Ёсь, или История о том, как не было, но могло бы быть

– Мне ничё не надо, – испуганно залепетал долговязый. – Можно я пойду? – и он, корчась от боли, стал привставать.

– Сиде-е-ть! – заорал Стален. Пассажиры вновь оглянулись в сторону троицы. Ёсиф одной рукой указал долговязому на место, а другой – пассажирам, что б отвернулись. Пассажиры отвернулись. Долговязый присел, держа обе руки в паху. По вагону тянуло водкой.

– Просто так, сцука, ты от меня не уйдешь, от меня еще никто не уходил, ты мне все расскажешь, что, где и как, – сжимая кулаки, протараторил Стален.

– Все, Ёся, ты мне надоел, хватит орать и драться, ты сам сядь и успокойся, может, человека прижало, знаешь, голод не тетка, – вмешалась Надя.

– А ты, плюгавый, что руки свои греешь в чужих котомках? – обратилась она к неудавшемуся вору. – Вот и напоролся на пику грузина, так что пеняй на себя, Ничего, до свадьбы заживет, аха-ха! – присвистнула Надя. – На вот тебе пирожок. – И она достала пирожок, только что обмусоленный руками воришки. Увидев пирожок, долговязый сглотнул слюну, забыл про боль и вцепился в пирожок. Жадными и рваными укусами съел его в три захода, вытаращив невозмутимые глаза на Надю.

– Однако. Смотри, Ёсиф, он совсем оголодал, а ты его чуть не зарезал, – она снова достала пирожок и протянула долговязому. Он снова жадно съел второй пирожок и запил поставленным перед ним компотом. Прожевав все, он заговорил:

– Позвольте представиться. Потомственный дворянин, сын учителя гимназии Фил Джежинский. Сейчас скитаюсь, по поездам ворую. Но получается плохо, потому и худой. Кличка на перегоне «Астроном», видимо, из-за роста, дети на перронах постоянно кричат «Дяденька, достань звездочку», вот и прозвали меня так. Окончил польскую гимназию, после сбежал от правосудия, предъявили за сестру. Якобы я ее пристрелил, но я не стрелял, ее мой братец завалил, а я помладше его, вот и взял все на себя.

– Маладец, джигит, извини, что погорячился, – с акцентом вставил Стален. – Продолжай, дАрогой, складно излагаешь.

– А что продолжать-то, я вам все в принципе рассказал, а можно мне еще пирожка? – он вопрошающе посмотрел на Надю.

– Да. Надюха, дай ему, дай, Пусть ест, мои тоже дай, а я водки выпью, – Ёсиф протянул руку к графину. И тут же получил удар ладонью по рукам от Пупской.

– Остынь, грузин, я сама знаю, кому давать, а кому наподдавать, – строго приказала Надежда и достала пирожок. – На-ка держи, Филя, может, и немного у нас провиданса, но мы люди нежадные. Надежда Константиновна Пупская, дворянка по роду, – гордо представилась она, вскинув вверх голову и пригладив вьющиеся каштановые волосы, – А это мой близкий, Ёсиф Стален, тоже в какой-то степени дворянин, с детства во дворе рос, ха-ха-ха.

– Полно тебе, Надюха, – обидевшись, засмущался Стален. – Все в этом паровозе едины, что дворяне, что миряне. А ты сколько по перегонам скитаешься? – осведомился Ёся.

– Годков пять будет, но все надоело, хочу уехать в столицу, там, говорят, жизнь настоящая, сытая и богатая. Только пока вот все собираюсь, но никак не доеду, – простонал Филя.

– Вы, Фил, странный человек, вы сами для себя решите, нужна вам эта столица, или вы всю жизнь по перегонам скитаться будете, – сказала Надя. – Мы с Ёсифом точно едем.

– Да нам терять нечего, – добавил Ёсиф, – я решил начать новую жизнь, как с чистого листа. Приеду в столицу, пойду учиться, вы вон какие ученые, а мне все самому постигать приходится.

– Молодец, Ёсиф, а что ж ты мне раньше, в Шушенке, об этом не говорил, что-то тебя там учеба не интересовала. Я же учительница, я б тебе преподала, – съязвила Надя.

– Надюха, ну, понимаешь, не до того мне было, не до науки, план я там вынашивал один, позже расскажу, видение мне было, – парировал Ёся.

– Знаю я твои видения, как что-то заметишь женское, так и виснешь в своем видении, небось и дело твое касалось баб или что связанного с ними, – ответила она.

– Нет, Надежда, не права ты в этот раз, я там, в ссылке, пообщался с кем надо и открыл в себе третий глаз. Сейчас ничего говорить не буду, позже. Слушай, Фил, а поехали с нами, нам ученые пригодятся, я это понял, что вы все, грамотеи, много чего нам безграмотным дать можете, – и он рукой вцепился в грудь Надежды.

– Дурак ты, Ёся, и уши холодные, – убирая руку, сказала Надя. – Да, Фил, поехали с нами в столицу, приедем, обустроимся, у меня тетя там живет, присмотримся к столице и решим, что будем делать.

Долговязый окончательно забыл про свою боль и нарисовал себе мысленную картину. Как он во фраке, и непременно с Надеждой, в ресторации, при свечах, пьет мадеру и целует ее руки. Дальше фантазии его на этом оборвались, и он соглашательски кивнул головой и добавил:

– Я согласен, вы мне сразу понравились, проникся я к вам, вы хорошие и добрые люди. С такими, как вы, можно, – протянул навстречу Сталену окровавленную руку для пожатия.

Стален брезгливо отстранился.

– Я, Фил, тоже согласен, нормальный ты пацан, а что худоват, так в столице мы тебя откормим, – убирая руки в карманы, согласился Стален.

– Ну, все решили, один за всех, и все за одного, – подытожила Надя. И вся троица по очереди с горла графинчика отпила водки.

Первая встреча с Троцкиным

Очнувшись в кресле, Стален осознал, что в раздумьях и воспоминаниях он и не заметил, как заснул и проспал около получаса. Сказывалась усталость. С ним, после подобных экспериментов с левитацией, такое случалось часто. И всегда по одному сценарию, он садился в кресло и засыпал, через полчаса просыпался, и голова обновлялась. Он достал из секретера трубку, насыпал табаку и закурил. Клубы дыма и терпкий запах древесины заполонили номер. Он любил курить, эта привычка пришла к нему незаметно, сначала он просто держал трубку меж зубов, ну а потом стал забивать табачку и покуривать, так и втянулся. Он курил смачно, глубоко вдыхая дым и с приятным наслаждением выпуская его на свободу. И настолько сроднился с этой привычкой, что все газеты, критикующие Страну Советов и его руководство, неизбежно изображали Ёсифа только с трубкой. Трубка мира, как ее называл сам Стален, стала неотъемлемой визитной карточкой гегемона. И когда проходили встречи на высшем уровне и все рассаживались за круглым столом переговоров, Стален доставал свою знаменитую трубку, подсыпал табачку, раскуривал и передавал ее по кругу. Это стало обязательным ритуалом при проведении встреч. И после того как трубка, сделав круг, возвращалась к ее владельцу, Стален начинал переговорный процесс. Он вставал, держа в одной руке трубку, а вторую держа в кармане брюк, и произносил:

– Ну что, уважаемые, покурили, вот и славненько. Теперь мы можем приступить к внешним вопросам. Если кто недокурил, не стесняйтесь, спрашивайте, я еще могу забить. Без трубки мира ни один вопрос не решить. У меня есть стойкое убеждение, что совместное курение при внешних встречах располагает к дружественному общению и помогает понять друг друга, исключая то недопонимание, которое возникает при употреблении напитков, содержащих алкоголь. Более того, алкоголь разобщает народы и губит связи. В моей стране, Стране Советов, с момента ее основания существует сухой закон. И взгляните, мой народ счастлив, трудолюбив, и доброжелателен. Ему не знакомы такие понятия, как депрессия, стресс, гнев и бессовестность. Так вот, уважаемые товарищи, примите в дар от нашей страны по курительному набору. – Затем всем присутствующим на переговорах девушки в спортивных купальниках, идеально облегающих красивые тела, приносили в подарок по курительному набору, выполненному в резной технике сибирских резчиков березы и украшенному кристаллами, ограненными на предприятиях ювелирного мастера Данилы Скварцовски, который заслужил уважение верхушки правящей партии тем, что сумел первым в Стране Советов подвергнуть огранке обычное стекло и довел качество продукции до невиданных высот ювелирного мастерства. Даже жены правителей не гнушались украшать себя стекляшками. Церемония заканчивалась новой обкуркой круглого стола, после чего всем присутствующим предлагали чай и сладости. Таким образом руководство страны располагало империалистические делегации к более откровенному диалогу. Что позволяло только что народившемуся новому строю и молодой республике занимать ведущую роль во внешней политике мира.

Докурив трубку, Ёсиф медленно встал из-за стола, достал из бокового кармана турбийон[7] работы Бреге, посмотрел на время, убедился в их точности, сравнив с показаниями стенных часов. Положил их обратно и вышел из номера. Пройдя мимо назойливого портье и минуя ледоизваяние, он снова очутился в городе. Стояла тридцативосьмиградусная жара. Город плавился на солнцепеке. Всевозможные торговые лавки предлагали туристам и горожанам свежевыжатые соки, прохладительные напитки, семечки. Стален решил, что погорячился, выйдя на улицу в костюме и с трубкой. Он вернулся, проскользнув мимо портье, и переоделся. На нем были шлепанцы, шорты и хлопковая рубашка-гавайка, а вместо трубки в руке он держал сигару. Он настолько преобразился, что, встреть его сейчас, Надежда подумала бы, что перед ней мексиканский мачо. Пройдя по затененной стороне одной из улиц города, он свернул в незнакомый переулок и твердым шагом устремился по нему вперед. Пройдя метров сто вглубь, он остановился, достал из кармана рубахи инструкцию, написанную самой Надеждой Пупской, определил номер дома и, взойдя по ступенькам вверх один этаж, три раза постучал. Выдержав паузу в две секунды, он повторил стук. Дверь отворилась, и дуновением сквозняка из глубины комнаты до него донеслось «входите». Ёсиф осторожно отодвинул занавес, висящий сразу после входной двери, и ступил внутрь. Квартира была устроена по всем мексиканским традициям, холл отсутствовал, посреди комнаты стоял обеденный стол, который окружали шесть стульев, задвинутые под него. На столе стояла ваза с фруктами, и графин воды со стаканом, и полевые цветы. Справа у стены расположился комод с шестью огромными выдвижными ящиками, над которым висело огромное зеркало, а слева у стены стояли два дивана, друг напротив друга, видимо предназначенные для вечерних бесед в кругу семьи. В конце комнаты стояли два кресла, повернутые сидушками к балкону, между ними находился журнально-кофейный столик и за одним из кресел находился человек. Ёсиф это понял по торчащей из-за спинки кресла макушки Льва. Мексиканским окликом «Ola, Лев!» он поприветствовал друга. Лев, в свою очередь, интеллигентно и учтиво, приподнявшись с кресла, кивком головы ответил на приветствие и жестом руки пригласил Сталена в кресло. Друзья обменялись рукопожатиями.

– Что, старина? Где остановился? Как Надежда? – картавя, спросил Троцкин.

Это был маленький тщедушный человек, с худощавым лицом, на котором красовались пышные усы, глаза его были прищурены и источали явную обеспокоенность ситуацией. Троцкин знал о приезде Сталена в город. Местные газеты после полетов Сталена над городом запестрели заголовками о пришествии и сошествии на землю мессии, и только Лев Троцкин знал истинную картину дел. Только он был посвящен в странную особенность гегемона. Поэтому, когда он услышал стук в свою дверь, он без сомнений догадался о пришествии к нему Ёсифа. Троцкин тоже обладал незаурядными способностями. И не только талантливого оратора и организатора, но и человека, обладающего древним искусством телекинеза[8]. Это позволяло ему, Льву, ограничивать тактильные контакты с членами партии и по возможности исключить принципы панибратских поцелуев при встречах на международном уровне. Он стал вроде серого кардинала для дела революции. Его идея террора и пороха стала находить все больше сподвижников. Поэтому, во избежание неконтролируемых последствий его мыслей, Надеждой Пупской было принято решение отстранить Льва от дел. И Троцкин был вынужден покинуть страну и скрыться в Мексике. Это был тот случай, когда расстояние имеет значение. Оставаться на евразийском материке было опасно. Вот он и поселился в тихом предместье Мехико, Койокане. Вообще знакомство с этой женщиной принесло ему только несчастье. Он вынужден был развестись с семьей. Троцкин, как и все мужчины революции, был влюблен в Надю. И не мог никак понять, почему Стален удостоился ее благосклонности, а он, Лев Троцкин, главный идеолог воплощения ее амбиций, нет. Почему после ссылки его в Мехико он довольствовался нечастыми звонками Нади, которые ограничивались расспросами о жизни, состоянии дел, здоровье и т. п. Но осознание того, что она опять позвонит, удерживало его от неконтролируемых глупостей. А самое главное, Лев четко понимал, что настанет его звездный час и Пупская призовет его в столицу, только он мог решить неразрешимое. Одного он не мог пока для себя понять, почему сам Стален приехал в Мексику, почему именно его послала Надя в Койокан. Он внутренне сжался, словно пружина, и насторожился.

Ёсиф учтиво присел в кресло и достал сигару. Он несколько раз прочитал инструкцию Нади и ясно представлял себе будущий ход переговоров.

– Хочу тебя успокоить, Лев, Надежда наша в порядке, мы ее все лелеем. В особенности я, – по-славянски ответил Стален. – Страну лихорадит, и с этим надо что-то делать. И что-то умеешь ты, а что-то и мы. Главное, вместе определить гидру контрреволюции и вовремя отсечь ей голову.

– Да, Ёсиф, ты совсем не изменился, вот только акцент твой куда-то пропал, странно, очень странно. Иногда у меня такое ощущение, что я говорю не со Сталеным, а с другим человеком, как это у тебя получается? – спросил Лев.

– Я и сам не знаю, временами у меня жуткий акцент, а временами чистый славянский, но это мне не мешает совсем. Да что мы обо мне-то все, ты-то как? Поди, скучаешь по Стране нашей, – Ёсиф ввернул первую фразу из инструкции и даже удивился своей шпионской выучке и четкому следованию инструкции.

– Я, дорогой друг, скучаю не только по стране и по вам с Надей скучаю, – лукаво произнес Троцкин.

– А скажи мне, Лёва, желаешь ли ты, вернуться в свой родной прайд. Так сказать, в логово нашей революции, и оставить чужбину навеки, – следуя инструкции, спросил его Стален. Разговор строился по нужному для Ёсифа сценарию, и он расслабленно закурил сигару. Клубы едкого сигарного дыма окутали комнату. Тщедушный Лев закашлялся и стал махать рукой перед собой, разгоняя дым. Стален, не обращая внимания на телодвижения собеседника, продолжил.

– Ну а коль так, то что тебя держит, собирай свои манатки и айда со мной в стАлицу, помощь твоя нам нужна, тОлант твой Араторский необходимо привлечь для борьбы с контрой.

– Ух, и быстр ты, Ёсь, и акцентик у тебя опять проявился, не волнуйся ты так, я сам понимаю, что без страны мне здесь долго не протянуть, но мне необходимо все взвесить и обдумать. Столь ответственный шаг впопыхах не совершают. Здесь я уже шестой год, и за это время у меня появились друзья и соратники, ученики-сподвижники, и женщина у меня есть, а это, Ёся, в нашем с тобой возрасте, немаловажно, – продолжая отмахивать дым, произнес Троцкин.

– Ого, эка ты, братец, и махнул. А что ж молчал, почему не говорил, что бабу себе завел. Если в деле замешана баба, то не быть добру, – Стален почесал затылок.

– Ну, во-первых, не баба, как ты выразился, а женщина, и она мексиканка, и она мне очень нравится, и попрошу не называть ее так. Это ты у себя в столице называй, как хочешь, а здешние дамочки привыкли, что их уважают. Во-вторых, она не в деле. И, в-третьих, Надя, как тебе известно, тоже женщина, и вон какую делюгу сделала, – Лев помахал в потолок указательным пальцем.

– Ладно, ладно извини. Что-то я не подумал, что ты у нас интеллигент. Но Надя же голова, это даже не женщина, – разговор отошел от инструкции, и Ёся начал теряться, как вести себя с этим Львом. Он втянул в легкие побольше дыма, чтобы сосредоточиться, и что было силы выпустил его. Комната погрузилась в пелену тумана. Он и сам не ожидал такого поворота, а когда выдохнул, то увидел, что ничего не видит, туман полностью застил комнату. Стален инстинктивно стал махать руками, пытаясь разогнать дымовую завесу. Когда дым рассеялся, кресло, на котором сидел Лев, было пустым, окно перед ним было открыто, и дым медленно улетал в него. На долю секунды ему показалось, что Лев вместе с дымом улетал в неизвестность окна. «Бред, – подумал Ёся, – он же не джинн, он Лев. Мистика, телекинез, не иначе». Только он закончил свою мысль, как в затененной части комнаты, напротив зеркала, дым самоорганизовался и образовал в воздухе еле уловимую надпись: «Я подумаю и сообщу». План переговоров был сорван. Стален вышел в переулок и направился в сторону отеля «Ледоруб».

Троцкин

Лев Давидович Троцкин родился в семье Давида Троцкина, когда у того уже было четверо детей. Семья еле-еле сводила концы с концами, и рождение пятого ребенка не входило в планы Давида. Поэтому семья решила, что, если выживет, то тому и быть. Назовут Лев, в честь царя зверей. И Лев оказался живуч и выжил. Мама Льва, Анна Троцкина, в девичестве Животноводова, происходила из древнего хутора животноводов, близ села Яновка Херсонской губернии, там и жила. Анна любила всех своих детей, но в неравной степени. Старшие дети были любимы больше, чем меньшие, потому что могли работать для семьи, тем самым принося больше пользы для жития Троцкиных. Младшие даже мешали развитию животноводства хутора, покуда отвлекали на себя часть рабочего времени. Семья держала свиньей и имела свой свинарник. А это было обременением для многодетной семьи. С раннего утра, с первой звездой, отец семейства будил старших, и они всей бригадой шли в свинарник, резали свиней, грузили туши на подводу, и матушка отправлялась на привоз Херсона торговать ими. От вырученных денег покупала крупу, сахар, молоко и диетическое мясо индейки для всей семьи. Все это повторялось изо дня в день. Таким образом, это и позволяло семье Троцкиных выживать в сложных экономических условиях. Село Яновка славилось своими животноводческими хуторами, и мясо с них пользовалось у зажиточных жителей Херсона высокой репутацией. Лев рос маленьким и тщедушным, еда в семье распределялась по старшинству, что позволяло старшим больше есть и быстрее расти, а младшим меньше и меньше. И если Лев, от природы обладающий чувством повышенной справедливости, пытался возразить, то обязательно получал подзатыльник. Поэтому маленькому Льву доставалось от всех понемногу. Но благодаря постоянному чувству голода и явной несправедливости, маленький Лев выработал в себе качество на расстоянии отнимать еду. Стоило ему только подумать, что он хочет сильно съесть ложку каши, как ложка сама опускалась в кашу и, набрав необходимое количество пищи, устремлялась в рот к Троцкину. Делал он это незаметно для всех, пока матушка возилась с братьями и сестрами, моя им руки перед едой. Так он впервые узнал о своей способности мысленно перемещать предметы в пространстве. О телекинезе. И позже, когда Лев пошел постигать науку в училище Св. Павла в Одессе, он частенько использовал телекинез в личных целях. По окончании училища Троцкин устроился работать в типографию своего кузена, где вступил в кружок идеологии марксизма-энгельсизма. Вся структура организации таких кружков была описана в труде Маркса Энгельса «Утопическая теория мира во всем мире». И вся прогрессивно мыслящая молодежь по всей стране строила кружки, где изучалась теория идеологии марксизма-энгельсизма. Члены кружка имели собственные клички. Троцкин тоже. Соратники звали его Перо., подчеркивая тем самым связь Льва с типографией. Именно с этого времени Лев стал воспитывать в себе льва, готового броситься в гущу борьбы за справедливость. Однако за участие в незаконных кружках дважды был сослан на каторгу. А в начале девятисотых был лишен всех гражданских прав. Вот тогда и проявилось чувство явной несправедливости в Троцкином увлечении. И он на основе учения марксизма-энгельсизма создает собственное течение – троцкинизм. В двух словах которое, можно изложить так.

Троцкин формулирует теорию, ставшую затем известной как теория перманентной революции. Эту теорию можно назвать одной из основных отличительных черт троцкинизма от других течений, ведущих свою политическую генеалогию от марксизма-энгельсизма. Одним из важнейших элементов теории перманентной революции является теория комбинированного развития. До девятисотых годов марксисты-энгельсисты рассматривали возможность осуществления социалистической революции только в развитых капиталистических странах. Согласно Троцкину в относительно развитых странах, таких как Страна Советов, – в которых совсем недавно начался процесс индустриализации и развития пролетариата, – возможно было совершить социалистическую революцию ввиду исторической неспособности буржуазии осуществить буржуазно-демократические требования.

При этом пролетариат не сможет осуществить социалистическую революцию, не заручившись поддержкой многомиллионного крестьянства. Установив свою власть, диктатуру, пролетариат должен будет приступить к доведению до конца аграрных преобразований. Другими словами, диктатура пролетариата станет орудием разрешения задач исторически запоздалой буржуазной революции. В дальнейшем пролетариат вынужден будет производить все более глубокие вторжения в отношения частной собственности вообще, то есть переходить на путь социалистических мероприятий. Однако установление диктатуры пролетариата в Стране не означает, что Страна способна к переходу к социализму.

Доведя до совершенства свою теорию, Троцкин создает международную организацию Коммунистического интернационала, сокращенно КомИнтерн. И становится во главе нее. Империалисты всего света, в одночасье, почувствовали угрозу, исходящую из Страны Советов и ответили ей своей теорией заговора НАДО (Новосветская Антитроцкина ДОктрина). Однако Троцкина это только подстегивает к активным действиям, и он продолжает активно внедрять свою идеологию в неокрепшие умы молодежи Одессы. Позже от столичных КомИнтерновцев получает предложение переехать в столицу, тем более что к этому времени Троцкин уже оброс международными связями и организациями, готовыми по первому зову Лёвы выложить несметные деньжищи на дело революции. И понимая это, Троцкин перебирается в столицу. Налаживает связь с местным КомИнтерном и становится во главе его. Параллельно Лев, используя свои ораторские способности, проводит определенную идеологию среди финансовых воротил города, и те соглашаются принимать на счета своих банков иностранные деньги и аккумулировать их в одном центре. В Центробанке. Так Лев создает подпольную сеть финансирования будущей революции. До встречи с Надей и Сталеным его разделяли путь от Столицы до Сибири и несколько месяцев плодотворного титанического труда на благо будущего Страны.

Один за всех, и все за одного

Паровоз медленно подкатил к перрону Николаевского вокзала столицы и, загудев паровым свистком, выпустил остаточный пар и замер. Вся честная компания, собрав свои пожитки, вышла в город. Моросил дождь и дул сильный ветер. Надежда почувствовала, как тысячи мелких иголочек прокалывают ее щеки. Волосы то и дело, взметались вверх и ниспадали вниз с частотой порывов ветра. Стален поднял руки к небу и прочитал исповедь о снисхождении Ленина к ним. Но Ленин не слышал его причитаний. Джежинский пытался своим призрачным телосложением защитить Надю от ветра и старался все время угадать его направление, перемещаясь то вправо, то влево.

– Перестань мельтешить, Филя, Ёся, хватит причитать, мальчики пойдемте, – смягчая интонацию, прикрикнула на них Пупская.

И вся троица устремилась вперед к светлому будущему.

Тетка Надежды жила на набережной реки Фонтан, недалеко от Государственной сберегательной кассы. Прибыв на место, троица бесцеремонно ворвалась в размеренную жизнь родственницы Пупской и разместилась в выделенной им комнате в ее пятикомнатной квартире. Тетя Пупской считалась женщиной зажиточной по столичным меркам. И тетей ее можно было назвать с натяжкой. Это была женщина в полном расцвете сил, бальзаковского возраста, с пышными формами и крупной попой. На Украине про таких говорят: «Визьмешь в рукы – маешь вэщь». Овдовев пять лет назад, она получила в наследство от мужа-генерала пятикомнатную квартиру, загородный домик на берегу Финского залива, близ Кронштадта[9], и фаэтон из двух кобыл с подземным денником в доме напротив реки Фонтан. Там же и жил возница. И еще – часть жалованья мужа в виде пенсии, выплачиваемой ей пожизненно. После смерти мужа она горевала месяц-другой, а затем стала вести роскошный образ жизни, благо пенсия позволяла. Она ездила по самым модным ресторациям, одевалась у лучших столичных модисток, крутила романы с юнцами-юнкерами и никогда не унывала. Ее звонкий смех доносился со всех увеселительных заведений города, и непременно при ней был молодой камер-юнкер с бутылкой шампанского наготове. Так она и жила беззаботно и весело, и ничего не предвещало перемен, пока на пороге не появилась Надя и два ее беспризорных друга. По-другому она их назвать и не смела.

Надежда приехала в полдень, позвонила в механический звонок, покрутив барашек звонка по часовой стрелке. Тетя решила, что случился пожар, потому как еще спала, после вчерашнего бала в доме генерала Безобразова, что на Сенной. И только такой оглушительный звонок мог предвещать что-то неопределенное. Приоткрыв глаза, она открыла дверь и удалилась в свою спальню, пальцем указывая место размещения, непрошеным гостям. Пока троица разбиралась, что к чему, она окончательно проснулась, умылась холодной водой, накинула полупрозрачный пеньюар и вышла во всей красе к своей племяннице. Ёсиф моментально завис в ступоре, глаза грузина стали наливаться багровыми реками, нижняя губа устремилась вниз, и по бороде стала скатываться слюна. Заметив метаморфозы, происходящие с возлюбленным, Надя легким движением руки поддала затрещину грузину. Да так, что губа, с характерным для нее звуком, сомкнулась, и слюна окончательно упала на пол.

– Не обращай внимания, тетя, он дикий, – оправдываясь, сказала Пупская.

– А это кто? – брезгливо осведомилась та.

– Это мой близкий друг Ёсиф Стален, я тебе о нем писала из Шушенки, и наш новый знакомый – дворянин Фил Джежинский, – указала рукой на Джежинского Надежда. Джежинский взял руку тети и, пригнувшись, поцеловал ее. Тетя хотела было одернуть ее, но воспитание, полученное до замужества, не позволило ей этого сделать.

– Я поняла, это твои друзья, значит. М-да, ты всегда отличалась у нас своеобразным вкусом, что и доказывает сие, – презрительно подытожила она. – И надолго ты в наши края?

– Я думаю, что да. Мы решили строить новую жизнь, и не только для себя, но и для тебя, тетя, для народа и для рабочего класса. Будем строить новый мир во всем мире, для всех людей, – с энтузиастом молодой бунтарки сказала Надя.

– Ну-с, меня моя жизнь вполне устраивает, и мне кажется, что не тем ты увлеклась, Надежда, все эти мальчики неформальной внешности до хорошего не доведут. Помнишь старую славянскую пословицу «Лучше книжку прочесть, чем с мальчишкой зажечь»? Ты, кстати, сейчас читаешь? Ты же так любила читать. – спросила тетя.

– Ой, тетя, вы меня совсем застыдили. Я, тетя, читаю и нахожу это дело занимательным, вот смотри, – и Надя достала Маркса Энгельса.

– О, ужас! Я так и знала, это сейчас, – она замялась в задумчивости, – бестселлер, я правильно выразилась? Сейчас вся столица читает этого немецкого идеолога. Я вообще сначала думала, что это два разных человека, пока меня один юнкер не просветил. Так и сказал: «Дорогая, никому и нигде, никогда не говори, что это два человека. Засмеют. Сейчас это самый читаемый и цитируемый автор Европы, его тиражи доходят до отметки в триста тысяч экземпляров. Лучше почитай его сама». И при следующей нашей встрече вручил мне этот фолиант.

– Ну, ты прочитала? – спросила Надежда.

– Ты что, Надь, я всякую ересь не читаю, вон в уборной лежит, я им разжигаю камин, когда холодает, ну-с и когда перебои с бумагой использую по назначению.

Надя пропустила сказанное мимо ушей и велела Ёсифу разместить весь скарб, привезенный из Шушенка, в дальней комнате, а также омыться в ванной и приготовиться к ужину. По пути следования к тете вся троица заглянула в продуктовую лавку и купила все необходимое для ужина. Утку, яблоки, мадеры две бутыли, чернослив, шампанского, орехи и халвы к чаю. Пока молодые принимали ванну и приводили себя в должный вид, тетя позвала соседку Клавдию Ивановну помочь ей по хозяйству. Она часто прибегала к помощи Клавдии Ивановны, поскольку сама хозяйство вести не умела, готовить тоже. При муже в доме всегда была собственная экономка, которая очень нравилась генералу и которая успевала следить за всем хозяйством, но после смерти ее как ветром сдуло, не смогла она оставаться без генерала. А тетя потихоньку стала приглашать соседку помогать ей, да та и втянулась и охотно откликалась на тетины просьбы. Клавдия Ивановна первым делом нашпиговала утку яблоками и черносливом и поставила ее в печь, нарезала буженины, достала из своих засолов огурчики и помидорчики, добавила на блюдо квашеной капусты с черемшой и выставила все на стол. Тетя принесла канделябры со свечами, водрузив рядом с капустой, зажгла их. Стол отсервировали столовым серебром и поставили хрустальные бокалы, по краям стола выставили мадеру и шампанское. Троица, приняв по очереди ванну, собралась к ужину. Надя по случаю встречи с родственницей надела платье, подаренное папой на восемнадцатилетие, выполненное в традиционной манере одежды для гимназисток Института благородных девиц. Это было строгое платье атональной расцветки, напоминающей цвет какао, с подолом ниже колен, под самое горло, с рукавами на три четверти и с белым жабо на груди. На талии сзади был завязан бант белого цвета, что придавало Надежде вид прилежной ученицы. Ёсиф надел то же самое, в чем приехал, т. к. другого не имел. Джежинский выискал в своей котомке шорты, прикрывающие коленки, добавил к ним гольфы доходящие до оных, туфли с заостренными носами, а наверх надел блузон, чем то напоминающий женский, с рюшечками на уровне горла, подстриг козлобородку, чем стал походить на художника. Тетя своим нарядом поразила даже видавшую виды Надю. Волосы были завиты и распущены, локоны ниспадали до плеч, и у височной части был приколот алюминиевый защипвиньетка с вплетенными в него декоративными розами. Платье жемчужного цвета имело огромное декольте, достигающее крайней части груди, едва сдерживая ее от выпадения, на груди висело ожерелье из перламутрового жемчуга, с камеей императрицы Екатерины. Руки ее были прикрыты гипюровыми перчатками, доходившими до локтей. Ёсиф при виде тети опять завис, пока не получил очередную затрещину от Нади.