Темное солнце: Хроники Атхаса (№4) - Тени Киновари

Даже если бы десять таких как она взялись за руки, они не смогли бы обнять его ствол. Многочисленные корни, толщиной не меньше дварфского торса Орекэла, вылезали из мрачной, покрытой мхом поляны вокруг ствола дерева, а потом ныряли обратно в землю.

Но даже не ствол или корни черного дерева отложились в памяти Матры, не воспоминание о них она рассматривала, сидя в темноте между этих самых корней. Она глядела в то мгновение, когда она подняла голову, надеясь увидеть небо через ветки, большие как тела канков. Там не было неба, только подошвы ног мертвого человека.

Она закричала. Какзим засмеялся и — еще хуже — ноги задергались, и Матра сообразила, что это не труп человека, а живой халфлинг, висящий над ней на веревке, привязанной одним концом к громадному суку. Второй ее конец крепко обвивал руки несчастного.

И еще хуже, этот живой халфлинг был не один. С других веток свешивались тела других халфлингов, их было больше, чем она могла сосчитать. Некоторые из них были еще живы, вроде того, чьи ноги были прямо над его головой, но остальные были просто гниющие трупы, в которых с трудом можно было узнать халфлингов.

А хуже всего — даже сейчас, в тюрьме под деревом, Матра никак не могла заставить это воспоминание уйти из памяти — были огромные капли крови, которые падали сверху, ударяя ее между глаз, пока она стояла, застыв от кошмарного зрелища над своей головой. С руками, связанными за спиной, она не могла вытереть кровь со своего лица, а когда она попыталась попросить о помощи или о жалости, ее похитители только расхохотались.

Ее кожа все еще была мокрой, когда Какзим приказал своим товарищам-халфлингам засунуть ее, Звайна и Орекэла в дыру между корнями. Избиваемые острыми копьями, они заползли как змеи в дыру, узкий тоннель, заканчивавшийся ямой, мокрой и темной, в которой они были, как в тюрьме.

Орекэл упал в яму первым; он повредил ногу, упав с высоты в несколько своих ростов. Потом Звайн, который приземлился прямо на дварфа, а потом она. Она приземлилась на них обеих.

Они ждали Руари, но он все не падал. Матра попыталась вспомнить, полз ли по туннелю вслед за ней, но ее воспоминания были слишком беспорядочны. Возможно он и был там, но быть может халфлинги заставили его упасть в другую яму, или в другой туннель.

А может быть — ее даже передернуло при этой мысли — его повесили на дереве.

Это воспоминание было слишком отчетливо. Она смогла стереть кровь со своего лица, ползя на животе по туннелю, но она ничего не могла сделать с кровью, текущей в ее памяти.

Наверху был день; она могла сказать это, так как слабый свет лился через трещины в потолке их тюрьмы, там где чудовищные корни разрывали землю. Света было достаточно, чтобы видеть Звайна и Орекэла, который жаловался, что его нога ужасно распухла. А когда приходила ночь, она вообще ничего не видела.

С того времени, как их бросили в ямы, ночь приходила уже дважды.

И еда появлялась дважды, оба раза в виде каких-то помоев, брошенных сверху в их яму. Она была отвратительна и ужасно пахла, но приходилось есть, ведь они умирали от голода. Жидкость сочилась по грязным стенам их тюрьмы. Язык Матры чувствовал воду, а ее память видела кровь.

Орекэл, который понимал язык халфлингов, сказал, что их тюремщики собираются устроить огромное жертвоприношение, когда маленькая луна, Рал, пройдет перед большой, Гутеем. Когда боль немного отпускала его, он строил планы побега:

Звайн был самый маленький; он мог вскарабкаться по их спинам в дыру туннеля. Потом, используя шаль Матры, которую Какзим ей оставил, забрав только нож Павека и маску, Звайн мог вытянуть Матру наверх, к свободе. Они могли найти веревку — вокруг было полно лиан — и выташить из ямы его, найти сокровще и убежать прежде, чем халфлинги придут в себя после громого удара Матры.

Это был план Орекэла, когда его лодыжка не стреляла острой болью и он мог думать и говорить. Может быть, если бы он смог встать на ноги или она была уверена в том, что ее защита сработает, они могли бы попробовать.

Но Орекэл не мог стоять на ногах, а она, хотя сжевала и проглотила до последнего кусочка маленького льва, которого Звайн украл из дворца, не была уверена, что в состоянии использовать защиту, которые создатели дали ей, еще один раз. Что-то было не так, чего-то не хватало. Внутри нее было темное место, место, в котором раньше горело пламя, хотя она и не замечала этого, а теперь это пламя погасло.

А теперь было уже поздно говорить о побеге. В третий день их плена в тюрьме было тихо — не считая стонов и бормотания Орекэла. Она и Звайн молчали, им было нечего сказать друг другу.

Матра свернулась в клубок там, где сидела, на самом дне ямы. Она прижала колени к груди, положила на них щеки и обхватила руками голени.

Ее жизнь из спирали превратилась в круг. Она вернулась туда, откуда пришла: в мрачную, молчаливую темноту.

* * *

Проведя столько времени в роще Телами Павек думал, что он готов очутиться в любом лесу, но оказалось, что почти нет ничего общего между заботливо выращиваемой рощей друидов и диким изобилием настоящего леса.

Вместо стража, который связывал всю рощу вместе, толкал ее к единой цели и говорил от ее имени, лес халфлингов оказался полем боя самых разных видов жизни, и все они дрались за свое место в нем.

Это место было враждебно к ним — ничего удивительного. Манипулы военного бюро никогда не ходили в тишине, тайком, и не имело значения где именно, хотя как раз сейчас они шли налегке, по меньшей мере в том, что касалось магии. За исключением медальонов и вырванного с корнем волоса халфлинга, они не принесли из Пустых Земель в лес халфлингов какой-нибудь магии, по меньшей мере Павек ничего об этом не знал. С ними не было ни волшебников-осквернителей, ни жрецов, ничего — если только лес не мог почувствовать магию темпларов, заимствованную от Короля-Льва или за неуклюжим любопытством Павека распознать друида.

Но даже без всякой магии живой лес имел вескую причину сопротивляться их вторжению. Двойной манипул темпларов, каждый из которых был вооружен одноручным мечом с широким лезвием, прорубал широкую просеку под сенью деревьев, мимо которых маршировал, следуя прямо за белокурым волосом, который Павек теперь нес в маленьком ящичке, подвешенным на золотой цепочке его медальона высшего темплара.

Утром двенадцатого дня они начали свой первый полный день в лесу. Последней ночью обе луны были на небе от заката до рассвета. И обе они были почти полные, и серебряный Рал совсем немного не дотянул до золотого Гутея.

Павек помнил несколько раз, когда обе луны одновременно показывали миру свой полный лик, но никогда не видел, как они чуть не столкнулись, как это было прошлом ночью. Павек решил, что Рал врежется в сияющий край Гутея сегодня или, скорее, завтра ночью, когда будет как раз та самая тринадцатая ночь. Он рассказал о своих подозрениях командору, как только они снялись с лагеря и шли через лес. Он опасался, что Рал будет уничтожен.

— Если Какзим знает, что луны должны столнутьсяКомандор Джавед оборвал его коротким испепеляющим взглядом. — Хаману не даст этому произойти. Он отправил маленький Рал направо через лицо Гутея, когда я был еще мальчиком, и он сделает это опять. Почему, как ты думаешь, у нас тут нет ни единого волшебника среди бойцов обеих манипулов, и никто нас не ведет, не считая этого куска волоса халфлинга? Наш король не хочет тратить магию в эти несколько дней, и луны выживут.

Павек прикусил губу вместе с языком, но не сказал ни слова, пока взвешивал то, что Король-Лев сказал ему о магии, и как ее использование губит Урик. Куда легче верить, что никакое заклинание не сработает до тех пор, пока Король Хаману не предотвратит катастрофу в небесах, чем думать, что Хаману был абсолютно серьезен, говоря о своем возможном превращении в Дракона и гибели Урика.

Эти мысли заставили Павека задуматься, а не соврал ли ему Король-Лев об этом деле, если правда так тесно связана с его миссией. Но это был не тот вопрос, который можно было задать Командору Джаведу.

— Я никогда не смотрел на это дело с такой точки зрения, Командор, — сказал он. — Вы правы. Конечно.

— Вы еще молоды, Лорд Павек. Вам есть еще чему поучиться, что узнать. Вы сами должны научиться складывать все куски вместе — помните об этом.

Павек заверил более старшего и мудрого эльфа, что он обязательно научится, и они продолжили свой путь через лес. Чувство, что лес враждебно смотрит на них, все усиливалось, и наконец стало настолько сильным, что даже Джавед и темплары манипула почувствовали его.

— Слишком тихо. Проклятая тишина, — заключил Джавед. — Деревья. Ненавижу деревья. Лес — рай для засад. Они могут разместить своих разведчиков на ветках и приказать воинам залечь в тени под ними. Выньте ваш волос, Лорд Павек; поглядим, не собирается ли наш халфлинг устроить нам засаду прямо здесь.

На самом деле сами деревья глядели на них сверху вниз — по меньшей мере Павек думал именно так. И волос тоже показал это. Его линия не изменилась с тех пор, как они вышли из Кело: Какзим был все еще впереди их.

Но двукратный герой Урика не оставлял места случайностям. Он укрепил свой небольшой отряд и отдал приказ каждому третьему темплару, — Разведчики вперед, будете осматривать все деревья перед нами, особенно по бокам и за ними. Все движутся, никаких разговоров. Да я сам скорее буду нырять в каждую тень, чем дам халфлингам погрызть наши косточки.

Они проверили множество теней этим утром, но и получили предупреждение за удар сердца до того, как первая стрела полетела в их сторону. Доверяя своим шелковым рубашкам и кожаной броне, Командор Джавед приказал манипулам встать в тесный круг. Он скомандовал всем встать на колени, чтобы преставлять более маленькую цель невидимым стрелкам и обезопасить незащищенные ноги.

— Берегите лица! Только там вы уязвимы, — крикнул Джавед, когда стрела свиснула мимо него. — Отмечайте, откуда летят стрелы. Мы возьмем этих лесных червей, когда они опустошат свои колчаны.

Тихий шепот послышался в ответ на слова командора, и легкие, медленно летящие стрелы раз за разом не сумели найте себе цель. Только одна из женщин-темпларов вскрикнула, когда стрела попала ей в руку и спустя несколько мгновений она упала без сознания. Но это был только случай, постепенно поток стрел прекратился и снова стало тихо.

— Отметьте места, где вы видели их. Двигайтесь парами, — на этот раз командор говорит так тихо, чтобы его не было слышно с деревьев. — Нам не нужны они все, только один или два. — Потом он повернулся к Павеку. — А вы отметили место, милорд?

Павек указал на искривленное посредине раскидистое дерево, на одной из веток которого он заметил темный силуэт халфлинга.

Джавед сверкнул своей черно-белой улыбкой. — Давайте поохотимся и мы…

Но переменчивая фортуна на этот раз была против героев. Их жертва спрыгнула на землю и бросилась бежать со всех ног. Эльфийские ноги Джаведа были уже не те, что раньше, а Павек никогда не был хорошим спринтером. Так что халфлинг быстро оторвался от них и исчез среди кустов ежевики.

Остальным парам повезло больше. Когда оба манипула собрались около тела лежащей без сознания женщины-темплара, у них в руках было четыре халфлинга, и ни один из них на первый взгляд не понимал слова Командора Джаведа, когда тот потребовал сказать ему, где находится их деревня.

Запугивание — великое искусство, которым темплары владели в совершенстве. Сам Павек изучал его основы еще в приюте. Он стал довольно рано стал уродливым и страшным на вид, так что сейчас, став взрослым и большим, Павек имел естественное преимущество. Шутка бы в том, что он просто родился для должности устрашителя, но правда состояла в том, что он не любил заставлять других трястись от ужаса или беспокойства. Он был хорош в этом, так как ненавидел это искусство, а теперь, когда он достиг высшего возможного ранга, он вообще не собирался никого устрашать, тем более профессионально. Он дал рукой разрешающий жест и отошел в сторону, чтобы командор закончил то, что начал.

— Вы все лжете, — сказал командор пленным, которые на коленях стояли перед ним. Он бросил взгляд на Павека, стоявшего в стороне, и начал говорить склонненым перед ним головам, находившимся где-то на высоте его бедра. — Мое имя — Командор Джавед из Урика, и я даю вам слово, как командор, что мы ищем только одного мужчину, халфлинга с белокурыми волосами и шрамами раба на лице. Он совершил преступление в Урике, и он ответит за него. Никому другому бояться нас не надо. Мы не повредим ни вам, ни вашим семьям, ни вашим домам, если вы выдадите преступника, за которым мы пришли. И вы поможете нам — поймите это. Живые или мертвые, один из вас приведет нас к вашим домам. Ну, кто из вас сделает это?

Голос командора был совершенно спокоен и ровен за все время его короткой речи. Просто глядя на него или слушая его твердый голос, халфлингам было трудно понять, о чем же он говорит и чем им грозит — при условии, что они действительно не понимали его слов на общем языке. И именно это впечатление халфлингы постарались передать: никто из них не захотел добровольно стать проводником темпларов.

Павек, глядя со стороны, прекрасно знал, что будет дальше.

Он увидел, как два халфлинга вздрогнули, когда командор пригрозил им некромантией, которой «славились» темплары Урика. А третий опустил глаза, когда командор предложил кому-нибудь стать добровольцем. Хотя некромантия была намного более сложным заклинанием, если невозможно было занять силу у Хаману, Павек верил, что командор не стал бы угрожать просто так, если бы у него не было средств действительно осуществить свою угрозу. Он также верил, что один из темпларов заметил реакцию халфлингов, и уже сообщил о ней командору. Его не волновало, когда убивали в бою врага, который стрелял в него отравленной стрелой, но осудить на смерть и даже на нечто худшее мужчину только за то, что он не захотел предать свою родину и свою семью, это кое-что такое, что сам Павек не мог сделать.

Как Руари и говорил ему, когда они спорили в саду Экриссара, у него была удобная совесть.

Долго ждать ему не пришлось. Темплары манипула не хуже него уловили реакцию всех четырех халфлингов на речь командора. Командор схватил единственную женщину из группы, не из-за ее пола — решил Павек — но потому что она невольно старалась держаться поближе к одному из мужчин. Когда темплары любого ранга и из любого бюро хотели от устрашения быстрых результатов, они обычно выбирали самого слабого в паре, если видели пару.

Пока один из темпларов держал женщину сзади, а второй прижал меч к ее пульсирующему горлу, Командор Джавед вынул из своего рюкзака свиток. Он сломал тяжелую черную печать и начал читать слоги того самого некромантического заклинания, которое, по мнению Павека, Король-Лев должен был бы использовать на нем самом в Кодеше. Когда он дошел до середины заклинания, темплар, державший меч у горла женщины, слегка надрезал ей кожу острым как бритва лезвием меча.

Женщина отреагировала на боль и на собственную теплую красную кровь, капли которой сочились по ее одежде, не больше, чем на слова командора, но это зрелище было уже слишком для того мужчины, который стоял на коленях рядом с ней. Он прыгнул на ноги.

— Пожалейте ее, и я отведу вас в нашу деревню, — сказал он на чистейшем уличном языке Урика.

Его товарищи халфлинги, включая женщину, чью жизнь он пытался спасти, посыпали быстрыми словами на своем щелкающем птичьем языке. Женщина получила еще один надрез на шее; на двух оставшихся халфлингов посыпались сильные удары рукоятками мечей. Темплары не терпели в других того предательского поведения, которое они с таким успехом практиковали в своей среде.

— А белокурый халфлинг со шрамами? — спросил Джавед.

Предатель развел руками. — Такого не знаю.

Длинная рука Джаведа махнула, халфлинг получил могучую затрещину и полетел на своих возмущенных товарищей.

— Мы знаем, что он прошел здесь, — прогрохотал командор. — Я узнаю правду, из твоего рта или из ее. — Он потряс свитком, который все еще держал в правой руке и опять начал читать слоги.

С рукой, прижатой к окровавленному рту, халфлинг бросился на колени перед Командором Джаведов. — Великий, — выкрикнул он в ужасе, — в деревне нет такого мужчины. Клянусь чем угодно.

— Что вы думает, Лорд Павек? Говорит ли он правду?

Все глаза повернулись к Павеку, который почесал щетину, отросшую за это время на подбородке, прежде чем спросить, — В каком направлении ваша деревня?

Радуясь, что есть вопрос на который он может ответить, халфлинг показал направление, в котором они и так шли, но относительно его правдивости… Павек опять почесал подбородок. Халфлинги были редкостью в Урике, среди темпларов, например, не было ни одного из них. Он мог бы пересчитать всех, которые знал, на пальцах одной руки, и еще оставался большой палец для Какзима. Для него самого лица халфлингов были совершенно непроницаемы. Мужчина-халфлинг перед ним мог быть в возрасте Звайна, его самого, а может и также стар, как Джавед; он мог говорить абсолютную правду, а мог и врать через оставшиеся зубы.

Единственное, в чем Павек был совершенно уверен, так это в том, что жизнь этого халфлинга находится на кончике его языка. Он взглянул на Джаведа; лицо командора было также непроницаемо, как и лицо халфлинга. В конце концов Павек решил положиться на надежду, а не на логику.

— Что касается деревни, он сказал правду. А о другом-, — следуя примеру камандора Павек не назвал имя «Какзим» вслух, — обыкновенные жители иногда не знают ответа на важные вопросы. — Судьба свидетель, он сам жил в невежество большую часть своей жизни. — Мы поговорим со старейшинами, когда будем там.

Джавед наклонил голову. — Воля ваша, Лорд Павек. — Он скомкал свиток, который читал и тот исчез вместе со вспышкой серебряного света.

Деревня, к которой привел их захваченный в плен халфлинг, была недалеко. Если бы они были в пустыне, а не глубо в лесу, темплары решили ли бы, что здесь их может ждать засада. Впрочем без леса не могло быть засад, и никаких домов халфлингов, разумеется. Халфлинги жили в огромных раскидистых деревьев, окружавших тенистую, покрытую мхом поляну. Некоторые из их домов, вырезанных в стволах деревьев, были настолько стары, что дерево вылечило себя, нарастив новую кору. Деугие дома были устроены на ветках: прямо как насесты. Все дома выглядели живыми и старыми, и все были настолько малы, что даже дварфу в них было бы неудобно.

Крошечные грубые лица — дети халфлингов — выглядывали из покрытых мохом окон, в то время как все мужчины и женщины деревни собрались на поляне, с оружием наготове. Дуэт поющих халфилингов появился между темпларами и встревоженными жителями деревни. Один из темпларов перевел:

— Наши товарищи рассказали, что у них не было выбора; вы бы всех их убили и получили информацию от их трупов. Старейшины находятся в центре, они говорят от имени деревни и они хотят знать, почему вы пришли и что ищете.

Командор Джавед кивнул головой. Отчетливо выговаривая слова на диалекте Урика так, чтобы старейшины могли его понять, он сказал, — Мы идем по следу предателя-халфлинга, он привел нас в эту деревню. Это мужчина с белыми волосами и шрамами раба на щеках. Если вы немедленно выдадите нам его и дадите противоядие от яда, которым ранен наш товарищ, мы немедленно уходим. В противном случае мы разрушаем деревню и убиваем всех, кто в ней находится, один за другим. Дети первые.

Когда старейшины запротестовали на всех возможных диалектах, что у них нет ни противоядия, ни халфлинга со шрамами на шеках, Командор Джавед обратился к Павеку.

— Милорд? — спросил он самым холодным голосом, какой только может быть у эльфа.

Павек опустил вниз меч, который он держал наготове с момента начала переговоров. Он вынул волос халфлинга и дал ему свободно повернуться, а заодно дал старейшинам немного времени чтобы обдумать свою глупость — может быть они и отличные бойцы для своего роста, но против манипулов Джаведа шансов у них нет. В первый раз за все время волос показал в другом направлении, почти перпендикулярном к тому, которым они шли с самого Кело. Халфлинги, которые видели этот маленький кусочек загадочной магии Пустых Земель, были впечатлены, но мнения не изменили.

Старейшины повторили, что у них не существует противоядия против яда, которым халфлинги смазывают кончики стрел. Женщина-темплар умрет не просыпаясь. И нет никакого халфлинга с белыми волосами и шрамами раба на щеках в этой деревне, и в любой другой. Разве темплары не знают, что любой халфлинг скорее умрет, чем станет рабом?

Столкнувшись с такой непримиримостью, Павек не мог сделать ничего, чтобы спасти их или их деревню. Он встретился глазами с командором и кивнул. Джавед пролаял команды своим манипулам:

— Первый манипул с мечами наголо окружает вооруженных взрослых и старейшин, уже собравшихся на поляне. Второй собитает пылающие головни из очагов и поджигает деревянные дома халфлингов — и будет наготове, чтобы бросить детей халфлингов в огонь, как только они попытаются вырваться из пылающих хижин.

Когда темплар-человек схватил первого ребенка, волосы и одежда которого были в огне, бросившегося к своим родителям, вооруженные халфлинги бросились на своих врагов в отчаянной попытке спасти своих детей.

Но у темпларов были приказы; кровавая бойня уже шла в своему следующему неизбеждому этапу, но как только кровь начала течь:

СТОЙТЕ!

Это была отчаянная псионическая атака против всех, как темпларов так и халфлингов, невидимые и неслышимые крики были, по своему, громче, чем крики халфлингов или треск пламени. Она отдалась в сознание Павека, и достаточно громко, чтобы убедить его отступить и прекратить грязную работу, убийство халфлингов. И не только он один отступил: большинство темпларов тоже опустили свои мечи и отступили без колебаний, некоторые нет, и даже сопротивление халфлингов ослабело.

Паддок! Еще один Невидимый крик, на это раз сопровождавшийся образом, в котором Павек узнал свое собственное лицо. Заставь их остановиться Паддок! Я дам тебе то, что ты хочешь.

Второе лицо появилось перед мысленным взглядом Павека, лицо покрытое тонкими, похожими на паутину шрамами, лицо, окруженное спутанными космами темно-коричневых волос, лицо, которое он никак не мог узнать, пока не вгляделся в глаза.

Глаза черные, как бездонные щели, глаза бесконечной ненависти и сумашествия.

Глаза Какзима.

— Остановитесь! — завопил Павек. Джавед! Командор! Отдай приказ остановиться! Сейчас!

На какое-то мгновение он даже не был уверен, что командор подчинится его приказу, но Джавед остановил удар меча до того, как он снес голову халфлинга с плеч, а как только командор остановился, другие темплары последовали его примеру.

Из-за кустов, окружающих деревню, выщел халфлинг — как раз из того направления, куда указывал волос. Его волосы были белые, а лицо темное, но это был не Какзим, и отметки, покрывавшие его лицо, были не шрамами раба, но кровавыми обетными рубцами.

Опираясь на костыль и волоча перевязанную ногу, с рукой, привязанной к телу, он медленно шел к темпларам, с любопытством глядевшим на него. Когда он подошел, Павек осознал, что старые рубцы были тщательно вылечены давным-давно, зато свежим нет и нескольких дней. Его правый глаз распух так, что полностью закрылся, а на левом была мучительная гниющая рана. Хотя ни одна из его ран не была смертельной, пройдет очень много времени, прежде чем этот халфлинг сможет нормально ходить и видеть. Может быть и никогда.

— Паддок, — сказал покалеченный халфлинг своими разбитыми губами, как только доковылял до края поляны.

— Павек, — поправил его Павек и вопросительно поглядел на него, не говоря больше ни слова.

— Меня зовут Керк, — сказал халфлинг, потом добал что-то по халфлингски. — Я сказал им, что это моя вина. Моя и только моя, я проклят; это приговор Черного Дерева. Они сказали вам правду: от нашего яда нет противоядия, и они не знают никого с белыми волосами и на чьих щеках есть шрамы раба. Вот если бы вы спросили о КакзимеДеревенские халфлинги подняли головы, даже те четверо, которые были схвачены на месте первой засады. Имя Какзима было хорошо известно здесь, и если судить по выражению лиц халфлингов, услышавших это имя, они боялись и ненавидели его. Поток свистков, щелчков и музыкальных трелей пробежал по поляне.

— Они проклинают Черное Дерево, Командор, — сказал тот темплар, который раньше переводил переговоры. — Я не думаю, что это место.

— Это и место и братство, — объяснил Керк. Они оба были моим домом, но сейчас они принадлежат Какзиму. Он безумен.

— Мы это знаем, — нетерпеливо ответил Павек, хотя Керк, похоже, считал безумие достаточным объяснением. — Где мы можем найти его? Где черное дерево? Ты сказал, что дашь нам все, что мы захотим.

— То, что ты хочешь, Павек, Он боится именно тебя; он знает, что ты придешь. Ты и только ты можешь остановить его.

Еще один всплеск щебетания халфлингов. Темплар начал было переводить, но Керк поднял руку и переводчик замолчал.

— Черное Дерево является центром жизни нашего народа с того мгновения, когда мы пришли в этот лес, много-много поколений назад. Оно содержит знания о нашем прошлом в своих корнях. Мы бы скорее все умерли, чем привели к нему посторонних — особенно рожденных драконом темпларов. Но Какзим уже отнял у нас Черное Дерево. Ты, Павек, наша последняя надежда.

Павек на мгновение задумался, прежде чем сказать. — Знание, которое содержат его корни — ты имеешь в виду знание, как делать яды вроде Лага и той слизи, которой Какзим собирался отравить нашу воду? Наш король сказал, что если бы сосуды со слизью успели опустить в воду, погибли бы все в Урике и за его пределами. Так вы пытаетесь сохранить именно такое знание?

— Это только очень маленькая часть того, что содержит Черное Дерево, — возразил Какзим, а потом добавил тихо и печально. — Но именно это знание вобрал в себя Брат Какзим, и теперь он хочет распространить его, так как он подчинил Братство своим собственным целям.

— И ты помог ему, — Павек произнес вслух заключение, которое сформировалось в его сознании. — Ты помог ему в Урике. Ты помог ему вернуться в лес. А потом он отблагодарил тебя за помощь…

Керк кивнул, движение, которое заставило его лицо перекоситься от боли. — Мы вместе вернулись в Братство. Я отказался от своих обетов; я проклял все, что сделал. Я объяснил старейшинам, что надо делать — но пока они спорили и пытались придти к согласию, Какзим разделил Братставо и натравил одну половину на другую. У Брата Какзима могучий голос; никто не может ему сопротивляться. Никто, кроме тебя, Павек. Твои друзья сказали, что ты умер в Кодеше, но они не видели твой труп. Я должен был бы знать, что если ты не мертв, то придешь. Ты не слишком задержался, Павек.

— Лорд Павек, — поправил его Командор Джавед. Он подошел к Керку, не убирая меч в ножны. — Этот сплел нам хорошенький рассказ, говоря могучим голосом. Волос указывает на него. Я думаю, что мы нашли нашего халфлинга, а вы как считаете, милорд? Двайте закончим дело прямо сейчас. — Он поднял свой меч для последнего удар, который должен был снести голову халфлинга с плеч.

Павек удержал руку Джаведа. — Он не Какзим, Командор. Мы дадим ему отвести нас к дереву-Только тебя, Павек-Видишь! — прошипел командор. — Что я говорил?!

— Ваши люди не в состоянии сопротивляться Какзиму, — сказал Керк без следа страха или сомнения. Ты тоже не в состоянии сопротивляться ему. Или, если попробуешь, он подвесит тебя, как и всех остальных, перережет твои вены и напоит твоей кровью Черное Дерево, чтобы успокоить его и упрочить свою власть над ним.

Такая малоприятная смерть была достойна самого Хаману, и вполне подходила нездровым амбициям Какзима. Уже по одной этой причине, хотя были и остальные, Павек склонялся к тому, чтобы поверить искалеченному маленькому человечку — но только на своих условиях.

— Мы вместе проверим наши шансы. Ты приведешь нас туда. А теперь, Керк, что об остальных? Что с моими друзьями, о которых ты говорил?

— Милосердие Хаману! — вмешался Джавед прежде, чем Керк успел ответить. — Если он поведет нас, нам понадобится не меньше двух дней, чтобы добраться туда.

— Но у нас еще есть время, Командор, — прорычал Павек с горячностью, удивившей его самого и Джаведа. — Ну, Керк, повторяю — что с остальными?

— Остальные — не знаю их имен. Они были с тобой на площадке для убийств. Они пошли за нами — как и ты — мы думали, что ты пойдешь с ними, но, как видишь, ошиблись. Какзим поджидал их уже тогда, когда они пересекали горы. Он принес их к Черному Дереву. Я не знаю, на какое время рассчитывал ты, Павек, но для твоих друзей времени не осталось. Я уверен, что Какзим принесет их в жертву сегодня ночью, когда луны совпадут на небе: кровь Урика искупит его неудачи в Урике. Я слышал, как он говорил это неоднократно. Он надеялся, конечно, что это будет твоя кровь, но он все еще нуждается в жертве и лучшее время для этого — сегодняшняя ночь.

— Завтрашняя ночь! — запротестовал Павек. — Тринадцатая ночь. У меня есть слово Короля-Льва…

— Сегодняшняя! — стоял на своем Керк. — Халфлинги забыли больше, чем драконы когда-нибудь знали. Вычисления Хаману основаны на мифах; наши на фактах. Совпадение лун будет сегодня. Для твоих друзей слишком поздно, но завтра, когда Какзим будет пьяный и умиротворенный от крови Урика, будет хорошее время напасть на него и-Сегодня! Сегодня ночью мы возьмем его, даже если придется нести тебя. Вперед!

Глава 15

Еще одна ночь, еще один день во тьме под черным деревом. Лодыжка Орекэла рапухла так, что стала тощиной с фрукт кабры. На ощупь она была горячей — даже не теплой. Матра слышала, как Звайн не один раз сказал так. И очень сильно болела. Вначале дварф не мог пошевелиться, не застонав, а сейчас вообще перестал двигаться. Звайн отбирал долю Орекэла из тех отбросов, которые халфлинги швыряли в яму, и нес ему в руках. Точно так же мальчик собирал воду, сочащуюся по стенам их тюрьмы.