Между Полюсом и Европой

Все оставшиеся спешно принялись писать письма родным. Это было тяжёлое зрелище — люди писали и плакали. Затем поели все вместе в последний раз свой небогатый ужин: по три таблетки сухого молока и по нескольку кусков сахара.

На пятый день пребывания на льдине Мальмгрен, Цаппи и Мариано отправились по дрейфующим льдам на юг. После их ухода в красной палатке осталось шесть человек.

«Жалкий и искалеченный, нагруженный вещевым мешком с продовольствием, падая при первых шагах, но поддерживаемый несокрушимой волей, — писал о Мальмгрене его чешский коллега профессор Бегоунек, — он направился на сушу, побуждаемый единственной благородной целью организовать помощь своим несчастным товарищам, очутившимся на льду…»

Ежедневно радист продолжал выстукивать на ключе сигнал бедствия: «SOS. Италия. Нобиле…» Первым услышал его советский радиолюбитель Николай Шмидт — житель села Вознесенье-Вохма бывшей Северодвинской губернии (Архангельская область). Произошло это на девятый день пребывания людей на льдине — 3 июня. Комсомолец бросился на телеграф и отправил телеграмму-«молнию» в московское Общество друзей радио, которое передало его сообщение в Комитет помощи дирижаблю «Италия», организованный ещё 29 мая при Осоавиахиме СССР.

6 июня Бьяджи, принимая, как обычно, последние известия, неожиданно громко закричал: «Нас услышали!» Двусторонняя связь с внешним миром была установлена лишь после двух недель безуспешных усилий. Теперь период невзгод сменился на льдине периодом ожидания…

Советский Комитет помощи предложил западным странам создать международный центр по спасению, чтобы координировать и объединить усилия. Ответа не последовало. Тогда были организованы советские спасательные экспедиции. 5 июня Комитет решил направить в район к востоку от Шпицбергена ледокольный пароход «Малыгин». Гидрографическому судну «Персей» поручалось обследовать кромку льдов в Баренцевом море, а ледокольному пароходу «Седов» надлежало идти к Земле Франца-Иосифа на поиски группы Алессандрини.

12 мая профессор Р. Л. Самойлович получил от Комитета помощи телеграмму, в которой сообщалось о его назначении начальником спасательной экспедиции на ледоколе «Красин». 15 лет назад горный инженер Самойлович искал для России уголь на Шпицбергене. Теперь он снова отправлялся туда, чтобы на сей раз искать во льдах, окружающих архипелаг, затерянную полярную экспедицию.

В это время «Красин» стоял на приколе с погашенными топками. Вероятно, в другое время потребовался бы месяц, а то и больше, чтобы подобрать команду и подготовить ледокол к срочному походу на Шпицберген. Советские люди смогли это сделать за четыре дня! 16 июля «Красин» ушёл в свой знаменитый поход…

Помимо Советского Союза в поиски пропавших включились Норвегия, Италия, Швеция, Франция и Финляндия. Всего участвовало 18 морских судов, 21 самолёт и около 1500 человек! Подобного размаха спасательных операций Арктика ещё не знала. Эта эпопея продемонстрировала всему миру высочайший гуманизм, который объединил многих людей разных стран. Усилия, предпринятые Страной Советов лишь на одиннадцатом году своего существования, оказались решающими в этом благородном деле.

Одним из первых откликнулся на призыв о помощи Руал Амундсен. Два года назад, после перелёта на «Норге» через полюс, у него произошёл обидный разрыв дружеских отношений с Нобиле. Однако, едва узнав о катастрофе итальянского дирижабля, Амундсен, не раздумывая, отправляется спасать экспедицию своего недруга. На старом мощном гидроплане «Латам-47», предназначенном для тёплых краёв, храбрый Руал вместе с экипажем знаменитого французского лётчика Рене Гильбо 18 июня вылетает из Тромсё на Шпицберген.

Вскоре после вылета Амундсен попросил сообщить ему о состоянии льдов у Медвежьего, после чего радиосвязь с «Латамом» оборвалась. Самолёт, по-видимому, упал в бурные холодные волны, не долетев до архипелага. Через два с лишним месяца у берегов Северной Норвегии был найден поплавок «Латама» со следами сильных повреждений. Сомнений больше не оставалось: славный полярный исследователь и его замечательные спутники погибли.

Вечером 24 июня в лагерь Нобиле прилетел маленький шведский аэроплан на лыжах. После удачной посадки из него вышел молодой лётчик лейтенант Лундборг. Он направился к Нобиле:

— Генерал, я прибыл за всеми вами… Мне приказано доставить первым вас, потому что вы должны дать указания относительно поисков остальных участников экспедиции.

Выслушав мнение своих товарищей, тяжело раненный Нобиле решился лететь. Доставив начальника экспедиции на остров, шведский лётчик вскоре отправился назад. Однако его второй рейс закончился неудачей: при посадке самолёт перевернулся, и Лундборг неожиданно сам превратился в пленника ледового лагеря. 6 июля другой шведский пилот, Шиберг, вывез коллегу на базу. После этого полёты были прекращены.

Усилия спасательной экспедиции на «Красине» оказались решающими. Этому безусловно способствовали отличная организация её работ и удачное сочетание применения ледокола вместе с самолётом, которые, по словам Фритьофа Нансена, позволили советским людям сделать невозможное возможным.

Обойдя Шпицберген с запада, «Красин» смог приблизиться к месту красной палатки на расстояние 100 километров. Было решено направить самолёт Бориса Чухновского «Красный медведь» для проведения рекогносцировочных полётов.

Вскоре на ледоколе была получена радиограмма, принёсшая Чухновскому мировую известность: «Мальмгрен обнаружен на широте 82°42', долготе 25°45'…» Из-за густого тумана самолёт, не найдя базы, вынужден был сесть на лёд. Во время посадки снесло шасси и сломало два винта. Несмотря на это, командир «Красного медведя» радирует: «…Все здоровы. Запас продовольствия на две недели. Считаю необходимым „Красину“ срочно идти спасать Мальмгрена».

И вновь запыхтел ледокол своими высокими трубами среди белого безмолвия.

12 июля вахтенный штурман заметил в бинокль чёрную точку:

— Кажется, люди, смотрите сюда, товарищи.

Это была группа Мальмгрена. Но его самого на льдине не оказалось. Спасённые Цаппи и Мариано рассказали, что шведский учёный умер около месяца назад. Через две недели после ухода из лагеря Нобиле Мальмгрен заявил попутчикам, что у него нет сил идти с ними дальше, и просил вырубить ему заранее во льду могилу. Офицеры выполнили эту просьбу и через некоторое время покинули умирающего полярника, предварительно отдавшего итальянцам свою одежду.

Таинственная и трагическая гибель Финна Мальмгрена произвела сильное впечатление на общественность всего мира и ещё долго обсуждалась в печати. Нам кажется невероятным, как можно было бросить во льдах обессилевшего, но ещё живого человека, своего товарища по несчастью…

Несмотря на очень тяжёлый торосистый лёд, «Красин» упорно продвигался к лагерю Нобиле. Уже через 12 часов после спасения Цаппи и Мариано ледокол остановился близ красной палатки и забрал последних пятерых её обитателей. Сердца этих людей были преисполнены непередаваемым чувством радости. Безмерно счастливый радист Бьяджи торопливо передавал в эфир свою последнюю радиограмму: «Всё кончено. „Красин“ подошёл. Мы спасены!» Вскоре густой туман окутал все вокруг и началось интенсивное таяние льда. Помощь пришла удивительно вовремя.

Умелыми действиями советской спасательной экспедиции восхищался весь мир. «Красину» удалось разбить много льда, ещё разъединяющего СССР и Европу», — признавала английская газета «Нью-Лидер». Вождь немецких коммунистов Эрнст Тельман так оценил значение подвига наших моряков: «Политический смысл той радости, с которой пролетариат мира реагировал на блестящие спасательные работы ледокола „Красин“, объясняется… радостью, вызванной сознанием превосходства научных и технических достижений социалистического государства».

Выдающийся советский поэт Владимир Маяковский немедленно откликнулся на героические деяния моряков «Красина» и «Малыгина»:

Этот рейд небольшой -

пролетарская проба, проба

нашей выучки,

нервов

и сил. И «Малыгин»,

и «Красин»

ринулись оба, чтобы льдины трещали

и ветер басил…, Победители мы

в этом холоде голом: удивляйся, Земля,

замирай

и гляди, — как впервые

в этих местах

ледоколы подымали людей

с двухметровых льдин.

После того как «Красин» доставил всех спасённых в Конгс-фьорд на борт парохода «Читта ди Милано», он вынужден был отправиться в Норвегию для проведения срочного ремонта, чтобы затем быстро вернуться назад для продолжения поисков Амундсена и унесённых вместе с дирижаблем «Италия» людей из так называемой группы Алессандрини.

Советский ледокол уже проходил южную оконечность Шпицбергена, когда его радист принял сигнал бедствия, который подавал германский пароход «Монте-Сервантес». На его борту находилось около 2000 пассажиров и членов команды. «Красин» тут же повернул на север, хотя сам имел опасные повреждения винта и рулевого управления. Иначе наши моряки поступить и не могли, ведь в 80 милях от них погибали люди. Через несколько часов на горизонте показался огромный четырехтрубный лайнер. По сравнению с ним даже внушительный стометровый «Красин» казался совсем небольшим. Осмотр пассажирского парохода показал, что при сильном ударе об лёд в его подводной части образовались огромные пробоины. «Монте-Сервантес» был обречён на гибель. Однако в результате быстрой и самоотверженной помощи «красинцев» пробоины удалось заделать, и потерпевший серьёзнейшую аварию корабль смог благополучно продолжить своё плавание на Шпицберген с массой туристов на борту. Полторы тысячи пассажиров столпились на верхних палубах лайнера и долго приветствовали и благодарили советских моряков с прославленного ледокола, а оркестр «Монте-Сервантеса» исполнял в это время «Интернационал»…

Закончив в сжатые сроки необходимый ремонт в норвежском порту Ставангер и взяв уголь в Бергене, «Красин» снова направился на север, к берегам Шпицбергена.

Ледокол обследовал довольно большую акваторию океана между архипелагами Шпицберген и Земля Франца-Иосифа, а также их побережье. Преодолевая тяжёлые льды к северу от Шпицбергена, «Красин» достиг широты 81 градус 47 минут. Ещё не было случая, чтобы судно самостоятельно могло проникнуть столь далеко на север в этом районе Арктики. Однако поиски не увенчались успехом…

Экспедиция генерала Нобиле была едва ли не самой трагической из всех полярных экспедиций XX века. Попытка итальянцев вторгнуться в тайны Арктики обошлась дорого: она повлекла за собой гибель семнадцати человек: восьми участников экспедиции на дирижабле «Италия», а также Руала Амундсена и восьми французских, итальянских и норвежских лётчиков, отдавших свои жизни при попытке спасти чужие…

…Позднее в Риме была создана специальная правительственная комиссия под председательством престарелого полярника адмирала Умберто Каньи, которая занималась тайным расследованием всех обстоятельств, связанных с гибелью дирижабля «Италия». В конце концов обнародовали приговор комиссии. В нём, в частности, оправдывалось поведение Цаппи и Мариано, но зато генерал Нсбиле был обвинён во всех грехах. Фашистское правительство всю вину за неудачу экспедиции свалило на её начальника. Ему инкриминировали неправильное управление воздушным кораблём перед катастрофой, плохую организацию экспедиции, трусость и эгоизм в связи с тем, что, будучи начальником, первым покинул на самолёте лагерь… Власти сняли с Нобиле звание генерала и вынудили его подать в отставку. После второй мировой войны вновь созданная правительственная комиссия полностью реабилитировала полярного исследователя. Звание же генерала было восстановлено ещё в 1945 году. Президент Географического общества СССР Герой Социалистического Труда, член-корреспондент АН СССР А. Ф. Трёшников утверждал, что начальник экспедиции на льдине не капитан на судне и он должен быть там, откуда легче управлять экспедицией и откуда в случае необходимости легче оказать помощь или спасение, если участники экспедиции попадут в беду.

Вероятно, не многие знают, что через три года после трагедии «Италии» Нобиле был приглашён в Москву и с 19 июля по 20 августа 1931 года принимал участие в плавании «Малыгина»на землю Франца-Иосифа. Там в бухте Тихой пароход встретился с дирижаблем «Граф Цеппелин» для обмена почты. На «Малыгине» находились иностранные туристы, и среди них -американская миллионерша миссис Бойс, нанимавшая шхуну для поиска пропавшего Амундсена. На судне было открыто отделение связи, где проводилось спецгашение конвертов и почтовых марок. Возглавлял его никому тогда ещё не известный работник Наркомата почт и телеграфа Иван Дмитриевич Папанин. Если для Нобиле это путешествие в Арктику стало последним, то для будущего знаменитого начальника дрейфующей станции «Северный полюс-1» оно оказалось первым, но далеко не последним.

Незадолго до прибытия дирижабля «Италия» из Европы на Шпицберген здесь завершился 16 апреля 1928 года очень рискованный и смелый трансарктический перелёт одномоторного американского аэроплана на лыжах. Его экипаж состоял из полярного исследователя и авиатора Джорджа Хьюберта Уилкинса и первоклассного полярного пилота Карла Бенджамина Эйельсона. Их большой маршрут протяжённостью около 3500 километров был выбран не через Северный полюс, а южнее — с мыса Барроу на Аляске через Ледовитый океан на Шпицберген. Перелёт продолжался свыше двадцати часов. Наибольшие испытания выпали на долю лётчиков уже в самом конце, когда они вынуждены были из-за неожиданно налетевшей сумасшедшей пурги сажать свой самолёт почти вслепую на берегу Шпицбергена.

Интересно, что через полгода после этого головокружительного перелёта неугомонные Уилкинс и Эйельсон стартуют уже по другую сторону планеты — на ледяном материке Антарктида. Именно там во время полётов в районе Южного полюса у Джорджа зародилась новая необычная идея — организовать полярную экспедицию на… подводной лодке, чтобы достигнуть на ней Северного полюса. Для этой цели исследователь арендует у морского министерства США за… 1 доллар (по американским законам нельзя было предоставить бесплатно!) небольшую устаревшую лодку 0-12 и называет её «Наутилус». В научную группу вошёл известный норвежский полярный геофизик профессор Харальд Свердруп. Вместе со своими коллегами он должен был заниматься проведением метеорологических, океанографических и других исследований.

15 августа 1931 года «Наутилус» прибыл в Грён-фьорд, избранный местом базы на Шпицбергене, а ещё через три дня покинул его.

На пятые сутки плавания из-за сплошных льдов к северу от архипелага предстояло погружение в воду. В это время раздался взволнованный голос вахтенного механика лодки:

— Мы потеряли руль глубины!

Дальнейшее пребывание во льдах могло окончиться катастрофой: ослабли заклёпки и открылась течь. Уилкинс решил продолжить поход по чистой воде. Во время его «Наутилус» специально погрузил под лёд носовую часть, и научный персонал смог выполнить некоторые исследования. Во время лавирования между льдами субмарина достигла рекордной северной широты: почти 82-го градуса. После этого экспедиция вернулась в Грён-фьорд, а затем покинула Шпицберген.

Джордж Уилкинс умер в 1957 году в возрасте 70 лет. Согласно завещанию старого полярника, его прах был доставлен в 1958 году на американской подводной лодке «Скат» на полюс и там развеян.

…Закончилась вторая мировая война. Над Шпицбергеном вновь слышен могучий рокот больших современных воздушных лайнеров, направляющихся к Северному полюсу и дальше.

Благодаря развитию авиации и опыту, накопленному человечеством за долгие годы «укрощения» самой северной точки Земли, она словно приблизилась к Евразии и Америке.

В 1964 году группа молодых норвежцев во главе с Бьерном Стайбом попыталась совершить путешествие на лыжах из Канадской Арктики на Шпицберген. Участники этой экспедиции смогли углубиться в сторону полюса примерно на 600 километров, дойдя до американской дрейфующей научной станции «Арлис-2», откуда они были эвакуированы самолётом.

Один из участников экспедиции, радист Сиверт Флеттум, «заболел» новым походом, разработав другой маршрут. По мнению этого норвежца, его лучше начинать на Шпицбергене и заканчивать на Американском континенте или в Гренландии. Во время наших работ на Шпицбергене в 1967 году мы видели, как усиленно Флеттум готовился здесь к будущему переходу, тренируясь в ходьбе на лыжах и езде на собачьих упряжках. По-видимому, из-за финансовых затруднений эта экспедиция не состоялась.

Бесспорно, самой интересной экспедицией подобного рода было путешествие четырех англичан — Уолли Херберта, Роя Кёрнера, Аллана Джилла и Кена Хеджеса — с мыса Барроу на Аляске через Северный полюс на Шпицберген.

Участники Британской трансарктической экспедиции долго готовились к своему грандиозному походу. Они отобрали в Гренландии 41 ездовую собаку.

Начальный путь до границы паковых льдов был необычайно тяжёлым. К 24 июня 1968 года, то есть через четыре месяца после выхода, экспедиция прошла от мыса Барроу по прямой лишь немногим больше 1100 километров. До полюса оставалось ещё 900. Дальнейшее продвижение пришлось прервать до осенних заморозков.

В сентябре снова отправились на север. Но на четвёртый день с одним из участников похода случилось несчастье: он неудачно споткнулся и упал навзничь, сильно повредив спину. Пришлось устраиваться на зимовку. Самолёты сбросили в лагерь 30 тонн груза. В конце февраля 1969 года льдина раскололась на части. Надо было срочно уходить, тем более что пострадавший к тому времени почти поправился.

Спустя 407 дней после старта экспедиции, 6 апреля 1969 года, англичане праздновали победу, стоя на вершине мира. Отсюда началась вторая половина похода. Теперь четвёрка двигалась на юг, но легче от этого не стало. И вот наконец показалась далёкая земля — Шпицберген! Так удачно закончилось необыкновенное, полное трудностей путешествие через Северный Ледовитый океан. Оно продолжалось около 500 дней. Отважные полярники прошли по плавучим льдам почти 6000 километров. «Я был твёрдо убеждён, — писал в своей книге У. Херберт, — что, пройдя пешком через вершину мира, мы узнаем больше об окружающей природе, чем если бы мы летели, плыли под водой или разместились в тёплых лабораториях на льду…»

В отличие от своих многочисленных предшественников современные полярные исследователи и путешественники выгодно используют новейшие достижения науки и техники; их надёжно обеспечивают с воздуха самолёты и вертолёты, которые сбрасывают продовольствие, топливо, снаряжение, а при необходимости могут и эвакуировать этих людей… Не изменились лишь торосистые, влекомые сильными морскими течениями льды, которые, как и раньше, стоят на пути человека, рискнувшего идти на полюс. Их-то и надо побороть прежде всего, чтобы ощутить щемящее удовольствие от того, что ты сумел покорить этот «горизонтальный Эверест», встать на точку, существующую только в воображении, доказать, что отвага человеческая сильнее ледяных преград!

Впереди будут ещё новые старты к Северному полюсу!

Кто следующий?

ПО СЛЕДАМ ПОЛЯРНЫХ ЭКСПЕДИЦИЙ

Прохладным июньским днём 1966 года два вертолёта взяли курс из Баренцбурга на северо-запад Шпицбергена. Во флагманской машине, ведомой Владимиром Тимохой, находились участники нашей экспедиции. Немного в стороне держался вертолёт Льва Власова, нагруженный оборудованием будущей ледниковой станции на плато Хольтедаля.

Понадобилось меньше 10 минут, чтобы перелететь широкий, покрытый холодными игривыми волнами Ис-фьорд. Теперь под нами тянулась западная кромка Земли Короля Оскара II, а слева, на противоположной стороне пролива Форлансунн, виднелся длинный и узкий гористый остров, покрытый небольшими ледниками, — Земля Принца Карла. В местах, где фьорды пропилили скалистое побережье и разомкнули горные цепи, вертолётчики срезали путь — мы неслись низко над водой.

Минут через сорок показался округлый нос полуострова Брёггера. Прямо за ним открылась широкая синяя гладь — это два крупных залива — Конгс-фьорд и Кросс-фьорд, поделившие по-братски между собой один общий выход в море. Ослепительные снежные полосы, словно серебряные ёлочные гирлянды, спадали от самых вершин до подножий.

Медленно огибаем полуостров Брёггера с его ровным плоскогорьем. На западе и на севере оно круто обрывается, и у его подножия лежит плоский участок, заканчивающийся мысом Квадехукен. Вертолёт поворачивает на восток, и перед нами открывается величественная картина Конгс-фьорда — красивейшего места на Шпицбергене. Залив чётко окаймляют остроконечные горы, столь характерные для всего западного побережья архипелага и совсем несвойственные для восточного. По долинам, разделяющим окрестные горы, спускаются широкие и узкие ледники. Куда ни бросишь взгляд, везде видны зубцы гор, снег, лёд и нагромождения моренных валов.

В дальнем углу Конгс-фьорда в его воды свесилась зеленовато-голубоватая бахрома широких ледниковых потоков. Один из них называется Конгсвеген — «королевская дорога». Немного левее, за крупным темно-коричневым нунатаком, выделяются три пирамидальных исполина Тре Крунер («три короны»)— однотипные горы, сложенные из горизонтальных пластов желтоватого известняка и красного песчаника, покрытого обломками других пород. Это горы-близнецы Свеа, Нора и Дана. Своими названиями они символизируют Швецию, Норвегию и Данию, некогда объединявшихся в одно государство.

Неожиданно радист вертолёта поворачивается к нам и что-то говорит, показывая на иллюминатор. Из-за шума двигателя я ничего не слышу. Бортмеханик, свесившись с маленькой вертикальной лесенки, ведущей к пилотам, указывает ладонью вниз и громко кричит:

— Подходим к Ню-Олесунну!

Но вот наконец показался и сам посёлок. С воздуха он напоминал поле, усеянное десятками крупных и ярких цветов. На самом же деле это были различные строения — красные, зелёные, белые, синие, коричневые, жёлтые и разноцветные палатки, расположенные по периферии Ню-Олесунна. Между южной окраиной посёлка и ближайшими к ней горными кручами темнела громада террикона. Несколько лет назад здесь ещё действовал самый северный на Земле угольный рудник, принадлежавший государственной Кингсбеской норвежской компании. Одиноко стоящий на южной окраине светлосерый памятник напоминает о последней горняцкой трагедии, разыгравшейся летом 1963 года в местных копях. Из-за этого и был закрыт рудник. Опустел некогда шумный шахтёрский городок.

На водной глади залива, частично освободившегося от ледяного покрова, дрейфовали сотни больших и маленьких бело-голубых парусников самых причудливых форм. Присмотревшись внимательнее, я понял, что это айсберги, рождённые ледниками. Самые крупные из них не двигались, словно дремали, окунувшись в воду. Они ждали, когда полная вода поможет им сняться с ледового якоря. Вдали, за группой небольших каменистых островов, слева и справа от крупного нунатака сверкали до боли в глазах ледники, разорванные по всему фронту тысячами зловещих трещин. Казалось, что исполинские языки пресного льда жадно лизали солоноватую воду залива…

Незабываемая картина открывается перед взором человека, попадающего в Конгс-фьорд…

Вертолёт почти ложится на левый борт. На недолгое время все, чем мы только что любовались восхищённо, — ледниковые языки, остроконечные горы, разноцветные дома посёлка, айсберги, залив — валится набок. Близко проплывает высокая треугольная мачта. Быстро пересекаем бухту Цеппелин, незначительно вдающуюся в побережье, проносимся мимо пирса, двух серебристых баков — резервуаров для топлива, внушительного железобетонного здания бывшей обогатительной фабрики, каменистого футбольного поля с воротами…Ещё один отчаянный вираж — вертолёт переваливает через крышу двухэтажного зелёного барака и зависает прямо между домами. На мгновение все вокруг тонет в пыли, поднятой с земли длинными свистящими лопастями винта. Пилот выключает двигатель, стихает оглушительный шум, прекращается неприятная вибрация.

Выходим на площадь в центре Ню-Олесунна, располагаемся между нашим вертолётом и островерхим домом, выкрашенным тёмной охрой. Курильщики дружно достают из карманов сигареты и трубки. В полёте они были лишены этого «удовольствия»: рядом находилась ядовито-жёлтая бочка, в которой хранился полутонный запас бензина.

Первое впечатление — посёлок вымер. Но вдруг из-за домов выбежали большущие лохматые псы и, махая хвостами, приблизились к нам. Это были гренландские ездовые собаки, пребывавшие в летнем «отпуске». Вскоре подошли норвежские рабочие в комбинезонах. Пока мы разговаривали с ними, лихо подкатил «лендровер». Сидевший за рулём местный начальник Хеннинг Нильсен приветствовал нас и тут же пригласил посмотреть дом, который он отвёл советским гляциологам на время пребывания в Ню-Олесунне.

Вертолётчики, как всегда, торопились вернуться домой, на базу.

Вскоре огромные механические стрекозы неторопливо взлетели над остроконечными крышами, слегка задрав свои длинные тонкие хвосты. Не прошло и двух минут, как они растворились на тёмном фоне горных склонов.

Возвращаемся в просторный двухэтажный дом белого цвета, в котором в 1962-1965 годах базировалась экспедиция Национального комитета геодезии и геофизики Академии наук ГДР. Её начальником был молодой учёный-физик Ульрих Фойгт из Дрездена. За год до нашего приезда немецкие коллеги закончили здесь интересные геофизические, гляциологические и другие исследования… Теперь мы можем спокойно расположиться в этом большом доме и приготовить «заморский» обед. Ну а потом надо, конечно, совершить экскурсию по Ню-Олесунну и его окрестностям.

…Уютный деревянный дом цвета тёмной охры (около него мы приземлились). В нём жил Руал Амундсен во время подготовки к броску на полюс. Ныне это добротное двухэтажное здание норвежцы приспособили под небольшой госпиталь.

Поблизости находится почтовое отделение и радиостанция. В общем-то самая обыкновенная почта, каких на земле многие-многие тысячи. Но когда мы отправляли письма, почтовый работник (по совместительству ещё радиотелеграфист и метеоролог-наблюдатель) поставил на всех конвертах специальный знак. В его центре изображён усатый тюлень, лежащий на льдине, а вокруг текст на английском языке: «Самый северный населённый пункт мира Кингбей 79 градусов северной широты Свальбард». Иметь такой редкий конверт в своих коллекциях мечтают многие филателисты мира. Поэтому на столе ню-олесуннского «почтаря» скопились десятки различных писем и открыток с оплаченным ответом. Все их авторы просят одно и то же: поставить специальный кингсбейский штемпель и погасить местной печатью марки на конверте.

Туристы, попавшие в Ню-Олесунн, могут получить за несколько крон специальное свидетельство, в котором сказано, что мистер такой-то или мисс такая-то соблаговолили тогда-то посетить «самое северное в мире поселение». Нам этот документ не дали. Может быть, потому, что на советском высокоширотном архипелаге Земля Франца-Иосифа имеются несколько населённых пунктов, расположенных ещё севернее Кингсбея: полярная станция «Остров Рудольфа», обсерватория «Дружная» имени известного полярника Героя Советского Союза Э. Т. Кренкеля, посёлок Нагурское. Специальный знак, по-видимому, продолжают ставить на конвертах не только в силу одной привычки, но и в целях туристической и филателистической рекламы норвежского полярного архипелага.

У норвежцев существует регулярное сообщение судов между портом Тромсё и посёлками архипелага. Раз в неделю тихий Королевский залив оглашает гудок небольшого белоснежного теплохода. Его маршрут начинается в Северной Норвегии и заканчивается у 80-й параллели. В пути туристы высаживаются помимо Ню-Олесунна в Лонгйире и на станции «Ис-фьорд радио», осматривают на севере фьорд Магдалены и бухту Вирго и другие живописные районы Шпицбергена. В каждом рейсе на седьмой день это судно сворачивает с «торного» морского пути в Грён-фьорд, чтобы удовлетворить любопытство пассажиров, желающих посмотреть с палубы на советский рудник Баренцбург…

Наибольший интерес у туристов обычно вызывает Кингсбей. Некоторые из них сменяют здесь шаткую палубу и тёплую каюту корабля на твёрдый, но часто заснеженный холодный берег залива. К их услугам имеется небольшая, но зато самая настоящая комфортабельная гостиница с соответствующим её высокоширотному положению названием — «Северный полюс»[2]. До очередного появления теплохода вездесущие туристы бродят по окрестностям Конгс-фьорда, знакомясь с памятными местами и памятниками, о которых речь пойдёт дальше. Наиболее смелые из них удаляются от Ню-Олесунна на много километров, совершая экскурсии вдоль берега, в горы и на ледники. Вернувшись домой, в значительно более тёплые края, такой турист потом долго ещё будет вспоминать дни, проведённые на Шпицбергене.

Во время нашего пребывания в Ню-Олесунне двухэтажный отель не пустовал: в нём останавливались граждане Норвегии, Швеции, США, ФРГ, Англии, Италии, Австрии и других стран. В этой гостинице жили одинокие и семьи, юные и престарелые дамы, люди спортивного вида и инвалиды…

Одна пожилая туристка из Вены как-то, гуляя по посёлку, забрела в дом, когда мы обедали. Знаний немецкого языка хватило, чтобы познакомиться, предложили неожиданной гостье разделить самодельную «полевую» трапезу. Старушка с заметным любопытством попробовала консервированные щи и гречневую кашу с говяжьей тушёнкой.

— Зер гут, мальчики! Зер гут! — услышали мы оценку. Сухощавая, не по годам бойкая и говорливая женщина оказалась интересной собеседницей, задав «работу» главному переводчику Троицкому и его помощнику Михалёву — нашему местному «полиглоту». Мы узнали, что австрийка после смерти мужа, будучи одиноким человеком, увлеклась, невзирая на солидный возраст, международным туризмом и повидала благодаря этому много стран и народов, а вот в полярную страну попала впервые.

— Я потрясена! — воскликнула туристка. — Здесь так красиво, но безжизненно, это место не для человека. Я не могу понять ваших жён! Как они могли отпустить вас сюда, во льды, да ещё на несколько месяцев? — С этими словами 73-летняя жительница Вены передала нам пакет, который лежал в её походной сумке. — Ради бога, съешьте хотя бы эти апельсины. Вы ведь, наверное, подорвали своё здоровье здесь и совсем не видите фруктов, Хотя это было ужасно нетактично и неприлично, но мы, словно сговорившись, дружно рассмеялись, услышав такие слова.

На следующий день отправляемся в свой первый маршрут на ледник Западный Ловен.