Дверь в преисподнюю - Золотая стрела

      — Что еще за «наши наемники»? Ежели покойный князь Григорий и имел с ними какие дела, то нам с тобой сие неведомо. Виктор? Сумеет убежать — его счастье.
      — A коли нет?!
      — Ну, значит, его посадят в темницу, — сладко зевнул барон. — Или голову отрубят. A князь Длиннорукий так и вовсе заядлый заговорщик-неудачник. Ежели что, выдадим его Царь-Городу — он там тоже здорово накудесил, царь Дормидонт нам токмо благодарен будет.
      — Ну, как знаешь, — неодобрительно покачал головой Cелифан. — Одно тебе скажу — покойник князь Григорий такого позора не допустил бы.
      — A где ты видишь позор?! — деланно возмутился Альберт. — Какие-то лиходеи захватили власть в королевстве Новая Ютландия, а теперь законный правитель и его верные рыцари восстанавливают законный порядок. A когда Александр вернется к себе в замок, мы его еще и поздравим!
      — Как бы он не послал нас вместе с нашими поздравлениями…
      — A куда он денется? Рыцари пускай себе радуются, что победили супостатов, а Александр по-прежнему будет выполнять нашу волю, как раньше выполнял волю Григория. Конечно, поводок придется малость удлинить, ну да это уже мелочи! — И барон вышел из военного приказа, оставив воеводу в самых мрачных чувствах.

* * *

      Каширский и Анна Сергеевна, вооружившись масляными фонарями, медленно брели вдоль длинного ряда винных бочек, причем Каширский проводил ладонью вдоль каждой бочки, надеясь экстрасенсорно обнаружить внутри одной из них наличие благородных металлов. Анна Сергеевна, не очень-то верившая ни в сверхъестественные способности своего сообщника, ни в королевскую казну, якобы спрятанную в подвале, только презрительно фыркала и морщилась.
      A Каширский радостно вещал:
      — Я чувствую, что мы приближаемся к цели. Я ощущаю, как мельчайшие корпускулы золота проникают сквозь непрочную оболочку и достигают моего сознания! Все ближе, ближе… вот здесь! — Каширский ткнул пальцем в одну из бочек.
      — Шарлатанство! — проворчала Анна Сергеевна. Каширский с оскорбленным видом раскачал бочку, и из нее вместо переливающейся жидкости заслышался гулкий звук перекатывающихся твердых предметов.
      — Вот вам и шарлатанство! — победоносно заключил Каширский.
      — Все равно шарлатанство, — упрямо повторила Глухарева.
      — Не верите вы в науку, Анна Сергеевна, — вздохнул Каширский и стал исследовать бочку на предмет того, как бы ее легче открыть. Но не успел он положить бочку набок, как крышка сама отвалилась и на сырой пол высыпались несметные сокровища: старая одежда, кое-какая незатейливая посуда и связка пожелтевших рукописей.
      — Это и есть ваша королевская казна? — с неописуемым сарказмом спросила Глухарева.
      — Нет, это еще не казна, но все говорит, что мы на верном пути, — с важностью ответил Каширский. — Уверен, что в этих бумагах содержатся бесценные сведения о том, где хранятся наши сокровища. — Не обращая внимания на издевательское похмыкивание Анны Сергеевны, Каширский неспеша распаковал сверток.
      — Ну, что у вас там? — проворчала Глухарева. — Скорее бы убраться из этого вонючего подвала!
      — Сейчас, сейчас… — Каширский поднес к свету один из листков рукописи и зачитал: — «Не могу понять, отчего наши церковники насаждают столь презрительное отношение к Иуде? Ведь он, в сущности, взялся исполнить то, что предрек одному из учеников наш Господь Спаситель. Можно ли осуждать человека за то, что он исполнил Божеское предназначение? И, вместо того чтобы возвести сего ученика Иисуса в Святые, мы клянем его как предателя и изменника…»
      — Что вы мне тут читаете какой-то богословский бред? — раздраженно перебила Анна Сергеевна. — Сокровища лучше бы искали, дьявол вас побери!
      — Сокровища мы найдем непременно, — обнадежил Каширский. — Но и эти рукописи имеют немаловажную ценность. Как я понимаю, их оставил мне философ Диоген, живший тут в подвале. Правда, его скушал наш друг Херклафф, но труды сего мудреца еще сослужат человечеству полезную службу.
      — И что же ценного в этой дребедени? — не унималась Глухарева. — Раз уж облажались с вашей идиотской казной, то так и скажите!
      — Видите ли, Анна Сергеевна, барон Альберт поручил мне разработать научно обоснованную концепцию возрождения православия и духовности в Белой Пуще, — не без важности пояснил Каширский. — И в тезисе, изложенном в данной рукописи, я нашел некое рациональное зерно, которое поможет мне соединить догматы православия с идеями тотальной слежки и доносов, практикуемыми в Белой Пуще. И, принимая во внимание установочный процесс…
      — Хватит булдить, — бесцеремонно перебила Анна Сергеевна. — Теперь я окончательно поняла, что все ваши байки о казне — обычная туфта!
      — И где вы только нахватались таких выражений, Анна Сергеевна, — покачал головой Каширский. — Не сомневаюсь, что казна где-то близко. Завтра ночью мы вновь придем сюда и непременно ее отыщем!
      — Завтра ночью у нас будет другое занятие, — со значением ответила госпожа Глухарева, — после которого, как ни прискорбно, замок придется спешно покинуть.
      — Ну, значит, днем. Придем и методично все обследуем. — C этими словами Каширский бережно собрал все рукописи Диогена, и они с Анной Сергеевной направились к выходу из подвала.

* * *

      Уже давно перевалило за полночь, а пирование в замке Беовульфа продолжалось. И король Александр, и Чаликова, и часть рыцарей уже отправились на боковую, а оставшиеся, с радушным хозяином во главе, дабы не мешать спящим, переместились прямо на крышу замка, благо ночь стояла тихая, хотя и по-осеннему весьма прохладная. Однако рыцари, изрядно подогретые вином и предвкушением славных дел, холода не замечали — они потчевали друг друга рассказами о своих ратных подвигах.
      Более других похвалялись благородные рыцари Фердинанд и Леонтий. Оба они были широко известны в узких кругах рыцарской общественности как храбрые победители страшных огнедышащих драконов. Прочие рыцари порой удивлялись, отчего драконы попадаются только этим двоим, и не особенно верили ярким и образным рассказам, считая их следствием неумеренного потребления горячительных напитков, однако увлекательные повествования Фердинанда и Леонтия слушали охотно.
      — Вот гуляю я как-то по Ипатьевскому лесу, никого не трогаю, — вещал Фердинанд, картинно облокотившись на полуразвалившуяся печную трубу, — и вдруг бац — летит мне навстречу дракон. Три головы… Нет, четыре. Или даже пять, ну, это неважно, даже если и все шесть. A рожи злые-презлые, того гляди сожрет и не подавится. Ну, тут я выхватил свой булатный меч… — Фердинанд потянулся было за мечом, но того на привычном месте не оказалось. — Ах черт, оставил его внизу! A чем же я буду драконам головы рубить, ежели они сюда налетят?
      — Не налетят, и не надейтесь, — прогудел Беовульф, слушавший разглагольствования славного Фердинанда с недоверчивой ухмылкой. — Они же не дураки — соваться ко мне! Сам я, правда, с этими гадами никогда не сталкивался, но уверен, что уж они-то обо мне наслышаны! — Беовульф самодовольно топнул ногой, и замшелая черепица жалобно заскрипела.
      — Да все это пустяки, — вступил в содержательную беседу второй покоритель драконов, Леонтий. — Вот у меня был случай, так уж случай. Отправился я как-то на охоту. Ну там волков дюжину настрелял, медведей, прочей разной мелочи, и вижу — на опушке пасется дракон. Травку, понимаете, щиплет. Мне бы пройти мимо, он же меня не трогает, а что-то меня стукнуло — вот кто увенчает мою удачную охоту! Хватаю это я лук, а стрелы как назло остались у моего слуги, а слуга малость поотстал. Но не упускать же такой случай! Я как раз сливы с собою прихватил. Взял я сливовую косточку и стрельнул ею из лука да по дракону, а сам спрятался в кустарник. И, видать, угодил ему, бедолаге, прямо в лоб! Дракон аж взвился, по сторонам озирается, а никого не видит. И что ж вы думаете? — Леонтий сделал эффектный взмах полуосушенным кубком и, не удержавшись на ногах, чуть не покатился по скату крыши. К счастью, рыцари вовремя его удержали и отвели от края подальше. — Да, так что ж вы думаете? — как ни в чем не бывало продолжал Леонтий. — Не прошло и года, как встретил я своего дракона, а на голове у него…
      Однако договорить Леонтий не успел, так как неподалеку от него прямо на крышу бухнулось что-то очень большое и слегка отдающее перегаром. Даже при скудном ночном освещении можно было разглядеть, что это какой-то большой зверь с тремя головами на длинных шеях.
      — Дракон! — только и смог вымолвить Беовульф. — Ну, вы даете!
      — Что? Где дракон?! — в ужасе завопили рыцари, а громче всех — Фердинанд и Леонтий.
      — Ну вот, я же говорил, всех перепугаем, — густым басом произнесла правая голова нежданного гостя.
      — Надо было опускаться где-нибудь в сторонке, — высоким девичьим голоском отвечала средняя голова.
      — Хорошо что хоть куда-то приземлились, — приятным баритоном заметила левая голова. — В такой темноте летать — сплошная глупость. Как ты считаешь?
      Последний вопрос относился к человеку, сидящему на спине трехголового чудища — в суматохе ни него никто не обратил внимания.
      — Ба, да это же мой лучший друг! — радостно взревел Беовульф, да так, что у всех присутствующих даже уши заложило. — Господа, не пугайтесь, к нам прилетел уважаемый колдун Чумичка. Ну, я вам рассказывал, тот, кто помог нам извести князя Григория. A существо, которое вы приняли за дракона, всего лишь его волшебная лошадка.
      — Ничего себе лошадка, — проворчал из-за трубы Фердинанд.
      — Обыкновенная летающая и трехголовая лошадка, — уверенно продолжал Беовульф. — Или я не прав?
      — Я тебе покажу лошадку! — вдруг взъярилась правая голова. — Щас как дыхну…
      — По-моему, если любой из этих славных рыцарей дыхнет, то итог будет такой же, — ехидно пропищала средняя голова.
      — Пьянство — враг человечества, — с важностью заключила левая.
      — A я все равно дыхну, — упрямо заявила правая голова. — Пущай узнают, что я за лошадка!
      — Погоди, Полкан, не надо, — вступился Чумичка. — Господа, это, конечно, никакая не лошадь, а Змей Горыныч. Но не бойтесь, он не кусается.
      — Еще как кусается, — не унималась правая голова. — Это ж надо ж лошадь!..
      — A по-моему, лучше уж быть лошадью, чем таким чудищем, — вздохнула левая голова. — Правда, княжна?
      — A ну вас к лешему, — проворчала средняя. — Пустые разговоры…
      Оставив Горыныча перебраниваться между собой, Чумичка отвел Беовульфа в сторонку.
      — Но на самом деле это даже не Змей Горыныч, — тихо сказал колдун. Только об этом никто не должен знать. До поры до времени.
      — A кто же? — вполголоса удивился Беовульф.
      — Три человека, заколдованные много лет назад злодеем Херклаффом по заданию князя Григория. Та голова, что справа — белопущенский воевода Полкан. Слева — боярин Перемет. Оба были ярыми врагами Григория.
      — A посередине?
      — A посередке — княжна Ольга. Дочка князя Ивана Шушка и жена Григория.
      — Вот оно что, — удивленно протянул хозяин. — То-то боярин Василий чего-то намекал насчет судьбы Ольги… И что же, теперь им до скончания веков оставаться в такой образине?
      — Я много думал, как их расколдовать, — сокрушенно вздохнул Чумичка, но пока что никак. Здесь пес Херклафф накрутил, пожалуй, еще потемнее, чем даже с Марфой… A кстати, чего там слышно от Ивана-царевича — не расколдовал он еще княжну-лягушку?
      — Он вернулся поздно вечером вместе с боярином Василием и с Гренделем, но все трое такие усталые и промокшие, что я не стал даже расспрашивать, ответил Беовульф. — Однако никакой княжны с ними не было, это точно.
      — Ну ладно, подождем до утра, — проворчал Чумичка. — Можно пока Горыныч у тебя на крыше побудет? Умаялся, бедняга, покамест сюда летели.
      — Да на здоровье, — радушно махнул рукой Беовульф. — Ты не гляди, что все обветшало, строилось-то на века!
      A Змей Горыныч уже вовсю храпел, свернувшись калачиком, будто кот, возле теплой трубы.

* * *

      Грозный Атаман со своей шайкой сидел в засаде в придорожных кустах и поджидал очередную жертву. Один из разбойничков, отличающийся отменным слухом, лежал на дороге, приложив ухо к земле.
      — Ну, что там? — то и дело нетерпеливо спрашивал Соловей. — Уж три дни никого не грабили, куды ж это годится?!
      — Тише! — крикнул слухач. — Кажись, едет.
      — Всем приготовиться! — взвизгнул Петрович. — Сейчас будем грабить и убивать. — И, спохватившись, добавил: — Токмо справедливости ради.
      — A насиловать будем? — сладострастно спросил долговязый разбойник в дырявом кафтане с чужого плеча.
      — Цыть! — прикрикнул Петрович. — Мы не насильники какие, а того-этого. Ради всеобщего счастья и все такое, чтобы, понимаете, все равны.
      — За стирание граней между сословиями, — поддержала атамана девица в мужских сапогах и цигаркой в зубах.
      — Ну все, хватит пустых разговоров, — Петрович извлек из-за пазухи пару ржавых кухонных ножей. — Всем приготовиться, а то получится опять как в прошлый раз!
      — Так ведь и в прошлый раз никого не насиловали, — безнадежно махнул рукой длинный разбойник, но тут из-за поворота выскочила позолоченная карета, запряженная тройкой белых коней. Слухач едва успел соскочить с дороги.
      Петрович со всей ватагой выскочили из кустов и окружили карету.
      — Сейчас, сейчас будем грабить и убивать, — сладострастно бормотал Петрович, пробираясь к двери кареты, пока его подчиненные держали за уздцы коней.
      — A насиловать опять не будем, — горестно вздохнул длинный, обыскивая карманы кучера.
      Дверь приоткрылась, и из кареты выглянул некий господин в богатом кафтане, кожаных перчатках и в широкополой шляпе с пером, надвинутой на самые глаза, так что виднелись лишь концы длинных усов.
      — Видать, богатенький, — радостно осклабился Грозный Атаман. — Ну, наконец-то будет нам славная пожива… A насиловать не будем, — на всякий случай прикрикнул он на длинного разбойника.
      — Что вам угодно, господин? — учтиво осведомился обитатель кареты негромким, чуть мурлыкающим голосом.
      — Господа все в Царь-Городе, — грубо ответил Петрович. — Грабить буду, понятно?
      — A, понятно, понятно, — радостно закивал богатый господин. — К вашим услугам. — C этими словами он элегантно скинул перчатки, а затем вежливо приподнял шляпу. На Петровича глядела огромная морда белого кота.
      Cоловей завопил благим матом и кинулся было наутек, но когтистая лапа кота намертво вцепилась ему прямо в нос.
      — Спасите! На помощь! Убивают! — пуще прежнего заголосил Петрович, но верных разбойничков, конечно же, рядом не оказалось — все они предусмотрительно рассыпались по кустам.
      От собственного вопля Петрович проснулся. Рядом с постелью стоял князь Длиннорукий со свечкой в руке, а другой рукой он тряс Петровича за плечо. Меж тем комната Петровича наполнялась королевскими слугами.
      — Ничего страшного, это просто бесы довязались до хорошего человека, терпеливо объяснял им Длиннорукий. — Можете идти спать.
      Но тут дверь отворилась шире, и в горницу вошел собственной персоной Виктор. Он был в халате и ночном колпаке.
      — Ну, что тут опять происходит? — грозно вопросил он и, не удержавшись, сладко зевнул. — Я ночую в другом конце замка, и то проснулся.
      — Да котяра проклятый, — заныл Петрович, — как выскочил из кареты, так мне прямо в морду вцепился. A его только малость пограбить хотел. Что у меня, казенная морда, что ли…
      — Все ясно, опять ваши нездоровые выдумки, — ледяным голосом произнес Виктор. — Еще одна такая выходка, и отправлю вас на конюшню!
      — Да хоть сейчас! — обрадовался Петрович.
      Длиннорукий между тем поднес свечку к лицу Соловья и увидел на носу и щеках свежие следы когтей с сочащейся кровью.

ДЕНЬ ТРЕТИЙ

      Собрав наемников у себя в комнате, их командир Мстислав Мыльник толкал речь:
      — Эти козлы опять нас подставили. Послали в прорыв, а тылов, блин, не обеспечили. Еще день-два, и нас будут бить по-настоящему. — Мстислав потер задницу, все еще ноющую после вчерашнего налета на корчму. — Значит так, братва, рвем когти, пока не поздно. Я свое слово сказал, решайте.
      — Да куда рвать! — безнадежно махнул рукой один из наемников. — Ты же помнишь, как мы сюда попали: еще в Кислоярске завязали всем нам глаза, да и повезли. Развязали — а кругом эта чертовщина. Ясно, что домой нам отсюда ходу нет.
      — Да и что нас дома ждет, — зло пробурчал другой наемник. — Тюряга, а то и чего похуже!
      — Будем пробираться в Белую Пущу! — решительно заявил Мстислав. — А дальше увидим. Ясно одно: здесь оставаться — верная хана. Значится, так. Отправляйтесь на болота, я вас прикрою. Если что, валите на меня — мол, послал на поиски сбежавших. Вопросы есть? Тогда шагом марш.
      Оставшись один, Мстислав достал из-под кровати заначенную чекушку, налил в грязный стакан, неспеша выпил, а затем, надев «форменный» плащ с капюшоном, пошел в комнату, где обитал князь Длиннорукий.
      Князь как раз «поправлялся после вчерашнего», но делал это крайне осторожно — так, чтобы «вчерашнее» ненароком не перешло в «сегодняшнее». Встретил он Мстислава не очень-то любезно:
      — Ну, с чем пожаловал?
      Мыльник озабоченно почесал в затылке:
      — Да вот, князь, ребята мои забузили. Вчера один сбежал и поэтов увел, а нынче и все остальные.
      — Ну что все остальные? — бестолково глянул Длиннорукий на Мстислава.
      — Что-что? Сбежали, вот что!
      Остатки «вчерашнего» вмиг слетели с князя:
      — Да что ж ты, сучья задница, их отпустил?!
      — А чего я мог сделать? — взвился Мыльник. — Они меня к стулу привязали, насилу вырвался!
      — Ладно, с тобой после разберемся, — проворчал Длиннорукий. — Скорее буди Петровича, и в погоню. Я им покажу, паршивцам! Плату получают исправно, а туда же — в бега!..
      Оставив князя в наихудших чувствах, Мстислав потихоньку вышел из комнаты.
      — Как же, — зло пробормотал он, — пойду я будить твоего Петровича. Размечтался. Ну все, теперь путь свободен.
      И Мыльник уверенно направился к дальнему выходу из замка, который он еще с вечера предусмотрительно оставил открытым.

* * *

      Возвратившись накануне из полной приключений экспедиции по болотам, Василий заснул как убитый, и даже пирование рыцарей вкупе с приземлением Змея Горыныча на крышу замка не могли вывести его из состояния крепкого здорового сна. Зато утром он чувствовал себя необычайно бодрым и готовым на новые и славные дела. А узнав о прибытии Чумички, детектив, естественно, тотчас же поспешил в его горницу. Там Василий застал Чаликову и Покровского, которые живо обсуждали с Чумичкой события последних дней и планы на будущее. Грендель же, как выяснилось, уже на зорях удалился в свою хижину.
      — Видимо, он жаждет запечатлеть вчерашние события в новой поэме, заметил по этому поводу Иван-царевич.
      — Жаль, что с княжной так глупо вышло, — вздохнула Чаликова. — И что ее понесло в королевский замок?
      — Да ничего с вашей княжной не случится, — заверил Чумичка. — Не для того она столько томилась в лягушечьем облике, не для того мы ее расколдовывали, чтобы она сразу же сгинула!
      — Так-то так, — с сомнением покачал головой Василий Николаевич, — да присмотреть не мешало бы.
      — Ну вот Кузька и присмотрит, — беззаботно ответил колдун. — Меня теперь больше тревожит Херклафф: он же ни перед чем не остановится, чтобы вернуть себе чудо-стекло.
      — Я доподлинно знаю, что он не только сам за ним охотится, но и нанял всяких лиходеев себе в помощь, — заметил Василий, вспомнив вчерашнюю встречу на болоте.
      — Ну вот, а я тайну стекла, как ни бился, не разгадал, — сокрушенно вздохнул Чумичка. — Что с него толку, если мы даже пользоваться им не можем!
      — Кристалл у тебя с собой? — понизила голос Надя. Чумичка кивнул. Может быть, мы с Васей поможем тебе в нем разобраться?
      — Мне кажется, что здесь нужно не столько колдовство, сколько логика, добавил Василий.
      — Лично меня теперь больше всего волнует судьба моей прабабушки баронессы Натальи Кирилловны, — сказал Покровский. — Скажите, господин Чумичка, вы не могли бы мне посодействовать с ее освобождением из хрустального гроба?
      — Надо подумать, — ответил Чумичка. — Если твою баронессу тоже усыпил Херклафф, то вызволить ее будет нелегко.
      — Ну, Марфу-то вызволили, — оптимистично заметила Надя.
      — Марфу — да, — согласился колдун, — а вот с Ольгой, Полканом и Переметом — ну никак. Я чувствую, что разгадка где-то близко, а где — не знаю.
      — Но хоть глянуть на нее я смогу? — гнул свое Иван-царевич.
      — Глянуть? — улыбнулся в бороду Чумичка. — Это, пожалуй, можно. Подумаем.
      — А что до кристалла, то почему бы тебе не попробовать его в действии? предложил Василий. — Так сказать, методом проб и ошибок.
      — Что ты, что ты! — замахал руками Чумичка. — Он же обладает несметной силой, даже в уполовиненном виде, и при неумелом пользовании можно таких бед натворить, что потом вовек не поправишь!
      — А при умелом? — спросила Надя.
      — Тем более, — совсем пригорюнился Чумичка.

* * *

      Наемники бессмысленно топтались среди воткнутых в кочки лопат, брошенных поэтами. И сколь они ни вглядывались в однообразный болотный пейзаж, Мстислава не было видно.
      — А ну как его замели? — беспокоился один из наемников. — А что, подслушали разговор — и все!
      — Чушь! — отрезал другой наемник. — Не таков человек Мстислав, чтобы так по-глупому засыпаться. Да и кто его там арестовывать-то будет?
      — Идет, идет! — заорал третий, который особенно старательно глядел по сторонам.
      — Где, где? — загомонили остальные.
      — Да ведь их двое! — удивленно воскликнул кто-то из наемников. Действительно, к ним приближался не один человек, а два. И с каждой минутой становилось все яснее, что Мстислава среди них нет.
      — Да это же Длиннорукий с Петровичем! — воскликнул самый зоркий из наемников.
      — А, ну тогда отбрехаемся, — облегченно вздохнул второй наемник. — А если что, так шлепнем обоих, и вся недолга.
      — Нет-нет, только не это! — горячо запротестовал третий. — Они же из Белой Пущи, бароном Альбертом посланные. Ежели мы их шлепнем, то вурдалаки нас самих в расход пустят!
      Тем временем Длиннорукий и Петрович подошли совсем близко. Подбоченясь, князь оглядел наемников:
      — Ну и что вы тут делаете, соколики?
      «Соколики» топтались на месте, не зная, что отвечать. Наконец один из них выступил вперед:
      — А мы тут, это, пропавших поэтов ищем. Вот следы исследуем…
      — Нас Мстислав послал, — добавил другой наемник.
      — Значит так, не знаю, кто и куда вас послал, а я велю вам возвращаться в замок! — возвысил голос князь. — И живо!
      Наемники переглядывались, не зная, что делать. Без своего командира они уже представляли из себя не сплоченный кровью боевой отряд, а скорее разрозненную и обозленную толпу. И когда наемники, казалось бы, уже были морально готовы последовать за князем, Петрович, как обычно, все испортил.
      — А ну все взад! — завопил он неблагим матом. — А не то всех перережу! Всем кровь пущу! — Соловей потянулся было за ножами, забыв, что их у него похитили. Тогда уж Грозный Атаман совершенно сорвался с цепи и завизжал:
      — Ублюдки! А ну живо взад, а не то… Вы меня знаете… За мной такие грозные силы стоят, что вас раздавят, как вшей!
      Услышав такое, многие наемники потянулись было за автоматами, однако самый выдержанный из них поспешно вышел вперед:
      — Князь, мы вас уважаем, но если ваш холуй не угомонится, то вам обоим очень не поздоровится.
      — Что?! — вскинулся было Длиннорукий, но поняв, что перевес не на его стороне, быстро сообразил, что говорить: — Ладно, ищите ваших поэтов, а когда появится Мстислав, то передайте, что я хочу его видеть. — И, зажимая рот Петровичу, весьма обидевшемуся на слово «холуй», князь потащил его прочь.
      Некоторое время наемники молчали, угрюмо глядя вослед удаляющейся парочке путчистов. Наконец, один из них зло произнес:
      — Сдается мне, товарищи, что Мстислав нас просто «кинул».
      — Да ты что! — набросились на него «товарищи». — Как же может Мстислав, сам Мстислав, нас «кинуть»! Мы ж его столько лет знаем!.. Ты думай, что говоришь!
      — Ну и где же он?
      Этот риторический вопрос заставил наемников задуматься.
      — Значит, так, — продолжал тот наемник, что усомнился в честности Мстислава, — предлагаю подождать еще четверть часа, а затем рассредоточиться и по одному пробираться в Белую Пущу.
      Поскольку других предложений не поступило, то наемники так и порешили. А вопросом, почему надо пробираться по одному, а не всем вместе, никто задаваться не стал.

* * *

      Виктор и княжна Марфа молча стояли, опершись на покосившиеся перила, ограждавшие плоскую круглую площадку самой высокой башни королевского замка. Внизу зеленели замшелые крыши замковых строений, поверху по холодному осеннему небу медленно плыли огромные облака, а во все стороны, от стен замка до самого горизонта, простирались бескрайние болота, живописно перемежавшиеся перелесками и небольшими озерцами. Кое-где виднелись деревеньки, хуторки и рыцарские замки.
      Виктор безмолвствовал, думая о чем-то своем. Марфа тоже молчала, а ее взор был устремлен к длинному ряду осушительных канавок, уходивших куда-то в бесконечность — там, в этой бесконечности, находилось ее отечество, которого она не видала долгих две сотни лет.
      — Осторожно, Марфа Ярославна, — вдруг сказал Виктор. — Ограждение больно уж ветхое. И вообще все ветшает, везде запустение…
      — Ну, это уж вы преувеличиваете, — возразила Марфа, однако на всякий случай немного отошла от опасного края.
      А Виктор продолжал, обращаясь уже не столько к Марфе, сколько к самому себе:
      — Везде запустение, повсюду застой. И никому ничего не нужно. Люди привыкли так жить и уже не понимают, что так жить невозможно! И с каждым днем я все больше убеждаюсь, что не должен был делать того, что сделал. Вы думаете, я пошел на сговор с упырями ради своей корысти и властолюбия? Ради них, дураков! — Виктор обвел рукой болота. — И что же? Только душу свою зазря загубил… Смотрите, что это?
      Последние слова относились к расплывчатому белому пятну, медленно передвигавшемуся по скату крыши. Приглядевшись, он рассмотрел, что это кот, подкрадывающийся к воробышку, который беспечно и как-то почти по-весеннему чирикал на самом верху крыши.
      — Уильям! — обрадовался Виктор коту, будто старому знакомому. — Значит, он не ушел из замка, и бредовые россказни Петровича все-таки содержат долю правды. Не пойму только, с чего кот его так невзлюбил?
      Однако едва Уильям подполз совсем близко к воробью и уже изготовился на него наброситься, как тот резко взлетел и уселся на один из покосившихся шпилей, куда охотнику добраться было бы уже совсем сложно. Уильям обиженно провел лапой по длинным усам и потрусил прочь. Вскоре он скрылся за очередным изгибом крыши.
      — Да, вот так вот и живем, — вздохнул Виктор, проводив кота рассеянным взором. — Кажется, удача — вот она, а в последний миг возьмет и упорхнет. И не догонишь… Обратите внимание, Марфа Ярославна, вот на это, — он указал на полуразрушенную каменную трубу посреди площадки.
      — А что? — удивилась княжна.
      — Да нет, дело не в трубе. Хотя в башне и имеется печка, но ее никогда не топят. Просто в былые времена эта труба была в несколько раз выше, а на ее верхушке развевалось знамя Новой Ютландии. А когда король находился в замке, то еще и королевский стяг. И всех гостей непременно приводили сюда, дабы они могли воочию обозревать наше славное королевство. А теперь… Виктор безнадежно махнул рукой.
      — Но, может быть, еще есть надежда вернуть те былые славные времена? осторожно спросила Марфа.
      — Былое вернуть невозможно, — покачал головой Виктор, — да и не нужно. Нет-нет, надобно все время стремиться вперед, а мы уже более ста лет движемся в противоположном направлении… Ну да ладно, причитаниями делу не поможешь, — заговорил он уже почти по-деловому. — Собственно, я привел вас сюда не только затем, чтобы полюбоваться на осеннюю природу, а еще чтобы сделать одно важное признание. Тут, кажется, единственное место во всем замке, где нас не могут подслушать…
      Однако Марфа приложила палец к губам:
      — Ваше Высочество, по-моему, там кто-то есть!
      — Где?
      Княжна молча указала на трубу. Виктор прислушался и вскоре ясно разобрал привычное ворчание:
      — Что за дурной дымоход — конца нет и нет… Вот у бабки в деревне печка так уж печка, а тут просто бес знает что!
      Вслед за ворчанием из трубы показался и сам домовой Кузька.
      — До чего довели печное хозяйство, — обратился он к Виктору, словно и не удивившись, что выскочил прямо на него. — Мне тут еще на сто лет работы хватит!
      — Ну вот и замечательно, — невесело улыбнулся Виктор. — Хоть один человек полезным делом занят. Если, конечно, не считать Уильяма…
      — А тебе, княжна, уходить отседа надобно, — переключился Кузька на Марфу. — Изведут тебя здесь лиходеи проклятые, попомни мое слово.
      — Это еще кто кого изведет, — засмеялась Марфа.
      — Действительно, княжна, вам в замке оставаться опасно, — покачал головой Виктор. — Мне не верите, так хотя бы Кузьму Иваныча послушайте. Он вам дурного не посоветует.
      — Я подумаю, — ответила княжна то ли всерьез, то ли чтоб отвязаться от уговоров.
      — Ну, думай, думай. На то и дадено серое вещество головного мозга, блеснул Кузька умными словечками, почерпнутыми из общения с боярином Василием, и скрылся в трубе.
      — Ну что же, Марфа Ярославна, думаю, и нам с вами пора, — вздохнул Виктор. — Тут, по правде сказать, не жарко.
      — Да, пожалуй. — Марфа кинула последний взор в сторону дальних «грядок», и они по винтовой лестнице с полуобвалившимися кое-где ступеньками стали спускаться вниз. Лестница вела через какие-то заброшенные холодные помещения, где все свидетельствовало о тлене и запустении.

* * *

      С вершины пригорка открывался широкий вид на болото, где еще накануне трудились поэты и откуда боярин Василий вместе с Гренделем и Иваном Покровским увели их в корчму. Теперь рядом с Василием, обозревая унылую панораму болот, стояла Надежда Чаликова, а чуть поодаль колдун Чумичка давал последние напутствия Ивану-царевичу: