Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Библиотека советской фантастики (Изд-во Молодая гвардия) - Плавающий остров (Научно-фантастическая повесть)

ModernLib.Net / Жемайтис Сергей / Плавающий остров (Научно-фантастическая повесть) - Чтение (стр. 14)
Автор: Жемайтис Сергей
Жанр:
Серия: Библиотека советской фантастики (Изд-во Молодая гвардия)

 

 


      Мне запомнилось несколько фраз, услышанных из «зрительного зала».
      — Это камни, — объясняла мать сыну или дочери возникновение покачивающегося на экране города. — Они растут без воды, и в них живут люди.
      — Как рыбы-попугаи в кораллах?
      — Да, да… Смотри и не мешай другим…
      С гребня волны оператор запечатлел пляж с тысячами людей на песке и в воде.
      В гидрофоне со всех сторон раздавались голоса дельфинов:
      — Как они медленно плавают!
      — Мне всегда хочется им помочь.
      — Я бы никогда не согласилась надеть чужую кожу.
      Павел Мефодьевич улыбнулся:
      — Вы слышали? Идет взаимное проникновение в духовные сферы. Правда, процесс слишком замедлен из-за разности восприятия одних и тех же явлений. Сейчас они переживают период небывалого духовного взлета. Этот период я бы сравнил с эпохой великих географических открытий, который когда-то переживали мы, люди, живущие на «отмелях», как называют нас люди моря. Тогда мы восприняли во всей их необъятности размеры суши и океанов, увидели мы, европейцы, жителей Америки, Австралии, Океании. И поверьте, для Христофора Колумба, Магеллана, Джемса Кука они были так же загадочны и непонятны, как для нас еще во многом загадочны и непонятны люди моря, а для них — мы. И поверьте, когда наконец нас посетят жители других солнечных систем или мы преодолеем четыре с небольшим световых года до планет Сириуса, то неожиданность уже будет не так велика, мы привыкнем к неожиданностям у себя на Земле… — Он сосредоточенно помолчал и спросил: — Как там ваш Джек Железная Рука?
      — Сшивают, — ответил я.
      — Почему Железная Рука? — спросил Костя.
      — В мое время процветал такой боксер. Я вспомнил его по ассоциации. Все мальчишки боготворили его. Богоподобный был экземпляр. Слава погубила его, как многих в те отдаленные времена. Нечто подобное происходит и с вашим Джеком. Вел бы себя поскромнее, не рекламировал бы свою гениальность — и не попал бы в эту лужицу.
      — Но тогда бы он погиб от ран! — сказал Костя. — Вы же видели, как его располосовало.
      — Раны серьезные, но, видно, внутренние органы не повреждены. Две недели больничного режима — и он опять стал бы на «ноги» в какой-нибудь тихой заводи и находился бы на свободе. А теперь я боюсь за него… Но посмотрим, посмотрим…
      Павел Мефодьевич поднялся, и мы вышли с ним из прохладной будки. Дельфины посвистывали, пыхтели, пощелкивали, громко выражая одобрение кадрам фильма и в то же время внимательно слушая беззвучную теперь для нас речь диктора.
      Учитель пошел к океанариуму, поглядывая на лагуну и прислушиваясь. В океанариуме все косатки стояли, повернувшись головой к сетке. Вода здесь освещалась лампами, установленными на дне возле сетки, — нелишняя предосторожность на тот случай, если пленники попытаются бежать. Кроме того, учитывая такую возможность, мы подняли ограду довольно высоко над водой. Косатки находились на разных глубинах, покачиваясь и поводя плавниками. Вот одна из них всплыла со свистом, набрала в легкие воздуха и опять погрузилась в воду.
      — Слушают диктора из кинолектория, — сказал Павел Мефодьевич, — хотя вряд ли что понимают из его слов: у них с людьми моря разные языки, правда близкие по фонетическому строю. Возможно, косаток также тревожит присутствие дельфинов, которых они считают своей законной пищей. Каннибализм! Нечего удивляться: не так давно он существовал и у людей, живущих на отмелях.
      Костя спросил:
      — Интересно, как они станут реагировать, когда услышат первые слова, сказанные человеком на их языке?
      — Приблизительно так же, как и мы, если бы с нами заговорили кальмар или спрут. Интеллект консервативен на низких ступенях развития. Можно привести много примеров косности и консерватизма из истории человечества, задержавших на столетия прогресс. Мне недавно прислали несколько расшифрованных слов косаток. В Мурманске уже два года работают над составлением их словаря.
      — Вы ничего не запомнили? — спросил Костя, подталкивая меня локтем.
      — Кое-что… Их язык воспринимается для наших ушей как шипение или свист. Скорость обмена информацией у них поразительна. Пожалуй, даже превосходит речь людей моря. Хотя и косатки, как это ни странно на первый взгляд, тоже люди моря, только ограниченные в своих воззрениях на мир и мораль. Ну, это мы все узнаем, когда прибудет кибер-переводчик. Скоро обещали прислать. А пока… — Он подошел к гидрофону, издал тонкий, дребезжащий свист и щелкнул пальцами.
      Косатки в мгновение ока метнулись от сетки в темноту. Павел Мефодьевич, довольный своими успехами, сказал с ноткой хвастовства в голосе:
      — Никогда не предполагал у себя таких талантов. Ведь я только минут пять потренировался. Вот что значит влияние среды — не поднимайте меня, пожалуйста, на смех. В самом деле, несколько тысяч лет назад люди отмелей и моря тесно контактировали друг с другом. Существовал особый язык, на нем они изъяснялись с помощью свиста. Сейчас этот язык исчез, а совсем еще недавно многие народы, жившие на берегах морей, на островах, или говорили на языке свиста, или он как рудимент существовал у них наравне с нормальной речью. У меня есть записи этого языка, на котором когда-то объяснялись в одной турецкой деревне на Черноморском побережье. Я демонстрировал запись Харите. Она с интересом прослушала ее и сказала, что многих слов не понимает, но это язык людей моря, очень древний язык. Каково!
      Косатки вернулись к ограде.
      Павел Мефодьевич повторил сигнал тревоги, но на этот раз они даже не пошевельнулись.
      — Что вы на это скажете? Как быстро сориентировались! Прощупали своими локаторами все вокруг, не нашли ничего опасного и сделали вывод, что над ними подшутил какой-то озорник. Смотрите! Они косятся на меня. Как интересно было бы сейчас их послушать! Наверное, костят меня на все корки, потому что в море не принято так плоско шутить. Ложная тревога может стоить жизни. Мне думается, что и ваш Джек вылетел на рифы при схожей ситуации. За ним неделю охотилась команда «Кальмара». Все племя устало, измучилось, изнервничалось. Джек привел их во вполне безопасное место между рифами: большая глубина, единственный узкий проход гарантировали от преследователей. И вдруг сигнал тревоги. Единственное спасение — бежать через риф. Более молодым и легким это удалось. А его и еще нескольких стариков волна положила на коралловую борону. Плохо быть старым. Поверьте мне. Хотя у любого возраста есть свои преимущества. И если умело ими пользоваться, то жизнь никогда не потеряет своего аромата. Главное — цель. И чем она непостижимей, эта цель, тем полнее жизнь. И еще следует иметь эталон, выбрать пример непоколебимой устремленности. Для меня таким эталоном был Циолковский. Вы встречали его в школьных портретных галереях и, может быть, не обратили на него внимания.
      — Как же, мы его знаем, — сказал Костя. — Жил в Калуге, ему страшно не везло вначале.
      — «Не везло»! Мой мальчик! Он был школьным учителем. Преподавал физику. Глухой, как Бетховен. Так же нуждался. Вам непонятно, что значит — нуждаться. Зависел от ограниченных, неумных, тупых людей. Они считали его юродивым. Прибавьте еще непонимание близких. Совсем один, как в пустыне… нет, вернее — в космосе. И с бешеной одержимостью работал для потомков, в том числе и для потомков своих гонителей, равнодушных. Пролагал им путь к звездам. Удивительный человечище!.. — Он потер лоб. — Ну что мы стоим и морочим голову и косаткам и дельфинам! Ведь гидрофон включен! Представляете, какое впечатление произвела на них мешанина из пояснений диктора и моей болтовни в переложении кибера! Ха-ха! Ну что мы стоим?! — повторил он и увлек нас за собой.

«ДЕНЬ ВЕЛИКОГО РЕМОНТА»

      Сегодня «День великого ремонта». Проводится великий ремонт раз в месяц, шестнадцатого числа. Все население острова, кроме вахтенных, оставляет повседневные дела, осматривает и приводит в порядок «свой» участок. Литой базальт неимоверно прочен. Наверное, нужно не менее столетия, чтобы остров претерпел какие-то существенные изменения. Пока же солнце, вода и ветер наносят ему самые пустяковые повреждения. Иногда после шторма волны сорвут изоляционную обшивку с набережной, ливни смоют часть почвы и в наших садах и на плантациях. Ветер, атмосферная влага и морская соль постоянно не в ладах с антикоррозийными покрытиями ажурных башен. За сохранностью острова следит каждый из нас, и мелкий восстановительный ремонт ведется почти ежедневно. И все же за месяц накапливается масса недоделок, остаются участки, скрытые от глаз. Нам и достался один из таких симпатичных уголков нашего острова.
      В одной из глав я упоминал о канатах чудовищной толщины, которые удерживают плавающий остров на мертвых якорях. Вот нам и поручил Совет острова всячески опекать эти канаты, держать их в чистоте и сохранности.
      Я не могу себе представить, чтобы с ними могло что-нибудь случиться. Каждый из этих гибких столбов толщиной в полтора метра, кажется, один сможет удержать на месте остров, а таких канатов десять! Костя согласен со мной (редкий пример единодушия), он даже пожаловался Павлу Мефодьевичу на такое нерациональное использование творческих сил. На это наш наставник заметил:
      — Раз в год и кочерга стреляет.
      Костя наморщил лоб:
      — Кочерга? Как будто знакомый прибор?
      — Прибор довольно старый, служил для помешивания дров и углей в печах.
      — Ах, так. Что-то припоминаю. Где-то встречался с этим инструментом, — нашелся Костя. — И если он стреляет, то тогда…
      — Вот именно, не тратьте напрасно время и силы, а опускайтесь-ка, братцы, на дно.
      — Тоже афоризм? — спросил Костя.
      — Кульминационная часть одного забавного анекдота. После погружения в лагуну зайдите ко мне, и Прелесть расскажет его. Кстати, она знает их тысячи. Недавно она спрашивала, где эти два молодых человека с повышенным стремлением нарушать порядок и причинять неприятности окружающим существам. Какова плутовка? А?..
      Под каменным днищем острова всегда царит вечный сумрак и постоянная температура 15 градусов. После двадцати пяти в верхних слоях здесь довольно холодно, пришлось надеть теплые комбинезоны с электроподогревом, а руки мерзнут: в перчатках трудно работать.
      Действуем по инструкции: вначале осматриваем крепления каната, соединяющие его с мертвым якорем. Сам якорь представлял из себя гигантскую полусферу из того же литого базальта. Ни полусферы, ни креплений не видно под зарослями водорослей и колониями разнообразнейших животных. Несмотря на значительную глубину, на дне кишит жизнь — небольшие полянки покрыли ярко окрашенные моллюски, морские черви, причудливые рачки ползают по стеблям водорослей, живые цветы — красавицы анемоны рдеют, шевеля своими предательскими тычинками-щупальцами.
      — И всю эту красоту мы должны превратить в ничто? — печально спросил Костя.
      — Потери будут небольшие: как только мы уйдем, они снова поселятся на старом месте, — ответил я.
      — Тебе легко говорить, а попробовал бы ты сам вернуться на прежнее место после того, как тебя подденут вот такой штукой! — Он медленно приподнял до уровня глаз вибратор, похожий на лопату, только шире и массивней. Такой же инструмент был и у меня. — Варвары мы с тобой, Ив, — продолжал он печально. — Ты посмотри на того рака-отшельника. Вон, рядом с актинией. Сколько усилий он затратил, чтобы подняться на такую высоту. Какие-то у него были намерения.
      — Погоня за пищей. Инстинкт…
      — Какое противное слово — инстинкт! Ничего не объясняющее. Мефодьич говорит, что данный термин применяется тогда, когда нет знаний, чтобы объяснить явление. Возможно, у этого рака были какие-то непознаваемые для нас причины, а ты — инстинкт.
      Иногда даже мне трудно бывает определить, шутит Костя или говорит серьезно. Сейчас я не видел его лица, скрытого маской. Костин голос звучал из репродуктора печально, с той сентиментальной ноткой, которая слышалась у него сегодня с самого утра. Какой-то он был сегодня «кисло-сладкий». Я не стал допытываться. Костя не из тех, кто долго носит в себе тайны. И чем я буду терпеливее и бесчувственней к его «страданиям», тем скорее он все мне выложит.
      Раздумывая над тем, что происходит с моим другом, я расчищал вибратором подводные джунгли. Минут за двадцать нам удалось варварски расправиться с миллионами существ, пристроившихся вокруг кольца мертвого якоря.
      — Не вертись все время под ногами, — приказал мне Костя.
      Я поскорее отплыл от якоря к косилке. Очень остроумно сконструированная машина-косилка специально предназначалась для очистки и ремонта канатов. Мы с ней познакомились заранее по миниатюрной модели в зале техники. Усевшись в седло, я ждал, когда Костя ультразвуковым дефектоскопом прослушает канат и якорь. Над моей головой вилась стайка любопытных рыбешек, привлеченных пузырьками выдыхаемого нами воздуха. В стороне от них стоял большой окунь и, как умудренный опытом педагог, наблюдал за шалостями детворы. Казалось, в добродушной усмешке он морщит губы. Не двинув ни одним плавником, окунь медленно приближался к стайке и вдруг с молниеносной быстротой ринулся на мелюзгу. Рыбешки метнулись в сторону. Каким-то непостижимым образом окунь разгадал их маневр и врезался в самую средину стаи, пронизал ее и, не сбавляя скорости, умчался в зеленый сумрак. Рыбки как ни в чем не бывало вернулись к прерванной игре. Оставшихся в живых, видно, совсем не тревожила трагическая участь погибших в пасти коварного окуня. В океане смерть так естественно проста, что ее не замечают оставшиеся в живых или радуются ей, когда ее жертва становится пищей.
      — Все в порядке… Напрасный труд, — прозвучал в наушниках недовольный голос Кости. — Давай сюда свою машину. Ни одной трещины в якоре, а канат прослужит еще двести лет, хотя местами изоляцию просверливают моллюски. Тут управилась бы даже Пенелопа, не говоря уж о Прелести. Разреши, я сяду.
      Костя занял почти все седло, а мне милостиво разрешил примоститься на самом краешке.
      — Я ведь буду управлять, — сказал он в свое оправдание, — а ты просто ассистент.
      Косилка медленно поползла вверх по канату, ножи и щетки издавали глухой шум.
      — Мы — как всадники на мустанге, — продолжал Костя. — Помнишь?
      Конечно, я помнил. Мустанг был как настоящий, он ходил и скакал по кругу, ржал, когда нажимали на кнопку с левой стороны шеи, только внезапно останавливался, если истощались батареи, и тогда всадник летел с него на землю. Случалось это довольно часто. Мустанг находился под седлом с самого раннего утра и до позднего вечера, а батареи у него не отличались большой емкостью…
      Подплыли Тави, Протей и Хох. Тави спросил:
      — Зачем?
      Я попытался объяснить, для чего мы очищаем канат, но сбился, поняв, что повреждения можно прекрасно определить с помощью дефектоскопа.
      «Красивее, когда канаты без водорослей и ракушек», — выстукал я на его спине.
      — Нет, — вмешался Протей. — Круглые «водоросли» становятся похожи на морского змея.
      — Дохлого змея, — добавил Хох.
      Они несколько минут покружились вокруг нас. Все это время индикатор ультразвуковых частот в моем шлеме тихо мурлыкал под ухом: дельфины переговаривались между собой.
      Когда они уплыли, Костя спросил:
      — Интересно, о чем они разговаривали? Наверное, продолжали удивляться нашей неуемной жажде деятельности, порой совершенно бессмысленной, с их точки зрения. В данном случае я не могу с ними не… — Костя не договорил, потому что чистильщик остановился, наткнувшись на какое-то непосильное для него препятствие, мы вылетели из «седла» и стали плавно опускаться на дно.
      Вернувшись, обнаружили довольно значительное повреждение изоляции и разрыв нескольких прядей каната. Около часа ушло у нас на сварку прядей и восстановление облицовки.
      В шлеме запел индикатор ультразвуков, запел как-то особенно, на одной тревожной ноте, с короткими перерывами.
      — Вот музыкант! — сказал Костя. — Голос как у кита средних размеров. Наверное, кашалот. Несколько этих типов бродят вокруг острова, охотятся на кальмаров.
      — Дельфин! — возразил я.
      — Не подходит, не та тональность.
      Я не стал спорить: у Кости замечательный слух. Действительно, недалеко от нас, метрах в пятнадцати, промчалась косатка средних размеров. За ней развернутым строем гнался отряд дельфинов, вооруженный электрическими стрелами.
      Подплыл Тави, всем своим видом выражая тревогу. Он задержался всего на десяток секунд, чтобы информировать нас о случившемся. Наверное, он изложил все подробно и обстоятельно, выпаливая телеграфным кодом по двадцать знаков в секунду, и помчался догонять своих собратьев.
      — Почти все понятно, — сказал Костя. — Можно было бы еще побыстрей. Ну и дела! Пока мы здесь косим водоросли и причиняем неисчислимые беды всякой живности, там, — он поднял руку, — остатки отряда Джека делают попытку спасти из неволи своего вождя. Какие молодцы!
      Неожиданно по акустическому телефону прозвучал сигнал:
      «Тревога! Всем наверх!»
      Пока мы поднимались на поверхность, а затем снимали подводное снаряжение, у океанариума собралось почти все население острова. Вначале мы не поняли причины тревоги. Косатки вели себя вполне нормально: резвились в голубой воде. Присмотревшись более внимательно, я заметил, что движения косаток гармонично согласованны и походили на тренировку. Они очень быстро плавали по кругу, держась возле самой стенки бассейна. Впереди — Черный Джек в отличной спортивной форме; от страшных ран не осталось ни следа, за ним в кильватер следовала его свита. Джек круто свернул и остановился посреди бассейна. Остальные косатки продолжали стремительный бег, наращивая скорость.
      Наверное, по сигналу вожака одна из косаток, достигнув дальнего конца бассейна, помчалась к сетке. Проплыв сто метров, косатка нырнула. Видно было, как она, покрытая серебряными пузырьками воздуха, идет по крутой параболе вверх. Косатка вылетела с плеском и свистом, пролетела над водой метров пятнадцать и ушла под воду.
      Косатки ходили по кругу. Черный Джек замер на месте.
      — Великолепно! — воскликнул Коррингтон. — Браво! Ну, что же ты не последуешь примеру своего собрата! — Коррингтон заметил нас с Костей и спросил: — Вам не встречался один из адъютантов Джека там, на дне?
      — Да! Вот только что. Мы думали, разведчик, — ответил Костя.
      — Да нет же, один из его гвардии. Эти тоже сейчас начнут прыгать. Какое будет зрелище!
      Грек Николос, стоявший рядом с Коррингтоном, с унылым видом заметил:
      — Я бы не выражал таких восторгов. Ты не представляешь, что произойдет, если они вырвутся отсюда. Мало мы имели от них неприятностей. Теперь же под угрозой жизнь всей колонии дельфинов.
      — О-о! Если бы такое произошло! Я многое бы отдал, чтобы посмотреть на битву дельфинов с косатками. Дельфины уже ждут. Я видел их гвардию, вооруженную до зубов. Все готово к сражению. — Коррингтон умолк, растерянно оглядел себя, ощупал и опрометью бросился от бассейна.
      Николос сказал, неодобрительно качая головой:
      — Серьезный человек, солидный, ученый, а… — Николос пожал плечами, — побежал за кинокамерой. Его поведение и поступки подчас заслуживают серьезного порицания.
      Еще одна косатка прыгнула в длину.
      — Для чего они прыгают? — спросил Костя. — Неужели для тренировки? Но тогда почему Джек разрешил бежать первой косатке?
      Ему ответил Павел Мефодьевич:
      — Я думаю, что он послал ее за подмогой, определив, что с внешней стороны нет охраны. Разведчица ушла. Только сейчас мне сообщил старший отряда, что ее не догнали. Он жаловался, что электрические стрелы мешают движению в глубинах. А косатки и так быстроходней.
      Костя спросил:
      — Почему они не убежали все сразу?
      — Ты посмотри внимательней на сетку. Прыгать можно только по одному. Вся операция займет около двух минут. За это время дельфины блокируют все выходы из лагуны, и косаткам придется плохо. Сейчас их военачальник проводит маневры. Видимо, ищет наиболее оптимальный вариант преодоления препятствия с наименьшей затратой времени. Тот, значит, первый, ушел? Он может собрать значительные силы и бросить их на лагуну. Героическая попытка может стоить больших жертв. По правде говоря, я все больше сомневаюсь в правильности нашего отношения к этим разумным существам. По сути дела — мы агрессоры. Захватили их территорию и сейчас силой навязываем им контакты.
      — А дельфины? — спросил Костя. — Если бы мы не искали с ними контактов, то до сих пор они в нашем представлении оставались бы животными.
      — Ты ошибаешься. Тысячелетиями приматы моря искали с нами контактов. Временами им это удавалось, когда и люди шли им навстречу. Затем в силу многих причин содружество рушилось. В короткой памяти наших предков оставались только легенды, предания, сказки о дружбе человека и дельфина.
      Между тем робот-грузчик притащил рулон тяжелой стальной сетки и поставил его возле выхода из океанариума.
      Подошли легкие монтажные краны. Одним управлял Петя Самойлов, другим — Ки. Краны разместили на противоположных сторонах входа в бассейн. Робот развернул рулон сетки по настилу над каналом. Крановщики подняли ее и навесили над загородкой. Оставалось скрепить ее с металлическими штангами.
      — Пошли! — сказал Костя. — Мы с тобой старые монтажники, хотя я многое бы дал, чтобы не делать этого… Смотри!
      В бассейне неистовствовали косатки. Они носились по самой поверхности, воинственно подняв свои гигантские плавники, похожие на косые паруса.
      Коррингтон трещал аппаратом, стоя на барьере океанариума.
      — Какое легкомыслие! — ворчал Николос. — Ты же можешь упасть к ним, и тогда…
      Мы не слышали, что сказал на это Коррингтон, так как стали подниматься по сетке.
      Ки подал мне на кончике второй стрелы магнитный молоток, и я принялся за дело. От легкого удара сетка приваривалась к штанге. Снизу доносился плеск и характерные звуки выхлопов воздуха взволнованных косаток. Они опять носились по кругу, а Джек держался в центре, переваливаясь с боку на бок, он смотрел, как мне казалось, только на меня. Взгляд его не предвещал ничего хорошего. И я покрепче уцепился за сетку и проверил, надежно ли держит карабин у предохранительного ремня.
      — Ив! Держись крепче! — сказал Костя. — Они сейчас, кажется, начнут по-настоящему. Смотри! Первая берет старт! Ты пристегнулся к сетке?..
      Я-то пристегнулся, а вот Костя забыл. Сетка прогнулась, спружинила от удара трехтонной громадины, меня рвануло от сетки, и я повис на поясе. Костя понадеялся на свои руки, и его швырнуло в океанариум. Я видел, как он ловко сбалансировал свое тело в воздухе и, описав плавную дугу, вошел в воду прямо перед носом косатки, летевшей на штурм стены. Косатка пронеслась над ним, и я видел, как он идет в глубине. Меня тряхнуло еще сильнее; наверное, вес новой косатки был еще больше. Удар следовал за ударом. Я потерял Костю из виду: так меня мотало из стороны в сторону на ремне. Из разных положений я видел разрозненные кадры, как в старых кинолентах: островитян, бегающих по набережной, блестящие тела косаток, вылетающие из воды, их сжатые пасти и налитые яростью глаза, Коррингтона с камерой на стреле крана. Как он туда попал в такую минуту?
      Косатки стремились сбить верхнюю часть сетки. Только они чуть-чуть промедлили и дали нам возможность приварить в нескольких местах сетку к стойкам. Теперь высокая пружинящая стена отбрасывала косаток назад, в океанариум. У меня темнело в глазах, когда сетка, вдавившись от удара, с силою римской катапульты швыряла меня от себя. И все же я не забывал о Косте и кричал, чтобы там, на берегу, поскорее бросили в океанариум парализующие ампулы. После мне говорили, что никто меня не слышал, все были заняты косатками и спасением моего друга, а я, по их словам, держался замечательно и даже в такую минуту не выпустил из рук магнитный молоток.
      Внизу знали, что надо делать, и я скоро повис на присмиревшей сетке, как спелый плод манго, и услышал где-то над головой голос Коррингтона:
      — Очень хорошо! Теперь можешь спускаться! Он сказал таким тоном, будто я специально ему позировал, болтаясь на ремне. Сам Коррингтон устроился довольно комфортабельно: в сетке, подвешенной к кончику стрелы. Он улыбался и подмигивал мне, похлопывая рукой по камере.
      — Во снимки! — сказал он, подняв большой палец. Я окинул взглядом океанариум, косатки апатично плавали на поверхности или стояли, уткнувшись носами в стенку. Я почему-то искал Костю среди них, хотя они его давно уже должны были проглотить или же, если произошло чудо, он находился на берегу. Но и там его не было. Меня удивило равнодушие, с которым люди расходились по своим рабочим местам. Возмущала самодовольная, как мне казалось, физиономия Коррингтона. Петя опустил его на причал, и он хохотал и хлопал по плечу мрачного Николоса. Из состояния нервного шока меня вывел голос Кости.
      — Ну, как ты себя чувствуешь? — спросил он, поднимаясь по другой стороне сетки, как будто не он, а я чудом спасся от зубов разъяренных косаток.
      — Немножко потрясли. А ты?..
      — Утопил молоток. Придется одним твоим приваривать. Заканчивай свою сторону и переходи ко мне.
      Костя стал насвистывать, усевшись на последней ступеньке узенького трапа, и опять он не пристегнулся предохранительным ремнем. В бесхитростной мелодии чувствовалось ликование, радостный трепет жизни. Я с наслаждением слушал и чувствовал, что меня окончательно оставила усталость. Костя не мог долго хранить в себе обуревавшие его чувства. Он перебрался ко мне, взял у меня магнитный молоток, стал заканчивать работу и без умолку говорить:
      — Я чувствую, как ты за меня испугался, да и все тоже. Хотя, по существу, я ничем не рисковал. Косаткам было не до меня. Конечно, если им не попадаться на дороге, что я и сделал. Еще в воздухе я понял ситуацию.
      — Прыгнул ты эффектно!
      — Правда, красиво?
      — Очень. Просто замечательно.
      — Прыжок — половина дела. Главное — поведение в воде. Ты думаешь, где я выбрался на сушу?
      — Вон там, по лестнице…
      — Так и знал! Логически я должен был плыть к стенке и пересечь «чертово колесо» — путь косаток. Боюсь, что тогда пришлось бы тебе одному заканчивать эту работу. Я в воде ушел до самого дна, повернулся на сто восемьдесят градусов и поплыл к сетке и по ней… — Он захохотал.
      И я засмеялся так, как будто услышал остроумнейший анекдот.
      Когда мы приварили сетку и спустились на набережную, Костя сказал, глядя на обессиленных косаток:
      — Все-таки мы по-свински с ними поступили. Никто не давал нам права так поступать.
      Во второй половине дня мы еще раз спустились под днище острова и около часа ездили на «косилке» по канатам, затем часа два провели в лаборатории, а вечером долго плавали вместе с дельфинами в окрестностях острова. Костя с Протеем все время держался в стороне от меня, о чем-то с ним разговаривая. Когда мы возвращались, то Костя сказал печально:
      — Как ни странно, Протей придерживается реакционных взглядов. Говорит, что «убийцы» в закрытой лагуне приятней, чем в океане. Протей любит изъясняться афоризмами.
      — Ты о косатках?
      — Да. Я выяснил его воззрения на свободу и право одного вида угнетать другой. И, как видишь, он, как и многие нам подобные, еще не в состоянии понять, что…
      — …что лучше быть съеденным, чем это съедающее существо лишить такой возможности?
      — Какие вы все сегодня остроумные!
      Костя долго сосредоточенно молчал и плыл, не держась за плавник Протея, хотя Протей все время предлагал свою помощь и не мог понять, почему Костя вдруг отказывается от дружеской услуги, да еще с нотками неприязни. Дельфины никогда не ссорятся друг с другом и всегда с уважением относятся к суждению другого. Протею и в голову не могло прийти, что Костя рассердился на него только за то, что у них разное отношение к косаткам.
      Я положил руки на спины дельфинов и сказал, чтобы они не очень спешили, по крайней мере не упускали Костю из виду: он был замечательным пловцом, но мы уплыли от острова мили за четыре, и на пути то и дело попадались ядовитые медузы. Красные и фиолетовые, они выглядели, как светильники, созданные талантливым художником.
      Так мы плыли не спеша, Костя впереди, а мы за ним, метрах в ста. Для Тави и Протея такой черепаший темп был нестерпимо медленным, и они двигались зигзагами уходя в стороны от курса. Конечно, я имею в виду сухопутную черепаху, за морской трудно уследить глазом, когда та охотится в глубине за рыбой.
      Я попытался было объяснить Тави и Протею состояние Кости:
      — У него плохое настроение. Так часто бывает у людей, когда что-нибудь не ладится, происходят неприятности… ну, когда хочешь одно, а получается другое…
      — Непонятно, — сказал Протей. — У Ко трудные мысли. Так бывает, когда со всех сторон опасность: внизу черная бездна, вокруг убийцы, сверху падает грохочущий огонь.
      — Ночь и гроза? — спросил я.
      — Может быть и день. Когда все ожидают беду.
      — Но ведь никакой беды нет?
      — Пока нет. Если произойдет то, что думает Ко, может быть беда. Он думает об этом.
      — Костя?
      — Да, Ко.
      Я ничего не понимал. Какое несчастье могло обрушиться на Костю? Разве что налетит на медузу. Ну получит небольшой ожог, — мы недавно делали прививки от яда этих животных, и тяжелых последствий не будет.
      — Давайте лучше догоним Костю, — предложил я. — У него быстро меняется настроение.
      Костя виновато улыбнулся:
      — Еще полчаса такого одиночного плавания, и мне пришлось бы надувать спасательные пузыри. Понимаю, сам виноват, но от сознания вины еще неприятней. Протей! Извини, дружище, я был груб, как барракуда или мурена. Дай я обопрусь о твою могучую спину… Вот так. Что-то я устал сегодня. И будто ничего не делал.
      — Как?! — Я перечислил, чем мы занимались весь день.
      — Пустяки. Просто какая-то нервная усталость. Может, перехватили солнечной радиации. Может, действует звезда?

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18