Убитая пирамида

Сути обернулся, но не сумел избежать медвежьих когтей, разодравших ему левое плечо. Он упал, перекатился и попытался спрятаться за камнем. Трехметровый зверь, грузный и ловкий одновременно, стоял на задних лапах и исходил пеной. Разъяренный, он разинул голодную пасть и издал ужасающий рев, распугавший всех птиц в округе.

– Лук, скорее!

Ливийка бросила Сути лук и колчан. Она не могла заставить себя отойти от колесницы – жалкое, но все же укрытие. В тот момент, когда молодой человек потянулся за оружием, медвежья лапа обрушилась на него второй раз и разодрала спину. Весь в крови, он упал лицом в землю и больше не шевелился.

Пантера завопила снова, чем привлекла внимание зверя. Тяжелые шаги направились к ней, бежать было некуда.

Сути встал на колени. Глаза застилала кровавая пелена. Собрав последние силы, он натянул лук и выстрелил в сторону огромной коричневой массы. Медведь, пораженный в бок, обернулся. И быстро опустившись на четвереньки, разинув пасть, устремился на нападавшего. На грани беспамятства Сути выстрелил снова.

***

Старший лекарь военного госпиталя Мемфиса уже потерял надежду. Раны Сути были столь глубоки и многочисленны, что непонятно было, как он еще жив. Скоро его страданиям придет конец.

По рассказу ливийки, элитный лучник убил медведя выстрелом в глаз, но не смог увернуться от последнего удара когтей. Пантера подтащила окровавленное тело к колеснице и нечеловеческим усилием взвалила его наверх. Потом она подумала о мертвеце. Как ни омерзительно ей было прикасаться к трупу, она помнила, что Сути рисковал жизнью ради того, чтобы доставить его в Египет.

К счастью, лошади оказались послушными и инстинктивно двинулись обратно по той же дороге; скорее они везли ливийку, нежели она управляла ими. Труп офицера-колесничего, дезертир при последнем издыхании и беглая чужестранка – таков был странный экипаж колесницы, встреченной арьергардом отряда полководца Ашера.

Благодаря объяснениям Пантеры и опознанию колесничего были установлены факты. Офицер, павший на поле брани, был награжден посмертно и мумифицирован в Мемфисе; Пантеру отправили работать на полях большой усадьбы; Сути получил похвалу за доблесть и порицание за нарушение дисциплины.

***

Кем попытался темнить.

– Сути в Мемфисе? – удивился Пазаир.

– Войско Ашера вернулось с победой, мятеж подавлен. Недостает только зачинщика, Адафи.

– Когда прибыл Сути?

– Вчера.

– А почему он не здесь?

Нубиец смущенно отвел взгляд.

– Он не может двигаться.

Судья вспылил.

– Отвечайте по-существу!

– Он ранен.

– Тяжело?

– Его состояние…

– Правду!

– Его состояние безнадежно.

– Где он?

– В военном госпитале. Не могу вам обещать, что он еще жив.

***

– Он потерял слишком много крови, – сказал старший лекарь военного госпиталя. – Делать операцию было бы безумием. Надо дать ему спокойно умереть.

– И это все, что может предложить ваша наука? – возмутился Пазаир.

– Я больше ничего не могу для него сделать. Этот медведь разорвал его в клочья; меня поражает сопротивляемость его организма, но все равно у него нет никаких шансов выжить.

– А перевозить его можно?

– Конечно, нет.

Но судья уже принял решение: Сути не должен угаснуть в общей палате.

– Достаньте мне носилки.

– Вы же не станете перевозить умирающего.

– Я его друг и знаю его желание: прожить последние часы в своем селении. Если вы откажетесь мне помочь, вам придется держать ответ перед ним и перед богами.

Лекарь отнесся к угрозе серьезно. Недовольный мертвец становится привидением, а привидения безжалостно изводят своих жертв, даже если это старшие лекари.

– Только дайте расписку.

***

За ночь судья привел в порядок два десятка незначительных дел, что обеспечивало секретарю работу недели на три. Если он понадобится Ярти, пусть направляет почту в главный суд Фив. Пазаир с радостью посоветовался бы с Бераниром, но тот был в Карнаке – готовился к окончательному уходу от дел.

Рано утром Кем и два санитара вынесли Сути из госпиталя и поместили в удобную каюту легкого судна.

Пазаир сидел рядом с ним и держал его правую руку в своей. В какой-то момент ему показалось, что Сути проснулся и пальцы его зашевелились. Но мимолетное ощущение быстро прошло.

***

– Вы – моя последняя надежда, Нефрет. Военный лекарь отказался оперировать Сути. Вы согласитесь его осмотреть?

Десятку пациентов, ждавших под пальмами, она объяснила, что вынуждена отлучиться по неотложному вызову. Кем по ее указанию прихватил несколько банок со снадобьями.

– Что сказал лекарь?

– Что раны, нанесенные медведем, очень глубоки.

– Как ваш друг перенес путешествие?

– Он не приходил в сознание. Был только один момент, когда я, кажется, почувствовал биение жизни.

– Он сильный?

– Крепок, как скала.

– Серьезные заболевания?

– Никаких.

Осмотр Нефрет продлился более часа. Выйдя из каюты, она поставила диагноз: «Я буду бороться за его жизнь».

– Риск очень велик, – добавила она. – Без моего вмешательства он умрет. Если операция пройдет успешно, он, может быть, выживет.

Она начала оперировать ближе к полудню. Пазаир помогал, подавая требуемые хирургические инструменты. Нефрет применила общую анестезию, использовав кремнистый камень, смешанный с опиумом и корнем мандрагоры; все это она растерла в порошок и давала раненому небольшими дозами. Прежде чем прикоснуться к ране, она разводила порошок в уксусе. Выделялась кислота, которую она собирала в каменный рожок и прикладывала его для местного обезболивания. Длительность действия снадобья она проверяла по своим наручным часам. Обсидиановыми ножами и скальпелями, лезвия которых были острее металлических, она производила надрезы. Движения ее были уверенны и точны. Она перекроила плоть, стянула края каждой раны и сшила их тончайшим шнуром из бычьих кишок; поверх многочисленных швов она для прочности наложила самоклеющиеся повязки, представлявшие собой липкие полоски материи.

Пять часов спустя Нефрет вконец обессилела, а Сути был все еще жив.

К самым глубоким ранам она приложила сырое мясо, жир и мед. Начиная со следующего утра она будет регулярно менять повязки; мягкие растительные волокна, входившие в состав перевязочного материала, обладали защитными свойствами, предохраняли от проникновения инфекции и ускоряли процесс заживления.

Прошло три дня. Сути пришел в сознание и проглотил немного воды и меда. Пазаир не отходил от его изголовья.

– Ты спасен, Сути, спасен!

– Где я?

– На судне неподалеку от нашего селения.

– Ты не забыл… здесь-то я и хотел умереть.

– Нефрет тебя прооперировала, ты выздоровеешь.

– Твоя невеста?

– Необыкновенный хирург и лучшая из врачей.

Сути попытался приподняться, но тут же застонал от боли и упал обратно.

– Главное, не шевелись!

– Я – и в неподвижности…

– Придется немного потерпеть.

– Да, здорово меня искромсал этот медведь!

– Нефрет собрала тебя по частям и сшила заново. Силы к тебе вернутся.

Глаза Сути закатились. Пазаир перепугался, что он снова теряет сознание, но друг крепко сжал его руку.

– Ашер! Я должен был выжить, чтобы рассказать тебе об этом чудовище!

– Успокойся.

– Ты должен знать правду, судья, ты должен добиться справедливости в этой стране!

– Я тебя слушаю, Сути, только, пожалуйста, не волнуйся.

Раненый немного успокоился.

– Я видел, как полководец Ашер избил и убил египетского солдата. Вместе с ним были азиаты – мятежники, с которыми он якобы борется.

Пазаир подумал было, не бредит ли его друг под действием лихорадки, но Сути говорил медленно и отчетливо, чеканя каждое слово.

– Ты правильно делал, что подозревал его, я же добыл тебе недостающее доказательство.

– Свидетельство, – поправил судья.

– Разве этого недостаточно?

– Он будет все отрицать.

– Мое слово против его!

– Как только встанешь на ноги, надо будет продумать, как себя вести. Пока никому ничего не говори.

– Я буду жить. Буду жить, чтобы увидеть, как этого негодяя приговорят к смерти.

Гримаса боли исказила лицо Сути.

– Ты гордишься мною, Пазаир?

– Мы с тобой дали слово, однажды и навсегда.

***

Слава Нефрет на западном берегу становилась все громче. Коллеги были потрясены успехом операции. Некоторые стали приглашать молодую целительницу лечить сложных больных. Она не отказывала при условии, что жителей приютившего ее селения она будет пользовать в первую очередь, а Сути будет помещен в Дейр-эль-Бахри[48]. Представители врачебной коллегии согласились. Чудом спасенный воин-герой становился гордостью медицины.

В храме Дейр-эль-Бахри почитался Имхотеп – величайший целитель Старого царства, которому было посвящено высеченное в скале святилище. Лекари приходили сюда вознести молитвы и преисполниться мудростью предков, столь необходимой в их ремесле. А еще было несколько больных, набиравшихся сил после тяжелой болезни в этом замечательном месте. Они бродили по колоннадам, любовались рельефами, повествующими о подвигах царицы Хатшепсут, гуляли в садах, вдыхая живительный аромат пахучей смолы деревьев, привезенных из загадочной страны Пунт. Медные трубы связывали водоемы с подземными дренажными системами и подавали наверх целебную воду, которую собирали в специальные сосуды, тоже медные. Сути за день опорожнял двадцать таких сосудов, что помогало ему избежать инфекции и послеоперационных осложнений. Благодаря недюжинной силе своего организма он быстро шел на поправку.

Пазаир и Нефрет спускались по длинной цветущей лестнице, соединявшей террасы Дейр-эль-Бахри.

– Вы спасли его.

– Мне повезло и ему тоже.

– Будут ли для него последствия?

– Несколько шрамов.

– Они сделают его еще привлекательнее.

Палящее солнце приближалось к зениту. Они присели в тени акации у подножия лестницы.

– Вы подумали, Нефрет?

Она молчала. Ее ответ осчастливит его или сделает несчастным. В полуденный зной жизнь остановилась. В полях крестьяне заканчивали обед и готовились к долгому послеобеденному сну под сенью тростниковых шалашей. Нефрет закрыла глаза.

– Я люблю вас всем сердцем, Нефрет. Я хотел бы жениться на вас.

– Совместная жизнь… а мы на это способны?

– Я никогда не полюблю другую женщину.

– Как вы можете быть в этом уверены? Такие огорчения быстро забываются.

– Если бы вы меня знали…

– Я понимаю, как серьезны ваши намерения. Именно это меня и пугает.

– Вы увлечены кем-то другим?

– Нет.

– Я бы этого не вынес.

– Ревнуете?

– Сверх всякой меры.

– Вы воображаете, что я идеальная женщина, без недостатков, воплощение всех добродетелей.

– Но вы же не сон.

– Вы видите меня, как во сне. Однажды вы проснетесь и будете разочарованы.

– Я вижу, как вы двигаетесь, вдыхаю ваш аромат. Вы, живая, сидите рядом со мной – это же не сон?

– Мне страшно. Если вы ошибетесь, если мы ошибемся, страдание будет невыносимым.

– Вы никогда меня не разочаруете.

– Я не богиня. И когда вы это осознаете, вы меня разлюбите.

– Вы зря пытаетесь меня разубедить. С самой первой нашей встречи, едва только увидев вас, я понял, что вы – солнце моей жизни. Вы излучаете свет, Нефрет. Вся моя жизнь принадлежит вам, хотите вы того или нет.

– Вы заблуждаетесь. Вы должны привыкнуть к мысли, что вам придется жить вдали от меня; ваша работа ждет вас в Мемфисе, моя – здесь, в Фивах.

– При чем тут моя работа!

– Не отрекайтесь от своего призвания. Разве вы допустили бы, чтобы я бросила лечить людей?

– Требуйте чего угодно, я повинуюсь.

– Не такой вы человек.

– Единственное мое стремление – с каждым днем, с каждым часом сильнее любить вас.

– А вы не преувеличиваете?

– Если вы откажетесь стать моей женой, я исчезну.

– Ставить меня перед таким выбором недостойно вас.

– Да нет, я не хотел. Вы будете любить меня, Нефрет?

Она открыла глаза и грустно посмотрела на него.

– Вводить вас в заблуждение было бы нечестно.

Она ушла, легкая и грациозная. Несмотря на зной, Пазаир окоченел.

29

Не такой был Сути человек, чтобы долго наслаждаться покоем и тишиной храмовых садов. Поскольку жрицы, среди которых попадались хорошенькие, больными не занимались и оставались вне досягаемости, он общался только с хмурым санитаром, в чьи обязанности входило менять ему повязки.

Меньше чем через месяц после операции он уже бурлил от нетерпения. И даже стоять спокойно не мог, пока его осматривала Нефрет.

– Я выздоровел!

– Не совсем, но состояние ваше не может не радовать. Ни один шов не разошелся, раны зарубцевались, ни малейших признаков заражения.

– Значит, я могу наконец выйти отсюда!

– При условии, что будете себя щадить.

Он не удержался и расцеловал ее в обе щеки.

– Я обязан вам жизнью и не хочу показаться неблагодарным. Если понадоблюсь, только позовите – сразу прибегу. Слово героя!

– Возьмите с собой кувшин целебной воды и пейте по три чашки в день.

– А пиво больше не возбраняется?

– Ни пиво, ни вино, только понемногу.

Сути расправил плечи и потянулся.

– Как же здорово вернуться к нормальной жизни! Ведь это ж надо промучиться столько времени… Только женщины могут помочь мне забыть об этом.

– А вы не думаете жениться на одной из них?

– Да упасет меня богиня Хатхор от такого бедствия! Я – да с верной супругой и кучей писклявых малышей, цепляющихся за мой передник? Любовницы – одна, потом другая, третья – вот мой удел. Все разные, и у каждой свои секреты.

– Как же вы не похожи на своего друга Пазаира, – заметила она с улыбкой.

– Вы не смотрите, что он такой сдержанный: это страстная натура, может, даже более страстная, чем я. Если он осмелился с вами заговорить…

– Осмелился.

– Отнеситесь к его словам всерьез.

– Они меня напугали.

– Пазаир полюбит только один раз. Он из той породы людей, что влюбляются до безумия и всю жизнь в себе это безумие лелеют. Женщине их понять трудно, ей надо привыкнуть, освоиться, повременить, прежде чем брать на себя обязательства. Пазаир – это неистовый поток, а не пучок вспыхнувшей соломы. Его страсть не ослабнет. Он неловок, то слишком робок, то слишком тороплив, но всегда абсолютно искренен. Он никогда не шел на любовные интрижки, его не влекли приключения, потому что его удел – великая любовь.

– А если он ошибается?

– В погоне за своим идеалом он пойдет до конца и не согласится ни на какие уступки.

– Но вы понимаете мои опасения?

– В любви разумные доводы ни к чему. Я желаю вам счастья, какое бы решение вы ни приняли.

Сути понимал Пазаира. Нефрет обладала удивительной, лучезарной красотой.

***

Пазаир сидел под пальмой, опустив голову на колени, он давно ничего не ел. Вся его поза выражала скорбь. Даже дети не приставали к нему, настолько он походил на каменную глыбу.

– Пазаир! Это я, Сути.

Судья не реагировал.

– Ты уверен, что она тебя не любит.

Сути сел рядом с другом, прислонившись спиной к стволу.

– Другой женщины не будет, сам знаю. Пытаться тебя утешать я не стану, а разделить твою боль невозможно. Остается только твой долг.

Пазаир молчал.

– Не можем же мы с тобой позволить Ашеру восторжествовать. Если мы отступим, суд загробного мира приговорит нас ко второй смерти и трусости нашей не будет никакого оправдания.

Судья оставался безучастным.

– Ну и пожалуйста, помирай себе от истощения, без конца думая о ней. Я один пойду против Ашера.

Пазаир вышел из оцепенения и посмотрел на Сути.

– Он тебя уничтожит.

– Каждому свое. Тебе невыносимо равнодушие Нефрет, а мне – лицо убийцы, как наваждение преследующее меня во сне.

– Я тебе помогу.

Пазаир попытался встать, но закружилась голова; Сути взял его за плечи.

– Извини, но…

– Ты часто советовал мне не говорить лишних слов. Сейчас главное – привести тебя в порядок.

***

Двое друзей поднялись на паром, где, как обычно, было полно народу. Пазаира удалось уговорить съесть немного хлеба и лука. Ветер дул здесь прямо в лицо.

– Созерцай Нил, – посоветовал Сути. – Он – само благородство. Рядом с ним все мы ничтожны.

Судья уставился на светлую воду.

– О чем ты думаешь, Пазаир?

– Будто ты не знаешь…

– Почему ты так уверен, что Нефрет тебя не любит? Я говорил с ней, и она…

– Не надо, Сути.

– Может, утопленникам и воздается на том свете, но все равно они – утопленники. А ты обещал свершить суд над Ашером.

– Если бы не ты, я бы отступил.

– Потому что ты сам не свой.

– Наоборот, теперь я как раз свой и ничей более, мой удел – беспросветное одиночество.

– Ты забудешь.

– Тебе этого не понять.

– Время – лучшее лекарство.

– Оно не поможет.

Едва паром подошел к причалу, шумная толпа повалила на берег, толкая перед собой ослов, овец и быков. Друзья переждали, пока иссякнет людской поток, поднялись по лестнице и направились в контору старшего судьи Фив. Никаких посланий на имя судьи Пазаира не приходило.

– Вернемся в Мемфис, – потребовал Сути.

– Почему такая спешка?

– Мне не терпится увидеть Ашера. А теперь расскажи мне, что ты успел предпринять.

Пазаир равнодушно пересказал все этапы своего расследования. Сути внимательно слушал.

– Кто за тобой следил?

– Понятия не имею.

– Это методы верховного стража?

– Вполне возможно.

– Перед тем как уехать из Фив, давай-ка зайдем к Кани.

Пазаир послушно согласился. Ко всему безразличный, он отстранился от реального мира. Отказ Нефрет подтачивал его изнутри.

Кани уже не один работал в своем саду, оборудованном несложными приспособлениями для орошения. Там, где росли овощи, кипела бурная деятельность. Сам садовник занимался лекарственными растениями. Этот коренастый, морщинистый, неторопливый человек таскал на себе шест, на обоих концах которого были подвешены два тяжеленных сосуда с водой. Заботу о своих любимцах он не доверял никому.

Пазаир познакомил его с Сути. Кани принялся внимательно его разглядывать.

– Это ваш друг?

– Можете говорить при нем.

– Я продолжал поиски ветерана, тщательно продумывая каждый шаг. Столяры, плотники, водоносы, прачечники, землепашцы – ни один вид ремесла не ускользнул от моего внимания. Но нашлась лишь одна ничтожная зацепка: перед тем как исчезнуть, наш подопечный несколько дней занимался починкой колесниц.

– Не такая уж и ничтожная, – заметил Сути. – Значит, он жив!

– Будем надеяться.

– А может, его тоже устранили?

– Во всяком случае, найти его невозможно.

– Продолжайте, – попросил Пазаир. – Судя по всему, пятый ветеран этот мир еще не покинул.

***

Что может быть сладостнее и безмятежнее фиванских вечеров, когда с севера веет прохладой, а люди устраиваются в утопающих в зелени беседках и, попивая пиво, любуются красками заката? Утомление проходит, волнения души смиряются, красноватое небо запада сияет красотой богини безмолвия. Постепенно сгущаются сумерки, и их прорезают парящие ибисы.

– Нефрет, завтра я уезжаю в Мемфис.

– Работа?

– Сути был свидетелем предательства. Больше я не хочу ничего говорить ради вашей безопасности.

– А что, это так опасно?

– В этом деле замешаны военные.

– Вы о себе подумайте, Пазаир.

– Вам небезразлична моя судьба?

– Ну не надо так, я всей душой желаю вам счастья.

– Оно зависит только от вас.

– Вы так прямолинейны, если…

– Поедем со мной!

– Это невозможно. Во мне нет такого огня, как в вас. Поймите, я другая, и спешка мне чужда.

– Все очень просто: я вас люблю, а вы меня – нет.

– Нет, все совсем не так просто. День не наступает сразу после ночи, одно время года не сменяет другое в одночасье.

– Вы можете дать мне надежду?

– Пообещать означало бы солгать.

– Вот видите!

– Ваши чувства слишком пламенны и безудержны… Не можете же вы требовать, чтобы я отвечала вам столь же пылко.

– Вы напрасно оправдываетесь.

– Я сама в себе не могу разобраться, а вы хотите, чтобы я обнадежила вас.

– Если я уеду, мы больше никогда не увидимся.

Пазаир медленно пошел прочь, надеясь услышать слова, которые так и не были произнесены.

***

Секретарь Ярти избежал серьезных ошибок, постаравшись не брать на себя никакой ответственности. Квартал жил спокойно, ни одного преступления совершено не было. Пазаир уладил кое-какие мелочи и отправился к верховному стражу, поскольку тот вызвал его к себе.

Монтумес был куда приветливее и предупредительнее, чем обычно.

– Дорогой мой судья! – воскликнул он своим гнусавым голосом. – Я так рад вас видеть. Вы уезжали?

– Это была вынужденная поездка.

– Ваш округ один из самых спокойных; это плоды вашей репутации. Все знают, что вы не шутите с законом. Не хочу вас обидеть, но вид у вас усталый.

– Это пройдет.

– Ладно, ладно…

– Зачем вы меня вызвали?

– Дело весьма щекотливое и… неприятное. Я буквально следовал вашему плану, по поводу того подозрительного зернохранилища, помните? И все же я сомневался, что он сработает. Между нами говоря, я не ошибся.

– Управитель сбежал?

– Да нет… Мне не в чем его упрекнуть. Его не было на месте, когда все это произошло.

– Что произошло?

– Половина запаса зерна была похищена из амбара ночью.

– Вы шутите?

– Увы, это не шутка! Это горькая правда.

– Но ведь за ним же наблюдали ваши люди!

– И да, и нет. Драка, случившаяся неподалеку от зернохранилища, потребовала их незамедлительного вмешательства. Кто их за это упрекнет? А вернувшись к месту наблюдения, они обнаружили хищение. Теперь, как это ни прискорбно, состояние зернохранилища соответствует отчету управителя!

– А виновные?

– Никаких следов.

– Свидетелей тоже нет?

– Квартал был безлюден, дело провернули быстро. Найти воров будет нелегко.

– Полагаю, вы задействовали свои лучшие силы.

– Можете на меня положиться.

– Между нами, Монтумес, какого вы обо мне мнения?

– Ну… Я считаю вас судьей, осознающим свой долг.

– Вы признаете, что у меня есть немного ума?

– Дорогой Пазаир, вы себя недооцениваете!

– В таком случае вы должны понимать, что я не верю ни единому слову из вашей истории.

***

Госпожу Силкет часто одолевали приступы беспричинной тревоги, и она прибегала к услугам заботливого специалиста по нервным расстройствам и толкователя снов. Стены его кабинета были выкрашены в черный цвет, само помещение погружено во тьму. Каждую неделю она ложилась на циновку, рассказывала ему о своих кошмарах и жадно внимала его советам.

Толкователь снов был сириец, уже много лет живший в Мемфисе. С помощью множества колдовских книг и сонников он успокаивал благородных дам и зажиточных горожанок. Соответственно и вознаграждения получал немалые, обеспечивая постоянную поддержку и утешение бедным созданиям с тонкой душевной организацией!

Толкователь настаивал на неограниченной продолжительности лечения – впрочем, сны ведь никогда не перестают сниться. Разгадать значение образов и видений, осаждающих спящий мозг, мог лишь он один. Будучи человеком исключительно осторожным, он оставлял без ответа заигрывания большинства пациенток, страдавших от неудовлетворенных чувств, и уступал одним лишь миловидным вдовушкам.

Силкет грызла ногти.

– Вы поссорились с мужем?

– Из-за детей.

– Что они натворили?

– Они врут. Но это не так уж страшно! Муж сердится, я за них заступаюсь, так и начинается перебранка.

– Он вас бьет?

– Немножко, но я защищаюсь.

– Он доволен переменой в вашей внешности?

– О да! Он у меня совсем ручной… иногда удается заставить его делать то, что мне надо, при условии, что я не суюсь в его дела.

– А они вас интересуют?

– Нисколько. Мы богаты – это главное.

– Как вы вели себя после последней ссоры?

– Как обычно. Закрылась в своей комнате и ревела в голос. Потом заснула.

– Сны видели?

– Все те же образы. Сначала я увидела туман, поднимавшийся над рекой. Его прорезало что-то вроде парусной лодки. Потом вышло солнце, туман рассеялся. Тот предмет оказался гигантским фаллосом, стремительно двигавшимся вперед! Я отвернулась, захотела укрыться в хижине на берегу Нила.

Но это был не дом, а женский орган, одновременно притягивавший меня и внушавший ужас. У Силкет перехватило дыхание.

– Будьте осторожны, – посоветовал толкователь. – По соннику, увидеть во сне фаллос – • к краже.

– А женский орган?

– К нищете.

****

Госпожа Силкет, растрепанная и неприбранная, тотчас же устремилась на склад. Ее муж что-то раздраженно говорил двум мужчинам, сокрушенно разводившим руками.

– Извини, что беспокою, дорогой. Нужно принять меры предосторожности, тебя ограбят и мы можем оказаться в нищете!

– Запоздало твое предупреждение. Эти капитаны, как и вся их братия, объясняют, что нет ни одного свободного судна, чтобы доставить мой папирус из Дельты в Мемфис. Наш склад останется пустым.

30

Гнев Бел-Трана обрушился на Пазаира.

– Чего вы от меня ждете?

– Чтобы вы вмешались и выявили факт нарушения свободы торговли. Заказы накапливаются, а я не могу выполнить ни одной поставки!

– Как только появится свободное судно…

– Оно не появится.

– Злой умысел?

– Проведите расследование и получите доказательства. Каждый час промедления ведет меня к разорению.

– Приходите завтра. Надеюсь, мне удастся что-нибудь обнаружить.

– Я не забуду о том, что вы для меня делаете.

– Не для вас, Бел-Тран, а во имя справедливости.

***

Поручение пришлось по душе Кему, а еще больше – его павиану. Вооружившись предоставленным Бел-Траном списком судовладельцев, они принялись расспрашивать о причинах отказа. Путаные объяснения, сожаления и откровенная ложь убедили их в том, что торговец папирусом не ошибся. Когда наступил час послеобеденного отдыха, Кем дошел до крайнего причала и обратился к старшине, обычно все про всех знавшему.

– Ты знаешь Бел-Трана?

– Слышал.

– И что, нет ни одного свободного судна для его папируса?

– Похоже, что нет.

– Твое, однако, стоит на приколе, причем пустое.

Павиан, не издав ни звука, открыл пасть.

– Убери зверя!

– Скажи правду, и мы оставим тебя в покое.

– Все суда арендовал на неделю Денес.

Под вечер судья Пазаир, строго следуя процедуре, лично допросил судовладельцев, и те вынуждены были показать ему договоры об аренде.

Все они были на имя Денеса.

***

Матросы выгружали с баржи продовольствие, кувшины, мебель. Рядом грузовое судно готовилось к отплытию. Гребцов на борту было немного; почти все место занимали складские отсеки, набитые товаром. Рулевой с веслом наготове уже стоял на своем посту. Не хватало только матроса, который должен был, стоя на корме, измерять дно длинным шестом через равные промежутки времени. На берегу посреди оживленного портового гомона Денес беседовал с капитаном. Кто-то что-то напевал, матросы переругивались между собой, плотники чинили парусник, каменотесы укрепляли причал.

– Можете уделить мне пару минут? – спросил Пазаир, подходя в сопровождении Кема и павиана.

– С удовольствием, только попозже.

– Извините, что настаиваю, но я очень спешу.

– Но ведь не настолько же, чтобы задерживать отправление судна!

– Увы, именно настолько.

– В чем дело?

Пазаир развернул свиток длиной в метр.

– Вот список совершенных вами правонарушений: насильственная аренда, запугивание судовладельцев, притязания на единоличное распоряжение судами, препятствование свободному перемещению товара.

Денес взглянул на документ. Обвинения судьи были сформулированы четко, по всем правилам.

– Я не согласен с таким изложением фактов: слишком драматично, слишком высокопарно! Я нанял столько судов, потому что мне предстоят незапланированные перевозки.

– Какие именно?

– Различный товар.

– Слишком неопределенно.

– В моем деле необходимо предвидеть разные неожиданности.

– От ваших действий пострадал Бел-Тран.

– Ну вот мы и добрались до сути дела! Я предупреждал, что тщеславие не доведет его до добра.

– Чтобы пресечь переход судов в ваше единоличное распоряжение – а он налицо, – я пользуюсь законным правом отчуждения.

– В добрый час. Возьмите любую баржу у западного берега.

– Меня вполне устроит это судно.