Карантин

В кинотеатре прозвучал звонок, и часть молодежи направилась ко входу. Туда же проследовала и одиозная пара малолеток, и это немножко, совсем чуть-чуть, разбавило горечь в душе Полынова. Все-таки не так безразлична была Люська пацану, и не столь презрительно он к ней относился, как хотел показать, если повел подругу в кино.

Лотошники приуныли – фильм двухсерийный, и, похоже, тусовка сегодня не удастся. Кое-кто собрал свои товары, погрузил на тележки и удалился восвояси. Осталось четверо самых стойких мужиков. Они уселись на раскладных стульях в кружок возле столика с аудиоаппаратурой и, мирно беседуя под приглушенную музыку, доносившуюся из кафе, потихоньку потягивали водку из пластмассовых стаканчиков.

Тоже дело. Если покупатель не идет к купцу, чем еще заниматься? Сегодня праздник жизни у хозяина кафе, а завтра, глядишь, и им повезет.

Ребят в скверике осталось совсем мало – либо те, кто уже видел «Титаник», либо у оставшихся просто не было денег на «киношку». В дальнем углу скверика они развели небольшой костерчик, намериваясь печь картошку. И это было на руку Полынову. Языки огня притягивают к себе взгляд, завораживают, отвлекают от окружающего, а если кто и отвернется от костра, то глазам не так просто адаптироваться к темноте. То есть – больше шансов, что остроглазые пацаны не заметят пятиминутного отсутствия Полынова на своей скамеечке.

Дождавшись, когда ночь окончательно опустилась на Каменку, Никита покинул скамейку и стал бесшумно пробираться в темноте между деревьями скверика, по широкому кругу далеко обходя световое пятно от фонаря возле рынка. Зайдя за корму вездехода, Никита нырнул под него, ужом скользнул между колесами и перевернулся на спину. Благодаря сухой погоде днище было чистым, без налипших комьев грязи, и это упрощало задачу. Тем не менее Полынов тщательно протер ладонью от пыли небольшой участок и только затем прилепил к нему лепешку пластида. Пластид приклеился намертво – никакой встряской не оторвать, разве что ножом соскоблить. Протянув к колесу шнур, Никита завязал на конце шнура узелок, проткнул его булавкой, а затем с усилием вогнал булавку в неподатливую резину ската. Шнур провис под днищем, но земли не касался. Никита потянул за него, проверяя свою работу, и услышал, как будильник затикал. Нашарив в темноте самодельную бомбу, он снова отключил будильник. Все нормально.

В какую сторону ни поедет вездеход, шнур натянется и приведет в действие самодельное взрывное устройство. Единственным слабым звеном был ширпотребовский будильник – он мог перестать работать от тряски вездехода во время езды, – но тут уж ничего не попишешь. Дистанционных радиовзрывателей у Полынова «совершенно случайно» под рукой не оказалось…

Он уже собирался тихо выскользнуть из-под вездехода, как дверь кафе распахнулась и на улицу вышли два десантника. На мгновение в душную ночь из кафе, как пробка из бутылки шампанского, вырвалась веселая песня про удалого атамана, крушившего саблей всех и вся в капусту, гам застолья, топот армейских ботинок в разухабистой пляске, и тут же звуки стихли, приглушенные закрывшейся дверью. Десантники подошли к вездеходу и стали мочиться на колесо, за которым лежал Полынов.

«Хорошо, что не на голову», – подумал Никита, осторожно отодвигаясь в сторону. Что поделаешь, таковы издержки профессии.

– Слушай, Вася… – послышался хриплый голос. – Что ты с этой рыжей валандаешься? Либо тащи ее прямо сейчас в кусты, либо дай другим попользоваться. У нас на все про все полчаса осталось.

– А я, Леха, у нее ночевать буду… У Анюты… – пьяно ответил второй десантник, и Никита по голосу узнал в нем своего красномордого «знакомца». – Так и передай капитану на поверке, что лейтенант Кривцов остался в Каменке бабу трахать!

– Ты чего, сбрендил? – возмутился Леха. – Завтра Федорчук из Москвы прилетает!

– Да я эту штабную крысу… – с трудом ворочая заплетающимся языком, заявил Вася. – И его маму…

Трахать хотел!

– Что-то ты, Василий, расхрабрился не в меру. Это у тебя сейчас в ширинке чешется, а завтра затылок будешь чесать. Если голову сохранишь.

– Да пошел ты! – отмахнулся Вася. – После вчерашнего Федорчук будет со мной как с писаной торбой…

Закончить фразу он не успел. Послышался жесткий удар, лязгнули зубы.

– Язык не распускай! – прошипел Леха.

Но Василий уже ни слов, ни действий не понимал и бросился на обидчика. До Никиты донеслось несколько сочных ударов, а затем чье-то тело грузно шмякнулось о сухую землю.

– Во, десантники вытворяют! – донесся со стороны рынка восхищенный возглас. – Как друг дружку молотят! Что тебе показательные выступления…

Это отрезвило распалившихся бойцов, и они прекратили драку.

– Ладно, забыли, – примирительным тоном сказал Леха. – Давай руку. Пойдем, мировую выпьем.

Полынов услышал, как красномордый Вася, кряхтя, поднимается с земли.

– Ну ты и сука… – пробормотал он.

– Ладно, ладно, – снисходительно похлопал его по плечу Леха. – Если хочешь, продолжим в распоряжении части.

– Эй, ребята! – задорно крикнул кто-то из торговцев. – А еще можно?! Красиво у вас получается!

– Иди сюда! – рявкнул Василий. – Сейчас и тебе будет красиво!

– Не… Спасибо, не надо…

От задора в голосе торговца не осталось и следа.

– Тогда заткнись!

Дверь в кафе хлопнула, пропуская внутрь десантников, и вновь в центре Каменки воцарилась тишина.

Никита выждал пару минут, пока возбуждение торговцев от бесплатного зрелища поуляжется и они перестанут бросать взгляды в сторону кафе, тихонько выскользнул из-под вездехода и вернулся на скамейку.

Все вроде бы рассчитал правильно Через полчаса увольнительная у вояк заканчивается, и они обязаны вернуться в расположение части. Уж что-что, а порядки в частях особого назначения Полынов знал. Не могли «чистильщикам» сразу после операции позволить остаться в Каменке на ночь – вдруг кому-то в постели с женщиной взбредет в голову похвастаться вчерашними «подвигами». Вот напиться так, чтобы водка из ушей лилась, но непременно в своей компании – это да. Хорошо снимает психологическое напряжение. Водку не только – можно, но и нужно. Рекомендуется.

Между тем веселье в кафе разгоралось. То ли акустика с наступлением ночи улучшалась, то ли десантники, в предчувствии окончания вечеринки, все более распалялись. Грохот армейских ботинок об пол порой перекрывал музыку, так что казалось, будто в «разборку» между Васей и Лехой включились все и вот-вот из кафе должны раздастся звон разбиваемой вдребезги посуды, треск ломаемых об головы стульев и столов, отчаянные женские крики. Но, когда гвалт достиг апогея и здание в буквальном смысле стало подрагивать от ритмичного топота, все вдруг закончилось. Оборвалась музыка, как по приказу, стих топот, а через минуту дверь кафе распахнулась настежь, и на улицу вывалила толпа пьяных десантников, вразнобой орущих какую-то строевую песню.

Минут пять, не меньше, бравые вояки, кто со смехом, кто матерясь, загружались в вездеход. Две девицы, вышедшие из кафе вместе с десантниками, тут же ретировались, растворившись в темноте, и из женщин в компании осталась только знакомая Никите русоволосая молодица. Надо понимать, та самая Анюта, из-за которой и сцепились Леха с Васей. Она вышла из кафе в обнимку с Васей, но он, похоже, уже ничего не соображал, и если и воспринимал хоть как-то Анюту, то скорее всего лишь в качестве опоры – как костыль под мышкой. Однако их «идиллические» объятья длились недолго – двое более трезвых парней быстренько освободили Анюту от непомерной ноши и загрузили Васю в вездеход, оставив молодицу в полной растерянности. И здесь ей не повезло.

Как только последний спецназовец вскарабкался в вездеход, машина взревела на полных оборотах и сорвалась с места.

«С богом, ребята!» – криво ухмыльнувшись, напутствовал про себя «чистильщиков» Полынов. Он представил, как под днищем машины затикал будильник, но ничего в душе не почувствовал. Ни удовлетворения, ни сожаления. Ничего.

Проехав метров десять, вездеход неожиданно затормозил, клюнув носом, и Полынов увидел, как через борт перевалилась грузная фигура строптивого Васи и шлепнулась на землю.

– Кривцов, ты куда? – гаркнул кто-то из вездехода.

– А пошли бы вы все… – огрызнулся Василий, поднялся с земли и нетвердой походкой направился к стоящей у кафе Анюте.

Из вездехода понесся отборный мат, Василий остановился и ответил не менее витиевато. Тогда из машины выпрыгнули трое ребят и попытались, аккуратно взяв своего товарища под руки, сопроводить его в вездеход. Но такое обхождение Василию категорически не понравились.

– Чего?! – взревел он и без замаха двинул одного из парней кулаком в лицо. Ударил по-боевому, не соизмеряя силы, и бедолага, отлетев метров на пять, неподвижно распластался на земле.

Двое оставшихся не растерялись и сработали слаженно, с завидной молниеносностью. Как учили.

Один ударил носком ботинка Васе в пах, и когда тот согнулся, второй подставил под его лицо колено, а по затылку нанес щадящий, но все же достаточной силы удар сомкнутыми в замок руками.

Никита услышал хруст носового хряща, и Вася, вслед за поверженным товарищем, улегся на землю.

Драка получилась настолько скоротечной, что зеваки-торговцы, похоже, ничего не поняли. Однако восторженных возгласов, как во время потасовки между Васей и Лехой, с их стороны не последовало. Слишком серьезно, почти как на убой, били десантники своего товарища, чтобы кто-либо осмелился подать голос.

Бедная Анюта, обрадовавшаяся было, когда ее ухажер спрыгнул с вездехода, в ужасе застыла на месте соляным столбом, прижимая кулачки к груди. В общем, правильно реагировала – не для женских глаз драки крутых мужчин, знающих толк в боевых искусствах.

Из вездехода выбрался Леха, глянул на нее, буркнул:

– Иди-ка ты домой, дуреха…

И Анюта, как сомнамбула, все так же прижимая кулачки к груди, деревянной походкой поплелась прочь.

Тем временем трое спецназовцев деловито, будто всю сознательную жизнь только этим и занимались, загрузили бесчувственные тела своих товарищей в вездеход, и машина наконец тронулась.

Некоторое время Никита прислушивался к рокоту мотора – не остановится ли еще где вездеход? – но мотор гудел ровно, и его удаляющийся рокот вселял надежду, что остановок более не будет. Будет лишь конечная – когда стрелки на будильнике под днищем покажут шесть часов. И осталось до этой «остановки» всего двадцать минут. Через двадцать минут перед «чистильщиками» гостеприимно распахнутся врата чистилища. Самое им там место.

Никита встал со скамейки, шумно потянулся, будто распрямляя спину после долгого сидения, и зашагал по аллее к рынку. Когда ступил в пятно света под фонарем, четверо торговцев повернули к нему головы, и только теперь Полынов понял, почему они не последовали примеру остальных продавцов и не ушли с рынка, собрав свои товары. У раскладного столика сидели парни лет по двадцать пять, не больше. То есть им и погулять еще хочется, но с малолетками тусоваться вроде уже и не солидно, а в кафе посидеть заработки не позволяют. Вот и пьют дешевую водку без закуски под звездным небом в своей компании.

– Гля, еще один! – развязно сказал курносый парень в белой футболке, завидев подходящего Полынова. – Слушай, служивый, небось тоже с вездехода деру дал?

Двое ребят стушевались при его словах, отвели от Никиты взгляды, а третий, чернявый и кучерявый, в джинсовом костюме, ткнул его локтем в бок и вполголоса посоветовал:

– Ты, Сеня, того.., поосторожней с ним. Сделает сейчас «красиво», до старости лечиться будешь. Видал, как они умеют?

– Я не с учений, – подходя, успокоил их Никита. – Отслужил свое. – Он широко улыбнулся, однако разубеждать, что не собирается делать «красиво», не стал. – Пивка холодненького не найдется?

– Присаживайся. – Ребята раздвинулись, освобождая у столика место, и курносый Сеня поставил раскладной стул. – У нас, конечно, не кафе, зато на свежем воздухе. Может, лучше водочки?

– Спасибо, нет, – поблагодарил Никита и сел.

Перед ним тут же появилась банка пива из ведра с холодной колодезной водой и, по всему видно, многократно использованная одноразовая тарелочка с двумя черствыми бутербродами.

Не подав виду, что бутерброды ему не нравятся, Никита расплатился.

– Кстати, где здесь можно переночевать? – спросил Никита.

– Лучше всего в Доме отдыха на водохранилище, – подсказал Сеня. – Но туда километров пять топать.

– Ого… – присвистнул Никита. О Доме отдыха он уже знал от бармена. – А здесь, в городе, никто на постой не берет?

– Это, мужик, вряд ли. Кто же тебя по нашим временам ночью на порог пустит?

«Сейчас!» – вдруг предупреждающим сигналом запульсировала жилка на виске у Никиты. Тренированный на ощущение времени мозг подсознательно отсчитывал минуты и точно подсказал, что время, прошедшее после включения будильника, вышло. И будильник, которому Полынов не очень-то доверял, все-таки не подвел. За спиной, где-то за горизонтом, мигнула зарница, а затем, секунды через две, громыхнуло, и раскаты, затихая, покатились между холмами.

Ребята за столом на мгновение замерли.

– Что это? – изображая полнейшее недоумение, завертел головой Никита.

– «А город подумал: ученья идут!» – с напускным пафосом изрек Сеня слова старой песни, и все опять рассмеялись.

«Смешливые, однако, в Каменке ребята», – отстраненно подумал Полынов. На сердце у него было пусто, и взрыв никак не отозвался в душе. Опять он не почувствовал ни удовлетворения от свершившейся мести, ни жалости к «чистильщикам». Ничего. Даже лица бригады МЧС и экипажа самолета в этот момент не вспомнились. Лишь где-то на периферии сознания шевельнулось сожаление о зеркальных солнцезащитных очках. Точнее, даже не об их потере и не о том, что сейчас-то они наверняка разлетелись вдребезги, а о том, что лучше бы они разбились вчера, когда Никита потерял их, сломя голову убегая от разлетающихся обломков взорванного самолета…

Усилием воли Никита стряхнул с себя оцепенение и спросил, кивая головой в сторону Каменной степи:

– И часто так?

– Не… За две недели – второй раз. Вчера утром первый раз громыхнуло. Думали, ну наконец-то армия делом занялась, а оказалось, там самолет МЧС при посадке гробанулся. Слыхал, наверное, как по телевизору сообщали? Ни один человек не уцелел.

– Откуда? – передернул плечами Никита, – Мы в пути были…А чем же они тогда на учениях занимаются, если стрельб нет?

– Черт его знает! – поморщился Сеня. – Степь вроде бы огнеметами выжигают, а на хрена, спрашивается, если она и так голая? Только и видишь, как по трассе мимо Каменки туда-сюда бензовозы шастают…

И в этот момент на дороге появились старенькие «Жигули». Фырча неотрегулированным двигателем, машина подкатила к рынку и остановилась как раз напротив компании. Номера у машины были тюменские, но Полынов вставать не стал. Связник знал Никиту в лицо, а он – нет, поэтому вся инициатива при их встрече принадлежала связнику.

Дверца машины открылась, и из салона выбрался…

Алексей. Руки по локоть были перепачканы тавотом, свежие пятна смазки имели место на стареньких джинсах, рыжей футболке и даже на лице. В общем, все указывало на то, что «поломка» в пути была серьезная и времени на починку машины шофер убил уйму.

– Бражничаешь… – недовольно сказал Алексей. – А я там на солнцепеке чуть рассудком не двинулся. Без воды и голодный как черт.

Он подошел к выставленным на прилавок товарам, схватил бутылку минеральной воды, открыл и стал жадно, захлебываясь, пить из горлышка. Даже Полынов поверил в его жажду.

– Присаживайся к нам, перекусишь, – предложил Сеня, ставя на землю еще один раскладной стульчик.

Ребята предупредительно раздвинулись, освобождая у стола место еще одному человеку.

Алексей наконец оторвался от бутылки, перевел дух.

– Нет, ребята, спасибо, – отрицательно покачал он головой. – Куда я за стол в таком виде? – Он показал ладони. – Первым делом хочу помыться, а затем перехватить на скорую руку и спать, спать… Ты договорился насчет ночлега? – сердито уставился он на Полынова.

– Ага, – кивнул Никита. – В Доме отдыха на водохранилище.

– Там и душ есть, – подсказал Санек.

– То, что надо! – обрадовался Алексей. – Николай, купи у ребят что пожрать, и поехали побыстрее.

Устал я – мочи нет!

Глава 12

Загрузив в «Жигули» два объемных пакета с продуктами и напитками, Никита сел на переднее сиденье, Алексей включил зажигание, и машина, привередливо зафырчав, тронулась с места. Ребята-торговцы, весьма довольные, что среди ночи им неожиданно «пофартило» со щедрыми покупателями, помахали на прощание руками.

Отъехав от рынка, Алексей протянул Никите руку и сказал:

– Ну, здравствуй, Николай Додик.

– Здравствуй, Павел Буркин. – Никита пожал его ладонь. – У тебя что, действительно поломка в пути была? На полчаса опоздал.

Алексей фыркнул, подражая двигателю «Жигулей».

– Ты еще спроси, откуда на машине тюменские номера.

«Да уж, вопрос я задал, – поморщился Полынов. – Глупее не придумаешь».

– Не спрошу.

– Зато я тебя спрошу, – не поворачивая к Никита головы, сказал Алексей. – Что это с полчаса назад громыхнуло в Каменной степи?

Никита пожал плечами.

– Откуда мне знать? Учения…

Кажется, недоумение у него получилось вполне натуральным.

– Тогда почему от твоих рук за три версты пластидом несет? – спокойно спросил Алексей, по-прежнему не отрывая глаз от дороги. Так спокойно, будто ответ его вовсе не интересовал. Словно он спрашивал о политической ситуации где-то в Гондурасе или еще какой-нибудь Тьму-таракани.

Никита чертыхнулся.

– Случай удобный представился, – раздраженно буркнул он. – Спецкоманда, которая вчера уничтожила наш самолет, прикатила на вездеходе в город свою «удачную» акцию обмыть. Ну я и…

– Молодец… – сквозь зубы процедил Алексей. – Можно сказать, ты на нашей операции жирный крест поставил.

– Не я ее перечеркнул, – возразил Никита. – После взрыва самолета мне в Каменной степи в любом случае нельзя было показываться.

– Это ты верно подметил. – Алексей наконец бросил на Никиту быстрый взгляд и снова вперился в темноту за ветровым стеклом. Дорога на водохранилище была разбитой до невозможности и требовала постоянного внимания. – Я прибыл сюда в основном с целью твоей эвакуации. И, если бы не твои необдуманные действия, завтра бы уехали отсюда среди дня как «белые люди». А придется драпать рано поутру и, возможно, пробиваться с боем…

– Насчет боя, это ты, пожалуй… – попробовал возразить Полынов, но Алексей его оборвал.

– Не строй иллюзий! В штабе учений сидят матерые фээсбэшники, и им определить, что взрыв вездехода есть не прискорбная случайность халатного обращения пьяной спецкоманды со взрывчаткой, а спланированный теракт, – раз плюнуть! Ну а вычислить в Каменке посторонних людей и того проще. Одна надежда, и то слабая, что расследование взрыва отложат до утра.

– Так в чем дело? – пожал плечами Никита. – Давай сейчас «рвать когти».

Усталость вдруг навалилась на него, и Полынову стало абсолютно все равно, каким образом они будут выбираться из Каменки – «как белые люди» или с боем. Восстановить силы после вчерашних изнурительных солнечных ванн на «пляже» Каменной степи не удалось, к тому же желудок опять начинал давать о себе знать. Язву, что ли, напророчил ему бармен из «Минутки»? Как некстати…

– Если бы моей заботой был только ты, так бы и поступил! – отрубил Алексей, нервно закуривая сигарету. – Есть у нас здесь еще дела.

В неверном свете фар слева от дороги появилась высокая бетонная ограда, за которой на фоне звездного неба черным силуэтом возвышалось мрачное здание. Ни одно окно в здании не светилось, за оградой не горел ни один фонарь – в психбольнице экономили электричество. Когда бетонный забор закончился, дорога свернула налево, и они выехали на неширокую дамбу. Уровень воды в водохранилище сильно понизился, камыши вдоль дороги высохли, и водяное зеркало с трудом угадывалось по отраженным в глубокой чернильной яме звездам сквозь мельтешащий стробоскопическим эффектом сухостой. Сразу же за дамбой, теперь уже с правой стороны дороги, замелькал низенький редкий штакетник, некогда крашенный известкой, а теперь обветшалый, облезший, кое-где зияющий прорехами между бетонными столбиками.

Проехав вдоль него метров двадцать, Алексей свернул в одну из таких прорех, с хрустом переехал остатки гнилого штакетника и заглушил двигатель у крыльца небольшого, явно на одну комнату, дощатого летнего домика.

– Посиди здесь, я за ключами схожу, – сказал Алексей и протянул Никите тюбик. – Заодно пальчики намажь, нечего нам отпечатки где ни попадя оставлять.

Дверца «Жигулей» хлопнула, и Никита вдруг запоздало понял, что в Каменке его напарник не впервой.

Положим, дорогу к водохранилищу можно изучить по карте, но знать, где именно в Доме отдыха можно остановиться посреди ночи и где искать сторожа, чтобы оплатить проживание и взять ключи, мог только человек, который тут уже бывал. Впрочем, ничего удивительного. Армейские учения в Каменной степи начались две недели назад, и спецотдел Веретенова вряд ли это время сидел сложа руки, дожидаясь «компетентного специалиста» из Центральной Африки.

Полынов намазал руки пастой из тюбика, подождал, пока она застынет на коже тонкой пленкой, и вышел из машины. Его опять стало подташнивать, голова закружилась, он оперся о капот «Жигулей», пару раз глубоко вдохнул и запрокинул лицо к небу.

На мгновение показалось, что он падает, но не на землю, а туда – в россыпь звезд. Летит, как в бездонный колодец, все быстрее, но ни одна звезда не приближается к нему ни на йоту. Так же, как и восемь тысяч лет назад, когда на Земле начали зарождаться зачатки человеческой цивилизации, равнодушно и холодно взирают они с небес на людскую суету и не замечают ее. Что такое восемь тысяч лет в жизни звезд?

Один миг… Впрочем, для человеческой популяции тоже немного. Всего восемьсот поколений, восемьсот прямых предков стоит между ним, Полыновым, и тем, кто выдумал колесо, от изобретения которого и завертелась круговерть цивилизации. В одну девятиэтажку на восемь подъездов (точно такую, как в Гольянове, где Веретенов купил Полынову квартиру) поместились бы все его предки – как уж тут не подумать о смехотворности времени существования человечества, о его бренности и о тщетности хоть как-то проявить себя под неусыпным, но равнодушным взглядом небес…

– Эй, звездочет, – тихо позвал Алексей. – Забирай пакеты из машины и – милости прошу.

Он достал из багажника сумку, взошел на крыльцо, отпер дверь, включил внутри домика свет.

Никита вздохнул, взял с заднего сиденья пакеты с провизией и направился в дом. Будь проклят Эйнштейн, доказавший, что все в мире относительно, и тем самым лишившим человека веры в бога. Ибо то, что для Вечности миг, для человека – целая жизнь, а потому ни человеку бога, ни богу человека не понять; и что есть бог, что нет его – все едино. По крайней мере, молиться ему бесполезно… Впрочем, хватит философствовать и витать в горних эмпиреях, пора возвращаться к насущным проблемам.

Комнатка внутри домика оказалась еще меньше, чем представлялась снаружи. Одно окно, крашенные серо-голубой водоэмульсионной краской стены, обшарпанный деревянный пол с широченными щелями, две кровати с панцирными сетками, голыми матрасами и подушками, три жестких стула, стол с причудливым орнаментом пятен на некогда полированной столешнице, рассохшийся шкаф. Маломощная лампочка свисала с потолка на голом шнуре, и радовала глаз только приоткрытая дверь в душевую.

– Вода есть, но холодная, – предупредил Алексей, заметив, как оживилось лицо Никиты при виде душа. – Поставь пакеты на стол, достань из шкафа постельное белье и застели кровати.

– Мы что, еще и спать будем? – с сарказмом заметил Полынов.

– Если повезет, то вздремнем, а нет – сделаем вид, что ночевали… – Алексей закрыл на шпингалет внутренние ставни и выложил из сумки на стол портативную рацию и сотовый телефон. – Дай-ка мне твой пентоп и лазерный диск.

Когда Никита закончил заправлять постели и посмотрел на Алексея, тот с кем-то оживленно обменивался сообщениями на компьютере.

– Можешь пока помыться, – скосив на Никиту глаза, разрешил он. – Только руки после душа не забудь опять натереть пастой. Не сжигать же нам домик по отъезде.

– Ты мне переодеться что-нибудь взял?

– Извини, но весь гардероб остался на московской квартире, – не преминул съязвить Алексей. – По «легенде» отставному капитану Додику положено в форме щеголять. Никто не предполагал, что ты в Каменке по личной инициативе переквалифицируешься из ишенданта в минера.

– Ну а мыло ты хотя бы взял?

– Мыло есть. И мочалка тоже. Возьми в сумке.

Полынов разделся, бросил одежду на стул и прошлепал босыми ногами в душ. Насчет отпечатков пальцев Алексей явно перестраховывался – для современных методов опознания достаточно волосинки, чешуйки перхоти, чтобы по ДНК определить идентичность личности. А в данной ситуации и этого не нужно – по косвенным данным, по описанию свидетелями внешнего облика в ФСБ легко опознают своих бывших сотрудников и внесут их в «черный список». За убийство спецназовцев расплата одна, и дело никогда не доводится не то что до следствия и суда, а даже до задержания.

Мылся Никита с огромным наслаждением. Казалось, он смывает не только пыль и грязь с тела, но и кровь своей маленькой войны с души. Холодная вода взбодрила, привела в порядок мысли. Исчезла усталость, вновь возобладала бодрость духа и настроила его на работу. Философия – она для слабых и беспомощных, пытающихся оправдать свое существование на грешной земле. Богу – богово, а у Полынова свой путь в жизни.

Одно обстоятельство, правда, несколько огорчило Никиту. Хирургический разрез на бедре, сделанный на даче Веретенова, когда Никита извлек из-под кожи нематоду, воспалился и загноился. Неудивительно.

Повязки на подобных ранах положено менять раз в сутки, а сам пациент должен если не находиться на постельном режиме, то, во всяком случае, не бегать, прыгать, ползать, закладывать мины, при этом страшно потея, нервничая и перенапрягаясь.

Когда Полынов вышел из душа, Алексей сидел у стола в одних плавках, а перед ним на экране работающего компьютера высвечивался какой-то текст. Вместо верхнего света горела невесть откуда взявшаяся настольная лампа, пакеты с провизией были раскрыты, и на столе стояли две тарелки с горками бутербродов, начатая бутылка коньяка, два пластиковых стаканчика. Алексей закончил свою работу, не дождавшись Никиты, выпил, а теперь закусывал.

– Наконец-то! – воскликнул он, прожевывая. – Я уж думал тебя за уши из душа извлекать! Пришлось грязными руками стол накрывать. – Он встал со стула. – Садись, перекуси, заодно с информацией по Пущину ознакомься. У тебя есть полчаса, пока спутник за горизонт не зашел, а я пойду мыться.

Тут он заметил воспаленную рану на бедре Полынова.

– Что это?

– Бандитская пуля… – отмахнувшись, поморщился Никита. – У тебя аптечка имеется?

– В сумке, – коротко ответил Алексей и скрылся за дверью душа. Оттуда послышался шум воды и совершенное музыкальное мурлыканье нехитрого мотивчика.

Когда Никита начал обрабатывать рану, она ему окончательно не понравилась. Края раны потемнели, вокруг нее расплылось фиолетовое пятно, а чтобы выбрать весь гной, потребовалось три тампона. В общем, кондиция не для перевязки в полевых условиях, но деваться некуда. Хорошо, в аптечке у Алексея были сильнейшие антисептики и мощные антибиотики пятого поколения. Обработав рану и всадив из шприца в мышцу бедра лошадиную дозу антибиотика, Полынов заклеил рану лейкопластырем и оделся. И только тогда впервые попытался «привязать» рану к своему желудочному недомоганию. Если это – звенья одной цепи и кровь сейчас разносит по организму личинки нематоды, то его дело швах. Вряд ли в России найдется лекарство от этой тропической напасти. Зря он не послушался Сан Саныча и не прихватил с собой его «волшебную» травку, из которой получался гадкий по вкусу отвар, но зато все проблемы с нематодами снимались в одночасье. Хоть садись, пиши покаянное письмо в Центральную Африку и проси выслать чудодейственную травку…

Никита вздохнул. Никогда он не получит от Сан Саныча волшебной травки, но вовсе не потому, что пересылка лекарственных сборов запрещена (таможенники все сожгут, так как для них любая сушеная травка в посылке – марихуана), а потому, что нет теперь у Полынова обратного адреса и вряд ли когда будет, даже если Веретенов расщедрится и сделает ему пластическую операцию. Всю оставшуюся жизнь придется провести вне закона. Но это абсолютно не волновало Полынова. Он знал, на что шел, и давно был готов к подобному повороту в своей судьбе. Другое было обидно – что никогда он не получит весточки от Сан Саныча, да и с отправкой письма старому доктору в Центральную Африку тоже будут сложности. Перлюстрацию письмо обязательно пройдет, а поскольку придется писать прямым текстом, то в ФСБ мгновенно поймут, от кого оно. Не хотелось бы причинять доктору Малахову неприятности на старости лет…

Никита опять намазал защитной пастой руки и сел к компьютеру. Времени до ухода спутника связи из зоны видимости осталось всего ничего, а досье по Пущину составляло более шестидесяти страниц плотного текста, поэтому пришлось знакомиться с ним «по диагонали». Главное было ухватить общую картину исследований Лаврика до его вербовки на точку "С", а детали можно уточнить потом – либо на одной из баз спецотдела Веретенова, если Никиту снимут с оперативной работы в Каменной степи, либо по тому же компьютеру в более подходящей обстановке.

Содержание аннотаций по плановым и хоздоговорным работам Лаврика за четыре последних года его научной деятельности в Институте молекулярной биологии не давало никаких оснований для засекречивания сведений и тем более продолжения исследований в этих направлениях под патронатом военного ведомства. Зато данные по внеплановой работе, проведенной Лавриком через научную часть института как кандидатская диссертация, представляли интерес, хотя сведения были весьма скудны и отрывочны.