В некоторых отношениях это была неважная иллюзия. Павек видел лунный свет, льющийся через маску, не верил, ни на один удар сердца, что перед ним находится Экриссар, или, тем более, мясник. И тем не менее эта иллюзия была очень эффективной, так как он не мог видеть настоящего Какзима, и не мог видеть и нож, который тот держал в руках, и которым халфлинг полоснул его по левому бедру. Отшатнувший от боли и удивления, Павек инстниктивно разрубил иллюзорного Экриссара от левого плеча до правого бедра, и даже удивился, что меч прошел, не встретив сопротивления.

Кожаная броня Павека и даже шелк рубашки защитили его тело от ножа, который, как ему показалось, Какзим использовал против него, но не один человек не проживет долго, получая самые настоящие раны от оружия, которое он не видит.

Настоящего оружия, напомнил себе Павек. Какзим мог сделать из себя иллюзию, но нож оставался настоящим, его крепко держала настоящая рука халфлинга, которая не могла достать очень высоко, а халфлинг уж точно не был хорошим бойцом. Он получил рану в бедро не только потому, что бедро не было защищено, но и потому, что оно — самая легкая цель халфлинга. Павек должен непрерывно двигать руками и мечом, не останавливаясь ни на миг, защищаясь от атак, которые халфлинг мог предпринять, и при этом искать металлический нож; в иллюзии он должен будет выглядеть как коготь, размером с нож.

Какзим хихикнул; Павек рубанул на звук. Халфлинг совсем не боец, даже со сталью. Какзим посылал иллюзию за иллюзией в сознание Павека. Некоторые из них были воспоминаниями о людях, живых и умерших, которые халфлинг вытащил из пямати Павека, другие были ему совершенно незнакомы. Все они имели оружие и все быстро увядали на скудной почве воображения Павека.

За исключением однойОдна темноглазая женщина постоянно возвращалась, и не имело значения, сколько раз Павек отсылал ее прочь. Ее звали Сиан. У нее были волосы цвета полуночи и приторная улыбка. Она никогда не встречала мужчину, которого не полюбила бы, и никогда не встречала мужчину, которого бы не любила больше, чем своего единственного надоедливого сына. Павек не мог сражаться даже в памяти со своей собственной матерью, и не мог видеть нож в ее руке.

Какзим нашел его слабое место. Он получил еще одну рану, на этот раз в левое бедро. Это было достаточно больно, но двигаться не мешало. Оружие халфлинга, очевидно, маленький нож, но, с точки зрения человека, любое оружие халфлинга кажется маленьким.

Павек покрепче стиснул зубы, борясь со своей болью. Опять вернулся образ его давно умершей мамы, он отослал его прочь — и тут сообразил, что в его сознание есть еще одно Невидимое присутствие. Оно было скрытым, тайным, но от этого не стало меньше. Оно растаяло от следующей промельнувшей мысли, и когда Какзим опять вернул образ Суан, Павек не мог позволить себе второй посторонней мысли: первая стоила ему еще одной раны, на этот раз в правой голени, и достаточно глубокой, так что он покачнулся.

Павек яростно замахал своим мечом как можно ниже, атакуя место, где Какзим мог быть. Он услушал тяжелое дыхание, его мать никогда не дышала так, а потом что-то прорезало его кожаную броню и обнажило шелк, не порвав его.

Не халфлинг, сознание Павека услужливо сообщило ему, это никак не может быть халфлинг, не с такой скоростью. Ни у какого халфлинга не может быть такого веса и такой силы, чтобы бросить его на колени. И, насколько он может судить, никто не может ударить человека столько раз за такое короткое время. У животного было по меньшей мере вдвое больше лап, чем надо, а еще оно стегало хвостом с острыми шипами, торчащими из грубой шерсти. К счастью шипы изгибались к кончику хвоста и были острыми на внутренней поверхности, иначе Павек уже потерял бы глаз, самое меньшее, когда животное со-слишком-многими лапами приземлилось между ним и Какзимом.

Скорее всего именно Незримое присутствие этого хищника он ощутил мгновение назад, и именно он ответил на его образ Какзима как на еду.

Уши хищника постоянно вздрагивали, он обрушился на сознания своих жертв простой, но могущественной псионической атакой. Павек совершенно точно знал это, так как он сам был добычей. И Какзим был его добычей, так как халфлинг посылал иллюзии. Бусины пота выступили на лбу Какзима, когда он пытался отбить атаку зверя и — без сомнения — захватить над ним контроль и натравить на Павека.

Если бы он был поумнее, он мог бы использовать эти несколько мгновений, чтобы убить и Какзима и зверя, но он был заворожен его силой и смертельной красотой. Хаману сам всегда называл себя Львом Урика, и часто представал в виде льва, хотя никто и никогда не видел львов в Урике. Вот этот многоногий зверь мог бы быть львом Хаману. И у него тоже было очень много способов для убийства своих жертв: если псионической атаки не хватало, у него еще имелось в запасе восемь когтистых лап, полный рот острых зубов, пара рогов и шипастый хвост.

Павеку просто повезло, что он еще жив, и он сам должен был бы убить, пока у него есть такая возможность, но как бы не смертелен был зверь, он был невообразимо прекрасен, по его длинной спине бежали полоски, переходя на хвост и на каждую лапу. Волшебный серебристо-золотой лунный свет подчерковал каждый мускул, каждый изгиб его могучего тела, пока он псионически сражался с Какзимом, каждый из них старался подчинить другого своей воле. Более темные полоски казались черными в свете звезд, а более светлые, рыжевато-коричневые, горели огнем.

Павек знал, что он должен сделать, но вместо этого к своему изумлению обнаружил, что думает о Руари. Так легко было представить себе их обоих вместе, Руари стоит рядом со зверем, на коленях и ласково почесывет зудящие места, которых было так много вокруг рогов и ушей.

Так ласково и невообразимо печально, как полуэльф никогда не касался и никогда не смотрелВ горле льва родился глубокий и печальный звук, это вообще был его первый звук. Павек почувствовал, что его концентрация поколебалась. Он испугался, что Какзим победил. Потом, своим внутренним зрением, Павек увидел Руари таким, каким он не видел его никогда: лицо костистое и плосконосое, медные волосы и медная кожа сходятся вместе вокруг медного цвета глаз с прорезями-зрачками.

Руари? Павек не был псиоником, но после того, как отбил так много Невидимых атак Какзима, получил понятие о том, как передать свои мысли льву. Руари? Это ты? Телами, после всего, сумела сохранить себя как зеленый призрак в собственной роще. Возможно в эту магическую ночь Руари ухитрилось сбежать в сознание льва.

Но прежде, чем лев успел ответить, Какзим бросился вперед и вонзил свой нож между ребер зверя, над его передними ногами. Лев отпрыгнул назад и завыл. Павек наконец-то увидел — и мгновенно узнал — нож, пронзивший полосатую шкуру. Это был его собственный нож, тот самый, который он отдал Руари в Кодеше, нож, в чью рукоятку он сам вплел черный, как ночь локон его матери.

Быстрее, чем он успел подумать, сам закричав как сумашедший, Павек прехватил меч обеими руками, легко уклонился от взмаха хвоста, бросился вперед и ударил мечом крест накрест. Обезглавленное тело Какзима упало вперед; голова осталось на том самом месте, где ударом сердца раньше стоял раненый лев. Сам лев уже убежал в лес, ревя от ярости и боли, прихватив с собой нож Павека. Павек позвал его именем друга, но дух Руари не успокоился в огромном коте, и вскоре в лесу опять стало тихо, как и раньше.

Павек заплакал, он оплакивал свой нож так, как он еще не оплакивал Руари и никогда не оплакивал Сиан. Потом Павек поднял окровавленную голову Какзима за волосы. Он вспомнил всех их четверых — его самого, Матру, Звайна и Руари — как они возвращаются в Урик; казалось, это было в прошлой жизни. Звайн хотел чести и славы; а он хотел бросить голову Какзима к ногам Хаману.

Если Звайн выживет, он, по меньшей мере, может выполнить свое желание.

Стремление к цели, поддерживавшее его все это время, начиная с утра, исчезло, ушло от него. Медленно бредя по своим следам, с головой Какзима в одной руке и мечом в ножнах, Павек возвращался к черному дереву. Рал уже проскочил мимо Гутея, в лесу было светло, как может быть светло ночью, но волшебный серебристо-золотой свет исчез, как будто его и не было.

Пришел рассвет, с неба исчезли последние звезды, наступил день, а Павек все еще тащился вперед, и каждый шаг его израненных ног отдавался острой болью по всему телу. К тому времени, когда он добрался до ручья, который несколько часов назад он пересек при помощи магии лунного света, Павек вообще не знал, где находится, и его это больше не волновало. Он подскользнулся на мокрых камнях и упал на краю ручья. Холодная вода остудит его раны. Он не хотел вставать; впрочем он бы и не смог, даже если бы и захотел. У Павека едва хватило силы оставить голову Какзима на берегу, где кто-нибудь сможет найти его. А он сам хотел только одного, положить голову поудобнее, вот так, и заснуть…

— Милосердие Хаману! Ты поймал его? Да ты убил его!

Павек не узнал голос — он вообще ничего не видел и не соображал — пока Джавед не засмеялся и не вытащил его из воды. Матра ждала его на берегу. Ее маска была на привычном месте, как и ее шаль, тщательно завязанная вокруг плеч.

— Лорд Джавед замечательно перевязывает раны, — доверчиво сказал она Павеку. — Он позаботится о твоих ногах.

Даже с одной рукой, привязанной к телу, Матра оставалась сильнее почти любого человека, и она легко прислонила усталое тело Павека к дереву. Командор — которого она называла Лорд Джавед, как когда-то называла Элабона Экриссара Лорд Элабон — уже стоял наготове с полосками шелка, которые он использовал для перевязок.

Все говорили, что Герой Урика заботится о своих солдатах, и похоже это был не миф. На земле рядом с ним уже лежали связки мягкой черной кожи, сопровождаемые набором мазей и зелий, которым мог бы гордиться любой желитель.

Матра увидела, что Павек смотрит на все это во все глаза. — Не беспокойся, — уверила она его. Мой Лорд очень мудр, как Отец. Он был везде — даже в башне, в которой меня сделали. Нет ничего, что бы он не знал.

Павек был слишком слаб, чтобы сказать хоть что-нибудь, за исключением первых слов, пришедших ему в голову, — Ты сделала хороший выбор, Матра. Он позаботится о тебе.

— Я знаю.

Командор уже позаботился почти обо всех. Пока Джавед чистил и перевязывал все три раны Павека, он подробно рассказал обо всем, что сделал, пока Павек гонялся по лесу за Какзимом — от имени Лорда Павека, конечно. Трупы были почтительно собраны под деревом; они ожидали соответствующих погребальных обрядов, которые этот халфлинг, Керк, обещал совершить при помощи Братства, которое поклялось в лояльности к нему. Джавед лично проверил всех раненых, прежде чем отправить их в деревню халфлингов на лечение. Те халфлинги, которые отказались присягнуть Керку, тоже были отправлены в деревню — под наблюдением солдат манипула, которые, для устрашения, вели их с мечами наголо. Как только раны Лорда Павека будут перевязаны, они тоже вернутся в деревню. Вон там его ожидают носилки и два сильных дварфа, если Лорд Павек думает, что ему будет тяжело идти так далеко пешком.

Павек машинально кивнул. Он слушал все, что командор говорил ему, но на самом деле не слышал ничего. Его ноги были как деревянные, пока Джавед перевязывал их, и сейчас он не чувствовал никакой разницы. Он не мог стоять без посторонней помощи, и если бы не рука командора, которое вежливо поддерживала его, он бы упал множество раз на пути от ручья к черному дереву. Единственная мысль, которую он смог высказать командору, не оставлять голову Какзима. А все остальное, что бы не говорил Джавед, что бы он не делал или предлагал, Павеку было все равно, он был согласен абсолютно на все и только кивал.

Небо уже пылало, когда поддерживаемый на каждом шагу командором Павек добрался до черного дерева. На покрытой мхом поляне было очень тихо и-Павек!

Звайн бросился к нему. На его лбу красовалась огромная повязка, закрывавшая глаз, но он бежал слишком быстро для серьезно раненого человека. Павек раскинул руки и дал мальчишке поймать себя, пока он падал.