходящего в глубину леса. В сутках здесь восемнадцать часов, и ночь, давно начавшаяся, уже тает в предрассветном тумане. Отлично виден высокий забор из толстых, почти четырехметровых бревен, совсем как у Стила больше полстолетия назад. Нас никто не встречает, и Пасква, толкнув незапертую дверь, пропускает меня и Мартина вперед, в комнату с огромным камином, в котором горят целые бревна. Этот огонь и является единственным освещением комнаты, где несколько человек за непокрытым деревянным столом играют в карты.
      Пасква проходит в дверь, незаметную где-то в глубине комнаты, и тотчас же возвращается.
      - Ано может войти, а Мартин пока останется здесь.
      - Месье Ано,- говорю я ему,- и твердо запомните это на будущее.
      Пасква не отвечает, Мартин тоже молча садится на скамью у камина. А я вхожу в другую комнату, такую же бревенчатую, без обоев, но хорошо меблированную и с большим мягким ковром на полу. В комнате светло, хотя и освещает ее только десяток толстых свечей в грубых деревянных подсвечниках. Встречает меня сам Тур Мердок.
      - Садитесь, месье Ано,- приветливая улыбка играет на его губах, и тонкая, почти женская, рука указывает на одно из. двух обитых красным бархатом кресел.- Рад видеть вас в моей летней берлоге.
      Я начинаю злиться.
      - Приглашение с вооруженным эскортом?
      -А вы бы приехали иначе?
      - Мне нужно было наверняка. И я знал, что вы поедете верхом, знал, и когда вы поедете.
      - Откуда?
      - Это мой маленький секрет, месье Ано, но, чтобы вы не мучились над его разгадкой, я вам скажу: у меня есть кое-кто и в сенаторском окружении. Я даже знаю о вашем назначении. И самое главное - вы мне нужны. Тем более, что мы договорились обо всем еще в Сильвервилле.
      Я решаю, как говорится, брать быка за рога.
      - Так что же вы предлагаете, мистер Мердок, и что требуется от меня?
      - Я предлагаю вам десять тысяч франков. Первую половину вы получите по приезде в Город, от моего банковского агента. Остаток по окончании дела.
      - Крупно играете, Мердок,-говорю я, намеренно опуская "мистера".
      Мердок принимает вызов.
      - Чем крупнее игра, Ано, тем интереснее игрокам. Моя ставка в этой игре десять тысяч. Ваша - голос сенатора Стила, поданный за легализацию моей партии.
      - Какую цену может иметь один голос Стила?
      - Огромную. За ним проголосуют вое аграрии и цеховые старосты.
      - Цеховые старосты - это лидеры профессиональных союзов?- спрашиваю я, не замечая, что прибегаю к земной терминологии.
      Но Мердок замечает.
      - Странный жаргон у вас,- кривится он,- мы так не говорим.
      - Кстати, я даже не знаю, что такое трудовики.
      - Доновановское крыло популистов. Несколько старых мечтателей и мальчишки, вообразившие себя взрослыми.
      - Вот видите,- говорю я,- с моим опытом в политике трудно согласиться на вашу игру. Предлагаю другие условия. Никаких авансов. Выйдет - хорошо, не выйдет - не взыщите.
      - Так почему же отказываться от пяти тысяч? Не понимаю ваших мотивов.
      - Я никогда не беру денег взаймы, если не уверен в том, что могу их отдать.
      - Но в игру входите?
      - Рискну.
      - Может быть, подключить и Дональда Мартина?
      - У меня есть другое предложение о Мартине. Устройте его репортером в вашу газету.
      Мердок молчит. Тогда я бесцеремонно открываю дверь и кричу.
      - Мартин, входи!
      Мартин входит с искательной улыбкой.
      - Вы никогда не работали в газете, Мартин?
      - Нет, но тщательно готовился дома. И ваша газета мне нравится больше других,- не спеша поясняет Мартин.- Нравится ее подход к событиям, умение опередить полицию, проникнуть в тайну случившегося раньше профессиональных следователей, раскрыть скандал в благородном семействе или сомнительную репутацию какого-нибудь якобы безгрешного деятеля...
      Мердок явно доволен. Я тоже.
      - Ведь вы умница, Ано,- смеется Мердок после ухода Мартина.- Угадали, что нам понадобится свой человек в кулуарах сената. Только учтите срочность соглашения.
      И вот мы снова на лесной дороге с ухабами и болотцами. То съезжаемся, то отстаем или опережаем друг друга. Разговаривать трудно, и я вновь размышляю о соглашении с Мердоком. Ведь легализация реставраторов мне ненавистна: когда-то я и мои друзья боролись против полицейской диктатуры. Не собирался я убеждать Стила и явно рисковал, обманывая Мердока. Зачем? Нет, Мердок мне нужен, как и Стил, чтобы понять политическую структуру этого, выросшего уже без постороннего вмешательства мира. Даже обманывая Мердока, я искал ему аналог на Земле. Может быть, это здешний фон Тадден, фигура у нас давно провалившаяся и потому явно обреченная на провал и здесь, хотя мысль у обоих одна и та же реставрация прошлого. С фон Тадденом роднит Мердока и политическая одержимость, почти фанатизм, желание действительно вернуть "золотой век", несомненный опыт искусного оратора и политического авантюриста. Есть в нем и черты главарей мафии: их сметливый и подлый ум, смелость и расчетливость игрока, жажда власти. Вое это я высказываю Мартину.
      - Философствуешь,-говорит он, одерживая лошадь.- А, пожалуй, похоже. Только одного не понимаю: ты же все равно обманешь Мердока.
      - Обману, чтобы помешать.
      - Для чего? Ему и Стил помешает.
      - Мы еще не знаем соотношение сил в сенате. Может быть, Стил ошибается. Мы вообще не знаем города. Что здесь осталось, что родилось и что выросло? Вот и начнем изучать. Я - сверху, ты - снизу.
      - Ну, изучим, а дальше?
      - Дальше посмотрим, с кем мы.
      - Ты уже говорил.
      - Я и повторяю. Мы еще не знаем экономики государства, не знаем ни промышленности, ни пролетариата. По-видимому, рассказ Стила не полон. Пролетариат есть, но достаточно ли он вырос, есть ли у него настоящие вожди?
      - Сразу видно коммуниста,-замечает Мартин.-Пролетариат, Маркс, капитализм, социализм.
      Я-то понимаю Мартина. Отлично все знает, но притворяется. Просто не хочет рисковать. Проводить время с Минни куда интереснее. Но сделать, что нужно, сделает. Поэтому я умолкаю.
      - Интересно, где они будут искать серебро и кого обвинят в ограблении?вдруг спрашивает Мартин, круто переменив тему разговора.
      - Полиция, кажется, здесь наполовину подкуплена,- говорю я.- Ничего и никого не найдет. Мердока же вообще даже упоминать не будут, не только что обвинять.
      - А серебро-то у него в кармане,-ухмыляется Мартин.
      - Ты так уверен?
      - Зря, что ли, я сидел в комнате с камином. У стены люк в подвал. Его открыли и вносили туда ящики.
      - Может быть, ящики с оружием или продовольствием?
      - Я узнал их. Те самые, которые грузили с причала в кормовой люк "Гека Финна".
      Глава VII
      ГОРОД СЕМИДЕСЯТОГО ГОДА
      В Вудвилль мы приехали вечером и уехали утром на другой день. С городом как следует и не познакомились. То, что увидели, проезжая по улицам, выглядело чуточку солиднее и побогаче, чем в Сильвервилле: меньше дощатых и бревенчатых хижин, дома в большинстве каменные, из розового туфа, как у нас в Армении: видно, поблизости находятся каменные отложения минеральных вод. Встречались дома, отделанные гранитом и кремовым песчаником, разнообразившие цветовую архитектурную гамму городе. Вывесок было побольше, и показались они нам крупнее, чем в Сильвервилле. Добротно выглядела и гостиница "Веррье-отель" с боковыми крыльями и колоннадой у входа. Ее владелец Гастон Веррье, к которому мы и направлялись по указанию Стила, любезно предоставил нам комнаты в своей огромной квартире, занимавшей весь первый этаж гостиницы. В отличие от Сильвервилля, воспринявшего какие-то черты американского дальнего западе из старых ковбойских фильмов, Вудвилль скорее напоминал городок провинциальной Франции, где-нибудь в Нормандии или Бретани. Веррье, толстенький, разбитной француз с чисто выбритым лицом, сохранившим лишь подстриженные седоватые бачки, владел рыболовными промыслами по берегу реки. Мы видели их: бараки и хижины, опрокинутые лодки на берегу, сети, натянутые на колья. Ему принадлежали и виноградники на склонах холмов, примыкавших к городку с севера. Принял он нас гостеприимно и радушно, познакомил со своим типично французским семейством, приказал отвести наших измученных лошадей на конюшню и угостил обильным и сытным ужином, преимущественно из дичи и рыбы. Запивали его крепким виноградным вином производства торгового дома "Веррье и Компания" и успели узнать, что все "порядочное население" города голосует за популистов.
      Утром, простившись с Веррье, Мартин и я уже сидели в купе первого класса железной дороги Вудвилль-Город. Как непохоже было это путешествие на первую нашу поездку в Город пятьдесят лет назад. Тогда запряженный шестеркой битюгов бывший автобус, облупленный и запыленный, не дилижанс, воспетый Андерсеном и Диккенсом, а именно земной автобус с выброшенным из-за отсутствия бензина мотором, рваные, обтрепанные сиденья с торчащими пружинами и несколько запоздавших с загородной прогулки туристов, одетых совсем как наши земные парни и девушки. Сейчас же роскошный купированный вагон, пассажиры в цветных сюртуках, длинных бархатных и кружевных платьях, толстые свечи в медных подсвечниках, старомодные саквояжи и кофры, завтрак и обед, принесенные вышколенным официантом из вагона-ресторана, и медленно плывущий пейзаж за окном: то лиственный лес, то газон на фермах, то коровы на лугах, то редкие трубы заводов поближе к Городу. Вое это можно было увидеть, наверно, проезжая по Южной Германии или Швейцарии в восьмидесятых годах прошлого века.
      До самого вокзального перрона меня не оставляла тревожная мысль, давняя, все время беспокоившая мысль о встрече с Городом. Что живо, что умерло, что изменилось? Не изменилась каменная брусчатка у заставы и утрамбованная сухая глина в примыкающих переулочках - раньше именно отсюда и начинался Город,сохранилась и центральная, немощеная, с рыхлой землей дорожка посреди улицы. По ней, как и раньше, скакали верховые: курьеры, порученцы государственных и частных контор, конные полицейские и просто любители верховой езды. Остались и велорикши, ожидающие пассажиров. А вот конные упряжки изменились. Запряженные лошадьми автомашины без моторов сменили легкие ландо и фиакры, а проще говоря - двухместные и четырехместные кареты и коляски на литых и дутых шинах, как у московских лихачей в дореволюционные годы. Я увидел и конку - легкий, открытый со всех сторон вагон, запряженный четверкой лошадей, тащивших его довольно быстро по врезанным в камень рельсам. Но Город начинался раньше с ободранных автобусов, поставленных на сваи ушедшими на пенсию полицейскими, и нестройным рядом самодельных хижин из пустых бидонов, канистр и ящиков, а сейчас начинался с вокзала. Он был выстроен, вероятно, лет двадцать назад, постарел, облупился и не блистал архитектурными изысками, но для меня он был неким новым явлением, преображавшим въезд на территорию города. Отсюда тянулись длинные серые заборы, почерневшие от дыма и гари приземистые заводские корпуса и высокие каменные трубы, извергавшие в ясное прежде небо облака черной копоти. Ехали мы в открытой коляске с кучером в желтой крылатке и с длинным плетеным бичом, странно напоминающим удочку. И чем глубже проникали мы на территорию Города, едва уловимые как будто изменения становились для меня все ярче и разительнее. На улицах стало просторнее и тише, потом мне объяснили, что по меньшей мере треть городского населения покинула Город в поисках счастья на необжитых землях. Многие любопытные последствия этой миграции я узнал позже, пока же удивляло отсутствие привычной уличной толкотни, памятной мне по-нашим хождениям здесь более полусотни лет назад. Удивляло обилие магазинов и всевозможных частных контор. Выросла и развернулась торговля и торговлишка, как в любом земном городе, куда еще не докатились чудеса супермаркетов и универсамов. Большие магазины и крошечные лавчонки, ларьки и киоски попадались буквально на каждом шагу. Век девятнадцатый путался с двадцатым: в центре, например, высились электрические фонари, гирлянды лампочек украшали входы кинотеатров и кафешантанов - я употребляю именно это слово, потому что увидел его над застекленным входом в дом, по фасаду которого даже днем бежали электрические буквы. Вспоминая Стила, можно было сказать, что этот, видимо, самый модный в Городе кафешантан с мопассановским названием "Фоли-Бержер" имел достаточно средств для того, чтобы позволить себе электрическую рекламу. По когда-то лесистым, а теперь начисто вырубленным горным склонам, продолжавшим город и напоминавшим не то поселок лесорубов из Орегона, не то индейскую резервацию где-нибудь на границе с Канадой, рассыпались в беспорядке улиц и переулков уже не самодельные бревенчатые хижины, а каменные хоромы богачей, окруженные садами с подстриженными клумбами и кустами.
      Отель "Омон" встретил нас с бальзаковской старомодностью, характерной для него и пятьдесят лет назад. Те же тяжелые плюшевые портьеры, старинные канделябры, пузатая мебель, которую на земле увидишь лишь в антикварных магазинах, на аукционах или в музеях. Отель, видимо, был настолько богат и солиден, что мог позволить себе и электрическое освещение и телефон, правда, не в комнатах, а только у стойки похожего на директора банка портье.
      Сейчас после недолгого бездействия, на которое я был обречен отсутствием Стила, неожиданно уехавшего в Ойлер для контакта с будущими его избирателями и не успевшего меня даже познакомить с обязанностями советника его канцелярии, я легко вжился в тихий отельный быт, в его некрикливые темные краски, в бесшумную поступь слуг, неразговорчивость коридорных и чинную клубную обстановку бара. Отель был наполовину пуст,- говорят, из-за летних сенатских каникул,- и я часами просиживал за стойкой бара с единственным собеседником шестидесятипятилетним барменом, помнившим и отель и Город такими, какими видел их и я.
      - Город в те дни был совсем другим- это еще отец мне рассказывал,приходится немного присочинять мне.- Да и с моих мальчишеских лет здесь много изменилось.
      - А вы долго здесь не были?-спрашивает бармен.
      - Лет десять. Теперь мне уже тридцать, после колледжа я бродил по северо-востоку... А ведь в Городе стало потише, Эд.
      - Народу поменьше. Пятьдесят лет назад до миллиона доходило, а сейчас тысяч семьсот, не больше. Я не считаю пригородов. Там новых заводов много.
      - Уходит, значит, народ?
      - Молодежь больше. Вроде вас, когда вы в леса сбежали. И теперь бегут. С луком и стрелами, как и раньше. Не всякий может охотничью двустволку купить. Да и просто так уходят. Земли много - только налог плати. А уйдешь подальше так и бесплатно просуществуешь. И существуют. Дичью торгуют, шкурами. А меха нынче в моде.
      - 3начит, нуждается Город в рабочих руках?
      - Держится мастеровщинка. Высокая оплата труда. Приходится раскошеливаться, если хочешь рабочих держать.
      Его информацию я корректирую информацией Мартина. Он уже несколько дней работает в редакции "Брэд энд баттер". Просил дать ему три-четыре дня для ориентировки: "Потом встретимся, расскажу, что узнал". Стила в трансформации Мартина оказалось убедить легче, чем предполагалось. Правда, сначала он буквально рассвирепел.
      - Прохвост ваш Мартин! Не ожидал.
      - Сейчас поймете. Мердок серьезный противник. Даже сейчас. А кто знает, что произойдет через несколько месяцев? Надо проникнуть в его замыслы, в его игру. Так вот, сенатор, пришлось пожертвовать Мартином, послав его в эту газету. Так появится у нас свой человек во вражеском лагере.
      -А вы не преувеличиваете значение Мердока как политической личности?
      - Боюсь, что нет, сенатор. Он может быть очень опасен.
      - Возможно, вы правы, Ано. А Мартин не протестовал?
      - Я убедил Мартина, сенатор. Все в порядке. Можете спокойно ехать в Ойлер.
      Мы встретились с Мартином еще до приезда сенатора. Мартин был не один - с Луи и Питом, найденными в общежитии политехнички. Оба сияют,- пожалуй, самое точное определение их душевного состояния. А внешне неброско одетые, не то студенты, не то клерки, встретишь на улице - не обернешься.
      - Одному из вас придется работать у меня в канцелярии,- говорю я.Просматривать документы, сенатские протоколы, отчеты, подбирать нужную мне информацию. Другой будет связан со мной. Работа на ногах, с людьми, информаторская, агентурная. Кому что- выбирайте сами.
      - Человек я неразговорчивый - предпочту писанину,- говорит Пит.
      - А я - "на ногах и с людьми",- тут же вставляет Луи.
      Всем все ясно. Луи и Пит уходят, получив за неделю вперед, а мы с Мартином остаемся вдвоем за бутылкой розового "Вудвилльского".
      - Выкладывай,- говорю я Мартину.- Что узнал?
      - Многое. Нет ни кризисов, ни экономических спадов, ни биржевой паники. Без работы только инвалиды и нищие, которых, кстати говоря, ловят и ссылают на рудники. Рай?
      - Допустим.
      - Зато пособия инвалидам труда ничтожны, а семьям погибших на работе ни хозяева, ни государство вообще не платят. Пенсия начисляется только с семидесяти лет, да и то лишь мужчинам. Женский труд и оплачивается дешевле и пенсией не обеспечивается. Таков популистский прогресс на практике. За полсотни лет построено не больше двух десятков заводов, значительная часть мастерских реорганизована в мелкие фабрички, тяжелая промышленность только развертывается, да и то лишь как придаток к нуждам аграриев, в легкой царит потогонная система надомников. Фабричных рабочих всего тысяч двести, их здесь именуют по-старому: мастеровыми.
      - А как с наукой?
      - Кого из ученых встретишь "на дне"? Говорил я, правда, с одним бывшим университетским профессором. Математик по специальности и алкоголик по склонности. Науки, Юри, здесь на уровне девятисотых годов. Лучше других работают заводские научные лаборатории, в частности, лаборатория некоего Уэнделла - заводчика, отпускающего на нее большие средства. Но все это редкие исключения, только подтверждающие промышленную отсталость Города.
      Мартин рассказывает подробно и дельно. Но мне этого мало. Мне нужно связать все это с политикой.
      - А на "дне" вообще не говорят о политике,- усмехается Мартин.- Здесь голосуют за тех, кто платит. Покупателей и перекупщиков голосов и у "джентльменов" и у популистов в одном только рыночном районе десятки. Даже лидер "джентльменской" партии Рондель не брезгует здесь покупкой голосов. А районы привокзальных бильярдных и баров закуплены на корню популистами. Только Мердок не покупает пока голоса избирателей, но когда это ему понадобится, у него будет все "дно" - от уличных забегаловок до клубных игорных домов. Один Пасква приведет ему тысячи не только в Сильвервилле, но и в самом Городе, где я уже встретил нескольких его друзей из памятной нам "берлоги". Кстати, о Мердоке,- тут Мартин понижает голос, словно боится, что кто-то может подслушать,- я почти уверен, он замышляет что-то новенькое.
      - А конкретно?
      - Кто-то по имени Фревилл контролирует все притоны в американском секторе. Тут и открытые питейные заведения, и салуны с потайными игорными залами, и модные клубы с запрещенной крупном игрой, и бильярдные с барами - вплоть до рыночных забегаловок, где можно на ходу перехватить рюмку яблочной водки. А во французском секторе то ли сам, то ли в роли чужого подставного ферзя правит некий Бидо, предпочитающий не делить доходов с Фревиллом. Так вот, с Бидо решили покончить. Как и когда, не знаю, но один тип проболтался, что скоро из него сделают мясной пудинг. Только я думаю, не наше это дело, Юри.
      - Правильно думаешь,- говорю я.- Мы не в старом Чикаго.
      - Печально, но тогда я даже не предполагал, как мы оба ошибались.
      Глава VIII
      ПЕРВЫЙ УДАР МЕРДОКА
      Стил приехал, опоздав на четыре дня. Я еще не видел его, но получил записку, приглашающую меня на ужин в сенатский клуб на шесть часов вечера. Сейчас уже без четверти шесть, лошади поданы к подъезду гостиницы, и я уезжаю.
      Но до этого произошли события, о которых я должен рассказать. Началось все четыре дня назад с воскресной утренней почты, в которой среди газет было и письмо сенатора, сообщавшего, что он вынужден задержаться еще на несколько дней, и если я совсем уж погибаю от безделья, то могу ознакомиться и без него с его деятельностью в сенате. Одновременно он прислал чек на тысячу франков в Мидлен-бэнк и чистый гербовый лист бумаги с его подписью и сургучной печатью, в который я мог вписать все, что мне заблагорассудится. Этот знак безграничного доверия полностью раскрывал его отношение ко мне. Он как бы говорил: делай все, что считаешь нужным и полезным для моей страны и народа.
      Мысль о том, как использовать этот гербовый лист, возникла не сразу. Сначала я прочитал от строки до строки все воскресные утренние газеты. Интересовала меня. конечно, не уголовная хроника, а политическое кредо передовиц и комментариев. В частости, внимание привлекли две статьи и обе редакционные без подписи. Консервативный "Джентльмен" задавал, казалось бы, чисто риторический вопрос. Конституция Города, оказывается, не ограничивала законодательную и исполнительную власть двухпартийной системой. Участвовать в выборах могла бы и другая легализованная сенатом партия. Но, спрашивала газета, почему бы не допустить к выборам и политические ассоциации, которые могли бы существовать наряду с уже действующими партиями? Такие ассоциации, не ограниченные ни численностью, ни направлением, способны были бы образовать, скажем, евангелистско-католические круги, студенчество, какие-то прослойки в обеих сенатских партиях, которым уже становится тесно в своих официальных партийных рамках. Подтекст и здесь был ясен. Билль о политических ассоциациях расколол бы не "джентльменов", а популистов. Церковные круги, получив самостоятельность, блокировались бы в сенате с правыми. Студенчество, разномастное политически, вообще не смогло бы образовать единой организации, а выделение трудовиков "джентльменам" вообще не угрожало бы из-за малочисленности левого крыла. Но самое интересное было не в этом. Газета не упоминала о Мердоке и его "реставраторах", а ведь билль о политических ассоциациях именно ему и открывал путь в сенат. Провалить этот билль было труднее, чем легализацию одной его партии.
      Другая наводящая на размышление статья была опубликована в мердоковской "Брэд энд баттер". Говорилось в ней тоже о выборах, только в ином аспекте, а именно - об откровенном шантаже и подкупе избирателей, проще говоря, о покупке голосов оптом и в розницу в городских пивных, салунах и барах. Упрекнуть автора можно было бы лишь в чересчур уж развязной и крикливой манере. Но писал он правду, подтверждая то, о чем рассказывал Мартин, только не называя имен. Имена эти газета обещала назвать и представить документальные доказательства подкупа, если потребуют обстоятельства. Но она все же выражала надежду, что обе сенатские партии учтут это в предстоящей избирательной кампании.
      Настораживало само обещание "назвать имена и представить документальные доказательства". Какие цели преследовал этот выпад? Скомпрометировать популистов и "джентльменов"? Зачем? Ведь у Мердока еще не было партии. Одних популистов? Это имело бы смысл, если бы он рассчитывал на победу правых: судя по осторожному выступлению "джентльменской" газеты, у него были связи и в этом лагере. Но обещание "скомпрометировать" предусматривало деятелей обеих партий. Почему? Может быть, это угроза возможным соперникам, чтобы побудить их к принятию билля о создании политических ассоциаций?
      Кое-что я узнал чуточку позже.
      В комнату ко мне постучался лифт-бой и пригласил спуститься к телефону у стойки портье.
      - Говорит Мердок,- услышал я знакомый любезный голос,- у подъезда гостиницы вас ждет фиакр. За четверть часа он доставит вас в мою городскую "берлогу", я угощу вас нежнейшим "Вудвилльским полусухим" и отпущу с тем же кучером. Потеряете час, не больше. Не огорчайте отказом.
      Я не отказал и поехал. "Берлога" оказалась уютным каменным особняком в глубине розового цветника и декоративной жимолости. Мердок в домашнем халате, выхоленный и элегантный, встретил меня на крыльце и провел в кабинет.
      - Садитесь, Ано,-сказал он.-Есть дело.
      - Догадываюсь.
      - Едва ли. Сегодня с утренней почтой вы вместе с письмом от сенатора получили чистый гербовый лист с его подписью и печатью. Туда можно вписать что угодно.
      - Вы отлично информированы, Мердок, о том, что делается сенатором.
      Я вспомнил тихого старичка-управляющего с вежливым шепотком и вкрадчивыми манерами. Только он один знал о нашем отъезде с Мартином вплоть до пути, по которому мы должны были поехать верхом. И только через него мог отправить свое письмо Стил.
      - Мы можем лишить вас этого источника информации, Мердок,- добавил я.
      - Я охотно им пожертвую,- отмахнулся Мердок.- Слишком стар и не всегда расторопен. Но у меня есть свои люди в отеле "Омон". Скрывать от вас этого я не собираюсь - лишний раз убедитесь в моих преимуществах, и, как вы сами понимаете, я распорядился после вашего отъезда ко мне заглянуть к вам в комнату и достать для меня этот чистый лист. Он мне понадобится скорее, чем вам.
      - Чистого листа уже нет, Мердок. Вы чуточку просчитались,- сказал я. Тотчас же, прочитав статью в "Брэд энд баттер", я написал на нем от имени Стила письмо к директору избирательных кампаний партии полулистов с просьбой допустить молодого научного работника Питера Селби к партийной документации прошлых выборов. Мотив: Селби пишет книгу об истории популистской партии и нуждается в изучении ее побед.
      - Чистого листа нет,-повторил я.-Мной уже вписан в него нужный текст.
      - Зря вы не взяли пять тысяч, Ано,-как бы мимоходом заметил он.
      - Почему зря?
      - Вы бы могли информировать меня о покупке голосов популистами.
      Я сразу понял, куда он клонит. Две статьи, опубликованные в "Джентльмене" и "Брэд энд баттер". Скомпрометировать популистов и получить нужные кресла в сенате.
      Я встал и раскланялся.
      - А ответ?-спросил Мердок.
      - Убедить сенатора в поддержке билля я попытаюсь. Учтите, не обещаю, а попытаюсь. А об агентурной информации забудьте. Я привык работать честно, Мердок.
      - Учтите и вы, Ано: я человек злопамятный,-сказал он.
      - Я тоже, Мердок. И если повторите что-нибудь вроде обыска в моей комнате, я приму свои меры.
      Мердок улыбнулся скорее сочувственно, чем враждебно.
      - Непривычно вы говорите, Ано. Но предложение принимаю. Пока поглядим.
      - Согласен.-сказал я и, простившись с хозяином, вернулся в отель.
      Внимательно осмотрев бумаги у себя в номере, я сразу же обнаружил следы обыска. Прочитанные газеты были небрежно отодвинуты в сторону, одна из них валялась на полу, гербовый лист с подписью Стила и сургучной печатью, куда я вписал от имени сенатора рекомендацию Питу Селби, лежал поверх других бумаг. Я тотчас же спустился к портье.
      - Кто-то был в моей комнате и копался в моих бумагах.
      - Дежурный полицейский здесь, мсье.- Будда был холоден и невозмутим.
      Как и следовало ожидать, ничего из этой затеи не вышло. Серебро Мердока действовало и в отеле и в полиции. А дальше не произошло ничего существенного, кроме визита Питера Селби и моих инструкций к рекомендательному письму сенатора.
      - Итак, запомните, Пит.- сказал я,- вы - молодой ученый. Работаете над историей партии популистов с ее рождения после победы сопротивления в десятом году. Архивные материалы вами использованы, основная часть книги уже написана. Сейчас вы подходите к истории избирательных партийных камланий, но изучать документы будете не с начала, а с конца, с последней предвыборной кампании пять лет назад. Просматривайте все, что вам покажут, но отбирайте только то, что говорит о мошенничестве, шантаже или подкупе избирателей, короче говоря, о покупке голосов во всех кантонах Города и на периферии.
      Через день Селби принес мне первое подтверждение. Обнаружились две не подкрепленные документами крупные траты из партийных средств с краткой пометкой: "Для использования в привокзальном районе". В разгар кампании сенатор Клайн внес на текущий счет партии сто тысяч франков и вскоре их же изъял со странной пометкой: кто-то поставил галочку и написал нечто невразумительное. Подозрения Мартина подтверждались. Но что знал Стил?
      Об этом я собирался спросить у него на ужине в сенатском клубе. Клуб старомоден, как и "Омон", только все здесь
      роскошнее и дороже. Если в "Омоне" бронза и медь, то в клубе серебро, если в "Омоне" плюш, в клубе ковры редкой ручной работы, если в "Омоне" свиная кожа на диванах и креслах, в клубе шелковое сукно и цветной сафьян. Камины топят не дровами, а углем, в игорной комнате чинно играют в бридж, а в ресторанном зале почти храмовая тишина. К столику Стила меня подводит мэтр, похожий на памятник, вынужденный сойти с пьедестала. Стил в своем табачном сюртуке сидит не один, с ним элегантный господин в начинающей уже входить в моду черной пиджачной тройке с высоким, почти до горла, жилетом. Ему лет сорок пять, у него умные глаза и каштановая бородка.
      - Знакомьтесь, Ано,-говорит Стил,-это мистер Уэнделл, мой партийный и сенатский коллега.
      Я вежливо раскланиваюсь.
      - Я много слышал о вас,- говорит он.- Сенатор считает, что лучшего советника ему не найти.
      - Я дам ему сейчас первый совет по службе.- Я решительно вступаю в игру.Увольте вашего управляющего имением, сенатор Стил.
      - Шуаля?- удивился Стил.- За что?
      - Слишком многое, что он видит и знает, становится известным Мердоку.
      Стил поражен.
      - Не понимаю, Ано.
      - Кто знал о чистом гербовом листе с вашей подписью?
      - Только Пауль.
      - Так вот, в воскресенье утром, когда я получил от вас этот лист, меня пригласил по телефону Мердок, и по некоторым причинам я согласился на встречу. За час моего отсутствия у меня в комнате произвели обыск именно в поисках этого листа, о чем мне откровенно Мердок и поведал.
      - Лист украли?-вскакивает Стил.
      - К счастью, нет. Чистого листа уже не было. Я вписал в него то что никак не интересовало Мердока.
      - Какая удача,-облегченно вздыхает сенатор.- Интересно, что вы вписали туда?
      - Пустяк, сенатор. Рекомендацию одному молодому ученому, пишущему историю популистской партии со дня ее рождения.
      - А что вам предложил Мердок?
      - Работать на него вторым Шуалем.
      - Не сомневаюсь в вашем ответе. А Шуаля уволю.
      - Может быть, и не только Шуаля?- прищурясь, спрашивает Уэнделл.
      - Я еще лишь приглядываюсь к людям, мистер Уэнделл,- отвечаю я.
      - Тогда приглядывайтесь поскорее,- говорит Стил.- До вудвилльской конвенции остается менее месяца. А там мы будем выдвигать нового главу партии. Вист уже стар и ждет не дождется смены.
      - Кем же вы замените Виста?-спрашиваю я.
      - С кандидатом вы уже знакомы, Ано.-Стил кивает на Уэнделла.- Отличный кандидат. Молодой и дельный. Единственное препятствие - не аграрий, а заводчик. Фермеры могут не поддержать.
      - Препятствие почти устранено. Я купил половину виноградников у Веррье и молочную ферму Скрентона,- смеется Уэнделл.- А хозяин - везде хозяин.
      - Простите, вижу знакомого соседа-агрария,- оживляется Стил.- Необходимо потолковать. А вы уж без меня побеседуйте.
      Мы остаемся вдвоем с Уэнделлом.
      - Почему вы заинтересовались предвыборными кампаниями. советник?-вдруг спрашивает он.
      - Хотелось лично проверить намеки Мердока.
      -А вы им верите?
      У Стила от Уэнделла нет секретов. Так почему бы мне не открыть заводчику то, что я узнал от Селби и Мартина.
      Я рассказываю.
      - Вы еще не говорили об этом Стилу? Так воздержитесь. Не стоит огорчать старика. А Мердок-человек опасный.
      - Он сам этим хвастает.-отвечаю я.-И станет еще опаснее, если пройдет билль о политических ассоциациях.
      - Вы еще новичок, советник. Но у вас хороший политический нюх. Билль пройдет, не пройдет Мердок.
      - У него есть шансы.
      - Он погрязнет в том, в чем обвиняет нас. Начнет скупать голоса. И неизбежно будет скомпрометирован.
      - Но у него есть и не продажные голоса.
      - Сколько? Десяток тысяч профессионалов с большой дороги? Сколько-то лавочников. Сколько-то моих друзей, фабрикантов. Ну, проведет он в сенат горсточку реставраторов. А у нас одних фермеров более полумиллиона. А ремесленники? А батраки? А издольщики? А часть рабочих, которая всегда идет с нами? Правда, уйдут от нас католики и евангелисты. Но почему они будут блокироваться не с нами, а с "джентльменами"? Не убежден. И трудовики охотно отдадут нам свои голоса, ведь мы чуточку прогрессивнее наших соперников. Придется в чем-то уступить левым. Расширяя промышленность, надо позаботиться о рабочих руках.
      - Значит, вы думаете о расширении промышленности?
      - И я не одинок в этом желании. Железо, чугун и сталь - движущие силы прогресса. А сейчас - взгляните вон на того невзрачного блондина в черном свитере за кружкой пива у стойки бара. Единственный человек, кого пускают в клуб в рабочей куртке и без галстука. Видите? Если вы даже поверхностно заинтересовались экономикой и политикой, я вас с ним познакомлю.
      Так я познакомился с Донованом, сенатором от восьмого кантона Города, бывшим старостой цеха металлургов.
      Глава IX
      БИЛЛЬ
      Прошел месяц со дня нашего последнего разговора с Мартином: он был в длительной командировке от редакции, разъезжал по городкам и поселкам периферии. Сейчас он. задрав ноги. лежит у меня на диване и прикуривает от свечи в старинном медном канделябре. На улице ночь, электричества в это время в отеле нет, светят только пылающие дрова в камине и свечи в канделябрах.
      - Древняя штучка,- говорит Мартин, ставя канделябр на камин.- Чур, рассказывать тебе первому.
      Мне действительно рассказывать первому-так мы условились еще до отъезда Мартина. А рассказать есть о чем Например, о популистской конвенции в Вудвилле. сменившей главу партии. Прошел Уэнделл. как и предполагалось, не очень охотно поддержанный фермерами. Но все-таки прошел: сказалось влияние Стила в партийных верхах и тактика "Сити ньюз", купленной Уэнделлом у ее бывших владельцев.
      - А как относится к биллю Стил?- спрашивает Мартин.- И вообще, что ты у него делаешь?
      - Ничего. Должность фиктивная. Знакомлюсь с окружающими его людьми и сенатскими кулуарами. В общем, то, что мне и нужно. А к биллю он относится отрицательно, будет голосовать против. Я передал ему мнение Уэнделла, но тот промолчал.
      - Расскажи мне, наконец, где сенат и где правительство? Что есть что?
      - "Что есть что" просто и схематично. В сенате шестьдесят два места. Победившая партия образует миниатюрный по земным масштабам кабинет министров, по-здешнему - секретарей, как в Англии. Глава партии, он же премьер-министр, одновременно ведающий государственной собственностью - казначейством, железными дорогами, рудниками, бюджетной системой. Четверо остальных секретарей представляют кто администрацию Города, иначе говоря, кантональные власти, суд и полицию, кто - промышленность и торговлю, кто - сельское хозяйство, а кто - цеховые организации, по-нашему, профсоюзы В сенате они голосуют, в правительстве действуют. Не ищи земных аналогий, но сущность капиталистической системы от этого не меняется.
      - А что изменит билль?
      - Только расколет двухпартийную систему управления.
      - Значит, комми отколются?
      - Оставь свой жаргон, Мартин. Противно слушать. И повторяю: не ищи земных аналогий. Коммунистической партии здесь нет. Рабочее движение еще только приобретает организационные формы: мешают цеховая раздробленность и промышленная отсталость. Но уже нарождается что-то вроде социал-демократии.
      - Донован?- улыбается Мартин.- Нашел-таки?
      Я раздумываю, говорить или не говорить Мартину о моих встречах с Донованом. Первая была, пожалуй, наиболее примечательной. Мы стояли у стойки бара уже без Уэнделла, критически рассматривая друг друга.
      - Интересно, чем это я мог заинтересовать советника сенатора Стила?спросил Донован. Он был неулыбчив и холоден.
      - Политические взгляды сенатора могут и не совпадать со взглядами его советника,- ответил я.- Лично мне, например, нравятся ваши выступления в сенате.
      - И мой билль против цеховой раздробленности, за всецеховое объединение с единой экономической программой?
      - Иначе говоря, единый профессиональный союз?
      - Несколько непривычно звучит, но можно сказать и так. За него подано шесть голосов из шестидесяти.
      - Будь я в сенате, я был бы седьмым.
      - Интересно,-сказал Донован.- Вы и газету нашу читаете?
      - Конечно.
      - Тогда почему же вы работаете у Стила?
      - Потому что отцы наши были друзьями и участниками Сопротивления в десятом году. Встретились случайно. Стил поразился моим сходством с отцом. Предложил работу. Я согласился, предупредив, что я новичок в политике и только пытаюсь ее осмыслить.
      - Ну и как-осмыслили?
      - Кое-что. Уэнделл, например, прогрессивнее Стила, так как стимулирует развитие производительных сил, а Стил тормозит его.
      Если я рассчитывал удивить Донована, как удивил Мердока земными политическими формулировками, то явно ошибся. Донован не удивился, только заметил:
      - Вы обманули Стила. Ано, сказав ему, что вы новичок в политике. Вы узнали ее истинную суть от отца, не потерявшего память. Может быть, вы даже знаете больше меня.
      На другой день за завтраком в том же сенатском клубе он мне сказал:
      - Не экзаменуйте меня, Ано. Все, что вы говорите о классовой борьбе, мне уже давно ясно. Но второй революции может и не быть. Не исключено, что мы придем к власти парламентским путем, когда большинство народа поймет наконец необходимость социалистических преобразований.
      Рассказывать или не рассказывать об этом Мартину? Все равно он скажет: пропаганда. Ведь интересует его только билль, открывающий Мердоку ворота в сенат.
      Я передаю ему слова Уэнделла. Мартин не согласен.
      - Мердок не только будет покупать голоса, он немало получит даром,говорит он.- Подсчитай будущие избирательные ресурсы Мердока. Я объездил по крайней мере два десятка поместий, не считая хозяйчиков вроде Фляшона. Это уже не десятки голосов, а тысячи: вместе с хозяевами будут голосовать и все от них зависящие. А ведь раньше они голосовали за популистов. Откуда же перемены? Одна вдова, владелица нескольких тысяч акров пшеницы, была достаточно откровенной. "Я всегда голосовала за Стила, но сейчас это мне будет стоить не меньше миллиона франков". Оказывается, полчаса назад к ней заезжал бродяга с пистолетом за поясом и объявил в присутствии слуг, что на этот раз не только ей и ее семье, но и всем издольщикам и слугам придется проголосовать не за Стила, а за реставраторов. Нет такой партии? Нет, так будет. А если она не послушается, так ей спалят всю пшеницу. "Вы, конечно, не перескажете это в своей редакции,- сказала мне мадам помещица,- я газет не читаю, а верзилу знаю. И то, что он спалит мне урожай, тоже знаю. Вы. вероятно, встретите его по дороге и поймете, что с таким джентльменом обычно не спорят". И я действительно его встретил. Знаешь, кто это? Наш друг Чек Пасква.
      - Паскву придется взять под наблюдение. Найди кого-нибудь.
      - Уже нашел.
      - Кого?
      - Луи Ренье.
      Находка Мартина отнюдь меня не радует. Рискуем мы жизнью мальчишки. Он даже стрелять не умеет.
      - Еще один маневр Мердока,- размышляю я вслух.- Значит, он нам не верит.
      - А мы ему. Кстати, серебро до сих пор в его лесной "берлоге".
      - Ты уверен?
      - Почти. Слитки в больших количествах не появлялись ни на рынке, ни в ювелирных лавках. Может, пустить по следу полицию?
      Я рассуждаю. Бойль - начальник полиции Города,-человек Стила. Честный. В какой-то мере принципиальный. Но в подчинении у него слишком много подонков, закупленных Мердоком. Да и не только им. Мартин прав: в Городе нарождаются темные придонные слои, что-то вроде американской мафии. Появляются капиталы, неизвестно на чем взращенные Возникают капиталисты, неизвестно что производящие. А это на руку Мердоку. Ведь именно он основная опасность в будущем. Можно, конечно, взять серебро из его "берлоги". Бойль это охотно и даже умело сделает. Но не рано ли? Не лучше ли выждать более подходящий момент для удара? Тут может помочь Ренье, но оставлять его при Паскве рискованно.
      Я тороплюсь. В шесть уже оживают сенатские кулуары и бар гудит в шумной и пустопорожней болтовне, из которой я всегда что-то выуживаю. На лестнице, окаймленной колоннадой, толкотня, как на пристани в Сильвервилле. Пробираясь наверх, встречаю Бойля. Начальник полиции стоит в сторонке и созерцает присутствующих. На заседании он будет сидеть со мной в ложе сенатских чиновников: амфитеатр зала только для сенаторов.
      - Все еще не нашли серебро, Бойль?- Мы с ним на дружеской ноге и обходимся без "мсье" и без "мистера"
      - Кто сейчас интересуется серебром?-вопрошает он.-Билль и только билль!
      - А вдруг провалят?
      - Чудак,-смеется Бойль и ныряет в какую-то болтающую группку.
      У Бойля своя информация, думаю, верная и вполне исчерпывающая.
      Ко мне подходит Уэнделл, дружески пожимает руку
      - Сейчас вы спросите о Стиле,-улыбаюсь я.
      - Не буду. Знаю, что он проголосует против,
      - Многие боятся его выступления. Оно может быть очень резким.
      - А разве вы не знаете точно?
      - Он со мной не советовался. Но он очень не любит Мердока.
      - Мердок в сенате менее опасен, чем за его стенами. А билль ждут и другие. Жизнь, как время: идет вперед, а не стоит на месте. Общество не могут представлять одни аграрии и банкиры.
      Кто-то отвлекает от меня Уэнделла, и я заглядываю в пустеющий понемногу ресторан. Стила нахожу одного в дальней кабине за синей портьерой. Перед ним два бокала и бутылка вудвилльского красного. Но он не приглашает меня ни присесть, ни пригубить вина.
      - Я не знал, что вы здесь, Ано,- говорит он, не поднимая глаз.
      - Я пришел, как советник, пока вы меня еще не уволили,- отвечаю я и жду.
      - С каким советом?
      - Не выступать вообще.
      - Почему?
      - Вы не поведете за собой даже трети сената.
      - И пропустить Мердока?
      Я повторяю слова Уэнделла, что за стенами сената Мердок более опасен для общества. Сенатский мандат, говорю я, неизбежно сдержит его агрессивные махинации. Хуже будет, если хунта Мердока силой захватит власть. Что такое хунта, Стил не понимает, я вижу это по его глазам и тут же поправляю "хунту" на "шайку" и добавляю, что крайности реставраторов в сенате всегда подавит разумное большинство.
      Стил долго не отвечает, и я жду, не присаживаясь.
      - А вы знаете, кто выдвинет билль? - наконец спрашивает он.
      - Рондель.
      - Глава партии "джентльменов". Человек, проживший на свете столько же, сколько и я. Что же заставило его изменить продуманному и пережитому?
      - Я только что слышал от главы вашей партии, Стил,- говорю я, делая ударение на "вашей".- Жизнь, как время: идет вперед, а не стоит на месте. Должно быть. Рондель это понял.
      - Они хотят расколоть нас,-тихо, но твердо произносит Стил.- Отойдут трудовики, зашевелились каноники, суетится мать-настоятельницв, а главное, конечно, Мердок. Перемены? Я против перемен, Ано. Люблю все стабильное, прочное, неизменное. Должно быть, мне пора в отставку, сынок. Могу назвать тебя так, кто бы ты ни был. Ведь мне уже, как и Висту, давно за семьдесят. Только уйду после выборов. По конституции все мои голоса получат те, кому я их отдам. А у меня сто тысяч избирателей, и ни один из них не будет голосовать за Мердока.
      Я вспоминаю рассказ Мартина, но молчу. Стоит ли огорчать старика, да еще в такой день? А на шантаж Мердока можно найти управу: есть и Уэнделл, есть и Бойль. Да и "Сити ньюз" может вмешаться, если понадобится. Словом, ответ Мердоку мы найдем и без Стила.
      Звонит колокол, призывающий членов сената в зал заседаний. Стил уходит из ресторана, мне его искренне жалко: священник, основы веры которого поколеблены. Я медленно иду за ним, сливаясь с толпой в коридорах. Цветные сюртуки и фраки перемешались с наглухо застегнутыми пиджаками и высокими жилетами, а кружевные жабо с широкими галстуками, как смесь годов, нравов и состояний. Журналисты с открытыми блокнотами толпились у входа в ложу прессы. Их длинные клетчатые пиджаки походили на форму. В соседнюю ложу сенатских чиновников входили более старомодные джентльмены и леди. Женщин было довольно много и в зале заседаний и на хорах для публики. Они выглядели пестро, но чаще глаз примечал сухопарых подтянутых директрис пансионов и настоятельниц монастырей, а то и просто монахинь в белых накрахмаленных шляпах. Красные треуголки лакеев, приносящих пиво и бутерброды в зал заседаний, еще более увеличивали крикливую пестроту картины.
      У входа в ложу мне встречается Мердок, на этот раз более старомодный и чинный, как мопассановский редактор Вальтер из "Милого другая. Улыбка его лучезарна, словно у игрока, крупно выигравшего на ипподроме.
      - Радуетесь?-замечаю я.-Не рано ли?
      - А вы сомневаетесь, мсье Ано?
      - Почему я и отказался от ваших пяти тысяч.
      - Боюсь, что вы мне уже не нужны. Как советник Стила, разумеется. Охотно предлагаю вам тот же пост.
      - Не рано ли?-повторяю я.
      - Я уже присмотрел себе кресло а сенате. Подумайте, Ано, может это окажется выгоднее, чем предложение Уэнделла?
      - Вы, как всегда, информированы, Мердок. Но я ни к кому не уйду от Стила. Тем более сейчас.
      - Поддержать падающего?-смеется Мердок.
      - Нет. Просто большей свободы действий нигде у меня не будет.
      - То-то вы так часто встречаетесь с Мартином. Пусть имеет в виду, что разглашение редакционных секретов чревато далеко не радужными последствиями.
      - Кому интересны секреты редакции "Брэд энд баттер"? Я лично ее не читаю. Да и Мартин может уйти в другую газету.
      - Он мне еще нужен, Ано. Как, впрочем, и вы. Не хочется терять вас из виду. Слишком много вы знаете, молодой человек,- говорит Мердок, рассматривая свои полированные ногти. Еще одна улыбка вполоборота, и он скрывается в ложе.
      Значит, он знает о моих встречах с Мартином. Откуда?
      Слежка за мной или провал Мартина?
      Ни он, ни я не открываем своих карт.
      Игра продолжается.
      Глава Х
      УКРАДЕННОЕ ПИСЬМО
      Билль прошел.
      Я лежу у себя в комнате на диване, как Мартин, задрав ноги: спинки у омоновских диванов высокие, как в эпоху королевы Виктории. Сейчас в Городе праздник - семьдесят первая годовщина Начала, того самого Начала, с которого повел свою жизнь этот смоделированный неведомыми галактистами человеческий город и которое с тех пор так и пишется, как Город,- тоже с прописной буквы. Делать ничего не хочется, да и дел нет, за окнами праздничная тишина, лишь экипаж изредка проскрипит или прозвенит конка. И в отеле тишина, в одних комнатах спят после бурной предпраздничной ночи заезжие купчики и агенты, как у нас говорили когда-то, коммивояжеры, рекламисты товаров провинциального производства, спят профессиональные шулера побогаче, которым лестно пожить в дорогом, хотя и старомодном отеле. Но большинство номеров пусто: сенаторы-фермеры и промысловики разъехались по своим промыслам и поместьям, в коридорах отеля не щелкают дверные замки и не слышно жильцов, любящих покурить и поболтать на ходу, возвращаясь к себе из бильярдной и бара.
      Вот и лежи, Анохин, потому что читать тебе нечего, все газеты уже прочитаны, а книги здешние старомодны, как и этот отель, что-то вроде бульварных романов конца прошлого века. Лежи, Анохин, и жди, не забежит ли Мартин, где-то кочующий и что-то вынюхивающий. Какой детектив вырос здесь из Мартина: Мегрэ не Мегрэ, Пуаро не Пуаро, но некий преемник Арчи Гудвина из романов американца Рекса Стаута - живчик-философ, всюду проходящий и все замечающий, всюду свой: в биржевых кулуарах и в дешевых забегаловках, в семье загулявшего промысловика и на приеме у директора страховой компании. Без Мартина я бы не знал и половины того, что знал сейчас о Городе и его секретах, и не мог бы думать об обеде в баре "Аполло", куда он меня поведет сегодня и куда не ходят респектабельные горожане вроде Уэнделла или Стила. А пока лежи, Анохин, и думай, за каким чертом затеял ты всю эту игру с Мердоком и Стилом, Донованом и биллем, который все-таки прошел, несмотря на двадцать три голоса против. Стил выступил и повел за собой чуть-чуть больше трети сената, но этих "чуть-чуть" оказалось слишком мало, чтобы билль провалить.
      Избирательная кампания уже в разгаре, портреты кандидатов в сенат торчат повсюду, в избирательных участках уже готовят списки выборщиков и бюллетени, а я в этих делах чужак, и вся предвыборная карусель здесь кружится помимо меня, и мне полностью безразлично, кто займет сенатские кресла и за какие проекты и поправки будет голосовать. Конечно, я сочувствую Доновану. но что ему от моего сочувствия? В сущности, все мы узнали с Мартином, и если только для этого нас переместили сюда, то пора бы и возвращаться домой, благо желание неведомых нам небожителей уже выполнено, а большего сделать нельзя даже по той легенде, которую оба придумали. Общество здесь развивается по законам, давно на Земле открытым, а ускорить или изменить ход исторического развития не в наших силах.
      Кто-то тихонько стучит в дверь, и я уже знаю, что это не Мартин, потому что Мартин входит без стука. А входит Пит Селби с такой удрученной миной, что сразу становится ясно: что-то неблагополучно.
      - Что случилось, Пит?
      - Неприятность, советник. Меня выставили из архива.
      - Почему?
      - Потому что директор, мсье Жанвье, заметил, что я интересуюсь больше партийными доходами и расходами, чем восторженными восхвалениями кандидатов в сенат. Такие письма, говорит, я отбрасываю, а изучаю счета и доносы. Теперь все будет выдаваться лишь по его выбору. Мсье Жанвье хочет, чтобы я работал на глазах у его чиновников. Мне он не верит.
      - А это не так плохо. Пит,- решаю я.- Кто-то будет интересоваться вами, а вы наблюдайте, кто. Если их будет двое или трое, немедленно сообщите мне их имена. Среди них кто-то, а может быть, и все они окажутся агентами наших врагов. Я уже давно знаю, что часть нашей внутрипартийной информации просачивается на сторону. Смотрите в оба глаза, прислушивайтесь ко всем вопросам и докладывайте мне. Ясно?
      Я едва успеваю закончить фразу, как врывается и, конечно, без стука, Мартин. Увидев Пита, спрашивает:
      - Где Луи, Пит?
      - Не знаю. Он уже несколько дней не ночует дома.
      - И я его не встречал, Юри.- Тревожная нотка слышится в словах Мартина.
      - Он только сказал, что должен кого-то разоблачить,- говорит Пит,- но кого именно, промолчал. Я начинаю понимать, что Репье в опасности.
      - Он кому-нибудь давал свой адрес?- спрашиваю я.
      - Зачем? Все и так знают, что студенты из провинции живут в общежитии политехнички.
      - Там "пистолетники" рисковать не станут,- говорит Мартин.
      - Кто их знает?- задумываюсь я.- Ты бы лучше сейчас переехал, Пит.- Я уже боюсь и за него. -На время к кому-нибудь, а? Сумеешь?
      - Если требуется, сумею,- соглашается Пит, но не уходит, словно что-то собирается добавить к сказанному.
      - Ну. говори, не бойся,-поощряю его я.
      - Знаю. Не хотел говорить сначала. Думал, подожду, когда накопится материал, но сейчас понимаю, что время не терпит. Вы просили посмотреть по-внимательнее, не наблюдают ли сослуживцы за моей работой. Наблюдают, советник. Сначала я ничего не заметил или, вернее, не обратил внимания. В частности, на любопытство старшего клерка Освальда Ринки. Он представился крайне заинтересованным моей работой, заглядывал в документы, которые я просматривал, и в мои записи, причем что-то записывал и сам. Интересовался он именно тем, что хотел скрыть от меня мсье Жанвье, его не волновали происки оппозиции, он хотел точно знать, на сколько голосов могут рассчитывать популисты в том или ином кантоне.
      - Значит, Ринки работает не на Жанвье,- замечает Мартин.
      Я начинаю уже соображать, в чем дело. и том, что Мердок имеет своих агентов и в избирательной канцелярии популистов, я догадывался давно. Теперь же я знаю, через кого просачивается информация.
      - Я еще не все сказал, советник,- прерывает мое молчание Селби- У меня сегодня украли рекомендательное письмо сенатора Стила.
      Еще одно событие!
      - Почему оно оказалось у вас?
      - Я предъявил его мсье Жанвье, он прочел и вернул его мне, а я спрятал письмо в стол. В письме рекомендовали меня, ну а кому еще могла понадобиться эта рекомендация?
      - Скверная история,- говорю я.- Любой документ за подписью сенатора может быть использован нам во вред.
      - Вот что. Мартин,- решаю я.- Приедешь в "Аполло" ночью после девяти в самый разгар сутолоки. Столик закажешь заранее. Я постараюсь приехать вовремя. Пока же мы с Питом займемся Ринки. Надо узнать точно, кому он продал письмо сенатора.
      "Гзмблинг-хауз" - начертано электрическими лампочками на фронтоне богатого особняка на самом фешенебельном отрезке Больших бульваров. Надпись освещала не только вход и колоннаду у входа, но и примыкающую к ним ресторанную площадку под парусиновым тентом.
      Швейцара не было. Мы вошли в открытые настежь двери, где в глубине большого пустынного холла скучал молодой человек в синем сюртуке и кружевном жабо, украшенном булавкой с лиловым, похожим на аметист камнем. Мы предъявили свои визитные карточки и уплатили по двадцать пять франков за вход. Пока оформлялось это налаженное гостеприимство, я успел осмотреть соседний бар за тяжелыми и плюшевыми портьерами. Он был почти пуст - только несколько хорошо одетых молодых людей пили что-то у стойки. Ринки, как подсказал мне Пит, среди них не было.
      Наверху нас встретила привычная тишина игорного зала, разбавленная шепотом советующихся, негромкими репликами выигравших или проигравших. Игра шума не любит, игроки немногословны. Лишь возгласы банкометов и крупье прерывают почти бесшумное шуршание фишек по сукну столов.
      В игорном зале мы нашли, кого искали. Освальд Ринки, сидевший против крупье, играл осторожно, ставил стопки фишек не на номера, а на цвет, рассчитывая только на удвоенную сумму в случае выигрыша. В модном пиджаке табачного цвета и полосатых брюках он не походил ни на ковбоя из вестерна, ни на клерка из канцелярии популистов. Перед ним на столе уже лежала большая груда фишек, очевидно, Ринки много выиграл и вскоре должен был закончить игру и проследовать к разменной кассе, возле которой у импровизированного буфета можно было наскоро выпить и закусить.
      - Не подходите к столу. Пит,- говорю я,- вас он сразу узнает и поймет, что вы пришли не играть в рулетку. Такие люди не любят давать взаймы, и он, возможно, дольше задержится за столом, что нам явно некстати. Лучше подождите незаметно в сторонке и перехватите его, когда он пойдет от разменной кассы к выходу. Внизу, в холле, и попросите у него, скажем, двадцать пять франков. Я же встану у стола и присмотрю не за игрой, конечно, а за его выходом из игры. А потом в холле я неожиданно подойду к вам, и спектакль сыграем без суфлера.
      Мы так и делаем. Пит отходит поближе к разменной кассе, я становлюсь у стола позади профессионально орудующего крупье. Но мы не учли одного: Ринки увидел и узнал меня.
      Почему советник сенатора от его партии пришел в казино? Ведь имя Жоржа Ано отнюдь не популярно среди его завсегдатаев, значит, он заглянул сюда случайно, из любопытства. Но успел заметить за рулеточным столом своего партийного функционера. Значит, надо бросать игру и немедленно смываться, объяснив свое пребывание в казино той же случайностью. Так я угадываю возможные умозаключения Ринки и не ошибаюсь. Всем своим видом показывая, что игра для него кончена и что играл-то он, в общем, равнодушно, без интереса и выигрыш его чисто случаен, он бочком-бочком пробирается сквозь толпу к разменной кассе. Я осторожно следую за ним, стараясь не опоздать к его встрече с Питом.
      Тот успевает все же догнать его, и вот уже они оба стоят в скучной тишине холла, не привлекая внимания ни красно-фрачных лакеев, ни застегнутого на все пуговицы администратора. Я их не слышу, конечно, но вопрос Селби мне известен, а теперь я вижу и ответ. Ринки разводит руками, виновато улыбается, старательно разыгрывая этюд о проигрыше.
      - Ваш выигрыш или проигрыш меня не касается,- назидательно говорю я,- но репутация игрока не подходит для партийного функционера, Освальд Ринки. Мне, возможно, придется сделать соответствующие выводы.
      - Прошу извинить меня, советник,- не униженно, но даже с достоинством произносит Ринки.
      Я морщусь, будто раздумывая, потом говорю, указывая на выход:
      - Ладно. Подумаю. Выйдем в сад к бассейну. Здесь слишком душно.
      Ринки счастлив, заметив мои колебания, и тут же устремляется к открытым дверям. Я догоняю его, и несколько минут мы втроем молча и не спеша идем по узкой тропе вдоль бассейна к воротам.
      Внезапно я останавливаюсь и говорю:
      - А ведь мы с вами давно знакомы, Освальд Ринки. Даже как-то сидели рядом.
      Ринки удивлен или играет недоумение.
      - Не имел такой чести, советник.
      - Имели. Вспомните лесную хижину близ Вудвилля. Вы были тогда среди "пистолетников" Пасквы.
      Актерски сыгранное удивление Ринки сменяется уже совсем не театральным испугом. Он пятится от меня, не сообразив. что стоит в нескольких сантиметрах от края бассейна.
      - Стой - кричит Пит.
      Но Ринки уже потерял равновесие и ушел под воду, окатив нас фонтаном брызг. Секунду спустя он вынырнул и застучал по воде руками.
      - Помогите! Тону!
      Пит, подхватив его, слегка поднимает над водой.
      - Подержите его так, Селби,- говорю я.- Не спешите.
      -Но я же не умею плавать,- хнычет Ринки.
      - Это тебе и не понадобится. Сразу пойдешь ко дну, если не скажешь, кому ты продал украденное письмо сенатора. Только говори скорее, а то Пит устанет тебя держать. Итак - кому?
      - Паскве. За пятьсот франков. Вытащите меня скорее.
      - Интересно, за что вам платит Мердок? Профессиональный "пистолетник", а попадается на мелкой краже, да еще сбывает украденное своему же сообщнику. А плавать надо учиться с детства,- поучительно говорю я и помогаю Селби вытянуть из воды промокшего Ринки.
      - Я, пожалуй, пощажу вас. Ринки,- замечаю я, протирая носовым платком намокшие полы и рукава сюртука.- Ни Жанвье, ни Мердоку я ничего не скажу. Выигрыш можете оставить себе, двадцать пять франков дайте взаймы Питу, если он в них нуждается, а пятьсот франков, полученных вами от Пасквы, внесите в фонд избирательной кампании сенатора Стила. Вы же, Селби, доставите сейчас эту мокрую курицу домой, а то он еще простудится. Не беспокойтесь, жаловаться он не будет.
      Глава XI
      УБИЙСТВО
      Через полчаса я нахожу в "Аполло" Мартина. "Аполло" - это действительно третьеразрядный кабак с длинной, обитой жестью стойкой бара и десятком деревянных, ничем не покрытых столов в закопченном и пыльном зале.
      - Были в "Гэмблинг-хаузе""? Ринки нашли?- обрушивается на меня Мартин.
      Я рассказываю, не скрывая своего удивления, зачем понадобилась эта авантюра Мердоку или Паскве.
      - Пасква - личность немыслящая и несамостоятельная,- задумывается Мартин.Видишь хвост Пасквы- ищи клык Мердока.
      - Но зачем Мердоку платить пятьсот франков за документ, который он мог получить даром?
      - Агентам тоже надо платить.
      - Но почему между Мердоком и Ринки вдруг возникает Пасква?
      - А роль прикрытия? Ринки прикрывают как лжепопулиста. Все очень просто, Юри, подумай сам. Ринки находит в столе у Пита рекомендацию, подписанную сенатором. Сообщает о "находке" по начальству. Получает распоряжение выкрасть документ и передать его Паскве. Кто-то уже придумал, как использовать его в какой-то пока еще не ясной для нас провокации. А Пасква лишь одно из звеньев цепочки.
      Мартин рассуждает разумно. Но я помню это украденное письмо чистым бланком, который был нужен Мердоку, не успевшему выкрасть его до того, как он превратился в рекомендацию Питера Селби. Какую роль и в какой игре она должна будет сыграть?
      - Пасквы и Репье здесь нет,-говорит Мартин.-Зато я вижу Бидо.
      - Кто это Бидо?
      - Я тебе рассказывал. Второй гангстерский ферзь. Покупает голоса для "джентльменов".
      Я всматриваюсь и с трудом разглядываю толстяка с отвисшими розовыми щеками в пиджаке из зеленого бильярдного сукна. С какими-то столь же ярко расцвеченными типами он энергично играет в покер.
      - Это тот, из которого собираются сделать пудинг?
      - Тот самый,-подтверждает Мартин.
      - Мне его не жалко. Меня тревожит исчезновение Луи.
      - Штучки Мердока.
      - А может быть, инициатива Пасквы?
      - Кто ты для Пасквы? Не миллионер, не игрок и не сыщик. В общем, человек неопасный.
      - Я видел, где и куда сгружались слитки.
      - Никто не заметил, да многие и не знали, что в ящиках серебро.
      В дыму и гомоне никто и не замечает, как от входа к центру зала проходят двое с полицейскими автоматами. Идущий впереди- почти двухметрового роста, в застиранной клетчатой рубахе, с черным платком, закрывающим лицо до глаз. Второй- с открытым лицом, лишь старенькая студенческая каскетка нахлобучена на лоб.
      - Луи Ренье,- тихо говорит Мартин.- Тот, кто сзади.
      Высокий с завязанным лицом подымает автомат, прижимая его к бедру, и кричит на весь зал:
      - Получай, Бидо!
      И продолжает реплику автоматной очередью. Но одним мгновением раньше, чем кто-либо мог это понять или предвидеть, происходит нечто совсем неожиданное. Шедший сзади Луи Ренье, держа автомат за дуло, бьет прикладом по рукам стрелявшего, и очередь прошла под столом по ногам сидевших за картами. Стрелявший повернулся, и ударом тяжелого башмака свалил молодого человека на пол, и тут же полоснул по столику второй очередью. Третья ударила в грудь пытавшемуся подняться Луи.
      Все это происходит буквально за две-три секунды. Стрелявший обводит автоматом по залу и говорит:
      - Сидеть смирно. Мои люди у входа. Все здесь на мушке. Кто двинетсясрежут.
      Затем так же быстро, не снимая платка с лица, он нагибается и шарит в карманах Луи. Или кладет что-то, или берет, не вижу.
      Никто не двигается. Мартин замечает вполголоса:
      - Я узнал его.
      - Кто?
      - Наш друг Пасква. Под платком у него борода. Не ошибешься.
      Стрелявший тем временем скрывается за дверью. Все сидят, как. приклеенные к стульям. Только я тут же бросаюсь к Луи, лежащему на полу в трех шагах от меня. Это действительно Ренье. Грудь его пробита тремя или четырьмя пулями. Крови немного, но смерть очевидна. Я лишь успеваю засунуть руку в карман, заинтересовавший убийцу, и изъять из него сложенный вчетверо лист бумаги.
      - Убит?- спрашивает меня подбежавший юный официант, пытаясь поднять Луи.
      - Не трогай. Мертв. Зови полицию, да поскорее.
      Юноша, торопливо вытирая запачканные кровью руки о фартук, срывается с места. Столик с убитыми окружают завсегдатаи кабака. Слышатся голоса.
      - Это Бидо со своей тройкой.
      - "Джентльменские" сборщики голосов.
      - Говорят, так. А кто им платит? Рондельцы или церковники?
      Я стою над телом Луи, чувствуя боль в сердце. Словно кто-то проткнул его длинной булавкой. Стенокардия? Нет, смесь горечи, жалости и душевной муки: ведь это мы послали парня на верную смерть.
      Мне очень хочется достать листок, спрятанный у меня под бортом сюртука, но я понимаю, что сейчас этого делать нельзя. Уже входит в зал за мальчишкой-официантом рослый полисмен с нашивкой сержанта на темно-зеленом мундире в сопровождении двух рядовых полицейских.
      - Все видели убийство?- спрашивает сержант у собравшихся вокруг столика.
      - Я со времени начала стрельбы ничего не видел.- нехотя говорит один.
      - Дымно здесь,- говорит другой.- Я поодаль сидел.
      - А этого кто убил?-Палец сержанта обращен к телу Луи.
      -Он же и убил,- заявляет мальчишка-официант.
      - Кто подтвердит слова свидетеля?-- спрашивает сержант.
      Все молчат, мнутся: неохота же тащиться в участок.
      Я показываю сержанту свою служебную карточку:
      - Полностью подтверждаю слова свидетеля. Все именно так и было.
      - И я,- добавляет Мартин.
      Сержант козыряет и записывает наши имена и должности. А Мартину говорит, уверенный в своем полицейском всесилие:
      - Ни строки в газету без разрешения инспектора.
      Вероятно, он заботится о репутации заведения. Может быть, даже состоит на жалованье у его хозяев. Мне это, в общем, безразлично, но полицейскую самоуверенность его я быстро сбиваю.
      - Передайте инспектору, сержант, чтобы о случившемся было немедленно доложено главному комиссару Бойлю. Я буду у него и повторю свои показания.
      - А я все-таки узнал его,- цедит сквозь зубы Мартин.
      - Значит, он?
      - Кто же еще? Пасква, конечно.
      Я вспоминаю о листке, который вынул из кармана убитого.
      - Я тебе кое-что покажу, когда вернемся в отель,- говорю я, оставляя сдачу официанту.
      - Спасибо, мсье Ано - говорит он.
      - Откуда ты меня знаешь?
      - А я служил в отеле "Омон".
      Он нагибается ко мне, словно хочет что-то прибавить.
      - Ты еще не все сказал мне, приятель?- спрашиваю я.
      - Да, мсье Ано,- шепчет он.- Я видел, как убийца положил что-то в карман этому парню и как вы потом что-то оттуда вынули. Должен ли я'о6 этом молчать или нет?
      - Пока молчи,-говорю я.- Может быть, это и хорошо, что ты все видел. Вдруг мне понадобится свидетель?
      - Что он сказал тебе?- спрашивает Мартин.
      - Узнаешь в отеле. Я сам пока еще не все понял.
      Глава ХП
      МЫ НАЧИНАЕМ ПОИСК
      Мы снова в отеле. Мартину очень хочется, чтобы разговор начал я, а не он. Ведь это я обещал рассказать недосказанное в "Аполло". А я сам еще не прочел, хотя и догадывался, что было написано в спрятанном мною листке. Я вынимаю его - сложенный вчетверо, сильно помятый, но такой знакомый листок, вернее, лист гербовой бумаги, развертываю его и, не прочтя, вскрикиваю:
      - Так я и думал!
      У меня в руках написанное мною за подписью Стила и с печатью сенатора письмо директора избирательных популистских компаний, рекомендующее историка Питера Селби для работы в партийном архиве. Все сразу становится ясно: и зачем было украдено это письмо и для чего оно попало в руки убийцы.
      - Почему оно у тебя?-спрашивает Мартин.
      - Потому, что я взял его в кармане Луи Ренье. Помнишь, Пасква нагнулся к нему, уже мертвому, и сунул это письмо в карман его куртки.
      - Ничего не понимаю. Смысла не понимаю,- стонет Мартин.
      - Попробуем понять,- размышляю я вслух.- Пит отдал рекомендацию Жанвье. Тот прочитал и вернул ее Питу. Что за сим последовало, известно. Письмо купили и подбросили убитому.
      Мартин все еще не понимает.
      - Зачем? Луи Репье не Пит Селби.
      - А планы Мердока не учитываешь?
      - При чем здесь Мердок?- горячится Мартин.- Ему был нужен чистый лист с подписью Стила, а не рекомендация какому-то Питеру Селби.
      - Тогда она была ему не нужна.
      - А теперь понадобилась?
      - Тогда он еще не был кандидатом в сенаторы. А сейчас, Дон, он уже ищет любые средства борьбы с популистами, потому что у них большинство. Тут все годится: и шантаж и убийства. О шантаже ты знаешь. А убийство мы только что видели. Документ за подписью Стила, который могли найти полицейские в кармане Луи Ренье, крупно бы скомпрометировал популистов.
      - Все-таки не понимаю, почему?
      - Может быть, кого-то специально послали, а может быть, кто-то дежурил в ближайшем полицейском участке. Как расписал бы он войну популистов с "джентльменами"? "Убийство в "Аполло" Как добываются голоса на предстоящих выборах? Популистский агент пишет историю партии, а другой агент с его рекомендацией расстреливает своих противников. А подписывается под сей операцией не кто иной, как честнейший, почтенный и уважаемый всеми сенатор Стил.
      - Помнишь, я тебе рассказывал,- вспоминая, говорит он,- что из Бидо собираются сделать пудинг? Я ведь думал, что речь идет о гангстерских междоусобицах.
      - Не ври, Дон. Не думал ты об этом. Прекрасно знал, что здесь не Сицилия и не Манхеттен. И на земной аршин ничего мерить нельзя. И не Пасква замыслил всю эту акцию - он вообще не умеет мыслить. Задумал ее изворотливый и хитрый политиканствующий ум. Вот так.
      Мартин, уже привыкший к тому, что в сложных положениях именно я принимаю решения, молчит. И, не дожидаясь вопроса, я говорю:
      - Возвращайся в редакцию и разузнай, что дают они в утренний номер. Доказательств у них нет. Значит, все, что они напишут о причастности популистов к преступлению в "Аполло" - брехня. Впрочем, думаю, на это они не пойдут: повод для обвинения в клевете очевиден. Если тебя вызовет редактор или Мердок - может и такое случиться,- говори правду. Не исключено, что пребывание твое в "Аполло" уже засекли.
      Мы оба молчим, понимая, что преступление в "Аполло" заставляет торопиться. Снимаю с вешалки сюртук и меняю шлепанцы на штиблеты.
      - Ты куда?-спрашивает Мартин.
      - К Бойлю.
      - Во-первых, уже поздно.
      - Он еще работает. Он долго задерживается.
      - А во-вторых, зачем?
      - Надо полностью рассчитаться с Пасквой. Думаю. Бойль это сможет.
      - На каком основании?
      - С предвыборным шантажом подождем. Надо еще собрать все необходимые материалы. Но с убийством все ясно. Есть два достаточно авторитетных свидетеля, узнавших убийцу.
      - Не боишься?-спрашивает Мартин.
      - Кого?
      - Мердока, конечно.
      - Пистолеты нам не понадобятся, Дон. Да и посылать убийц к советнику сенатора он, как будущий коллега Стила, тоже не будет. Ограничимся словесной дуэлью. Ну, а результат ее предсказать трудно.- С этими словами я открываю дверь в коридор - он тих и безлюден - и добавляю:
      - Выходим поодиночке.
      На улице, пропустив Мартина вперед в дождливую, промозглую ночь, нанимаю ползущий мимо фиакр с полусонным кучером, который сразу просыпается от моего окрика и чуть не роняет бич, похожий на цирковой шамбарьер. Полицейское управление находится в двадцати минутах езды. Бойль сам встречает меня у дверей своего кабинета: уже поздно, и секретарша давно ушла.
      - Признаюсь, что я не удивлен вашим появлением, советник,- улыбаясь, говорит Бойль.- Мне уже доложили о происшедшем в "Аполло".
      - Я просил это сделать немедленно.
      - Убийство произошло на ваших глазах?
      - Да. И я был не один, а с моим коллегой, мистером Мартином.
      - Знаю. Но зачем же вы поторопились информировать об этом меня? Достаточно было бы и кантональной полиции.
      - Прочитайте завтра утренний выпуск "Джентльмена", и вы поймете. Какой вой там подымется по этому поводу! Ведь убитый Бидо и его партнеры - это "джентльменская" избирательная агентура в самом кантоне.
      - Но это не политическое убийство, Ано. "Джентльмен" нам его не припишет.
      - А кому припишет его "Брэд энд баттер"? Мартин писать не будет... А вдруг выскажется кто-то другой?
      - Спасибо вам за подсказку, советник. Что же требуется от меня?
      - То, что потребуют от вас "Джентльмен" и другие газеты. Остановить бандитизм и задержать убийцу.
      - Если бы мы его знали!
      - Мы знаем. Я и мистер Мартин. Мы узнали его, несмотря на платочную маскировку. Это Чек Пасква. Личность, известная полиции всех кантонов.
      Бойль задумывается. Он все понял, но почему-то молчит. Я жду.
      - Чек Пасква?- полувопросительно повторяет он.-Личность действительно хорошо нам известная. А откуда вы его знаете?
      Я рассказываю о наших встречах и о шантажном бизнесе Пасквы. Бойль еще пуще заинтересован. Еще бы! К уголовщине примешивается политика.
      - Паскву мы, конечно задержим,- говорит он.- Пока только по делу "Аполло". 0б остальном подумаем. Тут сложнее.
      - Мердок?-задаю вопрос в упор.
      Вместо ответа Бойль спрашивает:
      - А мистер Мартин знает жертв шантажа?
      - Есть признание землевладелицы - мистер Мартин назовет вам ее имя и адрес - в том, что некий проезжий субъект требовал от нее и всех ее работников голосовать за реставраторов, угрожая в противном случае спалить урожай. Предъявите ей фотокарточку Пасквы, и она его узнает.
      - Кислое дело,- вздыхает Бойль.- С хорошим адвокатом он сумеет выкрутиться.
      Мы понимаем друг друга. Король может защитить пешку, но, даже выиграв пешку, мы еще не окажемся в той позиции, чтобы сказать ему: "Шах!" Мердок может и отдать эту пешку, если она ему уже не нужна. Но политический шантаж реставраторов так и останется нераскрытым.
      Глава ХIII
      СЕРЕБРЯНЫЙ ВАРИАНТ
      Автомобиль Бойля довозит меня до отеля. Странно встречает меня портье. Услышав или подсмотрев, что я приехал на автомобиле, он сгибается чуть ли не вдвое, но при этом, даже подавая ключ от номера, старается не смотреть мне в глаза. Значит, в комнате кто-то был или кто-то ждет. Мартин?
      Оказывается, не Мартин.
      У камина, развалясь в кресле и вытянув к огню очень длинные ноги в узких клетчатых брюках со штрипками, сидит Мердок. Сидит он в одном жилете, сюртук болтается на спинке кресла, узкое холеное лицо повернуто ко мне, а на губах дрожит знакомая хитренькая улыбка.
      - Удивлены?- насмешливо спрашивает он.
      - Как вы попали сюда?- глупо откликаюсь я.
      - У хозяина гостиницы всегда имеются запасные ключи,-смеется Мердок.- Но есть и другие способы. Теперь моя очередь пойти с козырей.
      - Не вышло, Мердок?
      - Увы. Меня снова переиграли. Я сразу догадался об этом. когда узнал, что вы первым нагнулись к убитому. А с какой целью?
      - А почему я должен отвечать на ваши вопросы?
      - Хотя бы из любезности к гостю.
      - Кстати, незваному. Ну, допустим такую любезность. Меня заинтересовало то, что ему подложили в карман.
      - И никто не заметил ваших манипуляций?
      - Никто не видел, даже Мартин.
      - Но вы ему рассказали?
      - Зачем?- Я сыграл неподдельное удивление.
      - Может быть, и действительно незачем. Просто так вы ничего не делаете. Но Мартин меня не беспокоит, даже если вы и сболтнули. Его переведут на светскую хронику и увеличат вдвое оклад. Меня интересуете вы. Точнее, ваши действия. Знает ли об украденном вами документе Бойль?
      Оказывается, есть у меня еще один козырь.
      - Бойлю я сказал другое,-умышленно подчеркиваю я.- А о подложенном убийцей документе - кстати, украл его не я и вам это тоже отлично известно,-так вот об этом документе я пока еще никому не сказал.
      - Логично. А что вы сказали Бойлю?
      - Назвал убийцу.
      - Вы узнали его?
      - А вы думаете, что черный платок, кое-как подвязанный под глазами, скроет верзилу по имени Пасква?
      - Значит, Паскву возьмут,- задумывается Мердок.
      - Боюсь, что вы ему уже не поможете.
      - А я и не собираюсь,- равнодушно замечает мой ночной гость.- Паскву я вам отдам. Он действовал на свой риск и страх без какой-либо связи со мной.
      - Ну, связь-то была,- говорю я.- Может, просто не было согласованности.
      - Какой?
      - Ну, скажем, убийство, может быть, и не замышлялось.
      - Вы даже знаете имя убитого?
      - Знаю, Мердок. И предполагал, что ему подложат что-то вроде того документика.
      Мердок уже хохочет, искренне и непринужденно.
      - Не глядите судьей, мой милый юноша. Вы даже Паскву не будете судить надо еще, чтобы судьи поверили. Кто видел, как подложили этот документик, и кто видел, как его вынули? Бойлю, как я и думал, вы ничего не сказали, потому что сами не очень уверены в том, что предполагаете. Ведь я с вами играю, Ано. Неужели вы думаете, что я здесь потому, что напуган м хочу вас уничтожить или купить? Ведь я и о Мартине шутил: пусть болтает - не страшно. А уничтожить вас, да еще здесь, в отеле? Разве я стал бы делать это сам? Фи! Как грязно и некрасиво!
      - Значит, я вам все-таки мешаю, Мердок?
      - Конечно, мешаете. Со Стилом у нас с вами не вышло. Со своей дурацкой речью он выступил. Надеюсь, писали ее не вы? Но она ничего, как вы знаете, не изменила. В "Аполло" вы зря сунулись - ни к чему. Пасква - лицо для меня полезное. Но я широкой души человек. Вы мне по-прежнему нравитесь. Ведь Стил собирается подать в отставку сразу же после выборов. А куда вы пойдете? К Уэнделлу? Он вас, конечно, возьмет, только скучно с ним будет. Наращивать промышленные мощности и бороться с аграриями в недрах .собственной партии? Уэнделл борется не за власть, а за капиталовложения - скучная борьба, не для вас.
      Я молчу, стараюсь даже глазами не выдать, о чем думаю. Для чего, в сущности, пришел Мердок? Пришел ночью, тайно, воспользовавшись любезно предложенным агентами запасным ключом к моему номеру. Наказать меня за то, что я проник в его тайные авантюры? Но если так, то делать это нужно по-гангстерски, в духе Пасквы.
      И тут Мердок прав: для этого существуют другие руки и другие способы. А тогда с какой целью? Снова меня купить - зачем? Для чего все эти полупризнания и полуоткровенности? Что, если Мердока интересует не исчезновение "документика из "Аполло", а сам факт его появления на свет? Для чего я взял чистый гербовый бланк у сенатора Стила и написал рекомендацию Питеру Селби?
      Я оказался прав.
      - Что же вы молчите, Ано?- спрашивает Мердок.- С какой целью вы отправили в штаб Жанвье некоего Питера Селби?
      - А почему бы мне не доставить удовольствие сенатору созданием истории партии, основанной еще его покойным отцом?
      - А для чего тогда подбирались документы, эту партию компрометирующие? Даже сам Жанвье заметил.
      - Фантазируете, Мердок. Зачем?
      - Затем, что опять же не политик вы, а игрок. И как таковой мне подходите. И собранная вами информация - тоже. Продолжайте ее собирать и дальше. Настаивать на вашем уходе от Стила сейчас я не собираюсь. Продолжайте вашу полезную деятельность до отставки сенатора.
      - Из-за этого вы пришли ночью сюда?
      - Во-первых, я узнал много полезного. А во-вторых, где бы мы с вами встретились? Вызвать вас к себе - вы могли бы и не прийти. Пообедать в сенатском клубе? Вы могли бы и отказаться: советнику сенатора Стила интимничать со мной не положено.
      - В клубе я встречаюсь со многими.
      - Знаю. Но Уэнделл - ваш глава, Бойль - начальник полиции, а Донован не играет серьезной политической роли. Вас он просто интересует как личность. Нечто любопытное в нашем политическом обезьяннике. Фанатик, мечтающий о переустройстве мира. Организатор движения, которого фактически еще нет. Ни ремесленники, ни издольщики за ним не пойдут. Может быть, в будущем такие, как Донован, станут опасны. А сейчас это кучка мечтателей, несколько кресел в сенате. Позавтракать с Донованом занятно, работать же с ним вы не будете. Кто же остается? Церковники? Но вы нерелигиозны, я даже не уверен, что вы ходите в какую-нибудь церковь или на молитвенное собрание. "Джентльмены"? Но у вас нет ни состояния, ни положения, и в этом лагере к вам всегда будут относиться несколько свысока. Советник Стила. Куда же ему идти после отставки сенатора? Об Уэнделле мы уже говорили - советником он вас возьмет. Но вам будет скучно, Ано. Вот вам и предложение. На будущее, Ано, на будущее.
      - Подумать можно.- Ссориться с Мердоком еще не время.- А Паскву не жаль?насмешливо спрашиваю я.
      - Вы еще возьмите Паскву. И судите. А я далеко не уверен в исходе процесса.
      Как только уходит Мердок, слышатся шаги, потом тихий скрип двери, и входит Мартин. Он в домашнем халате, подвязанном шнурком с кисточками: видимо, собирался уже ко сну и что-то ему помешало.
      - Все известно,-говорит он, входя.- От тебя только что вышел Мердок. И долго он просидел?
      - Час. наверно. Я его застал, когда вернулся от Бойля.
      - Я почему-то боялся, что он появится. Значит, дуэль уже состоялась?
      Я рассказал.
      - Меня удивляет одно. Почему так легко он отдал нам Паскву?
      - Во-первых. Пасква еще не пойман. И не судим. Об этом Мердок, между прочим, напомнил. А во-вторых, он не боится нашего опознания. Нам придется выдержать напор таких адвокатов - дай бог не сломиться.
      - Неужели мы проторчим здесь до суда?
      Я понимаю Мартина: надежда на возвращение домой становится все более отдаленной и призрачной. Но что же делать? В прошлый раз мы тоже не знали, когда нас вернут. Сейчас мы хотя бы можем утешаться спиралью времени. Пока здесь тянутся месяцы, на Земле проходят часы. Пожалуй, это единственное, что поддерживает нас в здешнем политическом обезьяннике, как метко высказался Мердок.
      - А его предложение?- интересуется Мартин.- Ведь Стил действительно может подать в отставку.
      - Мердоку я сказал: подумаем. Надо еще рассчитаться с Пасквой. Есть у меня одна идейка.
      Мартин не спрашивает, какая. Просто ждет.
      - Серебряный вариант,- говорю я. Тугодум этот Мартин: приходится все разжевывать до конца.- Кто-то должен подбросить Бойлю мыслишку о том, где находится серебро. тайно вывезенное с "Гека Финна" и до сих пор, как известно, не найденное. Две тонны серебра - это, мой милый, не кот наплакал.
      - А если они уже истрачены или перевезены в другое место?
      - На бирже до сих пор не зарегистрированы крупные сделки на покупку или продажу серебра в слитках. А лучшего места для хранения их, чем лесная хижина, нет.
      - Ты сказал "кто-то должен подбросить" Бойлю адрес хранилища. Кого ты имел в виду?- спрашивает Мартин.
      - Тебя. Анонимно, конечно. Можно по телефону, можно письмом. По телефону опаснее: здесь автоматов нет. Письмо лучше составить из печатных букв, вырезанных из газет. Но важно, в сущности, не как, а когда.
      - Сегодня, завтра, через неделю?
      - Только после того, как задержат Паскву.
      Глава ХIII
      ОЧНАЯ СТАВКА
      Мы завтракаем с Донованом в сенатском клубе-здесь опять, как обычно в эти дни предвыборной шумихи на митингах и в газетах, тихо и пусто.
      - Что-то ты не слишком разговорчив сегодня. Биль,- говорю я, наши отношения уже позволяют нам называть друг друга по имени и на ты".-Предвыборные дела?
      - Предвыборные дела.-задумчиво повторяет Донован.- Да нет, тут все нормально Мы. кажется, имеем шансы получите еще три дополнительных места в сенате. Два от Оилера и одно от Майн-сити. Восемь вместо пяти - не идеал, конечно, но не так уж плохо для начала.
      К столу подсаживается Бойль.
      - Не прогоните.
      - Наоборот, мистер Бойль,- поднимается Донован.- Вы составите компанию мсье Ано А у меня дела - спешу.
      - Трудный господин,- говорит Бойль
      - Вы тоже не легкий.- парирую я Мы оба смеемся.
      - Кстати. Пасква уже арестован.-добавляет Бойль.- Завтра утром будет доставлен сюда из Вудвилля в арестантском вагоне. Приглашаю вас на очную ставку и прошу известить об этом мистера Мартина
      - Быстро работаете. Бойль.
      - Профессия.
      Оживленное утро в Городе начинается в шесть часов. когда в Москве еще только просыпаются или делают зарядку, а в девять здесь уже полдень. К этому времени мы и прибываем с Мартином в Главное полицейское управление.
      Паскву вводят в ножных кандалах и наручниках. Он в заштопанной арестантской рубахе. Борода всклокочена, глаза злые и независимые. Он явно на что-то надеется.
      - Вы узнаете этих людей. Чек Пасква?- спрашивает следователь Он строг, суховат, чисто выбрит и должно быть педантичен до мелочей.
      Пасква не отвечает
      - Вы слышали мой вопрос. Пасква?
      - Я не Пасква
      - Вы называете себя Бремсом. но вы лжете. По фотографиям и отпечаткам пальцев мы опознали вас как уже судившегося за разбои, приговоренного к каторжным работам и три раза бежавшего Чека Паскву
      Следователь вынимает из папки полицейскую учетную карточку с фотоснимком
      - Вы?
      Пасква и тут не смущен Наверно его не тревожит ни продолжение каторжных работ за прежние разбойные дела, ни обвинение в новом преступлении Он даже удивляется.
      - Ну, я Пасква так Пасква. У меня имен много. Какое-нибудь мог и забыть
      - Вы узнаете этих людей. Чек Пасква?- повторяет свои вопрос следователь.
      Пасква окидывает нас равнодушным взором.
      - Нет.-- говорит он.- чужаки.
      - А вы узнаете его, джентльмены?- спрашивает нас следователь.
      - Узнаем- отвечаем мы одновременно. А я добавляю.
      Это убийца в ресторане "Аполло". Он был в маске, но мы сразу же узнали его, потому что черный платок повязанный у него под глазами сполз набок.
      - Вы видели его раньше?
      - Да.-говорю я, а Мартин уточняет все наши встречи.
      - Вопрос о шантаже, если это потребуется, будет разбирать другое следствие.- говорит следователь.- мы же разбираем депо об убийствах в "Аполло".
      Пасква, должно быть, ожидавший, что мы напомним ему и встречи на пароходе и в лесной хижине, где на рукаве у него болталась повязка из потертого галуна явно доволен. Очевидно, он понял, что мы не собираемся уточнять его связи с Мердоком. И то, что, рассказывая о перестрелке в Сильвервилле, я не упомянул о Мердоке, он, конечно, тоже заметил.
      - Вот этого парня,- говорит он, поглядывая на меня,- я вспоминаю как будто. Был такой пистолетный шумок в Сильвервилле. Но то, что он узнал меня в ресторане "Аполло",- брехня. Не был я в этом трактирчике. Играл в этот вечер с приятелями. - С кем?- спрашивает следователь - С Эндом Химом и Лансье по кличке "Меченый". В покер играли у него до утра. Допросите обоих - подтвердят.
      - Допросим. Но оба ваших свидетеля - бывшие уголовники. У каждого не меньше трех лет тюрьмы. Ненадежное алиби, Пасква.
      - Вот я и отвечаю. В "Аполло" не был. Никого не убивал. Все.
      Паскву уводят
      - Липовые свидетели. И алиби липовое - говорит Бойль.
      - Надо это еще доказать,-сомневаюсь я.
      - Присяжные могут и не учесть прошлого свидетелей Пасквы,- со вздохом говорит следователь. - А в настоящем против них у нас ничего нет.
      - Я предполагал это,- рассуждает Бойль - Но для присяжных наши свидетели надежнее. - Он делает кивок в нашу с Мартином сторону - И у адвокатов Пасквы ничего не найдется, чтобы их как-то и в чем-то скомпрометировать. Так что будем надеяться, джентльмены.
      - Паскву собирается защищать адвокатская контора "Бернс и Тардье".- как бы вскользь замечает следователи.- крупно берущая фирма.
      Бойль хитро подмигивает мне, и я сразу же понимаю, на кого работает эта фирма. Значит, впереди еще одна схватка с Мердоком. Но состоится ли она. Не знаю. Если удастся мой "серебряный вариант" и Уэнделл нажмет на Бойля, никакого суда не будет. Паскву ликвидируют свои же по приказу Мердока.
      Об этом же я и повторяю Мартину на обратном пути в отель.
      - Если я вовремя сообщу ему, что Пасква освобожден без всяких на то оснований. Мердок непременно свяжет это с полицейским налетом на его лесную "берлогу".
      - Ну, а если Мердок раскусит твою игру?
      - Трудно. Слишком хорошо она закодирована.
      А хорошо ли? Все ли я предусмотрел и рассчитал, как шахматист в приближающемся к финалу турнире? Не так уж важно, проиграем мы или выиграем. А вот все ли мы познали. чтобы позвавший нас Разум отпустил бы нас домой на Землю. Ведь сейчас модели, созданной им, фактически уже нет, возникло предоставленное самому себе человеческое общество, сменились поколения, определились экономические формации и сложился определенный характер всего общественного строя, образ мышления и поведения людей, в котором, как и на Земле, общественное бытие определяло бы общественное сознание. Может быть, что-то еще не познано и недопонято и нужны еще какие-то дни и месяцы, чтобы невидимый и неведомый нам Разум через интеллектуальное восприятие всего здесь происходящего смог постичь процесс развития человеческого общества, законы этого развития. его идеологические наслоения.
      Я не делюсь с Мартином мыслями, и он своими тоже не делится. Но молчание следует оборвать - мы уже вернулись в "Омон, да и слишком уж оно затянулось
      - Начнем.- говорю я.- делать то. что задумали
      - Письмо Бойлю?
      - Да.
      - Предлагаю решение.- говорит Мартин.- не вырезать никаких слов из газет. Просто я напишу левой рукой. Умею писать обеими.
      - А почерки схожи?
      - В том-то и дело, что нет. Даже специалисты-графологи удивлялись.
      - Тогда пиши. "Уважаемый сенатор Стил..."
      - Почему Стил?
      Вопросы потом. Пиши "из заслуживающих доверия источников мне стало известно, что украденное с парохода "Гекльберри Финн" серебро в слитках до сих пор находится в целости и сохранности. Спрятано оно в лесной хижине километрах в пятидесяти по лесной дороге от Вудвилля на юго-запад к Реке. Свернуть надо на немощеный проселок на сорок втором километре у полусожженного молнией старого дуба. Хижина оттуда километрах в десяти или около этого. Окружена высоким бревенчатым забором и почти необитаема. Все окрестные поселения далеко, и о хижине этой почти никому не известно. Неизвестно и кому она принадлежит, для чего построена и кто в ней живет. Но похищенное серебро находится именно там, в подвале. Люк в подвал с большим железным кольцом в первой же комнате. Слитки сложены в тех же ящиках, в которых их перевозили на пароходе. Обращаюсь к вам, сенатор, как старый и постоянный ваш избиратель, и надеюсь, что вы немедленно известите об этом полицию, а почему не делаю этого я, вы легко поймете. В полиции много разных людей и я не уверен, что мое письмо. адресованное даже самому комиссару Бойлю, обязательно дойдет до него, а не будет до этого вскрыто или украдено. Вы же можете передать его как говорят, из рук в руки. Друг"
      Мартин передает мне написанное.
      - Передашь Стилу?
      - А зачем беспокоить уже отрешившегося от политических интриг старика? Сам отдам письмо Бойлю.
      Глава XIV
      МАТ В ДВА ХОДА
      Сижу в приемной у Бойля. Он уже знает о моем приходе и просит чуть-чуть подождать Это "чуть-чуть" длится больше сорока минут, но я не обижаюсь. У меня есть время, окончательно мысленно отредактировать мои рассказ о вручаемом письме. Почему я не отдал его по адресу и действую без ведома Стила? Но письмо все равно попадет к Бойлю, а тот может найти серебро и не говоря никому о том, как оно было найдено. Мне это выгодно. Бойль еще выше поднимает свою репутацию а я приобретаю полезного союзника - ведь в теневом кабинете Уэнделла Бойлю уготована важная роль.
      - Понимаю, что ваш визит не случаен, мсье Ано. Итак, что произошло?встречает меня он.
      Вместо ответа я передаю ему драгоценный листок С каменным лицом он пробегает его, потом, не подымая головы, прочитывает еще раз и, не улыбнувшись, спрашивает
      - Это не фальшивка, мсье Ано?
      - Не знаю. Я вскрываю все письма сенатору. Но именно это счел нужным показать вам.
      Появляется адъютант.
      - Инспекторов Жиро, Марси, Чира и Генделя ко мне немедленно.
      - Слушаюсь, мой комиссар,- кланяется адъютант и бесшумно скрывается за дверью.
      Я молча жду. Минуты две-три спустя в кабинете появляются четыре разномастных инспектора в форме и выстраиваются в двух метрах от стола.
      - Генделя нет,- говорит крайний справа.- Я вместо него.
      - Хорошо, Крош,- отвечает Бойль.- Вы справитесь. Но ответственным за операцию будет Жиро. Итак, слушайте. Шоссе из Вудвилля на запад по Реке вам известно?
      - Да, мой комиссар,-отвечает инспектор.
      - На сорок втором километре по шоссе есть поворот на лесной проселок. Где-то у сожженного молнией дуба. Кто-нибудь видел его?
      - Да, мой комиссар.
      - Тогда все четверо возьмите по десять полицейских каждый и три грузовые машины. Найдите километрах в десяти от поворота лесную хижину, окруженную высоким бревенчатым забором. Разделитесь на четыре отряда и окружите ее. Если встретите сопротивление, подавите его. В первой же комнате в хижине есть люк в подвал, вероятно. замаскированный. Отыщите его. откройте и спуститесь вниз. Там должны быть ящики со слитками серебра, похищенные с "Гекльберри Финна". Должны быть, но это еще не значит, что вы их сразу найдете. Они могут быть и замаскированы, а могут быть и вывезены. Тогда ищите следы: перевозка двух тонн серебра не может остаться бесследной. Найдете слитки - грузите их на полуторки и везите под охраной сюда, в казначейство. Все, кроме Жиро. после доставки серебра могут возвращаться в Управление. Жиро остается в казначействе до тех пор, пока ящики со слитками не будут проверены и зарегистрированы. Все ясно?
      - Да,-хором ответила четверка инспекторов.
      - Тогда действуйте,- кивнул Бойль, а когда четверка покинула кабинет, он по-прежнему без улыбки, с тем же каменным лицом спросил у меня, как выстрелил:
      - Стил знает?
      - Нет.- говорю я,- только вы и я. И нет нужды кому-либо знать о письме независимо от того, есть ли серебро в хижине или нет. Если нет, то это станет смешным анекдотом, в который не стоит впутывать ни вас, ни меня, ни сенатора. Если же серебро будет найдено, вы можете информировать об этом сенат и прессу, не упоминая о письме.
      - А Уэнделл? Глава партии имеет право знать о подробностях.
      - Вы о них и расскажите. Как искали и как нашли. А Уэнделл оценит ваши усилия.
      - Но не ваши. На что же рассчитываете вы?
      - На вашу любезность. Она когда-нибудь мне понадобится.
      С этими словами мы расстаемся. Пока подождем. Будем надеяться, что наш "серебряный вариант" не был ошибкой. Я тогда еще не знал, что серебро найдут в тот же день к ночи, что найдут его именно там, где предполагал Мартин, что ни один из ящиков не был выброшен на рынок и охранявшие их четверо "пистолетников" сдались полицейским без выстрела. Мало того. они назвали своего главаря и номинального хозяина хижины. Чек Пасква! Все сошлось. Но Бойль, впоследствии рассказавший мне все, не упомянул имени Пасквы в своем интервью газетчикам. Это было тоже согласовано с главой партии.
      Я прочел это интервью в "Сити-ньюз". В других газетах оно излагалось почти так же, без дополнительных подробностей. Корреспонденты спрашивали. Бойль отвечал.
      - Вы уверены, что это то самое серебро?
      - Конечно. В Городском банке проверили число слитков и общий их вес. Все сходится. Вызванный представитель сильвервилльского казначейства также опознал слитки и ящики. Именно их и загрузили тогда в трюм "Гекльберри Финна".
      - И вывезли в эту хижину?
      - Несомненно.
      - Где находится хижина?
      - В нескольких десятках километров от Вудвилля в глубине юго-западных прибрежных лесов. Взгляните на карту. Лесная хижина помечена крестиком.
      - Кому же она принадлежит?
      - А что говорят окрестные фермеры?
      - Ничего. Они даже не забирались в эту лесную глушь.
      - Но кто-нибудь знал о ней?
      - Охотники. Один из них даже стучался в ворота, хотел переночевать, но никто ему не ответил. А преодолеть высокий бревенчатый забор он не решился.
      - Кто он? Назовите имя и адрес.
      - Пока не могу. Следствие еще не закончено.
      - Но почему вы догадались, что серебро находится именно там?
      - Мы искали долго, проверили все каналы в Ойлере, Сильвервилле, Вудвилле. прибрежных фермерских и рыбацких поселках, перерыли все городское "дно". Допросили сотни людей и в конце концов вышли на эту догадку.
      - Значит, предстоит найти еще и виновников кражи?
      - Сейчас этим и занимаемся. А главное уже сделано. Серебро найдено все целиком.
      - Общественность это оценит, мистер Бойль.
      - Благодарю вас, джентльмены.
      О том, почему Бойль умолчал о четырех "пистолетниках" и об их, несомненно, уже выданном главаре, я узнал накануне вечером, когда меня вызвал к себе Уэнделл.
      Я спустился к портье и услышал в трубке короткое, решительное и даже суровое требование:
      - Приезжайте ко мне, Ано. Вы здесь нужны. Немедленно. и никаких отговорок. Экипаж за вами уже выслан. Жду.
      Я выехал. Уэнделл жил в довольно курьезной ампирной вилле, к дверям которой надо было пройти через сад мимо окон хозяйского кабинета. Они были открыты. И сквозь тюлевые прозрачные занавески я узнал лысый затылок Бойля, сидевшего в кресле спиной к окну. Все стало ясно. Серебро было найдено, и Бойль докладывал об этом Уэнделлу. А зачем же понадобился я? Или Бойль струсил, или Уэнделл счел нужным сдержать слово о Паскве в моем присутствии.
      Я угадал.
      - Садитесь, Ано. Серебро найдено, и не без ваших усилий,- сказал Уэнделл. Я при этом взглянул на Бойля. но тут же отвел глаза, а Уэнделл усмехнулся и продолжал:- Я одобряю и понимаю ваше самоисключение из дела. Это, должно быть, вполне согласуется с вашими планами. Но дело несколько осложняется. Хижина, оказывается, принадлежит...- Он не закончил и повернулся к полицейскому комиссару:- Расскажите вы сами, Бойль.
      - Хижину, а вернее, виллу эту, принадлежавшую Вудвилльскому охотничьему обществу, купил через комиссионную контору "Гопкинс и сын" некий Чек Пасква за тридцать тысяч франков,- монотонно начал Бойль.- Купил незадолго до похищения серебра с парохода и, видимо, с расчетом на это похищение. Более надежное место для хранения слитков трудно найти. Но откуда у бродяги с большой дороги такие деньги? Сначала он вообще отрицал эту покупку, но справкой из конторы "Гопкинс и сын" мы приперли его к стенке. Сознался. А деньги, мол, выиграл в карты в каком-то игорном доме. точно не помнит. Но дома, где играют крупно, мы уже проверили - Паскву не знают. Мелкие заведения вроде "Аполло" в счет не идут - там вообще не играют крупно. Значит, Пасква только расписался в договоре, а деньги внес кто-то другой.
      - Кто, мы догадываемся,- сказал Уэнделл.
      - Но у нас нет доказательств. Кассира комиссионной конторы мы еще не допрашивали. а Пасква не назвал ни одного имени.
      - А как он объясняет спрятанные в подвале две тонны серебра в ящиках?-спросил я.
      - Никак. Признался, что купил домик, но в него не переехал. Дела. О серебре понятия не имеет. Знал бы, что оно в подвале, давно бы вывез. А "пистолетники" на очной ставке, только увидев Паскву, сразу же отказались признать в нем своего главаря. Был, мол, главарь, называл себя Пасквой, нанял их для охраны лесного домика, только человек, которого они видят в комнате, совсем не тот, кто нанимал их и платил за жилье в лесной чаще. Никаких других признаний следствие из них пока не выжало, но есть все основания думать, что они были наняты не только для охраны спрятанных в подвале слитков, но и непосредственно участвовали в налете на пароход. Старые уголовники, полиции давно известные. Расколоть их. я полагаю, будет нетрудно. Нетрудно и отпустить Паскву, как предлагает мсье Ано. Но кого мы будем судить?
      - Четырех "пистолетников".- сказал я.- они вам выдадут всех остальных участников шайки.
      - Кроме хозяина.- добавил Бойль.- А Пасква и так у нас. Бойль и Уэнделл колебались. Мне нужно было выиграть мой "серебряный вариант" и я попробовал это сделать. "Пистолетники" могут и не знать Мердока, Пасква его не выдаст, а суд над Пасквой превратится в спектакль, который без суфлера разыграют нанятые Мердоком адвокаты.
      - Если Паскву не "пришьют" сразу же после устроенного ему побега, разве полиция не сумеет вернуть его в камеру? Шерифы всех кантонов знают его и очно и заочно. Где он спрячется? На необжитых землях? Так выдадут фермеры или охотники. В какой-нибудь лесной "берлоге"? Долго не просидит. Ему нужны партнеры, карты и выпивка. А "хозяина" найти тоже можно. Ведь кто-то вел переговоры с конторой "Гопкинс и сын", кто-то вносил тридцать тысяч франков на ее депозит вместе с комиссионными. Явно не Пасква. Он даже писать не умеет.
      - А если это была подставная фигура?
      - Тогда и ее просветят насквозь. Потянется ниточка. Мердок не всесилен.
      Впервые было названо имя Мердока, но это уже никого не удивило. Все знали или догадывались, кто стоял позади серебряной авантюры.
      - Нам нужно скомпрометировать Мердока до выборов,- сказал Уэнделл.
      -Мы это и сделаем,- подтвердил я уверенно.- У меня достаточно материала. А кое-что знает и Бойль. Например, то, что у "пистолетников", орудовавших на пароходе, были повязки из музейного галуна. Пасква для этого и не нужен. Ни до суда, ни на суде вы его не расколете.
      - Вы что-то не договариваете, Ано.- понял он.
      - Возможно. Но у меня есть шансы. Пожалуй, даже уверенность. Пусть Бойль ведет следствие, я подожду. Вам же невыгодно, чтобы меня пристрелили на улице. А если все же это случится до выборов, вы получите конверт с материалами, достаточными для того, чтобы смахнуть Мердока с кресла в сенате, как пешку с доски.
      - Хорошо,- согласился Уэнделл.- Я вам верю. А Паскву отпустите,-обратился он к Бойлю,- как-нибудь потише, чтобы не пронюхали газетчики.
      Как все это произошло, рассказал мне Бойль, разбудивший меня под утро телефонным звонком к портье. Паскву вывезли без наручников в тюремном фургоне под охраной двух полицейских. Оба были проинструктированы и знали, что делать.
      - Куда едем?- спросил Пасква.
      - Скажи ему, Бой,- вмешался старший с нашивками сержанта,- мы же не давали обязательств скрывать от него цель поездки.
      - В Вудвилль,- нехотя сказал младший.
      - Зачем?-удивился Пасква.
      - Судить тебя будут в Вудвилле. Там присяжные из окрестных фермеров. Их не купишь. Да и вашего брата они не любят.
      Разговор этот был обдуман Бойлем и отрепетирован заранее. И он вполне удовлетворил Паскву. Тот хихикнул и полез в фургон. Почему с него сняли наручники, не спросил.
      Отъехав из Города, на лесном шоссе тюремная карета остановилась. Сержант открыл заднюю дверцу и сказал Паскве:
      - Можешь оправиться. Пойди вон туда, к кустам.
      - Со мной пойдете?
      - Зачем? - зевнул сержант.- Все одно бежать тебе некуда - везде поймаем.
      Но Пасква знал, как и когда бежать. Такой случай упустить он не мог, а продумать причины беззаботности охранников времени не было. Он просто скрылся за кустами и замер. Потом тихо-тихо начал удаляться в лесную темноту.
      - Скоро ты?- спросил младший из полицейских.
      Никто не ответил.
      - Должно быть, сбежал,- сказал старший погромче, чтобы скрывшийся Пасква его услышал,- снимут теперь у меня сержантские нашивки.
      - Не искать же в лесу,- сказал младший.
      Потом оба сели на свои места в карете-фургоне и отбыли с подробным докладом в Город. Все было сделано в точности по приказу начальства. А приказы не обсуждаются.
      В моей задаче "мат в два хода" первый ход был сделан. Оставался второй.
      Глава XV
      ВТОРОЙ ХОД
      Куда мог бежать Пасква? В Вудвилль? Нет, конечно. Слишком далеко. В лесную глушь? Едва ли. Можно встретить и голодного волка, и дикого кабана, да и ночевка где-нибудь в земляной норе без жратвы и волки не перспектива для Пасквы. К Реке? Тоже не резон. Нарвешься на рыбаков, охраняющих сети и лодки, или на злых пастушьих собак. Ближе всего Город, а на "дне" всегда найдется местечко, где его могут достойно встретить и спрятать. Значит, к утру Пасква должен быть уже в Городе, а следовательно, и мой разговор с Мердоком мог подождать до утра.
      Спать после телефонного рассказа Бойля я уже не хочу и жду открытия бара. чтобы заказать завтрак. Но заказывать его не приходится. Появляется, как обычно без стука, Мартин с пачкой газет под мышкой и в сопровождении официанта, несущего традиционный завтрак на двоих - бекон, яичницу и яблочный сок. Пока я просматриваю газеты, Мартин молчит, ожидая моих комментариев. А комментировать есть что. Все газеты полны сообщениями о сенсационной находке двух тонн серебра; Почти дословно повторялось интервью Бойля. Нигде не называлось имя Пасквы -- о преступлении в "Аполло" уже забыли, а с серебром, найденным в лесной хижине, Бойль сознательно его не связал. Не сообщил он и о ночном побеге Пасквы и об арестованных четырех "пистолетниках". Газеты только вскользь замечали, что следствие о похищении слитков все еще продолжается и вскоре все подозреваемые будут разоблачены и взяты под стражу. Разговор начинаю я.
      - Паскву выпустили. Сегодня ночью.
      - Просто выпустили?
      - Без объяснений. Сейчас он, наверное, уже в Городе. Я рассказываю Мартину о своих разговорах с Бойлем и Уэнделлом.
      - Большим человеком становишься,- иронически замечает он.
      -А я и пятьдесят лет назад был не маленьким. Так уж мне суждено. На Земле рядовой кинодокументалист, а здесь шишка.
      - Что будешь делать?
      - Для начала условлюсь о срочной встрече с Мердоком.
      - А на встрече?
      - Расскажу ему все о Паскве, как задумали.
      - А потом?
      - Будем ждать известий о судьбе Пасквы. Прикончат его или простят. Угадал я или не угадал.
      - Думаешь зацепить Мердока? А если просчитаешься и он раскусит твою игру?
      - Какую? Я просто сообщу ему о подозрительном побеге Пасквы. О том, что якобы рассказал мне Бойль.
      - А если Мердок вспомнит, что мы тоже были в его лесной "берлоге" в то время, когда загружали в подвал серебро?
      - Может, и вспомнит. Но возникнет вопрос, а почему же мы молчали два месяца. Из страха? Он знает, что я его не боюсь. Может быть, из выгоды промолчать, а потом напомнить, когда придет время? Вот оно и пришло, а мы в стороне - по-прежнему молчим. И о Мердоке ни в одной газете ни слова.
      - Из того, что я от тебя услышал,-задумчиво рассуждает Мартин,- кажется, Уэнделл и Бойль что-то замышляют против Мердока.
      - Вероятно. Вот тогда нам с тобой, Дон, и придется официально вспомнить о повязках из галуна на рукавах "пистолетников", спускавших нам лодку с палубы "Гекльберри Финна". Стил тоже вспомнит, если ему подскажут. Вопрос был решен, и я звоню от портье Мердоку.
      - Говорит Ано- произношу я шепотком, чтобы за стойкой не слышали,- Укажите место, где мы с вами могли бы встретиться,- имени Мердока я при этом не называю.
      - Когда?-спрашивает он.
      - Сейчас.
      - Так важно?
      - Да.
      - Тогда приезжайте в кафе "Жюн" на улице Старых вязов. Это недалеко от театра.
      Мердок уже ждет в полутемном зале за столиком.
      - Что случилось. Ано?
      - Вы же читали газеты.
      - При чем здесь я?- Тон его холодеет.
      - При том. Во-первых, серебро было спрятано в вашей хижине.
      - Хижина эта не моя, я тогда воспользовался ею случайно.
      - Известно, что это хижина Пасквы, хотя он и отрицал это на допросе.
      - Тогда пусть в полиции проверяют, кем и у кого куплена эта хижина.
      - Я полагаю, что уже проверили. Но не в этом главное.
      - А в чем?
      - В том, что. рассказал мне за утренним завтраком в сенатском клубе комиссар Бойль. В том, что он не поведал газетчикам.
      - Что именно?- Тон Мердока совсем ледяной.
      - Что Пасква купил себе свободу за две тонны серебряных слитков.- Я внутренне торжествую, видя, как мертвенно бледнеет Мердок.
      - Бойль так и сказал?
      - Не совсем так. Но я так понял. Он просто рассказал о том, что Пасква бежал прошлой ночью, когда его отправляли в вудвилльскую тюрьму в обычной тюремной карете, причем без кандалов и наручников. Бежал где-то за Городом на лесной дороге, воспользовавшись случайной остановкой. Мердок, помолчав, говорит кратко и холодно:
      - Бегство Пасквы и дальнейшая его судьба меня не очень интересуют, но за любопытную информацию спасибо.
      Мердок встает. Мы прощаемся. Кажется, он отверг вероятность нашего участия в удаче Бойля. Тогда все идет как надо. Мат в два хода, и оба сделаны. Остается ждать конца Пасквы.
      Я узнал о нем от Мартина в баре "Омона" через два дня.
      - Отойдем от стойки,- шепчет он,- есть новости.
      Мы отходим с пивными кружками к столику.
      - Только что узнал от инспектора привокзального района: сегодня утром Паскву нашли мертвым у бильярдной с тремя пулевыми ранами в грудь и живот. Инспектор предполагает конкурентные счеты. Месть за Бидо. Но мы-то знаем.
      - Угадали,-говорю я.
      - Может, и так.- соглашается Мартин и почему-то спрашивает:- А что делает Пит?
      - Собирает материалы теперь уже против Мердока.
      - У Жанвье?
      - Не только. Собирает и лично в бильярдных и барах.
      - Рискуем жизнью парня, Юри.
      - Пит сам вызвался. А он человек осторожный. Ни во что не вмешивается. Только угощает и слушает.
      - Кажется, скоро Мердоку будет жарко.
      Уэнделла и Бойля нахожу в биржевой ресторации. Уэнделл загадочно улыбается.
      - Конечно, вы уже знаете, мсье Ано.
      "Мсье" он добавляет для Бойля.
      - Знаю, мистер Уэнделл.
      - От кого, если не секрет?
      - Не секрет. От репортера "Брэд энд баттер".
      - И в каком же духе будет сообщение в газете?
      - Полиция предполагает конкурентные счеты,-повторяю я Мартина.Привокзальный район - я имею в виду ночные бары, закусочные и бильярдные - это район "пистолетников", услугами которых пользуются и наши конкуренты на выборах, в частности "джентльмены". Убийство Пасквы рассматривается как месть за Бидо.
      -А что вы скажете, Бойль?- спрашивает Уэнделл.
      - Не возражу, когда ко мне обратятся.
      - Лично я думаю,- лукаво подмигивает Уэнделл.- что эта версия устраивает и нас. Мы так и сообщим в "Сити-ныоз", только не на первой полосе и как можно сдержаннее.
      - У меня есть предложение, мистер Уэнделл.- Я продолжаю держаться официально, а присутствие Бойля меня не смущает: Бойль союзник, а не противник. - Хорошо, если бы статья о похитителях серебра с учетом истинных целей преступления в "Аполло" и последовавшего затем убийства Пасквы была написана не рядовым сотрудником газеты и даже не ее редактором. Автором, мне кажется, должен быть популярный и, главное" влиятельный человек.
      - Кто же. по-вашему?
      - Скажем, сенатор Стил.
      Уэнделл долго молчит, он очень серьезен. Бойль явно заинтересован и, как и я, ждет ответа.
      - Ценное предложение,- откликается наконец Уэнделл,- очень ценное. Статья сенатора Стила - это бомба. Она сметет и самого Мердока и его кандидатов. Но достаточно ли обвинительных материалов будет у Стила? И достаточно ли они будут убедительны?
      -А мы ему поможем.
      - Вы первый,-говорит Бойль.-Вспомните, что вы говорили мне о галунных повязках.
      - Все вспомню, когда это потребуется,-отвечаю я. Не знаю, почему я с такой решительностью предложил кандидатуру Стила. Лучшую, правда, трудно было найти для задуманного Уэнделлом выступления. Но Стил упрям и по-своему капризен. Трудно убедить его, если упрется. Но о Мердоке он спорить, не будет. Нужно только вовремя и решительно подсказать.
      Стила я нахожу дома. Рассказываю ему все, что знаю. О своих встречах с Мердоком и о его попытках сделать меня своим агентом в лагере Стила, о его избирательном шантаже с помощью Пасквы, о преступлении в "Аполло" с целью скомпрометировать партию популистов и о моих ответных маневрах, закончившихся убийством Пасквы его же хозяевами.
      - А вы, оказывается, умный и хитрый политик, Ано,- говорит он.Перехитрили Мердока. Пожалуй, вы стоите больше, чем пост советника у любого сенатора. Хотите, я отдам вам все свои голоса, полученные на выборах? Это разрешается по конституции, если я тут же подам в отставку.
      - Не надо, Стил. Отдайте их кому-нибудь другому, а то и двум, если число позволит. Я только гость здесь, а если судьба забросила меня к вам надолго, то я просто перейду в другой лагерь.
      - К Доновану?
      - Конечно.
      - Жаль,-вздыхает Стил.- Спорить не буду. Но пока вы работаете у меня и предлагаете покончить с Мердоком. Как? У меня нет главного - доказательства его вины в грабеже казначейства.
      - Мердока и не требуется арестовывать. Прямых улик нет. Но скомпрометировать его шайку можно и должно. Этого добиваются и Бойль и Уэнделл. А сделаете это вы, выступив с обвинением реваншистов в грабеже, шантаже и мошенничестве. Именно вы, сенатор, как самый решительный противник закона об ассоциации. Вы покажете, к чему привел этот закон на примере Мердока. Все дополнительные сведения представит вам Бойль. Статью подготовит Мартин. Вам останется только ее подписать. Как сказал Уэнделл, это будет бомба, взрыв, который сметет на выборах и Мердока и всю его шайку.
      - Хорошо,- говорит Стил,- я это сделаю.
      Глава XVI
      ПРЕСС-КОНФЕРЕНЦИЯ
      В девять утра - полдень по-здешнему - началась пресс-конференция у Бойля в Главном полицейском управлении по делу о похищении серебра с "Гекльберри Финна". Бойль уже объявил, что следствие закончено и он может назвать ожидающих суда виновников преступления.
      Происходила она в большом зале с чисто вымытыми окнами и натертым до блеска дубовым паркетом: Бойль во всем любит порядок и чистоту. Присутствовали все корреспонденты газет: "Брэд энд баттер", "Джентльмена", популистской "Сити-ньюз", французской католической "Суар" и биржевого "Бюллетеня", фоторепортеры и кинооператоры, завсегдатаи сенатских кулуаров вроде меня и просто любопытные, получившие пропуска на конференцию. Как прошла. она, я могу точно воспроизвести по расшифрованной Мартином стенограмме. Только вместо имен присутствующих корреспондентов укажу лишь названия газет.
      Бойль. Итак, следствие закончено, леди и джентльмены, мадам и мсье. Как было похищено серебро и как оно было найдено, вам уже известно: Сейчас я расскажу о том, чего не знала общественность, пока велось следствие. Как удалось установить, похищение подготовлялось заранее: заранее была постровна новая пристань на лесном берегу, заранее организована шайка головорезов, которых у нас зовут "пи-столетниками", заранее была куплена у Вудвилльского охотничьего общества лесная хижина, куда и было доставлено серебро с парохода. Вы спросите: как же была куплена эта хижина или коттедж? Отвечу, что приобрел ее некий Чек Пасква за тридцать тысяч франков, через комиссионную контору "Гопкинс и сын". Пасква, хорошо известный полиции уголовник, был арестован нами за убийство в ресторане "Аполло" и находился в тюрьме, когда серебро было найдено и установлено имя владельца хижины. В покупке хижины Пасква сознался, но свое участие в похищении серебра отрицал, уверяя нас, что и понятия не имел о таком богатстве. Тридцать тысяч франков он якобы выиграл в карты и совершил сделку с представителем комиссионной конторы в состоянии полного опьянения. Прекрасно понимая, что он лжет, и выяснив, что покупка коттеджа производилась подставным лицом лишь от имени Пасквы, мы решили проследить его связи. Для этого был инсценирован его побег, который он и совершил, не подозревая о слежке. К сожалению, однако, удалось его проследить только до привокзальной бильярдной, а пока сменялись наблюдавшие за ним агенты, какая-то минута была упущена, и Паскву застрелили из проезжавшего мимо фиакра. Ни фиакр, ни убийцу обнаружить не удалось, но хозяин бильярдной признал, что за Пасквой уже охотились какие-то неизвестные люди, угрожавшие ему отомстить за Бидо. Итак, главаря банды мы потеряли, но сумели задержать его ближайших сообщников. В своем первом интервью о найденном серебре я не сказал вам - не имел права сказать, пока не закончится следствие,- что в лесной хижине, где было спрятано серебро, мы задержали охранявших его четырех уголовников, известных полиции под кличками "Жаба", "Хлыщ", "Теленок" и "Одноглазый". Имен у них много, но подлинные пока устанавливаются. В похищении серебра они сознались, назвали главаря банды и других ее участников, которые в настоящее время разыскиваются. Трое уже арестованы. Это бывший ранчмен из Сильвервилля Биг Дро и два его конюха, Уилки и Формасьон. Нашли и рабочих, строивших пристань (список их можете получить у меня после пресс-конференции). В уже упомянутом интервью я не назвал вам и того, кто навел нас на мысль поискать серебро в лесной хижине. Теперь, по окончании следствия, могу это сделать. Охотник Фернан Марти сейчас охотится где-то в приречных лесах на юго-западе, но он обещал вернуться к первому же судебному заседанию.
      "Сити-ньюз". Как вы нашли охотника и почему он предположил, что серебро спрятано именно в этой хижине?
      Бойль. Вы меня не поняли. Охотник только заявил вудвилльской полиции, что обнаружил в приречных лесах необитаемую хижину, похожую скорее на коттедж, чем на охотничий домик. А мысль поискать серебро в лесной хижине возникла не у охотника, а у нас.
      "Суар". Много ли французов было среди "пистолетников" в шайке?
      Бойль. Вывод о национальности можете сделать, прочитав список привлекающихся к суду.
      "Пиплэ войс". Такие бандиты, как Пасква, не открывают текущих счетов в банках. Откуда у него оказалось тридцать тысяч франков для покупки лесного коттеджа? Выиграл в карты? Но вы могли бы проверить, был ли такой крупный выигрыш в каком-либо из игорных домов или, может быть, крупное ограбление незадолго до покупки дома.
      Бойль. Мы и проверили. Ни ограбления, ни крупного выигрыша Пасквы не отмечено.
      "Пиплз войс". А что вам сказали в комиссионной конторе? Там же должны помнить покупателя?
      Бойль. Я уже говорил, что не помнят. По-видимому, это было подставное лицо.
      "Сити-ньюз". А что предпринято для поисков этого подставного лица.
      Бойль. О нем мог знать только Пасква.
      "Джентльмен". А кто финансировал строительство лесной пристани?
      Бойль. По словам рабочих-строителей, нанял их тот же Пасква.
      "Пиплз войс". А вам не кажется, что за спиной Пасквы стоял кто-то с весьма солидным банковским счетом?
      Бойль. Предположение еще не доказательство.
      "Пиплз войс". Месть за Бидо тоже только предположение. Убийство Пасквы загадочно. Он явно кому-то мешал.
      Бойль, Таких сведений мы не имеем. Следствие закончено, и дело передается в суд.
      "Сити-ньюз". А кто будет защищать обвиняемых?
      Бойль. Та же адвокатская контора, которая взяла на себя защиту Пасквы после его ареста за убийство в "Аполло".
      "Сити-ньюз". "Берне и Тардье"?
      Бойль. Вы не ошиблись.
      "Пиплэ войс". Но это одна из самых дорогих адвокатских фирм. Кто же будет оплачивать ее услуги?
      Бойль. Адвокатские конторы могут не оглашать имена своих клиентов.
      "Пиплз войс". А что предполагает полиция?
      Бойль. Полиция ничего не предполагает. Полиция расследует.
      На этом и окончилась пресс-конференция. Только доновановский газетчик пытался добраться до истины. Но Бойль выдержал натиск. Он ждал своего часа и не собирался его приближать.
      Что ж, тактически он действовал верно. Теперь все зависело от Стила и его статьи. Взрыв бомбы должен быть направленным и неожиданным.
      Глава XVII
      БОМБА
      Статью для Стила мы писали вместе с Мартином, вернее, я уточнял тезисы и корректировал язык - все-таки я лучше Мартина знал речевую манеру Стила. Спорить приходилось чуть ли не по каждому абзацу: как профессионал-журналист он был, конечно, опытнее меня в таких делах, но я тщательно очищал статью от не присущей Стилу выспренности и цветистости.
      - Опять Мердок. Убери.
      - Но можно же, не обвиняя Мердока, называть его главой партии.
      - Во-первых, это не партия. И Стил никогда не ошибется, назвав группу партией.
      - Но здесь же нет повода для обвинения в клевете!
      - Стил не должен давать ему даже лазейки. А это что?
      - Гангстеры. Нормальный термин.
      - Стил не знает этого слова. Скажи еще: хунта. Не дури. Пиши просто: насильники, убийцы, грабители.
      - А мошенники? Для усиления.
      - Здесь речь не о мошенничестве. О нем дальше. В случае с документом, подсунутым в карман убитого Луи.
      - Кромсаешь статью. Фразы как рубленые. Ни одного периода.
      - Стил так говорит, а не я.
      - Ну оставь хоть метафору. К словам о неогалунщиках.
      - Ни к чему. Стил не любит метафор, он лаконичен и прост. А слово "нео" ему вообще несвойственно.
      Споры забыты, и сейчас передо мной уже лежит утренний номер "Сити-ньюз" со статьей Стила. Он ничего не слыхал о Золя и тем более о его выступлении по делу Дрейфуса, и потому я, не боясь плагиата, предложил сенатору назвать эту статью "Я обвиняю". Но хотя он и предпочел свой заголовок, однако согласился в тексте на толстовское "не могу молчать". А в целом статья читалась так: "КТО БУДЕТ ГОЛОСОВАТЬ
      ЗА ГРАБИТЕЛЕЙ И УБИЙЦ?
      Я выступал против закона о политических ассоциациях, однако закон этот принят сенатом, и потому возвращаться к нему не буду. Но когда под флагом политической ассоциации рвутся к власти грабители и убийцы, я молчать не могу. Кто такие "реставраторы"? Те, кто зовет назад, к зачеркнутому революцией прошлому. К полицейской диктатуре "галунщиков", запрещавшей все, что поддерживает ныне жизнь человека. Запрещалось есть взращенные на своей земле хлеб и фрукты, разводить скот, пить вино со своих виноградников, охотиться и ловить рыбу. Даже лесные прогулки за Город требовали специального полицейского разрешения. Все это известно каждому из школьных учебников.
      Но не только в этом обвиняю я реставраторов. Ведь они даже кичатся своим зовом к прошлому, открыто носят повязки или значки из того же галуна, который украшал когда-то мундиры полицейских рабовладельцев. Вы можете увидеть такие повязки на рукавах у встречных на улице, у посетителей трактиров и постоялых дворов, у бандитов, вооруженных полицейскими автоматами.
      У того, кто убил сразу четырех человек в ресторане "Аполло" - его звали Чек Пасква,- тоже была на рукаве повязка из галуна. Такой же галун отличал и его сообщников, стоявших с пистолетами у входа в бар и не позволявших никому в зале остановить преступление. Когда кто-то, вошедший за убийцей, попытался сделать это, Пасква застрелил и его. А уходя, сунул ему в карман документ, украденный у меня в канцелярии. Этот документ и показания свидетелей находятся сейчас в распоряжении Главного комиссара полиции. Вы спрашиваете, зачем это понадобилось убийце? Я вам отвечу. Чтобы как-то, чем-то скомпрометировать партию популистов. Чтобы скомпрометировать меня, известного как непримиримого противника реставраторов.
      Убийство и мошенничество - вот отличительные черты их поведения, их политической агитации. Прибавим к этому и шантаж. Тот же Пасква угрожал вудвилльской землевладелице Евгении Ланфлер, что сожжет весь ее урожай, если она со всеми своими издольщиками и арендаторами не будет голосовать за реставраторов на ближайших выборах. Вдова Ланфлер готова подтвердить это под присягой. Но она не единственная жертва реставраторской шайки. Я могу назвать имена фермеров Монса, Люнэ, Шобера и Стиннеса, которых также шантажировали нынешние "галунщики".
      А кто оказался виновником похищения казначейского серебра - самого крупного преступления века? Я был с племянницей в каюте "Гекльберри Финна", когда началась перестрелка на палубе. Кто нас предупредил не выходить из каюты? Матрос из команды? Нет, человек с пистолетом и галунной повязкой на рукаве. Кто слишком настойчиво советовал нам не возвращаться в Сильвервилль, а доехать на лодке до моего поместья близ Реки в этом месте? Владелец парохода? Капитан? Нет, опять же люди с повязками из галуна на руках. Не я один видел эти повязки, у меня есть свидетели.
      И, наконец, кто был владельцем лесной хижины, где нашли украденное серебро с парохода? Тот же Чек Пасква, убийца в "Аполло". Кем были люди, арестованные во время полицейского налета на хижину? Его сообщники, участники бандитского нападения на пароход. Все они тоже были реставраторами. Ленты из галуна нашли и у них.
      Итак, я спрашиваю у тех, кто прочтет эту статью, и у тех, кому расскажут о ней: если они еще носят повязку реставраторов, не стыдно ли им будет показаться на людях со знаком, поощряющим мошенничество, шантаж, грабежи убийство?
      И самое главное, я спрашиваю у моих сограждан: кто же теперь будет голосовать на выборах за грабителей и убийц?"
      - А ведь точно: Стил?- сказал Уэнделл, прочитав переданную мной рукопись статьи.- Стил, как живой с трибуны сената! Неужели он сам писал?
      - Какая разница,- ухмыльнулся я,- если есть его подпись.
      Уэнделл хитренько подмигнул мне, еще раз пробежав глазами последние строчки.
      - Вы правы, Ано. Техника изготовления бомбы меня не интересует. Важен взрыв и то, что за этим последует. Прицельный удар,- сказал он.- Верный и неожиданный. Партия Мердока сразу теряет шансы. И мы рады, конечно: она ведь страшнее самых правых на правом крыле. Думаю перепечатать статью целиком.
      Во время завтрака официант передал мне конверт с запиской Мартина.
      "Завтра ответа в газете не будет. В редакции не знают, что делать. Вся руководящая братия кинулась к Мердоку. Совещаются. Вероятно, решат подождать, пока не стихнет шумиха".
      Уэнделла я не видел, но он сам нашел меня, позвонив в клуб: наверное, мой маршрут передали ему из "Омона".
      - Что говорят, Ано?
      - Потрясены. Сколько Мердок потеряет голосов, не знаю, но потеряет много. Донован собирается перепечатать статью. Разрешите?
      - Конечно. Я уже разрешил и французской "Суар". Взрывная волна растет.
      - Удар столь силен, что "Брэд энд баттер" не дает завтра никакого ответа. Собираются ждать, пока не утихнет шумиха,- повторяю я Мартина.
      Газетная шумиха, однако, не утихла. Два дня подряд все газеты, даже биржевой "Бюллетень", гигантскими заголовками били по реставраторам, вспоминали все преступления последних лет, раскрытые и нераскрытые, предположительно присваивая их неогалунщикам. Повязка из галуна стала пугалом, и уже на улицах и в общественных местах ее открыто, никто не носил. Газете Мердока неудобно было молчать, и она заговорила.
      "Мы не собирались отвечать потерявшему разум сенатору Стилу - его почтенный возраст вполне предполагает такую возможность, но глупая выдумка, раздутая до пределов провокации, заставляет нас высказаться.
      Повязка из галуна-не членский билет политической ассоциации "реставраторов". Ее может нацепить каждый, если это почему-либо ему выгодно. Полиция, арестовав похитителей серебра и убийц в ресторане "Аполло", не обнаружила никаких свидетельств их принадлежности к реставраторам: ни членских билетов, ни специально выпущенных в свое время жетонов, которые могли бы подтвердить их партийность. Все свидетельские показания, на которые ссылается в своей статье Стил и которые говорят о повязках из галуна на руках у преступников, никого и ничего не разоблачают. Нам официально известно, что главарь арестованной полицией шайки Чек Пасква не был реставратором. В списках членов ассоциации по всем кантонам такого имени нет.
      Сомневаемся мы и в криминалистическом даровании Главного комиссара полиции. Два с половиной месяца он искал серебро и не нашел до того, пока не попался Пасква. Кстати, арестован тот был не по обвинению в вооруженном налете на пароход, а в убийстве таких же уголовников, как и он. И вдруг Пасква бежал по разработанному полицией плану якобы для того, чтобы можно было проследить его связи. А не купил ли себе свободу Пасква, вернув казначейству украденное им серебро? Правда, он вскоре после этого был убит. Но кем убит и почему убит, комиссар Бойль со всем его криминалистическим талантом установить так и не мог".
      Уэнделл ответил резко и коротко:
      "Мы не будем полемизировать с газетой "галунщиков". Суд подтвердит все данные следствия, с которыми был ознакомлен сенатор Стил. Общественность Города узнает правду. А пока мы еще раз спросим читателей: кто же будет голосовать за грабителей и убийц?"
      Глава XVIII
      ШАНТАЖ
      Я сижу в белом медицинском халате у дверей больничной палаты, куда Четверть часа назад привезли. Стила. Перепуганная горничная сообщила, что сенатор очень беспокоился: барышня уехала за покупками, но так и не вернулась до вечера, а в это время ему вдруг принесли письмо. Кто принес, она не знает. Обыкновенный посыльный с бородкой и шрамом под глазом. Сенатор вскрыл письмо, прочитал и упал. "А где письмо?"-спросил я. Она не знала: сенатор спрятал его в карман.
      К Стилу меня в больнице не допустили. В палате у постели больного собрался консилиум с участием личного врача сенатора, доставившего его в больницу. Я жду и вспоминаю вое, что произошло за последние дни. Всего-то два дня, и столько событий, тревожных и настораживающих. Вое началось с утра, когда в "Сити-ньюэ" объявили о своем отказе полемизировать с реставраторами. Я вышел из отеля и позвал стоявший поблизости фиакр. Он медленно подъехал, но почему-то не остановился, а рванул вперед по улице. В ту же секунду из окна кареты кто-то выстрелил, и я услышал в двух сантиметрах от уха свист пули, скользнувшей со скрежетом по гранитному пилону у входа в отель. Сейчас же выскочили швейцар и дежуривший полицейский.
      - Кто стрелял?
      Я пожал плечами:
      - Лица не видел, а номера экипажа не разглядел.
      - Кажется, возница совсем не походил на кучера?
      - Не обратил внимания,-сказал я.
      Швейцар посмотрел на меня с любопытством и ушел. Полицейский же побежал докладывать о происшедшем начальству. Я оглянулся. Улица была пуста - ни прохожих, ни экипажей. Опасная для меня карета была единственной.,
      "Совсем как Паскву,- подумал я,- и та же направляющая рука". Почему же стреляли не в Стила? Во-первых, потому, что убийство сенатора после его выступления сразу бы разоблачило виновников, а во-вторых, роль моя в происшедших за последнее время событиях была разгадана, и холодная война определенно и точно закончилась. Начиналась война настоящая. Ликвидировать меня было проще и безопаснее - велика птица, советник сенатора. Не велика, но опасна. И хотя стреляли из полицейского автомата, но стреляли метко - только рывок экипажа чуточку изменил направление пули.
      Я вернулся в отель и позвонил в редакцию Мартину.
      - Думаешь, Мердок?- спросил Мартин.
      - Вероятно, кто-нибудь вроде покойного Пасквы.
      - Я тотчас же ухожу из газеты и буду сопровождать тебя, куда бы ты ни поехал.
      - Две мишени вместо одной,- усмехнулся я.- У тебя есть оружие? У меня нет.
      - Оружие надо добыть. Стрелять я тоже умею.
      Я тут же сообразил, где можно достать оружие. У главного комиссара полиции. И времени терять не будем.
      Бойль принял нас немедленно и любезно, хотя и не без удивления, увидев входящего со мной Мартина.
      - Что-нибудь срочное, мсье Ано?-заинтересовался он.
      - Первое: Дональд Мартин, которого вы сейчас видите, наш человек. Он работал,- я подчеркнул это слово в прошедшем времени,- у Мердока по нашим заданиям. Был связным, а сейчас срочно переквалифицируется в моего телохранителя. Отсюда и второе: нам требуется оружие. Не полицейские автоматыони слишком громоздки, их не спрячешь, а обычные карманные многозарядные пистолеты, такие, как у вас, например.
      - Значит, что-то случилось?-подумав, спросил Бойль.
      Я кратко рассказал ему о нападении у входа в отель.
      - Но почему стреляли именно в вас?
      Я объяснил, почему они решили не трогать сенатора. И добавил с усмешкой:
      - Мердок - человек сообразительный и умеет делать правильные выводы. В кого бы вы стреляли, если бы хотели ответить по-мердоковски на выступление Стила? И меня, конечно, не устраивает судьба Пасквы, сами понимаете.
      Вместо ответа Бойль вызвал дежурного, адъютанта.
      - Принесите два пистолета карманного образца и соответствующего калибра,распорядился он,- Кроме того, пошлите полицейского, который дежурил бы у отеля "Омон".
      - Привлечет внимание ваш полицейский,-сказал я Бойлю, когда адъютант вышел из кабинета.
      - Лишний глаз не помешает.
      Пистолеты нам выдали, но относительно полицейского я оказался прав. Его застрелили на другой же день к вечеру, когда редкие газовые фонари в переулке позволяли стрелять из любого уголка уличной темноты.
      Об этом мне сообщил по телефону Бойль, когда убитого уже увезли.
      - Гибнут не только противники, Бойль,- ответил я,- гибнут и друзья. Вспомните хотя бы Луи Ренье. А кто убил его? И долго ли, думаете, осталось бы жить Питу Селби, если б Ринки удалось скрыться?
      ...Наконец консилиум заканчивается, выходят его участники, личный врач сенатора шепчет мне на ухо: "Все в порядке, сердечко выдержало. Постарайтесь его не тревожить",- и дежурная сестра пускает меня в палату.
      Сенатор лежит под одеялом, обросший седой щетиной: видимо, с утра не побрился и от этого постарел атак лет на десять. Но не то меня встревожило, а какая-то растерянность, почти страх в его мутных, слезящихся глазах: вот-вот не выдержит и закричит не от физической, а скрытой душевной боли.
      - Хорошо, что вы пришли, Ано,- говорит он и дрожащей рукой вынимает из кармана больничной пижамы письмо в зеленом конверте с краткой надписью: "Джемсу Стилу, сенатору".
      "Уважаемый мистер Стил,- читаю я,- ваша племянница жива и здорова и пока находится у нас в надежном и недоступном для полиции месте. Кормят и обслуживают ее отлично, но увидеться с вами, иначе говоря, вернуться домой, она сможет лишь послезавтра, на другой день после выборов, когда будут подсчитаны все голоса, в том числе и поданные за вас лично. По условиям конституции вы можете подать в отставку и отдать все эти голоса любому избранному вами политическому деятелю. Вот мы и предлагаем вам сделку: мы отдаем вам Минни, а Вы нам свои голоса, иначе говоря, избранному не вами, а нами политическому деятелю. Имя его Тур Мердок. Имя, отнюдь не ласкающее ваше ухо, но таковы. уж условия сделки".
      Подписано письмо не было. Пока я читал его, Стил лежал как мертвец, с закрытыми глазами и отекшими веками. Я, заикаясь, спросил его:
      - Когда, же ее похитили?
      - Думаю, после полудня.
      Значит, она еще в Городе, предполагаю я. Шантажистам нет смысла увозить ее далеко, если придется возвращать ее завтра после полудня.
      - Я все уже решил,-не открывая глаз, произносит Стил.
      - Что именно?
      - Сделать то, что они требуют.
      Я встал над его постелью.
      - Откройте глаза, Джемс! Вы еще не умираете, и Минни пока жива. Вы имеете право жертвовать многим ради ее спасения, но не имеете права предавать партию. Не имеете права предавать Город. Если вы сделаете это, Мердок станет его хозяином. Словом, ждите. И не вызывайте никаких адвокатов, пока я не сообщу вам, что Минни свободна.
      С этими словами я покидаю палату. Мартин поджидает меня на улице.
      - Минни похищена.- говорю я.- Чистый кинднаппинг, как говорят у вас в Штатах.
      - А выкуп?
      - Все голоса Стила, полученные на выборах.
      Мартин не понимает. Я объясняю ему, как можно распорядиться поданными за тебя голосами, если подашь в отставку тотчас же после выборов.
      - Сволочи.- говорит Мартин.
      - Хуже.- добавляю я.
      - А если все-таки рискнуть?
      - Как?
      - Без полиции.
      - Об этом я и думаю.
      - Ты же знаешь адрес.
      - Наверняка дом охраняется.
      - А сколько их? Двое, трое... не больше. Справимся не Земля ведь, а чужое пространство и время.
      - Сволочи не слабее оттого, что они стреляют в чужом пространстве и времени.
      - Все равно поехали.
      Мы с Мартином понимаем друг друга с полуслова. Чтобы спасти Минни, должен струсить Мердок. А это не просто. Сначала трое или четверо дружков Пасквы, а потом он сам, бывший шериф. Стрелять умеет. Но и мы умеем.
      Газовый фонарь далеко, а в особняке Мердока тускло горят лампочки или свечи. Освещены только два окна на втором этаже - должно быть, все-таки свечи: ночью в Городе электроэнергия не подается в дома даже этого квартала. Внизу светится окошко рядом с подъездом: в первой комнате. должно быть, дежурят охранники.
      Я подхожу к калитке так, чтобы сидящему на ступеньках крыльца был виден мой силуэт. Мартин, мгновенно поняв меня, незаметно взбирается на ограду рядом. Я издаю тихий свист. Фигура на крыльце подымается и шагает по утрамбованной дорожке к калитке. Судя по силуэту, парень похож на гориллу в темной рубахе без пояса.
      - Кто?- хрипит он из темноты.
      - Свой,- говорю я.
      Он плотно приникает к чугунной решетке, силясь разглядеть, свой ли. В ту же секунду Мартин кошкой прыгает на него сверху. Охранник не успевает даже вскрикнуть.
      - Готов, теперь не скоро очнется.- шепотом откликается Мартин, открывая засов калитки.
      - Видишь слабый свет в окнах сверху?- говорю я тоже шепотом.- Там кабинет и спальня Мердока. Наверно, он дома. Внизу, по-видимому, охранники. Сколько их, неизвестно.
      - Рискнем.
      Мы поднимаемся по ступенькам к двери. Она чуть приоткрыта: видимо, охранники не боятся вторжения. Пол крепкий, не скрипит, дверь тоже бесшумна. Должно быть. петли заботливо смазаны. Сразу из темной передней видна неосвещенная лестница наверх и стол с зажженным трехсвечником в комнате справа с настежь открытой дверью За столом два небритых "пистолетника" играют в карты. На табуретке рядом лежит знакомый полицейский автомат. Другого не видно. Нас картежники не замечают.
      - Может, не будем? - шепчу я на ухо Мартину.- Обезоружим сначала. Свяжем...
      - Нашел кого жалеть!- яростно шепчет Мартин.- Да и бесшумно не выйдет. У них автоматы. Лучше шумно, да наверняка.
      Несколько часов спустя, когда все уже кончилось, я. вспоминая об этой минуте, спрашивал себя: а имел ли я право без всяких ссылок на чужое пространство, время и чужой социальный строй, имел ли я моральное право стрелять? Что бы ответил я судье? Да. имел. Я стрелял в убийц, спасая жизнь похищенной ими девушки, я защищал свободу Города: ведь голоса Стила, отданные Мердоку. сделали бы того подобием самых отвратительных земных диктаторов.
      Два выстрела взрывают тишину дома. Оба охранника оседают на пол. даже не успев открыть огонь. Мартин, не нагибаясь к раненым, тотчас же подхватывает лежащий на табуретке автомат.
      - Подходящая штука для встречи с теми. кто сейчас спустится с лестницы.
      - А если это Мердок?
      - Вступим в переговоры.
      На лестнице наверху показывается тень человека с похожим на шахтерский фонарем. В другой руке у него пистолет. По силуэту видно, что не Мердок.
      - Погоди. Может, обойдемся без выстрелов.- шепчет Мартин.
      Человек с фонарем приближается, не опуская пистолета.
      - Стоп.- говорю я из темноты.- Поставьте фонарь и бросьте пистолет. А руки вверх?
      В ответ гремит выстрел по голосу. Я успеваю брякнуться на пол, пуля надо мной разбивает стекло входной двери.
      Мартин не остается в долгу. Успев подкрасться по темной лестнице наверх, он хватает стрелявшего за ноги. Тот падает навзничь. Фонарь, покатившись вниз, гаснет, но загорается струйка вытекшего керосина. Мы наспех связываем руки лежащего - он молчит, видимо, понимая, что кричать бессмысленно: Мартин уже поднял свой брошенный автомат. Но из предосторожности мы все-таки забиваем ему рот носовым платком. Струйку горящего керосина затаптываем, чтобы не загорелась деревянная лестница.
      - Теперь визит к хозяину.- говорю я.
      Но дверь в кабинет заперта. Выстрелом я сбиваю кусок дерева у замочной скважины. Потом ударом ноги открываю дверь настежь. Тут же из освещенного кабинета слышится выстрел, Мердок готов к встрече, но не видит цели. Мартин и я притаились за дверью.
      - Не двигайтесь, Мердок.- Он слышит мой голос и замирает.- Нас двое, а ваших телохранителей уже нет. Бросьте пистолет и поднимите руки. Мы сможем спокойно поговорить с вами, если нам никто не помешает.
      - Верю,- говорит Мердок и бросает пистолет на пол.- Входите, Ано, не стесняйтесь.
      Мы входим. Мердок встречает нас с улыбкой и чуть поднятыми руками.
      - Обыщи его. Мартин.-командую я.
      Мартин ощупывает карманы Мердока и, подняв брошенный им пистолет, передает его мне.
      - Ничего нет. Юри.
      - Тогда садитесь, Мердок,- предлагаю я, не опустив пистолета.
      В кабинет вбегает горничная с перекошенным от страха лицом, без халата, только в ночной рубашке,
      - Что случилось, мистер Мердок? Меня разбудили выстрелы.
      - Идите к себе. Джесс,- спокойно произносит Мер-док.- закройте двери, запритесь и не выходите до утра. пока не прибудет полиция. Никто вас не тронет.
      Горничная исчезает, и мы остаемся с Мердоком. Он сидит на диване, а мы напротив у письменного стола. Мартин с автоматом, а я опустил пистолет в карман.
      - Вы опять переиграли меня. Ано - кривится в насильственной улыбке Мердок.
      - Переиграл,-соглашаюсь я.- хотя. скажем мягко, вы и пытались мне помешать.
      - Возможно. Вы. кстати, отвечаете тем же. Судя по тому. как вы угробили моих парней, вам что-то от меня нужно.
      - Многое.
      - А именно?
      - Во-первых, вы немедленно освободите Минни Стил.
      - Это не так просто. Ее здесь нет.
      - А где она? Бесполезно скрывать.
      - Согласен. В кафе "Жюн". Под надежной охраной.
      - Жива.
      - Пока.
      - Вот мы с вами и отправимся сейчас в кафе "Жюн", и вы сами позаботитесь о ее благополучном возвращении домой.
      - А если я этого не сделаю?
      - Мы тут же вас убьем. Мердок. У нас нет выбора
      - Так ведь и девчонку тоже убьют.
      - А сенатор Стил - он, кстати, сейчас в больнице - умрет от второго сердечного приступа. Допускаю и это. Но зато вас не будет, Мердок, и Город вздохнет свободно.
      - У меня тоже нет выбора,- пожимает плечами Мер-док,- разрешите переодеться.
      - Последи за ним. Мартин.
      Пока Мартин ощупывает сюртук Мердока. я поднимаю телефонную трубку.
      - Соедините меня с больницей святой Магдалины, не знаю ее номера,- говорю я телефонистке.
      - Дежурный врач у телефона,-отвечает больница.
      - Говорит советник сенатора Стила. Он спит, наверно?
      - К сожалению, нет, советник. Не спит даже со снотворным. А мы не рискуем увеличивать дозу.
      - И не надо. Сообщите ему немедленно, что я звонил и что племянница его уже через час. а может быть. и раньше благополучно вернется домой.
      Мердок в сюртуке и цилиндре ждет нас у двери.
      - Я готов, джентльмены.
      - Пойдем пешком до ожидающего нас экипажа,- говорю я.- Мы по бокам. Никакие парни из кафе вам не помогут. Девушку вы отправите самолично в нашем же экипаже. парней отпустите, а мы втроем поговорим о дальнейшем. Ясно?
      - Ясней быть не может. Идемте.
      Глава XIX
      РЕШАЮЩИЙ ШАГ
      Кафе "Жюн" закрыто. Пришлось стучать. На стук дверь приоткрылась, закрепленная изнутри на цепочке, и чей-то хриплый голос сказал сквозь щель:
      - На вынос не продаем. Закрыто,
      Мы ждем ответа Мердока. Он говорит тихо и властно: - Открой. Слим. Свои.
      В распахнутую настежь дверь мы входим в том же порядке: чуть впереди Мердок. за ним вплотную я и Мартин.
      В зале тихо и пусто. Столы поставлены один на другой, стулья отодвинуты в сторону, на стойке горит единственная свеча, освещая не больше пяти квадратных метров погруженного в темноту зала.
      - Где девочка. Слим?- спрашивает Мердок.
      - Наверху в угловой комнате. Наверное, уже спит. От ужина отказалась.
      - Разбуди ее повежливее и скажи, чтоб спускалась вниз. Кто рядом?
      - Крук и Тони. Должно быть, играют в кости. Проглотили уже бидон абрикосовой.
      - Будет оплачено, Слим. Кстати, скажи им по пути. чтобы убирались отсюда немедленно.
      Слим мгновенно исчезает за дверью возле стойки, смутно различимой в темноте. Мердок садится на ближайший к стойке стул. мы устраиваемся рядом, контролируя каждое его движение.
      В двери у стойки появляются двое. похожие на ранчменов в широкополых соломенных шляпах и узких штанах, заправленных в высокие башмаки до колен. Тусклый свет единственной в зале свечи не позволяет рассмотреть их лица.
      - Вы оба свободны. Девчонкой займется Слим.- говорит Мердок.
      Парни в высоких башмаках почтительно ретируются, не обращая на нас никакого внимания. Приказа хозяина им было достаточно, а самодеятельность, должно быть, не поощряется.
      Минуты две-три спустя появляется Минни в светлом платье с жирными пятнами на длинных тюлевых рукавах: вероятно, ее тащили за руки. Я делаю знак Мартину, чтоб он держал под прицелом Мердока, и выхожу ей навстречу.
      - Мсье Ано! - радостно восклицает она, в окружающей полутьме не замечая ни Мердока, ни Мартина.
      - Вы сейчас поедете домой, Минни.- говорю я.- вас отвезут. И не пугайтесь, если не застанете отца дома. Он в больнице святой Магдалины. легкий сердечный приступ после вашего исчезновения. Вы ему позвоните в больницу. как только вернетесь домой
      - Слим,- распоряжается Мердок.- отвезешь девушку и головой ответишь за любую задержку в ее возвращении домой.
      - А кто же здесь останется, хозяин?- медлит Слим.
      - Мы подождем твоего возвращения.
      - Идите. Минни.- говорю я.- Экипаж у подъезда.
      Минни и Слим уходят. Я закрываю дверь на цепочку.
      - Первое ваше требование выполнено, Ано.- Мердок разговаривает спокойно, но с какой-то внутренней настороженностью. Видимо, он понимает, что его ждет еще более неприятное испытание.
      Я сажусь напротив Мердока.
      Наблюдение продолжает Мартин.
      - Здесь есть телефон?- спрашиваю я.
      - Вон там. за стойкой.- кивает Мердок.
      - Через полчаса я позвоню Минни домой и тогда будет видно, как выполнили вы наше первое требование. Надеюсь, телефон работает?
      - Проверьте.
      - Проверим. А пока проверим другое.
      - Что?
      - Ваш здравый смысл и страсть игрока.
      - Не понимаю.
      - Сейчас объясню. Вы проиграли. Мердок. Но только игрок по призванию переживет спокойно любой проигрыш. Повторяю: любой.
      - А что я проиграл сейчас, кроме голосов Стила?
      - Вашу ассоциацию, Мердок, в перспективе - партию и все кресла в сенате.
      Мердок долго молчит, выражения глаз его я не вижу, но знаю, что он понял и подсчитывает свои возможности.
      - Сейчас вы напишете под мою диктовку заявление в сенатскую избирательную комиссию,- продолжаю я.- Вы признаетесь, что лично проверили обвинения сенатора Стила и убедились в их правдивости. Как честного политического деятеля вас глубоко возмутило сотрудничество ассоциации реставраторов с шайкой грабителей и убийц. Ассоциация скомпрометирована, и вы ее распускаете, одновременно требуя изъятия из всех избирательных списков ее кандидатов, в том числе и вашей кандидатуры.
      - Что же вы оставляете мне?- спрашивает Мердок.
      - Не так уж мало. Во-первых, достоинство и незапачканную репутацию, во-вторых, возможность играть дальше и, вероятно, не только проигрывать. У вас еще остаются все ваши игорные дома и ночные клубы, организация букмекеров на городском ипподроме и контрольный пакет акций страховой компании "Эврика". А самое главное - у вас в руках газета, которая, оставаясь в оппозиции, может поддерживать и другие движения, если не "джентльменов" - они, пожалуй, слишком аристократичны для вас, - то, скажем, католиков или евангелистов. Ведь и с их помощью можно добиться сенатского кресла.
      Мердок молча встает и проходит за стойку бара. Мартин с пистолетом следует за ним.
      - Я не оружия ищу, а перо и бумагу.- огрызается Мердок. Найдя их под прилавком, он, стоя, записывает: "В сенатскую избирательную комиссию..." Диктуйте,- обращается он ко мне.
      Со своего места я диктую примерно то, что уже высказал.
      - А теперь позвоните в ночную редакцию "Брэд энд баттер" и продиктуйте написанное,- продолжаю я.- Там знают ваш голос и ничего не заподозрят. Утром это заявление должно быть в газете. А затем отдадите бумагу мне. Я уж сам позабочусь и об избирательной комиссии и о "Сити-ньюз".
      Мердок довольно быстро находит по телефону ночного редактора. "Стенографистки не надо. Записывайте сами". Быстро, но отчетливо диктует написанное. Слышатся перебивающие текст реплики: "Что? Я уже сказал. Пишите слово в слово. Да, так. Не вы мне, а я вам плачу за работу. Понятно? Пишите дальше..." Потом опять текст, и снова перебивающая реплика: "Если хотите сохранить свое место, все это должно быть завтра в утреннем номере. Я сказал все, Жюль. Заеду лично. Да. подпишу номер".
      И с элегантностью банкомета, подвигающего партнеру его выигрыш, Мердок протягивает мне листок со своим заявлением. Я складываю документ вчетверо и опускаю в карман.
      - Еще две минуты, Мердок, и мы с вами расстанемся,- говорю я,- только позвоню Минни.
      Она уже дома и радостно сообщает, что уже созвонилась с больницей, отец все знает и уговорил врачей отправить его домой.
      - Запритесь, девочка, и никого не пускайте до приезда отца, а ночью ваш покой будет охранять Мартин.
      - Зачем?- вмешивается Мердок.- Наемных убийц посылать не буду. Проиграл плачу.
      - Крупно играете и классно проигрываете,- замечает все время молчавший Мартин.- А ваши "пистолетники" не играют, а постреливают.
      - Выстрелов больше не будет,- смеется Мердок.- Вы. может быть, все-таки вернете мой пистолет. Ано?
      - Я верну его вам завтра во время обеда в сенатском клубе.
      Мердок так и не успевает ответить. Свеча гаснет, заливая оплывшим, воском медный подсвечник. Мердок остается в темноте. Самая подходящая обстановка для житейских раздумий. Я почти уверен в том. что он сказал правду. Выстрелов больше не будет. Он уже раздумывает не над тем. что проиграл, а над тем, что выиграл. А выиграл возможность играть дальше. Ведь мертвецы уже не играют. Я знал, что, может быть. уже через полчаса-час он заедет в типографию и подпишет к печати утренний выпуск газеты. А над следующим еще можно подумать
      Мой же экземпляр заявления Мердока, прежде чем попасть в "Сити-ньюз" и сенатскую избирательную комиссию, должен побывать у Уэнделла. Придется будить магната, не дожидаясь утра. Время не ждет.
      Несмотря на все протесты разбуженного дворецкого, мне удается поднять Уэнделла. Он входит в халате, протирая заспанные глаза.
      - Что нибудь сверхсрочное, Ано, иначе бы вы не явились в такое время?зевает он.
      Не отвечая, я молча передаю ему сложенный вчетверо лист бумаги и плюхаюсь на кушетку. Ноги меня не держат - так хочется спать.
      - Это не подделка?- спрашивает Уэнделл, спотыкаясь на гласных.
      - Вы странный человек, Уэнделл. Сколько месяцев меня знаете, а говорите глупости, непростительные даже ребенку. Заявление подлинное и должно появиться в утреннем номере "Брэд энд баттер". Одновременно надо опубликовать его и нам. Свяжитесь сейчас же с редакцией "Сити-ньюз" и продиктуйте его стенографистке.
      Уэнделл покорно, как младший клерк, бежит к телефону, а я мгновенно засыпаю в сидячем положении и просыпаюсь, как только он появляется снова.
      - Как вы добились этого. Ано?- с умилением спрашивает он и всплескивает руками:- Боже мой. вы больны?
      - Нет, просто чертовски устал.
      - Выпейте коньяку.
      - Давайте.
      Глоток коньяка приводит меня в чувство. Но как рассказать кратко об этой ночи? Уэнделл меня перебивает.
      - И он решил отдать свои голоса?
      - Решил. После того как вмешались мы с Мартином. Что произошло дальше, я рассказываю коротко, как могу...
      - А если он все же заявит в полицию? - колеблется Уэнделл.
      - О чем? О том, что заявление сделано под угрозой расправы? Тогда придется признаться и в письме Стилу и в похищении девушки с явно шантажной целью. А это уголовщина и политическая смерть Мердока. Нет, своего заявления он опровергать не будет. Оно даже создает ему ореол политической честности и принципиальности. А затем начнет снова тасовать карты. Не вышло с реставраторами - выйдет с церковниками. Я, кстати, это и посоветовал. А денег ему не занимать, у него их немногим меньше, чем у вас, мистер Уэнделл, и, во всяком случае, больше, чем у Стила.
      Уэнделл садится против меня по-наполеоновски - верхом на стуле. Он доволен, даже более чем доволен, почти счастлив.
      - Все-таки вы переиграли его, Ано. Два раза. Не понимаю, не могу понять, как вы это сделали.
      Рассказать все я, конечно, тоже не могу.
      - Мердок шел к диктатуре своим путем и не знал иного. Имя ему политический авантюризм. Но возможен был и другой опыт. Мердок мог бы, став популистом, выдвинуться в партийном аппарате и, как бывший шериф, добраться до поста главного комиссара полиции. Тогда свою мечту он осуществил бы без затруднений. Только вместо краденого оружия "пистолетников" действовали бы законные автоматы полиции. Послушайте моего совета, Уэнделл. Ваше счастье. что пост начальника полиции занимает Бойль, а не Мердок.
      Глава XX
      ВОЗВРАЩЕНИЕ
      После той бурной ночи прошли еще день, и ночь, и еще добрых полдня, которые мы с Мартином проводим под тентом на верхней палубе "Гекльберри Финна". Мы едем в Сильвервилль. Город еще далеко, хотя уже издали виднеется пыльная дымка на горизонте в голубой чаше неба за поворотом Реки. Плывут мимо сосновые рощи на берегах. глинистые обрывы, рыбацкие хаты над ними и лодки, вытащенные дном на песчаные отмели. Что-то похожее на Волгу ниже Саратова, а иногда вспоминаешь Дунай под Измаилом. где вербные заросли совсем нависли над серой от ила рекой.
      А почему мы вдруг решили ехать в Сильвервилль, да еще в самый день выборов?
      Произошло это так. После той "пистолетной" ночи мы встали поздно, проспав и утренний завтрак и ленч. В баре нам соорудили яичницу и подогрели кофе. - Ты почему молчишь?- вдруг вцепился Мартин.
      - У меня странное ощущение. Дон. И началось оно еще в полусне, перед тем как проснулся.
      - И у меня. Словно сон под утро увидел, который забылся. или шепнул кто-то на ухо. Мне даже показалось, что это был ты.
      - О том, что мы должны ехать в Сильвервилль?
      - Да. Но совсем не из страха перед Мердоком. Хотя мысль о мести была.
      - Нет. Дон, ни при чем здесь Мердок. И страх ни при чем. Думаю, что нас отпускают. Домой.
      - "Они"?
      - Тебе ведь тоже показалось, что надо ехать в Сильвервилль. И зачем ясно. Все, что нужно, мы сделали. И главное - поняли. А нас прочли, как газету. И я уверен, что это произойдет в Сильвервилле на том же месте, где мы здесь появились. У океана, близ песчаных дюн.
      Найдем?
      - Найдем. Я отлично помню. Ты еще спрашивал меня, что за кустарник.
      - Думаешь, в Крыму и очутимся?
      - Убежден:
      - У твоей машины?
      К обеду я опоздал. В ресторане было немноголюдно: депутаты и журналисты торчали на избирательных участках. пресс-конференциях и митингах в парках. Уэнделл, как мне сказали, уехал на биржу, а Стила я нашел в курительной. Он сидел в кресле, один в пустой комнате, докуривая сигару, и пил содовую воду мелкими глотками через каждые пять минут - его мучила послеобеденная изжога.
      - Хочу обнять вас, Ано - поднялся он с кресла.- Вы сделали для меня больше, чем кто-либо и когда-либо в жизни. Мне стыдно смотреть вам в глаза, но я бы отдал ему веемой голоса, чтобы спасти Минни. Я предатель, трусливый старик, ничтожество. Если бы не вы...- Он отпустил мои плечи и сел. закрыв глаза сморщенной рукой.- Как вы сломали его, Ано?
      - Просто я убедил его, что так будет лучше.
      Стил больше не спрашивал. Да и мне не хотелось рассказывать о подробностях. Все это было вчера. А что будет завтра?
      - Отдам Уэнделлу, а часть вам.
      - Не понимаю. Я же не кандидат.
      - Ну, Доновану. Я ведь знаю. в каком вы политическом лагере.
      - Спасибо, Джемс. А теперь простимся. Поклон Минни. Я ухожу.
      - Совсем?
      - Совсем. Не огорчайтесь. Джемс. Это должно было случиться. Я ведь случайно здесь и не по своей воле.
      - И Мартин с вами?
      - И Мартин. Он не зашел к вам. чтобы не тревожить Минни.
      - Может быть, так и лучше.
      Он уже глядел в сторону куда-то мимо меня, так что я незаметно, не прощаясь, мог выйти из комнаты. А Донована увидел уже уходя. Он забежал в бар на минутку выпить кружку любимого имбирного пива - промочить горло, охрипшее от речей и приветствий.
      - Как успехи. Биль?
      - Порядок.- Он сиял, явно довольный теми предварительными данными, какие уже имел.- Правда, в Майн-сити еще не был, но в привокзальном районе хорошо. Наши идут впереди. Думаем увеличить число мест в сенате с пяти до восьми.
      Больше. Донован. больше! Ведь он еще не знал о судьбе голосов, поданных за Стила.
      - Есть уже планы на будущее?- спросил я.
      - Много. Будем добиваться признания ассоциации партией. Численность позволит нам это. А к первому же заседанию готовим билль о единой рабочей организации. упраздняющей цеховщину.
      - Иначе говоря, единый профессиональный союз?
      - У тебя всегда точные формулировки. Охотно возьмем твою.
      - Я бы предложил и билль о рабочих школах. Нужно собрать по крохам все. что имеется в Городе, изданное когда-то или переписанное: все, что знакомит рабочего с основами социализма.
      - Ты говоришь со мной так, как будто мы видимся в последний раз.
      - Возможно. Я ведь землепроходец в отпуску, романтик новых земель. А отпуск уже кончается.
      Мне не хотелось продолжать этот уже ненужный для меня разговор. Я спешил. Все было уже известно. Несколько тысяч бюллетеней, поданных за реставраторов, были объявлены недействительными, а Донован после отставки Стила получил уже не шесть, а шестнадцать мест.
      На этом и заканчивается наше второе путешествие, может быть, в другую галактику. Пусть это не рай, но у него есть и прошлое и будущее.
      Вот и дюны вдали у океанского берега и знакомые колючие заросли "альгарробо". куда нас перебросило с крымской автомобильной дороги от Севастополя к Ялте.
      - Кажется, здесь.- говорит Мартин,- и песок примят, как будто кто-то сидел.
      - Так тебе и сохранятся следы при таком ветре да еще на прибрежном песке.
      - Все-таки присядем.
      Присели. Оглянулись. Серо-зеленый океан блеснул вдруг васильковой голубизной и провалился куда-то вниз.
      Мы уже сидели на краю обрыва крымской дороги, вьющейся серпантином среди виноградников от серых скал Яйлы к синему-синему Черному Морю. И мой "Жигуль" стоял с полуоткрытой дверцей чуть в стороне от дороги, и пиджаки наши с деньгами и документами лежали на сиденьях. Только вокруг машины ходил инспектор ГАИ - старший лейтенант лет тридцати. В стороне стояла милицейская "Волга".
      Я кашлянул, старший лейтенант повернулся и застыл. будто увидел что-то явно противозаконное.
      - Вы откуда?- грозно спросил он.
      Мы молчали. Мы улыбались. Мы были дома.
      - Как вы здесь очутились? Минуту назад тут никого не было.- продолжал допрос инспектор ГАИ.
      - А мы поднялись вон оттуда.- Я указал на обрыв к виноградникам.
      - Чья это машина?
      - Моя. Разрешите?- Я подошел к машине и вынул из лежащего там пиджака права и паспорт.
      Инспектор внимательно просмотрел документы и спросил:
      - Так почему же вы ее бросили?
      - Погулять пошли.- идиотски ответил я, не в силах придумать ничего более умного.
      - Где же здесь гулять?- удивился инспектор.- По этим кручам?
      - Вот-вот.- обрадовался я.- Замучил меня товарищ. Любит горы.
      - А кто этот ваш товарищ?- строго спросил инспектор. подозрительно оглядывая Мартина.
      Я ответил почти шепотом:
      - Американский турист, товарищ инспектор. Корреспондент из Нью-Йорка. Очень интересуется советским автотуризмом. Мартин, покажи ему свое удостоверение.- прибавил я по-английски.
      Мартин вынул из своего пиджака документ, свидетельствующий о его законном пребывании в СССР, и корреспондентскую карточку.
      - Спасибо. Карашо - сказал он по-русски с дурацкой улыбкой. Сразу понял, как надо сыграть.
      Инспектор мельком взглянул на документы и вернул их Мартину.
      - Как же так, граждане,-сказал он уже менее грозно.- Нам сообщили, что машина ваша со вчерашнего утра здесь стоит. Дверцы не заперты, и ни водителя, ни пассажиров. А мы из Севастополя сюда ехали, чтобы машину вывезти и владельца искать. Ведь ее и угнать могли.
      - Что вы. товарищ инспектор, не везде же жулики,- сказал я гордо.
      - Можете следовать дальше,- сухо сказал инспектор, сел в машину и умчал вверх по шоссе к Байдарским воротам. А мы хохотали и не могли остановиться. И не над инспектором и не над собой, а просто потому, что стояли мы на земле, на Земле с большой буквы, с какой пишется имя нашей родной планеты.