Глава 3

ПОДВИГ

Спустя месяц сообщения о нашествии сквирлов и жертвах среди мирного населения и противостоящих инопланетным тварям военных уверенно заняли первое место в выпусках новостей по всем каналам мира. Владимир научился сносно стрелять из автомата Калашникова и метать ручную гранату. Академик Бадмаев же близко сошелся с Юрием Зубцовым, завербовавшим их полковником, и только и занимался тем, что изучал убитых и отловленных в ямы-ловушки сквирлов и изобретал разнообразные каверзы, при помощи которых этих тварей можно было остановить. Именно он придумал “маяк Бадмаева”, – собственно, это ясно уже из названия приспособления, – который, генерируя звук определенной частоты, теперь отпугивал тварей от места дислокации бойцов отрядов по борьбе с космической саранчой, как окрестили сквирлов журналисты. Такие же маячки были установлены возле стратегически важных объектов, попавших в зону поражения. Это было одним из пусть маленьких, но прорывов в борьбе с невесть откуда свалившейся на землян бедою. К сожалению, плохого было много больше. Прежде всего сквирлы по мере своего питания росли непрерывно, и самые крупные из них уже достигали размеров доброго коня. Во-вторых, по мере роста этих страшилищ броня их также становилась прочнее и толще, и если раньше ее спокойно пробивала автоматная очередь с расстояния 30-40 метров, то теперь для нанесения критических повреждений к твари следовало приблизиться почти вплотную. А еще сквирлы, ранее предпочитавшие держаться кучно, обширными колониями, тщательно отснятыми со спутников всех космических держав, после нескольких бомбовых ударов разбились на группы по 10-15 особей, которые было куда как сложнее обнаружить и уничтожить. Похоже, они еще и умнели по мере взросления: бомбежки скоплений сквирлов проводились в США, а рассредоточение тварей на мелкие группы произошло по всему Северному полушарию, везде, где только было зафиксировано появление космической саранчи.

Следовательно, они умели каким-то образом общаться друг с другом, обмениваясь информацией. И именно Бадмаев установил, изучая зачаточные крылья у некоторых подстреленных особей, что существует крылатая форма сквирла – они у них то ли разведчики, то ли координаторы, кто их знает. В целом дела обстояли очень серьезно; государства, на которые обрушился удар – а это почти все страны Европы, Канада, США и половина Азии, – оперативно обменивались информацией и приемами борьбы с космической саранчой – ведь теперь у человечества впервые был действительно настоящий, осязаемый – не какой-нибудь там микроб – общий противник. Белгородская область оказалась очагом заразы в России, откуда сквирлы просачивались, небольшими группами, в прилегающие районы. Над самим же Белгородом явственно нависла угроза эвакуации. Последние сообщения выглядели совсем уже противоестественно и фантастично – похоже, у сквирлов проявилась какая-то мутация: некоторые особи стали способны с разбега пробить массивной головой стену кирпичного дома! Затем таранный сквирл уходил, и его место занимали обыкновенные сквирлы, выгрызавшие из вскрытых квартир людей.

Стояла поздняя тихая октябрьская ночь. Академик задумчиво читал статью в белгородской газете, громко озаглавленную “Таранный сквирл – ужас больших городов”, где все это было подробно – другой вопрос – правдиво ли – расписано. Внезапно академик услышал, что маяк, охранявший своим воем деревню, в которой был расквартирован отряд, затих. Собственно, вой был добавлен к ультразвуку, который и являлся защитой от саранчи с целью оповещения людей о том, что все в порядке и устройство работает без сбоев. Эта деталь конструкции спасла не одну человеческую жизнь – первая партия маячков делалась впопыхах, на скорую руку и очень часто ломалась. Проснувшиеся же от зловещей тишины люди немедленно звонили в штаб МЧС, и неисправность ликвидировали в срочном порядке. Однако возле казарм возглавляемого Зубцовым отряда, в которые была превращена эвакуированная деревня, была установлена вторая и на настоящий день последняя модификация маяка Бадмаева. Что могло заставить замолчать ее, было весьма неприятной загадкой. Обычно маяк устанавливали на голой земле или закрепляли на каком-либо доме или дереве; тут же, в связи с важностью охраняемого объекта, вокруг него была вырыта и закамуфлирована ловчая яма, так, для перестраховки. И вот этот-то маяк замолчал. Бадмаев растолкал Владимира, и оба с удовлетворением услышали вой другой сирены – сигнала тревоги. Стало быть, часовые заметили, что маяк замолчал, и решили дать общую тревогу. Правильно – с чем бы ни была связана поломка, надо до ее устранения провести ночь во всеоружии. Владимир, уже привыкший к особенностям полувоенного времени, впрыгнул в штаны и напялил пиджак. И вот тут-то до ученых донеслись отчетливые звуки автоматной пальбы. Академику, как наиболее ценному в отряде, запрещалось участие в боевых действиях, и при первых же признаках непосредственной угрозы в его обязанности входило укрыться в погребе. Владимир же подобной ценности не представлял, а потому, схватив автомат и гранату, ринулся туда, откуда доносились выстрелы. С бешено бьющимся сердцем завернул он за угол дома и увидел страшное зрелище, из тех, что память с фотографической точностью запечатлевает на всю жизнь. Боец отряда – кто именно, Володя тогда не знал – стоял в одной рубашке и трусах – прочее одеть не успел – и палил сразу из двух автоматов, так что трассирующие пули обезумевшими светлячками летели в черноту напротив. И все бы хорошо, да вот головы у этого бойца не было, а из шеи бил небольшой кровавый гейзер. Ночи в этом октябре стояли холодные – от силы три градуса по Цельсию, – и над пульсирующим фонтанчиком поднимался пар, хорошо заметный под белесым светом фонаря.

Владимир понял, потом уже, что застал самый драматический момент боя – исполинский сквирл, вороным конем стоявший напротив Сашки Денисенко, успел откусить ему голову своими острыми, как лезвие, зубами, когда Сашка, приблизившийся к нему как раз на нужное, чтобы пробить броню, расстояние, палил в него сразу из двух автоматов и продолжал стрелять, уже лишившись головы, сперва в цель, а потом вверх, в общей сложности еще секунд десять, прежде чем рухнуть на землю. Гигантский сквирл был вожаком своего небольшого отряда. Володя сперва его не разглядел – сквирл слился с пасмурной, безлунной ночью, – пока тот сам не опрокинулся на бок с пронзительным криком “Скви-и-р-р-р”... С ним на территорию базы вторглось еще штук семь ростом поменьше, но все равно размером с хорошего сенбернара. Два из них уже влезли в окно ближайшего дома, откуда был убивший исполинского сквирла и сам покойный теперь Сашка, и, судя по отвратительному хрусту, застали кого-то врасплох. В доме не горел свет, а драться со сквирлами врукопашную – дело, заведомо обреченное на провал. В том домике было кроме Сашки еще трое. Двоих сквирлы загрызли на месте, третий же успел выпрыгнуть в окно, чудом увернувшись от челюстей чудовищ. Смерть троих товарищей – одна славная и две бесславных – сокрушительно подействовала на его психику, и он превратился в плачущего и трясущегося нервнобольного. Именно в таком виде его, уже было оформленного как погибшего смертью храбрых, обнаружили в кювете, рыдающим и наделавшим в штаны. К слову, таких бывает немало на каждой войне, и все хорошо понимают, что это обычное явление. Увы, более обычное, чем героизм. Сашка же вышел на исполинского сквирла в одиночку – а надо как минимум вдвоем, так, чтоб один боец отвлекал этого монстра, а другой расстреливал – сквирла несложно обмануть, но для этого бойцы должны сами обладать железной выдержкой и понимать друг друга с полуслова. Выходить же на исполинского сквирла-вожака в одиночку – это уже безумие. Которое в таких обстоятельствах по праву именуется героизмом. Еще три сквирла попытались проникнуть в строение напротив, но оттуда в их сторону полетела граната, разорвавшая одного из них в клочья и заставившая отступить двух других. Один из них вытянул к небу свою костистую, как у скелета собаки, морду и пискнул в темноту:

– Скви-и-ир, Скви-и-ир!

И откуда-то издалека послышался ответ:

– Сти!

Сперва с запада, потом такое же зловещее, отдаленное “Сти” донеслось с юга.

Владимир понял, что дело плохо. Если на территорию приходящего в себя, по тревоге, лагеря вторгнутся еще две или три группы сквирлов, то результат сражения предсказать будет ох как затруднительно. Обычно люди старались застать сквирлов врасплох, сегодня, похоже, нечто подобное удалось сквирлам. Владимир знал – что бы там ни случилось с маяком, его необходимо немедленно починить, ведь тогда территория лагеря станет вновь неприступной для подкрепления, которое в противном случае через считанные минуты вторгнется на толком не проснувшуюся базу землян, а даже один исполинский сквирл, проникнув на базу, со своей неуязвимостью и стремительностью мог натворить таких дел, что становилось жутко. Ведь, как это ни страшно звучит, жизнь Сашки Денисенко – не слишком высокая цена за остановленного исполинского сквирла. Если бы Сашка не расстрелял его из двух автоматов, тот, как закованная в броню лошадь крестоносцев, носился бы по всему лагерю, сея панику и смерть. Эти сквирлы были как-то своеобразно, выборочно разумны. К примеру, исполинский сквирл, услышав шум в казарме, вполне мог затаиться за дверью и начисто обкусывать головы одним резким броском своей узкой крокодильей башки всякому выбегающему оттуда бойцу. Или он запросто мог упасть наземь, притворяясь мертвым, даже если на самом деле был тяжело ранен, а когда к нему подойдет кто-нибудь слишком любопытный, перекусить его пополам. С другой стороны, исполинские сквирлы регулярно ловились на простой прием – один из ребят, закованный в броню, как древний рыцарь, шел на такого гиганта, вооруженный автоматом или гранатами. И даже если ему не удавалось справиться со сквирлом самостоятельно из-за собственной крайней неповоротливости, то за время, когда вожак сквирлов, ломая зубы о прочнейший сплав, пытался убить неуклюжую, но и неуязвимую наживку, бойцы, подоспевшие следом, могли преспокойно поливать из автоматов... приблизившись почти вплотную, абсолютно не способное переключиться на других обидчиков инопланетное чудовище. Было разработано уже немало тактических приемов, основанных на подобной выборочной непонятливости этих в целом разумных существ, приемов, позволявших свести к минимуму жертвы среди личного состава. Но исполинский сквирл, проникший в спящий лагерь, где он может показать все свои опасные, достойные наделенного рассудком существа умения в выслеживании и умерщвлении добычи, – это было хуже, чем кошмар. Сашка знал, что делал, выходя против него один на один. Вряд ли он надеялся остаться в живых – сквирлы, даже получившие смертельную рану, способны некоторое время продолжать атаку. И Сашка вдруг тоже оказался способен продолжать расстрел сквирла, лишившись головы. И такое бывает. Уничтожение вожака было столь важным еще и потому, что обычные, или, как их еще звали за их рост, собачьи, сквирлы, лишившись лидера, начинали вести себя бессистемно и нескоординированно. Но если не включить маяк, то две или три группы, возглавляемые лошадиными, иначе исполинскими, сквирлами, способны будут, вторгшись, перерезать чуть ли не всех бойцов отряда.

И Владимир ринулся к маяку, догадываясь, впрочем, что едва ли его поломка и нападение сквирлов на лагерь могли быть простым совпадением. А если так, то ему предстояло встретиться лицом к лицу с той тварью, которая маяк сломала. Менее чем через минуту Владимир уже был у маяка. Его сложенный из кирпича ствол был сломан пополам, фонарь же на его свернутой верхушке продолжал сиять, склонившись к самой земле. Тот, кто сумел разрушить маяк, а стало быть, и приблизиться к нему, сидел на дне ямы. Это был сквирл с короткой шеей и головою, напоминавшей древнее стенобитное орудие. Все его тело было массивным и основательным. Размерами он был с лошадиного сквирла, но в несколько раз тяжелее, более напоминая очертаниями бегемота. И если лошадиный сквирл еще мог оттолкнуться своими задними, прыгательными, как у саранчи, лапами и действительно прыгнуть, то последняя пара конечностей таранного явно была не способна оторвать от земли его тяжеленную тушу. Это уже потом академик разобрался, зачем таранному сквирлу прыгательные задние ноги – приблизившись к препятствию, бронированный гигант придавал своему телу, распрямляя заднюю пару ног, скорость, необходимую для разрушения каменной преграды. Владимир хотел было уже расстрелять чудовище из автомата, но передумал. Еще бы, поймать живьем таранного сквирла почти означало найти его слабое место, вернее всего – звуковую волну, способную не подпустить к маяку и этого, неподъемного на вид громилу. Расстрелять-то всегда успеется. Из западни ему теперь не то что самому не выбраться – его теперь оттуда и подъемным краном не вытянуть. И Владимир, перекинув через яму, в самом узком месте, валявшуюся поблизости доску, с замиранием сердца начал переходить на ту сторону маленькой пропасти, на дне которой сидело пойманное смертоносное чудовище. Увидев над собою Владимира, сквирл внезапно резким коротким движением боднул стену ловушки, и доска заходила ходуном под ногами Володи, отчаянно замахавшего руками, чтобы сохранить равновесие. Володе это удалось, но увы – автомат полетел вниз. Такова была цена за преодоление ловчего рва со сломанным маяком на клочке земли в центре и живым таранным сквирлом внизу. Владимир принялся чинить проводку, скручивая голыми руками провода под смертельно высоким напряжением. 3000 вольт, необходимые для создания сигнала, достаточной для охраны целого лагеря мощности, это не привычные 220. Обугливание происходит быстро и почти незаметно для незадачливого электрика.

Проводов было много, все они отличались друг от друга по цвету. Какие-то были тонкими, какие-то толстыми. Синими, желтыми, зелеными, розовыми. Некоторые уцелели при разрушении маяка, другие же приходилось скреплять не задумываясь, текут ли по ним смертоносные 3000 вольт или это безобидный низковольтный вспомогательный провод. Володя скручивал стальные вены маяка, стараясь не думать о боли, с которой врезались в ладонь – работа была для плоскогубцев – неподатливые жесткие металлические жилы защитника лагеря. А ведь генератор цел, твердил Владимир. Капсула не повреждена. Только ток надо подать – Володе было даже и непонятно, зачем так много проводов в такой простой, казалось бы, конструкции. Но, значит, нужны были – Бадмаев из принципиальных соображений не допустил бы лишних деталей в созданном им генераторе. Владимир мысленно читал “Отче наш”, в надежде, что Господь поможет ему и электроны заструятся только по высоковольтному кабелю, из одного куска в другой.

– Сквам, сквам, – послышалось со дна ямы. Это таранный сквирл утробным голосом жаловался на жизнь.

И откуда-то совсем рядом, чуть ли не от пирамидальных тополей в тридцати метрах, донеслось обнадеживающее:

– Сти.

А Володя знал, что такой звук издают только вожаки стай, которыми теперь являются только исполинские, лошадиные то есть, сквирлы. И если Владимир не успеет включить маяк немедленно, то апокалиптическое чудище – а очень многие всерьез считали, что сквирлы – это и есть железная саранча, предсказанная в Откровении Иоанна Богослова, – преспокойно перескочит ловчую яму и зарежет Владимира, как волк ягненка. Володе абсолютно нечего было противопоставить исполинскому сквирлу. Автомат свой он посеял, а граната у него была противопехотной, осколочной – такой убить лошадиного сквирла еще ни разу не удавалось. От страха Володе показалось, что сердце сжалось в комок и поднялось в горло. Горячий пот не то чтобы выступил, от делового “Сти” в такой близости он буквально заструился по телу. Оставалось скрутить еще не менее пяти проводов. Владимир решил, что если исполинский сквирл действительно идет на зов таранного, то шансов успеть починить маяк очень мало. Если они вообще есть. Володе удалось скрутить всего один провод, как он услышал цоканье ног, напоминающее лошадиное. Владимиру очень не хотелось оглядываться – ведь он и так знал, что увидит. Это уж каждый сам для себя решает, смотреть ли ему в лицо своей смерти или дожидаться не глядя, когда она ударит тебя косой.