Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Катруся уже большая. Повести и сказки

ModernLib.Net / Забила Наталья / Катруся уже большая. Повести и сказки - Чтение (Весь текст)
Автор: Забила Наталья
Жанр:

 

 


Наталия Забила

Художник Е.Яблонская

КАТРУСЯ УЖЕ БОЛЬШАЯ

Катруся приглашает гостей

 
 
      Мама подняла занавеску на окне и сказала:
      — Вставай, Катруся! С днём рождения тебя!
      Катруся открыла глаза. За окном падал снег. Словно маленькие белые парашютики спускались откуда-то с высоты. Они летели и тихо мерцали в воздухе. И на улице было так бело, что Катруся даже зажмурилась.
      — Вставай, Катруся! — повторила мама. — Вставай и одевайся сама. Теперь ты большая, тебе уже пять лет!
      Пять лет. Это и правда очень много. Не то что три или четыре. После пяти будет шесть, а после шести — семь. Тогда Катруся будет уже совсем большая и пойдёт в школу. У неё будет коричневое платье с чёрным фартучком и портфель, как у Наташиной сестры Люси.
      А в портфель можно класть тетрадки, и книжки, и разноцветные карандаши, и перышки… У Катруси есть тетрадь для рисования и разные книжки с картинками. И цветные карандаши тоже есть. А портфеля нет. Если бы был портфель, Катруся могла бы и сейчас всё класть в него. И тогда мама не говорила бы, что карандаши валяются всюду, где не надо. Мама, конечно, говорит правду, но что же поделаешь с этими карандашами? Вот жёлтый карандаш и совсем куда-то пропал.
      И почему это нельзя покупать детям портфель, если они ещё не ходят в школу? Конечно, не самым маленьким ребятишкам, которые ничего не понимают. А вот тем, например, кому уже пять лет? Катрусе сегодня пять лет, и она уже всё понимает и много всяких дел умеет делать.
      Одеваться Катруся тоже умеет. Она быстро натянула чулки, обулась и надела лифчик.
      — Пожалуйста, мама, застегни мне пуговицы, — попросила она.
 
 
      Мама застегнула пуговицы на лифчике и на платье тоже. Потом взяла гребешок и начала расчёсывать Катрусины кудри. Кудри у неё были такие же тёмные и подстриженные, как у мамы.
      Ну что ж, пуговицы на спине и вправду трудно застегнуть самой. А волосы расчесать и большие девочки не всегда умеют. Катруся один раз сама видела, как Люся собиралась в школу и бабушка заплетала ей косу. А Люся совсем большая, она уже в третьем классе!
      Катруся оделась, умылась, причесалась и села завтракать. Мама поставила перед ней тарелку молочной каши и посыпала кашу сахаром.
      Катруся не очень-то любила молочную кашу. Она хотела поморщиться и сказать: «Не хочу-у-у!» — да тут же вспомнила, что сегодня она уже большая. А большие всегда едят всё, что бы им ни подавали. Поэтому Катруся молча взяла ложку и начала есть.
      — А где папа? На работе? — спросила она.
      — Нет, ведь сегодня воскресенье, — ответила мама. — Папа уже позавтракал и пошёл что-то купить.
      — О! — закричала Катруся, соскакивая с места. — Я знаю что! Он пошёл купить мне подарок! Правда, мама?
      — Может, и подарок, — усмехнулась мама. — Только садись, пожалуйста, на место и ешь. Каша остынет.
      — Я сейчас всё съем, не беспокойся! — сказала Катруся и снова взялась за ложку.
      Каша была очень вкусная — наверно, сегодня мама её как-то иначе сварила. На тарелке скоро ничего не осталось.
      — Спасибо! — сказала Катруся и встала из-за стола.
      — На здоровье, — ответила мама. — Вот какая ты у нас сразу стала большая: и кашу всю съела без капризов и «спасибо» сказала. Молодец!
      После завтрака мама пошла в кухню, а Катруся за ней:
      — Можно, я буду тебе помогать, мама? Ты будешь мыть посуду, а я буду вытирать.
      — Нет, дочка, сегодня не надо. Я сейчас поставлю тесто, а ты вот что сделай: пойди к Наташе, к Вале и Юре, к Лесику и к Рите и пригласи их к себе на день рождения.
      Катруся запрыгала от радости:
      — Ой, как весело! Я одна пойду? Как большая?
      — Ну конечно, иди одна. Только покройся моим тёплым платком — на лестнице холодно.
      Мамин платок закрыл Катрусю почти всю с головы до ног. Катруся подошла к дверям, но вдруг остановилась:
      — Мамуся, а может, и ты пойдёшь со мной? Я же не знаю, что говорить и как надо приглашать…
      — Нет ничего трудного, — сказала мама. — Скажешь: «Приходите, пожалуйста, на мой день рождения, сегодня мне исполнилось пять лет». Вот и всё.
      — Приходите, пожалуйста, на мой день рождения, мне сегодня пять лет,— шёпотом повторила Катруся и вышла на лестницу.
      Дом, в котором жила Катруся, был очень большой, тут было много этажей. Катруся жила на третьем этаже, Валя и Юра — на втором, Лесик — тоже на втором, напротив Валиной и Юриной квартиры. Наташа — на четвёртом, а Рита — на пятом.
      В других квартирах, на других этажах, тоже жили разные дети. Только Катруся с ними не дружила, потому что они были или совсем большие, или совсем маленькие, некоторые даже ещё и ходить не умели. Их выносили гулять на руках, закутанных в одеяла, как кукол.
 
 
      Катруся спустилась на второй этаж и постучала в дверь. Лучше бы, конечно, было позвонить — взрослые всегда звонят. Но звонки почему-то сделаны так высоко, что не дотянешься. Пришлось постучать. Дверь открыла Валина-Юрина мама. Валя и Юра тоже выскочили из комнаты. Они были близнецы и всегда всё делали вместе.
      — Катруся пришла! — закричали они в один голос. — Входи, Катруся!
      — Здравствуйте, — важно сказала Катруся. — Приходите, пожалуйста, на мой день рождения, сегодня мне пять лет.
      — Благодарим за приглашение,— ответила Валина-Юрина мама,-и поздравляем тебя! Теперь ты уже совсем большая!
      В эту минуту из квартиры, что напротив, вышел Лесик со своей мамой. Они шли гулять.
      Катруся пригласила и Лесика к себе на рождение, помахала ему вслед рукой и побежала на четвёртый этаж. Там жила её лучшая подруга — Наташа.
      Дверь открыл Наташин папа. Катруся немножко смутилась, потому что с ним она была совсем мало знакома. Наташин папа был научный работник. Когда Катруся приходила к Наташе, он всегда был или на работе в каком-то институте, или сидел в своём кабинете и что-то писал. Тогда детям говорили: «Тише, папа работает». И девочки старались разговаривать с куклами вполголоса.
      Сейчас Наташин папа стоял перед Катрусей и молча ждал, что она скажет.
      — Приходите, пожалуйста, на мой день рождения… — растерянно пробормотала Катруся.
      Наташин папа надел очки, которые держал в руке, и посмотрел на Катрусю.
      — Я вам очень благодарен, — серьёзно сказал он, — но, к сожалению, сегодня у меня деловое свидание с директором нашего института. Из-за этого прийти к вам я никак не смогу. Может, вы позволите вместо меня послать к вам как представителя нашей семьи мою младшую дочь Наталью?
      Катруся смутилась ещё больше: никто в жизни ещё никогда не обращался к ней на «вы». Она даже как следует не поняла, что он сказал, и не знала, что ответить.
      — До свидания, — вдруг сказала она смущённо. Потом вспомнила, что в таких случаях говорит мама, и добавила: — Извините, что побеспокоила!
      Наташин папа вдруг страшно расхохотался. И заговорил уже совсем по-другому:
      — Ну молодец, Катруся! Наташа обязательно к тебе при дёт. А сколько же это тебе лет?
      — Пять! — гордо ответила Катруся.
      Она ещё раз сказала «до свидания» и побежала на пятый этаж приглашать Риту.
      На лестнице Катруся увидела большого рыжего кота Мурзика. Этот Мурзик был не просто рыжий, а весь в белых и рыжих полосах, похожий на тигра. Даже выражение его усатой морды было не кошачье, а тигровое. Он почему-то всегда сидел на лестнице и неприветливо на всех поглядывал. Вот и сейчас этот кот лежал на площадке между четвёртым и пятым этажом, в тёплом уголке под трубами центрального отопления. Он спал, а может, только притворялся, что спит. Катруся тихонько прошла мимо кота, и он даже не шевельнулся.
      Но только собралась Катруся бежать дальше по лестнице, как вдруг навстречу ей, прыгая со ступеньки на ступеньку, покатился маленький мячик — один бок красный, другой зелёный. А наверху заплакал какой-то ребёнок и кто-то закричал:
      — Девочка, девочка! Лови мячик!
      Катруся взглянула наверх — там, на площадке пятого этажа, стояла старушка с маленьким мальчиком на руках. Мальчик кричал и плакал — видно, это он упустил свой мячик А старушка не знала, что делать: не то за мячиком бежать не то ребёнка успокаивать.
      А мячик скатился на площадку и остановился в уголке И тут Катруся, конечно, его сразу поймала бы. Но вдруг Мурзик выскочил из-под отопления, стрелой прыгнул к мячу и что есть силы ударил его лапой. И мяч покатился, покатился с площадки вниз по ступенькам, запрыгал вниз на четвертый этаж, на третий, всё быстрей и быстрей. Катруся бросилась за ним. А кот как ни в чём не бывало забрался себе в свой уголок и снова притворился, что спит. Только в самом низу лестницы Катруся поймала наконец непослушного прыгуна. Потом быстро взбежала наверх, отдала мячик мальчику. Он схвати его обеими руками и сразу перестал плакать.
      — Вот спасибо тебе, милушка! — сказала старушка. — За дали мы работу твоим маленьким ножкам!
      — Я не маленькая, мне уже пять лет, и я совсем не устала, — ответила Катруся и перевела дух.
      Старушка ещё раз поблагодарила и понесла дальше своего мальчика с мячиком. А Катруся весело застучала в дверь Ритиной квартиры.

Подарки

      Катруся пригласила всех своих друзей и вернулась домой, а мама уже стояла в дверях и поджидала её:
      — Ну как? Все придут?
      — Придут, мамуся! Я всем сказала правильно! И Наташиного папу не боялась!
      — А чего ж тебе его бояться? — удивилась мама. — Иди-ка скорей в комнату, папа уже вернулся. А с ним ещё кто-то явился и тебя ждёт.
      Катруся скоренько скинула платок и побежала в комнату.
 
 
      Папа сидел за столом и читал газету. Больше никого в комнате не было. На столе лежал какой-то продолговатый свёрток. Катруся с любопытством посмотрела на него.
      — А, именинница! — сказал папа. — Поздравляю тебя! Расти большая-пребольшая, до самого потолка! Нравится тебе быть большой?
      — Конечно, нравится! — ответила Катруся. Она ласкалась к папе, а сама не отрывала глаз от свёртка. Что бы это такое было?
      В эту минуту в комнату озабоченно вошла мама и спросила:
      — Виктор! А хлеба купить не забыл?
      — Нет, представь себе, не забыл! Вот, пожалуйста! — И папа развернул свёрток, в котором, оказывается, было два батона…
      А где же подарок? Не может быть, чтобы папа не купил подарка! Но он почему-то ничего не говорит, а спросить как-то неудобно… И почему мама сказала, что ещё кто-то явился, когда в комнате больше никого нет?
      Катруся ещё раз внимательно оглянулась кругом: посреди комнаты стол и стулья вокруг него, диван возле стенки, в уголке Катрусина кровать, потом шкаф… Дальше, между шкафом и окном, была Катрусина «комната». Тут стояла этажерка с её книжками и с игрушками, маленький столик и два стульчика.
      И вот на одном из этих стульчиков Катруся вдруг увидела большую новую куклу! Это был мальчик в коротеньких синих штанах и белой рубашке с большим бантом у ворота. На ногах у него были белые носочки и красные тапочки. Он важно сидел на стуле и приветливо улыбался Катрусе.
      — Кукла! Мальчик! — радостно вскрикнула Катруся. Она кинулась к нему, схватила на руки. — Папка, это мне? Ты купил?
 
 
      Тут она перевернула куклу, чтобы оглядеть со всех сторон. И вдруг услышала, как мальчик вымолвил что-то тоненьким, немножко пискливым голоском.
      — Ой, говорит! — закричала Катруся в восторге.— Папуся, он что-то говорит! Что это он сказал? «Мама», да?
      Папа засмеялся и подошёл к Катрусе:
      — Насколько я понимаю, он говорит, что его зовут Фома. Вот прислушайся!
      Катруся качнула мальчика несколько раз и отчётливо услышала, что он и вправду каждый раз повторяет: «Фо-ма! Фо-ма!»
      — Фома! Его зовут Фома! Надо показать маме! — И Катруся побежала в кухню.
      Мама была очень занята: она делала пироги и укладывала их на большой, посыпанный мукой противень. Руки, и фартук, и даже кончик носа у неё были в муке.
      В другое время Катруся обязательно попросила бы у мамы кусочек теста, чтобы тоже сделать пирожок. Но сейчас она даже и не взглянула на пироги. Катруся прыгала около мамы и всё время покачивала куклу и заставляла её говорить:
      — Слышишь, мамуся? Фо-ма! Фо-ма! Фо-ма! Его зовут Фома!
      Тут и мама оставила своё тесто, вытерла руки, взяла Фому и тоже несколько раз послушала, как он говорит «Фома». Потом она опять отдала его Катрусе и сказала:
      — Ну, беги знакомь его со своими старыми куклами. А у меня тут ещё много мороки с пирогами да с обедом.
      Старые куклы — Тамара и Дюймовочка — и чёрный плюшевый медведь Михлик охотно приняли Фому в своё общество. Катруся сдвинула стульчики и посадила на них рядком всю компанию. Фома, конечно, сидел посередине и, казалось, очень радовался, что попал в такую весёлую семейку.
 
 
      Тут в дверь постучали, и в комнату вошла соседка Варвара Ивановна. Варвара Ивановна жила в одной квартире с Катрусей, в соседней комнате. Она была учительница в Люсиной школе. Варвара Ивановна была уже немолодая, даже немножко седая и носила очки. Сразу видно было, что она очень учёная. И, наверно, поэтому ученики боялись и слушались её. Но Катруся ничуть её не боялась. Она знала, что Варвара Ивановна совсем не сердитая, а, наоборот, всегда спокойная и ласковая. Бывало иногда — Катруся капризничает, не слушается, мама рассердится и начнёт на неё кричать. А Варвара Ивановна, как услышит это, уведёт Катрусю в свою комнату и всё ей объяснит: вот это можно, а это нельзя. И потом, если у Варвары Ивановны находилось свободное время, она всегда рассказывала Катрусе что-нибудь интересное. Катруся очень любила сидеть у Варвары Ивановны в комнате А когда маме и папе нужно было куда-нибудь уйти, Катруся на целый вечер оставалась у неё.
      Варвара Ивановна вошла с портфелем в руке, как она; всегда ходила в школу. Она поздоровалась с папой, подошла к Катрусе и сказала:
      — Ну, Катруся, поздравляю с днём рождения! Правда, до школы тебе расти ещё два года, но всё-таки ты уже большая? И поэтому вот тебе от меня подарок!
      И она подала Катрусе… портфель! Только тут Катруся увидела, что это совсем не тот большой портфель, с которым Варвара Ивановна ходила каждый день в школу, а другой, маленький. Такой, как у Люси, только гораздо красивее. У Люси портфель уже не новый, а этот новёшенький, блестящий, с красивым замочком.
      Катруся живо открыла замочек и увидела в портфеле две тетради, карандаши, альбом для рисования и чудесную книжку с цветными картинками. Это было целое богатство! Каждую вещь надо вынуть, разглядеть как следует со всех сторон, положить снова на место, потом вынуть ещё раз… А замочек так ловко отпирается и запирается!
      — Как тебе не совестно! — услышала вдруг Катруся мамин голос. — Ты даже не поблагодарила Варвару Ивановну! И с Лидией Максимовной не здороваешься!
      Оказывается, мама была уже не в кухне, а в комнате. И с нею Лидия Максимовна, другая соседка из этой же квартиры.
      Лидия Максимовна была тоже учительница, только из какой-то другой школы, не из той, где училась Люся. Она была молодая, красивая и совсем непохожая на Варвару Ивановну: Лидия Максимовна никогда не звала Катрусю в свою комнату и никогда не рассказывала ей ничего и не оставалась с ней вечером. И потому Катруся, конечно, больше любила Варвару Ивановну.
      Катруся бережно положила свой портфель на столик, подбежала к Варваре Ивановне и крепко поцеловала её. Потом она поздоровалась с Лидией Максимовной и её тоже поцеловала, а Лидия Максимовна подарила ей коробку с конфетами.
      Катруся развязала розовую ленточку на коробке, посмотрела на конфеты, положила одну в рот. И снова взялась за портфель.
      — Ого, как вы угодили ей своим подарком, Варвара Ивановна!— сказал папа. — Глядите-ка, про всё на свете забыла!
      Катруся достала из портфеля книжку с цветными картинками.
 
 
      — Что это? Неужели букварь? — удивилась Лидия Максимовна. — Вы подарили ей букварь, Варвара Ивановна? За чем?
      — А что ж такого? — ответила Варвара Ивановна. — Катруся уже большая, пускай читает понемножку.
      Лидия Максимовна даже руками всплеснула:
      — Читать в пять лет! Разве можно учить читать пятилетних детей? Да им не только буквы не надо знать, а и букваря не следует давать в руки!
      — А я уже знаю «О», «А», и «К», и «Т»… Я много букв знаю! — сказала Катруся и испуганно прижала к себе букварь. Ей показалось, что Лидия Максимовна хочет отобрать у неё эту хорошую книжку.
      Но Лидия Максимовна на неё даже не взглянула. Она принялась доказывать Варваре Ивановне, что детям нужно начинать учиться, когда им исполнится семь лет и они пойдут в школу, а раньше учить их вредно.
      Катрусе не понравилось, что Лидия Максимовна спорит с Варварой Ивановной. Ведь Варвара Ивановна старше её, а мама говорит, что со старшими надо разговаривать вежливо.
      И ещё Катрусе не понравилось, что Лидия Максимовна всё время повторяет про Катрусю, что «она ещё мала». Будто она не знает, что Катрусе сегодня исполнилось пять лет и совсем она не маленькая, а большая! Ведь все говорят, что большая: и мама, и папа, и Валина-Юрина мама, и Варвара Ивановна. Даже Наташин папа с ней разговаривал, как с большой! И Катрусе очень хотелось, чтобы Варвара Ивановна как-нибудь так прикрикнула на Лидию Максимовну, чтобы та сразу замолчала.
      Но Варвара Ивановна совсем даже не сердилась. Она улыбалась и спокойно слушала. А потом сказала:
      — Заставлять Катрусю учиться по-настоящему — это было бы вредно. А если она играючи запомнит буквы и читать научится — так пускай себе читает на здоровье!
      Это Катрусе очень понравилось. Она и сама не любила, чтобы её заставляли делать что-нибудь такое, чего она совсем не хочет.
      А Лидия Максимовна, может быть, ещё поспорила бы, но тут мама сказала ей:
      — Приходите, пожалуйста, вечером чай пить с пирогами! Ведь у нас сегодня праздник!

Катрусин праздник

      Ну и весело же было, когда семеро ребят уселись пить чай с пирогами, конфетами и разными сладостями!
      Катруся сидела за столом в праздничном красном платье с белым кружевным воротничком и с большим белым бантом на голове. А справа и слева от неё сидели все её друзья.
 
 
      Тут были Валя с Юрой, Лесик и Рита, Наташа и даже Люся. Катруся была очень горда, что к ней в гости пришла такая большая девочка. Люся то и дело вскакивала с места — помогала разносить чай, передавала пустые чашки Майе.
      Майя была младшая сестра Катрусиной мамы. Она уже училась в университете, но никто её не звал тётей, все называли просто Майей.
      Майя наливала ребятам чай, хлопотала около стола. А мама и все взрослые ушли чай пить к Варваре Ивановне.
      Когда все ребятишки наелись и напились досыта, Майя сказала:
      — А теперь давайте играть. Какие вы игры знаете?
      — Может, в дочки-матери? — сказала Катруся и поглядела издали на Фому.
      — Ну нет, это уж ты в другой раз поиграешь с Наташей и с Риточкой, — сказала Майя. — Сейчас мы такую игру затеем, чтоб всем было весело — и девочкам и мальчикам. Хотите в кошки-мышки? Ну-ка, становитесь в круг!
      Стол отодвинули к стенке. Ребятишки встали в круг посреди комнаты. Катруся сначала была мышкой, а Лесик — кошкой. Он должен был её ловить. Катруся быстро побежала по кругу, а Лесик за ней — вот-вот догонит! Но когда кошка была уже совсем близко, мышка вдруг шмыгнула из круга под руками Вали и Юры. Лесик бросился за ней, но Валя и Юра опустили перед ним руки пониже — он и не проскочил.
      Тогда Лесик побежал дальше по кругу. А тут Наташа и Рита зазевались — он нырнул им под руки и чуть не схватил Катрусю. Но Катруся не растерялась, вскочила в круг, а перед Лесиком опять опустились руки. Катруся бегала и прыгала в кругу, а Лесик никак не мог до неё добраться. Но тут снова кто-то зазевался — кошка бросилась к мышке и схватила её за платье!
      Все засмеялись, закричали, а Катруся с Лесиком взялись за руки и встали в круг.
      — А кто теперь будет кошкой и мышкой? — спросила Майя.
      — Теперь мы, — сказали Валя и Юра.
      — Ладно! Кто из вас кошка, а кто мышка?
      — Я буду кошка! — сказали Валя и Юра в один голос.
      — Нельзя обоим быть кошкой, — объяснила Люся, — одному из вас надо быть мышкой!
      — Ну, тогда я буду мышкой! — опять в один голос сказа ли Валя и Юра.
      Все засмеялись. Вот какие смешные близнецы! Они всегда всё делают вместе — что один, то и другой.
      Наконец решили, что кошкой будет Наташа, а мышкой — Юра. Наташа скоро поймала Юру. Теперь пришла очередь Риты и Вали.
      — Я не хочу быть мышкой! — сказала Рита. — Я совсем не хочу, чтобы меня кошка ловила! Я не люблю, когда меня ловят!
      — Не хочешь мышкой, — значит, будешь кошкой! Лови! Рита побежала за Валей, вскочила в круг, но Валя успела выскочить оттуда. А когда Рита тоже захотела выскочить, все руки опустились вниз и задержали её. Она туда, она. сюда — не пускают! А мышка скачет за кругом и смеётся.
      — Я так не хочу! — закричала Рита с обидой и даже ногой топнула. — Вы меня нарочно задерживаете!
      — Ну да, нарочно! — сказала Майя. — Это же такая игра. Разве ты не понимаешь?
      — Ну тогда я не хочу в такую игру играть! — со всем обиделась Рита, надула губы и вышла из круга.
      — Не хочешь — не надо! — закричал Лесик. — Мы сейчас без тебя эту мышку поймаем!.. А ну, Юрка, забегай с той стороны!
 
 
      И мальчики бросились ловить Валю. Валя завизжала, заметалась: девочки закричали, что так не годится, нельзя двоим ловить одного. И тут начался такой шум и крик, что мама испугалась и прибежала из соседней комнаты.
      — Тише! Тише! — сказала она. — Вы же весь дом пере полошите!.. Майя, что же ты смотришь? Утихомирь их скорее!
      Шум сразу прекратился.
      — Не волнуйся, Надюша, мы сейчас будем совсем тихо играть, — сказала Майя маме. — Ну-ка, малыши, садитесь все рядышком! Я вам покажу новую игру. Эта игра очень спокойная.
      Ребятишки гурьбой кинулись к дивану и уселись в ряд. Майя и Люся придвинули к дивану стулья, потому что на диване все не поместились. А Лесик примостился на валике дивана. Мама увидела, что все утихомирились, и пошла снова разговаривать со своими гостями.
      — Ну, слушайте, — сказала Майя и села на стул напротив ребят. — Эта игра называется «Ворона летит». Положите руки себе на колени. Если я скажу «Ворона летит», или «Воробей летит», или «Снежинка летит» — поднимайте руки кверху. А если я назову что-нибудь такое, что не может летать, руки поднимать не надо. Кто ошибётся, тот выходит из игры. Поняли?
      — Поняли! — закричали ребята.
      — Хорошо, начали. Ворона летит!
      Все подняли руки.
      — Ласточка летит!
      Снова все подняли руки.
      — Дом летит! — сказала Майя.
      Все засмеялись и рук не подняли. Только Рита не разобрала, в чём дело, и подняла руки.
      — Рита вышла! Рита вышла! — зашумели все. — Разве дом может летать?
      — Я больше не буду! — испуганно сказала Рита. — Я про сто не поняла. Я не хочу выходить из игры!
      — Ладно, на первый раз можно простить. Только вперёд будь внимательней. Слушайте дальше.
      Все так и насторожили уши.
      — Голубь летит! Воздушный шар летит! Дерево летит!
      — Валя и Юра подняли руки! — закричали дети. — Эх, вы! Дерево же летать не умеет!
      — Смотрите какие! Они и ошибаются вместе.
      Валя и Юра засмеялись сами над своей ошибкой и отошли в сторону. Они стояли и внимательно следили: не ошибётся ли ещё кто-нибудь?
      — Тучка летит! Стол летит! Пилот летит!
      В эту минуту Лесик захотел показать, как летит пилот. Он взмахнул руками, но не удержался на своём валике и шлёпнулся на пол. А когда падал, зацепился за стул; стул опрокинулся, толкнул этажерку. С этажерки слетела коробка с кубиками, кубики рассыпались по всей комнате…
 
 
      — Лесик летит! Стул летит! Кубики летят! — закричали все что есть силы, повскакали с мест и с хохотом начали бегать вокруг Лёсика.
      Мама и папа, и Лидия Максимовна с Варварой Ивановной, и Валина-Юрина мама, перепуганные, вбежали в комнату.
      — Что случилось? Землетрясение, что ли? — спросил папа.
      — Кто тут упал? Лесик, ты не ушибся?
      — Ах, он, наверно, что-то себе повредил! Лежит, не встаёт!
      Все бросились к Лесику, но оказалось, что он не может подняться потому, что задыхается от хохота.
      — Вот какая тихая игра! — с упрёком сказала мама.
      Майя и Люся, а за ними и все ребята кинулись скорее собирать кубики и поднимать стул. А Лесик наконец успокоился и поднялся с пола.
      В это время кто-то позвонил. Папа пошёл открывать дверь, и на пороге комнаты появился дядя Лёня, мамин брат. У него в руках был аккордеон.
      — Музыка! Музыка! Танцевать! Петь! — закричали ребятишки.
      И начались тут такие громкие песни, такое веселье, что и мама перестала думать о соседях. Да и что было ей беспокоиться?
      — Весело сегодня у Заречных! — сказала одна соседка. Она поднималась по лестнице и прислушивалась к музыке и весёлому гомону, что долетали из двадцатой квартиры.
      — Да ведь их Катруся сегодня именинница! — ответила ей другая соседка, которая в это время спускалась вниз. — Как же не повеселиться по такому случаю?
      Только кот Мурзик, видно, думал иначе. Он по своей привычке бродил по лестнице и молчал. Но когда проходил мимо Катрусиной двери, то заворчал недовольно и побрёл себе дальше, на свой шестой этаж.

Куклы всё понимают

      Пока в доме не было Фомы, Катруся не очень заботилась о своих куклах. Она любила с ними поиграть. Любила подбирать лоскутики, когда мама что-нибудь шила, и делать из них платочки или шапочки для Тамары и Дюймовочки. И на прогулку она часто брала с собой куклу или медвежонка Михлика.
      Но Катруся недолго возилась с ними. Она усаживала их на стульчики или кидала на этажерку и тут же забывала про них. И куклы скучно сидели себе день и ночь на стульях или валялись на этажерке как попало, иногда даже вверх ногами. Что они думали в это время про свою хозяйку, об этом никто не знал. Ведь куклы говорить не умеют и никому пожаловаться не могут.
      Но с того дня, как в доме появился Фома, всё пошло по-новому.
      Фому нельзя было небрежно кинуть куда-нибудь. Кинешь, а он сразу пищит: «Фо-ма!» И пищал он таким жалобным голоском, что Катруся в тот же миг хватала его на руки и прижимала к себе. Конечно, это кукла, а не живой ребёнок. Но если он может говорить, значит, может и обижаться на плохое обращение! Папа, правда, сказал, что Фома вовсе не говорит, а просто у него есть такой пищик в животе, похожий на голос. Ну, да взрослые всегда всё объясняют как-то по-своему.
      Вечером, ложась спать, Катруся хотела положить Фому на этажерку. Но он, как всегда, запищал. Конечно, он обиделся, что его не укладывают в постель, не раздевают на ночь… Что за охота спать где-то среди кубиков и посуды!
      Пришлось раздеть его, положить около себя в постельку, накрыть одеялом. Пускай себе спит спокойно.
      Катруся обняла Фому одной рукой и уже собралась заснуть. Вдруг она вскочила с постели.
      — Ты чего встала? — удивилась мама, которая что-то чертила, наклонившись над столом.— Ложись и спи, поздно уже!
      — Мамуся, я сейчас, я быстро засну! — ответила Катруся — Мне только надо уложить Тамару, и Дюймовочку, и Михлика тоже!
      — Вот так выдумала! Что за игры среди ночи? Утром будешь играть со своими куклами, а сейчас — марш в постель!
      — Да нет, мамуся, как ты не понимаешь? Я совсем не хочу играть,— сказала Катруся.-Мне просто нужно уложить их спать, как Фому. Они же видят, что я его уложила, а их нет, им обидно… Ведь они не виноваты, что не умеют гово рить… что им такого пищика не вставили, — добавила она, вспомнив папины объяснения.
      Мама отложила свою работу и поглядела на дочку.
      — А что ж, может, и вправду так, — сказала она подумав. — Надо всегда быть справедливой. Только куда ты теперь их положишь? Нельзя же всю ораву в твою постель класть — тебе и самой в ней места не останется. Давай уж вдвоём что-нибудь придумаем…
      Тут мама и Катруся начали делать постель для кукол. Они сдвинули два стульчика, положили на них коврик и диванную подушку. Вместо одеяла мама постелила старый шерстяной платок. Потом они начали раздевать и укладывать Тамару и Дюймовочку. А медвежонка и раздевать не пришлось — на нём ничего не было надето, только красная ленточка на шее.
 
 
      За этим занятием застал их папа. Он только что вернулся с какого-то собрания.
      — Что я вижу? — сказал он. — Какое трогательное зрелище: мама укладывает спать кукол, а дочка в одной рубашке и босиком ей помогает!
      — Молчи, — сказала мама, — я тебе потом расскажу, в чём дело… Ну, вот и уложена твоя детвора, Катруся. Теперь ложись сама и спи спокойно.
      С этого времени Катруся никогда не забывала вечером раздевать и укладывать всех своих кукол. Мама сшила им из разных лоскутков одеяла, простынки и наволочки, сделала маленькие подушечки. А папа купил хорошенькую деревянную кроватку. Тамара и Дюймовочка обе помещались в ней. Михлик спал на стуле, а Фому Катруся всегда укладывала с собой.
      Что и говорить, хлопот теперь у Катруси было немало. Утром приходилось одевать всех по очереди. Сначала, конечно, Фому. Потом Тамару, большую куклу в синем платьице и белом фартучке. У Тамары были настоящие косы. Жалко, что расчёсывать их было нельзя — мама сказала, что тогда все волосы вылезут и кукла станет лысая. Зато платье у неё хорошо снималось и надевалось, застёгивалось на пуговки. А внизу у неё была рубашка с кружевом и белые трусики.
      Дюймовочка у Катруси совсем маленькая, её потому и назвали таким именем. Когда-то мама читала Катрусе сказку про Дюймовочку, такую маленькую-премаленькую девочку, которая сидела в ореховой скорлупке, будто в лодочке, и плавала в миске с водой. Сказка эта очень понравилась Катрусе.
      И тогда же, на Новый год, пришла посылка от бабушки с Дальнего Востока. В этой посылке, кроме разных других вещей, оказалась маленькая куколка.
      «Ой, какая малюсенькая! — обрадовалась Катруся. — Это у меня будет Дюймовочка!»
      Катрусина Дюймовочка, конечно, не поместилась бы в ореховой скорлупке. Но если сравнить её с Тамарой и Михликом, то она и вправду была очень маленькая. Зато у неё было много разных платьев, юбочек и кофточек: для такой маленькой куколки можно шить одежду из мелких лоскутков. А на ночь Катруся раздевала её и завёртывала в носовой платок.
      С Михликом было меньше возни, потому что, как известно, он носил только красную ленточку на шее. Его хорошо защищала от холода своя собственная плюшевая шкура.
      Как-то после завтрака пришла Наташа со своей куклой Светланой. Она часто приходила к Катрусе или Катруся к ней — ведь они очень дружили.
      — Здравствуйте! — сказала Катруся. — Как вы поживаете? Как здоровье вашей дочки? Садитесь, пожалуйста!
      — Ах, знаете, — ответила Наташа, — моя дочка здорова, только очень непослушна. Она сегодня не хотела Вставать и умываться.
      — Что вы говорите? Как это нехорошо! — покачала головой Катруся. — Мои дети тоже непослушные, у меня с ними столько хлопот!
 
 
      Так разговаривали они, как две взаправдашние мамы. Хозяйка и гостья посадили своих детей вокруг столика, а сами принялись готовить им обед.
      — На первое будет суп! — сказала Катруся.— Налей воды в эту кастрюльку, а я пойду на рынок купить что-нибудь.
      Она взяла маленькую корзинку и пошла на кухню.
      — Мама, дай мне картошки, нам нужно сварить суп. Или морковку! — по просила Катруся. Она увидела, что мама как раз начала чистить морковь для борща.
      — Вот тебе морковка, уже очищенная.
      — А чем её резать?
      — Этим ножиком. Он не острый — не порежешься.
      Катруся положила мор-ковку в корзинку, взяла ножик. А сама поглядела: нет ли ещё чего на столе?
      На столе лежало сырое мясо, но из него ничего нельзя сделать для кукол. Потом ещё были яйца… Ну, да их мама всё
      равно не даст…
      — Ты что заглядываешь? — сказала мама. — Тут больше ничего для тебя нет. Возьми в шкафу булочку, конфеток да и корми своих детей.
      Подружки быстро приготовили куклам вкусный обед: на первое суп с морковью, хоть и не варёный, но почти совсем как настоящий. На второе — каша из мочёной булки с сахаром. На третье — конфетки.
      Наташа и Катруся разделили каждую конфетку на мелкие части, чтобы всем хватило.
      — Ну, ешьте, дети, не капризничайте! Тамара, сиди пря мо, не падай со стула!
      — Посмотрите, ваш Михлик уже всё поел, дайте ему добавки!
      — Ах, вы знаете, у моего Михлика страшный аппетит! По тому он такой толстый и пушистый. А вот моя Дюймовочка ни чего не хочет есть, только сладкое! Кушай суп, Дюймовочка, а то ты никогда не вырастешь!
      Но маленькая Дюймовочка упрямо отказывалась есть суп с морковью.
      За это её вывели из-за стола и поставили в угол. Зато все другие куклы быстро съели первое и второе, и им начали раздавать конфетки. Тут уж Катруся не утерпела — дала своему любимцу Фоме целых три кусочка, и он, конечно, их сразу съел.
      — Ой, ой, ой! — покачала головой Наташа. — Ваш Фома столько съел сладкого, что у него обязательно заболит живот. Наверно, уже болит… Поглядите, как он сморщился!
 
 
      Катруся испуганно схватила Фому на руки и поглядела на него. И что это Наташа придумывает? Совсем он не сморщился, а улыбается, как всегда.
      — Это он нарочно улыбается, а живот у него всё-таки болит, — сказала Наташа. — Уложи его скорей в постель, я буду его лечить!
      Дело в том, что Наташина мама была доктор. Катруся ещё не придумала, кем она будет, когда вырастет. А вот Наташа давно уже решила, что обязательно станет доктором, как её мама. И когда они играли в куклы, она всегда придумывала, что кто-нибудь больной, и тут же начинала его лечить. Катруся в ту же минуту раздела Фому и уложила его в постель. Наташа вышла в коридор и оттуда постучала в двери. Катруся отворила.
      — Здравствуйте! Это вы вызывали доктора? Кто тут больной?— суровым голосом спросила Наташа-доктор.
      — Здравствуйте, доктор! Болен мой сынок Фома. У него живот болит! — ответила Катруся.
      — Сейчас мы его выслушаем!
      Наташа вытащила Фому из постели и начала выслушивать, прижав к его животу пустую катушку. Потом засунула ему под мышку карандаш — это, конечно, был термометр.
      Подождав немного, Наташа поглядела на карандаш, стряхнула его, как настоящий термометр, и сказала:
      — Ваш сын очень болен, у него тридцать и шесть. Он наелся сладкого и из-за этого захворал. Ему нельзя гулять и нельзя сидеть на окне. Положите ему на горло компресс и давайте горькое лекарство. До свиданья!
      — До свиданья, доктор!
      Доктор важно поклонился и ушёл. А Катруся нашла клочок ваты и тряпочку и накрутила Фоме на шею такой компресс, что у него сразу же всё перестало болеть.
      — Теперь поведём детей на детскую железную дорогу!— предложила Наташа. Она уже снова стала не доктором, а Светланиной мамой.
      Играть в детскую железную дорогу было очень весело.
      Девочки опрокинули все стулья, какие были в комнате, поставили их рядком, один за другим, как будто это вагоны. На первом стуле пристроили рулон толстой бумаги, на которой папа делает чертежи, как будто это паровоз с трубой. А на паровозе уселся Михлик — его всегда назначали машинистом.
      Вот поезд и готов, началась посадка. Мамы засуетились, начали усаживать детей. Посадили Фому, Тамару, Светлану…
      — А Дюймовочки нету! Где же Дюймовочка?
      — Ой, она до сих пор стоит в углу, я про неё забыла! — испуганно сказала Катруся и бросилась к бедной куколке, которая совсем затомилась в своём уголке. Она стояла, грустно свесив набок голову и опустив руки.
      — Хотела бы я посмотреть, что бы ты делала, если б я про тебя вот так забыла! — сказала мама. — Вот было бы рёву на весь дом! Твоё счастье, что куклы у тебя такие терпеливые.
      Куклы, конечно, были терпеливые, и Дюймовочка не подняла рёву. Но всё же Катрусе не по себе.
      Напрасно она так обидела бедную куклу. Что бы там взрослые ни говорили, а куклы, наверно, всё понимают, только сказать не могут.

Варвара Ивановна

      Палочка прямо, палочка кверху, палочка вниз — это «К». Домик, посередине перекладинка — это «А». Потом молоток: палочка прямо, а на ней сверху другая — это «Т». Ещё палочка прямо, а сбоку кружочек и ножка вниз — «Я».
      Катруся стоит коленями на стуле, склонившись над столом, и большим красным карандашом пишет буквы на листочке бумаги.
 
 
      На столе горит лампа под зелёным абажуром. Напротив Катруси сидит Варвара Ивановна. Папа и мама ушли в театр…
      Варвара Ивановна посадила Катрусю за стол в своей комнате, дала карандаш и бумагу и сказала:
      — Сиди тихо и рисуй, а я буду работать. В девятом часу поужинаешь и ляжешь спать.
      Катруся нарисовала домик с двумя трубами, девочку возле домика и большие красные цветы.
      Красными, правда, были не только цветы, но и домик и девочка, потому что Катруся рисовала красным карандашом.
      У Варвары Ивановны всегда были красные карандаши, она ими правила тетради.
      Нарисовала Катруся домик, девочку, цветы. А потом начала писать знакомые буквы. Из этих букв складывалось слово «Катя». Буквы вышли немножко неуклюжие и такие крупные, что на бумаге больше не осталось места. Тогда Катруся отложила карандаш и стала смотреть, что делает Варвара Ивановна.
      Варвара Ивановна брала одну за другой тетради из большой стопки, что лежала перед ней на столе. Она раскрывала их, разглядывала написанное, что-то подчёркивала и в конце ставила какую-то закорючку.
      — Что это вы нарисовали? — спросила Катруся.
      — Не нарисовала, а написала, — поправила её Варвара Ивановна. — Это, видишь, «пять», самая лучшая отметка. Её ставят тому, кто не сделает ни одной ошибки.
      — А кто не сделал ни одной ошибки? — спросила опять Катруся.
      — Моя ученица Оксана Коваленко. Это её тетрадь. Она раньше плохо училась и делала много ошибок. А вот теперь выправилась. Это мне очень приятно, я всегда радуюсь, когда мои ученики хорошо учатся.
      — А она тоже обрадуется, когда увидит, что вы ей написали «пять»?
      — Конечно, обрадуется. Она хорошая девочка. Не очень способная, но зато прилежная.
      — А я способная?
      Варвара Ивановна улыбнулась:
      — Это мы увидим, когда ты начнёшь учиться в школе. Помни только, что и при больших способностях всё равно на до быть прилежной, иначе из тебя ничего не выйдет… Ну, рисуй, мне ещё несколько тетрадей нужно проверить.
      Варвара Ивановна снова углубилась в свою работу, а Катруся взялась за карандаш. Но рисовать ей уже не хотелось, а писать она больше ничего не умела. Неинтересно же просто писать «О», если это ничего не означает. Поэтому Катруся снова отложила карандаш, подперла подбородок обеими руками и начала думать.
      Интересно было бы знать — какая эта Оксана Коваленко?
      Она, наверно, большая девочка, гораздо больше Люси. У неё длинные-длинные косы, и она сама их заплетает… Хотелось бы посмотреть, как Варвара Ивановна отдаст ей тетрадь, а она раскроет, увидит «пять» и очень обрадуется.
      Вот как весело учиться в школе! Хоть бы скорей прошло два года! Тогда Катруся тоже будет ходить в школу, и будет писать в тетрадке, и не сделает ни одной ошибки. И учительница тоже поставит ей «пять», и она обрадуется, как Оксана Коваленко. Ведь она тоже будет прилежная, она и сейчас так старалась, когда писала «Катя». Ей за это тоже надо поставить «пять»…
      — Варвара Ивановна, — сказала Катруся, — можно мне написать «пять»? У меня ни одной ошибки.
      Варвара Ивановна посмотрела на Катрусин листочек, разглядела рисунок и крупную подпись: «КАТЯ».
      — За рисование — пять, — сказала Варвара Ивановна.— Тут сразу видно, что это домик, а это девочка,— а это цветы. Для твоих лет нарисовано очень хорошо. А за письмо больше четвёрки поставить не могу, потому что одну ошибку ты сделала: буква «Я» у тебя не в ту сторону смотрит. Нужно вот. так, гляди.
      И Варвара Ивановна написала большое «Я». Оно было гораздо красивее, чем у Катруси. И потом, у Катруси кружочек и ножка были с правой стороны прямой палочки, а у Варвары Ивановны — с левой.
      — Я тоже так могу! — сказала Катруся и написала «Я» так, как у Варвары Ивановны.
      — А ну-ка, ещё раз я ещё раз — пускай рука приучится писать правильно, — сказала Варвара Ивановна. — Вот видишь, как хорошо выходит! Напиши теперь снова «КАТЯ», без ошибки.
      Катруся принялась старательно выводить буквы. А когда написала своё имя, Варвара Ивановна посмотрела и поставила под ним такую же хорошую закорючку, как в тетрадке Оксаны Коваленко.
      — Пять! Пять! — радостно закричала Катруся, подпрыгивая на стуле и хлопая в ладоши. — Покажу завтра маме и па пе! Давайте ещё писать что-нибудь, Варвара Ивановна.
      Но Варвара Ивановна покачала головой.
      — На сегодня хватит, — сказала она. — Посидим лучше на диване да поговорим.
      Ну конечно, Катруся охотно согласилась. Она очень любила сидеть с Варварой Ивановной на её широком диване и слушать интересные сказки и разные истории из жизни. Варвара Ивановна знала множество таких историй. Вот они уселись на диване. Варвара Ивановна подсунула себе под бок подушку и спросила:
 
 
      — Про что тебе рассказать?
      Катруся немножко подумала, а потом попросила:
      — Расскажите, как вы были маленькая, как учились читать.
      — Ну хорошо, слушай, — улыбнулась Варвара Ивановна и начала рассказывать. — Это было очень-очень давно…
      — Когда меня ещё не было на свете? — спросила Катруся.
      Не только тебя, а и мамы и папы твоих не было. Очень давно, ещё задолго до Октябрьской революции…
      — В самом первом, тысяча девятьсот первом году? — перебила снова Катруся.
      — Ну, не в тысяча девятьсот первом, а немного позднее… Только ты не перебивай меня после каждого слова, а то я тебе ничего не смогу рассказать… Жили мы в маленьком домике, на окраине большого города. Мой отец работал на заводе. А завод этот принадлежал богатому фабриканту, капиталисту. У того фабриканта было много денег, он жил в роскошном доме и ничего не делал. А мой отец и другие рабочие на него работали.
      — А зачем же они на него работали? — удивилась Катруся.
      — Да ведь им нужно было зарабатывать деньги, чтобы как-то жить. Тогда все заводы и фабрики принадлежали капиталистам. Вот и приходилось на них работать, чтобы заработать денег. Только платили рабочим совсем мало, а семья у нас была большая. Вот отцова заработка и хватало только на то, чтобы кое-как прокормиться да одеться. А уж на конфетки да на игрушки нечего было и заглядываться. Ни игрушек, ни книжек с картинками у нас не было. Я даже и не знала, что бывают такие детские книжки…
      — И вы не читали «Муху-Цокотуху»? И про гадкого утёнка? И совсем никаких сказок не знали?
      — Нет, сказки я знала, сказки нам бабушка рассказывала. А буквы я знаешь как выучила? По вывескам на магазинах. Вот пойдём с мамой на рынок, идём улицей, я и спрашиваю маму: «Это что написано, это какая буква?» Она мне скажет, а я и запомню. Скоро я все вывески научилась читать.
      Особенно запомнилась мне одна вывеска на нашей улице. Там была такая большая прачечная, где стирали бельё, — конечно, для богатых людей. И вот там над дверью висела огромная вывеска: «Прачечное заведение». Эту вывеску я долго не могла прочитать. Но наконец и её прочитала!
      Тогда отец увидел, что мне хочется учиться, кое-как собрал деньжонок и купил мне букварь. «Пора, говорит, тебе, Варенька, в школу». И начала я ходить в школу.
      — И вам учительница ставила пять, правда же?
      — Правда. Я хорошо училась, учительница меня всегда хвалила. А потом я ещё любила сама учить. Приходила до мой и всё, что в школе выучила, сестричке Марусе показывала. Маруся в пять лет у меня грамоте выучилась. Отец радовался, говорил: «Вот вырастешь, учительницей будешь».
 
 
      А мама хоть и жаловалась, что приходится мне платья да башмаки справлять, чтобы ходить в школу, но всё же и ей было приятно послушать, как я хорошо читаю.
      — И так вы учились, учились, а потом и правда стали учительницей, как ваш папа говорил? — спросила Катруся.
      — Э, нет, не так оно всё просто было! — покачала головой Варвара Ивановна. — Проучилась я в школе два года. Тут вдруг началась война, отца моего забрали в солдаты. Пошёл он на войну, а там его убили. Осталась наша мама со старой бабушкой да с четырьмя детьми.
      Что делать? Как жить? Пришлось маме самой на хлеб зарабатывать. И пошла она работать в это самое «Прачечное заведение», на котором я вывеску читала. А бабушка была совсем старая да хворая, не могла одна с ребятишками управиться. Мама и забрала меня из школы. «Ты, говорит, большая, десятый год пошёл, да и грамотная уже. Хватит учиться, будешь дома хозяйничать». Тем и кончилось моё ученье.
      — А дальше? Вы больше и не учились? А как же вы стали учительницей? — удивилась Катруся.
      Варвара Ивановна сидела задумавшись, видно вспоминая свою маму, старую бабушку, сестёр да братишку… Потом она погладила Катрусю по голове и поднялась с дивана:
      — Про то, что дальше было, расскажу в другой раз. Уже девятый час, пора тебе спать. Пойдём, накормлю тебя и по ложу в постельку — у тебя уже глаза закрываются.
      Катрусе очень хотелось послушать теперь же, а не в другой раз, что было дальше. Но глаза у неё и правда сами собой закрывались. Поэтому она не стала спорить и послушно пошла в свою комнату.

Катруся катается на санках

      Есть на свете такие странные люди, которым почему-то не нравится зима. Они жалуются, что зимой холодно, что нужно на себя надевать много разной тёплой и тяжёлой одёжи. Им не нравится, что нет зелени да цветов, что вся земля покрыта
      снегом, а по снегу ходить скользко, можно упасть… Они только и думают: пускай бы зима поскорей линовала да наступила бы весна!
      А на самом деле эти люди ничегошеньки не понимают. Ну что из того, что зимой холодно? Так и надо, чтобы было холодно. Ведь если будет тепло, снег сразу растает. А если не будет снега, как же тогда кататься на санках? И на лыжах тоже нельзя ходить и бегать на коньках по льду. Ведь и лёд бывает тоже только тогда, когда холодно, а от тепла он тотчас растает.
      Коньков у Катруси, правда, не было. Мама сказала: «Ещё рано». Но Катруся не раз видела, как катаются большие ребята, которые уже ходят в школу. И это было так весело!
      Зато санки Катрусе давно уже купили, ещё в прошлом году. Очень хорошие, лёгонькие саночки! Катруся сама носила их вниз по лестнице, когда шла с мамой гулять.
      Она каталась на своих санках по дорожкам в сквере, съезжала со снежной горки.
      А один раз вместе с ними пошла гулять и Наташа. У Наташи тоже есть санки. Они и с горки катались, и возили в санках друг друга. А потом привязали Наташины санки к Катрусиным, сели каждая на свои санки, и мама начала бегом катать их по дорожке обеих сразу.
      — Бабушка так не смогла бы, — сказала Наташа, — ведь моей бабушке шестьдесят лет. А твоей маме двадцать пять, потому она и умеет бегать!
      Катрусина мама и правда бегала очень хорошо. Какой-то большой мальчишка хотел прицепиться к Наташиным санкам, но мама так на него крикнула, что он сразу же убрался прочь и только издали показал маме язык.
 
 
      День прошёл очень быстро. Начало темнеть, пришлось возвращаться домой.
      Наташина бабушка встретила их и сказала:
      — Очень вам благодарна, Надежда Павловна, за то, что взяли с собой Наташу! А завтра уж я пойду с девочками, а вы можете остаться дома.
      — Вот и хорошо! — обрадовалась мама. — В котором часу вы пойдёте?
      — Да хоть бы в два часа. Пускай Катруся с санками вый дет ровно в два. А мы уже будем готовы и сразу пойдём.
      На другой день, ровно в два часа, Катруся надела шубку и шапочку, валенки да рукавички, попрощалась с мамой и вышла из квартиры. Она оставила санки около своей двери, а сама побежала на четвёртый этаж и постучала в Наташину дверь.
      Открыла бабушка, только совсем неодетая — в халате и фартуке и в тёплых домашних туфлях.
      — Ах, да это Катруся! — заволновалась она. — А я и забыла предупредить: не пойдём мы сегодня гулять. У Наташи что-то горло болит и температура повышена. Не ангина ли начинается…
      Вот тебе и раз! Катруся даже не нашлась что сказать. Только вздохнула и тихо пошла вниз.
      Около своей двери она остановилась, посмотрела на санки и опять вздохнула. Неужели так и пропало гулянье? Мама, конечно, не пойдёт гулять, она уже разложила на столе чертежи и начала работать.
      А что, если Катруся одна погуляет? Она же не какая-нибудь малышка! До сквера недалеко, и только один раз надо переходить улицу. А Катруся хорошо знает, как надо переходить: посмотреть в одну сторону, а потом в другую — не идёт ли машина? — и тогда поскорей перебежать. Вот и всё!
      Зато как хорошо в садике! Ровные белые дорожки, снежная горка, много детей… Что случится, если Катруся погуляет немножко одна?
      И, подумав так, Катруся решительно взяла санки и пошла вниз по лестнице.
      Вот она уже и на улице. Недалеко от парадного старый дворник дядя Панас с метлой в руках расчищал тротуар. Катруся испугалась — вдруг он скажет: «Ты что вышла одна, без мамы?» Но он стоял к ней спиной и не оглянулся. Она скорей пробежала вперёд со своими санками и повернула за угол, на ту улицу, которая вела в сквер.
      Улица была тихая, белая. Пушистый иней густо покрывал ветки деревьев, что стояли вдоль тротуара. Людей на улице было немного. Встречные прохожие либо не обращали на Катрусю внимания, либо ласково улыбались и давали ей дорогу. И Катруся шла себе не спеша со своими санками. Ей было очень приятно, что она идёт одна, как большая.
      Дойдя до перекрёстка, Катруся остановилась и приготовилась переходить улицу. Посмотрела в одну сторону — нет машины, посмотрела в другую — тоже нет. Тогда она покрепче ухватила за верёвочку свои санки и быстро-быстро перебежала улицу.
 
 
      Вот и сквер — весь засыпанный сверкающим снегом садик с расчищенными дорожками, со снежной горкой. Возле горки со смехом и гомоном толпились ребятишки с санками. Как тут весело! Вот когда можно наиграться вволю!
      Катруся уже собралась войти в сквер, но вдруг остановилась. Возле снеговой горки, среди других ребят, она издалека увидела того самого большого мальчишку, который вчера цеплялся за Наташины санки. Он тогда ещё так противно высунул язык, когда мама крикнула на него. Сейчас этот мальчишка тоже озорничал — орал, выкрикивал какие-то глупые слова, лез без очереди на горку, расталкивал маленьких. Малыши разбегались от него в разные стороны, а спорить с ним боялись. Все только испуганно и сердито смотрели ему вслед, когда он с диким криком скатывался с горки.
      Нет, туда даже и подходить нельзя. Что, если он уцепится за санки или совсем выхватит их, да ещё и отколотит? Мамы нет, а Катруся одна ничего не сможет сделать с таким большим мальчишкой. Лучше туда и не ходить!
      Катруся с досадой топнула ногой, повернулась и пошла прочь от сквера. Только пошла она не назад, не домой, а дальше по улице, сама не зная куда.
      Улица, конечно, была знакомая. Тут через несколько домов помещался магазин «Овощи — фрукты». Мама с Катрусей часто ходили сюда покупать яблоки, кислую капусту, огурцы… В этом магазине продавались также халва и мёд, а иногда мандарины и апельсины. Кроме того, тут можно было напиться вкусного соку — яблочного или виноградного. Катруся очень любила соки и потому охотно ходила с мамой в этот магазин. Недалеко от магазина — школа, где работает Варвара Ивановна. В этой школе, в третьем классе, учится Люся. И Катруся с Наташей тоже будут ходить сюда учиться, когда им исполнится семь лет. Школа стояла немного в стороне от улицы, посреди большого сада, обнесённого узорчатой оградой. А дальше, за углом этой ограды, вниз под гору спускался узенький переулочек. По этому переулочку, видно, никто никогда не ездил. Только по сторонам были протоптаны в снегу узкие тропочки, а посередине блестел белый, нетронутый снег.
      Ой, так ведь это же снежная горка, да ещё какая! Не то что в сквере — там совсем маленькая, далеко не покатишься.
      А тут широкая, отлогая; хоть не очень крутая, но зато длинная-длинная!.. И целая стайка девочек катается с горы на санках. Две из них сели на санки и покатились, а остальные стоят на горе и кричат и смеются — ждут своей очереди. Девочек-то много, а санки — одни!
      На дорожке около забора Катруся увидела кучку портфелей, — значит, это всё школьницы, они, наверно, идут в школу во вторую смену. А кто-то из них захватил с собой санки — вот они и веселятся, пока ещё есть время… Девочки такие, как Люся, — может, тоже из третьего, а то и из четвёртого класса, большие.
      — А ты что, малышка? — крикнула вдруг одна девочка. — Тоже прокатиться хочешь?
      — Хочу! — смело ответила Катруся. Девочек она не боялась, какие бы они ни были большие. Ведь девочки совсем не то, что мальчишки.
      — Тебе нельзя! — вмешалась другая девочка. — Эта гора не для маленьких. Шла бы ты лучше в садик!
      — Как тебе не стыдно, Нинка! — сказала третья девочка. — Чего ты её прогоняешь? Что тебе, жалко, если маленькая покатается?
      — Да она же не сумеет! — насмешливо фыркнула та, которую назвали Нинкой. — Не затормозит вовремя, так и вылетит на площадь!
      — Ну и что ж из этого? Мы ведь её одну не пустим… Хочешь со мной, девчурка? — ласково спросила третья девочка и подошла к Катрусе.
      — Конечно, хочу! — ответила Катруся. Ей очень понравилась эта приветливая девочка, не то что сердитая Нинка.
      — Ну так садись сзади меня да держись крепче!
      Катрусю не надо было упрашивать. Она живо уселась на санки за спиной этой хорошей девочки и крепко схватилась за её шубку.
      — Хитро придумано! — скривила губы Нинка. — Наша Лидуся и доброту свою покажет, и с горы без очереди скатится!
      — А ты как думала? Доброму всегда на свете лучше живётся! Девочки, помогите оттолкнуться!
      Нина что-то ещё проворчала, но Катруся уже не разобрала её слов. Девочки все сразу закричали на Нину и кинулись помогать Лиде стронуться с места.
 
 
      И вот санки покатились под гору — всё шибче и шибче, прямо как ветер полетели, даже в ушах загудело! Ух, как страшно, а в то же время и весело! По сторонам замелькали дома, деревья, кучи снегу… Катруся не видела, что там впереди, она носом уткнулась в Лидину спину и только чувствовала, как быстро мчатся санки, а горе конца-краю нет… И вот они уже сворачивают немножко вправо — тут переулок делает такой поворот. Потом вдруг толчок — санки круто свернули в сторону и остановились. Снег метелью взвился из-под полозьев. Это Лида так круто затормозила.
      Тут Катруся оглянулась вокруг — куда же они примчались?
      Дальше, правда, нельзя было ехать, переулок кончился. Дальше была площадь, а там, на площади, мчались одна за другой разные машины — и легковые, и грузовые…
      — Ну как? Не испугалась? Молодец, не трусиха! — сказала Лида. — Пойдём теперь скорей на гору, покатаемся ещё!
      Пока они шли назад со своими санками, Лида успела расспросить Катрусю, как её зовут, сколько ей лет, есть ли у неё старшие братья или сестры. Не спросила она только о том, как это Катруся очутилась одна на улице. А Катруся всё время боялась, что Лида спросит об этом. Поэтому Катруся очень обрадовалась, когда они поднялись наконец на гору и разговор оборвался. Некогда было разговаривать!
      Теперь на санки села другая девочка, а Катрусю опять посадили сзади. И они снова съехали с горы, ещё лучше, чем в первый раз, — теперь уже было совсем не страшно.
      И так они катались одна за другой, и все девочки по очереди брали с собой Катрусю. Она даже немножко устала — далеконько-таки приходилось каждый раз возвращаться пешком, да ещё в гору. Зато она каталась с настоящей большой горы и с большими девочками-школьницами!
      Вдруг со двора школы долетел звонок. Девочки всполошились и кинулись к своим портфелям.
      — До свиданья, Катруся! — крикнула Лида. — Приходи ещё когда-нибудь!
      — До свиданья! — закричали и другие девочки и стремглав побежали в школу.
      Катруся осталась одна. Вот жалко, что так скоро кончилось катанье! Можно было бы ещё покататься с горки! Катрусе ведь некуда спешить…
      И тут вдруг, сама не зная, как это случилось, Катруся села на свои санки, оттолкнулась ногами и покатилась одна вниз под гору!
      Санки летели, как ветер. Впереди лежала искристая белая дорога. Теперь уже всё было хорошо видно, ничья спина не загораживала. Но было совсем не страшно — она уже привыкла к такому полёту. Санки сами мчались по накатанной колее, сами повернули направо, где переулок сворачивал в сторону. Ветер так и свистел в ушах!
      Но вот гора кончилась. Скорей тормозить! Катруся вытянула ноги вперёд, хотела упереться в снег. Но, может, ноги у неё были коротки, а может, силы не хватило, только она со страхом увидела, что никак не может остановиться. И в тот же миг санки с разбегу вылетели из переулка, раскатились по площади и остановились на самой её середине…
      — Стой! Стой! Под машину попадёшь! Помогите! Со всех сторон к Катрусе бежали люди. Заверещал пронзительный свисток милиционера. Какой-то длинноногий дяденька первый очутился около санок и одним рывком подкатил их к тротуару. Какая-то тётенька кричала не своим голосом. Легковая машина остановилась шагов за десять от Катрусиных санок, из неё выпрыгнул и подбежал к Катрусе толстый человек с портфелем:
      — Чей это ребёнок? Что это за выходки?! Какой ужас!
 
 
      Ужаса, правда, никакого не было. Но Катруся совсем растерялась и не знала, что ей делать. Около неё уже собралась толпа. Подошёл милиционер.
      — Чья это девочка? — спросил он.
      Никто не знал. Все только переглядывались и пожимали плечами. Тогда милиционер повернулся к самой Катрусе:
      — Где твоя мама? С кем ты гуляешь?
      — Одна, — тихо ответила Катруся.
      — Как же твоя мама отпустила тебя одну? Разве можно с: этой горы кататься? Вот попала бы под машину, что тогда было бы?
      Катруся молчала. Тогда милиционер спросил, где она живёт. Свой адрес Катруся хорошо знала. Она сказала:
      — Новая улица, пять, квартира двадцать.
      — Я знаю этот адрес! — сказала вдруг какая-то девушка в белой шапочке. Она стояла в толпе вместе со своей подругой, и обе они держали в руках школьные портфели. — В этой квартире живёт наша учительница Варвара Ивановна.
      Катруся молча кивнула головой.
      — Так отведите её домой, гражданочка, будьте добры, — обратился милиционер к девушке. — И скажите вашей учительнице, чтобы она не пускала свою дочку одну кататься на улицах!
      — Я совсем не дочка, я соседка, — сказала Катруся.
      В это время подруга дёрнула девушку в белой шапочке за рукав.
      — И зачем ты вмешиваешься, Оксана? — недовольно сказала она. — Какое тебе дело? Только время тратить…
      — А как же можно не помочь, если меня просят? — ответила девушка в белой шапочке. — Ты же видишь, малышка испугалась, и её мама, наверно, волнуется.
      И она взяла Катрусю за руку.
      — Очень благодарен! — сказал милиционер и козырнул девушке. А потом обратился к толпе: — Расходитесь, граждане, прошу вас!
 
 
      Девушка в белой шапочке повела Катрусю домой. Сначала Катруся шла молча, ещё ошеломлённая тем, что случилось. Но понемногу ей стало повеселее: кругом всё было так же бело, как раньше, снег поблёскивал на солнце, будто ничего и не случилось.
      Вот хорошо, что подвернулась эта девушка — Варвары Ивановны ученица! А иначе милиционер забрал бы Катрусю в милицию… Катруся поглядела на свою спутницу и вспомнила, что подруга назвала её Оксаной.
      — Может, ты Оксана Коваленко? — спросила Катруся.
      — О! — удивилась девушка. — Откуда ты меня знаешь?
      — Я тебя не знаю. Мне Варвара Ивановна говорила. Она тебе поставила пять. Ты обрадовалась, правда?
      — А кто же не обрадуется пятёрке? — засмеялась девушка и с любопытством взглянула на Катрусю. — Раз ты про меня всё знаешь, то расскажи про себя: как тебя зовут и кто ты такая?
      Тут Катруся совсем развеселилась и начала рассказывать про всё: как её зовут, и как фамилия, и как она тоже будет учиться в школе и получать пятёрки — ведь она и теперь уже большая и знает буквы…
      — Большая не большая, а на улицу одна больше не ходи! — сказала Оксана Коваленко.
      Так с разговором они и не заметили, как пришли к Катрусиному дому. Катруся остановилась и смущённо сказала:
      — Оксана Коваленко, ты меня дальше не провожай. Я теперь сама пойду. А на улицу одна больше ходить не буду.
      Оксана засмеялась и с укором покачала головой:
      — Ага, боишься, что я маме расскажу? Что ж, умела на проказить — умей за это и отвечать. Ну да ладно, малышка, беги одна домой, да не шали больше!

Тяжёлые дни

      — Вот и наша Катрусенька! — весело сказала мама, открывая дверь. — Хорошо погуляла? Не замёрзла? Да и разрумянилась как! Может, по лестнице наверх шибко бежала?
      Ничего не отвечая, Катруся вошла в переднюю. Она поставила в уголок санки и начала медленно снимать рукавички и шубку.
      «По лестнице шибко бежала»! Нет, никогда ещё она не поднималась по лестнице так тихо, как сегодня. С каждым шагом всё тяжелее становилось у неё на сердце.
      Мама, наверно, уже знает, что Наташа захворала и не пошла с бабушкой гулять. Знает, что Катруся, никого не спросившись, пошла одна на улицу. И даже не в знакомый сквер пошла, а далеко, за Люсину школу… А может, она знает и о том, что случилось на площади? И о том, как она чуть-чуть не попала в милицию? И, конечно, попала бы, если бы не Оксана Коваленко…
      — Весело было? — спросила мама. — Да что с тобой, доченька? Почему ты такая хмурая? С Наташей поссорилась или ещё что?
 
 
      Ой, и зачем мама расспрашивает! Правду ведь не скажешь, а обманывать нельзя. Мама всегда говорит, что обманывать
      нельзя.
      — Нет, не поссорились… — сказала Катруся, и это была чистая правда. — Было весело… — Но вспомнила своё приключение на площади и добавила: — Нет, не очень весело…
      — Почему не очень весело? С тобой что-нибудь случилось? — встревожилась мама.
      — Совсем ничего не случилось! — буркнула Катруся. И это уже была настоящая ложь.
      А дальше пошло ещё хуже. Мама, как на беду, всё продолжала расспрашивать:
      — Где же вы гуляли? В сквере?
      — Да… — промямлила Катруся совсем тихо. Но громко ли, тихо ли сказана ложь — она всё равно остаётся ложью.
      — А ты хоть поблагодарила бабушку за то, что она с тобой гуляла?
      — Поблагодарила…
      — Ну, значит, всё хорошо, — сказала мама. — Ты, я вижу, устала. Иди возьми книжку да посиди тихонько, отдохни. А скоро и папа придёт, будем обедать.
      Катруся вздохнула с облегчением, забралась в уголок дивана и раскрыла книжку с картинками. Но картинки почему-то показались ей совсем неинтересными. На обложке стояла девочка в веночке, в лёгком красном платьице и босая. Она стояла среди спелой пшеницы, подняв кверху руки, и чему-то радовалась. И чего бы это ей радоваться? Так «раденька, что глупенька», как иногда мама говорит.
      А вот эта девочка сидит с бабушкой за столом и пьёт чай. Бабушка на неё смотрит ласково, а рядом на табуретке сидит кукла. Ну, и опять ничего интересного нет!..
      Катруся перевернула ещё несколько страничек и снова увидела на картинке эту самую девочку. Теперь она уже вдвоём с каким-то парнишкой сидела на санках — может, собиралась съехать с горы… Ой, ну зачем только такие картинки рисуют?
      Катруся сердито захлопнула книжку.
      Может, поиграть в куклы? Она слезла с дивана и взяла на руки Фому. Он, как всегда, вымолвил «Фома», но Катрусе показалось, что его голосок звучит как-то невесело. Может, он знает, что Катруся без спросу одна пошла гулять, а главное — маме отвечала неправду… А мама обязательно про всё дознается — ведь так всегда бывает, — и что ж тогда будет?..
      На счастье, пришёл домой папа и прервал эти печальные Катрусины мысли.
      Мама накрыла стол, подала борщ, и все сели обедать.
      — А что у меня есть! — сказал папа, таинственно прищурив один глаз. — Вот съедим борщ, тогда скажу!
      Хоть и очень плохое настроение было у Катруси, а всё ж таки папины слова её заинтересовали. Поэтому она взяла ложку и начала торопливо есть борщ. Уж очень ей хотелось поскорей узнать про папин секрет!
      Но, как она ни торопилась, папа съел борщ раньше её и раньше мамы и с хитрой усмешкой сидел и ждал, пока они поедят.
      Наконец все тарелки опустели.
      — Ну, — сказал папа, — теперь я скажу, что у меня есть. Сегодня пятница, завтра суббота, а на воскресенье у меня есть билеты в театр!
      — Ура! — закричала Катруся и захлопала в ладоши.
      — Очень хорошо, — сказала мама, — мне давно хотелось повести Катрусю в театр. А в какой театр мы пойдём?
      — В оперу. В воскресенье утром идёт балет «Лебединое озеро». Я думаю, Катрусе будет интересно.
      — Интересно, интересно! Конечно, интересно! — твердила Катруся, а сама подпрыгивала на стуле от радости. — А какое это озеро? Почему оно лебединое? Разве в театре бывают озёра?
      — Выходит, что бывают, — улыбнулся папа. — А какое оно — это уж ты сама увидишь в воскресенье!
      До самого вечера Катруся только и мечтала о том, как она в воскресенье пойдёт в театр. Она легла спать, и ей приснилось озеро. По озеру плавали белые лебеди, как в зоопарке или как на картинке в той сказке про гадкого утёнка, которую читала ей мама.
      И в субботу с утра тоже всё шло очень хорошо. Мама села дошивать Катрусе новое платье, завтра Катруся в нём пойдёт в театр. Платье было уже почти готово — такое красивое, синее шерстяное с пёстрой вышивкой. Мама сама его вышивала. Теперь осталось только подшить подол. Катруся весело примеряла платье и всё глядела на себя в зеркало. Чудное платье, не у каждой девочки есть такое!
 
 
      — Ах, — вдруг сказала мама, — подшивать нужно синим шёлком, а у меня его нет! Придётся сбегать к Наташиной бабушке. У неё, наверно, есть.
      При этих словах сердце у Катруси так и замерло. К Наташиной бабушке!.. Сразу вспомнился вчерашний день. Что делать? Сейчас Наташина бабушка расскажет маме, что Наташа больна, что никуда они вчера с Катрусей не ходили… И тут уж обязательно узнают, что Катруся гуляла одна и маму обманула, говорила ей неправду…
      — Мама, я сама сбегаю! — живо сказала Катруся.
      — Ну что ж, сбегай, — согласилась мама, — а впрочем, нет, не нужно. Я подошью чёрным шёлком, чёрный у меня есть.
      У Катруси отлегло от сердца. На этот раз обошлось… Но почему-то ей стало совсем не так интересно смотреть, как мама шьёт платье. Она отошла в свой уголок, села на стул и стала думать.
      Сейчас мама не пошла к Наташиной бабушке за синим шёлком. Но, может, ей ещё что-нибудь понадобится — соль, или лавровый лист, или ещё какая мелочь. Когда в доме чего-нибудь не хватает, мама всегда идёт к Наташиной бабушке. А если бабушке что нужно, то она просит у мамы. Вот, может, Наташиной бабушке как раз что-нибудь понадобится, она и придёт… А может, и так просто зайдёт на минутку. Она часто заходит к ним. Тогда уж она обязательно скажет про Наташину болезнь и про вчерашний день!..
      Ой, лучше бы Катруся сама про всё рассказала, ещё вчера, как только вернулась домой!
      Целый день до самого вечера Катруся всё думала одно и то же. Игрушки и книжки не интересовали, не утешали её. Красивое синее платье с вышивкой было готово, но и оно казалось теперь совсем не таким красивым. И таинственное озеро с белыми лебедями тоже казалось неинтересным. Да и что за радость идти в театр, когда так неспокойно и тяжело на сердце… Вот уже начало темнеть. Катруся с мамой пообедали вдвоём — папа сегодня задержался на работе.
      Стукнула входная дверь, но это был не папа. Это Варвара Ивановна вернулась из школы и прошла к себе в комнату. Минут через десять она позвала маму:
      — Зайдите ко мне на минуточку, Надежда Павловна.
      Мама пошла к ней и что-то долго не возвращалась. Потом Катруся услышала, как она быстрым шагом прошла по коридору и вышла куда-то из квартиры. Куда она пошла?.. Неодетая, без пальто… Значит, к соседям. Не может быть никаких сомнений — мама пошла к Наташиной бабушке!
      Катруся изо всех сил стиснула кулачки и упёрлась в них подбородком. Она забралась на диван и сидела там в уголке неподвижно. Что же теперь будет?
      И вот снова громко хлопнула входная дверь. Мама не вошла, а вбежала, как вихрь, в комнату.
      — Катруся! — закричала она ещё с порога. — Что это такое? Что ты вчера натворила?
      — Ничего не натворила, — прошептала Катруся.
      Она низко опустила голову и принялась водить пальцем по узору диванной подушки.
      — Как так — ничего? Зачем ты лжёшь? Ведь я же всё знаю! Сейчас же отвечай, как ты смела одна пойти на улицу?!
      Но Катруся молчала, только ещё внимательней разглядывала подушку.
      — Брось подушку и отвечай! — ещё сердитей закричала мама, выхватила подушку и с досадой бросила её на пол.
      В эту минуту пришёл папа.
      — Что тут делается? — удивлённо спросил он и поднял по душку с пола. — Чего ты кричишь на весь дом, Надюша, и по душками кидаешься?
      — Вот, полюбуйся на свою дочку! — крикнула мама разгневанно. — Ты знаешь, что она вчера натворила?
      И мама с возмущением рассказала папе про все вчерашние Катрусины похождения.
      Папа нахмурился и подошёл к Катрусе.
      — Одна пошла на улицу? Чуть не попала под машину? Да ещё и маме не рассказала ничего? — сурово спросил он. — Да как же тебе не стыдно?
      Катрусе хотелось сказать, что ей очень стыдно. Но она ничего не могла вымолвить, не могла даже рта раскрыть.
      — Проси сейчас же у мамы прощения! — приказал папа. Но рот не разжимался, будто его кто склеил. Папа подо ждал с минуту, а потом сказал:
      — Раз ты такая упрямая, то я с тобой буду иначе разговаривать. Вот возьму сейчас твоего Фому и отнесу назад в магазин. Пускай его продадут другим, хорошим детям!
      И он направился прямо в тот угол, где на стульчике спокойно сидел Фома. Но Катруся вскочила с места, стрелой метнулась в свой уголок и крепко прижала к груди Фому.
 
 
      — Не отдам! — закричала она во весь голос. — Не буду просить прощения! Не люблю тебя! И маму не люблю!
      Мама ахнула и села на стул.
      — Вот сейчас дам тебе ремня, тогда будешь знать! — крикнул папа и начал расстёгивать пояс.
      — Варвара Ивановна говорит — нельзя бить детей, — растерянно сказала мама.
      — А что ж с ними делать?!
      — А разве я знаю!
      Папа помолчал, подумал, потом взглянул на Катрусю с презрением и подошёл к маме.
      — Вот что, Надюша,— сказал он. — Не обращай на неё внимания, раз она такая плохая девчонка. Не будем совсем с ней разговаривать, пускай живёт себе как знает, одна.
      Мама вздохнула и стала подавать папе обед. И он начал рассказывать маме, что было сегодня у него на работе, и про всякие другие дела. А про Катрусю уже ни одним словом не упоминал. Ну что ж, тем лучше, если на этом всё и кончилось… Но вскоре оказалось, что ничего ещё не кончилось. Уже совсем стемнело. Катруся начала зевать и подумала, что, наверно, и спать пора бы… Но мама ничего не говорила. Катруся посидела ещё немножко, зевнула нарочно погромче, чтобы мама услышала. Но мама даже не взглянула на неё.
      — Давай ложиться спать, — сказал папа. Он тоже не обращал на Катрусю никакого внимания. — Я очень устал, а завтра надо рано встать и пойти в театр, вернуть билеты.
      Мама начала стелить постель себе и папе. Папа стал раздеваться, а про Катрусю они будто забыли… И Катрусе стало так горько, что она потихоньку начала всхлипывать и шмыгать носом. Мама что-то сказала папе шёпотом, но папа ответил громко:
      — Пускай попросит прощения!
      Тогда Катруся перестала всхлипывать, вытерла нос кулачком и принялась сама раздеваться.
      — Никогда не видела таких упрямых детей! — сказала мама.
      Катруся молча сняла с себя платье, трусики и чулки. Лифчик она не смогла расстегнуть. Подумала немножко и легла в постель в лифчике. Мама и на это ничего ей не сказала.
      В эту ночь уже не снились Катрусе весёлые сны про лебедей да про сказочные озёра.
      И утро тоже наступило невесёлое.
      Катруся проснулась рано, но в комнате уже никого не было. Мама, наверно, пошла на рынок, а папа… Папа, конечно, пошёл в театр возвращать билеты.
      Ну что ж, пускай возвращает, можно и без театра обойтись.
      А вот как жить дальше, если мама и папа не обращают на тебя внимания?.. «Пускай живёт себе как знает, одна», — сказал папа. Правда, Катруся не какой-нибудь младенец, она уже большая. А всё-таки как она будет жить одна? Она даже лифчик сама застегнуть не может…
      Тут Катруся вспомнила, что лифчик застёгивать не нужно — она же его не снимала! Катруся быстро оделась, кое-как расчесала гребешком волосы и поглядела на себя в зеркало. Пока всё идёт как следует… может, и дальше не так-то уж трудно будет жить, как сама знает. Вот только как быть с завтраком?
 
 
      На столе стояло что-то накрытое салфеткой. Катруся сняла салфетку и увидела тарелку с кашей, стакан молока и кусок булки. Значит, мама всё-таки оставила ей завтрак? Мама всё-таки заботится о ней, хоть и думает, что Катруся её не любит. А может, мама догадывается, что Катруся говорила неправду, будто она папу и маму не любит? Ведь это она просто так, с досады крикнула. А на самом-то деле Катруся очень-очень любит маму, и папу тоже любит… И вот как это всё нехорошо вышло!
      Слёзы закапали прямо в тарелку с кашей. Но Катруся всё-таки продолжала есть и съела всё, что мама ей оставила на завтрак. Ведь так приятно было думать, что мама ещё не совсем отказалась от неё…
      В дверь заглянула Варвара Ивановна:
      — Ты одна, Катруся? Позавтракала? А ну, иди ко мне! Ой, как хорошо, что есть на свете ещё и Варвара Ивановна, что хоть она не отказалась от Катруси!
      Варвара Ивановна посадила Катрусю на диван в своей комнате, сама села около неё и сказала:
      — Ну, теперь расскажи по порядку, Катруся, про всё, что с тобой случилось.
      И Катруся всё рассказала, самую чистую правду. И о том, как она одна пошла гулять, потому что Наташа захворала. И про озорного мальчишку в сквере. И про девочек около школы, про милиционера и Оксану Коваленко. А главное — о том, как она поссорилась с папой и мамой и ей теперь приходится жить одной, как сама знает…
      Катруся спешила поскорей рассказать, сбивалась, кое-что забывала и опять сначала рассказывала. Всё выходило как-то неладно и перепутано. Но Варвара Ивановна кивала головой и приговаривала: «Так, так, понимаю».
      — Что ж ты теперь думаешь делать? — спросила она, когда Катруся замолкла.
      — Не знаю! — вздохнула Катруся.
      — А ведь всё очень легко поправить, — сказала Варвара Ивановна. — Надо только попросить прощения.
      — Я сама знаю, — ответила Катруся и опять вздохнула.— Только я не могу!
      Варвара Ивановна поглядела на неё, подумала немножко и сказала:
      — Да, я тебя понимаю. Это и вправду бывает очень трудно. Но если хочешь, я тебя научу, как это сделать.
      — А как же?
      — Говорить ничего не надо. Надо написать маме письмо.
      — О! — обрадовалась Катруся. — А разве я сумею?
      — Ну, тут уж я тебе помогу! — улыбнулась Варвара Ивановна. — Вот бери карандаш и бумагу и пиши: «Мама, прости меня».
      — И ещё надо: «Я тебя люблю!» — быстро добавила Катруся.
      — Правильно. Садись к столу и пиши.
 
 
      И она стала подсказывать Катрусе, какие буквы нужно писать. Правда, буквы вышли не очень красивые и разного роста. И, может, «Я» смотрело не в ту сторону. А потом пришлось спросить Варвару Ивановну, как пишется «Б» и «Ю». Но письмо всё-таки было написано и подпись готова: «Катруся».
      — Теперь пойди и положи письмо на видном месте, — сказала Варвара Ивановна.— Мама придёт, увидит и прочитает.
      Катруся радостно вскочила и хотела уже бежать, но вдруг остановилась:
      — Ой, нет! Надо ещё написать!
      И, уже ничего не спрашивая, дописала сама: «И папу тже». Варвара Ивановна поглядела письмо.
      — Правильно, — сказала она. — Хоть и с ошибкой, но правильно. Ну, беги положи, а потом пойди умойся. Что-то мне кажется, что ты сегодня не умывалась.
 
 
      На самом видном месте в комнате — на столе — Катруся положила своё письмо. Ей сразу стало так весело, так легко, будто все неприятности уже кончились и снова всё стало хорошо. Подпрыгивая, побежала она в ванную. Она и правда забыла умыться, когда встала!
      Только успела она вымыть руки и лицо, как вдруг услышала, что кто-то открывает входную дверь. Это мама!
      Ещё с мокрым лицом и с полотенцем в руках Катруся бросилась ей навстречу.
      — Мама, мама! — закричала она. — Иди скорей в комнату и посмотри на стол!
      — Что такое? Что такое? — встревожилась мама и побежала в комнату.
      А Катруся за ней.
      — Смотри на стол! Смотри на стол! — нетерпеливо подпрыгивая, кричала Катруся.
      Мама посмотрела на стол и сразу увидела письмо.
      Она схватила его и стала читать.
      — Читай! Читай! — прыгала вокруг неё Катруся. — Там написано: «Прости меня, я тебя люблю, Катруся, и папу тоже». Я сама написала!
 
 
      — Ура! — закричала мама подхватила Катрусю на руки и за кружилась с ней по ком нате.
      — Что тут такое творится? — услышали они вдруг папин голос. — Что за пляски, точно в сказке?
      — Вот читай! — воскликнула мама и подала ему Катрусино письмо. — Наша доченька попросила прощения! И она любит меня и тебя тоже!
      — Меня, правда, не «тоже», а «тже», — возразил папа, прочитав письмо. — Она забыла написать «о». Но я на это не обижаюсь.
      Он взял Катрусю у мамы и поцеловал её.
      — Хорошо всё, что хорошо кончается, — сказал папа. — Не будем больше вспоминать про вчерашнее. Да у нас и времени нет. Наводите на себя красоту, и пойдём в театр.
      Катруся даже руками всплеснула от неожиданности.
      — Как? А билеты? Не отдал? Ты же ходил!
      Папа засмеялся:
      — Так я же ходил стричься да бриться! А билеты — вот они, тут!
      Катруся с мамой и папой оделись и вышли из комнаты. В коридоре они встретились с Лидией Максимовной. Она, видно, знала про всё, что случилось.
      — И вы всё-таки ведёте эту непослушную девочку в театр? — спросила она удивлённо. — Слишком скоро вы её простили!
      Но Варвара Ивановна, которая тоже вышла из своей комнаты, ласково улыбнулась Катрусе и сказала:
      — Она теперь будет хорошей девочкой. Правда, Катруся?
      — Правда, — ответила Катруся и благодарно взглянула на старую учительницу.— Я никогда больше не буду так делать!

Катруся хочет стать балериной

      Никакими словами нельзя передать, как хорошо было в театре! Большой зал, полный детей, маленьких и больших, с папами и мамами. Все по-праздничному одеты. Необыкновенная музыка, огромный красный занавес. А когда этот занавес раздвинулся и открыл сцену, всю залитую огнями, Катруся просто не могла и слова вымолвить. Она схватилась за мамину руку и стала жадно глядеть на сцену.
 
 
      Катруся увидела там королевский замок и лесное озеро. По озеру плыли белые лебеди. Но вдруг оказалось, что это совсем не лебеди, а девушки. Злой волшебник заколдовал их и превратил в лебедей.
      Среди этих лебедей была одна красавица, которую полюбил королевич. А злой волшебник со страшными чёрными крыльями привёл к королевичу свою дочку, такую же злую, как он сам. Только она была очень похожа на ту красавицу. Королевич уже хотел на ней жениться. Но тут показалась ему издалека его настоящая невеста… И он тогда догадался, что его обманули, и прогнал волшебникову дочку.
      А потом он пошёл на лебединое озеро, где бедная красавица плакала и горевала. И он убил злого волшебника и спас красавицу и всех её подруг.
      И никто ничего на сцене не говорил, только танцевали. Но как же они танцевали! Как играла музыка! Какие красивые были все девушки-лебеди в коротеньких белых юбочках! Юбочки эти взлетали и трепетали, будто настоящие лебединые перья.
      Мама тихонько объясняла Катрусе, что происходит на сцене. Она сказала, что это совсем не настоящее озеро, а нарисованное. И что девушки-лебеди — это такие артистки, которые называются балеринами. Они научились хорошо танцевать и теперь работают в театре.
 
 
      Это очень удивило Катрусю. Конечно, если мама так говорит, значит, оно так и есть. Но всё ж таки удивительно: разве танцевать — это значит работать?
      Танцуют люди для удовольствия, а не для работы. Каждый раз, когда папа включал радио и Катруся начинала под музыку танцевать, никто никогда не говорил, что она работает. Ну, видно, в театре иначе, ведь тут, в театре, всё не такое, как дома…
      Как бы то ни было, а так работать, как эти балерины, уж очень весело! Вот если бы вырасти да выучиться и тоже стать балериной! Это не так трудно — выучиться танцевать. Катруся уже и сейчас немножко умеет… И она развела руки, стала на цыпочки и попробовала пройтись, как та девушка-лебедь.
      Они с мамой и папой в это время уже вышли из зала и шли коридором в раздевалку. К ним подошла Рита со своей мамой. Они тоже были в театре и смотрели «Лебединое озеро».
      — Рита! — кинулась к ней Катруся. — Правда, хорошо? Видела, какие балерины? И я, когда вырасту, буду балериной.
      — И я тоже хочу! — обрадовалась Рита. — Давай вместе будем, ладно?
      — Ладно, ладно, — сказала мама. — Одевайтесь поскорее. Ещё успеете договориться, кто кем будет.
      Катруся и Рита шли домой и наперебой трещали про балерин и про «Лебединое озеро». Они даже попробовали исполнить вдвоём «Танец маленьких лебедей». Но, во-первых, было очень неудобно танцевать в шубках и ботиках. А во-вторых, мамы тут же схватили их обеих за руки и развели в разные стороны.
      — Как вам не стыдно?! Большие девочки, а не умеют при лично вести себя на улице!
      И пришлось идти прилично, хотя в ушах всё время звучала музыка, а ноги сами собой так и норовили пуститься в пляс.
      — Приходи ко мне, Катруся, — сказала Рита, когда они подошли к двери Катрусиной квартиры.— Мы будем играть в балерины… Мама, можно, чтобы Катруся ко мне пришла?
      Обе мамы позволили. И после обеда Катруся пришла к Рите: ведь она жила в том же доме, только на пятом этаже.
      — Как же мы будем играть в балерин? Ведь у нас нет таких коротеньких юбочек, — сказала Катруся.
      — А мы сделаем!-предложила Рита.— Когда у нас в детском саду был праздник, нам всем делали такие юбочки из тонюсенькой бумаги. Мне сделали из красной, и я была «Мак»!
      — А где ж мы возьмём такую бумагу?
      — А мы сделаем из газет, из газет тоже выйдет, — сказала Рита.
      Они побежали в другую комнату и принесли оттуда целую охапку старых газет.
      — Надо один край вырезать зубчиками, вот так, как у цветочка лепестки. А другой край собрать и привязать к по ясу. На, бери ножницы, вырезай!
      Девочки взяли ножницы и принялись за работу.
      Несколько газет было изрезано на куски. Юбочки никак не получались. Наконец они всё-таки вышли. Жёсткая газетная бумага торчала во все стороны, и девочкам казалось, что они совсем похожи на балерин из «Лебединого озера». Теперь можно было начинать танец.
 
 
      — Что это за пугала? — вдруг услышали они. В комнату вошёл старший Ритин брат, Костя. — Что это за чудацкие наряды?
      Катруся смутилась, а Рита капризно надулась.
      — И вовсе это не чудацкие наряды, — сказала она, — и мы не пугала! А ты иди отсюда и не смейся надо мной, я маме скажу!
      — Это у нас балеринские юбочки! — вмешалась в разговор Катруся.
      Ей стало неловко, что Рита так ответила брату: ведь со старшими. надо быть вежливой. К тому же Костя вовсе не смеялся. Он внимательно поглядел на Катрусю и также вежливо сказал:
      — Надо говорить «пачки», а не «балеринские юбочки». Вы что же, танцевать собираетесь?
      — Да. Мы будем танцевать, как в «Лебедином озере», вот так! — Катруся взяла за руку Риту и запела «Тра-та-та-та, тра-та-та-та…».
      И они начали переступать ногами и подниматься на цыпочки. Ну, точнёхонько, как настоящие балерины! Во всяком случае, им так казалось.
      — Хо-хо! Да это ж «Танец маленьких лебедей»! — захохотал Костя. — Ну и смешные Же вы!.. Ты не кривись, Ритка, я совсем не смеюсь над тобой. Наоборот, это мне даже нравится. Я сейчас вам сыграю — нельзя же без музыки!
 
 
      А Ритин брат Костя был настоящий музыкант. Он учился в музыкальной школе, уже в десятом классе. Он принёс свою скрипку и заиграл. Катруся мигом узнала — это была та самая музыка, под которую танцевали девочки-лебедята.
      Под музыку совсем другое дело! Катрусины ноги сами пошли в пляс! И Рита пыталась изо всех сил делать то же самое, что и Катруся.
      — Так, так! — приговаривал Костя. — Хорошо, Катруся!.. А ты, Ритка, слушай музыку! Что, тебе медведь на ухо наступил?
      — Да я же слушаю, и никакого медведя тут нет! — оби делась Рита.
      — Мы просто ещё не научились. Мама говорит — балеринам нужно долго учиться, — примиряюще сказала Катруся.
      — Ну, давайте ещё раз!
      Но тут пришла Катрусина мама и сказала, что Катрусе пора домой. Тогда Рита условилась с Катрусей, что в следующее воскресенье они снова будут учиться танцевать. И Костя пообещал, что будет играть им.
      Обе мамы очень смеялись, когда увидели эти «пачки» из газет. Катрусина мама сказала, что купит папиросной бумаги и сделает им хорошие юбочки, как у настоящих балерин.
      Всю неделю, в будничные дни, Рита ходила в детский сад и возвращалась домой уже вечером. Поэтому Катруся не могла встретиться с ней.
      Но и без Риты Катруся всё время вспоминала про «Лебединое озеро». Она ходила и пританцовывала. И всем уши прожужжала, что обязательно станет балериной, когда вырастет.
      А Наташа всё ещё хворала, и Катрусю к ней не пускали.
      К воскресенью мама сделала две хорошенькие пышные юбочки из тонкой папиросной бумаги. Катрусе очень понравились эти юбочки, и она тут же собралась бежать к Рите. Но в это время пришла Наташина бабушка и сказала:
      — Ну вот, наконец поправилась наша Наташа! Только мы её ещё из квартиры не выпускаем, чтобы не застудилась. Сходи сейчас к ней, Катруся, она о тебе так соскучилась!.. Вы позволите, Надежда Павловна?
      — Как же я могу не позволить? Пускай проведает подружку, — сказала мама.
      Бабушка ушла, а Катруея расстроено посмотрела на маму:
      — Как же я пойду, мамуся? Мне ведь надо к Рите…
      — А разве ты не соскучилась о Наташе? Вы столько времени не виделись!
      — Я соскучилась, мамуся, только ведь меня Рита ждёт… И Костя тоже… И юбочки готовы…
      Мама покачала головой:
      — Ай-яй, нехорошо так относиться к своей лучшей подруге! Ведь она была больна и ни с кем не играла, соскучилась одна.
      — Ну хорошо, мама, — сказала Катруся. — Я сейчас пойду к Наташе, проведаю её, а потом побегу к Рите. Ладно?
      Мама ещё раз покачала головой, но согласилась. Катруся быстро оделась, захватила с собой новые юбочки и побежала к Наташе.
      Наташа радостно бросилась ей навстречу.
      — Я у тебя недолго побуду, — сказала ей Катруся. — Мне ещё надо к Рите. Знаешь, мы с Ритой учимся танцевать! Вот видишь, у нас уже и юбочки есть, называются «пачки»!
      — Пачки?
      — Ну да. Мы с Ритой в то воскресенье были в театре на «Лебеди ном озере» и видели, как там танцуют балерины. И мы с Ритой тоже будем балеринами, когда вырастем!
      Но Наташа вовсе не пришла в восторг от этой новости. Наоборот, она надула губы и поглядела на Катрусю исподлобья.
 
 
      — «Мы с Ритой, мы с Ритой»! — пробурчала она. — Что ж, теперь, значит, ты хочешь с Ритой дружить, а со мной нет?
      Этого Катруся не ожидала. При чём тут дружба? Просто если люди вместе задумали кем-то стать, то они вместе учатся. И, конечно, им тогда интересно вместе играть.
      — А ты же, Наташа, хочешь быть доктором, ты сама мне говорила!
      — Так тебе, выходит, со мной неинтересно играть? А как же до сих пор ты играла со мной? Ведь ты сама никогда не хо тела стать доктором! — с упрёком сказала Наташа. — А теперь, значит, неинтересно?
      — Да нет, мне интересно. Только с Ритой…
      — «С Ритой, с Ритой»! Ну и играй со своей Ритой! — рассердилась Наташа и отвернулась к окну.
      — Наташа, испугалась Катруся, — ты на меня не сердись! Мне с тобой весело играть, и я с тобой буду дружить… Мне только сейчас нужно к Рите, она меня ждёт!
      — Ну иди, разве я тебя держу? — сказала Наташа, а сама и не обернулась к Катрусе.
      На минутку Катруся задумалась: Наташа всё ещё сердилась, это ясно. Что же делать? Уйти, не помирившись? А может, лучше не уходить сейчас к Рите?
      Но тут она вспомнила, что Рита и правда давно ждёт её. И Костя ждёт со своей скрипкой. Не будет же он целый день ждать! Ему надоест, и он уйдёт куда-нибудь. Вот тогда и танцуй как хочешь, без музыки. Нет, нет, надо скорей идти…
      — До свиданья, Наташа! Я скоро опять приду к тебе! — сказала Катруся.
      Наташа что-то буркнула в ответ, не глядя. Ну что ж, Катруся не виновата, что Наташа не хочет с ней разговаривать, не хочет даже повернуться к ней… Катруся постояла ещё немножко и ушла. Но ушла она совсем невесёлая.
      Рита и Костя вправду ждали Катрусю. Юбочки из тонкой бумаги им очень понравились. Девочки тут же надели свои «пачки», Костя заиграл на скрипке, и Катруся забыла про Наташу. «Лебединое озеро», белые лебеди, которые стали красавицами, — всё это мигом встало перед глазами… И ноги опять сами собой пошли переступать под знакомую музыку так легко-легко и весело! Видно, Катруся и правда неплохо танцевала, потому чтб Костя всё время приговаривал: «Молодец, Катруся! Хорошо!»
      А Рита хоть и старалась изо всех сил, но почему-то всё сбивалась и не успевала за Катрусей.
 
 
      — Ритка, слушай музыку! — не вытерпел наконец Костя — И в кого это ты такая неуклюжая уродилась?! И сама как медвежонок, и на ухо медведь наступил!
      Рита сразу перестала танцевать, нахмурилась и затопала ногами:
      — Неправда! Я хорошо танцую! Я лучше, чем Катруся!
      — Ну, уж это враки! — сказал Костя. — Из Катруси, может, и в самом деле балерина выйдет, а из тебя никогда! У тебя никакого слуха нет.
      И зачем только он это сказал? Рита очень обиделась.
      — Нет, есть, есть! — закричала она ещё громче. — Из меня выйдет, а из Катруси не выйдет! Медведь не на моё, а на Катрусино ухо наступил! Я сама видела!
      Тут уж и Катруся обиделась. Во-первых, никто на Катрусино ухо не наступал и никакого медведя Рита не видела — зачем же она говорит неправду? А во-вторых, если у Риты ничего не выходит, это вовсе не значит, что и у Катруси ничего не выходит. Ведь все видят, что Катруся хорошо танцует.
      — Это ты неправду говоришь — про медведя, — сказала Катруся.
      — Нет, правду, правду! — Рита затопала ногами и с досады так дёрнула Катрусю за юбочку, что тонкая бумага сразу разорвалась.
      У Катруси даже губы задрожали от обиды.
      — Не хочу я больше с тобой играть! — крикнула она. — Ты нехорошая девчонка и плакса, и я сейчас пойду домой!
      — Ты сама нехорошая девочка! — заревела Рита. — Не смей уходить домой!
      — Нет, пойду!
      — Ну и иди себе, я без тебя лучше научусь!
      — А ну вас, не хочу я с вами нянчиться! — рассердился Костя. Он махнул рукой, забрал скрипку и ушёл из комнаты.
      Рита заплакала ещё громче. На крик прибежала мама и начала её успокаивать. А Катруся выскочила в коридор, оттуда на лестницу и побежала вниз, домой.
      Мама, конечно, сразу увидела, что у Катруси случилась какая-то неприятность. Она спросила, в чём дело, и Катруся по порядку рассказала всё — и про Наташу, и про Риту, и как Рита кричала и разорвала Катрусину юбочку…
      А мама сказала так: хорошие люди всегда радуются успехам своих друзей, а не завидуют и не сердятся на них. И если Рита этого не понимает, значит, она ещё мала и глупа, на неё и сердиться не стоит. А бумажную юбочку — это ничего, что Рита её разорвала: можно сделать новую, тонкой бумаги ещё много осталось.
      Вот с Наташей, сказала мама, это другое дело. Тут Катруся сама виновата. Разве можно так легко менять свою лучшую подругу на другую только из-за того, что ты хочешь стать балериной, а она доктором? Катруся должна скорей помириться с Наташей и дружить с ней по-прежнему.
      — Твой папа инженер-строитель, — сказала мама, — а я работала чертёжницей. Но у нас с ним множество разных друзей: и доктора, и учителя, и агрономы… Важно не то, кто где работает и кто кем работает. Важно то, чтобы твои друзья были хорошие советские люди и чтобы каждый хорошо делал своё дело.

Подружки помирились

      Конечно, поссориться легче, чем помириться. Почему-то так всегда бывает. Ну как это ты пойдёшь к Наташе и скажешь: «Не сердись на меня!» А что, если Наташа не захочет мириться? Как-то неловко и боязно идти к ней.
      Но Катруся всё-таки пошла к Наташе. Ведь боятся только маленькие дети, а Катруся уже большая.
      Оказалось, что бояться и правда было нечего: Наташа обрадовалась Катрусе. Она бросилась ей навстречу, схватила за руку и потащила в комнату. Так что и не пришлось говорить «не сердись на меня» — без того стало ясно, что Наташа давно не сердится.
 
 
      — Знаешь, Катруся, — сказала Наташа, — ты будь балериной. А я буду доктором. Ты будешь танцевать в театре, а я приду на тебя смотреть. И все будут говорить «Ах, посмотрите как эта балерина хорошо танцует!» А я им.скажу «Это моя лучшая подруга, Катруся, так хорошо танцует».
      А потом, если ты очень-очень высоко прыгнешь и упадёшь и вдруг сломаешь ногу — тогда я тебя сразу вылечу!
      — Нет, я не хочу ломать ногу! — испугалась Катруся. — Пусть лучше ты меня вылечишь, если у меня будет болеть горло или будет корь…
      Наташа важно покачала головой:
      — Корь у тебя уже была, а мама говорит — корь два раза не бывает!
      — Ну, всё равно, только не ногу. Я совсем не хочу со сломанной ногой… И потом, знаешь, я, может, ещё и не стану балериной. И с Ритой я уже не дружу — она мала и глупа!.. Я ещё не знаю — может, я буду просто мама и у меня будут дети… Где твоя Светлана? Давай играть в дочки-матери!
      Хотя и сказала Катруся, что не будет балериной, но сама то и дело вспоминала «Лебединое озеро». И красавицу, которую злой волшебник превратил в лебедя, тоже вспоминала… А музыка иногда слышалась ей, как наяву, так и тянуло потанцевать!..
      Но почему-то тут же вспоминалась и ссора с Ритой, и разорванная юбочка… Становилось так неприятно, что и думать об этом не хотелось.
      Но проходили дни один за другим, и всё понемногу забывалось. Помирилась Катруся и с Ритой. А случилось это вот как.
      Один раз, в воскресенье, Катруся пошла гулять с Майей. Мама что-то плохо себя чувствовала и сказала, что не может никуда идти. А папа был занят какой-то спешной работой.
      На счастье, утром пришла тётя Майя и сказала, что это просто преступление мариновать Катрусю в комнате,, когда на улице такая хорошая погода.
      Она повела Катрусю в садик. Пускай Катруся играет, а Майя может и там готовиться к экзаменам.
      На дворе было очень хорошо. Солнце грело совсем по-весеннему. Снег на улицах весь растаял, и тротуары высохли.
      В сквере дорожки тоже были сухие, только под деревьями ещё лежал снег. Но он был уже не белый и не блестящий, как зимой, а какой-то жухлый и почерневший.
      Из-под снега текла вода. Это потому, что снег всё время таял от весеннего тепла и превращался в воду — так Майя объяснила Катрусе. Вода вытекала из-под снега и сливалась в ручейки. И эти ручейки бежали по сторонам каждой дорожки, они бежали, звенели и поблёскивали на солнце.
      Около ручейков толпились дети. Тут были и Лесик, и Валя с Юрой, и ещё много других ребятишек из соседних домов. Ребята бросали в воду обломки веток и смотрели, как они быстро плывут, ныряют и снова всплывают. Совсем как маленькие лодочки в бурной речке.
      — Ой, как весело! Можно и мне пускать лодочки? — спросила Катруся.
      — Ладно, только в воду не лезь, — сказала Майя. Она уселась на лавочку и достала из муфты свои тетрадки. — Я тебе даже настоящий кораблик сделаю. Только смотри у меня, что бы ноги не промочила!
      — Нет, я не промочу, и ботики у меня не промокают! — сказала Катруся.
      Майя достала из муфты листочек бумаги, перегнула его несколько раз — и вдруг из этого листочка получился хорошенький кораблик. Такого кораблика ни у кого из детей не было!
      Катруся бережно, чтобы не смять, взяла его в руки и понесла к ручейку. Она с гордостью оглянулась вокруг — видят ли ребята, какой у неё кораблик? Не то что какая-то веточка!
      И в эту минуту она увидела Риту.
      Рита стояла неподалёку, смущённо глядела на неё, а подойти боялась. Но в такой весёлый солнечный день разве могла Катруся вспоминать про какие-то ссоры!
      — Ритуся! — крикнула она. — Иди сюда скорей, давай вместе кораблик пускать!
      Рита сразу засмеялась, обрадовалась и подбежала к Катрусе:
      — Ой, какой кораблик! Ой, как он поплывёт сейчас!
      И кораблик поплыл, поплыл, вода понесла его быстро-быстро. А девочки побежали за ним вдоль ручейка с весёлым криком и смехом.
      Иногда кораблик налетал на какую-нибудь щепку или комок снега и останавливался. Но быстрые струйки подхватывали его и выносили снова на чистую воду. Уж не только Катруся и Рита, а и все другие дети сбежались к этому ручейку — всем хотелось посмотреть, как плывёт Катрусин кораблик.
      А кораблик тем временем приплыл в маленькое озерцо. Дальше путь загораживала снежная запруда. Вода просачивалась сквозь неё маленькими струйками. Но кораблик пройти дальше не мог и закружился на месте. Ой, ой, он сейчас размокнет и потонет!
      Катруся испуганно выхватила кораблик из воды. А он уже совсем размок и превратился в обыкновенную мокрую бумажку.
      — Надо прокопать снег, чтобы ручеёк побежал дальше! — сказал один мальчик.
      — Это будет Цимлянское море, а мы прокопаем канал! — крикнул другой. — Давайте сюда лопатку!
      Тут же явилась лопатка, и мальчик начал раскапывать снег.
      — Канал, канал! Волго-Дон! — подхватили ребятишки.
      В это время Лесик схватил большую палку и тоже начал раскапывать снеговую запруду.
      А воды в озерце становилось всё больше и больше. Вода бурлила, напирала. И вдруг хлынула в прокопанные канавки двумя потоками — и всё Цимлянское море сразу вытекло!
      Ребятишки отскочили в сторону от бурных потоков. Только Рита не успела отбежать. Она осталась на кучке снега, как на островке, и со всех сторон её сразу окружила быстрая вода.
      — Прыгай! Прыгай! — закричали ребята. — Вода подмывает снег!
      — Бо-ю-юсь!.. — прошептала Рита и скривила губы. «Сейчас заплачет, — подумала Катруся. — А чего бояться?
      Ручеёк такой, что и перешагнуть можно… Вода, правда, сильно бежит, вот она и испугалась. Мала и глупа».
      Мала? Так Рита маленькая, зато Катруся большая. А большой должен маленьким помогать. И ведь Катруся ничего не боится!..
 
 
      В ту же минуту Катруся кинулась к Рите. Она смело ступила на самый краешек берега и протянула руку.
      — Держись за мою руку, Ритуся! — крикнула она. — Прыгай, не бойся, я тебя удержу!
      Рита схватилась за Катрусину руку, зажмурила глаза и перепрыгнула через страшный лоток… Хотя, может, это совсем и не страшный поток был, а обыкновенный малюсенький ручеёк.
      Все ребятишки весело засмеялись. А Катруся заботливо взяла Риту за руку и повела к лавочке, где сидела Ритина мама и разговаривала с какими-то другими мамами. Мамы так увлеклись разговором, что ничего не видели.
      — А, это ты, Катруся? Здравствуй!— сказала Ритина мама, когда девочки подошли к ней. — Я вижу, вы с Ритусей уже помирились? Очень рада!
      — Мы никогда больше не будем ссориться, — сказала Катруся.
      А Рита ничего не сказала, только прислонилась головой к её плечу. После этого Катруся ещё долго играла с Ритой и с другими ребятишками в сквере. Вдоль дорожек журчали ручейки. На деревьях суетились и удивлённо чирикали воробьи — им, видно, не верилось, что это уже настоящая, взаправдашняя весна.
      А солнце грело всё сильнее, будто старалось как можно скорей растопить весь снег, и высушить лужи, и прогнать прочь остатки зимы.
      Когда пришло время идти домой, Катруся снова взяла Риту за руку и повела её, как большая. Она уже так решила: лучшей её подругой будет Наташа. А с Ритой они обе тоже будут дружить и помогать ей и не будут сердиться, если она когда-нибудь начнёт капризничать.
 
 
      Ведь Рита самая маленькая у них. А маленькие всегда капризничают. Катруся это хорошо знала, она же и сама ещё совсем недавно маленькая была.

Варвару Ивановну выбирают

      — Ну и новость! — сказал папа весело. — Нашу Варвару Ивановну выдвинули кандидатом в депутаты. И мы будем за неё голосовать.
      Мама тоже обрадовалась. А Катруся ничего не поняла. Что это такое «кандидаты» и «депутаты» и куда это выдвинули Варвару Ивановну? Конечно, она тут же начала расспрашивать папу и маму. И вот что они рассказали.
      Каждой страной кто-нибудь управляет. Когда-то, ещё до революции, в нашей стране правил царь. При царе хорошо жили только богатые — помещики да капиталисты. А трудящимся людям, рабочим и крестьянам, жилось тогда очень тяжело. Поэтому рабочие и крестьяне прогнали царя, помещиков и капиталистов и стали сами управлять страной. А управляют у нас так.
      Народ выбирает самых лучших людей и посылает их в Советы. Люди, которых выбрали в Советы, и называются депутатами. Депутаты заботятся о том, чтобы всем трудящимся жилось хорошо. Чтобы заводы и колхозы давали всё, что нужно народу. Чтобы для детей были школы, и ясли, и детские сады. Чтобы и больницы были, если кто захворает…
      Всеми этими делами управляют Советы. Вся власть принадлежит Советам. Потому и называется наша страна Советской страной. Вот Варвару Ивановну собираются тоже выбирать в депутаты. Скоро будут выборы. На выборах за неё все проголосуют, и она станет депутатом. И будет тоже вместе с Другими депутатами управлять страной.
      — И правильно, — сказала Катруся. — Я рада, что она будет управлять. Я тоже хочу за неё голосовать!
      Но папа объяснил, что голосовать можно только взрослым. Дети ведь не знают, кто по-настоящему самый лучший. Ещё навыбирают в Советы кого попало!
      Катруся на это только улыбнулась: разве она не знает, что Варвара Ивановна самая лучшая! Вот за Лидию Максимовну Катруся никогда не стала бы голосовать…
      Когда Варвара Ивановна пришла с работы, Катруся тут же появилась у неё в комнате. Ей не терпелось узнать: рада Варвара Ивановна, что её хотят выбрать в депутаты?
      — Это для меня большая честь! — ответила ей Варвара Ивановна. — Буду стараться хорошо служить народу…
      Вскоре маму позвали в домоуправление на встречу избирателей с кандидатом в депутаты — это значит с Варварой Ивановной.
      Мама взяла с собой и Катрусю. Другие женщины тоже пришли с детьми. В домоуправлении, в большой комнате, было очень хорошо убрано — всюду стояли цветы, висели картины. И на самом видном месте висел портрет Варвары Ивановны.
      Детей посадили в первые ряды. За ними разместились взрослые — и мамы и папы. И даже совсем старенькие бабушки пришли. Всем хотелось встретиться со своим кандидатом. Ведь это была Варвара Ивановна, которая жила в этом доме, которая многих детей из этого дома учила в школе и которую все любили и уважали.
      Варвара Ивановна вышла к столу, накрытому красным сукном. Она вся разрумянилась от волнения. И Катруся тоже волновалась. Всё-таки страшно вот так выйти вперёд и рассказывать о себе.
 
 
      — Расскажите нам, как вы стали учительницей, — попросили женщины.
      Варвара Ивановна подумала, поглядела на детей, которые сидели в первом ряду, и встретилась глазами с Катрусей. Тогда она улыбнулась своей ласковой улыбкой и сказала:
      — Хорошо, я расскажу вам. Пускай и дети послушают, как нам жилось в старое время.
      И она начала рассказывать про свою семью, про своих родителей, сестёр и братика, так же, как рассказывала Катрусе.
      Но самое интересное было дальше, потому что этого и Катруся ещё не слышала.
      — Война тянулась уже два года, — рассказывала Варвара Ивановна, — и всё труднее становилось жить бедным людям. Была эта война выгодна и нужна царю и.капиталистам, которые от неё богатели. А народ только кровь проливал и тяжко страдал.
      Так страдала и наша семья. Хлеб стал дорогой, и всё подорожало. И уже не хватало заработка матери, чтобы прокормить семью. Вот мама пришла как-то с работы, вздохнула тяжело и говорит:
      «Теперь уже и Маруся подросла, сможет бабушке помогать. А тебе, Варюшка, придётся внаймы идти».
      Боязно было мне идти к чужим людям, да что поделаешь? Дома есть нечего, а так я хоть сама на себя заработаю, а может, и маме помогу. Вот и пошла я внаймы — детей нянчить и всякую домашнюю работу делать, какую велят.
      Долго я так работала. Вставала до света, воду носила, бельё стирала, детей нянчила. Правда, к такой работе я и дома привыкла. Но одно дело дома, в родной семье, а другое дело — у чужих людей. Работу спрашивают, а доброго слова никогда не услышишь. Отпустят меня как-нибудь домой, прибегу я, прижмусь к маме, выплачусь. А потом позабавлюсь с братиком да с сестрами и снова к хозяевам, на работу.
      В это время произошла Октябрьская революция. Народ прогнал помещиков и капиталистов и всю власть взял в свои руки.
      Но трудно было всё сразу наладить, и не сразу наступила хорошая жизнь.
      Я как была, так и осталась работницей у чужих людей. И вот попала я к таким хозяевам, у которых мне было совсем горько жить. Что ни сделаю — хозяйке всё не так. Всё-то кричит, всё ругается, а когда и толкнёт, и за косу дёрнет… Каждый день я от неё плакала.
      Один раз, как сейчас помню, поставила я молоко на плиту. А оно закипело и убежало. Увидела это хозяйка, рассердилась страшно да как ударит меня по лицу — даже щека сразу вспухла.
      «Беги, — кричит, — негодная девчонка, в лавку, купи ещё молока!»
      Я схватила кувшин, выбежала во двор. Но тут вспомнила: мне ведь хозяйка денег не дала, на что же я молоко буду покупать? Своих-то денег у меня ни копейки не было.
      Вот стою я за воротами, за распухшую щёку держусь, а сама плачу, плачу…
      В это время подходят к нашим воротам двое: мужчина и женщина. Женщина маленького ребёнка несёт, закутанного в одеяло. Подошли ко мне, остановились.
 
 
      «Ты чего плачешь? — спрашивают. — Кто тебя обидел?»
      Поглядела я на них, как услышала эти ласковые слова. Вижу — наши соседи. Слышала я про них, что они коммунисты — и он и его жена.
      «Хозяйка побила», — говорю. А сама ещё сильнее плачу.
      «Что же это ты, — говорят они мне, — за себя постоять не можешь! Это раньше хозяева могли над работницами издеваться. А у нас теперь Советская власть, теперь у них такого права нет. Сколько ж они тебе платят?»
      «Ничего не платят, я за харчи, за одёжу работаю», — говорю.
      «Это за такую вот одёжу?» — усмехнулась женщина.
      А на мне латаная-перелатаная юбка да старая хозяйкина кофта, линялая, драная.
      «Брось ты этих хозяев! — сказал мужчина. — Тебе учиться надо, а не спину гнуть за толчки да ругань».
      «Да как же учиться, если мне и жить не на что?»
      «А ты иди к нам жить. Будешь нашего Тарасика нянчить, а вечером учиться. И никто над тобой издеваться не будет. Этому уж можешь поверить!»
      А я и сама вижу, что люди хорошие. Вот я и пошла к ним жить.
      Тут уж совсем моя жизнь переменилась. Днём я с маленьким Тарасиком нянчилась, а вечером приходила моя новая хозяйка с работы, и я шла в школу.
      Потом хозяева мне помогали домашние задания делать — объясняли, если я чего не понимала.
      И теперь уж я никогда не плакала, ходила радостная и весёлая. А прежняя хозяйка как встретит меня во дворе, только проворчит что-то себе под нос, а вслух ругаться не осмеливалась — коммунистов боялась!
      Ну, а больше уж и нечего рассказывать. Окончила я вечернюю школу, пошла дальше учиться.
      Вот так я и выучилась и выросла. И поняла я, что это значит — Советская власть. Ведь если бы не было революции, не было бы и Советской власти. Так мне и пришлось бы всю жизнь в работницах жить, перед богатеями спину гнуть.
      И ещё поняла я, что это значит — коммунисты, такие, как родители моего Тарасика, которые мне помогли в это тяжёлое время.
      Из таких вот хороших людей и состоит наша родная Коммунистическая партия, которая ведёт нас с вами к счастью, к коммунизму!
      Так Варвара Ивановна закончила свой рассказ. Тут все женщины окружили её. Каждая хотела пожать ей руку и сказать приветливое слово.
      И Катрусе было так приятно, что все любят хорошую Варвару Ивановну и уважают её.
      — А где ж теперь Тарасик? — спросила Катруся, когда они вернулись домой. — Вот бы мне с ним поиграть!
      Варвара Ивановна рассмеялась. Она повела Катрусю в свою комнату и достала из шкафа большой альбом.
      — В этом альбоме, — сказала она, — я берегу фотоснимки моих учеников. На первой странице — видишь? — это мой первый любимый ученик и воспитанник, тот самый маленький Тарасик!
      Катруся раскрыла альбом и увидела на первой странице совсем не маленького мальчика, а взрослого дядю в военной форме.
      Его глаза весело глядели из-под слегка насупленных чёрных бровей. А вся грудь у него была покрыта орденами и медалями.
      — То, что я рассказала, — объяснила Катрусе Варвара Ивановна, — было много-много лет назад. Тарасик давно уже вырос, окончил школу. Потом он воевал на войне, освобождал нашу родную страну от фашистских захватчиков. Эту фото графию я получила от него, как только война окончилась. А где он теперь, не знаю.
      — Может, у него теперь есть дети, — задумчиво сказала Катруся. — Может, есть маленький мальчик или пускай лучше девочка, такая, как я… Может так быть, правда?
      — Вполне возможно, — ответила Варвара Ивановна и положила альбом на своё место в шкафу.
 
      В день выборов Катруся пошла вместе с папой и мамой на избирательный пункт. Там всем взрослым давали такие листики бумаги, на которых были напечатаны фамилия, имя и отчество Варвары Ивановны.
      А в другой комнате стоял большой ящик, обтянутый красной материей. Он назывался «урна». Кто хочет за Варвару Ивановну голосовать, тот может бросить листок в эту урну. А кто не хочет, тот может сначала зачеркнуть её фамилию.
 
 
      Папа и мама сразу бросили в урну свои листки. А Катруся в это время внимательно глядела вокруг: не зачеркнёт ли кто Варвару Ивановну?
      Нет, видно, все за неё голосуют. Все сразу подходили к урне и кидали.в неё листки, и даже карандашей ни у кого не было…
      Катруся стояла бы там целый день и глядела бы, как голосуют за Варвару Ивановну. Но папа с мамой не позволили, и пришлось идти домой.
      Дня через два стало известно, что Варвару Ивановну никто не зачеркнул. Её выбрали депутатом, и об этом было напечатано в газетах.
      Все поздравляли Варвару Ивановну. Без конца приходили и жильцы этого дома, и родители её учеников, и почтальоны, которые приносили телеграммы с разных концов страны. Это были телеграммы от прежних учеников старой учительницы. Всё время звенел звонок у дверей, и Катруся бегала открывать.
      И вот как-то, уже в пятый раз открыв дверь, Катруся увидела целую толпу взрослых девушек. Они держали в руках огромную корзину с цветами.
      — Здравствуй, Катруся! — сказала одна из них. — Варвара Ивановна дома?
      Катруся взглянула и сразу узнала эту девушку.
      — Варвара Ивановна! — закричала Катруся. — К вам ваши ученицы пришли с цветами! И Оксана Коваленко тоже!
      Варвара Ивановна вышла и попросила девушек войти в комнату.
      А Оксана Коваленко поздоровалась с Катрусей за руку, как с большой, и спросила:
      — Ну как, не катаешься одна на санках по улицам?
      Катруся немножко смутилась.
      — Да уж и снегу давно нет, — ответила она.

Первое мая

      О том, что скоро будет Первое мая, можно было узнать из календаря. Этот календарь висел на стенке в комнате. Каждый день срывали листок, где было написано, какое сегодня число.
      Катруся любила сама срывать эти листки и рассматривать, что на них нарисовано.
      На всех листках и буквы и картинки чёрные. А вот если перевернуть несколько листков, которые вырывать пока ещё нельзя, то там будет один листок совсем красный. Посередине большая красная палочка — Катруся знала, что это значит «один». А вокруг палочки — красные флаги, и цветы, и кремлёвские башни с красными звёздами. Такой красивый, весёлый листок! И вот когда дойдёт очередь до этого листка, тогда и настанет Первое мая. До него уже совсем мало осталось листочков в календаре.
      Однако не только календарь показывал, что приближается большой праздник. Во всех домах женщины мыли окна, проветривали на балконах ковры. На улицах и площадях вскапывали грядки и высаживали цветы. Кое-где уже украшали здания: развешивали длинные красные полотнища, а на них было написано: «Да здравствует Первое мая!» Весь город готовился к празднику.
      В квартире, где жила Катруся, тоже была суета. Елизавета Афанасьевна, уборщица, мыла окна и двери, сметала пыль, натирала мастикой полы.
      Раньше мама всё делала сама, но теперь папа почему-то запретил ей, и она только помогала Елизавете Афанасьевне.
      Катруся тоже хотела помогать, но мама сказал а чтобы она не путалась под ногами.
      Варвара Ивановна уже прибрала в своей комнате и на балконе.
      У Катруси балкона не было, а у Варвары Ивановны был большой балкон. Там стояли длинные ящики с землёй. В этих ящиках можно было сажать цветы.
      Варвара Ивановна не говорила, чтобы Катруся не путалась под ногами. Она позвала её к себе в комнату и показала несколько пакетиков с разными смешными зёрнышками:
      — Видишь, Катруся, это цветочные семена. Сейчас мы с тобой их посеем в ящики.
      Прежде всего надо было перекопать в ящиках землю. Для этого Катруся разыскала и принесла свою маленькую лопаточку. Ею очень ловко копать.
 
 
      Потом, когда вся земля стала рыхлая, Варвара Ивановна разровняла её и начала делать палочкой маленькие ямки. Катруся клала в эти ямки семечки. А Варвара Ивановна тут же объясняла Катрусе, какие из этих семечек вырастут цветы. Из крупных сморщенных горошин вырастут настурции. Из тоненьких чёрточек — жёлтые бархатцы. А из чёрных фасолин — королев цвет. Он завьётся по верёвочке высоко вверх, а потом зацветёт красными кисточками. Вот какой красивый будет у них балкон!
      Когда всё было посеяно, Варвара Ивановна сказала:
      — Теперь надо полить наши цветочки. Налей-ка воды в лейку.
      Катруся принесла воды в маленькой лейке и полила землю в ящиках.
      — Завтра вырастут? — спросила она.
      — Ну нет, не так скоро, — сказала Варвара Ивановна. — Ещё надо, чтобы солнышко хорошенько землю согрело. Надо поливать землю целую неделю, чтобы семечки набухли. Семечки набухнут — выпустят зелёные росточки. Росточки про бьются сквозь землю, вылезут наверх и начнут себе расти. Потом появятся на них бутоны. А уж из этих бутонов рас кроются наши красивые цветы!
      — Можно, я буду поливать каждый день? — попросила Катруся.
      — Ладно, приходи по вечерам и поливай, — согласилась Варвара Ивановна. — Только про это нельзя забывать, а то цветы без воды погибнут. — Я ни за что не забуду! — горячо сказала Катруся. Ну, разве Катруся могла забыть про такое интересное дело! Ведь это было очень, весело — приносить в лейке воду, поливать, смотреть, как земля становится чёрной, влажной и как жадно она впитывает каждый раз воду — будто пьёт!
 
 
      А солнышко тем временем тоже не ленилось, пригревало зарытые в землю зёрнышки.
      И вот как-то вечером, когда до Первого мая осталось только два листка на календаре, Катруся вдруг увидела, что из земли вылезли какие-то бледно-зелёные закорючки. Она пригляделась — да ведь это же лезет из земли росток! Он свернулся петелькой и вытаскивает за собой скорлупку от семечка.
      — Лезет! Лезет! — закричала Катруся. — Варвара Ивановна, смотрите, лезет!
      Варвара Ивановна вышла на балкон и посмотрела сквозь очки:
      — Правда, Катруся, взошли наши настурции! А вон по гляди — и вьюнок тоже вылезает. Это они, видно, спешат взойти, чтобы к Майскому празднику и листочки развернуть.
      На другой день Катруся с самого утра всё думала о цветах. Она нетерпеливо ждала, когда же наконец настанет вечер и придёт с работы Варвара Ивановна. Так ей хотелось поскорей посмотреть — может, листочки уже развернулись? Может, вылезли из земли ещё новые ростки-закорючки?
      В комнате всё было уже прибрано по-праздничному. Натёртые полы блестели, в окнах совсем не видно было стёкол — так чисто их вымыли. Папа пришёл с работы и принёс горшок чудесных живых цветов. Гортензии — так они назывались. А Катрусе он принёс маленький красный флажок.
      — А что, есть у меня чистая рубашка? — спросил папа. — Надо всё с вечера приготовить — ведь завтра рано на демонстрацию идти!
      — А как же! — ответила мама. — Всё для тебя готово, можешь не беспокоиться.
      — А для меня? — встревожилась Катруся.
      — Ну, для тебя я и утром всё приготовлю, — сказала мама. — Тебе же никуда не надо спешить.
      — А на демонстрацию?.. Папочка, ты возьмёшь меня с собой на демонстрацию? Ты же меня брал в прошлом году!
      Папа посмотрел на маму и не знал, что сказать. А мама ответила Катрусе:
      — Тебе с папой нельзя. Идти придётся далеко и стоять там долго. Мала ты ещё для таких походов!
      — А почему же в том году можно было?
      — В том году папа тебя полдороги на плечах нёс. А теперь разве легко такую большую девочку тащить, сама подумай! Нет, оставайся лучше со мной, мы с тобой вдвоём погуляем.
      Спорить с мамой очень трудно. Да и как тут поспоришь, если всё перепуталось! Выходит, что Катруся слишком мала, чтобы идти с папой. И в то же время она слишком велика, чтобы идти с папой…
      Вот и попробуй тут понять что-нибудь!
      Однако всё это было очень грустно. Какое же это Первое мая, если надо сидеть дома? А если пойти с мамой в сквер, то что же там интересного? Даже и музыки не услышишь!
      А на парад и на демонстрацию их не пропустят. Туда пускают только тех, кто идёт в колонне…
      Катруся села на стульчик в своём уголке, взяла на руки Фому и принялась думать. Как бы это сделать, чтобы папа всё-таки взял её с собой? Начать плакать? Нет, не годится, папа тогда, конечно, скажет: «Вот видишь, разревелась, как маленькая, а ещё хочет фа демонстрацию идти!» И всё равно с собой не возьмёт… Но, по правде сказать, плакать очень хотелось. Катруся, может быть, и заплакала бы, но тут вдруг пришла Наташа.
 
 
      — Катрусенька! — закричала она ещё с порога. — Пойдёшь завтра на парад? Нас папа берёт с собой, меня и тебя!
      — Что такое? Куда берёт? — спросила мама.
      Наташа спохватилась и вспомнила, что надо поздороваться с Катрусиными родителями.
      — Добрый вечер! — сказала она. — Я и забыла… Вот вам письмо от моего папы.
      Мама развернула записку и прочитала вслух:
      — «Уважаемая Надежда Павловна! Если можно, отпусти те завтра вашу дочку со мной и с Наталкой на парад. У меня есть пропуск на трибуну. С уважением Н. Старченко».
      — Ну вот, видишь! — весело сказала мама. — Это совсем другое дело. На трибуну с Николаем Петровичем я тебя охотно отпущу. А ты, глупенькая, уже собралась плакать!
      И как это мама догадалась, что Катруся собралась плакать? Всегда они обо всём догадываются, эти мамы!
      — Надо и мне сейчас всё приготовить, — заволновалась Катруся, — чтобы завтра не опоздать!
      Мама успокоила её, что всё будет сделано вовремя. Наташа побежала домой с ответом, а Катруся на радостях начала танцевать.
      — Пойду расскажу Варваре Ивановне, что я завтра пойду на парад!.. Ой, а цветы? — вдруг вспомнила она.
      Тут Катруся бросилась в кухню, налила в лейку воды и понесла к Варваре Ивановне.
      — А я уж думала, что ты забыла про цветы! — сказала Варвара Ивановна. — Молодец, что не забыла. Нельзя забывать про свои обязанности — ни в горе, ни в радости.
 
      Первое мая!
      Вот он наконец, этот день. В одной рубашонке, босиком Катруся влезла на стул и оторвала последний предпраздничный листок на календаре.
      Было ещё совсем рано, но папа уже сидел за столом и завтракал. Он очень спешил, чтобы не опоздать на демонстрацию.
      Катруся тоже засуетилась, заспешила. Но мама сказала, что ей нечего торопиться — на трибуну пойдут в девятом часу. А пока надо как следует умыться, почистить зубы, потом съесть кашу и выпить молока.
      А к молоку Катрусе дали вкусный пирожок — мама напекла таких пирожков целую гору!
      Потом папа ушёл, а Катруся начала одеваться. Она надела то самое вышитое платье, в котором ходила в театр, а сверх платья — белое летнее пальтецо. На голову мама завязала ей большой красный бант.
      — Шапку можно не надевать, уже совсем тепло, — сказала мама.
      В таком наряде, да ещё с красным флажком в руке, Катруся выбежала навстречу Наташе и её отцу. Наташа тоже была одета по-праздничному — тоже в белом пальто и с красными бантами на голове. Николай Петрович взял их обеих за руки и повёл по улице, а прохожие глядели на них и, наверно, думали, что Катруся и Наташа — две сестрички: только Катруся чёрненькая, а Наташа беленькая. На улице всюду развевались красные флаги. Из репродуктора лилась весёлая, праздничная музыка. Всюду было полно людей — и все шли на парад. Многие из взрослых вели с собой детей. И у каждого малыша в руке был красный флажок или цветной воздушный шарик.
 
 
      На углу проверяли пропуска. Наташин папа тоже показал свой пропуск, и они прошли на главную улицу — на Крещатик, где должен был проходить парад.
      Там уже было много народу. Все стояли вдоль улицы на тротуаре. А на углу улицы Ленина была трибуна. Это было такое возвышение, вроде балкона, обтянутое красным. На трибуне стояли люди. Папа потом сказал, что это руководители партии и правительства.
      Напротив этого возвышения, далеко вдоль улицы, выстроились войска.
      Всех детей пропустили вперёд, к самому краю тротуара. Катрусю с Наташей также пропустили, и им всё было очень хорошо видно.
      Трам-та-там! Трам-та-там! — грянули барабаны. И вот Катруся и Наташа увидели первые ряды военных, которые открывали парад.
      Но это были не взрослые, а ребята. Впереди шли первоклассники, все в чёрной военной одежде, с красными кантами на брюках и с красными погонами на плечах. Сначала шли барабанщики. А самым первым шёл один маленький мальчуган, тоже с барабаном. И все они шагали чётко, стройно, как один.
      — Суворовцы! Суворовцы! — за говорили кругом.
      И правда, это были ученики суворовского училища.
      — Ой, как они хорошо идут! — сказала Катруся. — Я бы тоже хотела быть суворовцем!
      — Девочек в суворовское не принимают, — басом сказал какой-то парнишка, который стоял рядом с нею. — И правильно!
      Катруся хотела обидеться и заспорить с ним. Но в это время суворовцы прошли. За ними выступили уже настоящие военные части — сначала пехота, потом лётчики. И никак нельзя было сказать, кто из них идёт красивее и стройнее!
      Потом Катруся увидела разные орудия — и длинные, большие, и совсем коротенькие. И такие, из которых можно стрелять, по вражеским самолётам, если они осмелятся залететь на нашу советскую землю.
      Военный парад закончился. Несколько минут улица была совсем пустая. И вдруг вдалеке показался целый лес красных флагов. Это начиналась демонстрация трудящихся.
      Чего-чего только не увидели Катруся и Наташа!.. В колоннах шли рабочие и служащие, школьники и студенты… Все несли над собой портреты, плакаты, яркие воздушные шары и целые снопы цветов.
      Из одной колонны, когда она поравнялась с трибуной, порхнула вверх целая стая голубей и закружилась в воздухе. А из другой колонны в небо взлетели сверкающие разноцветные шары…
 
 
      Музыка гремела всё время. Слышались песни и весёлые выкрики:
      — Да здравствует Первое мая!
      А солнце светило изо всех сил, и весенний ветерок развевал флаги и знамёна.
      — Пора нам домой, — сказал Николай Петрович. — Демонстрация кончится ещё не скоро, а вы у меня уже устали.
      Наташа призналась, что она и вправду устала. Катруся тоже хотела сказать, что у неё ноги просят отдыха. Но в это время перед ними появилась новая колонна… Только что же это за колонна была?
      Впереди шла машина-трёхтонка, вся обтянутая кумачом. На ней ехал целый дом, сделанный из фанеры и разрисованный совсем как настоящий — с окнами, балконами и красными флагами наверху. Около дома сидели и стояли ребятишки с воздушными шарами и с флагами в руках. А за этой машиной шли рядами люди. И среди них Катруся увидела своего папу.
      — Папа! Папа! — закричала Катруся что есть силы. Папа услышал и стал махать ей рукой.
      — Папа, можно к тебе? — закричала Катруся. — Николай Петрович, можно?
      — Ну, беги, — сказал Николай Петрович.
      Папа тоже кивал головой: дескать, можно… И Катруся мигом перебежала с тротуара в колонну.
      — Давайте сюда вашу дочку, — сказал дядя с красной повязкой на рукаве, — мы её посадим на машину!
      Он взял Катрусю на руки, быстрым шагом опередил колонну и поставил Катрусю на машину рядом с большим фанерным домом.
      И вот Катруся поехала мимо всех людей, что стояли на тротуарах. И мимо того мальчика, который говорил, что девочек не берут в суворовское, и мимо Наташи…
      Вот они приблизились к большой трибуне на углу улицы Ленина. Люди, которые стояли на трибуне, улыбались и приветливо махали руками. А Катруся и другие ребята взмахивали своими флажками им в ответ.
      Вдруг с трибуны крикнули:
      — Да здравствуют наши славные строители!
      Конечно, это не к Катрусе обращались. Но Катрусин папа был строитель. И Катрусе стало очень приятно, что про папу так сказали: «Наши славные строители». Поэтому она ещё усердней замахала флажком и закричала: «Ура!» И все дети, и папа, и его товарищи тоже закричали: «Ура!»
      Вот как весело было на Первомайском празднике!
 
      А вечером Катрусю ждала ещё одна радость. Она хорошенько отдохнула, пообедала, а потом с полной лейкой в руках постучала к Варваре Ивановне. Та встретила её таинственной улыбкой:
      — А ну, входи, входи да погляди на наши посевы!
      Катруся взглянула и увидела: все росточки, которые раньше лезли из земли, свернувшись петелькой, теперь выровнялись, поднялись и развернули первые маленькие листики. А кроме того, появились ещё новые всходы — тоненькие травинки. Это взошли бархатцы.
      И теперь уже в ящиках была не чёрная земля, а веселая свежая зелень. Катруся щедро поливала её водой и радовалась настанет лето, и балкон будет полон красивых цветов, которые они вдвоём с Варварой Ивановной вырастили!

На Днепре

      Лето наступило сразу, неожиданно. Ещё и весна не прошла, ещё в садах по-весеннему буйно цвели сирень и жасмин и ещё красовались белыми цветочными гроздьями каштаны, но жара стояла такая, будто на улице давно уже лето.
      И так удивительно казалось: ещё совсем недавно надо было надевать пальто, галоши, а сейчас в тоненьком летнем платьишке и то жарко!.. Зато как легко, вольно бегать, прыгать, не то что в неуклюжей зимней одёжке! Катруся целыми днями бегала и играла со своими подружками в сквере.
      Мама теперь недолго возилась со своими домашними делами. Она укладывала в сумку какую-нибудь подстилку, брала немного еды, и они вдвоём с Катрусей уходили к Днепру. Маленький пароход перевозил их через реку. На той стороне был пляж — такой ровный отлогий берег, покрытый белым тёплым песком. Тут хорошо было загорать на солнце и купаться в Днепре.
 
 
      В тени, под лозой, мама расстилала подстилку и ложилась с книжкой. А Катруся развлекалась как хотела. На пляже всегда было много ребятишек. Катруся играла с ними в мяч или в кошки-мышки.
      Но больше всего нравилось ей копаться в песке около воды. Тут песок был влажный, не рассыпался. И Катруся строила из него дома — большие, с башнями. Ребята помогали ей: они проводили вокруг домов каналы, копали озёра. В эти озёра ребятишки наливали воду из реки. А над каналами сажали сады из зелёных веточек и цветов. Цветов было сколько хочешь на лужке, чуть подальше от берега.
      Иногда кто-нибудь из ребят приносил с собой на пляж игрушечные кораблики. И тогда эти кораблики плавали по каналам около песочных домов.
      Когда солнце поднималось совсем высоко и начинало как следует припекать, мама позволяла Катрусе искупаться в реке. Вода была не очень тёплая, в первую минуту она казалась совсем холодной. Но Катруся смело окуналась в воду и тут же начинала изо всех сил колотить ногами, поднимая брызги фонтаном.
      — Ну хватит, хватит! — кричала мама. — Вылезай скорей да вытирайся!
      Катруся выскакивала из воды, вытиралась полотенцем. И садилась около мамы — поесть. На берегу Днепра всё казалось почему-то уж очень вкусным.
      Катруся каждый день ходила бы на Днепр, так бы и жила там с утра до ночи! Но иной раз мама говорила, что плохо себя чувствует и не может никуда идти в такую жару. И тогда Катрусе приходилось оставаться дома или идти в сквер с Наташей и её бабушкой.
      — Вот погоди немного, — успокаивала её мама, — скоро папа пойдёт в отпуск, тогда ты уж с ним нагуляешься!
      Конечно, это было бы хорошо — гулять с папой. Но он же, наверно, поедет куда-нибудь в дом отдыха, и Катрусе всё равно не с кем будет ходить на пляж…
      Однако всё сложилось так, как хотелось Катрусе. Папа сказал, что в этом году он ни в какой дом отдыха не поедет. Он проведёт свой отпуск дома, потому что и тут можно очень хорошо отдохнуть.
      — Будем с Лёнькой на лодке кататься да рыбу ловить!
      Лёнькой папа называл маминого брата — дядю Лёню. У дяди Лёни был не только аккордеон, а ещё и своя собственная лодка. Дядя Лёня ничего на свете так не любил, как ловить рыбу.
      — И я с вами буду на лодке кататься, — попросилась Катруся.
      — Да ты же будешь бояться, — ответил папа. — Разве ты не помнишь — тебя один раз взяли на лодку, а ты такой рёв подняла, что мы и не рады были!
      Такого случая Катруся не помнила — наверно, это было очень давно.
      — Может, я тогда была маленькая, — сказала Катруся. — А теперь большая и бояться не буду, и реветь не буду — вот увидишь!
      Папа не то согласился, не то не согласился.
      — Что ж, посмотрим! — сказал он.
      Но вот наконец папа получил этот свой отпуск. Ему теперь целый месяц не надо ходить на работу. На другой же вечер папиного отпуска пришёл дядя Лёня и сказал, что он тоже теперь свободен. Можно завтра собираться на речку.
      Катруся очень боялась, что её не возьмут. Но за неё заступилась мама, и папа согласился взять.
      — Только смотри у меня! — сказал он. — Если испугаешься и начнёшь реветь в лодке, никогда в жизни больше с нами не поедешь!
      На эти слова Катруся только улыбнулась. И чего бы это она стала реветь, разве она какая-нибудь малышка?
      Рано-рано, ещё только всходило солнце, они с папой вышли из дому. Добрались до пристани — там их уже ждал дядя Лёня. Он был с головы до ног обвешан разной рыболовной снастью. За спиной у него торчали длинные удочки. В руках — тоже удочки, только какие-то короткие, с колесиками. А корзинку, сплетённую из лозы, он дал Катрусе, чтобы хоть немножко освободить себе руки. Папа начал смеяться над ним — вот так нагрузился дядя Лёня!
 
 
      Но дядя Лёня сказал, что нет ничего смешного и что папа сам поблагодарит его за то, что он всё припас.
      Они сели на пароход. Только не на тот, что возит людей на пляж, а совсем на другой, который называется «речной трамвай». Этот пароход повёз их вниз по Днепру и завернул к пристани. Неподалёку от этой пристани около берега стояло много разных лодок. Папа сказал, что это водная станция и что тут стоит и дяди Ленина лодка.
      Вот она, эта лодочка. Совсем маленькая, белая, с красной полоской вдоль борта. Папа бросил в лодку рюкзак, и дядя Лёня сложил всё своё снаряжение. А потом сбегал куда-то и принёс вёсла.
      — Садитесь, — сказал он.
      Папа первый вошёл в лодку и протянул Катрусе руку. Она смело ступила на лавочку, перешла на корму. И хотя лодка закачалась, Катруся даже не вскрикнула.
      Папа сел на корму и стал править одним веслом, а двумя другими вёслами дядя Лёня начал грести. А Катруся сидела на дне лодки, возле папиных ног, и держалась за борта руками. И было совсем не страшно, а наоборот — весело и интересно.
      Лодка быстро поплыла по реке. Катруся слышала, как У борта плещутся маленькие волны — хлюп, хлюп… Пристань и водная станция начали медленно отдаляться. Потом речка повернула куда-то в сторону. И тогда уже ничего не стало видно, кроме синей воды и зелёных берегов по сторонам.
      Этот проток, по которому они плыли, был не такой широкий, как Днепр. По нему не ходили пароходы, а только проплывали лодки — и весельные, и моторные, и под парусами. Катрусе очень нравились лодки с парусами — они назывались «яхты». Она и раньше видела их, когда ходила с мамой на пляж, но только издали. А теперь одна яхта пронеслась совсем близко от Катруси, и её можно было как следует разглядеть. И тот человек, что сидел в яхте, даже помахал Катрусе рукой.
      — Правь к берегу, — сказал дядя Лёня папе, — вон к тем кустам.
      Лодка повернула и плавно подошла к песчаной полосе берега. Дядя Лёня заранее сложил вёсла. Когда лодка врезалась носом в песок, он выпрыгнул прямо на берег и подтянул лодку:
      — Вылезайте, приехали!
      Ой, как тут было хорошо! На берегу приветливо зеленел лесок. Кусты подступали к самой воде, а между ними белел мягкий чистый песочек. Вот где можно было хорошо выкупаться, и позагорать, и спрятаться в холодок, если уж очень припечёт солнце!
      Дядя Лёня сказал, что под этими кустами прекрасно ловится рыба и что нечего терять время. Тут все трое начали поспешно вытаскивать из лодки все свои припасы и носить их под тенистое деревце. Папа расстелил коврик. А у дяди Лёни, оказалось, были с собой ещё и котелок и тренога, к которой подвешивают котелок над костром. Была у них, конечно, и картошка и соль. И ещё немало всякой еды мама надавала им на дорогу.
      Пока что всё это сложили под деревом, а сами заторопились налаживать удочки. Размотали лески, на крючки насадили червяков и расставили удочки под кустами вдоль берега. Папа и дядя Лёня сели на траву и стали глядеть на поплавки. Катруся тоже присела около отца и тоже стала глядеть.
      Поплавки тихо покачивались на спокойной поверхности воды. Над водой кружили длинненькие синие стрекозы с прозрачными крылышками. Вот одна из них села на стебелёк высокой травы, которая росла прямо из воды. Потом к ней подлетела другая, они о чём-то поговорили меж собой, вспорхнули вместе и полетели. Так и замелькал в воздухе их синие спинки…
      — А где же рыба, папа? — шепотом, спросила. Катруся.
      — Где ж ей быть? В воде! — ответил папа.
      — А почему она не ловится?
      — Подожди, сейчас клюнет…
      Не успел он этого сказать, как один из поплавков задрожал и ушел под воду. Папа вскочил с места и рывком выхватил удочку из воды. Но на крючке не было даже червяка.
 
 
      — Ах ты, съела! — сказал папа крючок другого червяка. — А рыба, видно, большая была, сильно потянула!
      Дядя Лёня сказал, что папа поспешил выхватить удочку — надо было дать рыбе как следует «взять и у него самого клюнуло. Поплавок пошел глубоко под воду, его так потянуло вниз, что даже удилище согнулось дугой. Дядя Лёня подождал немножко, а потом дёрнул удочку. Над водой блеснула серебристая рыбина — и с плеском упала обратно в воду.
      — Сорвалась!
      Теперь папа и дядя Лёня уже и глаз оторвать не могли от поплавков. Катруся тоже смотрела, но рыба почему-то не хотела клевать. Она, видно, поняла, что её собираются поймать на крючок. Поплавки покачивались спокойно, и даже стрекозы больше не прилетали.
      — Тебе, может быть, скучно, Катруся? — сказал папа. — Пойди поиграй в песочек. Отойди подальше — вон туда, где наша лодка стоит, чтобы тут рыбу не пугать.
      — Мне совсем не скучно, — ответила Катруся. — Я по играю в песочек и в лодочке посижу, а потом опять приду по смотреть, как рыба ловится. Ладно?
      — Ладно, иди, только одна не купайся. Мы потом все вместе выкупаемся.
      Катруся побежала под дерево, где были сложены вещи, и разыскала в папином рюкзаке свои игрушки — песочницы. Катруся стала делать куличики. Целый ряд куличиков наставила на берегу. Из влажного песка их было очень легко делать. Когда по речке проходили моторные лодки, к берегу катились волны. Они набегали на бережок и подмывали Катрусины куличики. А она тут же делала новые и ставила их на том же самом месте.
      Потом Катрусе захотелось немножко посидеть в лодке. Она влезла в неё и села на лавочку. Лодка слегка покачивалась на воде, и Катруся покачивалась тоже и даже сама раскачивала лодку. Вот она едет, едет далеко, до самого синего моря… Кругом шумят высокие волны, но она ничего не боится и только взмахивает вёслами и гребёт, как дядя Лёня. На самом-то деле вёсла лежали на берегу под деревом вместе с другими вещами, но Катруся представляла себе, что она держит их в руках.
 
 
      И вот плывёт она по морю, а навстречу… навстречу — рыба-кит!
      Нет, не надо рыбу-кита, он очень большой и страшный. Пускай лучше навстречу выплывает золотая рыбка. Выплывает и спрашивает: «А чего тебе надо, Катруся?»
      А Катруся в ответ: «Ничего мне, рыбка, не надо, ступай себе в синее море, гуляй там себе на просторе!» — так, как в сказке.
      А лодка между тем всё сильней да сильней раскачивалась и скользила понемножку с берега. А тут снова прошла мимо моторная лодка, подняла большие волны. Волны подкатились к берегу, подмыли Катруситсу лодочку и сняли её с песчаного грунта. И Катруся сама не заметила, как и вправду поплыла… Только видит — между лодкой и берегом вода. А берег отходит всё дальше и дальше…
      Что делать?.. Катруся страшно испугалась и чуть не заревела во весь голос. Но тут же вспомнила: папа говорил, что нельзя в лодке плакать. И она ведь сама обещала, что не будет бояться, потому что уже большая. И Катруся только покрепче ухватилась руками за лавочку, на которой сидела, сжала губы и стала молча глядеть — что же дальше будет?
      Лодка тихо поплыла вперёд — течение здесь было не быстрое. Вот она поравнялась и с кустами, под которыми папа и дядя Лёня ловили рыбу. Но они оба в это время наклонились над большой рыбиной, которую папа только, что вытащил из воды, и не глядели в Катрусину сторону. Можно было бы крикнуть, но ведь папа рассердится, потому что она распугает рыбу…
      Тут Катрусю увидел какой-то дяденька, который в эту минуту тоже с удочками в руках появился на берегу. Он шёл по тропинке вдоль берега и выбирал себе местечко, где бы расположиться ловить рыбу.
      — Гей, гей, рыбаки! — закричал он. — Чья это девочка плывёт?
      Папа и дядя Лёня подняли головы от своей рыбы и сразу всё увидели. В тот же миг папа сбросил одежду и прыгнул в воду.
      Сиди спокойно и ничего не бойся! — крикнул он Катрусе.
      — Я и не боюсь, — ответила Катруся.
      И правда, сейчас ей уже нечего было бояться. Папа подплыл к лодке, ухватился за корму и. погнал лодку обратно к берегу.
      — Что же ты молчала, не крикнула? — спросил папа, когда они уже остановились у берега.
      Катруся посмотрела на папу ясными глазами и сказала:
      — Я не испугалась и не плакала. Ты же сам сказал, что в лодке плакать нельзя!
      Дядя Лёня захохотал что есть силы.
      — Ох, Виктор, какая она у тебя ещё глупая! — сказал он. — Не понимает, когда нельзя, а когда можно и даже нужно кричать.
      Катруся обиделась, что над ней смеются, и уже скривила губы, собираясь заплакать. Но папа с весёлым смехом ч подхватил её на руки и подбросил вверх:
      — Ничего ты не понимаешь, Лёнька! Моя дочь проявила мужество и выдержку, а это что-нибудь значит, если человеку пять лет! К тому же ты сам во всём виноват — не вытащил лодку подальше на берег и не привязал.
      Дядя Лёня перестал хохотать и пошёл к лодке, чтобы привязать её к кустам. А папа сказал, что пора бы уже и поесть. Пока Катруся играла песком да плавала в лодке, на удочки попалось несколько рыб. Папа и дядя Лёня живо принялись чистить рыбу и картошку, разжигать костёр и варить обед. Уха сварилась очень вкусная, и от неё скоро ничего не осталось. Ни кусочка не осталось и от пирожков, и от колбасы, и от огурчиков, которые мама положила в рюкзак.
 
 
      Перед обедом все трое выкупались в реке. Папа учил Катрусю плавать. И хоть она сразу не научилась, но папа сказал, что она обязательно научится, потому что для этого прежде всего надо быть смелой и не бояться воды. А Катруся уже доказала, что она смелая и ничего не боится!

Катруся едет в Москву

      Кроме папы и мамы, дяди Лёни и тёти Майи, у Катруси была ещё и бабушка. Только Катруся её никогда не видела. Правда, мама говорила, что Катруся её видела, когда бабушка приезжала к ним. Но это было давно, три года назад, и Катруся тогда была такая маленькая, что ничего не запомнила.
      Бабушка жила очень далеко, на Дальнем Востоке. Этот Восток потому и назывался Дальним, что ехать туда надо было целых две недели.
      Вот и нет ничего удивительного, что бабушка не могла часто приезжать в гости к своему сыну — то есть к Катрусиному отцу.
      Она только письма присылала.
      Один раз папу вдруг вызвали на междугородный телефон. Он пошёл разговаривать. А мама и Катруся ждали его — им было очень интересно узнать, кто же это его вызывает.
      И вот оказалось, что это звонила из Москвы бабушка. Она приехала с Дальнего Востока на неделю в командировку по какому-то делу. Заехать в Киев она не могла — не было времени. И поэтому она просила, чтобы папа и мама вместе с Катрусей приехали в Москву. Ей уж очень хотелось их всех повидать. А ведь от Киева до Москвы совсем недалеко — только одни сутки ехать, а не то что две недели, как на Дальний Восток!
      — Вот хорошо, что у меня отпуск! — сказал папа. — Соберёмся да поедем!
      — Я не поеду, — сказала мама. — Поезжайте вдвоём с Катрусей. а я лучше дома без вас отдохну.
      Папа не стал маму уговаривать. Он знал, что она что-то плохо себя чувствует. Он побежал на городскую станцию, взял билет, послал бабушке телеграмму. И на другой день они с Катрусей отправились в путь.
      С самого начала всё было очень интересно. Катруся ездила когда-то с мамой к знакомым на дачу. Ехали поездом, но в дачном поезде вагоны были совсем другие, не такие, как в этом. В этом поезде вагоны были разделены на такие маленькие комнатки, которые назывались «купе».
      Двери из этих купе выходили в длинный коридор. В каждом купе были внизу лавки, а над ними широкие полки, на которых тоже можно было спать. Катрусе очень хотелось залезть наверх, но папа сказал, что их место внизу.
      Тогда Катруся примостилась около окна и начала махать рукой маме, которая стояла на перроне, — она пришла их провожать.
 
 
      Поезд тронулся. Мама пошла рядом с вагоном, она улыбалась и махала рукой.
      Но поезд пошёл всё быстрее и быстрее. Мама стала отдаляться и скоро совсем скрылась.
      Тогда Катруся оглянулась кругом и увидела, что, кроме них с папой, в этом купе было ещё трое пассажиров. Один из них сразу полез на верхнюю полку.
      «Вот счастливый!» — подумала Катруся.
      А двое других остались внизу и начали разговаривать с папой. Разговаривали они про что-то неинтересное, и поэтому Катруся стала опять глядеть в окно.
      За окном мелькали дома, сады. Потом поезд прошёл по мосту через Днепр. Где-то внизу видны были лодочки. Они казались совсем маленькими. По реке шёл буксирный пароход Он тащил за собой длинную вереницу барж… И пароход и баржи тоже казались совсем маленькими.
      За Днепром была станция Дарница. А потом начались леса. Катруся смотрела на высокие сосны, и ей казалось, что она стоит на месте, а эти сосны, и кусты, и телеграфные столбы бегут навстречу и быстро проплывают мимо окна. Она спросила папу, почему это так.
      — Обман зрения, — ответил папа. — Ты смотришь, а твои глаза тебя обманывают!
      Как удивительно! Разве глаза могут обманывать? Катруся подумала, что тут что-то не так. Ведь на самом деле обманывать может только язык — это когда говорят неправду. А если глаза что-то видят, значит, оно так и есть! А папа говорит — «глаза обманывают».
      — Так не бывает! — уверенно сказала Катруся.
      Папа засмеялся, а один из пассажиров, дядя в больших круглых очках, сказал:
      — Сейчас я докажу тебе, что бывает. Вот солнце. Ты видишь, как оно всходит каждый день на востоке, поднимается вверх, потом опускается на западе и снова заходит. Так что ж, по-твоему, Земля стоит на месте, а Солнце вокруг неё ходит?
      — Нет, — ответила Катруся. — Это мне уже давно Варвара Ивановна рассказала. Я знаю, Земля вертится вокруг Солнца, а не Солнце вокруг Земли. Только мы этого не заме чаем почему-то.
      — Вот сейчас, в вагоне, ты всё время чувствуешь, что мы едем. Стучат колёса, вагон покачивается — ясно, что мы не стоим на месте. А Земля летит себе в свободном пространстве и не вздрагивает, не качается. Вот нам и кажется, что она стоит на месте.
      Катруся представила себе Землю — такой большой, большой шар, который летит вокруг Солнца. По этому шару ходят люди и даже не думают, что они куда-то катятся…
      — А если Земля на что-нибудь натолкнётся, тогда будет землетрясение, — задумчиво сказала Катруся.
      — Как это так? На что ж она может натолкнуться?
      — А на звёздочку!..
      Папа и другой дядя начали хохотать. Но дядя в круглых очках с упрёком поглядел на них. Потом он сказал, что смеяться тут совсем нечего.
      — Мне лично нравятся такие дети, которые всем интересуются и умеют фантазировать, — сказал дядя.
      И он очень понятно разъяснил Катрусе, что Земля не может натолкнуться на звёздочку. Звёздочки очень далеко от Земли. Они огромные, как Солнце, и даже ещё больше его, а нам только кажутся такими маленькими. Ведь на далёком расстоянии нам всё кажется меньше, чем оно на самом деле.
      — Вот видишь вдали домик, — показал он в окно. — Тебе кажется, что он маленький, как игрушечный. Но ты понимаешь, что это большой, настоящий дом. А землетрясения бывают совсем не оттого, что Земля на что-то натолкнётся. А оттого, что в середине самой Земли получаются такие толчки, от которых земля наверху вздрагивает и трескается. И тогда обваливаются горы, а иногда разрушаются целые города… Вот когда Катруся подрастёт ещё немного и пойдёт в школу, она про всё это узнает подробнее.
      — Всё надо расти и расти! — недовольно сказала Катруся. — А я уж и теперь большая и про всё хочу знать!..
      — Чтобы скорее расти, надо хорошенько есть, — сказал папа. — Давай ужинать!
      Он достал из чемодана свёртки с пирожками и жареными цыплятами. Другие пассажиры тоже вытащили свои запасы и начали есть.
      Тем временем настал вечер, в вагоне зажглось электричество. Пришла тётя-проводница и постелила постели на нижних и верхних полках. И все легли спать.
      Тук-тук-тук, тук-тук-тук! — выстукивали колёса. И под этот однотонный говор колёс Катруся скоро уснула.
      Утром проснулась — что такое? Где же это она? И сразу вспомнила: она едет в поезде!
      Дверь отворилась, и вошёл папа с полотенцем на плече. Он, оказывается, давно уже встал.
      — Пойдём умываться! — сказал папа и повёл Катрусю по длинному коридору далеко, в самый конец вагона. Там был умывальник.
      Катруся умылась, причесалась и пошла назад, в своё купе. Тут она увидела в коридоре такую же девочку, как она сама. Эта девочка вышла из соседнего купе и стояла около самого окна.
      Катруся подошла к ней и стала глядеть в окно.
      — Ты куда едешь? — спросила девочка.
      — В Москву. А ты куда?
      — Я тоже в Москву! А как тебя зовут?
      — Катруся. А тебя как?
 
 
      Так они и начали разговаривать. Оказалось, что девочку зовут Оля. Она едет в Москву насовсем и будет там жить. Она тоже никогда не была в Москве, только видела её на картинках и в кино. И они обе начали загадывать — как они увидят Кремль, и Красную площадь, и метро… Катруся сказала., что ещё ей очень хочется увидеть бабушку — какая она? Катруся думала, что, наверно, она такая же, как Наташина бабуся, старенькая, седая, в очках.
      — И у меня тоже есть бабушка, она живёт в колхозе, — сказала Оля. — Я к ней ездила на дачу. Она тоже старенькая, седая, только без очков.
      Тут папа позвал Катрусю завтракать. После завтрака она опять встретилась с Олей в коридоре, и они вместе глядели в окно. А поезд всё время шёл и шёл… И вот папа сказал, что пора собираться, уже близко Москва.
      И тут Катруся увидела в окно ещё издалека большой-большой город. Этому городу не было ни конца ни края! Поднимались вверх трубы заводов и высоченные дома. То здесь, то там зеленели сады. И над всем городом стояла синеватая мгла, будто утренний туман.
      — Ой, какой огромный дом! Что это такое? — закричала Катруся.
      Она увидела высокое, красивое здание, которое поднималось выше всех домов.
      — Это Московский университет, — сказал дядя в очках. — Знаешь, сколько в нём этажей? Тридцать два! А по гляди — вон ещё такие же высотные дома. Они, как башни, возвышаются над городом.
      — Папка, а ты мог бы такие построить? — спросила Катруся. — Вы знаете, — повернулась она к дяде в очках, — у меня папа не просто папа. Мой папа инженер-строитель!
      — Нашла чем людей удивлять! — засмеялся папа. — А разве бывают такие «просто папы»? Что-то не слышал про такую профессию.
      А поезд всё приближался к вокзалу. Вот он въехал под высокую стеклянную крышу, подошёл к перрону. На перроне стояло много народу. Некоторые бежали навстречу поезду. Спешили носильщики в белых фартуках.
      Папа взял чемодан и вместе с другими пассажирами вышел на площадку вагона.
      Поезд остановился.
      — Мам! — вдруг крикнул кому-то папа и замахал рукой.
      Катруся оглянулась — а где же бабушка? Что-то никаких старушек не видно в толпе…
      А в это время к папе подбежала какая-то маленькая, худенькая тётя и кинулась ему на шею. И папа начал целоваться с ней.
      «Почему это папа целуется с чужой тёткой?» — подумала Катруся и недовольно отвернулась. И опять стала глядеть в толпу — где же её бабушка?
      — Катруся, что же ты не здороваешься с бабушкой? — сказал папа.
      И вдруг эта самая маленькая тётя обхватила её обеими руками и начала целовать.
 
 
      — Это такая у меня внучка? Здравствуй, внученька! — говорила она.
      Катруся очень удивилась. Разве такие бабушки бывают? Оказывается, её бабушка совсем не похожа на Наташину. Это же не бабушка, а просто тётя. У неё и очков нет, и нет платка на голове, как у Наташиной бабушки. Просто удивительно!
      — Ну, пойдём, пойдём скорей! — сказала бабушка и взяла Катрусю за руку. — Я и не думала, Катруся, что ты уже такая большая!
      — А я не думала, что вы такая… маленькая! — ответила Катруся.

Катруся в Москве

      Катруся растерялась оттого, что у неё такая удивительная бабушка. Она даже не заметила, как они вышли с вокзала на площадь и сели в такси. Она не обращала внимания ни на что. Только удивлялась: как же это она будет называть бабушку бабусей, а бабушка совсем и не старая!
      — Что ты на меня всё время смотришь? — спросила бабушка. — Может, я тебе не понравилась?
      — Нет… я не знаю, — ответила Катруся неуверенно. — А почему вы живёте не с нами, а на Дальнем Востоке?
      — А потому, что я там работаю на железной дороге. Я инженер, как и твой папа. Только он строитель, а я железнодорожница.
      — Разве бывают бабуси-инженеры?
      — Выходит, что бывают! — улыбнулась бабушка.
      Катруся с бабушкой сидели в такси рядом, а папа на переднем сиденье. Он повернулся к ним и сказал, что если бабушка будет отвечать на все Катрусины вопросы, то этому конца-краю не будет. И сам он начал расспрашивать свою маму о том, как она живёт и как работает и как вообще живётся на Дальнем Востоке…
      А Катруся подумала, что и папиным вопросам тоже не будет конца-краю.
      Наконец они приехали к бабушке в гостиницу. Бабушка сняла костюм и надела пёстрый халатик. И сразу стала какой-то родной, близкой, хотя всё-таки была совсем не похожа на других бабушек.
      Катруся всё время поглядывала на неё и на папу. Как это удивительно: папка такой высокий, широкоплечий, а его мама такая маленькая! И он так смешно её называет: «Мам». Он наверно, мог бы взять её на руки и подкинуть до потолка, как подкидывает Катрусю, — такой он сильный!.. А бабуся сама маленькая — значит, потому она и подарила Катрусе такую малюсенькую Дюймовочку.
      — Я вашу Дюймовочку очень люблю! — сказала Катруся.
      — Какую Дюймовочку?
      — А ту, которую вы мне на Новый год прислали в посылке.
      — Ага, значит, ты любишь играть в куклы! — сказала бабушка. — И я, когда была маленькая, тоже любила. Только мне больше нравились куклы не купленные, а те, которые я сама делала из бумаги.
      — Как так — из бумаги? — удивилась Катруся.
      — А вот как!
      Бабушка вынула из своего портфеля листок плотной бумаги, взяла маленькие ножницы и начала вырезать. Она сложила бумагу вдвое и вырезала половину фигурки: половину головки, половину платьица, одну ручку и одну ножку. А потом развернула — и вышла девочка с двумя ручками и двумя ножками!
      Потом бабушка свернула бумагу в несколько раз, снова вырезала такую же фигурку. А когда бумажка развернулась — вышла целая вереница девочек. Они все держали друг друга за руки, будто стали в круг и собираются танцевать.
 
 
      — Ой, какие хорошенькие! Какие малюсенькие! — Катруся даже подпрыгивала от радости.
      — Ещё надо их раскрасить цветными карандашами, — сказала бабушка. — Вот в воскресенье я буду свободна, пойдём по магазинам за покупками, тогда и цветных карандашей купим!
      Потом бабушка вырезала ещё лошадку и санки. Бумажная девочка села на санки, и лошадка повезла её.
      — Наверно, ты и мне такие фигурки вырезала, когда я был маленький? — сказал папа.
      — Ну конечно, — улыбнулась бабушка. А потом дала Катрусе конверт и сказала: — А чтобы наши куколки не потерялись, положи их в этот конверт. Я всегда так делала, когда была маленькая.
      Катруся сложила все фигурки в конверт. Потом взяла карандаш и надписала на конверте: «Катруся».
      — Ах! — всплеснула руками бабушка. — Как ты мне на помнила моё детство! Ведь и я тоже надписывала на конверте «Катруся».
      — А разве вас тоже так зовут? — удивилась Катруся.
      — А как же! Ведь тебя потому и назвали Катрусей. Разве ты не знала?
      Катруся поглядела на бабушку и засмеялась. Ей очень понравилось, что эта маленькая папина мама тоже Катруся. Бабуся Катруся — вот как её надо звать!
      Вечером бабушка постелила постель на диване и велела Катрусе ложиться спать. Она укрыла Катрусю одеялом, поцеловала, пожелала ей спокойной ночи — так же, как это всегда делала мама. И Катруся окончательно решила, что такая бабушка даже лучше Наташиной.
 
 
      — Спокойной ночи, бабуся Катруся! — сказала она.
      На другое утро бабушка пошла по своим делам. А Катруся и папа отправились осматривать Москву.
      На улице сначала ничего интересного не было. Улица как улица, таких и в Киеве немало.
      Но вот они вышли на площадь. И тут, посреди площади, Катруся увидела какое-то здание, на котором вверху была огромная буква «М». Туда, в широкие двери, непрестанно входили люди. И папа с Катрусей тоже вошли туда.
      Они спустились вниз, в зал, и там купили билеты. Потом прошли дальше и показали билеты тёте-контролёру. Она оторвала от билетов клочок и пропустила их.
      — Ну, Катруся, держись! — сказал папа и крепко взял Катрусю за руку.
      Тут Катруся почувствовала, что пол у неё под ногами куда-то уходит и тянет её с собой. Она чуть не упала. Но вдруг этот пол сам собой превратился в ступеньку, и ступенька вместе с Катрусей поехала вниз… Катруся опомнилась и увидела, что стоит на длинной-длинной лестнице. Люди стоят на ней неподвижно, а лестница сама везёт их вниз!
      — Ой, я знаю! — обрадовалась Катруся. — У меня про это в книжке есть: «Лестница-чудесница бежит сама собой». Только я думала, что это нарочно придумано, а не вправду!
      Люди, которые стояли впереди, начали оглядываться на Катрусю. Ведь она с папой разговаривала по-украински, а в Москве все говорят на русском языке.
      Один какой-то дяденька сказал:
      — Ого, да это же украиночка! Откуда приехала?
      — Из Киева! — ответила Катруся.
      — Ну и как? Нравится тебе Москва?
      — Очень нравится, только я ещё ничего не видала! — сказала Катруся.
      В этот момент лестница уже докатилась донизу. Надо было переступить на ровный пол — и тут Катруся снова чуть не упала. Хорошо, что папа крепко держал её за руку.
 
 
      — Мы уже с тобой глубоко под землёй, — сказал папа, — а погляди как тут красиво!
      Катруся оглянулась — и правда! Они очутились в красивом, большом зале. Пол блестел, как зеркало, стены тоже блестели. Они были украшены всякой резьбой. А сквозь резьбу светились такие яркие лампы, что Катрусе показалось, будто всё залито солнечным светом. Даже придумать трудно, что так может быть в глубоком подземелье.
      — Наверно, в таком же дворце жила Спящая красавица, правда, папа? — сказала Катруся. Она вспомнила сказку, которую мама рассказывала ей.
      — Может, и в таком, — согласился папа. — Но таких поездов у Спящей красавицы не было. Это уж можешь поверить.
      Тут Катруся увидела, что с обеих сторон понизу проложены рельсы, как на железной дороге или на трамвайной линии. Но тут вдруг что-то загудело, зашумело…
      В тёмном туннеле появился поезд. Он мчался по рельсам всё ближе и ближе. Только поезд этот был не такой, как на железной дороге.
      Поезд остановился. В вагонах сами собой раздвинулись двери. И все люди — и Катруся с папой тоже — вошли в вагоны. Двери сами собой закрылись. Поезд тронулся с места и со страшной быстротой помчался под землёй. Катрусе даже стало как-то жутко.
      Так они мчались, мчались… Потом поезд замедлил ход, за окнами заблестели огни. И они остановились на следующей станции. Эта станция тоже напоминала дворец из сказки. А какой из этих дворцов был красивее, сразу и понять было нельзя.
      Катруся с папой пошли к выходу. Теперь уже лестница-чудесница покатила их наверх. И Катруся скоро очутилась снова на поверхности земли — на большой, многолюдной улице.
      — Ну как, хорошо ездить в метро? — спросил папа.
      — Очень хорошо! — радостно ответила Катруся. — Давай ещё покатаемся!
      Но папа сказал, что они успеют поездить на метро, а сейчас надо ещё многое посмотреть. Прежде всего Красную площадь и Кремль.
      И он повёл Катрусю по улице. По широкому тротуару — и рядом с ними, и впереди них, и сзади, и навстречу — шли люди.
      — Куда это все идут? — спросила Катруся. — Почему столько людей?
      — Идут себе каждый по своим делам, — ответил папа. — А много народу — так это потому, что Москва очень большой город. В Москве живут миллионы людей! А сколько тут ещё и таких, как мы с тобой, приезжих! Ведь Москва — столица Советского Союза!
      Катруся с папой вышли на широкую площадь. На той стороне площади они увидели высокие красные стены с зубцами наверху. Над стенами возвышались башни, а на башнях светились большие рубиновые звёзды. Эти стены, и башни, и эти рубиновые звёзды Катруся часто видела на картинках. Всё это казалось ей таким знакомым, будто она уже много раз бывала здесь.
 
 
      — Это Кремль! Папа, погляди, это Кремль! — обрадовалась Катруся.
      И правда, они стояли на Красной площади и перед ними был Кремль.
      Вдруг вверху, над их головами, заиграла мелодичная музыка, и огромные часы на башне начали вызванивать время.
      — Ой, папка! Это совсем как по радио! — удивилась Катруся.
      — А как же! — сказал папа. — Если по радио говорят «Слушайте Красную площадь и бой часов кремлёвской башни», то ведь это отсюда и передают. И тогда вся страна слышит вот эти кремлёвские часы-куранты. А сейчас мы с тобой сами стоим на Красной площади. И не только слышим, но и видим её своими глазами. И если ты услышишь когда-нибудь по радио бой этих часов, то вспомнишь о том, как мы с тобой стояли здесь и куранты вызванивали над нами.
 
      Два дня бабушка была занята своей работой. Она только вечером приходила домой.
      А Катруся с папой осматривали Москву. Они поездили на метро, побывали в Парке культуры и отдыха, проехались на теплоходе по Москве-реке до самого Московского моря.
      В воскресенье бабушка наконец освободилась. Теперь, можно было пойти покупать цветные карандаши и разные другие вещи.
      Они все трое пошли в огромный универмаг на Красной площади.
      Там продавалось всё, что хочешь. Там просто заблудиться можно было среди всех этих этажей, переходов, балконов и коридоров, полных народа.
      Цветные карандаши купили в первую очередь. Потом пошли в магазин, где продавались подарки.
      — Тут мы купим подарок твоей маме,— сказала бабушка. Они купили маме красивую бархатную сумочку с серебряной застёжкой. Такие в Киеве не продаются, и маме она, конечно, очень понравится.
      Потом папа и бабушка остановились около какого-то совсем неинтересного магазина. Там продавались принадлежности для фото и толпилось много народу. Катруся отошла от этой толпы и начала переходить от витрины к витрине и разглядывать, что там выставлено.
      Она отошла немного и оглянулась — а где же папа и бабушка? Их нигде не видно… Разве найдёшь их в такой толпе Катруся испуганно остановилась. Но тут над её головой какой-то голос из репродуктора сказал:
      «Граждане покупатели! Если вы потеряли друг друга, встречайтесь около фонтана!»
      Около фонтана! А фонтан Катруся видела как раз у того магазина, где они покупали маме подарок. Но вот как теперь найти этот фонтан?
      — Тётя, скажите, пожалуйста, где фонтан? — вежливо обратилась Катруся к одной женщине.
      — Фонтан? Да вот иди прямо, — ответила женщина и показала куда идти.
      Катруся пошла, куда ей показали. По дороге она увидела у витрины какого-то маленького мальчика. Он стоял и плакал, вытирая глаза кулачками.
      — Ты чего плачешь? — спросила его Катруся.
      Мальчик не отвечал.
      — Ты, может быть, потерялся? — спросила Катруся. — Это ничего! Я тоже потерялась. Пойдём вместе к фонтану!
      И она взяла мальчика за руку.
      Но в это время к ним быстро подошла какая-то женщина.
      — Ты куда ведёшь моего Колю? — сердито закричала она.
      — Я думала — он потерялся! — ответила Катруся.
      — Ничего он не потерялся! Просто капризничает, противный мальчишка!
      Сердитая женщина схватила мальчика за руку и повела с собой. А Катруся посмотрела им вслед и пошла дальше, к фонтану.
      Только успела она подойти к фонтану, как тут же появились папа и бабушка. Бабушка разволновалась, раскраснелась. А папа шёл и спокойно улыбался.
      — Катрусенька! — воскликнула бабушка с удивлением.— Как это ты догадалась, что нужно идти сюда? И ты не испугалась и не заплакала?
      — Я же говорил тебе, мам, что она большая девочка! — весело сказал папа. — Можешь быть за неё спокойна.
      Но бабушка теперь уже не выпускала Катрусиной руки. Они купили ещё много разных вещей. А потом, довольные и утомлённые, вернулись домой.
      Вечером все трое собрались в театр, который назывался «Большой театр». Он и правда оказался очень большой и весь золотой в середине.
      На сцене показывали балет «Спящая красавица». Эту сказку Катруся хорошо знала, и потому ей всё было понятно. Балерины танцевали и здесь очень красиво.
      Катруся сразу вспомнила «Лебединое озеро» и опять решила, что обязательно будет балериной, когда вырастет. Она рассказала об этом бабушке.
      — Вижу, вижу, что в меня уродилась! — сказала бабушка. — Я тоже любила танцевать, когда была маленькая. Да, видишь, стала я не балериной, а инженером!
      — Жалко! — вздохнула Катруся. — Мы бы с вами вместе танцевали… На сцене, как эти девочки! Вот было бы хорошо!
      Бабушка засмеялась:
      — Ну, знаешь, Катруся, пока ты вырастешь, я буду совсем старенькая. Куда уж мне танцевать! Придётся тебе без меня обойтись, если не передумаешь.
      — А почему вы передумали, бабуся Катруся?
      — Да я никогда и не думала стать балериной. И теперь я очень рада, что стала железнодорожницей. Это очень интересная работа!
      Катруся задумалась. Сказать правду, ей самой нравилась железная дорога. Наверно, если работать на железной дороге, то можно сколько захочешь ездить в поезде… Может, и Катрусе тоже стоит пойти в железнодорожницы? Всё это надо ещё обдумать и посоветоваться с Наташей.
 
      Но вот пришло время возвращаться домой, в Киев. Бабушке надо было ехать на Дальний Восток. А из-за того, что ехать туда очень долго, она решила лететь самолётом. Ведь самолёты летят гораздо быстрее, чем идут поезда, и через два дня она будет дома.
      — Ну, до свиданья, моя большая, разумная внучечка! — сказала бабушка и поцеловала Катрусю. — Не забывай меня! Я очень рада, что познакомилась с тобой.
      — И я тоже рада, — ответила Катруся. — Я вас не забуду, бабуся Катруся! Я теперь уже скоро все буквы выучу и буду писать вам письма.
      Они стояли на широком поле, которое называлось «аэродром».
      На это поле прилетали и садились самолёты со всех концов страны. А отсюда они отправлялись в полёт в разные города — так же, как поезда с вокзала.
      На этом поле и сейчас стояли самолёты. А ближе всех стоял тот самолёт, на котором бабушка полетит на свой Дальний Восток.
      Этот самолёт был очень большой, светло-серый, будто серебряный. Катруся видела издали, что у него сбоку открыты дверцы и оттуда спускается на землю лесенка.
      — Пассажиров прошу садиться! — сказал какой-то дядя. Он начал проверять билеты и пропускать пассажиров на самолёт.
      Бабушка ещё раз крепко поцеловала Катрусю и папу. А потом взяла свой маленький чемоданчик и пошла вместе с другими пассажирами. Вот она уже поднялась по лесенке, помахала рукой на прощание и вошла в самолёт. Ещё несколько минут — и лесенку убрали, дверцы закрыли, загудел-завертелся пропеллер, и самолёт покатился по ровной дорожке посреди поля.
      Не успела Катруся опомниться, а он уже поднялся над землёй. И полетел всё выше, выше и скоро исчез в туманной дали. И бабуся Катруся исчезла вместе с ним…

Варвара Ивановна уезжает

      В этот же вечер Катруся с папой сели в поезд и тоже поехали домой.
      С тех самых пор, как родилась, Катруся жила в квартире, где рядом с их комнатой была комната Варвары Ивановны. И папа, и мама, и сама Катруся всегда относились к Варваре Ивановне, как к своему самому близкому другу и советчику. И правда: если чего не знаешь, можно спросить Варвару Ивановну — она, уж наверно, всё объяснит. Когда папа и мама уходят из дому и Катрусю не с кем оставить, Варвара Ивановна берёт её к себе.
      И всегда во всех трудных случаях Варвара Ивановна обязательно поможет. Даже странно было бы подумать, что Варвара Ивановна вдруг не будет больше жить рядом с Катрусей!
      Но именно так и случилось.
      Был хороший июльский вечер. Катруся и Варвара Ивановна поливали цветы на своём балконе.
      Цветы у них пышно разрослись. Ярко-жёлтые бархатцы поднимали кверху свои головки. И настурции, будто усыпанные горячими огоньками, цвели изо всей силы. И королев цвет, который обвил все верёвочки, развесил на балконе, словно кисточки, свои красные цветы…
      Все эти цветы выросли из тех семян, которые Катруся посеяла весной. А летом Варвара Ивановна добавила в ящики астр и левкоев. Вот какой пышный цветник был у них на балконе!
      В тот вечер, о котором идёт разговор, Варвара Ивановна и Катруся сидели около ящиков. Катруся осторожно выдёргивала травинки, которые кое-где выросли среди цветов. А Варвара Ивановна показывала ей, как надо различать сорняки от цветов.
 
 
      — Привыкай, привыкай, Катруся, — сказала Варвара Ивановна. — Скоро придётся тебе одной ухаживать за цветами… Сумеешь?
      — А… вы где будете? — удивилась Катруся.
      — А я уеду отсюда насовсем, — ответила Варвара Ивановна. — Я поеду в город Днепропетровск и там буду работать.
      Катруся от удивления даже подскочила:
      — Как это так? Насовсем? А мы здесь останемся?
      Тут Варвара Ивановна рассказала Катрусе, что её назначили директором школы в Днепропетровске. Это тоже большой город, хоть и поменьше Киева, но и там много огромных заводов, и театров, и школ. И есть такая же детская железная дорога, как в Киеве. А стоит этот город на Днепре, так же как и Киев. Можно сесть на пароход в Киеве и приплыть прямо в Днепропетровск.
      — И вы на пароходе поедете?
      — Нет, я поеду поездом, — усмехнулась Варвара Иванов на. — А ты хочешь, чтобы я ехала на пароходе?
      — Я совсем не хочу! — прошептала Катруся и кинулась учительнице на шею. — Варвара Ивановна! Не надо поездом!.. И на пароходе не надо!.. Я не хочу, чтобы вы уехали отсюда!..
      — Милушка моя! — сказала Варвара Ивановна и нежно поцеловала Катрусю.— Мне и самой жалко разлучаться с тобой. Да ничего не поделаешь, не могут люди всегда вместе жить. Вот и ты сама — вырастешь большая и тоже поедешь куда-нибудь на работу. Придётся и тебе покидать своих друзей и родных. Но только ничего страшного в этом нет — везде есть хорошие люди, и работа везде интересная и нужная. Да и не навеки мы с тобой расстаёмся — и я буду приезжать в Киев, и ты, может, ко мне когда-нибудь в гости приедешь. Гора с горой не сходятся, а человек с человеком всегда сойдутся!
      Катруся слушала Варвару Ивановну. Конечно, Варвара Ивановна, как всегда, правильно всё объясняет. А всё-таки было грустно и тяжело. И никак невозможно было представить, что Варвара Ивановна уже не будет сидеть с Катрусей на этом балконе, а будет жить где-то далеко… И эта комната останется пустая. А может, тут будут жить какие-то другие, совсем чужие люди… А как же тогда Катрусе ухаживать за своими цветами?
      — Никто чужой тут не будет жить, — сказала Варвара Ивановна, — вот увидишь!
      Катруся совсем запечалилась и пошла рассказать обо всём маме. Но оказалось, что и мама и папа давно всё знают. А свободную комнату, когда Варвара Ивановна уедет, отдадут им. И выходит, что и правда никто чужой жить у них не будет!
      Взволнованная этими новостями, Катруся побежала к Наташе.
      Наташа не так близко знала Варвару Ивановну, как Катруся, поэтому отъезд Варвары Ивановны её не очень огорчил. Но зато её очень заинтересовала новость, что у Катруси будет вторая комната, да ещё и с балконом.
      — У вас была только одна комната, — сказала Наташа, — а у нас целых три! Но зато у вас семья маленькая, а у нас большая — бабушка и Люся, и папа с мамой, и я. А у вас только трое.
      — Может, и у Катруси семья тоже скоро прибавится, — возразила Наташина бабушка.
      — Правда, может, моя бабуся Катруся приедет с Дальнего Востока и будет жить с нами… Я бы очень хотела! — сказала Катруся.
      И вот Варвара Ивановна начала собираться в дорогу. Она укладывала в чемоданы свои вещи, книжки, альбом с фотографиями учеников… Она их возьмёт с собой, а стол, и стулья, и диван, и шкаф пока что оставит здесь. Когда устроится на новом месте, тогда и приедет за ними.
      Вот уже всё и собрано. И Варвара Ивановна пошла на городскую станцию за билетом.
      Варвара Ивановна ушла, а в квартире остались только мама и Катруся. Вдруг кто-то позвонил. Катруся подумала, что это Варвара Ивановна вернулась с билетом, и побежала открывать.
      Но за дверью стоял какой-то незнакомый человек. Он хотя и был незнакомый, но Катрусе показалось, что она где-то его видела… Он ещё так весело глядел из-под чёрных, немножко насупленных бровей…
 
 
      — Варвара Ивановна здесь живёт? — спросил он.
      — Здесь. Только она завтра уедет насовсем, — ответила Катруся.
      Незнакомец удивился:
      — Вот как! А куда же она едет? Можно её увидеть?
      Катруся сказала, что Варвары Ивановны нет дома, но она скоро придёт.
      — Ну ладно, — сказал человек, — так я приду попозднее. Передай, пожалуйста, что к ней приходил Тарас.
      Как только он это сказал, Катруся сразу вспомнила, где она его видела. На фотографии у Варвары Ивановны! Это же был тот самый Тарасик, первый её ученик и воспитанник! Это про него она рассказывала!
      — Ой, я знаю — вы Тарасик! — закричала Катруся и даже руками всплеснула. — Мама! Иди сюда! К Варваре Ивановне Тарасик приехал, а её дома нет!
      Мама выбежала из комнаты.
      — Как тебе не стыдно, Катруся! Разве можно так называть взрослого человека? — сказала она и обратилась к гостю: — Извините её, пожалуйста, она у нас такая невежливая.
      — Ничего! Наоборот, мне приятно, когда меня так встречают! — улыбнулся гость и поклонился маме. — Я и не думал, что меня тут знают!.. А куда же это собралась моя дорогая Варвара Ивановна? Куда она едет?
      Тут мама спохватилась, что неудобно стоять и разговаривать в прихожей. Мама пригласила его в свою комнату. Потом она рассказала ему, что Варвару Ивановну переводят на работу в Днепропетровск. Она там будет уже не просто учительницей, а директором школы.
      — Да ну! — удивился Тарас Игнатьевич — так звали Тарасика. — Вот хорошо, что именно в Днепропетровск! Я ведь теперь тоже там живу и работаю!
      Катруся охнула от удивления и уже хотела расспросить Тарасика, есть ли у него дети. Но тут пришла Варвара Ивановна. Ну и обрадовалась же она, увидев своего Тарасика! А ещё больше обрадовалась, когда узнала, что будет жить с ним в одном городе и учить его детей.
      — Вот только не знаю, когда поеду, — сказала она. — Билета я не достала. Нет ни на завтра, ни на послезавтра.
      — Ну и хорошо! — сказал Тарасик. — Поедете сегодня вместе со мной. Я ведь на машине приехал. Вот и заберу вас, с вашими чемоданами!
      Так и вышло, что Варвара Ивановна в тот же день распрощалась с Катрусей, с её мамой и папой.
 
 
      — Ничего не успела купить тебе, Катруся, на память обо мне, — сказала она и поцеловала Катрусю в последний раз. — А хотелось бы что-нибудь подарить!
      — А портфель? Вы же мне подарили портфель! — напомнила Катруся. — Я буду ходить с ним в школу и всегда буду вспоминать о вас…И скоро письма научусь писать, буду вам присылать письма!
      А в альбоме у Варвары Ивановны появилась еще одна фотография. На ней была снята Катруся с большим бантом на голове и с Фомой в руках. На обороте папа написал:
      «Спасибо дорогой Варваре Ивановне за всё».
      И все подписались — и папа, и мама, и Катруся. Теперь Катруся тоже заняла место в альбоме среди учеников старой учительницы. И она имела на это право. Ведь не кто иной, как Варвара Ивановна показала ей первые буквы и поставила ей первую пятёрку в жизни.

Страшная ночь

      Однажды тёмной осенней ночью Катруся вдруг проснулась. Она никогда не просыпалась среди ночи, всегда крепко спала до утра и видела разные интересные сны. А тут будто толкнуло её что-то — сны сразу пропали, и она открыла глаза.
      Сначала Катруся подумала, что уже утро. Но нет, за окном чернела ночь. А в комнате горела настольная лампа под зелёным абажуром и творилось что-то непонятное.
      Мама, совсем одетая, в пальто и в шарфике, стояла около двери. Она как-то устало прислонилась к притолоке и опустила руки. А папа поспешно надевал плащ и, видно, так торопился, что никак не попадал в рукава.
      — Мама! Папа! Куда это вы? — испуганно вскрикнула Катруся.
      — Вот беда! — слабым голосом сказала мама. — Как же мы её одну оставим? Она бояться будет…
      — Может, постучать к Лидии Максимовне? — спросил папа.
      Но мама только рукой махнула:
      — Не стоит к ней обращаться… Это же тебе не Варвара Ивановна!
      Тогда папа подошёл к Катрусе и погладил её по голове.
      — Катруся, я отведу маму в больницу и скоро вернусь, — сказал он. — А ты будь умной, большой девочкой, спи спокойно и ничего не бойся. Слышишь?
      — Я совсем не боюсь одна, — ответила Катруся. — Можешь даже лампу погасить!
      Папа погасил огонь, и они ушли. Катруся услышала только, как в прихожей щёлкнул замок в дверях.
      Катруся улеглась поудобней и натянула на себя одеяло. Но спать ей почему-то совсем не хотелось. В комнате было темно, и за окном стояла необычайная Тишина. Так тихо бывает в большом городе только поздно-поздно ночью, перед рассветом. Не слышно было ни гудков машин, ни голосов. Только иногда долетал издалека протяжный гудок — это где-то проходил поезд…
      Ничего нет страшного — лежать в своей постели одной в тёмной комнате. Да и чего бояться, если в комнате никого нет! Вот если бы под кроватью прятались волки или какие-нибудь чудовища и если бы они вдруг полезли оттуда и начали подкрадываться к Катрусе — вот тогда правда было бы страшно…
      «Ой, что это? Под кроватью как будто что-то шуршит… Может, вправду они лезут?..»
      Да нет. Всё тихо. И откуда бы тут взяться волкам? Они живут в лесу или в клетках в зоопарке и никак не смогли бы сюда добраться. А чудовища бывают только в сказках да ещё в каком-то «Лукоморье»…
 
Там на неведомых дорожках
Следы невиданных зверей…
 
      Но тут не «Лукоморье», а обыкновенная комната!.. Только кто это там около стола притаился? Катруся поглядела получше — нет, это просто что-то лежит на стуле… может, мамин халат. Вон свесились со спинки рукава и длинный поясок тянется до самого пола… Это мама бросила его, когда уходила в больницу.
      Вдруг у Катруси заныло сердце. Мама пошла в больницу… Почему в больницу? Значит, мама больная? Но ведь было и раньше, что мама хворала и Катруся тоже хворала, да никогда их не отводили в больницу! Вот Валю и Юру, которые живут на втором этаже, — тех, правда, один раз увезли в больницу. Это когда они заболели скарлатиной. Но их отвезли днём, а не среди ночи. И потом, Наташа говорила, что скарлатина — детская болезнь и взрослые этой болезнью не болеют… Не может быть, чтобы у мамы была скарлатина!
      В больницу тогда отвозят, когда кто-нибудь сильно-сильно захворает. Вот в соседнем доме у одной девочки ещё зимой заболела бабушка. Очень сильно заболела, и её отвезли в больницу. И она долго была в больнице, а потом там умерла. А что, если и её мама умрёт?
      Нет, так не бывает. Так не может быть! Та бабушка была совсем старенькая, она ходила сгорбленная, с палочкой. А мама молодая, мама не может умереть!
      Катруся так взволновалась, что забыла все свои прежние страхи. Она сбросила с себя одеяло и села в постели.
 
 
      Разве так бывает, чтобы мамы умирали?..
      Бывает!
      Катруся вспомнила сказку, которую она знала наизусть. Это сказка о том, как жили себе отец и мать и была у них дочка Василисушка.
      «Жили они хорошо и светло, да и на них горе пришло. За болела матушка родимая, чует — смерть идёт. Покликала она Василисушку и дала ей маленькую куколку.
      — Береги, — говорит, — доченька, эту куколку и никому её не показывай. Как случится с тобой беда, дай ей поесть и спроси у неё совета…
      Поцеловала мать Василисушку и померла».
      Так и осталась Василисушка одна, без матушки. Потом у неё была злая мачеха с капризными дочками. И они бедную Василисушку «поедом ели» — так говорится в сказке. А потом послали они её за огнём к страшной бабе-яге. И только матушкина куколка помогла Василисушке и защитила её.
      А вдруг Катрусина мама тоже умрёт и останется Катруся одна, как Василисушка, и даже куколки у неё не будет… Правда, есть у неё Фома, и Тамара, и Дюймовочка, но ведь это обыкновенные куклы, и ничего посоветовать они не могут… Даже Фома — хоть и умеет говорить, но он только одно и говорит: «Фома». Да и то не потому, что умеет, а потому, что у него в животе есть такой пищик. Вот он и пищит одно и то же без всякого смысла! Нет, ничем ей такой Фома не поможет.
      Хоть бы Варвара Ивановна была рядом, как раньше! Но она теперь далеко и совсем не знает, какое сейчас у Катруси горе. А её комната теперь тихая и пустая. Катруся посмотрела на дверь, которая вела в ту комнату. Когда Варвара Ивановна жила тут, дверь была заперта. А теперь эту дверь открыли, потому что это теперь их комната. Только там и сейчас ещё стоят стол, и шкаф, и диван Варвары Ивановны. Тот самый диван, на котором так уютно было сидеть вместе с Варварой Ивановной…
      Катруся слезла с постели, быстренько перебежала босыми ногами через комнату и осторожно открыла дверь.
      В той комнате тоже было темно, только от окна тянулись по полу бледные полосы света. Катруся влезла на диван, примостилась в уголке и снова начала думать. За окном чернело небо, и на нём светились крупные осенние звёзды. Катруся посмотрела на них и вспомнила, как про эти звёзды рассказывал ей чужой дядя в очках, когда она ехала в Москву.
      И она вспомнила про Москву и про свою бабусю, которая живёт на Дальнем Востоке… Нет, Катруся не останется одна, как Василисушка. Бабуся Катруся приедет и заберёт её к себе. Но разве может заменить маму даже самая лучшая бабушка на свете?.. Слёзы дождём покатились по Катрусиным щекам.
      — Я не хочу жить без мамы! Я маму больше всего на свете люблю! — шептала Катруся.
      И вдруг она вспомнила, как не слушалась маму, как обманула её, а потом крикнула ей: «Я тебя не люблю!» Как она могла так поступить? Тут Катруся уткнулась головой в диванную подушку и заплакала в голос. Но никто её не услышал.
      Неизвестно, сколько времени прошло. Понемногу Катруся перестала плакать, только тихонько всхлипывала. Она вдруг почувствовала, что очень устала, что глаза у неё закрываются и наплывают какие-то сны…
      «Может, всё-таки мама не умрёт? Может, всё-таки у неё скарлатина?-подумала Катруся.— Ведь если скарлатина, то она обязательно вернётся домой. Ведь Валя и Юра вернулись!»
      Это немножко успокоило Катрусю. И, сама не заметив как, она закрыла глаза и крепко-крепко уснула.

Старшая сестра

      — Катруся! Куда же ты девалась?
      Ночь уже прошла, и наступило утро. В комнату быстрыми шагами вошёл папа. Он был в распахнутом плаще, какой-то 5ледный, растерянный, но весёлый.
      — Почему ты тут спишь, Катруся, а не на своей постели? — удивлённо спросил он.
      Катруся вскочила и сразу вспомнила, что было ночью.
      — А мама? — вскрикнула она. — Где мама?
      — Всё благополучно! — весело ответил папа.— Мама себя чувствует хорошо… И знаешь, кто у неё есть? — добавил он и хитро прищурил один глаз.
      — Скарлатина? — обрадовалась Катруся.
      — Какая скарлатина? Что за глупости! У неё есть маленький мальчик, наш сынок, а твой младший братик — вот кто!
      Это было совсем неожиданно! И как радостно! Катруся запрыгала и захлопала в ладоши:
      — Ой, как хорошо! А почему же она его домой не несёт?
      Папа засмеялся:
      — Ну, знаешь, домой его ещё нельзя. Он совсем маленький, только родился… Ему, знаешь, ещё в больнице надо по быть вместе с мамой. Там доктора за ним поглядят, чтобы он был здоровенький.
      Теперь всё стало совсем понятно. Конечно, если мальчик только что родился, он, наверно, ещё малюсенький и слабенький. И надо, чтобы за ним глядели доктора. Пускай мальчик немного побудет в больнице, поздоровеет, а тогда уже Катруся сама будет его нянчить!
      — А как его зовут, моего братика? — спросила Катруся.
      — А его ещё никак не зовут. Как захотим, так и назовём! Катруся задумалась: как же получше назвать мальчика?
      Витя? Юра? Лесик? Нет, такие мальчики уже есть в нашем доме. Надо как-то иначе…
      — Э, Катруся, теперь нам с тобой некогда рассиживаться! — сказал папа. — Мамы нет, надо самим хозяйничать. Одевайся, умывайся быстрее!
      И принялись они вдвоём с папой прибирать в комнате, готовить завтрак. Папа смешно подвязал мамин фартучек — на нём этот фартучек казался совсем маленьким! — и начал жарить яичницу. А Катруся в это время накрывала на стол. Сама доставала из шкафа чашки и тарелки, сама поставила на стол соль, масло, хлеб…
 
 
      — Ну, маленькая хозяюшка, давай скорее завтракать, — сказал папа. — Ведь ещё надо будет посуду вымыть да сбегать к Старченкам. А времени у меня мало — на работу нельзя опаздывать!
      — Посуду помыть я и сама могу,— сказала Катруся.— Я умею, я маме часто помогала. И ничего не разобью.
      Теперь уже мамин фартук надела Катруся, и на ней этот фартук казался очень большим! Папа налил в миску тёплой воды. Катруся стала мыть чашки и тарелки. А он побежал наверх, к Старченкам.
      Чашки и тарелки вымылись благополучно. Ни одна из них не выскользнула из руки и не разбилась. Только когда Катруся выливала грязную воду в раковину, немножко выплеснулось на пол. Это потому, что раковина слишком высоко сделана.
 
 
      Но не беда — Катруся хорошенько вытерла пол тряпкой и поставила посуду на место.
      Вместе с папой пришла Наташина бабушка.
      — Поздравляю тебя, Катрусенька, с братишкой! — весело сказала она. — Вот и у вас семья прибавилась!
      Правда!.. Так и вышло, как тогда Наташина бабушка сказала. Теперь и у них будет не трое, а четверо — папа, мама, Катруся и маленький мальчик, которого ещё никак не зовут.
      — Можете спокойно идти на работу, Виктор Александрович, — сказала Наташина бабушка,— а Катрусю мы на весь день заберём к себе. Вот только как же вы? Всю ночь не спали и сразу на работу? И где вы будете обедать?
      — Что ночь не спал — это для меня пустое, — ответил папа, — а обедать я буду в столовой.
      Так и уладилось. Катруся каждое утро сразу на весь день отправлялась к Наташе. А вечером приходил за ней папа. Приходил он в эти дни поздно, потому что после работы каждый раз торопился в больницу узнать, как там чувствуют себя мама и маленький мальчик.
      У Катруси и Наташи только и разговора было, что про этого мальчика. Они играли в больницу. Катруся была мамой, Наташа — доктором, а вместо мальчика был игрушечный зайчик. Наташа спросила у своей мамы: как это доктора ухаживают за маленьким ребёночком в больнице?
 
 
      Мама объяснила, что его купают, кормят, укладывают спать. Вот девочки и выполняли всё это очень старательно — купали зайчика, кормили его, укладывали спать. А ещё мазали его вазелином и клали ему компрессы, чтобы он был здоровее.
      Много разговоров и даже споров было о том, как же всё-таки назвать мальчика. Наташа хотела назвать его Максимкой, как того хорошего маленького негритёнка, которого они видели в кино. А Катруся сказала, что тогда уж лучше назвать его Чуком или Геком.
      Но оказалось, что и папа с мамой тоже об этом советовались. И решили назвать сыночка Павлусем.
      — Тебя зовут так, как мою маму, Екатериной, — пояснил папа Катрусе, — а мальчика у нас будут звать, как маминого папу звали — Павлом! Мамин папа храбро бился с фашистами, когда была война, и отдал жизнь за Родину! Пускай Павлусь вырастет у нас таким же честным и смелым, каким был его дед!
      Прошло несколько дней, и вот в воскресенье утром папа попросил Елизавету Афанасьевну, чтобы она получше прибрала в комнатах. А сам сбегал в магазин и принёс оттуда маленькую, сплетенную из прутьев кроватку.
      — Вот тут пока что будет спать наш Павлусь, — сказал папа. — А когда подрастёт, мы ему отдадим твою кроватку. А ты будешь спать в той комнате на диване, как большая!
      Вот и хорошо, что теперь есть другая комната! Ведь Павлусеву кроватку даже некуда было бы и поставить. А сейчас она как раз поместилась там, где стояла этажерка с книгами и с игрушками. А этажерку вынесли в другую комнату.
      — Ну, Катруся, — сказал папа, — пообедаем с тобой вместе в столовой. А после обеда пойдём в больницу забирать нашу маму и Павлуся домой!
      Если бы в другое время Катрусе пришлось обедать в столовой, ей бы это, наверно, было очень интересно. Но сегодня она ни на что не обращала внимания, только спешила съесть всё, что ей дают, лишь бы скорей идти к маме!
 
      Больница была совсем недалеко. Когда они гуляли с мамой, то часто проходили мимо двухэтажного дома, окружённого красивым садиком. Но Катруся даже и не знала, что этот дом и есть больница.
      Папа и Катруся вошли в парадные двери. Там была большая комната.. Около стен стояли деревянные диваны. На них сидели какие-то люди и дожидались.
      — Вы к кому? — спросила нянечка в белом халате и белом платочке.
      — Мы пришли за Надеждой Заречной, — ответил папа. — Она сегодня выписывается.
      — А, знаю, знаю! — приветливо сказала нянечка. — Посидите, пожалуйста, а я пойду и скажу, чтобы собиралась.
      Катруся села рядом с папой на деревянный диван, и они стали ждать. Ждать пришлось долгонько, и она уже хотела спросить папу, почему так долго.
      Но вдруг двери открылись, и вышла мама — милая мама, весёлая, здоровая, самая хорошая на свете! И даже ещё лучше, чем была раньше! Катруся так и бросилась к ней и обхватила её обеими руками. И мама тоже обняла её, и они долго-долго целовались. Папа наконец обиделся и заявил, что и он тоже имеет право поцеловать маму.
      Тут только Катруся заметила, что следом за мамой вышла та самая нянечка в белом халате. Она держала в руках ребёночка, закутанного в мягкое одеяльце.
 
 
      — Это мой братик?-спросила Катруся.— Дайте я понесу! Она встала на цыпочки и заглянула под одеяльце. Там виднелось только маленькое-малюсенькое личико с закрытыми глазами. Совсем как куколка!
      — Спит ваш богатырь! — сказала няня. — Пускай растёт большой да разумный.
      И передала ребёночка папе на руки.
      — Спасибо! — ответил папа. Они попрощались с нянечкой и пошли домой.
      Папа нёс Павлуся, а Катруся вела за руку маму. И ей казалось, что все прохожие смотрят на них и видят, какие они счастливые.
 
      На балконе доцветают белые и лиловые астры и оранжевые бархатцы. Осеннее солнце светит ещё совсем тепло и приветливо.
      Высокая липа заглядывает на балкон. Она стоит вся сквозистая, золотая и тихонько роняет пожелтевшие листочки куда-то вниз, на тротуар.
      Катруся сидит на балконе на маленьком стуле. А рядом с ней в плетёной кроватке спит Павлусь. Кроватка сверху накрыта марлей — пусть ребёнка ничто не тревожит. Мама легла отдохнуть, а Катрусе поручила посидеть около Павлуся и постеречь его.
      Что ж, и за то спасибо — наконец ей хоть что-нибудь поручили! Ведь все эти дни мама и Елизавета Афанасьевна сами хлопотали около мальчика. А Катрусе позволяли только смотреть, как они его пеленают, кормят и купают.
      Лишь один раз мама дала ей подержать братика, да и то всё время подставляла руки, боясь, что Катруся его уронит. А почему бы она его уронила? Он же совсем не тяжёлый.
      И завёрнут в пелёнки так туго, что прямо на булочку похож. Он даже и пошевельнуться не мог, а не то что выскочить из Катрусиных рук!
      Интереснее всего было глядеть, как Павлуся купали. В маленькую ванночку наливали тёплой воды, подстилали пелёнку и клали на неё мальчика. Мама поддерживала ему голову одной рукой, а другой рукой поливала на него водичкой, обмывала его. И он потягивался, поднимал ручки и ножки — видно, был очень доволен! И, наверное, ему совсем не хотелось вылезать из воды. Потому что когда его вынимали и начинали вытирать, он поднимал страшный крик. И до тех пор кричал, пока мама не начинала его кормить.
      — Почему это он такой капризный? — удивлялась Катруся. — Такой маленький, а как кричит!
      — Вот видишь, — сказал папа, — теперь ты сама понимаешь, как это неприятно для всех, когда ребёнок капризничает! Сейчас тебе самой уж никак нельзя капризничать и реветь — нельзя подавать Павлусю плохой пример. Ведь ты его старшая сестра. Тебе придётся теперь отвечать не только за себя, но и за младшего брата!
      Павлусь, правда, сам ещё говорить не умеет. Но как ты за него будешь отвечать, если никогда не известно, чего он хочет?
      Катруся всё же попробовала догадаться. Утром Павлусь раскричался. Мама подбежала к нему и начала спрашивать:
      — Павлусик, Павлусик, чего ты плачешь?
      — Он есть хочет, — ответила Катруся.
      Но она ошиблась: Павлусь совсем не хотел есть. Просто он был мокрый и требовал, чтобы ему сменили пелёнку. Вот и отвечай за него после этого!
      Сейчас Катруся сидит на балконе и думает про всё это…
      Вдруг в кроватке что-то зашевелилось, и из-под марли послышалось не то сопение, не то хныканье.
      Катруся вскочила и откинула марлю. Мальчик лежал с закрытыми глазами. Он обиженно оттопырил нижнюю губу и крутил головкой по подушке.
 
 
      Что это с ним такое? Ой, да ведь это муха забралась под марлю! Она, видно, хочет укусить Павлуся, а он такой малюсенький, для него муха — как страшный зверь! Вон она притаилась в уголке, не хочет вылетать из-под марли…
      Катруся махнула на неё рукой.
      «Ж-ж-ж… Ж-ж-ж…» — сердито зажужжала муха.
      — Иди прочь, противная муха! — сказала Катруся. — Не смей кусать моего братика!
      И она ещё раз махнула на муху. Тут муха поняла, что с Катрусей шутки плохи, и поспешила убраться подобру-поздорову.
      — Что, Павлусик маленький, муха тебя напугала? — сказала Катруся.
      А он раскрыл глаза, поглядел на Катрусю, почмокал губами и опять заснул. Катруся снова закрыла кроватку марлей. Спи спокойно, маленький братик, ничего не бойся! За тебя всегда заступится твоя большая старшая сестра!

КАТРУСИНА БЕЛОЧКА

Катрусина белочка

      Папа ездил в колхоз и пробыл там целых две недели. В колхозе надо было что-то построить, а Катрусин папа инженер-строитель, вот его и посылали туда помочь колхозникам.
      Пробыв там две недели, папа вернулся домой. Но вернулся он поздно вечером, а может, даже и ночью, когда дети давно уже спали.
      Они спали и совсем не знали, что тем временем у них на балконе кто-то поселился.
      Утром Катруся проснулась и увидела папу. А он говорит:
      — Скорей одевайся, пойдём на балкон!
      Они вышли на балкон, а там на столике стоит клетка, а в клетке белочка! Такая рыжая-рыжая, почти золотая, только животик беленький. Хвостик длинный, пушистый, и на ушках пушистые кисточки, а глазки совсем как чёрные круглые пуговки.
 
 
      — Ой какая белочка! — обрадовалась Катруся. — Откуда она, папочка?
      — Это я привёз, — ответил папа.— Один мальчуган месяца два назад нашёл её в лесу. Она тогда была совсем малюсенькая, видно, из гнезда выпала. А теперь тот мальчик уезжает учиться. Вот он мне и отдал белочку. Теперь она твоя будет.
      — Белочка, белочка, ты теперь моя! — запела Катруся и начала прыгать возле клетки.
      А белочка посмотрела на неё своими глазками-пуговками и тоже запрыгала — с пола на жёрдочку, с жёрдочки на перекладинку, и снова на пол, и снова на жёрдочку, да так быстро-быстро!
 
 
      У неё в клетке для того и была жёрдочка, чтобы она могла прыгать. Ведь белки всегда прыгают с ветки на ветку, когда они живут в лесу, на воле, — так объяснил папа.
      — Ей кажется, что она в лесу? — спросила Катруся.
      — Да она, может, и не помнит леса, — ответил папа, — она ведь была ещё бельчонком-несмышлёнышем, когда попала в клетку. Поэтому она и людей не боится. Только нужно за ней хорошенько ухаживать, заботиться о ней, кормить её!
      И Катруся принялась заботливо ухаживать за своей белочкой. Она её назвала Попрыгуньей. Да и как же иначе назовёшь зверюшку, которая всё время прыгает да прыгает?
      Каждый день, собираясь в школу, Катруся смотрела: есть ли у белочки корм?
      А ела белка орехи, жёлуди, подсолнушки. И уж очень занятно она ела: возьмёт жёлудь передними лапками, как ручками, сидит и обгрызает скорлупу. Обгрызёт, очистит, а потом ест — ну совсем как человек!
      Орехи и подсолнушки мама покупала на рынке. А жёлуди Катруся сама собирала в соседнем сквере, их там было сколько хочешь под дубами.
      Ещё надо было постоянно менять в мисочке воду. В этой воде белка любила купаться — такая она была чистюля.
      Уже все Катрусины подружки знали про белочку, и каждой хотелось посмотреть её. И не только Наташа и Рита, которые жили в этом же доме, просили показать им белочку, но и все девочки из второго класса. Мальчикам, конечно, тоже было интересно посмотреть Попрыгунью. Но они делали вид, что это их совсем не касается — они не очень-то водились с девочками. Тем хуже для них, если они так задирают носы!
      В тот же день после занятий пришли из школы вместе с Катрусей десять учениц!
 
 
      Они подняли такой писк и шум, что разбудили маленького Павлуся, который всегда спал после обеда.
      Мама рассердилась, но ничего не сказала. Только когда девочки ушли домой, она предупредила Катрусю:
      — В другой раз такую ораву не пущу! Пускай по одной, по две приходят, а не целым классом!
      — У нас в классе сорок два ученика, они же не все при шли! — сказала Катруся.
      Но всё-таки с тех пор девочки приходили не все сразу, а по очереди. Постепенно они все насмотрелись на белку, привыкли к ней и уже не так интересовались ею, как сначала.

Сколько живёт белка!

      Только сама Катруся не переставала любить свою Попрыгунью.
      — Я её буду любить всегда! — уверяла Катруся. — И когда большая вырасту, всё так же буду любить!
      — Да она до того времени не доживёт! — сказала мама.
      Катруся испугалась:
      — Как — не доживёт? Почему?
      — А я не знаю, сколько лет обычно живут белки, — пожала плечами мама. — Может, они и совсем недолго живут.
      — Ой, я так не хочу! — загоревала Катруся. — Я хочу, чтобы она жила долго-долго!
      Но как же всё-таки узнать, сколько лет живут белки?
      Когда вернулся с работы папа, Катруся спросила у него об этом. Но папа тоже не знал. Ведь он был инженер-строитель и знал, как строить дома и разные там заводы, а про белок не знал.
      — Ничего, — сказал папа, — на то у нас есть такая книжка, где можно узнать обо всём, о чём только захочешь. Эта книжка называется «Эн-ци-кло-педия». Вот мы сейчас в ней и посмотрим.
      Ну конечно, Катруся знала, что у них есть такая книжка. Только это была не одна книжка, а очень много — целая полка заставлена этими толстыми книжками в чёрных переплётах. Катруся иногда разглядывала в них картинки. Папа взял одну из этих книжек — ту, у которой на корешке была цифра «4», а внизу — «Б» — «Березко». Это означало, что в этой самой книжке надо искать слова, которые начинаются с буквы «Б». Значит, и про белок здесь есть.
      И правда, папа быстро нашёл нужную страницу. На ней даже нарисована была белочка, совсем такая, как Попрыгунья. И папа прочитал о том, что белки живут в лесах Европы и Азии, Северной и Южной Америки и что питаются они желудями, орехами, грибами, ягодами, почками и побегами растений и даже едят иногда букашек и птичьи яйца.
      Потом там было сказано, что белки легко лазят по деревьям и делают огромные прыжки. Но об этом Катруся и сама знала. А вот о чём она не знала, так это о том, что белки запасают на зиму корм, что они живут в дуплах или строят себе гнёзда из веточек, древесной коры и моха. И на зиму они не засыпают, как медведи или барсуки. Только во время больших морозов подолгу не вылезают из дупла или гнезда. А их детки — бельчата — родятся совсем голенькие, слепые, беспомощные. Но они быстро вырастают и за два месяца становятся совсем взрослыми и самостоятельными. Вот как быстро! Павлусю уже три года, но он ещё совсем несамостоятельный, его даже иногда приходится с ложечки кормить! А белки, оказывается, уже в два месяца могут сами прыгать по деревьям и добывать себе еду!
      Ещё папа прочитал, что в голодные засушливые годы, когда в лесу очень мало орехов, грибов и ягод, белки собираются большими стаями и перебираются куда-то в дальние места.
      Они даже переплывают тогда реки и большие озёра, и, конечно, немало их гибнет при этом… Гибнут белки и от своих врагов — куниц, соболей, ястребов-тетеревятников и других хищных зверей и птиц.
      — Моей Попрыгунье не придётся переплывать глубокие речки и озёра, — сказала Катруся, — у неё и дома будет много еды. А от куниц, и соболей, и всяких тетеревятников я её буду защищать!
      — Куницы да соболя по Киеву не гуляют, — сказал папа, — а вот от наших домашних хищников — от котов — её и правда надо беречь!
      Вот как много интересного вычитали Катруся с папой в книжке.
      Не прочитали только одного — того, что больше всего интересовало Катрусю: сколько же лет живут белки?
      — Тут об этом ничего не написано, — сказал папа.
      — Ну вот, а ты говорил, что в этой книжке есть про всё, что только захочешь! — разочарованно вздохнула Катруся. — Где же теперь узнать?
      На помощь пришла мама. Она сказала, что можно спросить у какого-нибудь зоолога. Зоологи — это люди, которые изучают жизнь животных. В школах они преподают зоологию.
      — У нас нету, — покачала головой Катруся, — а может, и есть, только в старших классах. Надо спросить у Люси.
      Люся, старшая сестра Катрусиной подружки, Наташи, училась уже в шестом классе.
      Недолго думая Катруся побежала к Люсе и Наташе. Они жили в этом же доме, на четвёртом этаже. '
      — Нет, — сказала Люся, когда узнала, в чём дело, — мы не учим зоологию. Мы учим ботанику. Это не про животных, а про растения. А зоологию будем учить в седьмом классе, в будущем году.
      Не ждать же до будущего года! Катрусе нужно сейчас, поскорей узнать, сколько лет будет жить её Попрыгунья…
      — Можно спросить об этом у той учительницы, которая преподаёт зоологию, — сказала Люся, — я знаю, её зовут Екатерина Васильевна. Она и с юннатами занимается в живом уголке у нас в школе.
      — Ой, Люсенька, — попросила Катруся, — спроси у неё про белку!
      Люся обещала.
      На другой день Катруся прибежала к Наташе и с нетерпением ждала, когда Люся придёт из школы.
      Но Люся пришла и сказала, что она совсем забыла о Катрусиной просьбе.
      На третий день она сказала, что сегодня в седьмом классе зоологии не было. А на четвёртый день она пришла такая хмурая и сердитая, что к ней страшно было и подступиться. Всё же Катруся набралась храбрости и спросила, видела ли она сегодня Екатерину Васильевну.
      — Ой, отстань ты от меня со своей белкой! — раздражённо ответила Люся. — Мало мне своих хлопот, чтобы я ещё про ваши ребячьи пустяки помнила! Если тебе нужно, так сама и спрашивай!
      «Ребячьи пустяки»! Это было так обидно, что у Катруси даже губы задрожали и захотелось плакать. Но Наташа взяла её за руку и увела в другую комнату.
      — Ты на неё не обижайся, на Люську, — зашептала Наташа, — она, наверное, опять схватила двойку по русскому, вот и злится на весь свет.
      Что ж, если и правда Люся схватила двойку, то ничего удивительного, что она про всё забыла… Только теперь Катруся больше никогда ни о чём просить её не станет. Лучше пойдёт и сама всё узнает!
      И правда, почему бы не пойти к учительнице самой? Ведь Катруся давно уже не маленькая! Надо пойти в школу во время второй смены, когда занимаются старшие классы, а там…
      В знакомом школьном коридоре всё было как-то не так, как-то иначе, чем в первую смену. Никто не носился с визгом по коридору. Ученики и ученицы, которые вышли во время перемены из классов, были все такие большие, что и коридор казался меньше и теснее, а уж Катруся выглядела и совсем маленькой! Она даже растерялась и не знала, к кому обратиться.
      — Ты кого ищешь? — вдруг спросил её один большой мальчик.
      — Мне нужно… седьмой класс! — несмело сказала Катруся.
      — Седьмой класс! Девчата! — крикнул мальчик. — Идите сюда, тут вас какая-то малышка ищет!
      Тотчас несколько девочек окружили Каурусю. Они были не очень большие, и Катруся сразу почувствовала себя смелее и объяснила девочкам, что ей нужно увидеть учительницу, которая преподаёт зоологию.
      — Екатерину Васильевну? — заговорили девочки все сразу. — У нас как раз сегодня будет зоология! Пойдём в учительскую, Екатерина Васильевна там!
      Одна девочка заглянула в двери учительской и позвала Екатерину Васильевну. Вышла учительница — худенькая, в очках. Она с приветливой улыбкой повернулась к Катрусе.
 
 
      — Скажите, пожалуйста, сколько лет живут белки? — спросила Катруся.
      — А почему это тебя заинтересовало? — удивилась учительница.
      — У меня есть белочка Попрыгунья, — ответила Катруся, — я её очень люблю. Я хочу знать, долго ли она проживёт у меня.
      — А ты спрашивала у своей белочки, сколько ей сейчас лет? — усмехнулась Екатерина Васильевна.
      — Нет, я не спрашивала. Я и так знаю. Она летом родилась, её один парнишка нашёл ещё совсем малюсенькую. А теперь ей, наверное, три месяца, она уже совсем самостоятельная…
      — Вот как! — сказала Екатерина Васильевна. — Ну что ж, если ты её будешь хорошо кормить и заботиться о ней, она проживёт лет пятнадцать, а то и больше.
      Екатерина Васильевна расспросила Катрусю, чем она кормит белку и где её белка живёт. Она посоветовала сделать на зиму тёплый домик, чтобы белка и зимой могла жить на балконе, а не в комнате.
      — Я папу попрошу, он сделает, мой папа инженер-строитель, он умеет всякие дома строить! — сообщила Катруся радостно.
      Екатерина Васильевна похвалила Катрусю за то, что она любит животных и интересуется ими. И ещё она сказала, что хорошо было бы вести дневник — наблюдать белкину жизнь и всё записывать. Вот только сумеет ли это сделать Катруся? Ведь она ещё во втором классе, а чтобы вести дневник, нужно уметь хорошо писать.
      — Ой, я сумею, — с жаром заверила Катруся, — я давно уже умею писать, я ещё в пять лет научилась!
      Катруся бежала домой весёлая и довольная. Вот как хорошо всё вышло. И эта учительница такая добрая: она сказала Катрусе, чтобы та ей всё рассказывала про свою белочку, а если понадобится, приходила за советами. И главное — как хорошо, что белка будет жить целых пятнадцать лет, а может, ещё и больше.

Попрыгунья готовится к зиме

      Катруся с увлечением начала выполнять советы учительницы.
      Прежде всего она взяла чистую тетрадку и написала на ней: «Дневник, — потом подумала немножко и добавила: — о Попрыгунье».
      А после этого поскорей побежала на балкон наблюдать беличью жизнь.
      Наблюдала минут пять. Потом вернулась в комнату, раскрыла тетрадку и на первой странице написала так, как советовала учительница:
       25 сентября. Белка всё время прыгает.
      Что бы такое ещё написать? Катруся опять побежала наблюдать. Теперь Попрыгунья уже перестала прыгать, села на задние лапки, взяла жёлудь, очистила его и начала есть. Катруся снова вернулась к своей тетрадке и написала ещё строчку:
       Она ест жёлуди.
      Ну, вот и начала записывать! Довольная Катруся отложила дневник и взялась готовить уроки на завтра.
      …Шли дни за днями. Кончался сентябрь, близился октябрь. Дни стояли ещё ясные, солнечные, но понемногу становилось всё холоднее. Листья дикого винограда на балконе с каждым днём всё больше краснели, а в ящиках теперь цвели только осенние цветы — астры да бархатцы.
      Вечером и рано утром уже нельзя было выбегать на балкон в одном платье, приходилось надевать пальто и накидывать на голову платок.
      Чтобы Попрыгунья не зябла ночью, Катруся положила в клетку шерстяных лоскутьев и ваты из старого одеяла. Напрыгавшись и наевшись, белочка залезала вечером под вату и лоскутья и там засыпала, как в колыбельке.
      Как-то Катруся с Наташей стояли около клетки и смотрели, как белочка ест. Вот она, как всегда, проворно очистила жёлудь. Но что это? Она не стала его есть, а прыгнула в уголок клетки и спрятала очищенный жёлудь под клочок ваты. Потом взяла другой жёлудь, очистила и снова спрятала.
      — Погляди, Катруся! Что это она делает? — удивилась Наташа.
      — Ох, я знаю! — всплеснула руками Катруся. — Это она запасает еду на зиму, как в книжке написано. Только кто же её научил так делать?
      И правда: откуда белочка знала, что настанет зима? Если бы она жила в лесу, ей об этом, наверное, сказала бы мама или другие старые белки. Они, может, учат молодых белочек, как надо готовиться к зиме. Но тут ей не у кого было учиться. И, если бы она даже слышала, как папа читал в книжке о том, что белки делают запасы на зиму, Попрыгунья всё равно ничего не поняла бы — ведь она же не понимает человеческой речи! Она просто сама как-то догадалась, что ей нужно делать, когда наступит осень. Вот какая она умная!
      И Катруся с гордостью написала в дневнике:
       2 октября. Белка делает запасы на зиму.
      Мама и папа тоже заинтересовались новыми Попрыгуньиными затеями.
      Около клетки собралась вся семья. Но белочка на это не обращала внимания и делала своё дело: немного желудей и орехов съедала, а остальное прятала в уголок, под вату.
      Папа сказал, что белки ни у кого не учатся тому, что им надо делать. Они просто сами знают об этом. У них есть такое природное чутьё, которое подсказывает им, что скоро будет зима, а зимой трудно достать корм. Значит, надо запастись едой. И совсем это не разум. Инстинкт — так называется это чутьё.
      — Если бы у неё был разум, — сказала мама, — она бы знала, что ей совсем не нужно самой беспокоиться о своём корме тут, в клетке, что люди позаботятся о ней.
      — Глупенькая ты моя Попрыгунья, — сказала Катруся, — на что тебе запасы на зиму? Я тебя и зимой буду кормить!
      Но белочка не понимала человеческой речи и всё делала по-своему.
      В воскресенье папа с самого утра пилил и строгал на балконе, а Катруся и Павлик ему помогали — один гвоздик подаст, другая дощечку придержит, пока папа пилит. И скоро всё было готово.
 
 
      Папа отогнул несколько прутиков клетки и вплотную приладил к ней деревянный ящик с выдвижной стенкой. С одной стороны стенку можно было выдвигать, чтобы вычистить клетку, если понадобится, или посмотреть, что там делает белка. А из ящика в клетку можно было выходить через круглую дверцу. Получился очень хороший тёплый домик. В середину домика положили много ваты и тёплых лоскутьев.
      И что бы вы думали? Попрыгунья сразу поняла, как ей тут хорошо будет жить. Она целый вечер прыгала из клетки в домик, из домика в клетку и понемногу перетащила в домик все жёлуди и орехи, которые прятала в клетке под ватой.
      Когда уже совсем стемнело, Попрыгунья в последний раз влезла в свой домик, а Катруся увидела, что она старательно затыкает изнутри дверцу домика ватой. Закрыла дверь, чтобы не дуло!
      — Ой, надо и про это записать! — решила Катруся.
      И в дневнике появилась новая запись:
       5 октября. Белке понравился новый домик. Она заткнула дверцу ватой.

Бегство

      Попрыгунья так привыкла к Катрусе и к папе, что совсем их не боялась. Мамы она тоже не боялась бы, но маме некогда было часто к ней подходить, и потому белочка была с ней не так близко знакома.
      А вот Павлика она побаивалась. Хотя Павлик был маленький — ему было всего три года, — но страшно непоседливый и шумливый! И как только он выбегал на балкон да начинал прыгать и кричать около клетки, белка сразу пряталась в своём домике и насторожённо выглядывала оттуда.
 
 
      Сначала Катруся думала, что если белку выпустить из клетки, то она сразу убежит. Но нет, она не убегала. Ей очень нравилось бегать взад-вперёд по ящикам с цветами, лазать по длинным лозам дикого винограда. Вот так побегает, полазает, погреется на осеннем солнышке, а потом сама вскочит в клетку и начнёт грызть орешки.
      — Всё-таки ты не оставляй её одну на воле, — сказал однажды папа, — а то заберётся сюда какая-нибудь кошка с соседнего балкона да и схватит её.
      А в их доме и правда кое у кого были коты. И самый опасный из них — старый кот Мурзик, похожий на тигра. Этот страшно несимпатичный кот жил на шестом этаже. Конечно, он мог загрызть белочку. Как настоящий хищник!
      Но вот как-то раз Катруся выпустила Попрыгунью погулять, и в это время в прихожей послышался звонок. Дома никого не было, и Катруся побежала открыть дверь. Оказалось, что это пришла мама одной Катрусиной школьной подружки, которая заболела и не была сегодня в школе. Её мама пришла, чтобы узнать, что задано на понедельник.
      Катруся показала, какую надо сделать задачку, какой стишок выучить и что переписать. Подружкина мама всё записала и ушла. А Катруся села готовить уроки. Она выучила стишок, решила задачку, начала переписывать — и вдруг вспомнила про белочку.
      Катруся мигом накинула пальто и платок, выскочила на балкон, а белки нигде не видно! Может, она сидит в домике? Катруся выдвинула стенку — нет, в домике пусто. Может, она полезла по виноградной лозе наверх, к Наташиному балкону?
      — Наташа! — закричала Катруся во весь голос. — Наташа-а-а!..
      Сверху послышался стук открывшихся дверей.
      — Что такое? — крикнула сверху Наташа, и над перилами балкона появилась её голова. — Что случилось, Катруся?
      — У тебя нет моей белки?
      — Нет! А разве…
      — И тут нету! Она убежала!
      На дворе, под балконом, играли ребятишки. Услышав голоса девочек, они бросили игру и подняли головы кверху: в чём
      там дело?
      — Ребята, посмотрите, может, она упала на землю! — крикнула им Катруся.
      — Кто упал?
      — Белка.
      Ребятишки засуетились. Они быстро оглядели весь двор — нет, белки нигде не было. Неужели её схватил Мурзик? И слёзы градом полились из Катрусиных глаз.
      — Да не реви, Катруся! — крикнул один мальчик постарше. Это был Витя из второго парадного. — Мурзика я сам толь ко что видел: он спит на лестнице.
      — Ага, спит!.. А может, он загрыз белочку, а теперь и спит, наевшись?
      И Катруся заплакала ещё горше.
      — Вон, вон она! — что есть силы вдруг закричал совсем маленький парнишка. — Я её вижу! Она на балконе, на втором этаже.
      Тут и все ребята увидели белку. Она и правда прыгала по балкону второго этажа. Там стояли разные вёдра, ящики, старый стул. И белка носилась там, между всеми этими вещами, видно, совсем растерялась в незнакомом месте. Как она туда попала? Наверное, спрыгнула вниз со своего балкона, а назад вернуться никак не может. Хорошо хоть балкон не чужой — там живут Катрусины друзья, Валя и Юра. Сейчас Катруся сбегает к ним и возьмёт Попрыгунью домой.
      На Катрусин нетерпеливый звонок дверь открыла Валина-Юрина соседка. Она сказала, что Вали и Юры нет дома. Да и вообще у них нет никого дома — они все поехали к тётке, которая живёт где-то за городом. И, наверное, до завтрашнего вечера не вернутся, потому что завтра воскресенье.
      — Ой, что же делать? На их балконе моя белочка! — сказала Катруся.
      Соседка равнодушно ответила, что ничего сделать нельзя. Комната заперта, значит, на балкон не пройдёшь. Больше она не стала разговаривать с Катрусей и закрыла дверь.
      Катруся побежала во двор. Ребята всё ещё стояли под балконом и глядели наверх.
      — Ты её позови, — сказал Витя, — может, она прыгнет к тебе вниз!
      — Ой, это же высоко, она разобьётся! — испугалась Катруся.
      — Для белки нисколько не высоко, — сказал Витя. — Они в лесу ещё с большей высоты прыгают.
      — Попрыгунья! Попрыгунья! — начала звать Катруся. — Иди сюда, ко мне!
      Но белочка то ли не понимала человеческой речи, то ли побаивалась такой шумной гурьбы ребят. Во всяком случае, она только опасливо поглядела вниз и спряталась в каком-то ящике.
      Тем временем начало уже смеркаться. Попрыгунья не показывалась из ящика, видно, она решила там заночевать. А Катруся и все ребята стали думать, что же делать дальше. .
      Рано утром, когда ещё все спят, Попрыгунья проснётся. Вот тут её сразу и увидит хищный Мурзик. Надо как-то защитить её от такой опасности.
      Витя уже сбегал на шестой этаж, поймал там страшного кота, который ничего не подозревал, и запер его в чулане. Потом он собрал ребят и велел всем с самого утра быть во дворе и по очереди дежурить под балконом. Всяких бродячих кошек со двора нещадно гнать. Если невзначай в воздухе появится ворона или ещё какая хищная птица — отгонять криком.
      Все ребята согласились дежурить, а некоторые даже спорили, кому первому вставать на дежурство.
      Немного успокоившись, Катруся пошла домой. Там её уже ждала мама — она ходила гулять с Павлусем и только что вернулась. Целый вечер только и разговоров было, что о бегстве Попрыгуньи. И даже во сне Катруся видела свою белочку и страшного кота Мурзика.
      Утром оказалось, что под балконом охраняют белку не меньше чем три-четыре дежурных сразу. Мурзик всё ещё сидит в чулане. Ему принесли еду, но он принял её равнодушно: в чулане, наверное, было вдоволь мышей, а Мурзик издавна прославился как завзятый мышелов.
      Когда Катруся вышла во двор и поглядела снизу на белочку, она сразу заметила, что Попрыгунья чем-то обеспокоена. Она бегала вдоль балкона, прыгала на перила, металась туда и сюда. Это не были её обычные весёлые прыжки. Белка явно чувствовала себя нехорошо.
      — Да она же голодная! — ужаснулась Катруся. — Там, на балконе, ей нечего есть! Что теперь делать? Она умрёт с голоду!
      — Давайте кидать ей жёлуди! — предложил Витя. Ребята тут же притащили откуда-то целую гору желудей.
      Но как они ни старались, закинуть жёлуди на балкон второго этажа не сумел никто, даже Витя. Это всё-таки было высоко.
      — Я знаю: надо стрелять из рогатки, — сказал прославленный на весь дом сорвиголова Тарас.
      — Из рогатки? А она у тебя есть?
      В этом дворе давно уже установился неписаный закон: никаких рогаток держать не дозволяется. Кто заведёт себе эту опасную игрушку, будет иметь дело с самим управдомом. Поэтому Тарас немножко замялся.
      — У меня есть, — наконец признался он, — только я никогда не стреляю из неё. Просто лежит себе дома на всякий случай…
      — Вот это и есть тот самый случай. Неси её сюда скорее! В одну минуту рогатка была уже здесь, и Витя сам начал обстреливать балкон желудями. Сначала он несколько раз промазал, но потом пристрелялся, и жёлуди начали с лёгким стуком падать на балкон.
      Белка, конечно, всполошилась от этой стрельбы и спряталась в ящике. Но ребята решили не обращать на неё внимания, набросать на балкон побольше желудей, а потом прекратить обстрел и притихнуть. Попрыгунья успокоится, вылезет из ящика и увидит жёлуди.
      Может, всё так и случилось бы. Но в самый разгар обстрела вдруг загремел сердитый голос:
      — Что это тут делается? Рогатка? А ну, подождите вы у меня, озорники!
      Это старый дворник, дядя Панас, увидел с другого конца двора, что ребятишки ведут запрещённую игру, и поспешил сюда. Но, к его великому удивлению, ребята не кинулись врассыпную, а окружили его со всех сторон и начали наперебой рассказывать про белочку, которая может умереть с голоду на чужом балконе.
      — Эх вы, глупцы! — сказал дядя Панас. — Животному не только есть нужно, но и пить. Что ж, вы ей воду тоже из рогатки доставите? А может, вам поливальную кишку дать?
      Правда, о воде никто и не подумал. Как же быть с водой?
      — Глупости всё это, — сказал дворник, — сейчас мы её от туда достанем. А ну, кто посильней, идём со мной за лестницей.
      Старому дворнику не пришлось самому тащить лестницу, что лежала за сараем, — с десяток ребят, больших и маленьких, ухватили её и живо притащили к балкону. Витя проворно влез наверх и без особого труда поймал белочку. Она сама прыгнула к нему в руки.
 
 
      Потом ребята заботливо проводили Катрусю с белочкой домой. И мама, которая тоже была встревожена судьбой Попрыгуньи, на этот раз позволила всем сразу пройти на балкон и посмотреть, как белочка снова поселится в своём домике.
      А Валя и Юра, когда вернулись и обо всём узнали, очень жалели, что их не было дома.
      — Белочка к нам в гости приходила, — говорили они, — если бы мы были дома, мы бы её накормили и напоили, а потом отнесли Катрусе!
      И стала белочка опять жить в своём домике, где ей было тепло и сытно даже тогда, когда настала настоящая зима. Катруся заботилась о ней и никогда не забывала давать ей вдоволь корма и воды.

А что было дальше!

      Неужели белочка и правда прожила у Катруси целых пятнадцать лет?
      Нет, случилось иначе.
      Один раз, в начале весны, папа с Катрусей и Павликом гуляли в Голосеевском лесу.
      Было воскресенье, и стояла такая хорошая погода, что им захотелось побыть подольше за городом, на свежем воздухе, тут, в лесу, Катруся вдруг увидела белок. Это были такие, белки, как Попрыгунья. Только они жили на свободе, прыгали по высоким деревьям и время от времени прятались где-то в дупле.
 
 
      — Вот как им весело тут, — сказал папа, — а наша Попрыгунья сидит одна в своей клетке!
      Катруся задумалась. И правда, разве весело сидеть всё время одной? А что, если бы ей, Катрусе, пришлось вот так жить одной, без мамы, и папы, и Павлика? И не могла бы она ходить в школу, дружить с девочками… Даже без мальчиков было бы скучно, хотя они и задирают носы. Нет, такая жизнь никуда не годится!
      А белочка? Ей разве хорошо живётся?
      Правда, она другой жизни и не знает. Она, может, думает, что так и надо жить. Но как бы она обрадовалась, если бы попала сюда, в лес, в эту весёлую компанию таких же, как она, белок!
      Вернувшись домой, Катруся пошла к Попрыгунье, села около клетки и задумалась. Попрыгунья, ни о чём не догадываясь, прыгала себе по клетке и грызла орешки. А Катруся всё думала и думала.
      — Папа, — сказала Катруся вечером, когда все сели за стол пить чай, — давай отвезём Попрыгунью в Голосеевский лес.
      — Как? Погулять? Да она там удерёт от нас! — засмеялся папа.
      — Нет, не погулять. Насовсем! — сказала Катруся.
      Папа удивился:
      — А тебе не жалко?
      — Мне жалко, — вздохнула Катруся, — я к ней привыкла. Только мне ведь и её жалко. Там все белочки на воле, им весело всем вместе, а она одна!
      Папа и мама переглянулись.
      — Я ведь тебе говорила, что она сама до этого додумается,— улыбнулась мама и погладила Катрусю по голове.
      — Ну что ж, — сказал папа, — в будущее воскресенье поедем и отвезём!
      Так и сделали.
      Надо было видеть, как удивилась Попрыгунья, очутившись в лесу. Она выскочила из клетки на зелёную травку, посидела немножко, оглядываясь вокруг, потом сразу — прыг, прыг! — и поскакала к ближайшему дереву. Минута — и она уже была наверху. Вот мелькнул среди зелени её пушистый рыжий хвостик… Вот она перепрыгнула с ветки на ветку, а там уж и совсем исчезла среди листвы.
      Катруся, папа, мама и Павлик долго ещё стояли около клетки и глядели вслед Попрыгунье. Может, она ещё вернётся?
 
 
      — Вон, вон, глядите, — крикнула Катруся, — она уже не одна! С ней другая белочка! Они уже познакомились, правда?
      — Ну, теперь уж не вернётся, — сказал папа, — можно взять клетку и идти домой.
      — Прощай, Попрыгунья, — закричала Катруся, — живи счастливо! Не забывай меня!
      И, хотя белка ничего не ответила и, наверное, уже забыла про неё, Катруся не обиделась. Ведь в лесу было так хорошо, так нежно зеленели молодые листочки, так тепло пригревало весеннее солнышко, что и правда можно было забыть обо всём на свете.

ПОЕЗДКА В ВОЛШЕБНЫЙ ЛЕС

Письмо

 
 
      Письмо пришло вечером, когда все были дома.
      Павлусь строил из кубиков домик. А Катруся ничего не делала. Поэтому, когда послышался звонок, Катруся побежала открывать дверь. Открыла, а это почтальон. Отдал Катрусе письмо и ушёл.
      — Ой, смотрите, папа, мама, это же нам письмо: «Катрусе и Павлусю Заречным», — прочитала Катруся на конверте. — От кого же это?
      Папа взглянул на конверт и сказал:
      — От Майки! Наконец-то! Две недели как уехала на новую работу, и до сих пор ни слуху ни духу!
      — Я так волновалась! — сказала мама. — Читай, Катруся, скорее!
      Мама волновалась, потому что Майя была её младшая сестра. Отца у них не было, и мама привыкла заботиться о своей младшей сестричке. Теперь Майя стала взрослой, закончила учение и вот — поехала работать. Как она там живёт одна? Как работает?
      Катруся быстренько разорвала конверт и начала читать:
      — «Дорогие мои племяннички Катруся и Павлусик! — писала Майя. — Вы там сидите в Киеве и даже не представляете себе, что где-то на свете, да ещё и не так-то далеко, есть волшебный лес. В этом лесу есть волшебные озёра, а ещё есть волшебный берег чудного Днепра. И среди этой волшебной красоты живу я. Но я не могу жить спокойно, зная что вы томитесь в душном городе. Катруся и Павлусик! Кричите, визжите, топайте ногами и требуйте от мамы, чтобы она не медленно собиралась и ехала вместе с вами сюда…»
      — Дай-ка мне письмо! — крикнула мама сердито. — Не читай дальше! И как это Майке не стыдно давать детям такие советы?!
      — Не дам, не дам письмо, буду читать дальше! — смеясь, закричала Катруся и запрыгала вокруг стола.
      И Павлусь закричал вслед за ней. Он ещё не разобрал, в чём дело, но такая уж у него была привычка — повторять всё за старшей сестрой.
      — «Вы тут будете гулять, купаться в Днепре, поправляться, а я буду работать. Вот посмотрите, как я работаю», — прочитала Катруся дальше и перевернула страничку.
 
 
      А там все увидели картинку. Картинка была не очень хорошо нарисована — ведь тётя Майя, всем известно, не художница. Но всё-таки можно было понять: какое-то чучело, немного похожее на человека, тащило за собой на поводке целую вереницу рыбок… Так, так, это были, конечно, рыбки, только у каждой было четыре ноги, и они шагали по травке. Вокруг торчали какие-то щёточки или гребёнки. В общем, было ясно, что это ёлочки и дубки. Это тот самый волшебный лес, где живёт Майя, и это она сама ведёт куда-то рыбок. А под картинкой было написано:
      «Моя работа в Катрусином представлении».
      — Ну вот, — обиделась Катруся, — и чего это Майя надо мной смеётся? Я же тогда была маленькая и глупая!
      Почему же Катруся обиделась? А вот почему. Однажды, когда Майя ещё училась в университете, Катруся спросила у неё:
      — А кем ты будешь, Майечка? Инженером? Врачом?
      — Совсем и не инженером и не врачом, — ответила Майя. — Я буду рыбоводом, вот кем!
      — А что значит — рыбовод? Рыбовод. Тот, кто рыбу водит? Куда водит? И как это вообще можно водить рыбу? У неё же нет ног, чтобы ходить!..
      Папа рассказал как-то про одного своего знакомого — собаковода. Он учил служебных собак, которые помогают пограничникам ловить диверсантов и шпионов. Так это понятно: собак водят на поводке, и тот, кто водит, называется собаководом. А рыбу разве тоже водят на поводке?
      И вот, вместо того чтобы всё как следует объяснить, Майка, услышав такой вопрос, начала хохотать. А потом всем и каждому рассказывала, как Катруся представляет себе работу рыбовода. И все смеялись, и это было очень обидно.
      С тех пор прошло два года, и Катруся теперь уже давно понимает, что значит «рыбовод»: рыбу не водят, а разводят. Бывают, например, ещё свекловоды. Так и они тоже никуда не водят свёклу, а разводят её. А то ещё есть садоводы, которые разводят сады. Словом, теперь это всё понятно. Только Майя никак не может забыть Катрусиной ошибки и пользуется всяким случаем, чтобы подшутить над ней. Но сейчас это было совершенно некстати.
      — Что ж, Надюша, — сказал папа маме. — Может, и правда поедешь? На дворе август. Можно ещё недели три пожить детьми на свежем воздухе.
      — Поедем, поедем, поедем! — заверещали Катруся и Павлусь.
      Но мама сказала, что всё это ещё следует хорошенько об думать и обсудить. А пока велела детям идти спать.
      Наверно, они с папой потом всё как следует обдумали и обсудили, потому что утром начались сборы. Майе послали телеграмму. Взяли билеты на пароход. Собрали необходимые вещи и еду на дорогу. И вот наконец тронулись в путь.

Необыкновенная дорога

      Плыть на пароходе по Днепру, конечно, очень интересно. И про это можно было бы очень многое рассказать. Но Катрусе с Павлусем не повезло. Пароход, на котором они ехали, отплыл из Киева вечером, когда уже стемнело. Не успели оглянуться, как мама положила детей спать и сама легла. Они все очень устали от сборов, от волнения, прощания с папой и суеты на пристани.
      Каюта на пароходе, как оказалось, похожа на купе в поезде. Такие же полки — внизу и вверху. Катруся с братцем спали внизу, головами в разные стороны, а мама влезла наверх.
      Пароход шёл плавно, совсем не качало. Только слышен был стук машины да тихий плеск волны за окошечком-иллюминатором, как оно тут называется. Так и прошла ночь.
      — Вставайте скорей! Подходим к нашей пристани!
      Катруся вскочила с постели. Мама будила Павлуся, а он никак не хотел просыпаться. Но надо было спешить, потому что уже гудел громкий гудок — пароход подходил к берегу.
      Пассажиры, которым надо было здесь выходить, собрались на палубе. Вот уже и берег, возле берега маленькая пристань, а на пристани стоит Майя и ещё издали что-то кричит и машет рукой.
      Было солнечное августовское утро. На высоком берегу над пристанью стояли, как часовые, высокие подсолнечники с яркими жёлтыми головами. За ними, по правой стороне, одна возле другой, белели хаты среди зелёных садочков. А слева от пристани сразу начинался лес.
      — А где же ты живёшь? — спросила Катруся Майю.
      — Ещё далеко, — сказала Майя, — пять километров. Сейчас поедем.
      — На трамвае? — спросил Павлусь.
      — Э, нет. Тут ни трамваев, ни троллейбусов не водится, — засмеялась Майя. — А ну-ка, кто отгадает — на чём мы поедем?
      — На поезде? — тотчас спросил Павлусь.
      — Нет.
      — На машине?
      — Нет.
      — Может, на грузовике? — спросила Катруся.
      — Нет.
      — Неужели пешком пойдём? — испугалась мама. — А как же Павлусь — разве ему дойти?
      — Нет, не пешком, — успокоила её Майя.
      — Я знаю! На вертолёте! — в восторге закричал Павлусь.
      Но все засмеялись. Откуда тут мог взяться вертолёт? Потом стали ломать голову — какие же ещё бывают виды транспорта? Вспомнили автобус, мотоцикл, велосипед — и опять не угадали.
      — Эх, чудаки! — сказала мама. — Про обыкновенную лошадь забыли. На подводе поедем. Что, не так?
      — То-то и оно, что и не на подводе, — сказала Майя. — Вижу я, что не отгадаете. Нечего время терять. Пойдёмте, сей час увидите.
      Они с мамой взяли чемоданы и узел с постелями, Катруся — сумку с провизией. Только Павлусю ничего нести не дали» И все пошли… Куда? Снова к самой реке.
      Там, недалеко от пристани, стояло на причале несколько лодок. Майя подошла к одной из них и бросила в лодку узел!
      — Садитесь, — сказала она.
      Вон как! Оказывается, ехать дальше надо на лодке! Катруся даже завизжала от радости. Павлусь немного замялся — всё-таки непривычно и боязно. Но Катруся схватила его за руку и помогла сесть в лодку.
 
 
      — А кто же будет грести? — спросила мама.
      — Я, — ответила Майя, — ведь тут по течению грести очень легко, вода сама понесёт нас. Правда, против течения, да ещё с багажом, это было бы трудно. Бери кормовое весло Надюша, да правь. А Катруся пускай смотрит за Павликом, чтобы в воду не упал.
      Но Павлусь совсем не собирался падать в воду. Он спокойно сидел на лавочке, прижавшись к Катрусе, а она крепко держала его за плечи.
      И вот они поплыли вдоль берегов, поросших густым лесом. Быстро отходили назад и прибрежные кусты, и полосы чистого белого песку у берега — казалось, вода сама несёт лодочку, а Майя только помогает ей. Уж где-то далеко среди широкой реки маячил пароход, на котором они приехали сюда. Теперь он шёл себе дальше — до Канева, до Херсона, до самого Чёрного моря! Вот он вдруг загудел — навстречу шёл другой пароход, буксир, который тянул за собой длинную вереницу барж. И этот буксир откликнулся визгливым гудком. Потом баржи поравнялись с лодкой, и лодка закачалась на волне, что катилась от них к берегу. Катруся крепче ухватилась за лавку, а братик ещё теснее прижался к ней.
      Но вот и баржи прошли, и снова перед ними стлалась спокойная ширь сверкающей реки. Вдруг что-то плеснулось неподалёку, пошли по воде круги…
      — Это рыба, — сказала Майя, — большая какая-то рыбина — судак, лещ или щука!
      — Вот жалко, нет с нами папы! — вздохнула Катруся. — Он бы тут рыбу ловил и меня с собой брал бы рыбачить!
      Все знали, что Катрусин отец — заядлый рыболов. Так, может, и Катруся в отца? А Майя сказала, что, может, Катруся хочет стать, как она, рыбоводом?
      — Чтобы помогать тебе водить рыбу по лесу? — ехидно ответила Катруся, припомнив Майины насмешки.
      Нет, Катруся не хочет быть рыбоводом. Она ещё не знает, кем будет: может, железнодорожницей, как бабушка, может, инженером-строителем, как папа… А может, учительницей — это, наверное, будет всего интересней. Катруся и сейчас уже пробовала учить Павлуся читать. Но он ещё маленький, запомнил одну только букву «о», кругленькую, как бублик.
      Тем временем лодка быстро шла всё дальше и дальше. И вот вдруг кусты и деревья на берегу словно расступились, и впереди появился небольшой проток.
      — Правь круто направо! — скомандовала Майя.
      Мама налегла на руль, и лодка с размаху влетела в проток.
      Он был совсем коротенький, этот проток, а за ним перед глазами наших путешественников открылось чудное, гладкое, как зеркало, озеро. За озером поднималась гора, вся покрытая лесом, и на склоне этой горы, над озером, белел небольшой домик.
      — Вот мы и приехали! — сказала Майя и несколькими взмахами вёсел подогнала лодку к причалу.
      Они вытащили из лодки свои вещи и пошли на гору по дорожке, обсаженной кустами смородины и малины.

Новые знакомые

      Первым, кто встретил Катрусю и Павлуся на новом месте, был Тарзан.
      Он выскочил откуда-то из-за дома и с громким лаем кинулся им навстречу. Павлусь испугался и вцепился в мамину юбку. Но Майя перехватила пса.
      — Тарзан, Тарзан! Это свои, успокойся!
      Тарзан начал прыгать около Майи, ласкаться к ней, радостно повизгивая. Потом подбежал к Катрусе и приветливо замахал хвостом. Катруся смело погладила Тарзана по белой с чёрными пятнами голове, и он тут же лизнул ей руку.
 
 
      — Ну, вот и познакомились, — сказала Майя. — Наш Тарзан умный, хороший пёс!
      Тут и Павлусь осмелел и тоже погладил Тарзана. А тот и ему лизнул руку. И побежал к дому, оглядываясь, будто приглашая идти за ним.
      На длинной открытой веранде, куда выходило несколько дверей, появились люди — какой-то дядя с рыжей бородкой и в очках и две тёти в белых халатах.
      — Это кто — доктора? — шёпотом спросила Катруся.
      — Нет, это наши научные сотрудники — рыбоводы, — сказала Майя, — Евгений Иванович — заведующий базой и лаборантки, такие же, как я.
      Тёти весело поздоровались с мамой и поцеловали Катрусю и Павлуся. Евгений Иванович пожал маме руку, а на детей взглянул из-под рыжих бровей и сказал не очень приветливо:
      — Ну что ж, отдыхайте, гуляйте, только чтобы сюда — ни шагу! — И он показал на одну из дверей, на которой Катруся увидела чёткую, но непонятную надпись: «Лаборатория».
      — Тут мы работаем, — сказала Майя, — и сюда ходить вам незачем. А живу я вот здесь.
      За домом, оказывается, стоял ещё один, совсем небольшой домик. В нём было всего три комнаты. В двух из них жили эти тёти, а в третьей — Майя. Сюда она и привела своих гостей. Мама тут же принялась развязывать вещи и хлопотать с завтраком. А Катруся с братишкой тем временем снова вышли во двор и начали оглядываться вокруг.
      Домик с пристройками стоял на склоне горы. От него спускался к озеру небольшой садик и огород, в котором виднелись жёлтые тыквы. А кругом, по склонам, поднимался густой-густой лес, там росли и сосны, и дубы, и клёны, и разные другие деревья.
      «Это дремучий лес, — подумала Катруся, — дремучий, непроходимый, как в сказке». И ей даже стало как-то тревожно. В сказке в таком лесу живёт баба-яга. А ещё и леший там бродит, и русалка на ветвях сидит… Конечно, на самом деле на свете не бывает ни бабы-яги, ни русалки, ни леших, но зато, может, тут есть волки, медведи, лисицы? С лисичкой-сестричкой встретиться не страшно, а вот с волком или с медведем — не очень-то приятно!..
      — Катруся, глянь, вон девочка! — сказал Павлусь.
      И правда, неподалёку от них, за бузинным кустом, притаилась девочка, такая же, как Павлусь, а может, немножко побольше. На ней было длинное розовое платье. На светлых волосах — голубая ленточка, а за ленточку заткнуты цветочки — красиво так, будто венок. Девочка стояла неподвижно и глядела на них из-за куста.
      — Что ж ты, Нинушка, стесняешься? Подойди да познакомься! — сказал сторож дед Тимоша и подошёл к ней. — Видишь, приехали и для тебя товарищи, а то всё одна да одна!
      И он подвёл девочку к Павлусю.
      — Здравствуйте! — сказала девочка. — А ты не будешь драться?
      — Я с девчонками не дерусь, — важно сказал Павлусь и протянул девочке руку.— Девочек бьют только слабые ребята.
      — Ого, а ты, я вижу, молодец!— улыбнулся дед Тимоша.— Вот и хорошо, внученька, играй с этим пареньком. Гуляйте себе, только в лес далеко не ходите.
      — А что — волки? — спросил Павлусь.
      Но дед Тимоша сказал, что волков летом не видно, они только зимой подходят близко к человеческому жилью. А вот заблудиться в этом лесу и вправду можно.
      — Ничего, я буду глядеть за ними, — сказала Катруся и взяла за руку Нинушку и Павлуся. — Я всегда за братцем гляжу.
      — Вот и хорошо! Молодец, девочка! В школе учишься?
      — Уже в третий класс перешла. Так они познакомились с Ниной и стали вместе играть.

Чудеса волшебного леса

      Потекли чудесные, весёлые дни.
      Каждый день дети вместе с мамой, а то и с Майей, когда она заканчивала свою работу, отправлялись на речку купаться.
      — На речку! На речку! — кричал Павлусь и бежал тропкой к причалу.
      И, едва услышав этот крик, откуда ни возьмись, являлся Тарзан и что есть духу мчался впереди всех к озеру. Там он прыгал в лодку и становился лапами на переднюю лавочку, на носу. За ним и все садились в лодку и плыли через озеро на тот берег.
      Ещё не успеет лодка коснуться берега, а Тарзан уже спрыгивает на землю и бежит вперёд, оглядываясь, — идут ли все за ним следом?
      Лодку вытаскивали на берег и оставляли здесь, а сами шли через узкую полоску леса к Днепру. А на берегу Днепра, на чистом белом песке, можно было уже сколько хочешь играть, загорать, плескаться в тёплой прозрачной воде. Разве сравнить это с киевским пляжем?! Там всегда столько людей, а тут никого!
      Катруся с Павлусем и Нинушкой строили из песка домики, крепости, копали каналы. И когда они приходили на следующий день, всё это оставалось цело и невредимо.
 
 
      А мама с Майей сделали на берегу небольшой шалаш из сухих веток и травы, чтобы прятаться от солнца, когда оно слишком припекало. И этот шалаш тоже стоял целый и невредимый — кто его тут мог разломать?
      Но хоть и хорошо было на берегу Днепра, однако Днепр был и в Киеве. А вот леса — такого леса — в Киеве не было! И сколько же в этом лесу было интересных диковинок!..
      Сразу за огородом, под старыми соснами, зеленели густые заросли папоротника. Только головы виднелись, когда ребята забредали туда, — такие эти папоротники были высокие.
      — Катруся, иди скорей! — позвал как-то Павлусь сестру. — Погляди, что тут лежит. Мячики какие-то!
      Катруся поглядела. И правда, на земле под папоротниками лежали круглые белые шарики, очень похожие на мячики. Катруся тоже не знала, что это такое. Попробовала взять шарик — нельзя, он крепко держится за землю.
      — Это что-то растёт! — догадалась Катруся. — Не трогай, посмотрим, что тут вырастет!
      И они начали следить за удивительным растением. Прибежали на другой день — шарики уже на ножках стоят. Ещё через день — вытянулись, стали продолговатыми. А потом раскрылись и стали как шапочки. Теперь уже было ясно, что это такое: это были грибы, большие белые мухоморы.
 
 
      Мама сказала, что эти грибы очень ядовитые, до них нельзя дотрагиваться руками. А глядеть можно сколько хочешь. И Катруся с братиком глядели на них каждый день. Мухоморы всё тянулись и тянулись вверх, стали высокие и такие красивые! Каждый день они меняли свой наряд. Сначала шапочки были, как зонтики, потом стали плоскими, как тарелки. А ещё через несколько дней они загнули края кверху и стали словно мисочки на высоких ножках! А потом они начали темнеть, чернеть и наконец попадали на землю. Вот какие это были удивительные грибы — мухоморы! Разве не интересно увидеть это?
      А один раз Катруся и Павлусь ходили по лесу над озером. Там в овраге росло очень много ежевики. На ней уже поспевали ягоды — крупные, похожие на малину, только тёмно-красные, даже синеватые. Ежевика была колючая, но всё же так приятно было самим собирать ягоды! До сих пор Катрусе никогда не приходилось это делать, а ежевику мама только иногда покупала на базаре. Но там ежевика была совсем не такая вкусная, как тут, в лесу.
      И вот ходили они, ходили, и Катруся уже набрала полную кружку ягод. Вдруг смотрит — на кусте висит рукавичка. Серая такая, косматая. Кто же её тут повесил?
 
 
      — Вон, видишь, Павлусь? — сказала Катруся. — Это, может, шёл лесом дед, а за дедом бежала собачка. И потерял дед рукавичку. Помнишь, я тебе сказку читала?
      И прибежала мышка-норушка и лягушка-квакушка!
      — Кто-кто в рукавичке живёт? — закричал Павлусь. — Ой, Катруся, погляди, может, они там и сидят, в рукавичке?
      Катруся поглядела. Э, нет, рукавичка пустая! Катруся бережно сняла её с куста. Из чего же это она? И не сшита, и не связана, а такая мяконькая. Дома дети показали свою находку маме и Майе.
      — Это не рукавичка, это птичье гнездо! — сказала Майя.
      Катруся усмехнулась.
      — Разве такие гнёзда бывают? Птичье гнёздышко кругленькое, как корзиночка. А тут, погляди, даже палец есть!
      Но Майя всё-таки сказала, что это гнездо. Ну, да она, наверно, ошибается. Она же рыбовод, она всё о рыбе знает. А про птичьи гнёзда может и не знать.
      — Не веришь мне — спроси у Евгения Ивановича. Уж ему-то про всё, что только есть в лесу, известно.
      Евгений Иванович пришёл, посмотрел на рукавичку и сказал:
      — Так это и вправду гнездо. Есть такая птичка — ремез. Это она делает себе такие гнёзда, похожие на рукавичку. Вот тут, где будто бы большой палец, вход в гнездо. Видите, как хитро сделано. Через такой вход не пролезет враг. И птенчики сидят себе там в полной безопасности.
 
 
      — А где птенчики? — спросил Павлусь.
      — Птенчики уже подросли и вылетели из гнезда.
      Тут Катруся и Павлусь увидели, что Евгений Иванович совсем не такой суровый, как это показалось при первом знакомстве. Он охотно и подробно рассказал детям про ремеза.
      Оказывается, ремез — это такая совсем маленькая птичка с рыженькой спинкой, а головка и шейка у неё белые. Да ещё чёрные полоски по бокам головы. А клюв у неё длинный, острый, и она им хватает маленьких мошек и их личинок. А эти мошки и личинки — вредители, они портят деревья, вредят лесу. Ремез — полезная птичка, потому что она истребляет вредителей.
      — Где вы нашли это гнездо? — спросил Евгений Иванович.
      — На кусту около озера.
      — Так, так, ремезы всегда гнездятся над водой. Они дела ют свои гнёзда из конского волоса, тоненьких травинок и пуха растений. Очень искусно сделаны их гнёздышки, и в самом деле похожие на рукавичку.
      Катруся бережно положила гнёздышко в пустую коробку из-под ботинок, которую ей дала для этого Майя. Вот какую интересную находку привезёт Катруся домой и покажет всем в классе!
      — Дядя, а вы про всё в лесу знаете? — спросил Павлусь. Евгений Иванович улыбнулся:
      — Ну, про всё не про всё, а кое-что знаю. А про что ты хочешь узнать?
      — Про волков, медведей, тигров, слонов. Про всех, кто в лесу живёт!
      Это, конечно, только маленький Павлусь мог думать, что в этом лесу живут тигры или слоны. А тут даже и медведей нет. Но вот, оказывается, в озёрах тут водятся интересные зверюшки — ондатры. Это такие водяные крысы. У них очень хорошие мягкие шкурки. Из этих шкурок делают шапки и шубки. Только тут, в этом лесу, на них охотиться запрещено.
      И Евгений Иванович рассказал, что раньше ондатр в здешних краях не было,— их сюда привезли и выпустили в озёра, чтобы они тут жили. И ондатрам понравились эти места. Они живут около озёр, роют себе норы под берегом, а вход в эти норы делают под водой, чтобы никто не мог туда залезть.
      — Вот как будете гулять над озером, может, и ондатру увидите! — сказал Евгений Иванович.

По грибы

      Три дня подряд шёл дождь. Ни погулять, ни искупаться в речке. А что же тут ещё делать? Сидеть в малюсенькой комнатке и глядеть в окно совсем неинтересно.
      — Скоро уж и домой надо ехать, — сокрушалась Катруся, — а мы и не нагуляемся и не накупаемся!
      Но вот на четвёртый день тучи сразу рассеялись, снова блеснуло солнышко, стало ясно и тепло. Даже ещё лучше, чем было до дождя. Деревья и кусты стояли свежие, зелёные, будто умытые. Птички ещё веселее чирикали в вышине.
      Грибов в лесу много выросло после дождя, — сказал дед Тимоша. — Хорошие грибы, съедобные.
      — Ой, мама, можно и нам пойти за грибами? — попросилась Катруся.
      Мама позволила. Она сказала только, чтобы далеко в лес не заходили и чтобы не трогали мухоморов и всяких поганок.
      — Нет, мы будем собирать только такие, как у деда Тимоши,— заверила Катруся, — боровики, и грузди, и подосиновики. Я уже их хорошо разглядела, знаю, какие собирать.
      И вот они отправились — Катруся, Павлусь и Нинушка. И Тарзан с ними. Сначала грибов совсем не было видно. И что это дед Тимоша сказал, что в лесу их много? Катруся внимательно оглядывалась вокруг — ни одного гриба!.. И Павлусь тоже ничего не находил. Один раз кинулся было с радостным криком, но Катруся вовремя остановила его: большой гриб, к которому бросился Павлусь, был хоть и очень красивый, ярко-красный с белыми крапинками, но совсем никуда не годный — мухомор.
      А вот Нинушка тем временем уже нашла два хороших грибочка подосиновика и положила их в лукошко, которое несла Катруся.
      — Ишь какие! — сказал Павлусь. — И почему это она находит, а мы нет?
      И тут сразу выяснилось, в чём дело. Под одним кустиком Катруся заметила хорошенький цветочек. Наклонилась, чтобы сорвать его, и вдруг увидела: недалеко от этого цветочка, чуть выглядывая из-под прошлогоднего рыжего листика, сидит молоденький грибок! Ага, так вот они какие, эти грибы! Их издали и не видно. И надо не оглядываться вокруг, а глядеть себе под ноги — тогда и увидишь, как они прячутся в траве и листьях.
 
 
      Тут уж дело пошло лучше. Катруся то и дело наклонялась и срывала хорошие грибки. Павлусь тоже находил. Только Тарзан носился туда-сюда без толку.
      — Ищи, Тарзан, ищи! — кричал Павлусь. — Вот гриб, видишь?
      Тарзан кидался на зов и начинал азартно разрывать землю — только совсем не там, где росли грибы, а просто так, где попало.
      Вдруг он залаял как сумасшедший и помчался куда-то в сторону.
      — Ой, может, он волка увидел?! — испугался Павлусь. Но это был не волк. Через маленькую зелёную полянку быстро пробежал какой-то рыжий длиннохвостый зверёк. Пробежал, вскочил на дерево и уселся на самой вершине.
 
 
      — Белочка! Белочка! — закричал Павлусь.
      Катруся и Нинушка бросились за ним к тому дереву. Но белочка уже перепрыгнула с верхней ветки на соседнее дерево, а потом на другое, дальше и дальше.
      Тарзан лаял, дети даже запыхались, перебегая от одного дерева к другому. Конечно, белку не догонишь, но так хотелось ещё раз увидеть её, разглядеть. Но она вскоре скрылась из глаз — не то притаилась среди ветвей, не то спряталась в каком-нибудь дупле.
      — А может, она уже пришла к себе домой? Может, вот тут на дереве её дом и в нём детки — маленькие бельчата?
      — А может, уже домой пора, — сказала Катруся, — грибов полная кошёлка. Только куда ж это мы зашли?
      Она оглянулась — кругом были одинаковые деревья, кусты. Так далеко в лес они никогда не заходили. А вот как за белкой бежали, так и не приметили — не то налево, не то направо поворачивали. И в какую сторону теперь надо идти, чтобы вернуться домой?
      — Пойдёмте! — сказала Катруся и решительно зашагала в ту сторону, откуда, как ей казалось, они пришли. Павлусь и Нинушка пошли за ней.
      Шли, шли. О грибах уж и не думали. Много прошли, а лесу всё нет конца. Павлусь начал отставать, спотыкаться.
      — Чего ты плетёшься? — прикрикнула на него Катруся. — Иди быстрее, а то мы так и до ночи не дойдём!
      — Я устал! — захныкал Павлусь. — Я хочу домой!
      Ну что делать с этим малышом? Катрусе и самой очень хотелось бы оказаться дома. И как это она не заметила, что они так далеко зашли?.. Но что поделаешь — она старшая, она уже большая, и ей нельзя подавать виду, что и она устала.
      — А ну, не хнычь! — сказала Катруся сурово. — И как не стыдно? Нинушка же не плачет, а ты рюмишь! Такой большой парень!
      — Ага, Нинушка ведь старше меня! — всхлипывая, ответил Павлусь. — Нинушке уже четыре года, а мне ещё три-и-и!
      — И тебе тоже через две недели будет четыре! — сказала Катруся. — И потом, ты же хлопец, мужчина, а Нина девочка!
      Павлусь всхлипнул ещё раз, подумал и вытер нос рукавом. Ведь он же и вправду хлопец, а не девочка. И Павлусь даже улыбнулся.
      — Я боялся, что мы заблудились, — сказал он.
      — А мы и правда заблудились, — испуганно сказала Нинушка.
      Катруся ничего не ответила. Она и сама уже окончательно поняла, что ив самом деле заблудились!..

Умный Тарзан

      Катруся села под кустом на траву и малышам велела сесть и отдохнуть. Они охотно послушались. Тарзан тоже сел около них, высунув язык.
      Поглядывая на него, Катруся думала: «Хорошо ещё, что с нами собака. Кто знает, может, всё-таки какой-нибудь дурной волк бродит поблизости, хотя летом они и не подходят к человеческому жилью… А может, мы так далеко от посёлка, что как раз тут они и бывают летом? Всё равно Тарзан не допустит к нам волков. Он нас охраняет, хоть и мог бы давно убежать домой. Ведь собаки всегда находят дорогу, куда бы ни зашли».
      — А и правда!.. — Катруся сразу вскочила. — Тарзан, наверно, знает дорогу домой! Он и нас выведет! Пойдёмте, Нинуся, Павлусь! — сказала она и взяла малышей за руки. — Тарзан, Тарзан, домой! Слышишь, Тарзан? Домой!
      Тарзан весело замахал хвостом и побежал вперёд. Дети за ним. Ну, теперь уж они скоро будут дома.
      Тарзан бежал впереди, то и дело оглядываясь — идут ли за ним? Уже и Павлусь забыл про свою усталость, и Нинушка повеселела, и Катруся успокоилась. Всё-таки Неприятно так очутиться среди леса и не знать, куда идти. Да ещё с двумя малышами!..
      Лес круто спускался вниз, всё такой же заросший кустами волчьих ягод и зарослями молодых дубков и клёнов. Тарзан всё бежал вперёд, и малыши спешили за ним, а Катруся вдруг снова начала тревожиться: что-то как будто совсем незнакомые места… И где же та полянка, по которой прыгала белка? Нет, они тут не проходили. А впрочем, может, Тарзан знает какую-нибудь другую, более близкую дорогу к дому?
      Вот и правда — впереди лес поредел и внизу сквозь деревья блеснула вода. Озеро! Ну конечно, это озеро. Тарзан вывел их прямо к озеру, а тут уж каждый сумеет найти дорогу домой.
      Они выбежали на берег озера. Но что такое? Это было совсем не то озеро! То, что было около их дома, — большое, длинное, чистое. А это было маленькое, круглое и всё заросло листьями, среди которых белели крупные водяные лилии и торчали жёлтые кувшинки с зелёной серёдочкой.
      Озеро было очень красивое, но… совсем незнакомое!
      — Эх, Тарзан! Куда же ты нас завёл? — с укором сказала Катруся.
      — А я знаю, — сказала Нинушка. — Мы с дедушкой ходи ли сюда за рыбой! И тут недалечко до нас!
      Катруся обрадовалась:
      Ой, значит, ты знаешь дорогу? Говори скорей, куда идти?
      — Сюда! — неуверенно махнула рукой Нинушка. А потом растерянно оглянулась. — Нет, наверно, туда! — и махнула рукой совсем в другую сторону. — Нет, не знаю куда, забыла! — вздохнула она.
      Катруся стояла в растерянности. Павлусь сначала не понял что случилось. Он вопросительно посмотрел на сестру и, наверно, по выражению её лица догадался, что дело их плохо, что придётся ещё блуждать и блуждать!.. И он уже скривил губы, чтобы снова заплакать.
      В это время вдруг что-то небольшое, не больше лукошка, тёмно-бурое заворошилось среди прибрежных кустов и плюхнулось в воду.
      — Ой, что это? — вскрикнула Катруся.
      — Маленький бегемотик! — закричал Павлусь. — Я видел, это маленький бегемотик! Вот тот, что в Лимпопо!
      И, сразу позабыв о своём намерении плакать, он запрыгал и запел во весь голос:
 
И малютки бегемотики
Ухватились за животики
И смеются-заливаются,
Так что дубы сотрясаются.
 
      — Глупенький ты! — сказала Катруся. — Разве тут водятся бегемоты? Они же в Африке, в тропических лесах. А это я знаю, что такое! Помнишь, Евгений Иванович рассказывал? Это ондатра — вот что!
      Конечно же, это была ондатра. Вот когда они её увидели!
 
 
      Надо скорей бежать домой и рассказать Евгению Ивановичу, что они видели ондатру! Но… куда бежать? Тарзан и тот не знает!
      — Эх, Тарзан, Тарзан! — снова сказала Катруся. — Я же думала — ты умный пёс, а ты, оказывается, ничего не знаешь. Вот только и понимаешь, как к лодке бежать, когда мы купаться идём!
      И тут она внезапно догадалась: нет, Тарзан вовсе не глупый! И дорогу к дому, конечно, знает. Он только не все слова понимает, он ведь собака, а не человек. «Домой» — он не понимает, зато он хорошо понимает «на речку»! С ним надо понятными словами разговаривать.
      — На речку, Тарзан! На речку! — крикнула Катруся. Тарзан радостно гавкнул и прямиком кинулся сквозь кусты прочь от озера.
      — За ним! Бежим за ним! — крикнула Катруся. И они побежали.
      Теперь уже было ясно, что Тарзан отлично знает, куда бежать. Он с радостным лаем уверенно бежал вперёд. И только иногда нетерпеливо оглядывался — чего, мол, вы отстаёте?..
      — На речку! На речку! — кричали дети уже все хором. Так они и выбежали из лесу, хоть совсем другой дорогой, но прямо к дому.
      На дворе, возле дома, стояли мама, и Майя, и Евгений Иванович и тревожно совещались — что такое, почему детей до сих пор нет? Не пойти ли их искать?
      Но вот из лесу выскочил Тарзан и метнулся дальше по тропинке вниз, туда, где стояли лодки. А за Тарзаном выбежали малыши и Катруся с лукошком, полным грибов.
 
 
      — Мы заблудились! — кричал Павлусь, бросаясь к маме. — Мы видели белочку! И вондатру тоже!!!
      — Ондатру, а не вондатру, — сурово поправил Евгений Иванович.
      Мама взволновалась и начала расспрашивать Катрусю — правда ли, что они заблудились? И зачем они так далеко зашли в лес?
      Катруся про всё рассказала. А главное — про то, как умный Тарзан вывел их из лесу, когда с ним заговорили понятными ему словами.
      Тем временем сам Тарзан давно уже стоял на носу лодки и удивлялся — почему это никто не идёт? Ведь сказано было: «На речку!» — значит, надо ехать купаться в Днепре, а не стоять и разговаривать про какие-то непонятные дела!..

В обратный путь!

      Август кончался. Лишь несколько дней осталось до первого сентября. А первого сентября Катрусе надо идти в школу. Пора собираться домой.
      И вот настал день отъезда. Снова собрали и связали вещи, попрощались с домиком и садиком и отправились на пристань.
      Дед Тимоша положил все вещи в лодку, посадил туда же Павлуся и Нинушку, а сам сел на вёсла. Против течения грести трудно, и поэтому все взрослые пошли к пристани пешком — мама с Катрусей, Майя, Евгений Иванович и две тёти. Всем хотелось проводить их до парохода.
      Дорога к пристани лежала вдоль Днепра. Сначала шли прибрежным лесом, где высились старые тополя с гладкими зеленовато-серыми стволами и кустилась цепкая, колючая ежевика. Потом вышли на чудесный луг. Трава на нём была скошена. Стояли огромные стога сена, зеленели густые купы кустов и кое-где красовались толстенные Столетние дубы, которые привольно раскинули на просторе свои могучие ветви. Потом прошли через колхозные виноградники. Виноградные лозы ровными рядами протянулись по обе стороны дороги. На этих лозах среди листвы виднелись тяжёлые гроздья розового винограда, который уже начал поспевать.
      За виноградником снова был лес. Но вот и он кончился, и дорога вышла прямо к пристани.
      Катруся подбежала к берегу — вон вдоль берега плывёт их лодочка! Скоро и дед Тимоша с малышами будет здесь.
      Вдруг кто-то налетел на Катрусю сзади, чуть с ног не сбил. Оглянулась — Тарзан! Он где-то задержался, когда они уходили из дома, и вот теперь нагнал их. Бежал так, что чуть не задохнулся.
      — Тарзанчик! Тарзанчик! А мы уезжаем! — сказала Катруся, лаская его. — Прощай, Тарзанчик! Приезжай к нам в гости в Киев!
      Тарзан залаял, замахал хвостом и начал прыгать вокруг Катруси. Он, может быть, ещё не сообразил, что они уезжают и он останется тут без своих весёлых друзей.
      Но вскоре он начал что-то понимать. Когда принесли из лодки вещи, сели на лавочке возле пристани и все молча стали ждать парохода, Тарзан вдруг начал волноваться. Он кидался то к Павлусю, то к Катрусе, заглядывал им в глаза. Потом сел около Катрусиных ног и тихонько завыл.
      — Мама, смотри, Тарзан плачет! — сказала Катруся. — Ему жалко с нами расставаться!
      Павлусь присел на корточки около Тарзана и обнял его за шею:
      — Не плачь, Тарзанчик! Мы ещё приедем!
      Но вот вдали загудел пароход. На пристани засуетились люди. Стали брать свои узлы, корзины, готовиться к посадке. Большой белый пароход медленно плыл по синей спокойной реке, приближаясь к пристани. И вот уже спустили сходни, и все пошли на пароход. Катруся и Павлусь расцеловались с Майей, с Нинушкой, с тётями, с Тарзаном… Пожали руки деду Тимоше и Евгению Ивановичу и обещали на будущий год обязательно приехать снова.
      — Держи крепче Тарзана, — сказала мама Майе, — а то он за нами проскочит на пароход!
      И правда, Тарзан рвался из Майиных рук к Катрусе и Павлусю. Но Майя крепко держала его за ошейник.
      Прощально загудел пароход, застучала машина, и между пароходом и пристанью начала шириться полоса воды. Стоя на палубе, мама, Катруся и Павлусь что есть силы махали руками и кричали:
      — До свиданья! До свиданья!
      И с пристани им тоже махали и кричали, а Тарзан без умолку заливался отчаянным лаем. Если бы, не Майя, которая крепко держала его, он, наверно, прыгнул бы в воду и кинулся бы вплавь догонять пароход. Прощай, Тарзан! Прощай, волшебный лес!.. Прощайте все!..
      Впереди Киев, папа, школа, новые заботы и новые радости!..

СКАЗКИ

Белая шубка

      Жил-был зайчик.
      Всех зайчиков обычно зовут Попрыгунчиками или Побегайчиками. Но этот зайчик был такой хвастун, что все звали его зайчик Выхваляйчик.
      Вот соберёт он около себя зайчат и начинает сам себя хвалить:
 
 
      — Я самый умный, я самый ловкий! Я бегаю быстрее всех, я прыгаю выше всех!
      Слушали, слушали его зайчата, а потом и говорят:
      — Надоела нам твоя похвальба, не хотим мы с тобой дружить! Живи себе один как знаешь!
      И убежали от него на другой край леса.
      — А мне ещё лучше, — сказал Выхваляйчик, — теперь, по крайней мере, никто меня с вами, с такой серой мелкотой, не спутает!
      Построил он себе хатку под зелёным кустиком и стал в ней жить.
      А надо вам сказать, что зайчик этот был совсем молоденький. Он только этой весной родился и ещё не знал, что после весны и лета бывает осень, а после осени — зима. Много чего он ещё не знал, но думал, что всё знает, и был очень доволен собой.
      Одно только не нравилось зайчику: почему это у него такая шубка — серая да неказистая? Пока было лето и всё вокруг зеленело, зайчик как-то отличался от травы и кустов. Но вот наступила осень. Всё в лесу пожелтело, пожухло. Трава завяла, с деревьев облетели листья, одни серые сучья торчат. Вот выйдет утром зайчик из хатки, крикнет белочке:
      — Эй, просмотри, белочка, какой я стал толстый да пушистый! Я толще и пушистей всех зайцев!
      А белочка с высокого дуба отвечает:
      — Ничего я не вижу! Тебя же, в твоей серой шубке, со всем незаметно среди жёлтых листьев и вялой травы!
      Ой, как это было зайчику досадно! Он же хотел, чтобы его все видели и все им любовались!
      А тем временем становилось всё холоднее. Наступала зима. Только зайчик ничего об этом не знал и даже не догадывался.
 
 
      И вот как-то раз проснулся Выхваляйчик утром, взглянул в зеркальце, чтобы усы подкрутить, да так и замер от удивления: вместо серой неказистой одёжки на нём теперь была новая шубка — белая-белая да блестящая!
      С радости зайчик подпрыгнул до самого потолка и запел во всё горло:
 
Что за шубка -
Просто прелесть!
Вот такую
Мне хотелось!
Белый мех,
Пушистый мех,
Я в лесу Нарядней всех!
 
      Стрелой выскочил зайчик из хатки, чтобы поскорей похвалиться перед белочкой, перед ежом и перед всеми лесными птицами своей новой шубкой. Уж теперь-то его каждый заметит даже издалека!
      Но что такое случилось в лесу? Выскочил зайчик из хатки и видит: всё вокруг белое, земля белая, кусты белые, деревья белые. И всё блестит на солнце так же, как глянцевитая зайчикова шубка. Вы, конечно, сразу поняли, что это снег выпал ночью, а зайчик Выхваляйчик ничего не понял: он ведь ещё никогда снега не видел.
      Прыгнул зайчик туда, сюда — везде всё белое.
      — Белочка, белочка, — закричал зайчик, но уже совсем не так задорно, как раньше, — посмотри, белочка, какая у меня новая белая шубка!
      А белочка выглянула из своего дупла на высоком дубе и отвечает:
      — Ничего я не вижу! Разве тут разберёшь, где твоя белая шубка, а где белый снег?
      И правда, зайчика нелегко было увидеть на снегу. Может, вы найдёте его на картинке и покажете белочке?
 
 
      Запечалился зайчик. Не хочет даже из хатки выходить. Всё равно никто его не замечает! На что же тогда красивый наряд, если им и похвалиться нельзя?
      А зима ещё не совсем установилась. Через несколько дней пригрело солнышко и первый снег растаял, будто и не было его. И снова стало всё серое, чёрное, жёлтое — и земля, и засохшие листья, и трава.
      Вот когда обрадовался зайчик Выхваляйчик! Вышел он в своей белой шубке, стал посреди полянки и красуется: поглядите, мол, люди добрые, на меня!
      Белочка поглядела и лапками всплеснула.
      — Ой, вижу, вижу! Вот это шубка, вот это хороша! А блестит, даже глазам больно!
      Вылез и ёжик из своей хатки. Он уже было улёгся спать на зиму, а как солнце пригрело, решил ещё подышать свежим воздухом. Увидел зайчика и только головой покачал.
      — Красива твоя шубка, что и говорить! Да не слишком ли заметна? — проворчал ёжик, снова ушёл в хатку и двери закрыл.
 
 
      Радостный, весёлый пошёл зайчик Выхваляйчик по лесу. Идёт, подскакивает и свою хвастливую песенку поёт:
 
Заяц необыкновенный -
Самый, самый я заметный!
Кто меня не замечает?
Пусть сейчас же отвечает!
 
      Сидел на дереве старый чёрный ворон. Такой старый, что уж совсем плохо видел от старости. Но хоть и плохо видел, а Выхваляйчика заметил сразу. Как его не заметишь — его белая новая шубка среди жёлтых листьев издалека видна!
      — Кра! — каркнул чёрный ворон. — Позавтракаю сейчас свежей зайчатинкой!
 
 
      Как услышал это зайчик Выхваляйчик, как бросился бежать! Еле убежал.
      Прибежал зайчик на берег речки, что протекала через лес. Сел на берегу, отдышался немного, да тут же и забыл про недавнюю опасность. Отряхнул свою белую шубку, подбодрился и только рот открыл, чтобы опять хвастаться, а новая беда уже тут как тут! Увидела его издали лисица.
      — Подождите минуточку, — сказала она своим лисятам, — сейчас я поймаю вот этого красавчика!
      И начала к нему подкрадываться.
 
 
      На счастье, хрустнула какая-то веточка, зайчик услышал, оглянулся, увидел лисицу — и бежать! Бежал, бежал, петлял меж кустами, через весь лес пробежал и выскочил на опушку.
      А тут прямо на него идёт охотник с ружьём.
      — Ого, — говорит, — какой белячок! Будет моей дочке хороший воротник!
      Да как прицелится, как стрельнёт!..
 
 
      Зайчик с перепугу через голову перекувырнулся и уж сам не помнит, как домчался до своей хатки. Запер дверцы, упал на постель и дрожит. Не до похвальбы уж ему!
      — Ой, — говорит, — где моя старая серая шубка! Такая она была неприметная! В ней легко было от всяких врагов схорониться!
      Но старой серой шубки не было. Ничего не поделаешь, придётся в новой белой ходить!..
      Каждый из вас понимает, что недаром зайчик жаловался. Но на дворе всё-таки была зима. Скоро выпал густой белый снег и теперь уж на долгие месяцы укрыл землю. И белая шубка как раз пригодилась!
      Бегает зайчик по снегу, ничего не боится. Никто его не замечает.
      «Пойду, — думает зайчик, — к другим зайчатам. Помогу им тоже белые шубки добыть: они очень удобны зимой!»
      Поскакал зайчик на другой край леса, нашёл зайчат, смотрит, а они все тоже в белых шубках!
      — Глядите! — кричат зайчата. — К нам Выхваляйчик пришёл!
      — Нет, — сказал зайчик, — не зовите меня Выхваляйчиком, а зови те Побегайчиком. Я никогда больше не буду хвастаться, и я очень хочу с вами дружить.
 
 
      Зайчата обрадовались, приняли его в свою компанию. И они все вместе стали играть и петь песенку:
 
Есть у каждого из нас
Шубка в самый-самый раз.
Шубка белая как снег,
Чтобы скрыться ото всех!
А летом не поленимся
И все переоденемся,
И пушистый серый мех
Зайца скроет ото всех!
И это вправду у зайцев так бывает.
 

Скок-Поскок

      В комнате было тихо. В углу спокойно сидели и стояли разные игрушки: две куклы, мишка, грузовик и кубики. Они ничего не делали и даже не разговаривали друг с дружкой.
      Вдруг, что такое — бум, брязь! — появился в комнате мячик и начал прыгать по полу. Прыгает и песню поёт:
 
Я скок-поскок!
Я красный бок!
И красный бок,
И синий бок,
Я упаду,
Но подскочу,
Лежать спокойно
Не хочу!
Я на земле…
Я в вышине…
Ничуть-ничуть
Не страшно мне!
Я не устал Ничуть-ничуть!
Опять, опять
Лечу, скачу!
 
      — Эй, друзья! Что это у вас так тихо? — крикнул мячик и подкатился к игрушкам. — Разве не скучно так сидеть? А ну, кто хочет со мной поиграть, попрыгать?!
 
 
      Мы не умеем прыгать, — ответили две куклы, мишка, грузовик и кубики.
      — Вот как… — сказал мячик. — Что ж, придётся мне по искать себе других товарищей, таких же весёлых, резвых и, главное, таких же круглых, как я! До свидания!
      И он подпрыгнул чуть не до самого потолка, а потом выскочил за дверь, на крыльцо.
      А там, на крыльце, на длинной нитке был привязан воздушный шарик — зелёный, прозрачный, блестящий. Он покачивался в воздухе, словно хотел улететь, но нитка его не пускала.
 
 
      — Добрый день, шарик! — крикнул мячик. — Я вижу, ты такой же блестящий и круглый, как я. Хочешь со мной дружить, вместе гулять-прыгать?
      И он подскочил так высоко, как только смог.
      — Нет, — ответил воздушный шарик, — мы с тобой сов сем не одинаковые, как же мы сможем дружить?
      И он закачался и запел:
 
Хоть высоко подпрыгнул ты,
Но вниз спустился с высоты.
А я на землю с высоты
Не упаду, как ты… как ты…
И в облака, и в синеву
Я уплыву… я уплыву…
Я полечу куда хочу,
Сейчас, сейчас
Я скроюсь с глаз…
Ах, если бы не проклятая нитка!
 
      Тут шарик закачался ещё сильнее и так сердито дёрнул нитку, что она сразу оборвалась! Шарик радостно блеснул на солнце и быстро поплыл вверх, вверх, вверх, пока совсем не исчез где-то в высоте.
      — Вот так так! — сказал мячик. — Был шарик — и нету!.. Нет, такие игры мне ни к чему. Я люблю прыгать, а не летать!
      И он спрыгнул по ступенькам вниз и покатился в сад. В саду на яблоне висели крупные краснобокие яблоки. Они были глянцевые, круглые и на вид очень весёлые. Мячик сразу их приметил и поскакал к ним.
 
 
      — Яблочки, яблочки! — крикнул он. — Прыгайте с дерева сюда, давайте играть вместе!
      — Нет! — ответили яблоки. — Нам совсем не хочется падать на землю, мы боимся отбить себе бока. Прыгай себе один!
 
Красит солнце нам бока,
И глядим мы свысока:
Мы висим высоко,
Наливаясь соком!
Мы блестим и пьём росу,
Мы собой прекрасны.
Не хотим лежать внизу!
Нет! Мы не согласны!
 
      — Что ж, не хотите, так и не надо! — сказал мячик и покатился дальше.
      За садом над речкой был огород. И там на одной грядке мячик издали увидел арбузы — большие, зелёные, полосатые, круглые арбузы. Они были совсем как большие мячи.
 
 
      «Вот это для меня самая подходящая компания!» — подумал мячик.
      Прискакал к арбузам и начал их уговаривать:
      — Не лежите на грядке! Прыгайте, как я! Вы такие же круглые, как я, такие же глянцевитые, как я! Вы должны со мной дружить!
      Но арбузы на это ответили не очень-то вежливо:
 
Мы — бутузы,
Мы — арбузы
С красным,
Сочным,
Сладким
Грузом,
Мы совсем не прыгуны!
Спелых зёрнышек полны,
Мы созрели,
Мы созрели!
Солнце жгло, но мы терпели!
Мы терпели жар и зной!
Ну, а ты — болтун пустой.
 
      — Вот как! Так вы еще ругаетесь? — обиделся мячик. — Да откуда вы знаете, что я пустой?
      Правду сказать, он и был пустой. Но ему совсем не нравилось, когда кто-нибудь об этом догадывался.
      — Гляди, какие мы гордые! — крикнул он арбузам. — Гордитесь неизвестно чем! А не прыгаете вы просто потому, что вас стебель держит. Ну и сидите себе на привязи, а я и один погуляю!
      И мячик поскакал по дорожке, к речке, и весело запел:
 
Я скок-поскок,
Я прыг да прыг!
Глядите все,
Как я скачу -
Куда хочу,
Когда хочу…
Скачу туда,
Скачу сюда
И буду прыгать я всегда!
 
      С этими словами он подпрыгнул как можно выше да и упал в речку!
      — А ну скачи, скачи теперь! — насмешливо сказала лягушка, что сидела на бережку и слышала мячикову песню. — Ты же сказал, что всё время скакать будешь!
 
 
      Мячик изо всех сил старался выпрыгнуть из воды, но ничего не получалось. Для того чтобы подпрыгнуть, ему надо было удариться обо что-нибудь твёрдое. А вода разве твёрдая? Вот она и подхватила его и понесла, и он только вертелся, кружился, а прыгнуть никак не мог.
      Сначала мячику было очень тревожно. Куда это вода несёт его? И неужели он больше никогда не сможет прыгать?
      Но вскоре мячик немного успокоился и огляделся. Он увидел, что быстрое течение несёт его около самого берега, где прямо в воду свисают ветки прибрежных кустов.
      «Вот подплыву к самой толстой ветке, ударюсь об неё и подпрыгну!» — подумал мячик. Тут же он и увидел такую ветку и что есть силы ударился об неё.
      Какой ужас!.. Мячик не заметил, что в этом самом месте на ветке торчал острый сучок. Этот сучок проткнул мячику бок, и в дырку хлынула вода.
      — Тону! Тону! Спасите! — лишь успел крикнуть бедняга и пошёл на дно.
      Тут, может, и конец пришёл бы весёлому прыгунчику… Но нет, он не пропал. В речке у берега были поставлены верши — это такие сети, которыми ловят рыбу. Вот в одну вершу и угодил наш незадачливый мячик.
      Лежит мячик в верше, тяжёлый, полный воды, и сам не знает, что же с ним будет дальше? А вокруг верши рыбки плавают туда-сюда и поют песенку.
 
Рыбка в речке плещет, кружит,
В речке можно вольно жить.
Разве ты не хочешь, мячик,
С нами, рыбками, дружить?
Что же, мячик, ты в печали?
Посмотри, как мы живём!
И от щуки, и от чайки
Врассыпную уплывём!
 
      И вдруг рыбки сразу метнулись врассыпную! Это зубастая щука услышала, как они поют, и вынырнула из самой глубокой глубины. Она увидела, что все рыбки исчезли, злобно щёлкнула острыми зубами и подплыла к мячику.
      «Теперь уж мне конец! — со страхом подумал мячик. — Съест меня зубастое чудовище!»
      Но тут он почувствовал, что кто-то тянет вершу наверх, из-под самого носа хищной рыбищи!.. Вот уж из воды вытащил, вот уже и кинул на песок…
      — Что это такое мне попалось? — удивился старый рыбак, наклонившись над вершей. — Да это же мячик! Уж не тот ли самый, что сегодня моему внучку .из города привезли?! Ну конечно, тот самый! А Дмитрик ещё с утра плачет, что мячик пропал!
 
 
      И вот очутился снова наш прыгун в комнате, где сидели и стояли разные игрушки: две куклы, мишка, грузовик и кубики. Они его сразу и не узнали, такой он стал жалкий, помятый и совсем не мог прыгать.
      Дмитриков дедушка вылил из мячика воду, высушил его, потом взял такой клей, который может клеить резиновые вещи, и заклеил дырку кусочком старой калоши. После этого мячик снова начал прыгать, только уж не так высоко. И теперь он уже больше не хвастался перед всеми и никуда не собирался убегать. Ему и тут было хорошо: все игрушки с ним подружились, а мальчик Дмитрик полюбил его и охотно с ним играл.
 

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10