Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Сокровище храма

ModernLib.Net / Исторические детективы / Абекассис Элиетт / Сокровище храма - Чтение (стр. 15)
Автор: Абекассис Элиетт
Жанр: Исторические детективы

 

 


— Крест Христов, — ответил Адемар, — я не люблю, ибо нельзя любить огонь, на котором тебя сжигают.

Влажные от слез, его глаза блестели…


Писано на горе Гаризим в год благодарения 1320-й Филемоном де Сен-Жилем, монахом аббатства Сито.


Со страхом и опасением смотрел я, как она приближается. Со страхом я взбирался на Сион, бормоча ее имя, возвращаясь к острому мечу, который обнажался лишь для того, чтобы карать налево и направо; Иерусалим по сравнению с ним — простая рубка леса, камешек, отброшенный ногой. Но что привнесу в Иерусалим я, любивший Джейн в тот незабываемый момент, когда наконец-то обрел то, в чем нуждалось мое сердце?

Да, бессчетно я должен был переписывать букву

«Алеф» — молчание, символ единения, силы, уравновешенности. А еще она означает центр, из которого исходит мысль и связь, сотканная ею между верхним миром и нижним, между добром и злом, миром прошлого и миром будущего. «Алеф» чудесен.

ДЕСЯТЫЙ СВИТОК

СВИТОК ХРАМА

В день падения Хиттим

Битва, страшная резня пройдет

Под покровительством Бога Израиля.

Ибо день этот назревал давно

В войне против сынов тьмы.

Этот день войдет в историю

Совместных битв богов и людских общин.

Сыны света и сыны тьмы

Драться будут за Божье могущество

В шуме бесчисленного множества

И в звоне богов и людей.

День бедствия!

День печали!

Свидетельство народа и Искупления Бога,

Все их печали исчезнут,

И это будет конец вечного Искупления

В день войны против Хиттим,

Тремя знаками сыны света раздавят Зло.

Кумранский свиток. «Правила войны»

Я Ари, человек, сын человеческий, живущий в пустыне, как в костре — ни птиц тебе, ни насекомых, и только солнце на моей огненной земле да холод по ночам в ледяной пещере. Нет у меня сна, нет и досады, нет и времени; живу я, как во времена творения, на этих крутых рифах уже миллионы и миллионы лет; я живу в этой странной пустыне, где древность становится близкой, где проявляется сходство человеческой истории и где кратеры напоминают о незапамятных временах, о миллионах лет, когда материя расползалась, формируя земную кору, когда Землю долгое время потрясали толчки, старые годы сглаживались и появлялись новые, и долго-долго земля была морем; далеко на север Африки стала двигаться арабская земля, отделившись от материка разломом, который превратился в Красное море, и сегодня этот разлом проходит через Израиль до залива Эйлат, через долину Арава, протянувшись к Иорданской долине, через Галилейское море и заканчивается в длинной и узкой расселине, в этом крошечном месте, в котором все еще живу я. Я уже сказал, я — Ари, живу без удовольствий, провожу свои дни в пустыне, любуясь таинственной кромкой асфальтового озера, взывая в пустыне расчистить дорогу и сделать ее ровной в допотопной степи для нашего Бога, дабы он взлетел, вознесся в Иерусалим.


— Ну вот, — сказал Шимон, когда мы подъехали к Яффским воротам Иерусалима. — Если я и привез тебя сюда, то только потому, что трудности наши не кончились.

— На что ты намекаешь? — удивился я. — И вообще, что тут происходит?

— Ладно тебе, — серьезным голосом успокоил меня Шимон, — все очень просто. Я полагаю, настал момент.

Он остановился и, протягивая мне руку, пригласил:

— Выходи, нужно подняться на эспланаду.

— К эспланаде?

— Так точно, — подтвердил Шимон.

Мы оставили отца и Джейн около машины, перед Яффскими воротами. Издалека доносился плач колоколов от Гроба Господня, Гефсимании и аббатства Дормитион: «…а я, я всегда вместе с вами, до последнего дня мира».

Я приведу с Востока твой народ,

С Запада я соберу его.

Скажу я Северу: дай!

Скажу я Югу: не уходи!

Приведи сыновей моих из далеких стран,

А дочерей моих с края земли.

С эспланады Храма, если наклониться, можно было видеть, как в такт с закрытыми глазами пели и танцевали хасиды, постукивали ногами по дощатому настилу, отбивая ритм.

— Благодаря планам, восстановленным Аароном Ротбергом, — сказал Шимон Делам, развертывая карту, — мы сейчас знаем то, что профессор Эриксон и Ротберг собирались сделать вместе с тамплиерами. Смотри…

Он протянул мне карту, топографическую карту эспланады. Контуры Храма были отмечены пунктиром.

— Одна сторона квадрата внешней паперти насчитывает больше восьмисот метров, — начал Симон. — По представлению ессеев из свитка Храма, общая площадь Храма составляла бы около восьмидесяти гектаров — от Дамасских ворот на западе до Елеонских на востоке. Создание ровной площадки для строительства такого гигантского сооружения — работа довольно трудная. Чтобы выровнять поверхность, нужно засыпать южную долину Кедрона на востоке и срезать скалу на западе. Такая операция требует перемещения земли и скал, и все это… вручную. Предприятие исключительной сложности, однако, в конечном счете, оно осуществимо.

— Но это невозможно, — возразил я. — Разве ты не видишь, на месте Храма стоит мечеть Аль-Акса, напротив купола Скалы?

— Да, но по их плану, Третий Храм имел бы общую стену с мечетью Аль-Акса. И потом, они считают, что мечеть принадлежит им, — ответил Шимон.

— Как? Я не понял!

— Это было именно то место, на котором размещена штаб-квартира тамплиеров!

Он указал рукой на купол Скалы, восьмиугольное здание с гигантским золоченым куполом, которое непоколебимо возвышалось перед нашими глазами.

— Эти выложенные плитами паперти, окружающие церковь Скрижалей, и есть то место, на котором они думали отстроить Храм. А еще они думали обогнуть мечеть Аль-Акса.

Тут только я вспомнил слова Аарона Ротберга: «Все упирается в точные измерения эспланады, где находится небольшое здание, церковь Святого Духа и церковь Скрижалей. Церковь Скрижалей названа так в память о скрижалях Завета. По иудейскому преданию, эти скрижали, жезл Аарона и чаша с манной пустыни хранились в ковчеге Завета, который находился в святая святых. В других текстах говорится, что скрижали были положены на краеугольный камень, расположенный в центре святая святых. Все это наводит на мысль, что святая святых находится не под мечетью Аль-Акса, как принято считать, а как раз под эспланадой».

— Поэтому-то их и убили, — заметил я… — Вот почему ассасины уничтожили профессора Эриксона и его семью; ведь они открыли сокровище Храма, прочитав Серебряный свиток, и выяснили, где находится святая святых… А ассасины хотели помешать строительству, так как хотели забрать сокровище, которое было доверено их предкам.

— Но для этого нужно было еще, чтобы Эриксон нашел пещеры ессеев, чтобы поискать в них сокровище.

— Только по этой причине ты привлек меня к расследованию? Чтобы я был приманкой.

— Приманка, наживка… — проворчал Шимон. — Я бы не осмелился… Но поверь, ты был под постоянным наблюдением, даже в Томаре.

Ассасины, потомки Хассана ибн Саббаха и Горного старца, считали, что сокровище Храма возвратится к ним, как и мечеть Аль-Акса, которая является их Храмом… Они принесли в жертву профессора Эриксона в том самом месте, где хотели пожертвовать бычка, согласно ритуалу, взятому ими из Серебряного свитка, и они действовали по своему древнему способу: публичное убийство устрашает более всего. Тем же способом они убили Ротбергов и Йозефа Кошку.

— Если уж они пощадили тебя и Джейн, то лишь потому, что надеялись, что вы сможете привести их к ессеям, что вы и сделали…

— Только поэтому Джейн назначила мне свидание в Кумране, да и без тебя здесь не обошлось… Она знала, что именно туда они направлялись.

В это мгновение я увидел двоих мужчин с лицами, закрытыми платками. Они походили на тех, кто пытался похитить меня у Сионских ворот десять дней назад.

— Это он! — вскричал один из них. — Это Мессия ессеев. Убейте его!

Я не успел приготовиться к бою. Как раз в этот момент прогремел мощный взрыв. Земля вздрогнула под нашими ногами, будто оседая. Взорвались расположенные неподалеку Золотые ворота, заложенные каменной кладкой мусульманами, чтобы помешать приходу Мессии.

Оба мужчины упали, сраженные не упустившим момент Шимоном.

Шимон бросил меня на землю.

— Убийцы… — проговорил я. — Но кто взорвал бомбу?

— Тамплиеры, чтобы открыть ворота Мессии, — пояснил Шимон. — Это война, Ари.

Вдалеке послышалась стрельба. Подрывники взрывали целые здания. Град камней вокруг нас. А над нами вертолеты Цахала [15]. Двигались танки, чтобы защитить мирное население. Их пушки смотрели в сторону, где раздавались выстрелы.

— Война? — удивился я.

— Я думал, ее можно избежать, но это невозможно. Я отдал приказ Цахалу использовать все надлежащие средства: танки и вертолеты.

Тут я увидел ополчение тамплиеров, разбившееся на эскадроны, во главе каждого был командир. Все занимали точно расписанные места. Начальник дал сигнал к атаке, потрясая бело-черным знаменем ордена, Босеаном. Раздался клич: «Ко мне, Сир! Босеан, на помощь!»


Среди взрывов, оглушительных выстрелов я взывал к Нему, чтобы Он помог мне, как сделал это, когда я был брошен в Томаре на произвол судьбы. Что же там произошло? Не чудо ли? Не возник же пожар сам собой, чтобы разогнать моих врагов?

Но Шимон не оставил мне времени на размышления. Схватив за руку, он потащил меня за собой, нужно было найти Джейн и моего отца, которых мы оставили на парковке. Вокруг нас люди в белой одежде с красными крестами — тамплиеры — бились с людьми в масках, ассасинами-убийцами.

А посередине находились израильские солдаты, прибывшие воевать и не понимавшие, в кого стрелять. И это была жуткая резня, страшный бой против сынов тьмы, битва множества людей в день несчастья, и это было бедствие, и батальоны пехоты согревали сердца сынов света, приготовившихся к этой битве.

На объятой пламенем эспланаде пули летели со всех сторон, осколки камней, отбитых ими от Западной стены, осыпали хасидов, скучившихся под стеной. Элитные стрелки на крышах близстоящих домов отвечали автоматными очередями, добавляя шума и черного дыма. У стены виднелись брошенные второпях молитвенные покрывала хасидов. Уже прибывали машины «скорой помощи» с вопящими сиренами и суетились санитары, подбиравшие раненых. Неожиданно среди грохота раздался голос: имам, взывая к всемогуществу Аллаха, выкрикивал в микрофон призывы к священной войне.

Тогда проснулся старый город. За какие-то несколько минут торговцы вышли из своих лавочек и присоединились к дерущимся, поджигая машины и все, что можно было поджечь. Взобравшиеся на холмы паломники, прервавшие путешествие, не веря своим глазам, смотрели на этот ужасный бой.

Шимон и я наконец-то добежали до паркинга, где под защитой стены сидели отец и Джейн. Я подбежал к Джейн.

— Все будет хорошо. Я знаю.

— Нет, Ари, — сказала Джейн, — чуда больше не будет, его нет уже очень давно.

— Неверно. Чудо было со мной в Томаре.

Джейн с сожалением посмотрела на меня.

— В Томаре пожар устроила я, я же подожгла и дымовые шашки, чтобы спасти тебя и попасть в плен к убийцам.

— Так это ты? — недоверчиво воскликнул я.

Она глядела на меня умоляющими глазами.

— Это была я… Я…

Она не договорила, ее прервал приход мужчины в белом. Это был ессей Леви из племени левитов. Он подошел ко мне. Я невольно отступил. Что он мне скажет? Я не видел его с самого бегства. Но Леви спокойно и серьезно смотрел на меня.

— Ари, — произнес он. — Это ты, наконец-то ты вернулся…

— Да, — сказал я, — я вернулся.

— К этой войне мы готовились две тысячи лет. Они начали ее, убив Мелхиседека.

— Мелхиседека? — не поверил я своим ушам.

— Профессор Эриксон, поняв происходившее, ждал твоего прихода в тот вечер, в вечер жертвоприношения. Профессор Эриксон был Мелхиседеком, предводителем праведников и властелином последних дней.

— Нет, — вмешалась Джейн, — он хотел заставить вас в это поверить. Он воспользовался текстом ессеев, чтобы попытаться представиться Мелхиседеком. Но это неправда.

— Он был Верховным жрецом, который совершает богослужение последних дней, когда произойдет искупление Бога, Мессией Аарона, вождя небесного войска и судьи в загробной жизни… А вождь самаритян, — добавил Леви, — является потомком рода Аккоцев.

— Он знал вас всех, — сказал я, — и поэтому знал, что я должен был явиться… Но Храм разрушен, нет жрецов для богослужения, нет ни священного огня, ни благовоний…

— У нас есть все, что надо. А ты — Мессия и ты Коэн: так что ты являешься Мессией Аарона и Верховным жрецом, который может войти в святая святых. Пришло время встретиться с Богом. Ты один можешь произнести Его Имя, чтобы вызвать Его.

Леви приблизился, его дрожащая рука легла на мое плечо.

— Две тысячи лет, Ари. Сегодня, сейчас ты увидишь Его, будешь говорить с глазу на глаз…

Он показал на мужчин, подходивших к нам. Я узнал вождя самаритян и его приверженцев. Рядом с ними тамплиеры тащили погребальную урну. Пепел Красной коровы. Был у них и золотой сосуд с кровью бычка, принесенного в жертву к Судному дню. Чуть позже подошли хасиды, которых мы видели перед Западной стеной.

— Пошли, Ари, — сказал Леви. — Время настало. У нас есть пепел Красной коровы, есть Искупительная жертва, и нам известно расположение Храма.

Перед нами все еще сражались тамплиеры в белом, убийцы и израильские солдаты. Христианские паломники стояли на эспланаде Храма, где чадили дымовые шашки и растекался огонь от бутылок с зажигательной смесью. Они с испугом смотрели на эту беспримерную смуту, беспощадную войну, в которой участвовали пехотинцы, кавалеристы на перепуганных лошадях и танки израильской армии. Воюющие припадали к земле, убивали друг друга в рукопашном бою и издали, и кровь лилась на город, накрытый черным облаком дыма, и свет померк, и потемневшее небо окутало город тьмою. Отовсюду выскакивали люди, одни убегали, другие прятались, а некоторые вели себя геройски.

Хасиды проводили нас к Золотым воротам, откуда отходил туннель, ведущий в святая святых.


Шимон ушел к сражающимся. Джейн, отец и я следовали за длинной процессией, направлявшейся к Золотым воротам под свист пуль и грохот взрывов.

Взорвавшаяся граната разворотила цемент с внутренней стороны ворот. Леви дал знак входить. Мы спустились в помещение, освещенное светом факелов, там нас ждали ессеи в белых одеждах. Затем Леви повел нас по подземному переходу. Он был невысок, и нам приходилось пригибать головы, а то и нагибаться. Впереди шел Муппим с факелом в руке. Наконец мы дошли до просторного, отделанного белым камнем помещения со сводчатым потолком.

— Это здесь, — произнес Леви. — Мы уже под эспланадой.

Он показал на маленькую дверь:

— Там находится святая святых.

Потом он направился к одному из углов помещения, где были навалены десятки джутовых мешков.

— А вот и сокровище, — сказал Леви.

О, друзья мои, как описать вам радость и волнение? Я увидел семирожковый канделябр, тот самый, что когда-то стоял в святая святых, и стол, на который клали двенадцать хлебов предложения, там даже был алтарь для ладана и еще десять канделябров, сосуды бронзовые и из чистого золота, небольшой переносной алтарь для возжжений, и все эти предметы были покрыты золотом, серебром, тысячами драгоценных камней. О, друзья мои, как я Ему благодарен за то, что поддержал меня своею силою, одарил духом своим, чтобы тверд я был в вере, за то, что наделил меня силой в битве с нечистью, сделал меня подобным непоколебимой башне, да, ибо позволил Он мне увидеть сокровище Храма! Ессеи вскрывали мешки один за другим, вынимали священные предметы. Это были не просто золотая, серебряная и бронзовая утварь, слитки блестящего металла, священные предметы, украшенные красивыми калуасками. Но словно сам Храм вдруг ожил, являя нам свое величие этими предметами. Как если бы Медный свиток отдал нам свои тайны не в виде букв, а вещами, рожденными из букв. Как если бы древнее прошлое предстало настоящим, принеся дух этих величественных реликвий.

Здесь было все: серебряный сундучок, золотые и серебряные монеты и слитки, чаши из дерева, священная посуда из золота, камеди, алоэ и белой сосны. Все там было, словно в посылке, полученной из прошлого.

В одном мешке находились крышка Ковчега и херувимы, сделанные по повелению Бога Моисею: «Сделай… крышку из чистого золота; длина ее два локтя с половиною, а ширина ее полтора локтя». Леви взял обе фигурки чеканного золота и прикрепил их к концам крышки. «И будут херувимы с распростертыми вверх крыльями, покрывая крыльями своими крышку, а лицами своими будут друг к другу… Там я буду открываться тебе» [16].

— Здесь, — сказал Леви, — между двумя херувимами явится Всевышний.

Джейн, не отстававшая от меня, раскрыв рот, смотрела на бесценное сокровище. А ведь все это было буквально перед моими глазами, в Скрипториуме, на расстоянии вытянутой руки; мешки были заложены в большие амфоры, стоявшие в моей пещере, и я этого не видел, я этого не знал.


Я подошел к крышке Ковчега. Все сто ессеев теперь находились здесь. Был и мой отец, сидевший среди них как старший, учитывая значимость его ранга, потом Ханох, который рассчитывал на меня, Палу, который уповал на меня, Хецрон, который смотрел на меня, Карми, который наблюдал за мной, Иемуэль, который взывал ко мне, Ямин, изучавший меня, Ахад, который рассматривал меня, Яхин, который уважал меня, Кохар, который прощупывал меня, Шауль, который глядел с пренебрежением, Гершон, который улыбался, Кехат, который следил за каждым моим движением, Мерари, терпеливо ждавший, Эр, томившийся в нетерпении, Онан, который умирал от скуки, Тола, стоявший неподвижно, Пува, очень возбужденный, отчаявшийся Иов, Шимрон, который смотрел на меня с надеждой, Серед, евший меня глазами, Елон, ушедший в себя, плачущий Яхлиэль, смеющийся Сифион, Хаги, который бормотал молитвы, Суни, разговаривавший сам с собой, Эцбон, читавший псалмы, сосредоточенный Эри, задумавшийся Ароди, Арели, проявлявший нетерпение, обеспокоенный Йимна, встревоженный Йишва, удивленный Йишви, изумленный Берна, восхищенный Серах, растерянный Хебер, смущенный Малкиель, печальный Бела, удивленный Бекер, испуганный Ашбель, ужасающий Гера, потревоженный Нааман, ошеломленный Ехи, изумленный Рош, озадаченный Муппим, покорный Хуппим, Ард, который пел, Хушин, который плакал от радости, задумавшийся Яхсиэль, Гуни, впавший в транс, потерянный Ецер, усталый Шиллем, Коре, который приплясывал на месте, замерший Нефег, Зикри, который стучал ногами, Узиэль и Михаэль, поднявшие к небу руки; поворачивавшиеся друг к другу Кольцафан, Надав, Ситри, Авиху, Елеазар, Итамар, Ассир, Елкана, Авиазаф, Аминадав, Нахшон, Нетанель, Куар, Елиав, Елицур, Шелумиэль, Куришаддай, Елиасав, Елишама, Амихуд, Гамелиэль, Педацур, Авидан, Гидеони, Пагиэль, Ахира, Ливни, Шимей, Иссахар, Хеврон, Узиэль, Махли, Муши, Куриэль, Элифацан, Кехат, Шуни, Иашув, Елон, Яхлиэль, Зерах, который повернулся ко мне.

Они ждали от меня чего-то.

Хасиды запели под арфу, и музыка эта унесла мою душу к далекому воспоминанию: передо мной возникло видение Иезекииля, каким я его видел в Томаре. То было нечто, похожее на Славу Божию.

Джейн или я вызвали пожар в Томаре своим раскаленным дыханием?.. И Джейн бросила на меня умоляющий взгляд, желая остаться со мною, среди них…

— Не ходи туда, — пробормотал я.


Появись, возникни и встань, Иерусалим, ты, отпивший из рук Господа из чаши гнева, из кубка головокружительной славы; ты выпил все это до дна; оправься от развалин, от вереницы мечей, восстань и накройся Силою, о Сион, облачись в одежды величия, о Иерусалим, святой Город, отряхнись от пыли скверны, восстань из рабства, Иерусалим, разорви цепи в своем сердце, о дочь Сиона, и все смертные узнают, что Тот, кто спасает тебя, — это Всевышний.


В этом Храме будет двенадцать дверей для двенадцати собравшихся племен — три на каждую сторону света, с каждой внешней стороны эспланады дарохранительницы.

Пусть он взойдет! Мы же поднимаемся по винтовой лестнице к большому зданию с широкими стенами, с прямоугольными колоннами, с дверьми, выходящими на террасы, — золотыми и бронзовыми дверьми. В святую Обитель с грешной земли надо пройти через несколько дверей, дабы избавиться от скверны по мере продвижения в Храм через очистительные паперти. Нужно подниматься по ступеням, ведущим к другим папертям, выходящим на двери, которые позволяют подойти к святому, предшествующему святая святых. Между дверьми со створками, выложенными чистым золотом, три этажа колонн образуют трехуровневый перистиль с просторными комнатами. Пусть он взойдет! В центре перистиля находится квадратная стена с двенадцатью дверьми, створки которых выложены золотом, а внутренняя паперть служит площадью, окруженной жилищами жрецов. В центре этой площади расположена Обитель. В сердце ее — святое с жертвенником всесожжения, и бассейн для ритуальных омовений, и святая святых, где покоится крышка Ковчега с двумя херувимами, расправившими крылья за золотой завесой.

Пусть он взойдет и пусть увидит канделябр из чистого золота, окруженный чашечками наподобие цветка миндаля. А на стебле светильника тоже есть четыре чашечки наподобие цветка миндаля и драгоценные камни, сапфиры и рубины, и сверкающие камни.

Пусть он взойдет! В святая святых может войти только Коэн, жрец в священном облачении.


Передо мной в иерархическом порядке проходили жрецы, один за другим; за ними прошли левиты, а за ними — самаритяне со своим вождем; один за другим, сотнями, дабы известны стали люди Израиля, их положение в общине Бога.

Тогда Леви показал на дверцу, соединявшую с комнатой, где находилось священное место.

— Слава Всевышнего да войдет в каменный Храм, — пробормотал он, — дабы владеть им, как того хотели Давид и Соломон, и как вошла она в святилище пустыни.

Я приблизился к дверце и медленно открыл ее.

— Как здесь страшно! — воскликнул я.

Это было страшнее, чем передвижное святилище пустыни кочующего Бога кочевого народа, и еще страшнее каменной Обители народа, ставшего оседлым, на скале Аарона, где поселился Бог.

Маленькая комната, квадратная и мрачная, стены — из белого камня. Одним словом, обычное, простенькое помещение без пышности; там находилась только крышка Ковчега с пеплом Красной коровы.

И тут я увидел, как, словно искры из костра, поднимаются буквы, и в каждой содержалась сила, способная изменить все. И все они согласовывались — гласные и согласные, точки и другие знаки препинания. А силы моей души собрались в единую силу, искры которой возгорелись пламенем. Я почувствовал ни с чем не сравнимый запах. И сердце мое исполнилось радостью, а душа словно оторвалась и взмыла ввысь. Таким образом, я преодолел все горы, возвысился над всеми пустыми словами, достигнув абсолютной Точки, на которой кончается любое слово.

Величественные буквы были прекрасны, как аметисты на диадемах из сокровищницы, как рубины в коронах, как алмаз на нагрудном кресте, как яшма и оникс; они поднимались вдоль мраморных колонн, отливая жемчужным светом, они становились звездами, достаточно было, чтобы я их произнес…

Тогда я пригласил букву

глаз: в ней разбиваются ложные идеи и спадают шоры,

рот, чьи губы артикулируют слово.

— нос, улавливающий запах.

— Бог поддерживает падающих и выпрямляет павших духом,

— угольное ушко, воссоединение сил для прохода через узкую дверь.

— сперва не было ничего, потом появилось все.

— как голова бычка.

откуда происходит Dam, кровь,

— выбор хорошей дороги. И

— изменение состояния. Потом

буква силы,

от которой приходит высвобождение.

— благотворительность и сострадание.

— согласие на испытание для взятия новой вершины.

— Божественное происхождение.

Буква

Один, я был один в пустыне среди узловатых стволов тамарисков, акаций и пальм, деревьев, растущих на песчаной почве, была еще и легкая листва кустов, фильтровавших бесцветное солнце. Я пересек реку Иордан, текущую с заснеженных вершин Хермона. Я пересек Иордан, где находился ритуальный бассейн, вырубленный в скале, прикрытый арочным сводом и имеющий две или три ступеньки, дабы спускаться по ним в чистейшую воду для омовения. Я пересек Иордан и купался в нем. Я очистил себя для возведения огромного Храма. Мне хотелось создать обитель, чтобы видеть Его и предложить Ему чистые жертвы в Судный день. Я погружался в воду, подобно Давиду, совершавшему омовение, прежде чем войти в обитель Бога, подобно ессеям, умывавшимся чистой водой утром и вечером, как в священном святилище.

Я писал в пещерах. Именно так я и родился: меня поразили те, кто владел настоящим секретом письма. У них была мечта, задумка: вырвать Иерусалим из рук нечистых жрецов и построить Храм для будущих поколений, в котором богослужение будет совершаться жрецами секты, потомками Цадока и Аарона.

Они знали тогда, что с этого начнутся долгие годы ссылки для их народа. Но знали они и то, что придет день, когда этот народ вернется на свою землю и Храм станет местом, где все рассеянные по свету соберутся еще раз. Да, они знали, что наступит день и нужно будет с поля возводить Храм, с песчинки, с точки, именно с точки.

…Дуновение благовоний и ароматического ладана в Храме, где витает облачко этого запаха, видимое и невидимое всем племенам Израиля, пришедшим в воссозданный Храм, дабы вознестись и очиститься. В сердце Храма было святое, где возжигалось тринадцать видов нежных благовоний, где на престоле восседала сияющая Менора, и стоял стол предложений, на котором разложены были двенадцать хлебов, в центре этого сердца находилась святая святых, отделенная от святого четырехцветной завесой.

И во время праздника паломников он витал там, в запахе ценных кедровых дров, разожженных для принесения в жертву барана, среди пальмовых листьев в праздник кущей, и тихих песнопений процессий тысяч и тысяч паломников, поднимавшихся от источника Сиоле, где они черпали воду для Храма. Там, в Храме, он был на устах ессеев: они были избранными Богом за добрые дела, им поручили искупать грехи земли и наказывать нечестивых, они были последней стеной, драгоценным краеугольным камнем, фундамент которого никогда не мог осесть. Там, в скалах, находилась высшая обитель святости, обитель Аарона, где были принесены все благоуханные жертвы, и там был Дом совершенствования и истины в Израиле, для того чтобы создать Союз по вечным правилам. И они, многочисленные, должны были сберечь в своем сердце пламя Храма.

Они ожидали Его прихода. Того, кто одолеет сынов тьмы. Они говорили:

С ним будет его армия,

Он отправится в Иерусалим,

Он войдет через Золотые ворота,

Он восстановит Храм таким, каким захочет,

И Царство Небесное, которое так долго медали,

Принесет через Него

Спаситель,

Который будет зваться

Лев.

«Вав».

Я повернулся к жертвеннику. Я набрал горящих углей и наполнил ими кадильницу, потом высыпал туда горсть ладана. Дым от ладана покрыл крышку Ковчега. Я обмакнул палец в кровь бычка и провел семь полос на крышке.

— Да будет славен Бог! — произнес Леви. — Народ, блуждавший во тьме, увидит яркий свет. Мы долго ждали доступа в Царство Божие.

Все ждали, чтобы я сделал это: произнес Имя. Все, кроме Джейн, глядевшей на меня.


И тогда я произнес его.

Примечания

1

Ессеи — члены иудейской секты II в. н.э.; характерными чертами являются аскетизм, ритуальное омовение, совместная трапеза, ожидание Мессии.

2

Хасид — буквально «набожный». Так называют человека, состоящего в ортодоксальной иудейской общине и признающего авторитет учителя или раввина.

3

См. роман «Кумран» того же автора. — Примеч. ред. французского издания.

4

Многочисленные — так называли себя ессеи.

5

См. «Кумран». — Примеч. ред. французского издания.

6

Самаритяне — обитатели горы Гаризим, близ Наблуса в Израиле, придерживаются древнееврейского закона, основанного на их собственном Пятикнижии.

7

Убийцы (или ассасины) — курильщики гашиша, исмаелитская секта шиитов, основанная Хассаном ибн Саббахом, вокруг крепости Аламут, в Сирии, в 1090 г. Глава секты, прозванный Горным старцем, посылал своих последователей с риском для жизни совершать публичные казни. Последний глава был казнен монгольским ханом Ульгаром в 1256 г.

8

Тора — Пятикнижие, писаный закон, библейские основы иудаизма.

9

Гениза — кладбище, где хоронятся ставшие ненужными священные книги. Самой известной является гениза в Каире.

10

См. «Кумран».

11

Двекут: для хасида — наивысший идеал мистической жизни, когда устанавливается близкая связь с Богом.

12


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16