Отдав всем приказ оставаться на месте, сержант вытащила свой меч и осторожно пошла вперед. Матра, стоявшая сразу за Руари, на мгновение отдернула руку, потом опять схватилась за него. Он услышал несколько тяжелых, ледянящих душу звуков, как если бы она жевала булыжники, и уже хотел сказать ей быть потише, когда в тоннеле раздались звуки столкнувшися клинков и крик. Эдийа еще не повернула за поворот; Руари видел ее силуэт, и силуэты напавших на нее врагов, но кричали не они, а кто-то в колонне, и выкрикнул он одно единственное слово, — Засада!

Проход заполнился паникой, еще более осязаемой, чем дым. Колонна заволновалась, все толкались и рвались куда-то бежать. Темплары закричали, но громче всех закричал Звайн:

— Нет! Матра, нет!

Покалывающее ощущение перешло из руки Матры в руку Руари. Это была сила, хотя и совсем не похожая на силу друидов. Он подчинился ей, потому что не мог вывести ее наружу или сражаться с ней, и странное оцепенение перешло в него из руки, которую держала Матра. Оно пробежало по его плечам, а потом вниз, в другую руку, которую держал Павек, и все это за один удар сердца. Второй импульс, сильнее и быстрее чем первый, пришел со следующим ударом сердца.

Время все еще стояло в темноте, когда сила вырвалась наружу из каждой поры медной кожи Руари. Он почувствовал вспышку света, не видя ее; почувствовавал удар грома, хотя был абсолютно глух. Он умер, он был уверен в этом, и вновь родился, испуганный до смерти.

Воздух был полон пыли. Более крупные частицы носились вокруг него, как песок во время пыльной бури. Он не знал, что случилось, или где он вообще находится, пока не услышал одной единственной фразы где-то сзади:

— Потолок валится!

Затем спереди закричал рыжеволосый жрец, — Я не могу удержать его!

Другие голоса закричали, — Хаману! — но не было ни времени ни места призвать помощь короля-волшебника.

Темплары, стоявшие в хвосте колонны, бросились бежать вперед, убегая от неминуемой смерти, уже не думая от опасности, которая лежала впереди. Матра толкнула Руари, тот толкнул Павека, а тот вытолкнул жреца под наполненный пылью свет. Руари споткнулся обо что-то, что не было камнем. Его сознание сказало ему, что это тело сержанта, его нога отказалась сделать следующий шаг. Он качнулся вперед, и обязательно бы упал, если бы Павек так сильно не дернул бы его за руку, что сухожилие чуть не лопнуло. Нога сделала шаг, потом еще один, по чему-то мягкому и молчаливому. Следующее тело было легче, следующее еще легче, а потом он увидел свет, падающий на него сверху.

Чтобы Матра не сделала — а Руари предполагал, что именна она и ее «защита» привели к оседанию потолка — но она уничтожила маленькое здание в центре скотобойни и любое сине-зеленое охранное заклинание, если оно там и было. С Павеком впереди они оказались в самой середине разрушения, царившего на площадке для убийств. Повсюду лежали большие кучи камней, костей, тел людей и животных. Из-за дыма пожара и пыли, вырвавшаяся из-под земли после обвала прохода, было трудно видеть дальше, чем на расстояние вытянутой руки, но они были не одни, и не среди друзей.

Руари удостоверился, что Звайн и Матра находятся позади него, и едва успел снять со спины посох, как здоровяки-кодешиты бросились на него из гущи пыли, размахивая тесаками. Он без труда отразил их удары — он двигался намного быстрее их, а дерево его нового посоха было намного тверже любого дерева, которое он знал — но его тело должно было принять на себя силу ударов тяжелых тесаков. Отдача от ударов последовательно проходила через запястья, локти, плечи и спину, через каждую кость, потом в бедра и ступни, чтобы только потом исчезать в земле. После каждого отраженного удара ему приходилось еще немного отступать, и его силы постоянно уменьшались.

Не было никакой надежды на передышку, ни на мгновение. Он и темплары были окружены. Те же, кто сражался, могли только защищаться, и молиться, чтобы кто-нибудь призвал силу Короля-Льва.

И словно в ответ на отчаянные молитвы два огромных прищуренных желтых глаза появились в пыли над полем боя. Кодешиты отпрянули назад, зато темплары хором приветствовали их. Одни требовали пылающих мечей, другие огненных шаров и заклинаний, а кто-то затянул песню и приветствие. Но у самого Руари и так в руках было все, что Лев Урика дал ему. Воспользовавшись передышкой, он скользнул вперед и быстро нанес несколько хороших ударов бронзовым наконечником своего посоха. Три мясника с окровавленными головами упали на землю, прежде чем Руари вернулся обратно; он совершенно не собирался быть среди Кодешитов, когда Лорд Хаману начнет заклинание.

Зеленовато-желтые глаза сузились до горящих щелей, сфокусировавшись на одном человеке: Павек, ну конечно, он стоял с окровавленным мечом, а невооруженной рукой держал свой самый обыкновенный керамической медальон.

Единственная змееобразная золотая искра вылетела из глаз Короля-Льва. С ослепляющим светом она ударила в руку Павека. Когда Руари мог видеть опять, парящие глаза исчезли, а Павек стоял на коленях, согнувшись, его меч валялся в стороне, с невооруженной рукой прижатой к животу. Темплары были в ужасе. Они знали, что их властелин бросил их, хотя Кодешиты этого еще не осознали и сохраняли расстояние. Все изменилось за один удар сердца. Бунтовщики бросились в атаку. Матра подбежала к Павеку; блестящие метки на ее лице и плечах сверкали так ярко, как глаза Короля-Льва.

Ее защита, подумал Руари. Сила, которая чуть не убила его на том же самом месте вчера, и обрушила проход за ними несколько мгновений назад. По меньшей мере я не почувствую, как топор убивает меня.

Но в этот момент что-то еще высвободилось на площадке для убийств. Все почувствовали это, как темплары, так и Кодешиты. Все смотрели с ужасом и страхом, ожидая, что король-волшебник появится опять. Все, за исключением Руари, который знал, что происходит, Павека, который сделал все, чтобы это произошло, и Матры, чьи глаза стали молочно-белыми и чья странная магия станет их смертью, если он, Руари, не сумеет остановить ее.

Как-то раз он дотронулся до Матры, когда ее кожа засверкала; это было самое неприятное ощущение в его жизни. Но Павек сказал, что она остановилась, потому что почувствовала его, Руари, рядом с собой.

Если он сможет сделать так, что она опять почувствуетЭто была единственная надежда Руари, и не было времени придумать что-нибудь другое получше. Он оказался рядом с ней одним шагом своих длинных ног, обнял ее и прижал свои губы к ее уху. Жар, который шел от нее, наполнил его тело мучительной болью. А запах горящего мяса, без сомнения, шел от его собственного тела.

— Матра! Это Руари — не делай этого! Мы и так спасены. Я клянусь тебе — Павек спасет нас.

Пыль и песок закружились вокруг него. Земля вздрогнула, но не из-за Матры. Крепко схваченная Руари за плечи и талию, ее магия рассеялась, рука стали холодеть с каждым ударом ее пульса. Он мог почувствовать ее дыхание даже через маску, два слабых дуновения коснулось его шее. Два дуновения. В самом центре хаоса Руари спросил себя, что же скрывает ее маска, и в это мгновение это было любопытство, а не отвращение. Потом крутящаяся вокруг пыль отвлекла его внимание.

Земля охраняется, — эта была первая аксиома друидов, которую Руари выучил в роще Телами. Следствием этой аксиомы был парадокс: Если весь Атхас — одна земля, тогда должен быть и единый страж, и все друидство происходит из одного источника. Тем не менее на Атхасе было столько стражей, сколько и различной природы, зачастую они налагались друг на друга, а их число не поддавалось исчислению. Страж Квирайта был частью природы Атхаса. И страж маленькой рощи Руари был как частью Квирайта, так и частью Атхаса.

И страж, который вышел на призыв Павек через утоптанную землю площадки для убийств, был частью природы Атхаса, просто сам Руари никогда не видел ничего подобного.

Воздух внутри скотобойни очистился, так как появившая фигура впитала в себя грязь, пыль, осколки, дым, даже языки пламени; она была не выше эльфа и не толще дварфа. Но земля дрожала под ее тяжелыми шагами, а воздух свистел, когда она поднимала руку. Мятежники Кодеша, которые почувствовали на себе силу ее кулаков, взлетали вверх по арке, которая заканчивалась по ту сторону стены, оставляя свои топоры и тесаки на месте. Это не был страж, это было подобие стража — стражи совершенно реальны, но они не материальны; это еще одна аксиома друидства — и это подобие вооружилось топором и, махнув, снесло головы еще двоих.

Это отрезвило большинство мятежников Кодеша. На остальных, самых наглых, напало подобие, вызванное Павеком. Они умерли, благодаря своей храбрости. Самый сообразительный бросился к Павеку, который по-прежнему не вставал с колен. Руари нагнулся за своим посохом и встал перед ним, готовый защищать жизнь Павека. Удар, защита, удар сбоку, блок, ритм и реакция, и опять не было времени вздохнуть, пока они не отбили атаку Кодешитов. Потом было время и вздохнуть и посмотреть, кто стоит на ногах, а кто упал и не может встать.

Время, чтобы заметить через теперь ясный воздух четкую линию тел в желтой одежде, повешенных на ограде их сторожевой башни.

Пока он не повстречал Павека, и еще много времени спустя, Руари только обрадовался бы зрелищу повешенных темпларов. Он был зачат, когда его отец-темплар изнасиловал его мать-эльфа, и он вырос, веря, что хороший темплар — мертвый темплар. Даже теперь он не хотел бы, чтобы кто-нибудь из этих мужчин и женщин, с которыми он вместе сражался, стал его другом, но все-таки он понял, что желтую одежду носят самые разнообразные личности, со своими собственными желаниями и проблемами. Он не удивился, когда выжившие темплары военного бюро издали жуткий, почти сверхъестесвенный военный клич и бросились на Кодешитов, ряды которых сломались и те в панике бросились за ворота. То, что удивило Руари, что нашлось четверо темпларов, которые встали кругом вокруг Павека вместе с ним сами, рыжеволосым жрецом, Матрой и Звайном.

Подобие стража, которое поднял Павек, двигалось медленно, но было совершенно безжалостно. Что бы бунтовщики из Кодеша не делали, они не могли ни ранить его, ни уменьшить его силу. Самое лучшее, что они могли сделать, защищаться, как защищался сам Руари со своим посохом от их резаков — и с тем же результатом. Хотя и образованное из почти невесомых пыли и обломков, подобие вкладывало силу земли в каждый из своих ударов. Сухожилия смертных не могли сколько-нибудь долго сдерживать такие удары. Кодешиты валилились на землю, один за одним, пока не настал критический момент, когда те, кто остался, не сообразили, что они не могут победить, и перестали пытаться. Они тоже смешались и побежали к воротам, которые оставались единственным местом на площадке для убийств, где еще шел бой между темпларами и оставшимися в живых бунтовщиками.

Руари сделал было пару шагов, преследуя их, когда подобие стража рассыпалось и опять стало кучками пыли. Два из четырех темпларов побежали на помощь своим, но двое остались, тяжело дыша, прекрасно сознавая, что они находятся в опасности, пока Павек без сознания лежит в грязи на убивающей земле.

Глаза Павека открылись, когда Руари склонился над ним, и он застонал, когда с помощью Матры Руари снял с него верхнюю одежду. Кровь сочилась через через прекрасную льняную рубаху, которую Король-Лев дал ему. Кровь был на его руках и ногах. Руари стал бояться самого худшего.

Жрец встал на колени рядом с Павеком и осторожно взял его левую руку в свою. — Это его рука, — сказал жрец, слегка поворачивая руку, чтобы показать Руари что случилось, когда медальон взорвался. — Он потеряет ее, но будет жить, если я остановлю кровь.

Когда Руари взглянул вниз на кости, сухожилия и разодранную на куски плоть, его страх превратился в холодную тошноту. Он тоже встал на колени рядом со жрецом, как из желания помочь, так и от слабости.

— Здесь была сила-Сила, которую он поднял? — Жрец отказался от предложения Руари, покачав головой. — Она слишком колючая, слишком злая. Я бы не стал даже пытаться обратиться к ней — если бы я был тобой.

Жрец был прав. Руари не чувствовал никакой симпатии к стражу Павека. Эдесь был Урик, во всех своих проявлениях; корни Павека, не его. Но рыжеголовый жрец не был целителем. Единственная помощь, которую он мог предложить, мог сделать любой: снять с шеи Павека остатки шнурка, на котором висел медальон и перевязать им запястье, чтобы остановить кровь.

— И мы можем молиться, — посоветовал он.

Павек открыл глаза и приподнялся на правом локте. — Если ты хочешь вместо этого сделать хоть что-нибудь полезное, найди Какзима, — Искаженная старым шрамом и новой болью, на которую он пытался на обращать внимание, улыбка Павека было чем-то таким, что нормальный человек видит только в страшном сне. — Подонок должен быть где-то неподалеку.

Звайну, бледный и молчаливый с самого начала, который и так смотрел повсюду, не понадобилось других слов. Он как стрела понесся к той галерее, на которой они видели вчера Какзима. Матра направилась за ним, но для Руари Какзим был только именем, а Павек потерял слишком много крови.

— Иди с ними, — потребовал Павек. — Возьми свой посох. Присмотри, чтобы с ними ничего не случилось.

— Тебе нужен целитель — дело плохо.

— Не слишком плохо.

— Ты потерял слишком много крови, Павек. И — И твоя рука плоха, очень плоха. Тебе нужен хороший целитель. КашиПавек потряс головой. — Какзим. Дай мне Какзима.

— Ты будешь здесь, когда мы сбросим ошметки халфлинга с лестницы?

— Я не собираюсь никуда идти.

Руари отвернулся от Павека. Он посмотрел в голубые глаза жреца, молча задавая вопросы.

— Больше ничего нельзя сделать, — ответил жрец. — Я останусь с ним. Самого плохого мы избежим, и эти двое останутся. — Он показал головой на двух темпларов, которые остались с ними. — Если у кого-нибудь из Кодашитов появится блестящая идея закончить то, что они начали, великий король придет и воздаст каждому по заслугам.

— Лев закрыл глаза, — проворчал Руари и встал на ноги. Он с удивлением почувствовал, что зол на короля-волшебника и одновременно разочарован. — Он не придет.

— Он придет, — уверил его Павек. — Держу пари, он появиться еще до того, как бой закончится. А ты должен найти Какзима и подать ему его на блюдечке.

Судя по крикам, ругательствам и звону оружия, вокруг ворот скотобойни по-прежнему сражались.

Руари не был уверен, но подумал, что скорее всего появилось еще больше темпларов — возможно Нунк и его товарищи, а возможно еще один манипул из военного бюро — по ту сторону ворот, удерживая бунтовщиков с площадки для убийств внутри, пока бойцы военного бюро не закончат свое возмездие. Зато он точно был уверен, что Павек, с двумя темпларами и жрецом, наблюдающим за ним, сейчас в большей безопасности, чем Матра и Звайн, ищущие Какзима на галерее, без оружия и здравого смысла.

— Я вернусь еще до того, как Лев будет здесь, — уверил Руари Павека со жрецом и побежал к лестнице на галлерею, держа посох в руке.

Найти Матру и Звайна оказалось не сложнее, чем услышать изобретательные ругательства Звайна с верхушки обожженой, но в остальной целой лестницы. Хотя галерея казалась пустынной, Руари неслышно встал рядом с дверным пролетом так, чтобы видеть не только своих друзей, роющихся в пустой комнате, но и остальную галерею и площадку для убийств, на которой по-прежнему стояли два темплара рядом со жрецом и лежащим Павеком.

— Нашли что-нибудь? — невинно поинтересовался из тени Руари.

— Нет, — сказала Матра так же невинно, но Звайн подпрыгнул в воздух и зашарил глазами по комнате, вглядываясь любую тень, темнее чем Матра.

— Ты напугал меня! — пожаловался Звайн, когда сообразил в чем дело и перестал ругаться.

— Ты должен был бы бояться намного больше, если бы я не стоял здесь, — возразил Руари, и почти услышал, как эти же слова сказал Павек. — Вы, проклятые идиоты, оставили дверь открытой и шумите так, что вас слышно и в Урике.

— Я слышала, — сказала Матра. — Я бы увидела, если бы приближалась опасность; тебя же я увидела. Я могла бы защититься-Что? Что бы ты увидела? Здесь никого нет! — прервал ее Звайн. — Он слинял. Собрал вещички и улетучился. Сделал ноги. Убежал, пока не стало поздно — в точности так же, как из дома мертвого сердца, Экриссара.

Душа Руари рухнула в пропасть. Павек хотел Какзима; если они не схватят его, это ударит по нему сильнее, чем потеря руки. — А хоть что-нибудь здесь есть? Павек…

— Ничего! — заорал Звайн, пиная со злостью стул. — Никакой проклятой вещи!

— Есть, — сказала Матра, протягивая кусок того, что по виду казалось корой дерева.

— Мусор! — Звайн опять пнул стул.

Руари прислонил свой посох к двери и осторожно взял то, что Матра дала ему. Это точно была кора, но не с одного из деревьев, росших в Пустых Землях. Он взял ее, почувствовал своими пальцами ее строение, отпустил воображаение. Бесконечное число деревьев, вокруг горы, дымящиеся, как вулкан Дымящаяся Корона… нет, не вулканы, верхушки гор окружены облаками, такого он никогда не видел.

В другое время он мог бы нежно любить эту кору только за видение, которое она подарила его сознанию друида, но сейчас на любовь нет времени, и эта кора намного больше, чем просто кора. Кто-то покрыл ее прямыми черными линиями и странными значками.

— Письмо, — сказал он вслух.

Это привлекло мгновенное внимание Звайна. Мальчик выхватил кору из его рук. — Не-а, — сказал он, — это не письмо. Я узнаю буквы, когда увижу их; я умею читать — здесь нет ни букв ни слов.

— Я тоже умею читать, — уверенно сказал Руари, хотя он скорее умел распозновать различные виды букв, а не читать их. — Это написано буквами, буквами халфлингов, держу пари. А остальные вещи-Это гора, — сказала Матра, касаясь коры своим длинным красным ногтем. — А это дерево — вроде тех, которые я видела там, где ты живешь.

— Это карта! — в восторге воскликнул Звайн, подпрыгивая и бросая кусок коры в воздух. — Какзим оставил нам карту!

Руари выхватил кусок коры из воздуха, пока он еще плавал над головой Звайна, и влепил тому хорошую затрещину по уху. — Не будь канкоголовым дураком. Какзим не собирается звать нас к себе в гости и оставлять карту, как приглашение.

— Что такое карта? — спросила Матра.

— Указания, как найти место, где ты никогда не был, — быстро ответил Руари, не желая показаться невежливым.

— Тогда он мог оставить ее потому, что она ему больше не нужна.

Руари положил свою руку на руку Матры. Ей было только семь лет, моложе чем Звайн. Она не только не знала, что такое карта, она вообще не понимала, как работает ум взрослого мужчины. — Это или мусор, как сказал Звайн, или ловушка.

— Ловушка? — повторила она, освобождаясь и беря кусок в руки, чтобы рассмотреть его внимательнее.

Она не понимала, и Руари все еще мучался, пытаясь найти слова получше, когда они услышали громкие удары гонга и, секунду спустя, рев, который заглушил даже звенящий кимвал.

— Король-Лев! — сказал Звайн, когда они все повернулись на звук, к внешним воротам Кодеша.

— Пирена сохрани и помилуй! — Руари схватил кусок коры, быстро скатал его и спрятал внутри подола рубашки. — Есть еще что-нибудь? Хоть что-нибудь?

— Абсолютно ничего, — сказал Звайн, и Матра кивнула, соглашаясь.

Руари подхватил свой посох и пошел на площадку для убийств; остальные двое шли за ним.

Темплары и Кодешиты все еще сражались у ворот скотобойни. Потом Руари перевел взгляд на двор и заметил, что они передвинули Павека в тень.

Павек сидел на земле, прислонившись спиной к одному из огромных столов, на котором Кодешиты разделывали тела животных. Его голова свешивалась на сторону; казалось, что он отдыхает, может быть спит. Его лицо было бледное и серое, и Руари не обратил на это внимание, пока не подошел достаточно близко и не заметил, что его левая рука находится в ведре в водой. Вода конечно замечательная штука для того, чтобы промыть и прочистить рану, но если погрузить в воду руку с такой гадостью как открытая рана, человек может просто истечь кровью, насмерть.

— Проклятье! — крикнул он, хватая свой посох за основание и наставляя бронзовый конец на трех людей, которые стояли рядом с Павеком, пока тот медленно умирал.

Самый близкий к нему темплар поднял меч, чтобы отбить удар. Темплар мог бы атаковать в ответ, мог бы зарезать Руари, который бросился вперед с сердцем, не с головой, потому что сердце разрывалось на части; но одетый в желтое воин не собирался убивать или даже ранить его. Он только парировал бешенные удары Руари, сохраняя дистанцию, пока не улучшил момент и не ударил одетой в сандалию ногой в поддых Руари. Пока полуэльф пытался вздохнуть, он одной рукой выхватил у него из посох и отбросил его в сторону, а другой попытался схватить самого Руари.

Полуэльф уклонился и тяжело упал на землю, на расстоянии руки от Павека. Не обращая внимание на боль в животе, он пополз вперед. Нащупав пальцами кожаный шнурок, лежавший в грязи, он поднял его, а потом попытался выдернуть руку Павека из ведра.

— Мой выбор, — сказал Павек, его голос был так слаб, что Руари скорее прочитал слова по губам, чем услышал их.

Священник слегка придерживал Звайна. Блестящие отметки на на коже Матры опять засветились, а ее глаза, величиной с пьичьи яйца, раскрылись так, что казалось еще немного, и они вывалятся с лица.

— Что случилось? — спросила она.

— Он убивает себя! — воскрикнул Руари. — Он хочет истечь кровью и умереть!

— Король будет здесь через несколько минут, — сказал жрец, как если бы это было объяснение.

— Вы нашли Какзима? — спросил Павек до того, как Руари успел потребовать от жреца объяснений.

— Нет, он убежал, — огорченно признался полуэльф, тряхнув головой и подняв вверх пустые руки. В глазах Павека появилось разочарование, как если бы произошло именно то, чего он боялся, а потом он, пожав плечами, закрыл глаза, как если бы этот огромный человек оставлся в живых так долго только потому, что надеялся на успех друзей. Струдом вздохнув Руари закончил, — Он опять вышел сухим из воды. Не оставил за собой ничего.

— Мы нашли карту, — поправила его Матра. — Покажи ему карту.

Но Павек поднял свою здоровую руку и махнул ей. — Нет. Нет, я не хочу видеть ее. Не говорите мне о ней. Просто бегите из Кодеша — и побыстрее. Все трое.

— Почему? — в один голос спросили Руари, Звайн и Матра.

Павек посмотрел на жреца.

— Во время сеанса некромантии мертвый человек должен говорить правду, но он не сможет открыть то, что не знал, когда был жив.

— Некромантии? — медленно переспросил Руари, а булыжники на площади уже начали дрожать. — Мертвые сердца? Хаману?

Темплар, который сражался с Руари кивнул. — Мы убиваем наших пленников прежде, чем отдаем их некромантам с мертвыми сердцами. — Мертвые не страдают. Они не чувствуют боль.

— И они ничего не помнят, — уточнил второй темплар. — Все останавливается для них, когда они умирают. У них нет ни настоящего, ни будущего; только прошлое.

— Нет!

— Я могу надеяться, Ру, — сказал Павек слабым голосом. — Но что хорошего ждет меня без руки?

— Нет, — повторил Руари тихо, но твердо.

— Я поднял стража здесь — в Кодеше, в его владениях. Он этому не обрадуется, и не успокоится, пока не сможет управлять им или уничтожить его. Я не могу позволить ему сделать это, и единственный путь, каким я могу остановить его от того, чтобы попытаться… и преуспеть — быть мертвым, когда он найдет меня. Нужен друид, чтобы поднять стража. Король-Лев не друид, Ру, и я, после того, как умру, тоже не буду.

Еще один рык, на этот раз громче, чем первый, предупредил их, что осталось совсем мало времени.

— Ты тоже не сможешь поднять его, Ру. Я знаю это, и я знаю и то, что ты не веришь мне, когда я говорю тебе это — на самом деле — и тебя убьют, если ты не уберешься отсюда…сейчас.

Павек говорил правду: Руари действительно не верил, что не сумеет поднять стража Урика, и еще больше не верил, что Король-Лев сможет использовать его неверие. Да он просто умрет, пытаясь поднять не правильного стража, и тем более умрет, если сумеет. Он должан уходить, он обязан забрать Матру и Звайна с собой, но вместо этого он обнял Павека.

— Я не забуду тебя, — выдохнул он, стараясь быть мужчиной и не плакать.

— Иди домой и посади дерево за меня. Большое, отвратительное на вид дерево. И вырежи мое имя на его коре.

Хлынули слезы, так много их не было никогда. Звайн возник между ними, молчаливо дождавшись своего мгновения и получил его, прежде чем Руари поднял его на ноги.

— Погоди, — позвал его Павек, и Руари мгновенно повернулся, надеясь что Павек изменил свое решение, но тот хотел только отдать ему свой кошелек, в котором находилось несколько менет, и свое самое ценное имущество: маленький кинжал со стальным лезвием в узких ножнах.

— Некоторые из червей побежали к тому дальнему углу, — сказал один из темпларов, указывая рукой на то, что он имел в виду. — Там должен быть запасной выход. Мы выйдем с тобой за стены деревни.

Жрец сказал, что он останется до конца, на случай, если Павек захочет «отделить свой дух от дела прежде, чем Король-Лев подойдет совсем близко». Он сказал, что он не боится Хаману, и это была ложь — но может быть он действительно потерял все, что любил и за что беспокоился в этой жизни после того, как рыжеволосая Эдийа осталась в проходе.

Руари не сказал слова прощания, просто взял Звайна и Матру за руку и пошел, стараясь догнать темпларов, которые уже пошли вперед. Он шел, не оглядываясь.

Не сейчас.

Не до тех пор, пока не выйдет за стены Кодеша.