Возвращение фараона

Солнце стало клониться к горизонту. Уже давно охранник должен был принести ему пищу и питье. Вытянувшись, Сути зачерпнул ладонью воду из Нила и утолил жажду. Изловчившись, он мог бы поймать рыбу, чтобы не умереть от голода. Но чем вызвано такое изменение в распорядке?

На следующий день Сути вдруг понял, что его бросили на произвол судьбы. Раз гарнизон затаился в крепости, нет ли опасности набега нубийцев? Время от времени, после обильных праздничных возлияний кучке воинов, стосковавшихся по драке, приходила в голову безумная идея захватить Египет, и они шли в наступление. Увы, он окажется на их пути. Следовало разорвать цепь и уйти отсюда до начала атаки. Но у него не было даже твердого камня. Сути взревел от ярости и отчаяния.

Когда спустился вечер, окрасивший Нил в кровавый цвет, зоркий глаз Сути различил странное шевеление за кустарником, росшим вдоль берега. Кто-то явно следил за ним.

5

Бел-Тран помазал воспалившуюся, с нарывами по краям язву на левой ноге мазью из цветков акации и яичного белка и выпил несколько капель сока алоэ без всякой надежды на чудесное выздоровление. Отказываясь признать, что почки работали плохо, а печень была в ужасном состоянии, глава Двойного Белого дома не желал тратить время на лечение.

Лучшим лекарством для Бел-Трана являлась непрерывная деятельность. Постоянно движимый всеподчиняющей энергией, уверенный в себе, болтливый до изнеможения собеседника, он походил на поток, который невозможно унять. За несколько месяцев до цели, которую поставили перед собой заговорщики – захват верховной власти, – мелкие неурядицы со здоровьем не могли остановить победного марша главного казначея. Конечно, троих союзников убили, но оставалось немало других. Погибшие были посредственны, а иногда и глупы. Впрочем, ему все равно пришлось бы избавиться от них рано или поздно. В день, когда задумывался заговор, Бел-Тран разработал безупречный план. Все поверили, что он является верным слугой фараона, что его активная деятельность послужит процветанию Египта, что его работоспособность будет сродни самоотверженности великих жрецов, служивших во имя храма, а не для себя. Даже гибель вероломного Ярти почти не смущала его, так как этот источник сведений мог в скором времени иссякнуть. Гиены избавили его от тяжкого бремени.

Бел-Тран улыбнулся, вспомнив, как ему удалось из обмана сплести прочную паутину, так что никто из окружения фараона и не заметил ее. Даже если Пазаир попытается его остановить, будет уже слишком поздно.

Главный казначей помассировал отекшие пальцы ног, нанеся на них мазь из бычьего жира и измельченных листьев акации: лекарство снимало усталость и боль.

Бел-Тран беспрестанно ездил по крупным городам и столицам провинций, убеждая сообщников в неизбежности скорого переворота и в том, что он сделает их такими богатыми и могущественными, какими они не могли бы представить себя даже в самых безумных мечтах. Игра на человеческой жадности, подкрепленная весомыми аргументами, всегда приносила свои плоды.

Казначей разжевал две пастилки, освежающие дыхание. Ладан, ароматный ситник, смола и финикийский тростник, смешанные с медом, образовывали приятнейшую смесь. С удовлетворением Бел-Тран оглядел свою мемфисскую усадьбу. Просторный дом в центре сада, огороженного высокими стенами; каменные ворота, верхнюю часть которых украшали пальмовые ветви; фасад с узкими высокими колоннами в форме стеблей папируса, основным поставщиком которого он являлся; вестибюль и залы, ослеплявшие гостей своим роскошным убранством; гардеробные с десятками бельевых сундуков; туалетные комнаты из камня; десять спален, две кухни, пекарня, колодец, погреба с зерном, конюшни, огромный сад, где вокруг бассейна росли пальмы, сикоморы, гранатовые деревья, тамариски... Только богатый человек мог иметь такое жилище.

Бел-Тран гордился своим успехом. Он, мелкий служащий, нувориш, выбился наверх. Высшая знать сначала презирала его, а потом стала бояться и подчинилась его воле и законам. Состояние и материальные блага – вот ради чего стоило жить! Храмы, божества, обычаи – всего лишь иллюзии. Именно поэтому Бел-Тран и его союзники решили вырвать Египет из его отжившего прошлого и вывести на дорогу перемен, где единственной истиной являлось богатство. В этой области казначею не было равных: Рамсес Великий и Пазаир пропускали бы удар за ударом, прежде чем вовсе исчезнуть с лица земли.

Бел-Тран вытащил сосуд, припрятанный под одной из половых досок и закупоренный керамической пробкой. В глиняных кувшинах прекрасно сохранялось пиво. Открыв его, он опустил в сосуд трубочку, соединенную с фильтром, предохранявшим от случайных примесей, и с наслаждением отведал прохладный освежающий напиток.

Вдруг Бел-Трану захотелось увидеть свою жену. Разве ему не удалось превратить ничтожную провинциалку, неуклюжую и скорее уродливую, в столичную даму, облаченную в лучшие наряды и вызывающую зависть у соперниц? Да, пластическая операция обошлась ему дорого, но новые черты лица Силкет и исчезновение жировых складок на теле радовали его. И несмотря на перепады ее настроения и нередко случавшиеся истерики, из которых ее выводили толкователи снов, Силкет оставалась женщиной-ребенком, готовой подчиниться его малейшему жесту и взгляду.

На приемах и на официальных церемониях она всегда рядом как красивая дорогая вещь, ослепительно разодетая, но непременно молчаливая. Силкет накладывала на лицо макияж из меда, красного натрона, северной соли, предварительно натерев кожу маслом тригонеллы и алебастровой пудрой. На губах – красная охра, вокруг глаз – зеленые тени.

– Ты прелестна, дорогая.

– Не изволишь ли подать мне самый красивый парик?

Бел-Тран повернул перламутровую ручку старого сундука из ливанского кедра и вытащил оттуда парик из человеческих волос, а Силкет подняла крышку туалетного столика и достала оттуда жемчужный браслет и гребень из акации.

– Как твое самочувствие сегодня с утра? – спросила она, поправляя драгоценный головной убор.

– Мой кишечник очень слаб. Я пью пиво, приготовленное из сладких рожков, масла и меда.

– Если будет хуже, обратись к врачу. Нефрет могла бы тебя вылечить.

– Я не желаю слышать о Нефрет!

– Она замечательная целительница!

– Она наш враг, как и Пазаир, и погибнет вместе с ним!

– А не согласился бы ты пощадить ее, чтобы она... прислуживала мне?

– Посмотрим. Знаешь, что я тебе принес?

– Подарок?

– Вересковое масло для умащения твоей нежной кожи.

Силкет бросилась мужу на шею и расцеловала.

– Ты сегодня дома? – спросила она.

– К сожалению, нет.

– Твои сын и дочь хотели бы поговорить с тобой.

– Пусть лучше слушаются наставника, это важнее. Завтра они войдут в число самых важных лиц царства.

– Ты не боишься, что...

– Ничего, Силкет, я не боюсь. Я неприкасаем. И никто не подозревает, каким оружием я располагаю для нанесения решающего удара.

Вошел слуга:

– Какой-то человек хочет видеть хозяина.

– Его имя?

– Монтумес.

Монтумес, бывший верховный страж, которого сменил нубиец Кем, пытался избавиться от Пазаира, обвинив его в убийстве. Хоть он и не принадлежал к участникам заговора, но хорошо послужил делу будущих правителей. Бел-Тран думал, что никогда больше не увидит его. Монтумеса сослали в Ливан, в Библос, работать на корабельных верфях.

– Проводите его в салон с лотосами и предложите ему пива; я сейчас приду.

Силкет забеспокоилась:

– Что ему надо? Мне он не нравится.

– Не волнуйся.

– Ты завтра опять уедешь?

– Так надо.

– А что делать мне?

– Оставаться красивой и ни с кем не говорить без моего разрешения.

– Я хотела бы еще ребенка от тебя.

– Он у тебя будет.

* * *

Монтумесу было за пятьдесят. Лысый, с гнусавым голосом, срывавшимся на фальцет, когда ему перечили, тучный, остроносый, лукавый, он сделал блестящую карьеру, используя чужие просчеты. Приняв тысячу мер предосторожности, Монтумес никогда не подозревал, что может упасть в такую пропасть. Но судья Пазаир сломал созданную им систему и показал всем его несостоятельность. Пока его враг занимал пост визиря, у Монтумеса не было ни малейшего шанса вновь обрести былую славу. Бел-Тран оставался его последней надеждой.

– Разве вам не запрещено появляться в Египте? – поинтересовался Бел-Тран.

– Да, я здесь тайком, – согласно кивнул Монтумес.

– К чему же такой риск?

– У меня остались еще немногочисленные связи, а Пазаира окружают не только друзья.

– Чем я могу вам помочь?

– Я пришел предложить вам свои услуги.

На лице Бел-Трана отразились сомнения, и Монтумес решил пояснить:

– Во время ареста Пазаир отрицал обвинения в убийстве своего учителя Беранира. Я ни секунды не сомневался в его невиновности, и мне казалось, что мной манипулируют, но такое положение меня вполне устраивало. Кто-то подсказал мне, послав записку, что я должен схватить Пазаира на месте преступления, когда тот склонится над телом учителя. У меня было время поразмыслить над этим эпизодом. Кто мог оповестить меня, кроме вас или одного из ваших союзников? Зубной врач, судовладелец и химик уже умерли, а вы...

– Откуда вам известно, что они были моими союзниками?

– Слухи, знаете ли... Поговаривают, что в скором времени именно вы станете хозяином страны. Я ненавижу Пазаира так же, как и вы; к тому же я располагаю некоторыми компрометирующими уликами.

– Какими? – с беспокойством спросил Бел-Тран.

– Пазаир утверждал, что поспешил к своему учителю, получив записку: «Беранир в опасности, приходите скорее». Представьте себе, что, вопреки моим собственным заявлениям, я не уничтожил это послание, и что вполне возможно по почерку определить его автора. Представьте себе также, что я сохранил орудие преступления – перламутровую иглу; она принадлежит человеку, который вам очень дорог.

Бел-Тран задумался.

– Чего вы хотите?

– Снимите мне жилье в городе, позвольте действовать против Пазаира и обещайте мне должность в вашем будущем правительстве.

– Больше ничего?

– Я убежден, что за вами будущее страны.

– Ваши требования вполне обоснованны.

Монтумес поклонился Бел-Трану. Теперь ему нужно было лишь отомстить Пазаиру.

6

Нефрет срочно вызвали в главную лечебницу Мемфиса на сложную операцию. Пазаир покормил маленькую зеленую мартышку по кличке Проказница. Несмотря на то, что несносная обезьянка развлекалась лишь тем, что докучала слугам и приворовывала на кухне, Пазаир испытывал к ней явную слабость. Когда он впервые увидел Нефрет, именно проделки Проказницы, обрызгавшей водой его пса Смельчака, дали ему повод заговорить с будущей женой.

Смельчак положил лапу на руку Пазаира. Палевого цвета, поджарый, с длинным хвостом и висячими ушами, пес ходил в ошейнике из бело-розовой кожи, где было выгравировано его имя: «Смельчак, друг Пазаира». Пока Проказница грызла пальмовые орехи, пес с удовольствием уплетал овощное пюре. К счастью, по обоюдному согласию между животными установился мир: Смельчак позволял дергать себя за хвост по десять раз на дню, а Проказница не тревожила его, когда он спал, устроившись на старой циновке, – единственной вещи, с которой молодой судья Пазаир пришел в Мемфис. На самом деле, циновка – вещь замечательная, которая может служить постелью, столом, ковром, а иногда и саваном. Пазаир поклялся сохранить ее, каким бы богатым ни стал. А так как пес предпочел ее, отвергнув мягкие подушки и кресла, визирь знал, что циновка под надежной охраной.

В лучах ласкового зимнего солнца заиграли кроны деревьев и клумбы, усеянные цветами, придававшие главной усадьбе визиря вид райского уголка, населенного праведниками. Пазаир вышел в сад и вдохнул тонкий аромат, поднимавшийся от влажной земли, напитанной утренней росой. Теплая морда ткнулась ему в руку. Это осел по кличке Северный Ветер приветствовал его на свой лад. Красивый серый ослик с нежным взглядом обладал необычайной способностью ориентироваться в пространстве, пусть даже в кромешной темноте. Пазаир с радостью возложил на него эту миссию, освободив от перевозки тяжелых грузов.

Осел поднял голову. Он почувствовал чье-то внезапное появление у главных ворот и быстро побежал в ту сторону. Пазаир последовал за ним.

Кем и его неизменный спутник, павиан Убийца, ожидали визиря. Начальник стражи, не чувствительный ни к холоду, ни к жаре и презиравший роскошь, был одет в короткую набедренную повязку, подобно человеку самого простого сословия. На поясе висел подарок визиря – кинжал с бронзовым лезвием в деревянных ножнах, рукояткой из сплава золота и серебра, инкрустированной лазуритом и зеленым нефритом. Нубийцу больше нравилось это произведение искусства, чем символ правосудия из слоновой кости, который он держал во время официальных церемоний. Кем ненавидел сидячий образ жизни чиновников и продолжал, как и прежде, обходить кварталы Мемфиса, решая вопросы на месте.

Павиан пребывал в мирном настроении. Когда же он приходил в ярость, то мог напугать и льва. Лишь однажды другая обезьяна, такого же роста и силы, посланная таинственным врагом, решившим убрать павиана с дороги, чтобы напасть на Пазаира, осмелилась вступить с ним в смертельную схватку. Убийца вышел из боя победителем, но был тяжело ранен. Нефрет выходила его, и тот быстро поправился.

– Никакой видимой опасности, – доложил Кем. – Последние дни за вами не было слежки.

– Я обязан вам жизнью.

– Я тоже, визирь. Раз наши судьбы связаны, не будем расточать друг другу слова благодарности. Дичь в гнезде, я проверил.

Ослик, будто догадавшись о намерениях хозяина, вышел на улицу и засеменил в нескольких метрах от Пазаира. Весь вид Убийцы внушал спокойствие: тяжелая голова, полоска жесткой шерсти, идущая от холки до хвоста, на плечах красовалась красная накидка. Павиан любил ходить на задних лапах, внимательно оглядываясь по сторонам.

Перед главной ткацкой мастерской Мемфиса царило веселое оживление. Ткачихи болтали и смеялись, поставщики несли кули с льняным волокном, которое внимательно осматривала приемщица. Осел встал перед копной сена, а визирь и Кем с павианом вошли в большое, хорошо проветриваемое помещение с ткацкими станками и сразу же направились к конторке старшей ткачихи, госпожи Тапени, дамы обманчивой внешности. Эта соблазнительная тридцатилетняя красавица невысокого роста, подвижная, с темными волосами и зелеными глазами, железной рукой управляла мастерской и думала лишь о своей карьере.

Появление гостей почти лишило ее хладнокровия.

– Вы... вы ко мне? – пробормотала она.

– Я убежден, что вы можете нам помочь, – заявил Пазаир ровным голосом.

В мастерской живо начались пересуды: к госпоже Тапени пришел сам визирь Египта в сопровождении начальника стражи. Что бы это могло значить? Стремительное повышение? А может, она совершила преступление? Присутствие Кема склоняло скорее ко второму предположению.

– Хочу напомнить вам, – продолжал Пазаир, – что мой учитель Беранир был убит перламутровой иглой. Благодаря полученным от вас сведениям, я изучил несколько версий. К сожалению, все они оказались пустыми. В то же время вы утверждали, что располагаете важными для следствия сведениями. Не пора ли их передать нам?

– Я просто хвасталась.

– Среди преступников, убивших стражей сфинкса, была женщина, столь же решительная и жестокая, как и ее сообщники.

Маленькие глазки павиана жестко уставились на прелестную брюнетку, все более терявшую самообладание.

– Давайте предположим, госпожа Тапени, что та женщина так же превосходно, как и вы, владела иглами, что она получила приказ устранить учителя Беранира и тем самым остановить мое расследование.

– Все это меня не касается.

– Я хотел бы получить ваше признание.

– Нет! – вскричала Тапени на грани истерики. – Вы хотите отомстить мне за то, что я отдала под суд вашего друга Сути, но он был виноват, а я – права. Хватит угрожать мне, иначе я буду жаловаться на вас! Прочь отсюда!

– Выбирайте более почтительные выражения, разговаривая с визирем Египта, – порекомендовал Кем.

Тапени, дрожа от ярости, понизила голос:

– У вас нет никаких улик против меня.

– В конце концов мы их найдем. Доброго здоровья, госпожа Тапени. – С этими словами Пазаир и Кем покинули ткацкую мастерскую.

– Визирь доволен? – поинтересовался начальник стражи, идя рядом с Пазаиром.

– Скорее да, Кем.

– Разворошили муравейник...

– Эта молодая особа слишком нервна и очень уж беспокоится о своем положении в обществе. Наш визит не сулит ничего хорошего ее репутации.

– Иначе говоря, она постарается как-то отреагировать?

– Незамедлительно.

– Вы считаете ее виновной?

– Наверняка, что касается злобности и алчности.

– Вы в большей степени думаете о Силкет, жене Бел-Трана?

– Она может пойти на преступление из простого каприза. Кроме того, Силкет также превосходно владеет иглами.

– Говорят, она трусиха, – заметил Кем.

– Она подчиняется малейшей прихоти мужа. Если бы он приказал ей стать наживкой, она бы подчинилась. Начальник караула сфинкса мог легко утратить бдительность, увидев ее посреди ночи.

– Пойти на преступление...

– Я не выдвину официального обвинения, пока не буду иметь доказательств вины, – твердо заявил Пазаир.

– А если их никогда не будет?

– Доверимся работе, Кем.

– Вы скрываете от меня что-то важное, – догадался страж.

– Я не могу иначе, но знайте, что мы сражаемся за спасение Египта.

– Работать рядом с вами вовсе не развлечение.

– Я мечтаю лишь о спокойной жизни в деревне вместе с моей любимой Нефрет и моими животными.

– Придется подождать, визирь Пазаир.

* * *

Госпожа Тапени не находила себе места. Она знала об одержимости визиря, его настойчивости в установлении истины и крепкой дружбе с Сути. Возможно, старшая ткачиха поступила слишком жестоко со своим мужем. Но Сути взял ее в жены, и она не желала терпеть его неверность. Пусть Сути расплачивается за связь с этой ливийской потаскухой. Судебное преследование со стороны визиря заставило Тапени как можно скорее найти себе покровителя. Последние слухи не оставляли места для сомнений.

Тапени устремилась к конторам, где работали чиновники казначейства. Она спросила у стражников и вскоре увидела пустые носилки с высокой спинкой, подножкой и широкими подлокотниками. Большой балдахин защищал их от солнца. Двадцать носильщиков обеспечивали быстрое передвижение по команде погонщика с мощным голосом. Подобная услуга стоила очень дорого!

Бел-Тран вышел из казначейства и торопливым шагом направился к своим носилкам. Тапени преградила ему дорогу:

– Мне нужно с вами поговорить!

– Госпожа Тапени? Что, неприятности в вашей мастерской?

– Меня преследует визирь.

– Он считает себя поборником справедливости, – усмехнулся Бел-Тран.

– Пазаир обвиняет меня в преступлении.

– Вас?

– Он подозревает меня в убийстве своего учителя Беранира.

– А доказательства?

– У него их нет, но он мне угрожает.

– Невиновному нечего опасаться.

– Я боюсь Пазаира, Кема и его жуткой обезьяны. Я прошу вас о помощи.

– Не понимаю, чем... – начал Бел-Тран, но Тапени его перебила:

– Вы богатый и влиятельный человек, говорят, что у вас большое будущее! Я хочу стать вашей союзницей.

– Каким образом?

– Я держу торговлю тканями. Благородные дамы, такие как ваша жена, очень высоко ценят их. Я знаю, как создать наилучшие условия закупок и продаж. Поверьте мне, прибыли могут быть нешуточными.

– Оборот большой?

– С вашими способностями вы без труда увеличите его. В придачу я обещаю вредить этому проклятому визирю.

– У вас есть план?

– Пока нет, но можете рассчитывать на меня.

– Договорились, госпожа Тапени. Считайте, что отныне вы под моей защитой.

7

Поглотитель теней[4], состоявший на службе заговорщиков и обогатившийся на своих преступлениях, постоянно стремился к совершенству. Он обещал устранить Пазаира, но ему это не удалось. Ничего, он еще возьмет реванш! Начальник стражи долго выслеживал его, но в конце концов вынужден был признаться, что упустил добычу. Человека тьмы, работающего в одиночку, без подручных, не найдут никогда. А с золотом, полагавшимся за услуги, он вскоре сможет купить загородную усадьбу, где будет наслаждаться спокойной жизнью.

Поглотитель теней не имел больше никакой связи с заказчиками. Трое из них уже мертвы, Бел-Тран и Силкет – недоступны. Хотя Силкет во время их последней встречи, передавая приказ убрать Пазаира, вовсе не показала себя неприступной: она не кричала и не звала на помощь, терпя его страсть. Скоро Бел-Тран и Силкет взойдут на трон Египта, поэтому поглотитель теней чувствовал себя обязанным принести им голову визиря, их злейшего врага.

Он извлек уроки из своих провалов и не нанесет прямой удар. Работа Кема и его зверюги исключительно эффективна. Павиан чувствует опасность, а нубиец неотступно следует за Пазаиром. Что ж, поглотитель теней будет действовать в обход, расставляя ловушки.

Глубокой ночью он вскарабкался на крышу главной лечебницы Мемфиса и проник в здание. По коридору, пропахшему лекарствами и мазями, пробрался к хранилищу опасных продуктов. В многочисленных кладовых хранились слюна, экскременты, моча жаб и летучих мышей, яды змей, скорпионов и ос, а также другие ядовитые вещества растительного происхождения, из которых целители готовили сильнодействующие лекарства. Присутствие охранника не смутило поглотителя теней. Он оглушил его ударом по голове, забрал один из пузырьков с ядом и прихватил черную гадюку, томившуюся в корзине.

* * *

Опечаленная Нефрет, прежде чем осмотреть кладовые, выяснила, в каком состоянии находится пострадавший. Он не был тяжело ранен; получив удар, он даже не успел заметить нападавшего.

– Каков ущерб от кражи? – спросила она у начальника лечебницы.

– Практически никакого... Исчезла только черная гадюка.

– А яды?

– Трудно сказать. Мы только что получили новую партию, которую я собирался описать сегодня утром. Вор ничего не разбил.

– С сегодняшней ночи нужно удвоить охрану; начальнику стражи я сама сообщу о происшествии.

В волнении молодая женщина подумала о постоянных покушениях на жизнь мужа. Не являлось ли это необычное вторжение предвестником новой драмы?

* * *

Погруженный в тяжелые раздумья, визирь подошел к воротам Государственной сокровищницы в сопровождении Кема и Убийцы. Впервые с момента вступления в должность ему предстояло инспектировать запасы драгоценных металлов. Разбуженный еще до восхода солнца посыльным из лечебницы, он не успел даже обменяться парой фраз с Нефрет, которая поспешила на место происшествия. Так и не заснув вновь, он с удовольствием принял обжигающий ледяной душ и отправился в центр Мемфиса, где прошел сквозь цепь охранников, преграждавших посторонним доступ к кварталу, где была расположена Государственная сокровищница.

Визирь приложил свою печать к свитку, поданному ему хранителем сокровищницы, пожилым человеком, медлительным и педантичным. Несмотря на то, что тот знал Пазаира в лицо, он проверил соответствие оттиска образцу печати, который ему прислали из дворца после назначения нового визиря.

– Что бы вы хотели посмотреть? – спросил хранитель сокровищницы.

– Все запасы.

– Такая инспекция займет немало времени.

– Это входит в мои обязанности.

– Слушаю и повинуюсь.

Пазаир начал с огромного здания, где хранились золотые и серебряные слитки, доставлявшиеся из копей Нубии и восточной пустыни, каждому из которых был присвоен учетный номер. В скором времени значительная их часть будет отправлена в храм в Карнаке, где золотых дел мастера обрамляли главные ворота драгоценными металлами.

Придя в себя от изумления, Пазаир вдруг понял, что склад наполовину пуст.

– Наши запасы скудны, как никогда, – пояснил хранитель сокровищницы.

– По какой причине?

– Приказ сверху.

– Чей?

– Из Двойного Белого дома.

– Покажите документы.

Хранитель сокровищницы не допустил ни единого административного просчета. Вот уже несколько месяцев золотые и серебряные слитки, а также значительная часть редких камней регулярно вывозились со складов по требованию Бел-Трана.

Выжидательная позиция оказалась неприемлемой.

Быстрым шагом Пазаир преодолел небольшое расстояние, отделявшее сокровищницу от Двойного Белого дома – комплекса двухэтажных сооружений, разделенных небольшими садами. В конторах Двойного Белого дома, как в муравейнике, кипела работа. С тех пор как Бел-Тран возглавил важнейшее учреждение страны, он не терпел ни малейшего пренебрежения к работе и властвовал тираном над армией суетящихся писцов.

В большом загоне стояли тучные быки для жертвоприношений в храме; специалисты осматривали животных, полученных в качестве уплаты налога. На складе, окруженном каменной стеной, под охраной солдат, счетоводы взвешивали золотые слитки и складывали их в ящики. Внутренняя почта работала с рассвета до заката: быстроногие юноши сновали туда-сюда, передавая приказы, требующие незамедлительного исполнения. Управляющие заботились о наличии инструмента, о производстве хлеба и пива, о поставках целебных мазей, о строительной технике, амулетах и предметах религиозного культа. Специальная служба занималась подставками для письма, тростниковыми палочками, папирусами, глиняными и деревянными табличками.

Пройдя через колонные залы, где десятки чиновников составляли отчеты и служебные записки, визирь осознал всю мощь структуры, которой управлял Бел-Тран. Он постепенно брал под контроль движение каждого ее звена и продвигался вперед, покоряя одну за другой ее части.

Старшие писцы склонились перед визирем, остальные же продолжали работу; казалось, они больше боялись своего начальника, чем первого визиря Египта. Управляющий проводил посетителей к просторному помещению, где Бел-Тран, расхаживая взад и вперед, диктовал тексты распоряжений трем писцам, вынужденным работать с необычайной скоростью.

Визирь смотрел на своего заклятого врага. Каждая клеточка его существа, каждое слово были пронизаны амбициозностью и жаждой власти. Бел-Тран не сомневался ни в своих качествах, ни в том, что в конечном итоге победа будет за ним.

Заметив Пазаира, он прекратил диктовать и сухо приказал писцам удалиться.

– Вы делаете мне честь своим визитом, – произнес он.

– Не переусердствуйте в лживых речах.

– У вас было время осмотреть мое хозяйство? Здесь основной закон – напряженная работа. Вы, конечно, можете отправить меня в отставку и назначить нового начальника, но машина начнет давать, сбои, и первым пострадаете от этого вы. Понадобится не один год, чтобы взять в свои руки управление этим тяжелым кораблем, а у вас лишь несколько месяцев до назначения нового фараона. Откажитесь от борьбы, Пазаир, и подчинитесь!

– Почему вы опустошили наши запасы драгоценных металлов?

Бел-Тран довольно улыбнулся:

– Неужели вы уже провели инспекцию?

– Это мой долг.

– Похвальное рвение, честно говоря.

– Я требую объяснений.

– Высшие интересы Египта! Нужно было доставить удовольствие нашим подчиненным соседям и союзникам, ливийцам, палестинцам, сирийцам, хеттам, ливанцам и многим другим, чтобы поддержать добрые отношения и сохранить мир. Их правители любят получать подарки, особенно если это золото наших пустынь.

– Вы сильно превысили допустимое количество.

– В некоторых обстоятельствах необходимо уметь выказывать щедрость.

– Ни одного грамма ценных металлов больше не выйдет за пределы сокровищницы без моего разрешения, – заявил Пазаир.

– Слушаю и повинуюсь... Но ничего противозаконного не было. Я понимаю, о чем вы думаете. Разве не законным путем я шел, чтобы присвоить себе ценности? Ловко придумано, не скрою. Позвольте мне, однако, оставить вас в сомнениях, уверив лишь в одном: вы никогда ничего не сможете доказать.

8

Прикованный цепью к скале посреди Нила, Сути внимательно вглядывался в кустарник на берегу, где прятался следивший за ним нубиец. Осторожный враг затаился, боясь засады: Сути был слишком хорошей приманкой.

Вдруг он снова зашевелился, видно, решил действовать. Нубийцы прекрасные пловцы; этот в два счета доберется под водой до скалы и внезапно набросится на свою добычу.

С отчаянной яростью Сути дернул цепь. Она заскрежетала, застонала, но не порвалась. Сейчас он глупо умрет здесь, даже не имея возможности защищаться. Вертясь на месте, Сути старался определить, откуда нападет нубиец. Ночь была темна, а вода в реке – непроницаема.

Вдруг, совсем рядом, возникла фигура. Вытянув шею, Сути подался вперед, насколько позволяла цепь. Незнакомец поскользнулся на мокром камне, упал в воду и тотчас вынырнул.

– Успокойся, идиот!

Этот голос... Он узнал бы его даже в потустороннем царстве!

– Пантера?..

– Кто еще мог бы прийти тебе на помощь?

Обнаженная, со струящимися по плечам светлыми волосами, она подошла к нему, купаясь в лунном свете. Ее красота и чувственность ослепили Сути.

Девушка тесно прижалась к нему, обвила руками и прильнула к его губам:

– Мне тебя так не хватало, Сути!

– Я же прикован.

– По крайней мере, ты не мог мне изменить.

Пантеру охватило желание, и Сути тоже не смог устоять перед внезапным порывом страсти. При свете звезд нубийского неба, под песню дикого Нила они с исступлением отдались друг другу.